2

Чик!

Джанет увидела в зеркале, как на ее ярко-алых губах заиграла кривая улыбка, подчеркивающая теплый смуглый цвет кожи. Все еще злясь на отца, девушка нахмурила брови, и ее глаза потемнели от кипучего гнева.

Вжик!

– Скоро съедутся гости!

Чик!

– Надень что-нибудь поприличней и, ради бога, приведи в порядок волосы!

Вжик!

«Может, просто сказать ему, что у меня очередной приступ?

О нет, папа, я опять упала в обморок… Вот так взяла и брякнулась с кровати прямо в своей треклятой комнате».

ЧИК!

«Надо смотаться из этого чертового дома. Немедленно!»

Из-под растрепанных пучков волос, торчащих из ее свежеостриженной головы, карие глаза Джанет с любопытством оглядывали «новую» себя.

– Что ж, – прошептала она. – Возможно, не мешало найти более подходящую машинку для стрижки. Папочка небось взвоет, когда увидит меня в таком виде.

Ножницы она положила на мраморную доску перед туалетным столиком, дивясь невиданному количеству того, что ее сейчас окружало. На плюшевом ковре возле ног топорщился целый холмик того, что еще минуту назад было густыми черными волосами, которые она носила столько, сколько себя помнила.

«Интересно, что бы сказала мама.

Это если бы я вообще знала, кто она такая. То есть если я ВООБЩЕ когда-нибудь с ней встречусь…»

Джанет встала и натянула кожаную курточку. Куртка была новой, черной и слегка великоватой, но Джанет нравилось, как она выглядела. А особенно, какое ощущение она ей придавала.

Снова посмотрев в зеркало, Джанет с восторгом увидела там молодую девушку, вызывающе уставившуюся на нее из тусклой, безжизненной комнаты с тяжелой мебелью из темного дерева, кремовыми стенами и кроватью под балдахином, которая всегда занимала больше места, чем следовало. В этой самой комнате Джанет прожила всю свою жизнь, даже не прикладывая руку к тому, как она выглядела.

«Этот ублюдок все еще думает, что я его маленькая девочка!»

Их последняя ссора началась с того, как Джанет, вернувшись домой, обнаружила, что ее новая картина исчезла со своего места на стене ее спальни. Несколькими днями ранее она шарилась на чердаке, разбирая нагромождение коробок в бесконечных поисках каких-нибудь следов своей матери, и обнаружила небольшую картину, обернутую несколькими слоями пыльной ткани, среди кучи бессмысленных безделушек. Аккуратно размотав матерчатую обертку, Джанет поразилась увиденному и немедленно поместила холст над своей кроватью, заменив унылую абстракцию, которая исконно там висела.

Новая красочная картина действовала на нее благотворно, с ней хорошо засыпалось, и этим утром при виде нее губы Джанет тронула улыбка. И вдруг ни с того ни с сего картина исчезла. По какой-то причине она привела в бешенство ее отца, что само по себе было приятно. Однако ярость, исказившая его лицо, когда Джанет упрекнула его в «похищении», удивила даже ее. В ответ на требование вернуть картину отец прогремел:

– Эта картина, начать с того, была не твоя!

– Но я…

– Говорить тут не о чем! Я ее уничтожил.

– Уничтожил?

Вскоре они уже безудержно вопили друг на друга.

В очередной раз.

Спор наконец закончился, когда Джанет хлопнула за собой дверью отцовского кабинета сразу после того, как отец потребовал, чтобы она привела себя в порядок к его званому ужину.

«Я мирилась со всем этим дерьмом целую вечность, хватит это терпеть!»

Она взглянула на широкое эркерное окно, занимающее почти всю дальнюю стену спальни. Если бы не кромешная тьма на улице, там бы виднелся тщательно обихоженный простор отцовского поместья, которое в последние годы больше ощущалось тюрьмой, чем домом.

«Если я останусь здесь, то никогда не вырасту. Никогда. ВООБЩЕ никогда!»

Сердитый, нетерпеливый взгляд Джанет остановился на насквозь знакомой картине, снова висящей сбоку от ее огромной бежевой кровати.

«Тоска. Как это меня достало!»

На том новом полотне была изображена крохотная фигурка рыцаря в причудливых доспехах на фоне пейзажа, исполненного невероятных красок, что мерцали под мягким сумеречным небом в блестках бесчисленной россыпи звезд. Ей так страстно желалось стать частью той красоты.

