автордың кітабын онлайн тегін оқу С чистого листа
Анна Тищенко

Үзіндіні оқу

Кітап туралы Қазір оқып жатыр15 Тегін фрагмент

Анна Тищенко

С чистого листа

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

18+

С чистого листа

— Вам повторить? — официант в который раз услужливо наклонился к невысокому, худощавому мужчине, сидевшему за столиком в углу.

Майкл вздрогнул, словно очнулся, перевел рассеянный взгляд на официанта и сухо кивнул. Ему переменили бокал и благородный Campbeltown заиграл всеми оттенками янтаря. Дымный, сладкий огонь прокатился по горлу и оставил во рту ощущение тепла и угольной пыли. Но обычного расслабленного покоя виски не подарил. Последняя ночь! Сегодня ещё кипарисы, и прохладный прибрежный песок под ногами, над головой крупные бриллианты звезд. А завтра… Завтра возвращение в Нью Йорк, чертежи «Носферату» готовы, их нужно только передать и тогда… Тогда пустота. Эта работа заняла десять лет и сожрала все — жену, ушедшую к другому, возможно менее талантливому и успешному, но уж точно более человечному и заботливому. Дочерей, которые выросли без него, поскольку он уходил на работу, когда они еще спали и возвращался, когда уже спали. Десять лет молодости, которые другие смогли потратить на путешествия, любовь и прочее, на что у него не было времени.

А за окном прошумел короткий августовский дождь. Огни ночной Ниццы редели, подгулявшие туристы возвращались в свои отели и только он медлил, усталыми глазами вглядываясь в сгустившийся сумрак за окном. А ведь было же время, когда он был студентом, мечтал о этой работе и готов был на все пойти, чтобы участвовать в таком проекте! Как странно — в юности пьешь дешевое пиво в подъезде и мечтаешь о временах, когда будешь пить дорогой виски, сидя в ресторане. Приходит время, ты пьешь дорогой виски в ресторане и вспоминаешь со слезами и ностальгией, как ты пил дешевое пиво в подъезде.

Завтра он вернется домой. Теперь там всегда порядок и тихо. Очень тихо. Больше не будет разбросанных игрушек и детских вещей в самых неожиданных местах. Как же его это раньше раздражало! Утомляли ежедневные звонки жены на работу, шум и крики девочек, когда они носились по дому, бесконечные просьбы сходить с ними то в кино, то в парк. Но потом он очень скучал именно по этим мелочам. Майкл подумал о бывшей жене. Как же так вышло, что кто-то смог полюбить ее, располневшую домохозяйку с двумя детьми, с этой вечной робкой, виноватой улыбкой?

Скрипнула дверь и в бар вошла молодая женщина в платье цвета алой мулеты тореадора. Она села возле него, коротко, отрывисто спросила мартини. Этот нелепый, похожий по вкусу на микстуру напиток. Бросила рассеянный взгляд на своего соседа и словно тут же забыла о его существовании. Майкла это задело. Яркой внешностью он не обладал, но женщинам нравился. Он был еще молод, лицо можно было бы назвать красивым, если бы не холодноватый, рассеянный взгляд. Отдавая дань современной традиции, Майкл следил за собой, и как бы ни был загружен, трижды в неделю ходил в спортзал, где изматывал себя ночными тренировками. Женщин привлекали его сдержанные манеры, спортивное сложение, правильные черты лица. И этот взгляд незнакомки, скользнувший по нему, будто он был предметом мебели, Майкла задел. Он посмотрел на девушку. Ей, наверное, чуть за двадцать. Тонкое, но гибкое и сильное тело, мягкие, будто у пантеры движения. Длинные, каштановые волосы кольцами спадают на спину, создавая яркий контраст с белоснежной кожей. Грациозна как танцовщица, и платье очень смелого кроя, на шее и запястьях переливаются огоньки бриллиантов.

Майкл с усилием отвел взгляд. Сейчас нужно думать совсем о другом. Наверное, будет другой проект, но не скоро. «Носферату» совершенен, неуязвим. За чертежами устроили настоящую охоту, чтобы отпроситься в этот небольшой отпуск, ему пришлось выдержать настоящую битву с начальством. И конечно, чистое безумие держать чертежи в ноутбуке, но они вся его жизнь, другого не осталось. Как чудаковатый художник, который ночью пробирается в выставочный зал подправить свою картину (еще чуть-чуть и будет шедевр!) jн не мог дня провести, чтобы не повозиться с «Носферату». Что ж.. Если чудо и ему дадут разработку нового истребителя… Он снова будет возвращаться за полночь, в теперь уже опустевший дом, наскоро ужинать пиццей, доставку которой надо будет заказывать ещё в машине, по дороге домой. Пустота, пустота, пустота. Холод опустевшего дома, опустевшей постели, опустевшей жизни. И даже создаст он нового смертоносного монстра из стали и пластика, все равно радость первооткрытия уже утрачена. Так первый поцелуй любимой женщины дарит незабываемые ощущения, а дальше скука, привычка, усталость.

И снова молнией мелькнула в затуманенном виски сознании: а если правда туда — в тишину и покой? В бога и чудеса он, Майкл Райт, не верил. Многие не верят в чудеса. Но каждый надеется, что чудо произойдет именно с ним. Глупо, пошло…

Работа стала его вселенной, все, что происходило в его жизни, происходило в офисном центре DiamondPlaza. Домой он приходил только поспать и переодеться. Хотя два года назад в офис как-то незаметно переехали и часть костюмов, и спортивная форма, и подушка. За ними последовал коврик для йоги, оправленный в раму плакат Манчестер Юнайтед с подписью Криштиану Роналду. В конце концов, кому на него дома смотреть.

Конечно, о любви он не мечтал. Только женщины живут этим ожиданием, подчиняют течение своей жизни этим непрактичным эмоциям, совершают глупости. Но и его не покидало ощущение, что он теряет что-то яркое, что жизнь его бледна и идет по уж слишком ровной прямой. Еще десять лет, двадцать, и что? Джин станет еще полнее и скучнее, девочки вырастут и покинут их дом.

