автордың кітабын онлайн тегін оқу Цикличность
Ника Капарис

Кітап туралы Қазір оқып жатыр2 Тегін фрагмент

Ника Капарис

Цикличность

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

В данном произведении речь идёт именно о цикличности в равных отрезках — каждые 12 лет, а также о личных душевных переживаниях главной героини. Все события взаимосвязаны между собой не только в данном повествовании, а и другими эпизодами ранее опубликованных книг: «Луна в Рыбах», «Догнать ветер», «Неотправленные письма».

18+

Апрельское солнце поблёскивало и играло между веток огромных, увесистых тополей. Казалось, что природа давно истосковалась по теплу, и теперь нисколько не стесняясь своей откровенной наготы, проявляла себя крайне неистово, безудержно, и как могла, тянулась куцыми кронами под первые яркие лучи солнца.

Два дня, как разлилась Волга. Всем своим естеством и внушительным видом река показывала, что не прочь выйти из берегов. А когда так остро обстоят дела, то это особо волнительно стоять у самой кромки берега и созерцать пробуждение данного безумия, что не прочь утянуть в свои воды-омуты. Всё это будоражит, зачаровывает и в то же время немного тревожит.

В этот день в парке, как никогда, было многолюдно. После длительной зимы и запоздалой весны народ, словно разом проснулся. Гуляли все — от мало до велика. И даже, несмотря на выходной день люди в алых майках наводили порядок. И там, где ещё неделю лежал снег, сегодня — чистые и ровные газоны, в ожидании своего часа для высадки разнообразных цветов и растений.

Анна ждала подругу, которая стояла где-то в автомобильной пробке. Женщина, не спеша, прохаживалась вдоль набережной, наблюдая, как стремительным потоком идёт вода по реке, как неподалёку на специальных площадках играли дети, как проходили мимо счастливые парочки и как без умолку щебетали птицы. В общем, жизнь набирала обороты.

Наконец–то зазвонил телефон.

— Ты где? — нервно и отрывисто ответила Анна.

— Я уже подъезжаю, выходи на остановку!

Ускоряя шаг, женщина тут же направилась к выходу из парковой зоны. Быстрым шагом она поднялась по центральной лестнице и вышла прямо к транспортной остановке. Припаркованный белый Mitsubishi Outlander уже стоял в метрах десяти.

— Привет дорогая! — присаживаясь рядом, произнесла Анна.

— Привет! Ну, что едем ко мне?

— К тебе, — утвердительно кивнула Анна.

— Ты чё такая грустная?

— Да так… Думаю, стоит ли нам эти купальники заказывать? Если учесть, сколько дней мы бываем на пляже, то наши с тобой купальники будут вечно молодыми!

— Ну, да! — улыбнулась Татьяна. — Но я надеюсь, может на море, выберемся! И потом такое редко бывает, привлекательная цена, хорошее качество и модели шикарные!

— А меня вчера бросили, — с какой-то неуверенностью и сожалением, вдруг произнесла Анна.

— Что?! Как это бросили, что значит, бросили? — с удивлённым видом переспросила подруга.

— Так, очень даже просто — бросили. Он меня бросил, вернее я сама его попросила, чтобы он оставил меня.

— Ну, наконец-то! — воскликнула Татьяна. Я всегда знала, что Бог есть! Но, что значит сама?

— То самое и значит. Может день был такой, сплошной негатив и одно раздражение, а может быть другая причина. И чтобы я ему не говорила и не предлагала — всё плохо! Ну, вот я и завелась, он продолжил. Глупо как-то. Нелепо.

— Ой, наивная ты! Не думаю, что это серьёзно и надолго, вот увидишь через пару дней, он опять прибежит. Хотя моё желание, чтобы он пропал навсегда!

— Нет, не думаю, что на сей раз будет именно так. Мы часто ссорились, мирились, но сейчас он окончательно поставил точку. Я словно в какой-то коме, ничего не понимаю. Может быть, наши отношения зашли в тупик? И можно ли это назвать отношениями? Он совсем не слышит меня, Таня!

— Да уж, согласна! Он не то, чтобы не слышит, он пользуется тобой. Ноги вытирает, и ты это называешь отношениями?!