«Да пошел ты, папочка!»

Безотчетным движением Джанет подалась вперед, нагнулась и сгребла жесткие спутанные пряди состриженных волос в мусорную корзину, которую держала под мышкой. Повернувшись, она направилась к двери и там замерла. Свободная рука на секунду зависла над выключателем.

– Прощай, комната, – шепнула Джанет перед тем, как погрузить ее в темноту.

Стараясь выглядеть увереннее, чем есть на самом деле, Джанет последовала на доносившийся снизу мерный гул разговоров и поспешила по широкой винтовой лестнице туда, где у отца на первом этаже проходила вечеринка из разряда «официальных». Перед тем как войти в большой зал, девушка слегка замешкалась и заглянула внутрь, как будто за дверьми таилась какая-то коварная чужеродная среда, которой вечеринка, собственно, и являлась.

Высокий сводчатый купол зала возвышался над изысканной меблировкой и богатыми панелями стен, на которых через определенные интервалы располагались яркие абстракции в рамах из блестящего металла. Зал заполоняли элегантные молодые мужчины и женщины. В отличие от Джанет они были облачены в приличные вечерние костюмы – мужчины в смокингах, а женщины в дорогих на вид платьях, напоминающих мантии.

«Небось, каждая тянет больше месячной зарплаты».

Отец стоял посреди людного зала, непринужденно развлекая своих гостей. Джон Рэйвенскрофт был высок и по-прежнему статен, хотя уже склонялся в сторону полноты; от него все так же исходила необузданная энергия, замешанная на естественном ощущении своего превосходства. Когда Джанет наконец прошла к нему через толпу, его взгляд сразу же упал на ее свежеостриженные волосы.

Он раздраженно вздохнул:

– Джанет, ну что ты вытворила на этот раз?

На что она ответила:

– Ничего такого, чего не пора было сделать давным-давно.

Затем его глаза прошлись по ее курточке, рваным джинсам и алому слогану на черной футболке: «Just do it».

Лицо отца исказила еще большая угрюмость.

Большинство гостей, так или иначе наслышанных об экстравагантных выходках Джанет Рэйвенскрофт, нервно отступали в сторону, позволив ей беспрепятственно пройти к отцу, держа смуглое лицо чуть внаклонку. Подойдя к нему настолько, что почувствовался запах его одеколона, Джанет воскликнула:

– Это тебе! Тебе всегда так нравилось…

И разом высыпала содержимое корзины на его затейливо украшенные итальянские кожаные туфли. Остриженные волосы рассыпались по ковру возле его ног. Посмотрев вниз, Рэйвенскрофт-старший негодующе хмыкнул и сделал шаг назад, сбрасывая темные жесткие пряди. А когда поднял глаза, то увидел улыбку дочери, а затем пущенную на пол мусорную корзину, которая упала на ковер с глухим стуком, подчеркивая сердитость ее возгласа:

– Считай это прощальным подарком, дражайший папочка!

Джанет повернулась и выбежала из зала, пересекла помпезный вестибюль и вышла через парадную дверь, небрежно оставив ее открытой. Рядом с подъездной дорожкой тесным кольцом стояли мужчины и женщины, вышедшие на холодный осенний воздух покурить. Они с любопытством проводили взглядами Джанет, которая запрыгнула в свою машину – припаркованный в самом конце стоянки красный «феррари» с откидным верхом. Ключи уже были в замке зажигания, поэтому она лишь завела двигатель, включила передачу и устремилась по длинной подъездной дорожке к массивным воротам въезда в поместье Рэйвенскрофта.

Ворота были открыты, пропуская кого-то из припозднившихся гостей. Джанет пронеслась мимо напуганного водителя на длинную подъездную аллею, которая выходила на людную улицу.

В зеркале заднего вида девушка увидела своего отца со вскинутой рукой. Можно было представить, как он там кричит:

– Джанет, вернись сию же минуту!

Она качнула головой, с приятной непривычностью ощущая прохладу ночного воздуха, обдувающего ее остриженную голову, и выкрикнула через плечо так громко, как только могла:

– Да ни за что на свете!