Так в его жизни появилась Элис. Потом Майкл пытался убедить себя, что, выбирая секретаря, обратил внимание на производственные навыки, а не на большие испуганные глаза и платиновые кудри.

Та неделя выдалась особенно тяжелой. Совещания были похожи на разборки итальянской мафии, крохотная ошибка в расчетах заставила ночевать в офисе. А Джин, когда он возвращался домой переодеться, бормотала о школьных собраниях и беспрестанно спрашивала, чем он огорчен. И этим раздражала еще больше. Так что, когда Элис вошла в его кабинет, покачиваясь на тонких каблучках, такая свежая и юная, он не сдержался. Взял ее за плечи, длительно поцеловал, не переставая гладить пышные, тщательно уложенные волосы. Ее колени ослабели, она упала бы, если бы Майкл не поддержал.

— Что же делать? — пролепетала она севшим голосом.

— Что делать? — в эту минуту он сам был немного растерян. — Через два часа я освобожусь, найди отель поблизости.

Но все пошло не так. Майкл хотел, чтобы эти несколько встреч пронеслись в их жизни ярким метеором, оставив ощущение слепящего короткого счастья. А она хотела серьезной любви со слезами, сильными поступками, крушением того, что он считал своей тихой гаванью. Капризы, упреки, обиды. И уже месяц спустя этот роман, который должен был стать отдыхом, стал более утомительным и унылым, чем семейная жизнь. Элис начала намекать на более серьезные отношения, требовать, чтобы он все свое свободное время отдавал ей. Она ревновала к жене, к коллегам по работе, к дочерям. Наверное, было проще если бы она была замужем. Но она была одинока, и любовник стал для нее средоточием всех жизненных планов и устремлений. Но наконец Майклу улыбнулась удача — Элис, нервно кусая губы, заявила, что им надо серьезно поговорить. Обычно, когда вам сообщают «Нам надо серьезно поговорить», вам-то это совсем и не надо. Но не в этот раз. На типично женское: «Или у нас серьезные отношения или прощай», он поспешно выдал типично мужское: «К сожалению, я не могу оставить больную жену». Честно говоря, Джин была здорова, как морской пехотинец, но это детали. Незамедлительно последовавший бурный разрыв привел Майкла в такое радужное настроение, что по дороге домой он даже купил жене цветы. Чем здорово изумил и перепугал бедняжку — она решила, что муж завел любовницу.

Потом появилась Кэтрин. И он влюбился. Яркая, смелая, независимая, она являла собой американскую мечту. В свои тридцать пять Кэтрин находилась на пике карьеры, была замужем, имела четверых детей и была непростительно красива. Разумеется, они вместе работали, только теперь полюс сменился на противоположный, Кэтрин была его начальником. Эта женщина могла и успевала решительно все, вся ее жизнь была подчинена строгому расписанию, все, кто ее окружал, четко знали свои обязанности, начиная от подчиненных на работе и заканчивая подчиненными дома — нянями, домработницей, водителем и мужем. Никаких перепадов настроения, докучливых вопросов, волнений, сцен. Во вторник и пятницу, с пяти до семи они встречались в отеле возле офиса. Она никогда не опаздывала. А вот Майкл однажды опоздал, совещание изрядно затянулось, и когда он, запыхавшийся, влетел в номер в половине седьмого, то застал Кэтрин не в постели, а на пороге. Она спокойно объяснила, что следующим пунктом по расписанию у нее бассейн, так что свидания сегодня уже не будет. Майкла почему-то задело быть втиснутым в расписание между планеркой и бассейном. Еще больше он был задет, когда выяснилось, что в понедельник и среду в расписании его возлюбленной присутствовал Стивен из третьего отдела. После этого были в его жизни и другие женщины, но он уже не придавал этому никакого значения. Начинал без энтузиазма, расставался без сожаления.

Девушка в алом попросила второй бокал, переменила позу и теперь сидела, опираясь локтями на барную стойку. Бармен попытался с ней заговорить, но она отвечала односложно, сухо, и он оставил ее в покое. Она явно была чем-то опечалена и Майкла это заинтересовало. Ему вдруг захотелось подойти к ней, захотелось чтобы эти большие, оттененные длинными ресницами глаза посмотрели на него с интересом, чтобы в них вспыхнуло желание. Он колебался. Возможно, если с ней познакомиться, то этот последний вечер… Но момент был упущен. Неожиданно девушка поднялась, бросила деньги на барную стойку и вышла на улицу.

Майкл досадливо вздохнул. Вечер снова стал унылым и тусклым. Расплатившись, он вышел, неловко толкнув стеклянную дверь. Теплый ночной ветер дохнул в лицо, и закачались, зашумели кроны кипарисов. Он рассеянно побрел по набережной, глядя на чернильное море, пустеющие столики у кромки воды. Людей становилось все меньше, оставались влюбленные парочки, у которых, как известно, вообще проблемы с восприятием времени. Он шел по прохладному песку в глубину летней ночи, пока берег не стал безлюдным, звуки музыки угасли вдали, остались позади огни отелей и ресторанов. Здесь начиналась кипарисовая роща, и ветер грозно шумел в вершинах. И меж темных их колонн он увидел алый трепещущий огонек, словно факел в руках язычника, осмелившегося вторгнуться в этот современный мир бога по имени Бизнес. Алое платье незнакомки, которую он только что встретил в баре, плескалось на ветру, беспокойно билось лепестком цветка, который вот-вот оторвется от стебля.

Майкл неуверенно пошел навстречу, а девушка, не замечая его, стояла, замерев у самой воды. Темные волны с шорохом накатывали на берег, обдавая его соленым туманом. Пенный прилив лизал ступни девушки, казавшейся Майклу безликой древней богиней, а она, тяжело дыша, будто после быстрого бега, подставляла лицо молодой луне. И вдруг шагнула вперед, и пошла прямо в чернеющую глубину, а платье, надувшись, будто парус, темнело и тяжелело от воды и тянулось за ней окровавленным шлейфом.