— Возможно, ты права… но бросить его я не смогла бы, поэтому и предложила уйти ему первому. Так даже лучше для него… для меня.

— Ну, ты и дура! Это только ты так можешь, унижаться. Вот таких как ты и бросают, и будут бросать!

— Да, вот такая я, странная, — задумчиво произнесла Анна. — Я вот думаю, люди всю жизнь ищут кого-то, чтобы заполнить свои же пустоты. Придумывают сложности, страдают, а нужно всего-то быть чуточку внимательней к тем, кто рядом. Какой–то сплошной парадокс, оттого, что нежелание знать и ценить то, что есть! Надо ведь непременно тысячу раз споткнуться, чтобы приобрести опыт! Для одних счастье в маленькой комнатке, а для других непременно особняк в Майями. Каждый довольствуется своим пониманием счастья. Но, как правило, от своих же собственных заблуждений мы в очередной раз обманывается, смотря в чужой огород, желая непременно того же! Только счастье ли там?

— Вот ты, Таня, тоже в таком же аналогичном поиске, даже в Америке побывала, надеясь, что там уж точно всё по-другому, но увы.

— Ну да! Но я хотя бы знала, зачем я туда еду и чего хочу! И мужчины у меня не под стать твоему.

Они часто по этому поводу не сходились во мнениях но, тем не менее, никогда не ссорились. Две абсолютно разные женщины, равно как с внешними данными, так и внутренним миром. И всё же они тянулись друг другу, возможно оттого, что не нарушали личностных границ. Каждая жила своим, но порой, просто из-за женского любопытства, хотелось подсмотреть или просто успокоится, что у тебя то точно всё, как надо!

Таня что-то ещё говорила, приводила какие-то примеры, но Анна её уже не слышала. Допив чай с пирожным, который на сей раз ей показался безвкусным, да и чай абсолютно без аромата, она ушла в себя, в свои мысли. Так они и расстались, каждая на своей волне. Уже у двери Таня предложила подвести на машине, но Анна отказалась, решив прогуляться перед сном.

Вечер, как и день минувший, на редкость оказались тёплыми, и народ похоже не особо торопился домой. Анна молча присела на лавочку и вновь погрузилась в свои мысли. Отчего-то вспомнился родительский дом, всегда задумчивый отец, его крепкие сухие руки. Она любила забираться к нему на колени, прижиматься к его груди, а затем замирала и слушала, как стучит его сердце, и часто спрашивала:

— А у меня оно такое же, как у тебя?

— Да почти такое же, только маленькое, как твой кулачок! — отвечал папа.

В такие минуты ей было особенно хорошо и спокойно. И вот так, довольно часто, она и засыпала на его коленях. Ей было неважно, где застигнет её сон, то ли в его кабине рычащего трактора, то ли в столярной мастерской, важно, что папа был рядом, пахнущий табаком, бензином и техническим маслом. Ей всё доставляло удовольствие, всё было интересно: что, где и как он делает, поэтому в её карманах часто были мелкие гвоздики, стружка и всякая бытовая мелочь, несвойственная для девочки.

А бывали ситуации, когда надо было выглядеть достойно и ярко, и Аня всё равно доверяла лишь папе свои спутанные, тоненькие, волнистые локоны. Папа как мог, причёсывал, а она, стиснув зубы, терпела и считала, что только он мог бы повязать самые красивые бантики и заплести самые лучшие косички. Потом, конечно же, мама всё переделывала.

Определённо, между ними, было какое-то негласное единение, порой без слов, без лишних движений, без суеты и раздражений, просто уютно и тепло, легко и комфортно! Анна знала и помнила это состояние, поэтому ей никогда не хотелось огорчать папу, и всегда было стыдно за свои мелкие шалости и проступки, и даже будучи взрослой, она всегда помнила, что имя своё следует нести достойно! Больше всего её пугало, что папа однажды уйдёт навсегда. И по воли судьбы, когда пришла телеграмма о его кончине, дома её не оказалось. Это случилось в субботу, как раз в тот день, когда она находилась за городом. Папы просто не стало, он ушёл ровно 12 лет назад, в год металлической змеи.