3

Несколько часов спустя Джанет нетвердой походкой брела по пустынной улочке в центре Инвернесса. По обе стороны тянулись припаркованные машины, а за ними стояли обшарпанные дома с конторами и магазинчиками на первых этажах, плотно запертыми в столь позднее время. Время от времени сверху наплывали пятна света от уличных фонарей, напитывая городской пейзаж своей хилой натриевой желтизной. Ночной холодок сдабривала вонь от непомерного числа переполненных баков. Не глядя по сторонам, Джанет вела углубленную одностороннюю беседу с каждой из припаркованных вокруг машин.

«Перебрала чутка. Алкашка из меня совсем никудышная. Ну и пойло… бррр! В основном…»

На лице Джанет тенью отразилась улыбка, и без напускной хмурости ее черты сразу же смягчились.

«Кажется, плеснула кому-то в мордашку? Ничего. Папиному подручному даже полезно. Он-то думал, что отвезет меня обратно в замок для моего же блага. Как пить дать. Вот я и дала ему хлебнуть».

Джанет с сожалением погладила продранный рукав своей новой кожанки.

«Здорово я от него ноги сделала, прямо из окошка в сортире».

С нетрезвым смешком она подошла к глянцевому спортивному авто и села на капот, слегка его прогнув. Джанет накренилась к машине, припаркованной рядом с ее «феррари», и прошептала:

– Ха! Да ладно. Это ж мое, подарок от дорогого папика, разве не понятно? Взяточка, больше похожая на…

Джанет затуманенным взглядом оглядела тусклое сияние раскинувшегося вокруг города и вздохнула.

– Уродливый, как не знаю что, весь как есть.

Затем она уставилась в маслянистую лужу непосредственно у себя под ногами и, ловя в ней изменчивую рябь отражения уличного фонаря, снова вздохнула.

– Хотя чего уж тут. Здесь я живу… уже привыкла.

В эту секунду раздалось громкое, настойчивое жужжание. Кусочек из ее любимой на сегодня песни звучал из внутреннего кармана куртки, растворяясь в ночном воздухе. Джанет нащупала мобильный и прищурилась, вглядываясь в экран:

– Ого. Какой сюрприз. Послание от его высочества.

Приложив руку ко лбу, она изобразила притворный обморок: «Вернись. Возвращайся домой. Я сделаю для тебя все, дочь, только вернись».

Даже не глядя на экран, Джанет продолжала отвечать на отправленную отцом эсэмэску голосом все более высоким и громким по мере того, как наружу вырывались сбивчивые мысли:

– Зачем ты забрал мою картину, старик?! Скажи, зачем? Тебе и ответить нечего. Ну а как насчет нескольких добрых словечек? Может, обнимемся на ночь? Или просто побудь рядом, когда я в этом нуждаюсь. Так нет же. – Она понизила голос, изображая голос отца: – «Нет, этого я не могу, дорогуша, я занят!» Тогда будь добр, скажи, где моя мать? Придурок!

Она сердито смахнула со щеки слезу.

«Я просто хочу ее увидеть… Хочу поговорить со своей собственной, черт возьми, матерью… Мне так много нужно ей рассказать. Только из-за моего отца этому никогда не бывать!

По крайней мере, я почти уверена, что она все еще жива. Если бы с мамой случилось что-нибудь серьезное, он бы ведь сказал? Разве нет?»

Подняв лицо, Джанет выкрикнула в ночной воздух:

– Отец, ты бы ведь об этом мне сказал, разве нет? Разве нет?!

Внезапно ее внутренний монолог прервал шершавый голос:

– Эй. Глянь, какая смугляшка нам досталась.

Джанет соскользнула на тротуар и, неловко обернувшись, увидела, что к ней приближаются двое парней.

– У тебя какие-то терки с твоим стариком, лапуля?

Ближайший уличный фонарь ясно высветил их обоих. У первого, с неказистым ирокезом, череп густо покрывали партаки, исчезая под облезлым кожаном. Второй был дылдой с лоснистой иссиня-черной кожей и кадыком таким острым, что впору им что-нибудь резать – например, бумагу. Длинные дреды кое-как заправлены под мешковатую шерстяную шапку.

«Боже, Джанет, как же ты их не заметила!»

Страх и адреналин вмиг разорвали плотную завесу алкоголя, гасившую до этого мысли.

«Сейчас бы сюда одного из папиных помощников… Только ты ведь бросила его в баре!»

