автордың кітабын онлайн тегін оқу  Кукушкин мёд

Алла Горбунова

I. ТОЛЬКО ВСЕГДА

* * *

всё смотрю на то, чего нет

то, что спрятано у белки в дупле

то, на чём лежит зимний плед

то, что ночью зарывается в снег

только то и есть, чего нет

тихий дом, дорога к звезде

то, как бабушка дышит во сне

дождь, идущий везде и нигде

и всё то, что считается здесь

будто есть, как закат, рассвет

вовсе не есть, не здесь

только след, только то, чего нет

НОЧНОЙ ОБХОД

Эту сирень сажал дедушка
В низине, где тени и всё зацветает поздно,
И круглая антенна на крыше старого дома,
Красный кирпич печных труб, ошмётки заката, ошмётки
Цветения яблонь. Ночью небо 
Ещё голубей дневного. Вот белая сирень –
Там, где были качели, где ржавая бочка лежит
На боку под жасмином, где люпины и папоротник

разрослись.

Вот шифера куча –

На месте под яблоней, где ирис цвёл, как в немецкой сказке.

Уголки губ можно смазать оранжевым соком
Цветущего чистотела; кот соседский лежит на крыльце –

Злой, как в прежние годы, шипит, как к нему подойдёшь
И нервно дёргает носом.

Надо идти поздороваться с пнями: пни
Были деревьями, когда в сердце моём было вечное лето. 
Сгорели уже и дрова. 
Хищным глазом мой дядя смотрит на берёзу, 
Которая мне была матерью и вскормила меня своим соком 
Из деревянных грудей. 
Деревянную грудь я сосала, играла гвоздями, осокой. 
Облепиха цвела за сараем, 
Газовые баллоны под ним хранились, 
А на месте компостных куч теперь сложен

строительный мусор. 

Здесь кот наш покойный любил отдыхать на поленнице, 
Здесь – земляника цветёт и давно заросла могила

другого кота, 

Моего первого, моего ближайшего друга. 
Кстати, гляди-ка, цветёт ещё и рябина. 
Птицы поют негромко, безмятежно. 
Где-то совсем далеко я слышу кукушку. 
Однажды нашли мы птенцов в яме песчаной, 
Ту яму давно зарыли. Всюду шифер и доски, обломки
Целой вечности. Сныть отчего-то больная, 
Вся во вздувшихся волдырях. 
Вот другие сорта махровой сирени: 
Бледно-лиловые кисти и пурпурные скипетры. 
Утром огромный ёж на тропинке фыркал. 
Сына я позвала, сын был счастлив ежу, 
А ёж ненавидел людей. 
Был он большой как кошка и не хотел молока, 
Хотел крови. Мать моя родила петуха однажды,

и он сказал:

– Что ты даёшь мне всё пиво да пиво? Давай мне мяса! 
Вот колодец, где старая бабка живёт. 
Вот кострище, вокруг огня я плясала, бывало, 
И издавала дикие крики, и подруги мои неслись за мной

в этом танце.

Белого пепла кучка, чёрные угли. 
Этот костёр – 
Он жертвенником уже был, когда я ничего не знала
О богах и их жертвах. 
Жертвенник магии более древней, 
До начала времён. 
В кусках стекла у забора
Отражение лампы: мама сидит за работой.
Знаю ужасную вещь: 
Есть только тело и боль. 
Есть только детство и смерть. 
Есть огромная ель и сосна, и странный какой-то шар, 
Просто шар. Здесь у печи
Мне открылась когда-то речь 
С причудливым ритмом, тёмная,
Колдовская, непонятно-зловещая. 
Была это песня ведьмы, должно быть, не помню я слов,
Но она отзывалась в крови, бормотала из глубины веков, 
Пропадала, стихала и вновь появлялась

в сочлененьях костей

Отголоском беззвучного крика природы. 
Простая, тёмная, дикая, страстная и печальная,
Древняя, страшная. 
Была гроза и скрипели доски. 
Кто говорил со мной? 
Что я прозревала тогда? 
Сама стихия со мной говорит, 
Что-то такое зовёт
В моём теле, в моей боли –
Неизбывное… 
Ночь упала и птицы замолкли,
Но так же, как в детстве, нелюдимая речь звучит.

* * *

в небе ангелы боролись –
в небе яблони качались –
aurora borealis
хоров ангельских кипенье
как букашек мельтешенье
осыпанье и цветенье
крыльев хлопанье и пенье
золото полярных маков
зарево фаланг и флагов
кипень неба на дороге
из ночного в мир дневного

* * *

ландыши пахнут
как тогда, когда их собирали в лесу
с тётей Люсей, и нас обругали
что они в красной книге, а мы их рвём
ночью комары в сельском туалете
летят на тусклую лампочку, дым с соседних участков,

рёв мотоциклов на шоссе и обещанье ночной грозы

давно на замке старая душевая, где мылись мы с мамой в грозу

я в детстве любила смотреть на мамину грудь:
такой хорошей она мне казалось, и радостно было
даже просто увидеть её мимоходом где-нибудь в ванной
вчера видела утку с утятами, за которой плыл
маленький злобный пёс, которого любит

бритоголовый хозяин

как сына единственного, родного.
мыли сына сегодня в тазу, помню: мыли меня
ставили таз на табуретку, а вниз другой
я голову наклоняла, и лили воду ковшом
а потом мне на мокрые волосы завязывали платок

и в этом платке я своё отраженье однажды в стекле увидала

и как Нарцисс, была я потрясена и такой я красивой

себе показалась

что глаз отвести не могла, и больше такой не была никогда
еще помню: в грозу парни катали меня на мотоцикле, 
и Юра один раз мне дал прокатиться самой и сзади

сидел крестился 

когда я врубив максимальную скорость неслась по шоссе
после Юра разбился, и я видела на шоссе его

покорёженный мотоцикл

я понимала тогда: парень может разбиться на мотоцикле
или погибнуть в драке, ну а девушек часто ждет

быть изнасилованной

«отдайся мне, пока тебя кто-нибудь не изнасиловал», – 
говорил мне мой первый возлюбленный, когда мне

было тринадцать

а когда мне было четырнадцать, меня пытались

изнасиловать

пять мафиозных братков; так мы росли – как осот
с бельевых верёвок с прищепками ветер срывал бельё
не убранное в грозу, вода переполняла желоба

изливалась из бочек

бочки цвели сладкой жёлтой пыльцой, мы отрывали

головы долгоносикам

и из их тел вытекала белая жидкость, как гной,

и что-то там говорили такое по радио «Маяк»

на стареньком приёмнике

а небо кипело – словно бы варишь яйцо, оно треснуло

и немного белка протекло

я находила везде эту райскую пену
видать бабушка Бога
стирала белье с порошком, а потом 
как вылила всё в кусты
прямо на землю

* * *

абсолютна красота живого тела

листа и гусеницы

красота грязного большого пальца ноги

и засоса на шее

грязный большой палец ноги

зарывается в песок

сегодня – здесь и сейчас

он живёт, он глуп и бессмысленно счастлив