Майкл остолбенел. Все мы стараемся быть добродетельными. В угоду Богу по имени Иисус или Богу по имени Мода, Престиж или Бизнес. Мы иногда жертвуем на благотворительность, часто соблюдаем пост и заказываем экскурсии по святым местам. Но как же неохотно берем на себя ответственность, нарушаем привычный ход жизни и вмешиваемся в чужую судьбу! Гораздо проще бросить в ящик плюшевую игрушку для детского дома, чем протянуть руку взрослому человеку в беде.

Уйти, позволить Мойрам плести свою нить. И перерезать ее. Так просто и удобно. Но Майкл не мог отвести глаз от алой фигурки, идущей в темноту. Грохочущие волны уже достигали ее груди, и Майкл, стряхнув сонную дремоту, побежал.

— Стойте! Не надо!

Он бросился в воду. Набежавшая волна оказалась неожиданно холодной, она мгновенно вернула Майкла к реальности, разрушила ощущение сна. Одежда пропиталась водой, стала тяжелой, неприятно прилипала к телу и сковывала движения. Но Майкл упорно пошел вперед и коснулся плеча девушки.

— Вам-то что? — она обернулась и в глазах ее полыхнула такая ярость, что Майкл отшатнулся.

— Зачем?

— Не ваше дело. Возможно, мне скучно.

Она болезненно дернула плечом и стоя по грудь в воде, смотрела на бархат ночного неба, украшенный стразами звезд.

Скучно? Лжет. Таким страстным натурам скучно не бывает. Майкл почувствовал жгучее любопытство. Собственные проблемы отступили на второй план, такой интерес вызвала у него красивая, молодая женщина, решившая свести счеты с жизнью столь странным образом. Идти в морскую глубину, пока воды не сомкнуться над твоей головой? Какую волю надо иметь, чтобы не попытаться всплыть, повернуть назад?

— Скучно? — он не узнал свой внезапно охрипший голос. — Так идемте развлекаться. Играли когда-нибудь в казино?

— Нет, не приходилось. — она вдруг слабо улыбнулась и посмотрела на него с любопытством.

— В первый раз обязательно повезет, — он осторожно взял ее влажную от морской воды, прохладную руку в свою. Продолжая говорить, незаметно повел ее к берегу. — Говорят, дьявол дает в первый раз выиграть, чтобы потом предложить вам контракт. Проверим?

Теперь оба стояли по колено в воде и ветер обдавал холодом мокрые тела в отяжелевшей, прилипшей к коже одежде.

Она посмотрела, пытливо, пронзительно, и качнула головой, отчего грива темных волос пролилась со спины на грудь. С минуту словно бы колебалась, потом в глазах ее блеснул задорный огонек.

— Проверим.

Майкл облегченно выдохнул. Только не молчать теперь, говорить, неважно, о чем и как. Только бы увести ее прочь от темнеющей воды и этих мрачных кипарисов. Туда, где свет, где тепло и музыка, и смех.

На самом краю пирса, там, где он вгрызался в песчаный берег, сидел босоногий уличный музыкант. Скорее для себя, чем для прохожих, которых и не было в этот поздний час, мальчик лениво перебирал струны мандолины. Незатейливая мелодия сплеталась со вздохами ночного моря и шелестом листвы. Но тут же оборвалась, когда музыкант увидел Майкла и девушку.

— Сыграй для нас. — Майкл с трудом вытащил из промокшего бумажника купюру. — Сыграй так, чтобы она улыбнулась.

Странная просьба всегда превращается в изысканный каприз, если за нее хорошо платят. Увидев, что бумажка, которую протягивает господин в мокрой одежде, это сто евро, юный музыкант рьяно взялся за дело. Сначала его пальцы медленно гладили струны и первые звуки казались тихими и робкими. Точно сумрак приближается, едва слышно ступая по песку. Но постепенно музыка начала разворачивать кольца, как ядовитая змея. И яд ее был сладок. Все быстрее, все горячее и ярче звучала она, сначала смешиваясь, а потом поглощая все иные звуки. Голос моря, шепот листвы, стук сердца. Огненная мелодия фламенко расколола, зажгла южную ночь. Звезды вспыхнули белым и голубым, прибой нервно вздрогнул, замер на миг, а затем с удвоенной силой обрушился на берег. Даже девушка словно очнулась от зачарованного сна. Ее рука слабо сжала ладонь Майкла, тело, словно против ее воли, несколько раз качнулось в такт музыки.

— Станцуйте. Вам же хочется.

— Вовсе нет! — огрызнулась она, но в следующую секунду уже пошла кругом, грациозно вскидывая в танце руки.

Мокрая одежда прилипла к ее коже, стесняла движения, и оттого они были более стремительными, чем следовала. Но была в этом напряженном, скованном ритме такая странная, неправильная красота, что у Майкла дух захватило. Все быстрее, все резче. Ночь смотрела на них тысячей глаз. И на самом пике, на самой страстной ноте, музыка вдруг оборвалась, и девушка остановилась прямо перед Майклом, раскинув руки и склонив гордую голову. Майкл подхватил ее, задыхающуюся, еще хмельную от танца.

— Теперь в казино? Будем пить шампанское и делать глупости?

— Непременно! — она со смехом взглянула Майклу в лицо.

— Как вас зовут?

Она вновь ощетинилась и та хрупкая нить доверия, взаимного невмешательства, что связала их в последний час, снова порвалась.

— Это важно?

— Не хотите, можете не говорить, — он нарочито небрежно пожал плечами. -Буду звать вас Антея, вам идет.

— Антея?

Блестящее образование в Гарварде. А до него многие часы, которые он потратил в библиотеке жалкого пригорода Нью Йорка, чтобы овладеть историей древнего мира. Тайнами латыни… Часы, которые его сверстники — мальчишки потратили на то, чтобы овладеть сверстницами из соседнего двора. «Ну и зачем тебе этот хлам, сынок?» — спросил бы отец. «Ну вот. Что бы девушке понравится.» — он бы ответил сейчас, в шутку, конечно. Но не ответит. Отец умер два года назад. Один, в неплохой квартирке, которую Майкл купил и обустроил ему, так и не найдя времени приехать. Целых десять лет не было времени приехать, хоть он и хотел, честное слово!