Дылда с грязными дредами осклабился, обнажив во рту пеньки зубов. Он подался к Джанет, обдав ее затхлым перегаром.

– О, телефончик-то симпотный.

– И правда клевый, – хихикнул его напарник

– Сейчас, наверно, уронишь. Дай лучше сюда.

– У нас тут надежней.

– Да и сама давай к нам…

Джанет словно в ступоре наблюдала, как дылда небрежно подносит к ее лицу длинное лезвие, остро сверкнувшее в свете фонаря. А у его напарника в кулаке вдруг объявилась монтировка.

Джанет отчаянно подкинула вверх свой мобильный и, рванувшись, во весь дух припустила по улице, лихорадочно нащупывая в сумочке баллончик «перечника», а еще лучше ножик, который обычно таскала с собой.

«Они где-то здесь… Вот же лежали…»

Казалось, подкинутый телефон отвлек ублюдков, но уже скоро за спиной послышался быстро приближающийся перестук их ботинок по тротуару. Еще немного, и от них уже не скрыться. Джанет яростно перебирала содержимое сумочки. Наконец, отодвинув в сторону ключи от машины, она нащупала спасительный «перечник».

«Вот!»

Спеша вытащить баллончик, Джанет на бегу свернула за угол и буквально врезалась в молодого человека, сидящего на здоровенном мотоцикле. «Винсент Блэк Лайтнинг 1952». Его мотор нетерпеливо урчал. Водитель выровнял махину и улыбнулся Джанет, глубоко вглядываясь в ее темно-карие глаза.

Джанет же, не в силах оторвать взгляда, вдруг позабыла об опасности, таящейся в неприглядном городском пейзаже; мир вокруг словно сместился со своей оси. Утопая в мягком взгляде этого человека, она впервые в жизни ощутила себя в полной безопасности.

При этом ей безотчетно вспомнился рыцарь с похищенной картины.

«Надо же. Похож как две капли…»

В это мгновение стук тяжелых каблуков за спиной рывком вернул ее в мир, полный ночных громил и равнодушных отцов. Красавец на мотоцикле, однако, не обращал на ее преследователей никакого внимания. По-прежнему не сводя с Джанет глаз, он широко улыбнулся и произнес:

– Мой благородный конь к вашим услугам! Соблаговолите?

Джанет инстинктивно вспрыгнула на сиденье, крепко обхватив талию молодого человека. Мотор взревел, и железный конь безудержно пронесся между двумя преследователями, разгоняясь вверх по улице.

Выгнув шею, Джанет смотрела, как незадачливые воры быстро уменьшаются в размерах; из горла у нее вырвался радостный, залихватски-победный вопль.

Внезапно впереди из-за припаркованных машин выскочил кто-то коренастый – прямо на мотоцикл, пытаясь на лету схватить Джанет. Но ее все еще безымянный спаситель сноровисто вильнул в сторону, накренив своего коня, и легко обогнул протянутые руки злоумышленника. Когда тот споткнулся и упал на колени, Джанет узнала в нем охранника, от которого сбежала ранее в баре, и радостно выкрикнула:

– Быстрей! Гони!

Мощный железный скакун на скорости пронесся между несколькими встречными автомобилями, унося своих седоков к безопасности. Все еще смеясь, Джанет повернулась к своему спасителю и несколько мгновений изучала его профиль, когда он сам повернулся посмотреть на нее. Тогда же она увидела, что его кожаный шлем не похож ни на один тех, что она видела прежде. Искусно выполненный, он плотно облегал голову и был открыт над глазами и ртом, больше походя на убранство средневекового рыцаря, чем на обычный громоздкий шлем байкера.

Спаситель заговорил достаточно громко, так что было слышно сквозь бодрящий шум дороги и ветра:

– Куда велите вас доставить?

Уютно припав щекой к спине его плаща, Джанет расслабилась. Плащ сладковато пах неизвестными травами, которые успокаивали ее взбудораженные нервы. Лицо Джанет расплылось в задумчивой улыбке, и она бесхитростно сказала:

– Езжай. Просто езжай, и все.

– С превеликим удовольствием.

4

Мотоцикл скользил мимо ярких огней встречных машин, а хладная свежесть ветра обдувала оголенную кожу головы. Джанет чувствовала, как ее прежняя жизнь растворяется, исчезает. В это мгновение она была уверена, что все будет хорошо.

