Николай Васильевич Успенский
ЗМЕЙ
«Змей» — рассказ выдающегося русского писателя Николая Васильевича Успенского (1837–1889). ***
Настоящая беда приключилась с сельской красавицей Апроськой: в дом ее по ночам проникает страшный гость…
Другими известными произведениями писателя являются «Грушка», «Хорошее житье», «Сельская аптека», «Деревенская газета», «Обоз», «Ночь под светлый день» и «Декалов».
Центральная тема произведений Николая Васильевича Успенского — бесправие и нищета крестьянского населения в дореформенной России.
В ветхой избенке, стоявшей на краю одного уездного города, в ненастный осенний вечер, при свете ночника, сидели за ужином два молодых парня. Они только что пришли с бочарной работы и, как видно, сильно проголодались, потому что ели с большим усердием, хотя ужин их состоял из одной тюри, которую приготовляла грязная баба, сидевшая в углу избы с поникшей головою. Один из работников был худ, бледен, однакож не угрюм, и имел на вид не больше восемнадцати лет; другой несколько постарше, с открытым, полным лицом и слегка смеющимися глазами. Они рассказывали друг другу, сколько выручили за день капиталу, в какие заходили дома, какую сбивали посуду и проч.
Между тем под окном шумел проливной дождь, в трубе завывал и посвистывал ветер, на всю избу звенели дрожавшие стекла. Работники порою замолкали и прислушивались к дождю.
— Как хлещет! — говорил один из них.
— Да, малый, — задумчиво отвечал другой.
Затем снова начинались разговоры. А сидевшая в углу баба продолжала дремать, покачиваясь взад и вперед.
— Тетка Арина! — обращаясь к бабе, проговорил старший малый, — не знаешь, хозяин дома?
— Чего?
— Хозяин дома?
Баба зевнула, потянулась и пробормотала:
— Господи Иисусе Христе… не знаю… Кажись, ушел куда-то. А-а-а… — опять зазевала она и почесала у себя правый висок, запустив пальцы под головную тряпицу.
— А что, тетка Арина, нет ли у тебя другого какого хлёбова[1]? тюрю-то, слышь, ели, ели, ажно вспотели.
— Какого там тебе хлёбова! Ишь что выдумал: дай ему хлёбова… Где я возьму?
— Ну, так нечего, верно, попусту сидеть. Ступай, собирай со стола.
Работники вышли из-за стола, помолились образам и поблагодарили за хлеб за соль бабу, которая, поправляя на своем затылке съехавшую повязку, медленно подошла к столу, позевала немножко и начала сбирать посуду.
— Тетка Арина! ты бы нам когда-нибудь теста наварила, — сказал старший малый, стоя позади бабы и застегивая ворот своей рубашки.
— Чуден ты, Иван, право слово. Ты какой-то неразумный: теста, вишь, ему навари. Хозяйка я, что ли? Кабы я хозяйка была? их! я сама жру не лучше вашего: часом с квасом, порой с водой.
Иван проворно повернулся и пошел к печи, чуть-чуть напевая, как бы про себя:
«Тетушка Арина, ты б нам тестица сварила».
— Семен! пойдем на печь, — сказал он товарищу, — ноне я тебе расскажу сказку, волос дыбом станет; такая занятная, пропади она. Давеча, братец ты мой, иду по Воронежской улице и кричу: «Обручи набив-а-а-ать». А сам думаю: «Эх, забыл сказать Сеньке одну сказку; беспременно, мол, вечером скажу».
— Ну, рассказывай, рассказывай, — проговорил Семен, почесывая обеими руками свой живот, — да смотри, хорошенько.
— Уж отзвоню такую лихорадку — любо! Полезай на печку.
— Погоди маленько, дай напиться, сейчас…
В углу избы зазвенел жестяной ковшик. Чер