Она прищурилась.

— Почему?

— Ну как же. «А» в греческом отрицательная приставка, «теос» — Бог. Разве не ему вы бросали вызов, когда шли в темную глубину?

— Это моя жизнь! — резко отозвалась она, и потом, уже мягче и тише, — и мое решение.

— Разве не Ему принадлежат наши судьбы? — горячо возразил Майкл, но где-то в глубине сознания прозвучал насмешливый, неприятный голосок: «А сам-то ты о чем сегодня думал? Разве не о том же? О спасительном небытие, о постыдном бегстве от одиночества и пустоты своей жизни».

— Если б наши судьбы принадлежали ему, он разве был бы так жесток? — Антея заговорила с неожиданной горечью. — Мог бы лишить жизни невиновного, заставить страдать слабого? А потом еще судить за это?

И с неожиданной ясностью Майкл понял, что девушка лгала ему, что не простая скука заставила ее шагнуть в сонные воды ночного залива. Но что же случилось в ее жизни? Такая красивая, юная. Он помедлил и решился.

— Не мне вас судить. Я тоже сегодня подумал… — он уже почти верил в это. — Знаете, когда римские патриции решали окончить свою жизнь добровольно, они устраивали пышную вакханалию, предавались всем мыслимым удовольствиям до рассвета, чтобы с первыми лучами солнца покинуть этот мир пресыщенными и счастливыми…

Они посмотрели друг на друга, как соучастники преступления. Или любовники.

— Что ж… Так давайте до самого рассвета… — ее огромные, темные как обсидиан, глаза затуманились дымкой, она вдруг шагнула, приблизившись вплотную, коснулась его груди узкой, неожиданно горячей ладонью. — будем, как римские патриции, творить, что пожелаем. А утром…

— А утром решим. — Майкл прервал ее горячечный монолог. Он привлек Антею за талию, заглянул в побледневшее лицо. Она вздрогнула, но не отстранилась. Напряглась, как струна, застыла, так же глядя ему в глаза, вопросительно, лукаво. Но вдруг рассмеялась, тряхнула тяжелыми, пропитанными водой кудрями. И взяла его под руку. Так просто, естественно, словно тысячу раз прогуливалась с ним по городским улицам и ночному песку.

Они вошли в первое же казино, маленькое, но помпезное. Фасад его горел разноцветными огнями, до того яркими, что слепило глаза. Казалось, архитектор попытался втиснуть в небольшое здание весь Версаль, щедро приправив жеманное барокко крикливой мишурой американских салунов. После прохлады морского берега, воздух казино, пропитанный дымом кубинских сигар и женскими духами, показался жарким и душным. Веселая, навязчивая музыка смешивалась с нестройным хором людских голосов. Казино похоже на океан. Есть водоросли, пассивно колышущиеся, не принимающие ни в чем участия, но жадно пожирающие глазами чужие взлеты и падения. Такие боятся жить собственной жизнью, ошибиться, но голод острых ощущений толкает их в этот водоворот страстей, побед, трагедий и ошибок. Есть легкомысленные рыбки, которым суждено стать чужой добычей. А есть акулы, чья кровь холодна, и кто не уйдет из казино без пусть небольшой, но добычи.

Казалось бы, их появление просто не могло остаться незамеченным. Согласитесь, мужчина в мокрых брюках, щедро облепленных песком, и девушка, босиком и в платье, прилипшем к телу и оттого обрисовывающем все то, что должно было скрывать — явление, заслуживающее внимания. Но нет! Возможно, если бы посетители казино увидели эту сцену через экраны смартфонов, в ленте Facebook, у Майкла и его спутницы был бы шанс. А так все продолжали заниматься обычными делами. Крупье старались обмануть клиентов, молодые небогатые девушки старались обмануть немолодых богатых мужчин, ну а игроки — сами себя.

Меж столов сновали неутомимые официанты, сияя натренированными улыбками. Антее все было внове, ее по-детски любопытный взгляд скользил от изящных девушек-крупье, напоминавших танагрские статуэтки, до исступленных, потерявших счет времени игроков. Она взглянула на рулетку, и неуверенно пробормотала:

— Хочу сыграть. Вот только…

Майкл правильно истолковал ее замешательство.

— Деньги не проблема. Нужно сделать ставку, это просто, я сейчас расскажу.

Антея кивала, рассеянно слушая пояснения Майкла. Казалось, она думает о чем-то своем. Не дав ему закончить, она перебила:

— Я поставлю на зеленое.

— Это называется «зеро»! Выигрыш удваивается… Но проиграть очень легко.

Шарик пролетел несколько кругов и остановился в зеленой ячейке. Игроки, сгрудившиеся вокруг стола, зашумели и заволновались. Антея вспыхнула от удовольствия, глаза ее блестели, а на щеках проступил румянец.

— Риск оправдался, — улыбнулся Майкл.

— Я не знала. Не умею играть.

— Так почему…

— Зеленое. Цвет надежды. — она понизила голос так, чтобы слышал только Майкл, — вам ведь тоже она нужна?

— Пожалуй. Да…

Он стоял так близко, что чувствовал ее запах. Слабый аромат духов смешивался с запахом морской воды и ее собственным, теплым, мускусным. Официант предложил им шампанское, но Майкл отказался нетерпеливым жестом. Он и так чувствовал хмель в крови, и шампанское тут было ни при чем.

— Снова на зеро.

— Ставки сделаны! — объявил крупье.

Шарик пробежал несколько кругов, замедлил ход, и в последнюю секунду, словно бы раздумывая — стоит это делать или нет, перескочил с красного на зеленое.

Зал охнул.

Бесстрастный крупье начал сгребать деревянной лопаточкой со стола выигрыш, а возле Антеи немедленно возник Услужливый господин, желавший помочь ей советами. Такие всегда возникают рядом, как только у вас появляются деньги. Они непременно предложат вам играть на бирже, приобрести ну очень перспективные акции и вложить в их самый надежный инвест фонд. Они будут ревностно заботиться о ваших деньгах… Покуда не потратят их до последнего цента.