«Но ведь это безумие. Я даже не знаю, кто этот человек и куда он меня везет!»

Крепко обвив руками талию своего спасителя, она исподтишка его рассмотрела. С первого взгляда он казался достаточно красивым: яркие темные глаза, высокие скулы. На рукавах его длинного кожаного плаща, хлопающего, будто крылья ворона, трепетали от ветра кружевные манжеты. Из-под кожаного шлема выбивались длинные темно-каштановые волосы, стянутые сзади красной шелковой лентой. Внезапно сердце Джанет екнуло, и ей пришлось унять в себе мысль о том, как выглядели бы эти волосы, не сдерживай их лента.

«Вот же черт, я пропала в его взгляде, словно в омуте, и никак не могу выбраться…»

Город остался далеко позади, и мотоциклист наконец остановился на краю поросшей вереском пустоши и заглушил двигатель. Справа по ходу едва угадывался смутный изгиб древнего каменного сооружения. Пейзаж вокруг погружался во тьму, освещенную лишь усеянным звездами небом.

Поняв, где они находятся, Джанет улыбнулась:

– Эй, а я это место знаю. Вон там старый мост, за которым начинается древняя Тропа Якобитов[1]. Если туда пойти, то можно набрести на каких-нибудь призраков в тартанах[2] – их там тьма-тьмущая; а еще в тех краях вечно щемится молодежь.

Тщетно пытаясь сдержать дрожь от сыроватой ночной прохлады, Джанет подалась ближе к своему спасителю:

– Минимум из того, что я, наверно, могу сделать, это представиться моему галантному спасителю.

Молодой человек обернулся к ней, и на его затененном лице она разглядела улыбку:

– Если вам это по нраву.

– А то. Может, и вправду понравится. Джанет Рэйвенскрофт. Спасибо, что спас мою задницу.

Молодой человек слез с мотоцикла и, повернувшись к девушке лицом, учтиво поклонился.

– Рыцарь всегда должен быть бдителен к опасностям на расстилающихся пред ним дорогах.

– Вот как? – Джанет с улыбкой качнула головой. – Ты прямо как в сказке, метишь стать моим рыцарем в сияющих доспехах.

– Быть может. А я, стало быть, имею честь огласить вам и свое имя. Томас Линн, к вашим услугам.

Джанет неловко пожала плечами.

– Томас. Звучит как-то официально. Могу я звать тебя просто Том?

– Под сим именем я тоже бывал известен.

– А почему у тебя такой говор, будто ты только что сошел с экрана «Принцессы-невесты»?[3]

– Миледи, я…

– Гляньте на него! Ну прямо точно оттуда. Так, между прочим, нынче никто не разговаривает. От слова «вообще».

На лице Тома мелькнула досада:

– Там, откуда я родом, таковым образом изъясняются все.

– Да ладно, я понимаю, это какая-то игра… Может, скажешь, в чем она состоит?

– Смею заверить, это никоим образом не игра.

Какое-то время они неловко смотрели друг на друга, пока Джанет, взявшись за руку Тома без перчатки, не слезла с сиденья мотоцикла. И тут ее глаза изумленно распахнулись, поскольку мир вокруг странным образом преобразился и замерцал. Чернота ночи внезапно смягчилась до сумерек, а звезды над головой запульсировали в такт учащенному биенью ее сердца. Поразительна была интенсивность и насыщенность цвета, которым теперь была напитана каждая веточка вереска, каждый камень и деревце вокруг, а в особенности так близко стоявший от нее человек.

Здесь, в этом странном новом мире, глаза Томаса, казалось, светились.

От этого мощного прилива ощущений, а также после нескольких стопок виски, которые она по неосторожности опрокинула вечером в баре, Джанет беспомощно обвисла на своем новом знакомом.

* * *

Томас Линн грациозно опустил бессознательную смертную девушку прямо на вереск возле своих ног, не имея ни сил, ни желания отвести свой взор от ее прекрасных, смягченных сном черт.

Больше всего его удивила и восхищала ее насыщенная смуглая кожа. Его собственная, бледная как алебастр от долгого обитания в краю, освещенном лишь светом луны, составляла с ней разительный контраст.