Всё повторяется. И для неё это стало определенной закономерностью. Каждые 12 лет — приносили с собой переломные и знаковые события. Вот и этот 2013 змеиный год начался с того, что 1 января в Питере странным образом, «развалилась» семья хорошего друга. Третий год подряд они все дружно собирались в канун Нового года, и как обычно — 31 декабря провожали год ушедший и встречали — новый. Не было даже намёка на то, что могло спровоцировать разлад в этой семье, даже утро было хоть и пасмурным, но вполне спокойным. Днём Ольга вышла на прогулку с детьми, а вернулась одна, поставив перед фактом Дмитрия, что уходит от него. Что на неё нашло и что так подействовало, до сей поры непонятно. Вот так просто, без причин, без особых значений забрала детей и ушла. Пустота и забвение сразу же поглотили этот дом. Новогодняя мишура, сказочное настроение и даже запах апельсинов в миг всё померкло, поникло, и даже живая ель отчего-то прогнулась, словно в ней и не было никогда жизни…

А если вернуться немного назад, в тот самый, первый, огненный змеиный год (1977), когда ей было 9 лет, то возможно это был самый радужный год в её жизни. Второй класс средней школы, где все дети выглядели одинаково. Это и понятно, школьная форма — уравнивала всех. Выделяться из общей массы было дурным тоном. Была дисциплина, некий дресс код, как принято сейчас называть. Отличительные знаки в виде пионерских галстуков, октябрятских и комсомольских значков, дополняли атрибутику того времени. Учительница — Клара Ивановна, молодая и красивая, однажды на перемене обняла её, как мама, и заплела распустившуюся косичку. Это было так трогательно и по-доброму! Мальчик, Андрей Берг, с которым она сидела за одной партой, был всегда отзывчивым, никогда не дёргал за волосы, и на уроке рисования всегда разрешал пользоваться своим большим набором разноцветных карандашей, которые ему привезли из Германии. И это ли не счастье?! Добро и бескорыстность этого мальчика надолго останутся в её памяти, как и многое другое из беззаботного далёкого детства.

Ещё был утёнок, самый обыкновенный утёнок, который на первый взгляд был обречён и безнадёжен, потому что не подавал никаких признаков жизни. Его затоптали многочисленными лапками свои же милые и пушистых собратья. Этот беспомощный комочек казалось, что уже и не дышал. Аня его подобрала, отмыла, укутала в тряпочки, и не на секунду не выпускала из своих ладошек, пытаясь согреть своим дыханием, и на удивление утёнок ожил, зашевелится! Сколько было радости! Его никак нельзя было оставлять без присмотра, так как в доме были кошки, а так хотелось, чтобы он как можно быстрее поправился. Тогда она забралась под одеяло, положила на грудь этот пушистый, жёлтенький комочек… и уснула, а когда проснулась, утёнка не было. Он оказался под её плечом, и он не дышал. Головка с миниатюрным клювиком и розовыми лапками как-то странно и неестественно болтались, словно это была плюшевая игрушка, и к тому же, утёнок был холодным. Вот так, желая дать шанс на спасение, она сама же его и лишила жизни. Казалось бы, глупость какая-то, а вот нет-нет, да всплывёт в памяти.

Следующий земляной год 1989 — это её крах, как лидера комсомольской ячейки. Всё к чему она так долго стремилась, в миг сломалось на партийном собрании, где выносилось решение о принятии её в члены КПСС. Причина была банальна, но слишком весомая. Её увидели поздно вечером в коротенькой юбочке, откровенном декольте в подъезде с молодым человеком и всё бы ничего, но она с ним целовалась! Аморально, нехорошо, неприлично, а как стыдно!..

И ещё в этот год она впервые познала близость. Её первому избраннику было 17 лет, поэтому сексуальный опыт можно сказать с уверенностью, был неудачным. Да и потом, не было там любви, просто помутнение рассудка и сумасшедшее притяжение продолжительностью в 10-ть майских дней. Что-то такое лавиной накрыло, обрушилось, не дав и опомниться, и так же стремительно прекратилось без особых последствий и разочарований. Так, всего лишь некий яркий эпизод! Но первый мужчина, всегда оставляет в памяти след и запоминается более, чем все остальные вместе взятые.