— Мадам, я вижу, вы новичок. Позвольте рассказать вам о игре и подсказать замечательную систему…

— Я ничего не желаю знать о системе, — весело отмахнулась Антея. — я здесь первый и последний раз.

— Ставьте на красное! — засипел Услужливый господин, но Антея прервала его коротким: — Пошел вон!

Она выбрала черное. И снова выиграла. Майкл всерьез забеспокоился, что придется провести много времени в душном и шумном зале, но похоже, Антея была подобна ребенку, который быстро увлекается игрушкой и так же быстро теряет интерес.

— Уходите, — прошептала женщина, стоявшая рядом. У нее было благородное, тонко очерченное лицо, но под глазами залегли тени и руки нервно дрожали. — Уходите сейчас, пока удача не отвернулась.

И они ушли. В кассе Антея высыпала все выигранные фишки и застенчиво, почти по-детски спросила: «Мы выиграли, можно обналичить?». «Выиграли?» — недоверчиво переспросил крупье таким тоном, будто здесь никто и никогда прежде не выигрывал.

— Возьми для меня еще шампанского.

Не просьба, а скорее приказ. Она обронила эту фразу даже не повернув головы, уверенная, что ее желание будет тут же выполнено. Не привыкший к такому обращению Майкл хотел возмутиться… И вместо этого послушно пошел вниз. Как назло, первый встретившийся ему официант спешил с пустым подносом, другой разносил коньяк. Пришлось идти в бар. Вернувшись в зал с бокалом, полным искрящейся золотистой жидкости, Майкл застал там странную тишину. Большинство гостей оставило игру и, сгрудившись большой толпой, перешептывались и смотрели вверх.

Майкл поднял голову. Верхний этаж нависал полукругом над залом казино. Вечером здесь играл оркестр или пела заезжая дива, но сейчас на верхнем этаже стояла Антея, неловко державшая пачки купюр, перевязанных бумажными банковскими лентами, а снизу на нее взирало практически все казино. За исключением стайки немолодых респектабельных дам, так же стоявших у кассы и уделивших Антею своим полным и безраздельным вниманием.

Есть два вида вежливости. Первая — когда домохозяйка, улыбаясь, слушает восторги и гордость другой домохозяйки относительно ее отпрыска. Он хорошо покушал, он сказал впервые «мама», он занял 689 место из 700 на конкурсе западных единоборств в городе DirtyTown. Вы слышали прежде про город DirtyTown? Вот и я — нет.

Второй вид вежливости (здесь невесты шейха ОАЭ и сыны Рокфеллера меня не поймут) улыбаться, когда ваш подчиненный был назначен вашим начальником. И разум, и чувство самосохранения требуют возжелать ему скорейшей смер… карьеры, и крепкого здоровья, а вот сердце жаждет, чтобы этот счастливец как можно скорее стал клиентом святой инквизиции. И вот эта улыбка, этот второй вид вежливости достоин истинного уважения.

Но сейчас гостям казино даже вежливости не хватило на улыбку. Одни делали вид, что головокружительная удача незнакомки их совершенно не трогает, другие (разумеется дамы) не слишком понижали голос, обсуждая слишком дерзкое платье Антеи, слишком дорогие украшения. Немолодая, сухопарая женщина обратилась к своей соседке, выразительно указав взглядом на Антею: «Дорогая, да такие огромные, вульгарные бриллианты носят только русские и арабы!» Соседка согласно закудахтала, Антея же повернулась, беззастенчиво оглядела даму и заметила:

— Вульгарным Chopard кажется тем, кто не может его себе позволить. Вам просто не достает денег, вот я вас и раздражаю.

Дама отшатнулась и заморгала, словно ей залепили пощечину.

— А вам недостает хорошего образования и манер!

— Что, собственно, такое хорошее образование? — примирительно замурлыкал благообразный старичок, который, к неудовольствию Майкла уже десять минут не мог оторвать взгляд от декольте Антеи.

— Хорошее образование — это когда ты можешь устроить дискуссию «Было ли творчество Шекспира творчеством Бэкона» стоя в очереди за пособием для бедных, — отчеканила Антея. — шампанского? За мой успех.

Дамы демонстративно отвернулись, и вся эта толпа немедленно обрела чопорную благопристойность, свойственную всякому, кто не имеет возможности наслаждаться жизнью.

Майкл почти бегом поднялся к ней наверх. Осторожно приблизился, глядя, как она стоит у самого края балкона, сжимая в руках пачки купюр. Антея даже головы не повернула. Стояла, жадно всматриваясь в лица. «Ей нравится», — понял Майкл. «Нравится дразнить их».

— Антея, — он легко коснулся ее плеча, — что вы…

— Какие они надменные и гордые! — она дернула плечом и совсем по-девчоночьи хихикнула.

— Нужно не обращать на это внимание.

— Нет. Нужно сбить с них спесь. — она упрямо закусила губу.

Антея вывалила всю гору хрустящих пачек на столик, едва не смахнув с него фарфоровую вазу, полную пышных пионов. Торопливо порвала банковские ленты, превратив бумажные кирпичики в ворох хрустящих бумажек. И швырнула весь этот ворох в толпу.

Если вы когда-нибудь видели, что бывает, если бросить сосиску ораве голодных котов, то имеете полное представление, что творилось в те минуты в казино. Если хотите больше деталей, можете ознакомиться с утренними газетами за 14 июля, а заодно с медицинскими и полицейскими протоколами. Но Майкл и Антея задерживаться не стали. Они с хохотом выбежали через стеклянную дверь и не останавливались, пока не оказались у самой кромки воды. Море медленно и нежно гладило берег, ласкало песок пенным языком. Ветер крепчал, и оттого казалось, что море дышит все чаще, и вздохи его переходят в стон. Здесь не было слышно людских голосов, разномастной музыки, вырывавшейся из глоток ресторанов. Здесь была своя музыка. Прекрасная, древняя, страшная. Эту музыку слышали Адам и Ева, утратившие рай, и этот рай вновь был вновь обретен на берегу под вечными звездами. Ей внимали викинги, когда открывали новые берега. Слышал Ахиллес, когда перед ним пала пылающая Троя. Но она гаснет в шуме казино, ее не различить в нестройном хоре людских голосов.

