Оглавление

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

Пролог

10 июня 323 года до н. э. Вавилон

Огни ночного города тускло освещали его замощенные дороги и грунтовые тропы. Дневная пыль давно осела, но жара не оставляла эти места ни днём, ни после захода солнца. Из кустарников выползали извилистые гады, изучая воздух раздвоенным языком, выслеживая запахи, доносившиеся со всех сторон. Кроме змей и стрекочущих насекомых больше ничто не выдавало посторонних звуков. Город спал.

Полная луна одиноко смотрела на величественный город, история которого некогда должна была течь века и эпохи. Особенно внимательно её свет падал на южную часть города, где вдоль западного берега Ефрата располагались храмы, казармы, административные здания и знаменитые Висячие сады — место, откуда некогда управляли старой империей, а, возможно, и новой.

Дворец Навуходоносора II занимал десятки гектаров, словно кто-то построил целый город внутри ещё одного. Синяя, белая, жёлтая глазурь украшала кирпичные стены, обожженные в персидский печах. То, что казалось невозможным для здешних земель, было сделано по воле царя, построившего это уникальное архитектурное сооружение. Одинокие стражники стояли на постах, их лица отсвечивали в свете факелов.

Молодой царь этой ночью не находил покоя. Мысли не давали ему уснуть. Он допоздна засиделся в тронном зале, отпустив советников и охрану. Богато украшенный стол ломился от яств: баранья голова, мясо дичи и птиц, рыба, морепродукты, сыр из козьего и овечьего молока, фрукты, виноград, орехи — всё было самым свежим, приготовленным специально для великого завоевателя.

Его трон стоял на возвышении, откуда открывался вид во внутренний двор, утопающий в зелени. Лунный свет, словно фонарь, освещал каждый лист, будто следя за подданными. Царь держал в руках золотой кубок, почти допив вино. Он встал и уверенным шагом подошёл к столу, чтобы наполнить чашу разбавленным водой вином. Кожаные сандалии на сильных, загорелых ногах громко хлопали по мрамору, эхом разносясь по залу. Золотой клинок у бедра — с драгоценными камнями и семью кольцами на рукояти — периодически лязгал, ударяясь о поясное крепление.

Наполнив кубок до краёв, правитель бескрайних земель заметил движение в саду. Он подошёл к ограде и, опершись руками о каменные перила, устало оглядел своё владение. Взгляд его задержался на луне.

— Как жаль, — произнёс царь, — что ты так далеко от меня. И я даже не знаю как до тебя добраться. Но ты была бы отличной столицей моей империи. Ведь Вавилон не виден в Греции, а тебя видно ото всюду. И все бы видели, насколько велико моё влияние, и обширна земля моя. Македонское солнце, освещающее мне путь днем, уже есть на небе, но и свет ночной властительницы с рисунком льва на твоей поверхности, на века бы увековечил имя властителя этого мира. Так скажи же мне, путница ночная: кто, если не я, был бы достоин этого? Разве обычный человек смог бы добиться подобного величия? Победив врагов и покорив столько земель, разве не достоин был бы этот человек зваться великим на все времена? Не сын ли богов смог свершить столь бесстрашные походы в столь далёкие земли? Скажи мне!

Он опустошил кубок и с раздражением стукнул им о перила.

— Не Зевса ли сын способен на такие победы и кровавые свержения врагов своих? Отвечай же! Ответь мне, о немое ты создание! Разве не видела ты слёзы людей, кричащих моё имя, и страдания врагов моих и недругов, умоляющих о милостыни моей? Ведь это я — тот Великий, кто вершит судьбы мира, и решает одним движением пальца кому жить, а кому умереть. Отец мой… был ли он мне истинным отцом? Или мои мысли верны, и сам Зевс возлёг с моей матерью? Тогда я — сын божий. Или… может, я и есть бог? Молчишь, ничтожная. Потому что ты и я знаем правду. А правда в том, что бог на этой земле — это я.

— Отличный у тебя виноград, молодой царь, — послышался тихий, но уверенный голос из-за спины.

Правитель обернулся.

У большого стола, резные элементы которого были выполнены из чистого золота, а столешница — из белоснежного мрамора, спиной к царю стояла фигура в темно-серой накидке, усыпанной поношенными дырками и небрежными заплатками. Незваный гость по-хозяйски набирал себе в тарелку мясо птиц, сыр и белый виноград, смачивая лепёшку в кубке с вином.

