автордың кітабын онлайн тегін оқу Стихотворения, красивые в профиль. Избранное
Андрей Сен-Сеньков

Үзіндіні оқу

Кітап туралы Пікірлер3 Дәйексөздер87 Қазір оқып жатыр288 Сөрелерде Тегін фрагмент

Андрей Сен-Сеньков

Стихотворения, красивые в профиль. Избранное

Новое литературное обозрение

Москва

2018

УДК 821.161.1.09

ББК 83.3(2Рос=Рус)6

C31

Андрей Сен-Сеньков

Стихотворения, красивые в профиль. Избранное / Андрей Сен-Сеньков. — М.: Новое литературное обозрение, 2018.

Андрей Сен-Сеньков родился в 1968 году в Таджикистане. Окончил Ярославскую медицинскую академию, жил в Борисоглебске Воронежской области, с 2002 года в Москве. Работает врачом, специалист по УЗИ-диагностике. Первую книгу стихов «Деревце на склоне слезы» выпустил в 1995 году в серии «Библиотека молодой литературы» Союза молодых литераторов «Вавилон», за ней последовали одиннадцать книг стихов, малой прозы и визуальной поэзии, книга сказок для детей, восемь книг стихотворных переводов. Лауреат Тургеневского фестиваля малой прозы (2006), в 2006, 2008 и 2012 годах входил в короткий список Премии Андрея Белого. Стихи Сен-Сенькова переведены на 25 языков, книги избранных стихотворений выходили в США (премия американского ПЕН-клуба за лучшую переводную поэтическую книгу года), Сербии, Италии и Нидерландах.