— Вы знаете где ваше созвездие? — Майкл смотрел в бездонные небеса.

Антея живо обернулась.

— Скорпион. Вот он, — она указала на скопление крупных звезд на западе, почти у кромки моря.

— Мне всегда были интересны легенды о созвездиях. Но как-то все не было времени почитать. Вроде бы Юпитер использовал небо как доску почета. Помещал туда особо отличившихся. Ну, как в обычном офисе.

— Да, — рассмеялась Антея, — так и есть. Скорпион, к примеру, удостоился такой чести потому, что ужалил величайшего врача Асклепия.

Майкл вытаращил глаза.

— Как? И за убийство врача… Почему?

— Ну как же. Асклепий спасал тысячи человеческих жизней. Люди перестали бояться болезни и смерти, а тот, кто не боится, не слишком чтит богов. Опять же Аид, бог мертвых, стал испытывать недостаток новых подданных. А он Юпитеру брат.

— Да, родственные связи никто не отменял, — ухмыльнулся Майкл.

— Ну а ваше созвездие?

— Козерог. Только я не знаю, где он…

— Вот, — Антея заставила его развернуться и пальцем медленно нарисовала в воздухе очертания. — Хотите узнать его историю?

— Очень хочу, — Майкл поколебался. — Но позже. Еще будет время, а сейчас…

Нам всегда кажется, что впереди целая жизнь, что еще будет возможность, что мы успеем. Завтра, через неделю, через год. Вот только у судьбы другие планы и нет этого завтра и никогда не повторится уже эта ночь, и насмешливо смотрят с небес на нас седые облака, и холодом, холодом тянет с моря… Антея перебила, закончив его собственную мысль:

— Ужасно есть хочу. Поужинаем где-нибудь?

Они нашли неподалеку модный ресторан, где было полно людей даже в этот поздний час. В зале было тесно — яблоку негде упасть. Шум стоял невообразимый, кричали официанты, пытавшиеся принять заказ, кричали гости, пытавшиеся вести беседу друг с другом. Меню написано мелом на стенах, спиной можно было почувствовать спину соседа. Разномастные цветы на столах стояли в ведрах для шампанского. Странные, полевые и лесные цветы.

— О, а это болиголов! — Антея со смехом указала на цветок, чьи белые зонтики возглавляли каждый букет. — удачный цветок для стола. Впрочем, с утра последствия его аромата спишут на вино.

Меню было очень модным, смелым, провокационным. Потому Майкл остановил свой выбор на старом, добром спагетти карбонара, полагая, что его просто невозможно испортить. Как выяснилось через двадцать минут, он ошибался. Антея же выбрала местные устрицы и благородное Chateau La Lagune. Майкл слабо запротестовал.

— Все же под морепродукты нужно белое вино. Так нельзя…

Антея наклонилась, коснулась кончиками пальцев его запястья.

— Полагаю, самоубийцам можно красное вино к устрицам. Я так хочу сегодня. И мне плевать на традиции.

Официант открыл при них бутылку, затем унес и вернулся с графином, наполненным вином. Он слегка наполнил бокал вином и протянул Майклу, но Антея перехватила. Она пригубила вино и тут же с отвращением сплюнула в бокал.

— Это не LaLagune. Что вы нам принесли?

— Мадемуазель, — официант гордо выпрямился. — Не полагаете же вы…

— Не полагаю. Я уверена. Будем звать администрацию или вы принесете нам наше вино взамен этого пойла?

Майкла резануло это слово, неожиданно грубое для ее уст. А официант сдулся, как шарик, из которого выпустили воздух. Он молча унес графин, а когда вернулся с новым, Антея осталась довольна. В конце ужина она внимательно проверила счет и вернула Майклу половину чаевых.

— Не стоит давать более десяти процентов.

— Просто хотел вас впечатлить.

— Вы впечатлите только официанта. После такого «обслуживания»… К тому же каждая услуга имеет цену.

— Вы полагаете что все продается? — Майкл взглянул на нее с любопытством.

— Да.

Ответила без тени улыбки. И тут же отвернулась, глядя в окно на ночную набережную, где в небе вспыхивали то ртутью, то кровью рекламные щиты. Майкл легко коснулся ее руки, лежавшей на столе. Антея не отняла.

— Даже вы и я?

Она повернулась, посмотрела на него в упор и уверенно ответила:

— Все. Вы, другие, я. Особенно я.

Майкл не нашелся, что ответить, но Антея уже легко поднялась из-за стола, и пошла к выходу, позвав его только жестом. Если бы любая другая женщина, вот так небрежно, даже не оглянувшись, приказала ему идти взмахом руки, Майкл и не подумал бы подчиниться. Любая другая, но не эта.

После душного и людного ресторана на побережье казалось удивительно прохладно. Оба затихли, как расшалившиеся дети, которые что-то разбили в пылу игры. Но усталости Майкл не чувствовал, наоборот, еще никогда он не был таким живым и настоящим. Словно весь мир был раскинут перед ним, эта ночь, пение цикад, сладкие ароматы ночных цветов.

— Так красиво и совершенно вокруг, что трудно не поверить в Бога, — вырвалось у него против воли, — словно чей-то прихотливый, не лишенный вкуса разум это создал.

— А заодно и наши судьбы? — лукаво спросила Антея.

Над ними раскинула крону громадная магнолия. В ее ветвях надрывались цикады. «Семнадцать лет,» — подумал Майкл, «семнадцать лет во тьме, под землей личинки цикад едят, формируются, накапливают силы ради единственного месяца, когда за их спиной развернутся крылья, каждая из них обретет голос… Голос, который будет звать партнера, единственного в их жизни. Этот месяц они не будут есть, он отведен на поиски того, кто даст жизнь будущему потомству. А разве мы не такие же? Лучшую часть своей жизни мы роемся в мусоре, надрываемся изо всех сил, чтобы взлететь. Но в отличии от цикад, многие годы копания в земле не гарантируют нам крылья, полет и краткий миг любви. Обычно у людей этот шанс быть кому-то нужным давно позади, пропущен, утерян и не замечен.»