Вена размером с мизинец надулась на лбу у царя, по шее пробежала краснота, а дыхание участилось от переполнявшего его возмущения. Размахнувшись своей опустевшей чашей, молодой полководец метнул её в ночного гостя. Посуда угодила незнакомцу аккурат по спине, в область правой лопатки. Гость застыл и через пару секунд приподнял руку, не оборачиваясь.

— Это было лишнее, молодой государь, — сказал гость, и спустя пару секунд он, вместе с тарелкой, развернулся к правителю здешних и дальних земель, и прошел на балкон, где в состоянии гнева находился царь.

Хотя тот, кто явился без приглашения, был повернут лицом к хозяину дворца, черты лица его молодой правитель не мог вспомнить. Гость медленно подошел к царю всех земель, и поставил свою тарелку на каменное ограждение. Их взгляд встретились, и следующие минуты они не выпускали один другого из поля зрения.

— Прекрасная ночь, молодой государь, — обратился к царю незваный гость, — согласитесь ли вы отужинать сегодня вместе, ваше величество?

Царь резким движением выхватил из ножен свой золотой, украшенный разноцветными камнями, клинок и приставил к шее наглеца.

— Мне не важно, кто ты, — сквозь стиснутые зубы и поджатые губы выдавил из себя правитель, — и как пробрался в мой дворец. Ты можешь лишь выбрать смерть, с которой под руку ты покинешь этот мир.

— Я бы настоял, царь всех царей, — сказал незнакомец. С этими словами он взобрался на каменное ограждение и сел на нем по-восточному, перед своей тарелкой, и взял оттуда одну виноградину. — В этом нет необходимости. Ведь что стоит такому великому человеку как ты, разделить хлеб с тем, кто не достоин и тени великого полководца и молодого правителя?

Царь был ошеломлен такой наглостью. Он убрал свой меч обратно в ножны. Однако ему и самому стало интересно, к чему приведёт этот диалог.

Он подошёл к столу, взял новый кубок и вновь наполнил его прохладным разбавленным вином. После чего вернулся к трону и гордо сел на него, приняв самый уверенный вид.

— Кто ты? — величественно спросил царь бродягу, — и что тебе нужно у меня во дворце.

Бродяга, не отрывая взгляд от своей тарелки, послал кусочек сыра себе в рот, и медленно его пережевал.

— Вам всё же интересно государь. Кто и что? А тем временем мы с вами даже были знакомы.

— И где же я мог быть знаком с тем, от кого и мухи будут сторониться?

— А ровно там, где молодое сердце жаждет славы и побед. Там, где высокомерие и гордыня слаще дружбы и преданности. Там, где ваше слово легло на весы вашей судьбы.

— Я не глуп, безумец! Слышишь ты, никчёмный! А вот твои уста и впрямь изливают поток глупости и нелепости. Я не могу быть с тобой знаком, и разговор мне этот порядком надоел. Охрана!

Не послышалось ни ответа, ни шагов караульных.

— Охрана! — вновь выкрикнул правитель.

— Они не придут, государь, — вытерев руки друг о друга, незнакомец слез с ограждения, и направился прямо к трону. — сюда никто не придёт.

Царь всех царей встал с трона, и вновь оголил свой драгоценный клинок, выставив его лезвием на незнакомца:

— Стой, где стоишь, плут, или твоя смерть окажется очень быстрой. Охрана!

— Стой, охрана, — тихо повторял за ним незнакомец, — поделись своей мудростью, государь. Что ты сделал, чтобы заполучить такое величие? Тебе пришлось убивать людей сотнями и тысячами?

— Не сомневайся в этом, ничтожество, — ответил ему государь, — по сравнению с ними жизнь одного вора не станет даже событием, о котором стоит помнить.

— И даже малолетних детей? Даже тех, кто только начинал свою жизнь в материнской утробе? — спрашивал незваный гость, передвигаясь вокруг стола, идя вслед за царём.

— Они вырастут и будут хранить каплю неверности моему имени, которая потом может перерасти в реки и океаны бунта и неповиновения. Каждый, от мало до велика, понес свою плату за свою нелояльность.

— А как же твои люди? Они ведь видели твою жестокость, и просили остановиться, не проливать эту кровь, и не взывать к жнецам там, где этого не требовалось.