Позади, в буйной вересковой поросли и на редких низкорослых деревьях, начали перешептываться и перепархивать с ветки на ветку странные зыбкие создания с небольшими крылышками – фэи. Наконец те, что посмелей, спрыгнули наземь и медленно прокрались к Рыцарю и спящей бренной. Том хоть и чуял их присутствие, но не подал виду, тихо пробормотав себе под нос:

– По-своему она так же прекрасна, как и сама Королева…

– Смотри-ка, дружок, мы все слышим!

Том нетерпеливо повернул голову, показав, что заприметил гостей, и шикнул:

– А ну тихо! Взгляните сами, если думаете, что я лгу.

Оба фэя подобрались ближе и с любопытством уставились на Джанет. Миндалинки их янтарных глаз наполнились растерянным удивлением.

– Томас, а ведь сущая правда!

– Да, ты прав!

– Но та ли она самая, которую ведьма послала тебя искать в такой дали от дома?

Молодой человек продолжал растроганно озирать мягкие черты лежащей без чувств девушки.

– Я почти уверен, что эта бренная и есть причина, по которой нынешняя ночь застигла меня здесь. Хотя для верности надо проверить.

Том слегка поник.

– Сказать по правде, мне это не по душе. Однако мой долг перед Королевой – единственная цель, по которой я здесь, прежде чем верну Королеву ее стране и двору.

Почесав в затылке, один из фэев с любопытством взглянул на Тома:

– Так вот чем ты здесь занят?

Том с вызовом ответил:

– Да уж ничем иным.

– Ладно зубы-то заговаривать, малыш Томми. Здесь, в землях бренных, ты гуляешь уже не первый день. Только вот по делам Королевы или, так сказать, по наущению старой ведуньи? Ужас как хочется узнать.

Крылатые существа искоса поглядели на Томаса, после чего первый лукаво добавил:

– Место это, надо сказать, весьма унылое. Если не сказать гиблое.

Глаза Тома зажглись внезапным оживлением.

– Вовсе нет! Мои воспоминания об этой земле были несправедливы. Я сам родился невдалеке от этих мест, и моя любовь к этой вересковой пустоши живет в самом моем сердце.

Кивнув друг дружке, словно его слова лишь подтверждали что-то и без того им известное, фэи посмотрели на юношу со своим всегдашним лукавством. Тот, что покрупнее, внезапно ухмыльнулся:

– Ладно-ладно, Томас. Не будем пытаться переубеждать тебя в тех вздорных представлениях, которые ты по той или иной причине вбил себе в голову.

Его наперсник снова поглядел на спящую девушку и поморщился:

– А от этих ее, с позволения сказать, волос ты тоже в восторге?

– Ужас – это лишь полслова.

– Хотя мы могли бы быстренько это исправить.

Но Томас, уже не обращая внимания на болтливых зловред, бережно поднял бесчувственную девушку на руки и понес ее к вершине арочного моста. Там рыцарь осторожно опустил Джанет на камень. Проворно сбросив с плеч свой длинный кожаный плащ, он сложил его в несколько раз и подложил под спящую, как подушку. И пока звезды продолжали свой степенный круговорот по небу, он никак не мог оторвать взгляда от этого бренного, смягченного сном чада земли.

«Ты такая невинная. Позже я испрошу у тебя прощения за то, что скоро произойдет. Но я должен быть уверен, что ты именно та, кого я ниспослан был отыскать».

5

Спустя какое-то время Джанет зашевелилась, неуклюже вскочила на ноги и, увидев оставленный внизу плащ, торопливо его подняла и, дрожа от холода, с благодарностью накинула, прижав для тепла к себе его кожу руками. Затем она огляделась.

Вокруг в предрассветном сумраке смутно различался почти безлесный ландшафт, переходящий в лощины нагорья, где, куда ни глянь, не было ни единой души.

«И хоть бы один, блин, рыцарь на черном гребаном мотоцикле».

– Томас. Том!

Недалеко отсюда находилась небольшая и в этот час совершенно безлюдная автостоянка, от которой участок старого шоссе восходил вверх и через древний каменный мост вел к началу протяженной пешеходной тропы вплоть до национального парка Кернгорнс.

– Том! – выкрикнула Джанет.

Засунув руки в карманы плаща, она принялась расхаживать взад-вперед по короткому пролету моста в попытке расслабить задеревенелые мышцы и разогнать кровь. Однако через несколько минут она снова позвала в темноту:

– Ты меня слышишь? Нашел время для игр, на такой холодрыге! Ты где, блин, прячешься?