Он посмотрел на исполинский ствол, белевший в темноте. По растресканной коре ползли вверх вереницы цикад. Упрямо, шаг за шагом, туда, где в темноте вспыхивали изумрудом толстые гладкие листья. И вспомнил офисное здание, в котором провел десять лет жизни. Поднимаясь на свой двадцать третий этаж на прозрачном лифте, он день за днем наблюдал, как фигурки людей, спешащих через центральный холл, становятся все меньше и меньше, превращаясь в вереницы муравьев. Первый этаж, второй. Еще видны лица, серьезные и сосредоточенные, прически и волосы всевозможных оттенков. Третий, четвертый. Уже невозможно разглядеть крой костюмов, отличить темно серый от черного. На шестом он переставал отличать мужчин и женщин. Да так ли важно какого ты пола и каков цвет твоих глаз? Твоя роль, твоя работа в этом муравейнике — вот единственное, что имеет ценность. Выше люди переставали быть людьми. Движущиеся потоками темные точки.

Майкл не мог оторвать глаз от цикад. Маленькие, одинаковые тела, облаченные в черное. Такие же фигурки, упрямо идущие вверх к единственной цели. Цели, о которой они лишь смутно догадываются. Он украдкой взглянул на Антею. Тоже смотрит вверх, в переплетение темных ветвей. Смотрит, не отрывая глаз. Неужели она думает о том же? Неужели…

— Я хочу этот цветок! — темные глаза Антеи вспыхнули от восхищения. Она показала Майклу крупный цветок магнолии, смутно белевший меж ветвей. — Я украшу им волосы, и он заменит мне духи, которые море с меня смыло.

В прежние времена, когда прекрасная дева указывала пальчиком на цветок, растущий на неприступном уступе скалы, рыцарь тут же вскакивал на коня, вооружался копьем (иные скалы охраняются драконами или, что хуже, такими же сборщиками цветов), и бестрепетно бросался в бой. Но современные рыцари обмельчали. Коню они предпочитают диван, разящим копьем им служит кошелек, ну а хорошенькие грудки проще посмотреть на сайтах для взрослых. Так что смерив взглядом немалое расстояние от земли до ароматного цветка, Майкл только смущенно кашлянул.

Но и современные прекрасные девы отличаются от их предшественниц. Если они будут, подобно их прабабушкам, сидеть в башне и заниматься рукоделием в ожидании своего героя, то умрут от голода. Причем девственницами. Смерив Майкла снисходительным взглядом, Антея скинула туфли. Ухватившись за нижнюю ветку, она подпрыгнула и ловко, по-обезьяньи хватаясь ногами за малейший уступ на гладком, белесоватом стволе, взобралась вверх. Она сорвала самый красивый и крупный цветок магнолии, и легко спрыгнула на землю. От цветка шел сладкий, теплый аромат. Антея украсила им прядь чуть выше левого виска, и магнолия казалось луной на темном небосводе ее волос.

— Я верю в судьбу, — она вдруг стала серьезной.

— Ну как вы себе это представляете? — неловко засмеялся Майкл.

— Пожалуй, представляю Бога этаким усталым, заваленным работой сценаристом, — Антея звонко рассмеялась и от этого ее смеха у Майкла стало легче на душе. — Он пишет для каждого сценарий его жизни, одни выходят драмами, другие комедиями.

— Мой сценарий выходит очень скучным, — криво улыбнулся Майкл. — Творцу стоит смять его, да бросить в мусорную корзину. И начать с чистого листа. Я бы на его месте так и сделал.

— С чистого листа… — задумчиво повторила Антея.

Они не сговариваясь повернулись и пошли по берегу в обратную сторону. Шли молча, думая о своем, но удивительным образом чувствуя близость друг друга. Лагуна поворачивалась острием серпа и на темной воде колыхались яхты и катера. Внимание Майкла привлек гидроцикл «Ямаха». Роспись красными зигзагами по черному, делала его в сумерках похожим на тигра. Антея поймала его взгляд.

— Нравится?

— Очень! — Майкл не удержался и погладил гладкий блестящий бок. — вот бы на нем сейчас прокатиться.

— Так чего же мы ждем? — Антея по-мальчишески широко перекинула ногу и проворно оседлала водяного коня.

— Но я не умею! — Майкл оторопел от такой дерзости, — да и его хозяин…

— Уверена не будет против. — Антея повернула ключ и гидроцикл глухо заворчал, — я умею. Ну, вы со мной или на берегу останетесь? У нас же ночь безумств или вы передумали?

Под весом Майкла гидроцикл немного просел, опустился в чернильную воду. Антея уверено сжала дроссель, и Ямаха рванула вперед, туда, где небо ложилось на море своим призрачным телом. Луна смотрела вниз белым глазом, облака струились рваным кружевом. Гидроцикл набирал скорость, дельфинировал, подпрыгивая по тугому рельефу мелких волн. И Майкл инстинктивно наклонился вперед, обняв девушку руками за талию. Ее сильное тело показалось горячим в прохладе ночного воздуха, ветер трепал густую гриву темных, буйных волос, и они били Майкла по лицу. Они неслись навстречу ветру, было трудно дышать и Майкл чувствовал соль на своих губах. А небо над головой было бездонным черным бархатом, усыпанным бриллиантами звезд. И Майклу захотелось кричать от радости, его переполняло возбуждение, кровь стучала в висках. Глаза привыкли к темноте и море оказалось не черным, а прозрачно зеленым, словно в его глубинах светила другая луна.

Антея неожиданно дала крутой разворот, гидроцикл сильно лег на бок, и на долю секунды Майкл решил, что они перевернутся. Но Антея удержала черно-красного тигра из пластика и стали, и на всей скорости понеслась к берегу. Прибрежная полоса ширилась, росла на глазах, неумолимо приближаясь. А Антея и не думала сбрасывать скорость.

— Тормози! — крикнул Майкл.