— Один, десять, сотня и тысячи недовольных друзей не значат ничего перед масштабами той империи, которая теперь простирается от одной бесконечности до другой. Я создатель империи и нового мира, и что слова моих сторонников перед вечным именем? Род моего имени будет бесконечно править этими землями. А кто знает, может и целым миром. Ты обычный человек, тебе не понять то, что подвластно только разуму бога.

— Бога? — повторил незнакомец. — Так ты и правда считаешь, что небесное тело, на которое ты ругался, должно было бы склонить переде тобой колени, если бы они у нее были? Перед тобой, перед богом?

Незнакомец наконец вплотную подошел к лезвию царя, уперевшись в него грудной клеткой.

В эту самую минуту царя словно накрала волна горячего ветра, обжигающего его легкие, и посмотрев в глаза незнакомцу, он его вспомнил.

Двенадцать лет назад, переправившись в Малую Азию, после первого сражения с персидской армией, передовой отряд молодого полководца был почти уничтожен. Оставшись один, спрятавшись от поискового отряда, еще совсем юный завоеватель забрёл в скрытую пещеру среди гор и ущелий. Внутри этой пещеры жил человек, почти отшельник, в темно-сером балахоне, который помог ему восстановить силы. Лица его он почти не запомнил, но запомнил его голос.

— Чего бы тебе хотелось, юный воитель? — спросил его человек

— Власти, — сказал юноша. — Власти над всем миром. Чтобы имя моё, имя завоевателя, шептал на устах каждый мой подданый, и тот, кто встанет с мечом перед моей бескрайней армией.

Человек выслушал молодого полководца и, встав в полный рост, прошёл вглубь пещеры, где он открыл огромный сундук, из которого изливался золотой свет. Что было в том сундуке, юноша так и не увидел, но человек подал ему завернутый свиток.

— Возьми, молодой повелитель, — сказал человек в балахоне. — Это поможет тебе добиться своего желания, и даже смерть не посетит тебя нежданным гостем.

Молодой человек развернул свиток, и увидел длинный клинок, в золотых ножнах, с разноцветными драгоценными камнями, с семью кольцами у рукоятки. Сложно было оторвать взгляд от этой красоты.

— Есть лишь три «нельзя», которые клинок от тебя потребует. Не убивать детей: они не заслужили участвовать в политических распрях этого мира. Второе: не убивать своих сторонников. В конце концов это люди, которые в тебя поверили, и пошли за тобой.

— И третье? — спросил юноша.

— Непременно, — ответил ему человек. — Даже не вздумай назвать себя богом, молодой командир. Царь всех царей тебе подойдёт, но играть в бога не дано никому.

— Вроде не сложно. А что будет если я не стану выполнять эти запреты?

— Ничего, чтобы стало не логичным в этом мире. Имя своё ты получишь.

Правитель стоял как зачарованный, не находя сил и возможности пошевелиться. Человек в сером протянул руку и медленно забрал клинок из его рук. Что-то холодное, но в то же время обжигающее пробежало по венам императора, от чего тот покрылся испариной, а лицо его в момент побледнело.

— Смерь не могла застичь тебя там, где ожидали твои враги, — тихо произнес человек на ухо самодержца. — Конечно, ведь они не могли знать, что самому жнецу ты пожал руку в знак соглашения. Но ты, знал цену своего величия, государь.

Император упал на колени. Ему было очень больно. Он не мог вздохнуть, а внутри словно сотни ножей наносили ему раны и порезы. Потом он завалился на спину, а его тело начало бить в конвульсиях.

— Александр Великий может быть царем целого мира, но только не богом, — сказал незнакомец. Он дождался пока тело изогнётся в последней смертельной агонии, а затем покинул дворец через темный зелёный сад.

Этой ночью, в возрасте тридцати двух лет, умер Александр Македонский. Кончина его наступила так же стремительно, как и его победы. Сторонники, волхвы и другие люди регулярно видели смерть, шествующую за ним.

1. Клинок Эдема

10 июня 2003 года, Багдад

Осколки каменной стены разлетались веерным градом. Взрослые, схватив детей разбегались в близлежащие укрытия и дома. Каждую секунду выстрелы и взрывы снарядов разрывали пространство вокруг, оставляя после себя лишь груду обломков и густой, вязкий дым, пропитанный запахом пороха и палёного мяса. Десять убитых коз, три женщины, пятеро детей и десять мужчин в черных масках лежали на земле одной из улиц Багдада в лужах запекшейся на ярком солнце крови. С другой стороны — семеро военных в грязно-песочном камуфляже.

