Оглавление

Воскресное утро

(Томас Элиот)

Смотри, смотри мастер, вот идут две религиозные гусеницы.

оплодотворялись во время менструального цикла.

В расслабленном состоянии умбрийский художник,

рисует пустыню в трещинах, раскалённый гранит,

там по воде худой и бледный передвигает ноги,

Отец с красочным нимбом и с ним Параклит.

Священники в чёрном проходят по аллее покаяния мимо.

Молодые, рыжие и прыщавые, ухватившись за поясницу

перед покаянными воротами, смотрят на образ Серафима.

Там преданные души тлеют, образуя тусклую зарницу.

Mr. Eliot Sunday Morning Service

(Tomas Eliot)

Look, look, master, here comes two religious caterpillars.

In the beginning was the Word.

Superfetation of to en,

and at the mensual turn of time

Produced enervate Origen.

A painter of the Umbrian school

Designed upon a gesso ground

the nimbus of the Baptized God.

the wilderness is cracked and browned

but through the water pale and thin

Still shine the unoffending feet

and there above the painter set

the Father and the Paraclete.

…..

The sable presbyters approach

the avenue of penitence;

the young are red and pustular

Clutching piaculative pence.

Under the penitential gates

Sustained by staring Seraphim

Where the souls of the devout

Burn invisible and dim.

Along the garden-wall the bees

With hairy bellies pass between

The staminate and pistilate,

Blest office of the epicene.

Гиппопотам и церковь

(Томас Элиот)

Живая плоть и кровь слаба, она

расстройством нерв подвержена,

безгрешна Церковь в Божьем Храме,

так как основана на камне.

Нетвёрдый у бегемота шаг,

тернистый путь к добыче благ,

а Церкви думать недосуг,

ей дань со всех сторон несут.

Не сможет даже Гиппо никогда

хоть с дерева достать плода,

а персик и заморский фрукт,

в Святую церковь из-за морей везут.

Во время случки бегемот

хриплым голосом орёт.

По воскресениям каждый знает,

что в Церкви Бога воспевают.

Днём дремлет бегемот степенно,

он в ночь охотится обыкновенно,

а Бог таинственно творит,

одновременно ест и спит.

Я видел, как Потам нежданно,

вознёсся в небо над саванной

и пели ангелы вокруг сопрано,

Слава Богу, громко в осаннах.

Кровью Агнца умоется он в одночасье

и станет сразу к святому причастен,

а небеса его окутать смогут и объять,

им на арфе будет он из золота играть.

The Hippopotamus

(Tomas Eliot)

Flesh-and-blood is weak and frail,

Susceptible to nervous shock;

While the True Church can never fail

For it is based upon a rock.

The hippo’s feeble steps may err

In compassing material ends,

While the True Church need never stir

To gather in its dividends.

The ’potamus can never reach

The mango on the mango-tree;

But fruits of pomegranate and peach

Refresh the Church from over sea.

At mating time the hippo’s voice

Betrays inflexions hoarse and odd,

But every week we hear rejoice

The Church, at being one with God.

The hippopotamus’s day

Is passed in sleep; at night he hunts;

God works in a mysterious way —

The Church can sleep and feed at once.

I saw the ’potamus take wing

Ascending from the damp savannas,

And quiring angels round him sing

The praise of God, in loud hosannas.

Blood of the Lamb shall wash him clean

And him shall heavenly arms enfold,

Among the saints he shall be seen

Performing on a harp of gold.

Бербанк с Бедекером, Блейштайн с сигарой

(Томас Элиот)

Грохот, как набат с небес,

прошёл по всей глубине моря,

медленно Бог Геркулес

зажигал их всей любовью.

По небу пролетел Пегас

над Истрией с рассветом.

Его закрытый баркас,

блестел на воде при этом.

Это был путь Блейштайна,

его локти, ладони, артрит,

его обвисшего изгиба колена.

Прошли Чикаго, Венский Семит.

Без блеска выпуклые глаза,

видят протозойную слизь семени.

В перспективе Каналетто чудеса,

догорает свеча конца времени.

На Риальто поднялась внезапно вода.

Под сваями крысы купаются.

Еврей в гондоле, с ним деньги, меха.

Лодочник просто улыбается.

Принцесса Волюпайн ожидает шквал любви.

Скудная, с голубыми ногтями, с чахоткой,

шагает по водной лестнице, всюду огни.

Она развлекает сэра Фердинанда попкой.

Burbank with a Baedeker: Bleistein with a Cigar

(Tomas Eliot)

Defunctive music under sea

Passed seaward with the passing bell

Slowly: the God Hercules

Had left him, that had loved him well.

The horses, under the axletree

Beat up the dawn from Istria

With even feet. Her shuttered barge

Burned on the water all the day.

But this or such was Bleistein’s way:

A saggy bending of the knees

And elbows, with the palms turned out,

Chicago Semite Viennese.

A lustreless protrusive eye

Stares from the protozoic slime

At a perspective of Canaletto.

The smoky candle end of time

Declines. On the Rialto once.

The rats are underneath the piles.

The jew is underneath the lot.

Money in furs. The boatman smiles,

Princess Volupine extends

A meagre, blue-nailed, phthisic hand

To climb the waterstair. Lights, lights,

She entertains Sir Ferdinand