Глава 1. Нежданный гость
Париж, особняк семьи де Вермон, март 1798 г.
Мадлен бросила полный отчаяния взгляд в окно гостиной. Весенний Париж утопал в рассветной дымке. Жизнь города уже начинала свой привычный ход: со скрипом открывались ставни лавок, на улицы высыпали разносчики и торговки. Но в душе девушки царили мрак и смятение.
Некогда роскошный особняк де Вермонов в предместье Сен-Жермен, гордость семьи, хранил следы былого величия. Потертый паркет, драпировки с въевшейся пылью, тусклые отблески давно не чищенной бронзы и начищенного до блеска серебра. Все здесь напоминало о прежней жизни — беззаботной, полной балов, развлечений и intrigues de la cour (придворных интриг).
Но революция безжалостно разрушила прежний мир. Мадлен пришлось слишком рано повзрослеть. В одночасье она лишилась родителей, статуса, богатства. Восемнадцатилетняя аристократка в одиночку несла бремя заботы о поместье, слугах, оставшихся верными семье, младших брате и сестре. И, похоже, груз этот становился непосильным.
— Мадемуазель, мы на грани разорения, — сухо констатировал месье Андре, поверенный в делах ее покойного отца и ныне — ее единственный советчик. Он методично просматривал счета и реестры на массивном дубовом столе. — Денег в казне почти не осталось. Налоги, подати, долги — всё это требует уплаты. Единственный выход — продать поместье Вермон в Нормандии и землю. Иначе нас ждет полное разорение.
Мадлен болезненно поморщилась и подошла к мраморному камину. Одна мысль о том, что родовое гнездо придется продать, вызывала у нее почти физическую боль. Столько воспоминаний было связано с Вермоном: счастливые летние месяцы, уроки верховой езды, первый бал в роскошной анфиладе залов… Девушка словно наяву увидела покойную матушку — изящную, улыбающуюся, в ореоле золотистых волос. На глаза невольно навернулись слезы.
Но Мадлен привыкла скрывать слабость. Она расправила плечи и с деланным спокойствием произнесла:
— Я не могу допустить продажи Вермона, месье Андре. Должен быть другой выход. Займы, сокращение расходов, да что угодно! Поместье — единственное, что осталось у нас от прежней жизни. Я сохраню его любой ценой.
Месье Андре лишь покачал головой:
— Кредиторы больше не дадут отсрочки, мадемуазель. Ни один банкир не согласится ссужать деньги опальной аристократической семье. Послереволюционная Франция не слишком жалует бывших дворян. Боюсь, продажа Вермона — наша последняя надежда.
Его слова повисли в воздухе. Мадлен стиснула зубы, пытаясь