Вот уже несколько месяцев шли ожесточённые бои между повстанческим движением и коалицией союзных государств, и сегодня, с самого утра, ни одна из сторон не могла взять под контроль улицу пяти перекрёстков.

В подвале одного из домов, где окопались боевики местных повстанческих сил, мужчина сорока пяти лет навис над картой этого района. Он был по-мужски красив, с жесткой щетиной на лице, глубокими коричневыми глазами оливковой формы, с взъерошенными густыми волосами. Капли пота капали с его лба прямо на стол. Вместе с потом на карту осыпался песок подвального перекрытия. За его спиной находился приличный склад боеприпасов, спутниковый телефон, камера, мониторы, и шесть стульев, на которых сидели пленные, с завязанными на глазах грязными повязками и кляпами во рту. Они были захвачены ранним утром, за пару минут до того, как началась перестрелка. Руки пленённых солдат были туго связаны за спиной, спереди на них была надета военная разгрузка, в карманы которой был заложен динамит.

— Рашид! — окликнул мужчину один из его сторонников, — камера готова. Можем писать, пока эти собаки не оцепили весь район!

— Сигнал? — спросил Рашид, не отрываясь от камеры.

— Стабильный, — коротко ответил ему человек за компьютером.

Рашид аль-Касим выпрямился, и быстрым шагом проследовал к месту съемок, освещенной тремя направленными прожекторами, и встал перед камерой, прямо перед пленными с мешками на головах.

— Запись! — крикнули ему из-за камеры.

Сразу же после команды, Рашид достал пистолет из-за кобуры, и выстрелил в голову одному из пленных.

— Их осталось пятеро, — произнес он в объектив, — а кровь этого бойца, как и всех ушедших сегодня, на руках тиранов, решивших, что могут прийти в нашу страну со своими правилами. Тиранов, взявших на себя непосильную ношу, которая под силу лишь одному Аллаху. Мы умираем каждую ночь, но каждое утро мы вновь встаём, Иншаллах[1]. чтобы дать врагу нашему отпор. Мы не грязные животные, которых можно загнать в клетки и дразнить, показывая ваши зелёные бумажки. Мы, АльхамдулиЛлях[2], люди, которые живот на своей земле и под своим небом, дарованное нам всевышним, и мы будем стоять столько, сколько мужчины смогут держать в своих руках ружья, а женщины рожать этих мужчин.

Рашид наставил пистолет на следующего пленного:

— Всего пять пуль, и я окажу услугу нашей стране и нашему народу. Ведь «Клинок Эдема» не просто военная организация, это орудие, с помощью которого мы вырежем сорняки из нашего Эдемского Сада. Всех до одного. — Рашид стрелял почти в упор, но голова пленного осталась нетронутой. Он выстрелил за неё. — Я отпускаю этих солдат, передавая их дальнейшую судьбу в руки создателя нашего. Через пять минут они пройдут в цепочке по главной улице, и только от ваших пуль будет зависеть как долго они еще проживут.

— Снято, Рашид! — крикнул человек за камерой. — ты думаешь они пойдут на это?

Сверху на улице выстрелы стихли в половину.

— Уже пошли. Прекратить огонь! — скомандовал Рашид аль-Касим.

Грубыми рывками заключённых подхватили со стульев, и толчками повели к лестнице, и оттуда на улицу. По пути люди с завязанными глазами несколько раз спотыкались и падали лицом прямо на ступени. И снова хватая их за ремни и камзолы, ставили их на ноги и волокли дальше.

Пятерых мужчин в песочном камуфляже с автоматом у спины ставили одного к другому, так, чтобы они заняли всю ширину улицы. Между собой они были связаны веревкой по рукам.

— Вы сейчас стоите перед лицом смерти, — сказал им Рашид, — но смерть, если и придёт, то только с вашей стороны. Идите вперёд, и да будет воля Аллаха, вы дойдёте живыми. А если нет, значит Аллах так и решил. Если кто-то побежит, вас убьют. Если кто-то решил свернуть — вас убьют. Если кто-то упадёт, и не сможет дальше идти — вас убьют. Так что, лучше идите медленно, спеши