ISBN 978-5-4448-1016-3

Содержание

Стихи и вещи
Книжка, а давай мы не будем тебя читать
Будапешт гуляет по берегу Дуная
Просто пациент, просто фотография старого человека
Eine kleine Nachtmusik
Пешком по небу Брюсселя
Маленький памятник Нильсу Абелю, поделенный на два
Пляж на орбите
Обычный поздний вечер московского человека, который не любит музыку
Экологические подростки
Чья-то мама слушает R. E. M.
Бумажная грудь
Мы правильно сделали, что проиграли эту войну
Вермеер, свернутый несколько раз
Девять утра
Наверное, хорошо, что у них не бывает детей
Cross Road Blues
Любимый певец моей мамы
Цифровая Колумбия
Прогулка с карандашом
Каждый день хочется заблудиться
Из Подмосковья с любовью
Проездной слегка помялся в кармане
Легкое как атлетика
Какой красивый почерк
Шпионаж за капитализмом
Пей, бейби, пей
Его женщина опять мертва
Даже их надо обманывать, что любишь
Красивые крылья Карлсона
Затопленная костница
На ужин никто не придет
Инопланетяне
Разноцветное дзюдо подлости
Рентгеновский снимок дождя
Второе пришествие
Сломанный в Париже ноготь
Азия. Семидесятые. Жара
Новая Европа
Он никому не отдаст этот букет
Гематома в форме колеса паровоза
Футбольный полуфинал головного мозга
Ноль градусов будущего
Джудит Скотт трогала своими руками свои гены
Ленинград, блокада, 2017
Трансгенный рок-н-ролл
Женщина потом выйдет замуж за молчаливого мужчину. Усатого
Химса
Улица Слепого Осла, Брюгге
Ключ размером с дверь
Рост Мурнау 206 сантиметров
Венгрия, Дьёр, страшно
Западное лицо утреннего Берлина
Руки помогают пальцам заглянуть в бездну
Бог любит жареные крылышки самолетов
Миффи
Закинтос чужих, соседних фотографий
Театр жестокости это театр нежности
Танатокосметология
Северное сияние над Вильнюсом
Рождественское стихотворение с обеих сторон
Гораций тут рядом
Вкус цвета
Родос: душевнобольное море открывает рот
12 дней критского пения
Воздушно-капельный теннис
Мишель Фуко, первый триместр
Мирослав Тихий: чехословацкий мультфильм на четвереньках
Живеле
Сербское гостеприимство
Коллатераль
Μετάστασις
Продавцы монохромного смеха
44 удара по Чижику-пыжику
Москва как перевернутый зонтик
Пересечение границы длиной с болезнь Альцгеймера
Проливная засуха
Смерть во время насморка не различает запахов
Часы посещения закончились
Скульптурный ресторан Генри Мура
Промокшие кардиостимуляторы
Графология: Алькор и Мицар
У пешки мертвого шахматиста были ноги
Неопасная подводная лодка
Тихий океан — одна большая слеза
Бытие. Около восьмой главы
For your eyes only
Государственная диетология
Завтрак перед купанием красного коня
Толстенькая Хорватия
Из цикла «Страшная кондитерская Ротко»
- White Over Red, 1957
- No. 6 (Yellow, White, Blue Over Yellow on Gray), 1954
- No.20, 1957
- Untitled (Red and Orange on Salmon), 1969
Звери рисуют Пиросмани
- Девочка жираф
- Зонтик не для ослика
- Бильярдный агнец
- Лев и солнце
- Привязанный медведь
- Появляющийся цыпленок
- Джинсовая косуля
Музыка маленького роста
Без названия и без подписи
Ручки радиолы как руки Венеры Милосской
Биологический подмосковный стриптиз
Спичка с фабрики девушек
Розовое бессмертие
Нелегальная смерть в театре лилипутов
Обманутая невеста космонавта: моей жене 4 года
Материнство не видя снов
Будущие свадьбы, вы — такие
Галерея Уффици
Хичкок: Семейный заговор. 1976 год
Родченко. Фотография с запахом серы
Не пишите письма. Их потом читают
Кнопка демографического взрывного устройства
Разновидность пола: седьмая остановка от кольца
Убийство Леночки Чаушеску
Наощупь: новогодние магнитики на дверце холодильника у живущих на шоссе Энтузиастов
Comment, который мог быть написан на любом языке, кроме русского
Из цикла «Буква О для соккера в Северной Каролине»
Из цикла «Албанские домики»
Седьмая фотопечать
Лужа на пешеходной зебре
У каждого ребенка из нас свое метро
Сломанные фотографии Джона Глэсси
Марсий, появление композитора
Предсмертные виды спорта на Олимпиаде 1912 года
Женщины уходят, становясь выше ростом
Бассейн «Москва»
Мороз по коже метро
Из цикла «Созвездия: астрофилия неизлечима»
- Малый конь. Equuleus
- Весы. Libra
- Райская птица. Apus
- Голубь. Columba
- Скорпион. Scorpius
Ключи для снежинок
Самый грустный вид спорта: фигурное катание виноватой улыбки по плачущему льду
Привинченные к полу брачные игры: длинное от боли животное кровать
Стихотворение в костюме амазонки:маленькая, единственная, грудь дверного звонка
Мясное шампанское: свиноматка видитподнимающиеся вверх души-пузырьки съеденных ею поросятв глазах единственного уцелевшего
Молния: престижное кладбище для карманных фонариков,особенно для тех, что бесплатно раздают во время рекламных акций
Сверло: кормление стены в нескольких местах пыльным мясом
Независимое чайное кино
Мать клоуна, кресло в первом ряду, что-то случится
Самое нижнее белье куклы Барби
Фотобумага. Страна изготовления — EU
Mr. B
Дефиле
Самоубийство в доме чайных церемоний
Светотени. Где жил
* * *
Стихотворение, красивое в профиль
Правильные стихи для неправильно устроенного мира

Стихи и вещи

Название «Стихотворения, красивые в профиль» кажется случайным, ничего не значащим. Но только тому, кто еще не открыл книгу.

