Погибель Империи. Наша история 1965–1993. Похмелье
История российского и советского ХХ века переписывалась многократно. И прошлыми поколениями, и уже на наших глазах.
Отрезок советской истории, начавшийся с приходом к власти Брежнева, хочется сравнить с пенсией в жизни человека. Все течёт само по себе, все поглощены собой, своими простыми запросами, есть время и книжки почитать, и в кино сходить, на работе никто не напрягается, к очередям за всем подряд привыкли, но сыты. Такой спокойной жизни никогда не было. О будущем никто не задумывается. И нет никаких предчувствий, что это сонное время оборвется.
Все изменится вдруг. Окажется, что есть политика, что наше прошлое от нас скрывали, что мы недовольны своей жизнью и хотим перемен. Но мы не знаем и не понимаем, как дорого и долго предстоит расплачиваться за наши заблуждения в ХХ веке.
В книге представлены документальные свидетельства эпохи: фрагменты дневников, воспоминаний, писем и интервью действующих лиц.
Отрезок советской истории, начавшийся с приходом к власти Брежнева, хочется сравнить с пенсией в жизни человека. Все течёт само по себе, все поглощены собой, своими простыми запросами, есть время и книжки почитать, и в кино сходить, на работе никто не напрягается, к очередям за всем подряд привыкли, но сыты. Такой спокойной жизни никогда не было. О будущем никто не задумывается. И нет никаких предчувствий, что это сонное время оборвется.
Все изменится вдруг. Окажется, что есть политика, что наше прошлое от нас скрывали, что мы недовольны своей жизнью и хотим перемен. Но мы не знаем и не понимаем, как дорого и долго предстоит расплачиваться за наши заблуждения в ХХ веке.
В книге представлены документальные свидетельства эпохи: фрагменты дневников, воспоминаний, писем и интервью действующих лиц.
Пікірлер2
Дәйексөздер284
Жена сапожника, живущего теперь в нашем доме, недавно дала мне детскую карточку на обед.
После окончания политического кризиса в 93-м эта элита нацеливается на возврат к совсем недавней, привычной советской подковерной системе принятия решений. Эта система необыкновенно востребована при разделе собственности. Троцкий еще в 30-е годы объяснил: положение бюрократии неустойчиво, можно лишиться должности, а с ней и привилегий. Поэтому номенклатура «будет искать для себя опоры в имущественных отношениях», она захочет совместить власть с частной собственностью. Если получится – она превратится в новый, самый мощный имущий класс.
За стенами барака и этого равенства не было. Мать Ельцина, Клавдия Васильевна, вспоминает: в магазинах, где отоваривались продуктовые карточки, было два отдела – для населения и для начальства. Даже во время войны. В отделе для всех давали непросеянную муку, прогорклое масло, редко рыбу. В другую секцию народ не пускали. Клавдия Васильевна вспоминает, что ее сын пролез в этот особый отдел и увидел там сыр, белый хлеб и американскую тушенку. После этого сказал: «Мама, несмотря ни на что, я буду начальником».