Слева, далеко в сумраке, едва проглядывал Инвернесс с башнями его высоток и старинным собором, золотящимся в лучах занимающегося рассвета. Ну а на юге тянулась лишь безбрежность вересковых пустошей, что укатывались вдаль, теряясь в густом вареве сизых тяжелых туч.

«Даже мобильника, чтоб его, нет – некому позвонить и позвать на помощь. Пешком до города тоже не дотопать, слишком далеко. А в такую рань движение здесь нулевое. Так что и с автостопом облом».

Джанет встала посередине моста и издала совсем уж неподобающий для леди рев:

– Том! Томас! Или как там тебя – я, блин, вот она, тут! А ты, чтоб тебя разорвало, где пропадаешь?

«Вот тебе, черт, и рыцарь в сияющих доспехах. Обыкновенный мудак, как и все прочие другие».

Кипя обидой и гневливостью, она схватила случайный обломок камня и со всей силы зашвырнула его в бурлящий внизу поток. Последовавший громкий, в целом ободряющий всплеск на минуту успокоил нервы. Горько рассмеявшись над собой, над миром в целом, но самое главное – над своим нынешним положением, Джанет оперлась обеими руками о грубую каменную кладку и вгляделась вниз, в глубокие тени, все еще густящиеся под арочными сводами моста.

«Мамуль, ну хоть ты подскажи, как быть?»

Джанет поймала себя на том, что, много раз в жизни задавая себе один и тот же вопрос, она всегда представляла себе теплое и любящее выражение лица своей матери. Во всяком случае, какой Джанет себе мать представляла.

«Ведь старый говнюк даже ее фотографии в своем доме не допускает».

Она взглянула на свои тонкие руки, пошевелив в полумраке пальцами, как будто в самом деле могла разглядеть их насыщенный коричневый цвет.

«Хотя одно можно сказать точно: папа настолько белый, насколько это вообще возможно, так что мама, наверное, была темнокожей, как я.

Так ведь?

В любом случае, всегда приятно перемолвиться с призраком того, какой она могла бы быть. Рассказать, какой долболоб мой новый препод, или как чертовски сложно делать домашку по математике, или даже что мне надеть на какое-нибудь там свидание.

Но если бы она действительно жила с нами, в том же доме… смогла бы я обсуждать с ней такие вещи, или же мне почти так же нечего было бы ей сказать, как и отцу?

Конечно, было бы здорово это узнать…»

Невеселые размышления Джанет враз оборвались, когда она скорее почувствовала, чем увидела огромную глыбистую тень, что выбралась из-под каменного моста, скакнула на грубую кладку и теперь маячила впереди. В темени не угадывалось ни единой черты, но что бы это ни было, оно заслоняло собою все звезды.

– Том?

В ответ раздался глубокий, утробный рык:

– Назови пароль или плати пеню!

Слова прозвучали не на английском, а на каком-то диковинном странном наречии, которого Джанет прежде не слышала, хотя поняла каждый произнесенный слог. Джанет опешила. Но по-настоящему запаниковала только тогда, когда обнаружила, что отвечает на том же языке.

– Что? Какой пароль?

– Назови пароль или плати пеню!

– Извините, я не понимаю, чего вам надо.

– Пароль или пеня!

– Ну ладно… Пусть будет «рыба-меч».

– Истинный пароль или пеня!

– А «пожалуйста» не подойдет?

Зловещая тишина подарила время на безумную мысль дать стрекача от того, что представало перед ней в виде тени. Пальцы потянулись к газовому баллончику, но сумка исчезла, а с ней и нож.

Существо, чем бы оно ни было, прочно зиждилось между Джанет и смутной надеждой на безопасность, которую обещала автострада. Единственным другим вариантом было унестись в темную пустошь. Нерешительность пригвождала к месту. Но, вновь заслышав низкое животное урчание, Джанет метнулась вперед, юркнув мимо темного существа в попытке удрать через мост.

Следом раздался мягкий свист воздуха, и камень моста содрогнулся под весом, который на него обрушился. И снова огромный зверь преградил ей путь к отступлению.

– Пароль или пеня!

В ужасе Джанет выпалила:

– Не знаю я вашего чертова пароля!

– Тогда плати пеню!