Андрей Сен-Сеньков, наверное, единственный поэт, готовый придать названию текста большее значение, чем самому тексту. Собственно, иногда текста нет, только картинка под разросшимся названием. «Молния: престижное кладбище для карманных фонариков, особенно для тех, что бесплатно раздают во время рекламных акций», например. Разве нужно тут еще какое-то продолжение?

У текста нет, не должно быть третьего измерения. В профиль он обязан быть никаким, исчезнуть без следа. Но стихотворение — не просто текст. Оно никогда не равно себе, и чем меньше в нем знаков, тем больше на странице пробелов. Через них, если развернуть в профиль — оставить набор этих слов в голове после прочтения, не перелистывать сразу, — и проявляется новое измерение: другой, не написанный, невидимый образ. Об этом — и провокационное название первого текста в сборнике: «Книжка, а давай мы не будем тебя читать». Ее и не надо читать, ее надо смотреть. Будто картины Магритта, которые тоже теряют многое (возможно, важнейшее), если не читать подписи.

Вся поэзия Сен-Сенькова — об изменении ракурса, об умении увидеть невидимое, а плоскому придать объем.

* * *

«Красиво» у Сен-Сенькова то, что неожиданно, что застает врасплох. Сам он называет это «перефокусировкой взгляда». Ходячая печь Емели тут вдруг оказывается маленьким мальчиком; город Будапешт — человеком, который ночью голым идет по своей квартире; брови домиком превращаются в настоящий дом; могила старого художника становится листком бумаги, подложенным под ножку стула; автобус и троллейбус отбивают друг у друга маршрутку; двенадцатизначное число обретает облик и разум.

Взгляд Сен-Сенькова сродни взгляду ребенка, одушевляющего окружающий мир. Или бога, можно пофантазировать в эту сторону. Но это бог безответственный, чьи путаные речи лишены пафоса и назидательности. Бог мелочей.

* * *

На самом деле Андрей Сен-Сеньков — практикующий врач. Об этом я узнал не сразу. Мы познакомились, когда я составлял книгу о кинематографе Джима Джармуша и искал поэтов, которые согласились бы написать туда стихотворение. Многие отказывались с негодованием или недоумением. Другие приняли вызов. Сен-Сеньков оказался единственным, у кого уже были стихи о Джармуше. Они будто ждали своей минуты и совпали с моим замыслом. К жизни книгу вызвал «Патерсон» — фильм Джармуша о поэте, водящем автобус. С тех пор я не могу отделаться от этой связи: Сен-Сеньков — Джармуш — Патерсон. Тем более, что один из невидимых героев фильма, существовавший в реальности американский поэт Уильям Карлос Уильямс, тоже был практикующим врачом.

«Мои врачебные слова» (не врачующие, заметьте) — говорит о себе Сен-Сеньков. Хороший врач обладает даром остранения по Шкловскому: он должен увидеть любое явление, болезнь, пациента будто впервые. Через стихи этот метод распространяется на весь мир. Больница, в свою очередь, становится таким миром — может быть, даже загробным, где есть свой Данте и своя Беатриче. Как не вспомнить чудесное румынское кино о смерти и вознесении одного пенсионера — «Смерть господина Лазареску»; его героя тоже звали Данте, а врача — Вергилием. И все они — поэты.

* * *

В этих стихах очень много кинематографического. Большинство похожи на короткометражки — иногда документальные (наблюдения), иногда игровые (бывает, что остросюжетные): эти чаще всего почему-то напоминают картины Эдварда Хоппера, за которыми угадывается нерассказанный сюжет. Бывают и полнометражные, почти поэмы. Встречается анимация. Но воображаемая: экранизировать — ни-ни.

Неслучайные имена. От прибытия поезда братьев Люмьер до Фридриха Вильгельма Мурнау, от Кароль Буке с Джеймсом Бондом до Хичкока и от Линча до Каурисмяки, а потом обратно в прошлое, к безвестным русским комикам, нашим Чаплинам, которые сгинули, как не бывало.

