**Глава 1: Пробуждение**
Деревня «Ветрогорье» утопала в предрассветной дымке, словно прячась от чужих глаз. Избы с соломенными крышами, почерневшими от времени, жались друг к другу, будто пытаясь согреться под холодным дыханием гор. Тропы, петляющие между огородов, терялись в тумане, а воздух был пропитан запахом хвои и дыма из печных труб — густого, как бабушкины сказки. На краю этого забытого богом места, в хижине с покосившимися ставнями и крышей, поросшей мхом, жила Элиана. Рыжие волосы, спутанные от ветра, зеленые глаза, будто вобравшие в себя цвет лесной чащи, и руки в царапинах от ежедневной работы в огороде — так её знали все. Сирота, воспитанная бабушкой Маргой, старухой с лицом, изрезанным морщинами глубже, чем тропы в горах.
— Эли, не забудь набрать кореньев у ручья, — проговорила Марга, раздувая угли в очаге. Её голос, хриплый от возраста, звучал как скрип старых дверей. Густая тень от кастрюли, висящей над огнем, плясала по стене, будто пытаясь вырваться из хижины. — Сегодня «Ночь Пустых Теней». Не задерживайся.
Элиана, завязывая платок под подбородком, усмехнулась, но пальцы её дрогнули, застегивая пряжку плаща.
— Опять суеверия? — она подошла к окну, отодвинула ставень и вдохнула влажный воздух, от которого запершило в горле. — Ты же сама говорила, что тени — это просто игра света.
— Игра, пока они не начинают играть с тобой, — Марга резко хлопнула заслонкой печи, и искры взметнулись вверх, осветив на мгновение её глаза — мутные, но острые, как лезвие. — Лес помнит. И те, кто в нем… тоже. Не смейся, дитя.
Элиана прикусила язык. Бабушкины предостережения всегда казались ей пережитками прошлого, но сегодня в её голосе дрожала нота, которую Элиана слышала лишь раз — когда Марга рассказывала о смерти её родителей.
— Почему ты никогда не говоришь правду? — вырвалось у Элианы, хотя она тут же пожалела о резкости. — Мать и отец… они ведь не просто «ушли в лес», да?
Марга замерла, её пальцы сжали край фартука так, что костяшки побелели.
— Ты слишком молода, чтобы понять, — прошипела она, но тут же смягчилась, опустив взгляд на тлеющие угли. — Они искали то, что лучше оставить спящим. И заплатили цену.
— Какую цену? — настаивала Элиана, чувствуя, как в груди закипает гнев. — Я имею право знать!
Старуха резко обернулась, и тень от её фигуры удлинилась, коснувшись потолка.
— Право? — её голос зазвучал холодно, как зимний ветер. — Права заканчиваются там, где начинается тьма. Собери коренья и вернись до заката. Или ты хочешь повторить их путь?
Элиана сглотнула ком в горле, но кивнула. Дверь захлопнулась за ней громче, чем нужно.
К полудню Элиана спустилась к ручью, чьи воды, холодные даже летом, журчали над камнями, словно перешептываясь. Солнце било в спину, но холодок под кожей не исчезал. Рядом, с корзинкой полной брусники, присела Дина, её подруга. Румяная, с косами толще канатов, она всегда смеялась громче всех на праздниках, но сейчас её лицо было бледным, как пепел.
— Слышала? — Дина бросила в воду камень, и круги поползли к берегу, смывая отражение сосен. — Вчера у мельницы Кельян клялся, что видел в лесу огни. Говорит, они танцевали, как ведьмы на костре. А потом… — она оглянулась, словно боясь, что кто-то подслушивает, — пропел жуткую песню на языке, которого никто не знал.
Элиана нахмурилась. Её пальцы непроизвольно сжали ветку шиповника, и колючки впились в ладонь, оставляя капли крови на коре.
— Ты веришь ему? — спросила она, стараясь звучать равнодушно, но сердце заколотилось, будто пытаясь вырваться из груди.
Дина фыркнула, но тут же передернула плечами, будто стряхивая невидимые лапы.
— Кельян? После праздника урожая он готов и лунного зайца принять за приз