Алексей выглядел намного старше своих лет. Красивый, складный и всегда стильно одет. Его новенькая иномарка сутками стояла под окнами её дома. Откуда и где он брал цветы — было загадкой. Но как только она просыпалась, он уже стоял у окна её спальни с огромным букетом. Молодой человек был жутко горяч, да и к тому же ревнив, как в отношении друзей, так и подруг.

Безудержные, сильные, взбалмошные эмоции взорвали тогда всё внутри, поэтому ничего и не осталось, только лишь факт. Всё сгорело дотла, разве же это любовь?! Настоящая любовь безгранична! И это неправда, что она умирает, просто в какой-то момент затихает, чтобы окрепнуть, но не исчезнуть. И потом любовь — это даже не любить того, кто рядом, а просто ждать того, кто возможно никогда и не придёт.

2001 год металлической змеи пришёлся на кафе «Регтайм». Наверное, такого аномального места Анна не знала никогда. Начиная с кухни, где повара готовили с такой «любовью» еду, что не чурались своей отборной брани, и с особым изыском выплескивали весь негатив и плохое настроение на заказанный кем-то кусок мяса… и ничего… на выходе прекрасное блюдо, украшенное кулинарными изысками, типа зелени и всяческой припудренной поварской хитростью.

Атмосфера кафе была таковой, что текучесть кадров являлась нормой. Бармены, официанты, повара шли потоком. Не успеешь привыкнуть к одному лицу, через неделю, другую — совсем другие люди. И это ещё не всё! За короткие полгода — три странные смерти. Отчего-то запомнилась одна официантка с яркой внешностью, пышным бюстом, кудрявыми, длинными локонами, и к тому же, большая скромница, с таким редким именем — Марианна! Как ни странно, но она повесилась. Вот так просто, у себя дома, на кухне после того, как в её смену обнаружили недостачу. Возможно, причин для смерти было более чем достаточно: съёмная квартира, бесконечные бытовые ссоры, муж пьяница и прочее и прочее.

И вот он 2013 год водяной змеи — снежный и холодный. Зима миновала, снег сошёл. Апрель на исходе. И что?! Какая-то глупость и неувязка в обычных отношениях, которые неминуемы, и происходят со всеми. Нет, он, конечно же, невероятно капризен, как любой большой ребёнок, а также спесив, неуравновешен и эмоционально неустойчив, но разве можно вот так, двумя фразами всё оборвать? И потом он далеко не глуп, чтобы не понять того, что все прозвучавшие её слова — провокация, или всё же он искал подходящий повод? Но тогда это совсем из ряда вон выходящий поступок. Каждое действо несет под собой основу и должно иметь хоть какое-то объяснение. Анна присела на лавочку, закурила.

— Что же со мной не так? — думала она, — почему опять на одни и те же грабли? Почему бы не остановиться и не оградить себя от этих бесконечных душевных проблем. Почему делаю ошибку за ошибкой? И разве причина кроется в повторяющихся циклах, а может быть напротив, всё это лишь совпадения и нет тут никакой кармы?

— Нет… нет… надо успокоится, привести мысли в порядок. Ну, подумаешь, бросили, скольких бросают каждый день. Ведь никто не умер — это главное, а человеческий эгоизм, он присущ и вездесущ. Возможно, что-то не так с самого начала. Вернуться. Найти причины. И что с ними делать? А может не стоит копаться и анализировать, пустить на самотёк… пусть всё идёт, как идёт.

Больше всего её раздражало его молчание, а вместе с тем: недосказанность, незавершённость, неизвестность. Что можно думать в таких случаях? Ну, конечно же, всё самое плохое. И вот, начинаешь ненавидеть себя, его… а затем жалеть, но проявляя жалость — боль не уходит, а наоборот приумножается.