И, конечно, монтаж, со времен Эйзенштейна — фетиш русского кинематографического сознания. Что превращает верлибр в поэзию, отделяет от прозы? Именно эта способность разрéзать строку и через разрыв соединить образы, слова, смыслы, найти вместо рифмы иное созвучие.

* * *

Но монтаж — еще и ритм, а ритм объединяет стихи с музыкой. Сен-Сеньков чувствителен к мелодии, ладу, тону, звуку как таковому, словесные эквиваленты которого так трудно бывает подобрать; его стихи — «музыка маленького роста». Eine kleine Nachtmusik для него — то, без чего не существует если не вселенной, то ее выражения в стихах. Напротив, человек, решивший от музыки отказаться, — чужак, изгой, диковина: этому герою даже посвящен отдельный текст. Порой музыка — фон для событий или размышлений: как писали раньше в соцсетях, current music, как в «Чья-то мама слушает R. E. M.». Иногда что-то более личное: мама поэта слушает другое — Джо Дассена, и «у нее классный вкус». Ну, а поэт, меж тем, вместе с самим Сатаной слушает плеск воды, омывающей камушки на берегах Миссисипи, и вспоминает о блюзовом гении Роберте Джонсоне, по легенде продавшем душу Нечистому.

Поэзия Сен-Сенькова, по его определению, «трансгенный рок-н-ролл», в котором регулярность грохота и танца выродилась в едва слышные шорохи, в мышиную и мушиную возню: нужно по-особому напрячь слух, чтобы их не пропустить, чтобы почувствовать их ритм. Чет Бейкер или Джон Колтрейн, мутировавший в сторону экспериментального free-джаза, возникают там и сям на полях free-лирики. Но пока играет эта едва уловимая музыка, жизнь продолжает продолжаться («Ручки радиолы как руки Венеры Милосской»).

Что там — за границей молчания и небытия? Как Саша Дванов в платоновском «Чевенгуре», Сен-Сеньков хочет узнать секрет вечной тишины у рыб, привычных инопланетян в домашнем аквариуме. А где-то на дне самых пытливых ждет «затопленная костница».

* * *

Элвис Пресли в новой жизни стал белым мышонком. А Карлсон тихо стоит на крыше, осознавая, что никакого Малыша не было. Или тот умер. Папа с мамой и фрекен Бок думали, что Малыш придумал Карлсона, но все было иначе. Наоборот. Призрачный мир проявлен, реальность разогнана, как туман.

Эта инверсия — возможно, самое магическое, что есть в стихах Сен-Сенькова. Здесь не художник Пиросмани рисует зверей, а они — художника. Вместо девушки со спичечной фабрики откуда-то берется спичка с фабрики девушек. История распятого бога рассказана с точки зрения забитого в его крест гвоздя.

Поэт переворачивает театральный бинокль и видит, как сцена и человечки на ней уменьшаются, превращаются в крохотных забавных существ, которых можно уместить на ладони.

Устройство снежинки становится темой поэмы. Большой дом строится из одной пылинки. Падение и растворение в чае крупинки сахара превращается в целую драму. Из всей экскурсии в Париж запоминается только сломанный ноготь. Бесконечные паломники идут к самой маленькой скульптуре в России — питерскому Чижику-Пыжику, — чтобы отдать ему дань. А ведь чтобы его увидеть, надо наклониться над парапетом.

* * *

Чтобы читать стихи Сен-Сенькова, кажется, тоже надо наклонить голову или принять странную позу, в которой вещи и явления встанут под необычным углом — а тот способ, которым с нами говорит поэт, окажется единственно возможным. Но, быть может, обойдется без эквилибристики. Патерсон у Джармуша водил автобус, Сен-Сеньков живет в Москве и ездит с работы домой на метро, по оливковой Люблинской линии. Не исключено, что эта книга идеальна для подземного чтения: спуститься, сесть в поезд, включить в наушниках музыку, открыть книгу и прочитать единственную на весь сборник рифму:

В Люблино — влюблено.

Антон Долин