На мгновение слова невидимого чудища, казалось, зависли в холодном воздухе, покуда их не подхватил ветерок, вкрадчиво коснувшись кожи Джанет, где, перед тем как исчезнуть, он на миг задержался. Джанет вздрогнула. И тут где-то глубоко внутри замысловатое хитросплетение воспоминаний о местах и жизнях, о существовании которых Джанет до этой ночи и не догадывалась, вдруг начали оживать и обретать форму здесь, в бренном мире.

Чувствуя, как ее тело содрогается будто от удара, Джанет издала властный, надменный возглас:

– Что мне твоя глупая пеня!

В этот момент не столько тело, сколько разум пошатнулся под натиском какого-то мощного, напористого потустороннего разума, подчиняющего себе все человеческие чувства, которыми она обладала. Некая хищная первородная сила, противостоять которой не может ни один из бренных, вольно и безудержно вливалась в Джанет, принимая новое обличье.

Девушка, которая еще несколько мгновений назад была обыкновенным человеком, теперь взирала иными глазами и видела темное существо во всей его подноготной. Над ней возвышался гигантский вепреподобный зверь, в грубых наслоениях кожи и меха, брюхо которого опоясывал широкий черный пояс, а снизу торчали короткие ноги с раздвоенными копытами. Под налитыми кровью глазками пасть от уха до уха распяливали длинные острые клыки, отчего зверь щерился в оскале.

– Тварь, как ты смеешь требовать пароль от меня? Не узнаешь своей Королевы? И почему ты все еще стоишь? А ну на колени, яви свою покорность!

Глядя под собой на ту, что все еще выглядела как юная смертная девушка, зверь замешкался.

– Ну же!

Прищурив глаза, зверь каким-то образом углядел что-то сквозь обманчивый внешний облик и покорно улегся, припав мордой к каменной кладке.

Когда поверх раболепно застывшего монстра Королева взглянула на другую сторону каменного моста, ее лицо осветила надменная улыбка: там в кожаных доспехах, отшлифованных до темно-красного цвета, стояла знакомая фигура, одной рукой держа шлем, а другой огромный меч.

С губ Джанет непринужденно слетели слова на том же диковинном языке:

– Томас, мой Рыцарь Розы, отчего мы здесь, в этом унылом месте? Где моя зала, мой дворец? Где мои сады, наполненные цветущими розами, столь же алыми, как твоя кровь?

Хотя ни ее бархатистая шоколадная кожа, ни грубая стрижка простой бренной женщины никак не намекали на царственные знаки, это был однозначно ее голос, ее присутствие. Том пал на колени, широко раскинув руки в жесте крайнего смирения.

– Миледи, я всецело в вашей власти. Какова будет моя участь?

Прежде чем странная повелительница успела ответить, тело, в которое она вторглась, вздрогнуло и стукнулось о борт моста.

– Томас, сюда! – выкрикнула она.

Джанет ни на секунду не прекращала своей неистовой борьбы с разумом, обуздавшим ее волю. А Королева, удивленная яростным сопротивлением бренной женщины, отступила до поры, наблюдая и изучая свою смертную хозяйку.

Разум, который так легко попрал истинное «я» Джанет, внезапно исчез, оставив ее растерянной и взъяренной, но более всего напуганной. Она истошно провопила в ночное небо:

– Что это было? Кто это был? Кем бы эта сука ни была, она решила, что я под ней прогнусь!

Джанет в полном изнеможении снова рухнула в ждущие объятия Тома. На мгновение она припала головой к его груди, но тут же вспомнила, что случилось, и ее голова упрямо дернулась вверх. В глазах сверкали искры, а гнев жаждал своего утоления.

– Придурок! Какого черта ты бросил меня на этом ублюдочном мосту? Говори!

В своей ярости Джанет не обращала внимания ни на меловую белизну его лица, ни на сумрачность глаз, взирающих на нее с тревожным удивлением. Вместо этого она отвесила ему такую оплеуху, какую только могла.

После секунды ошеломленного молчания он тихо проронил:

– Сознаюсь без утайки: не могу сказать.

В это время Джанет снова уловила присутствие притененного зверя, который до этой поры молча следил за странной драмой, что разыгрывалась перед ним. Монстр пожал валунами плеч, как бы показывая, что видывал на этом мосту вещи и постраннее. Сейчас, глядя на него, Джанет вполне ясно различала его очертания там, где раньше ей просто