Их отношения были весьма необычны, порой они настолько сближались, что казалось, видели отражения друг в друге, а иногда как противоположные заряды резко отталкивались и долго, потом восстанавливались. Однажды он как-то сказал:

— Странные мы с Вами, — за столь долгий срок мы так и не научились обращаться на «ты». Но мне это даже нравится! Я пытался представить, как это должно выглядеть с Вами, но, увы, не получилось…

Анна злилась от собственного бессилия что-либо предпринять, потому что знала его ситуацию. Всё что происходило с ним в данный момент, было полным разочарованием в себе, в окружении, и если раньше хоть как-то маячила надежда, то сейчас — сплошная пропасть… пустота. А для человека творческого данное состояние подобно смерти. Ведь когда вдохновение и рвение на нуле — это равно, что птица без крыльев. В таких ситуациях обычно говорят — нужна сила воли! А что значит эта сила? Прямое насилие над собой, над своим собственным сознанием и физическим телом. И именно в очередной раз доказывать себе самому всё то, что в конечном итоге не имеет смысла. Простыми словами — обман, в который всё сложней поверить. И потом, любая иллюзия приводит к зависимости, а та в свою очередь планомерно — в тупик, облачаясь в цепи и тяжёлые оковы. И если, когда-то человек знал это прекрасное чувство — свобода, то с каждым годом всё тяжелее груз из комплексов и страхов. Так, как же обмануться в очередной раз без особых последствий?!

— Но как же справиться с собой, как смириться? — опять Анна вернулась мысленно к себе. Столько писем, фотоснимков, аудио записей, видеороликов, хотя с этим всё как раз просто. Как забыть его нежные руки, жаркие уста, что всё ещё хранили тепло на её губах, голос, что не переставал звучать, а глаза, от которых никуда не спрятаться?

Вторая, третья сигарета тлели и исчезали сами по себе, бесследно. Расслабится, было крайне сложно, нереально. Тогда Анна достала из сумочки особую сигарету, с «травкой». После третьей затяжки всё показалось иным. Вечер растянулся по времени ровно на три таких вечера, вся тяжесть разом свалилась, исчезла, а память ушла кочевать туда, где вход и выход беспрепятственен. Это была степь: сухая, тёплая и абсолютно без видимых границ, где встречались лишь единожды случайные ветра. Созревший ковыль стелился мягкими волнами, переливаясь шёлком перед залитым янтарём перезревшей пшеницы. И это всё бескрайнее выцветшее поле простиралось до самых краёв горизонта, охваченное солнечным светом в переливах жемчуга и серебра.

Но зачем здесь, эта больничная палата? Слишком всё спокойно, как во сне, хотя нет, это даже не палата, операционная. Год назад она была там. После инъекции группы транквилизаторов все мысли улеглись, словно их и не было. Анна лежала на операционном столе и смотрела безразлично в потолок, при этом она чётко слышала, как один доктор читал историю болезни, другой сетовал, как трудно жить на одну зарплату. Медицинская сестра повторно измерила давление, покачала головой и добавила с иронией: «Неужели умирать, собрались?», тут же повернулась к хирургу и доложила, что давление слишком низкое. На что Сергей Борисович ответил: «Хуже было, если бы оно зашкаливало. У нас хороший наркоз и анестезиолог! — тут же добавил, он». Потом маска… цифры… провал… и никакой физической боли.

Опять Сергей Борисович, но уже более внимательно смотрящий в её глаза, с какой-то особой теплотой и заботой, как когда-то давно папа, также пристально смотрел на неё после длительной и тяжёлой болезни.

— Ну, как ты себя чувствуешь? — спросил хирург.

— Хорошо, наверное, — но почему-то голоса своего Анна так и не расслышала, видимо потому, что действовал ещё наркоз.

— Так, наверное, или всё же хорошо? — переспросил Сергей Борисович и тут же наклонился к ней, снял медицинский чепчик с её головы и вытер слезы, которые странным образом застыли по краям, скатившимися ровными дорожками. Затем взял руку, нащупал пульс, улыбнулся и сказал.

— Всё хорошо, ты молодец, поправляйся!

Было на самом деле хорошо! В голове ни одной мысли, будто все разом, самые важные файлы стёрлись, и реальность не торопилась возвращаться. Память была сама по себе и отдельно от собственного сознания. Через минуть двадцать, едва уловимым шумом и слегка покалыванием в подушках пальцев, память всё же начала подступать: не спеша, боясь нарушить малейшей неприятностью, болью, мыслью, то, особое состояние покоя, в котором прибывало тело.

Вот и Вы опять гд

...