Но она будто не слышала. Только напряглись сильнее мускулы ее тонких рук, она чуть ниже опустила голову, как зверь перед прыжком. Долю секунды Майкл колебался. Разжать руки, упасть назад, в спасительную воду… Но он лишь крепче обнял девушку. И когда до берега оставались считанные метры, гидроцикл остановился, развернувшись почти на сто восемьдесят градусов и обдав песок пенной волной. Антея спрыгнула, покачнулась и едва не упала. Майкл подхватил ее под локоть, взглянул в широко распахнутые глаза. Лицо ее было бледно то ли от лунного света, то ли от перенесенного страха. Остальное — локоны, высушенные ветром и вновь закрутившиеся тугими кольцами, тонкая фигурка, облаченная в алое, все утопало во тьме. Тьма всегда ее окружала. Позже он часто думал об этом.

— Куда сейчас? — он почувствовал хмельную, веселую решимость на любые подвиги и глупости. Если б Антея предложила сейчас поджечь ресторан или нагишом станцевать на площади, он, наверное, согласился бы. Но она лишь глухо прошептала, сильно, до боли стиснув его запястье:

— Идем к тебе…

Майкл взял ее под руку, и они поспешили в темноту улиц, туда, где не было света фонарей и любопытных глаз. Так, будто до них кому-то было дело. В ярко освещенное фойе отеля они вошли, держась за руки, но не глядя друг на друга. Словно неловкое слово могло нарушить тонкую, хрупкую связь, вдруг возникшую на берегу.

В номере уже сделали вечернюю уборку и зажгли свечи. Свечи эти Майкла невероятно раздражали и были предметом ежедневных споров с портье. Забронировав самый большой номер в отеле, Майкл как-то не сообразил, что это номер для новобрачных. А такому номеру полагался романтический интерьер и соответствующие ритуалы. Первый же вечер он провел, чертыхаясь, и безуспешно пытаясь очистить огромную кровать от лепестков роз. Потом приходилось гасить свечи, расставленные по всей комнате, отчего она наполнялась удушливым дымом. Он тогда немедленно вызвал горничную, вручил ей хорошие чаевые и попросил избавить его от всего этого романтического хлама. Горничная француженка его не поняла, зато обрадовалась чаевым. И с еще большим рвением ежедневно зажигала свечи и расставляла по комнате лилии, от резкого и приторного запаха которых у Майкла болела голова.

Но сейчас эта обстановка больше не казалась ему нелепой. Антея улыбнулась, подошла к зеркалу и начала снимать украшения. Так буднично и просто. Так, будто они давно женаты и вернулись сегодня домой. Украшенный бриллиантами браслет глухо звякнул о крышку ноутбука. Ноутбук! Так и стоял весь день на подзеркальном столике. Он как-то совершенно о нем забыл, даже убрать не потрудился. А в номере мог побывать кто угодно. Конечно, без пароля чертежи не открыть, но…

Но он тут же забыл обо всем. Антея медленно повернулась и шагнула ему навстречу. Она сбросила туфельки, одну за другой, стала ниже ростом и оттого казалась беззащитнее. Огоньки свечей плясали в темных глазах и этот жуткий блеск делал ее еще прекраснее. Майкл почувствовал, как пересохло в горле. Он неловко коснулся руками ее талии, привлек к себе. А потом сделал то, что мужчина никогда делать не должен.

— Ты правда этого хочешь?

Слова как-то сами сорвались с губ. И Майкл снова почувствовал себя растерянным четырнадцатилетним мальчишкой, который робея, несмело шептал это своей первой девушке, которой предстояло через несколько лет стать его женой. Тогда ему казалось, что он влюблен.

— Хочу. — выдохнула Антея, обвивая руками его шею. — Хочу тебя, и ни слова больше, прошу… Иди ко мне…

Их губы слились, сначала легко и нежно, но дыхание участилось, движения становились все более лихорадочными и торопливыми. А потом ее пальцы легко, почти незаметно расстегнули пуговицы на рубашке и теплые ладони легли на его грудь. Сердце билось как бешеное, у него дрожали руки, когда он с трудом отыскал молнию на платье. Антея выскользнула из него и отбросила не глядя. Платье стекло кровавой лентой со стула. Блики пламени танцевали по ее коже, и казалось, что она из золота. Не женщина, а древняя богиня, кто изваял ее из ночной темноты? Как получается, что еще вчера ее не было в его жизни?

Она взяла свечу с тумбочки и прошептала:

— Огонь как любовь. Когда вокруг холодно и темно, даже маленький огонек дарит тепло и радость. Но дай ему волю, и он станет огромным, причинит боль и может убить.

Антея дунула на огонек, и он исчез, обернувшись тонкими змейками дыма. А Майкл обнял ее сзади, почувствовал обнаженной кожей длинные, шелковистые волосы, крутые изгибы грациозного, сильного тела.

— Я не боюсь обжечься. — прошептал Майкл.

Жгучий зной ее тела обдал Майкла дурманящим запахом мускуса и восточных сладостей, и он глубоко вдыхал этот аромат, касаясь губами бархатистой кожи. Жадно окунал лицо во мрак ее волос, как измученный жаждой путник погружает лицо в прохладную воду. Ему казалось, что он растворяется, теряется в горячечном тумане, сгорает в лучах беспощадного солнца.

А потом они лежали, обнявшись, и смотрели как на потолке пляшут тени. Пальцы Майкла рассеянно перебирали тяжелый шелк каштановых волос. Невесомая рука Антеи обнимала его грудь, ее дыхание становилось глубоким и ровным. Боги, где эта женщина была всю его жизнь? Майкл осторожно приподнял ее голову, высвободил плечо и повернулся на бок. Теперь можно было бесконечно любоваться ее золотым в свете свечей телом, гладить кончиками пальцев нежную кожу, исследуя каждый изгиб, каждую впадину тела.

— Кто ты? — прошептал Майкл, скорее себе, чем ей. — Как тебя зовут?

— Ты ведь дал мне имя.

Она улыбнулась, не открывая глаз, сонно потянулась и уткнулась лбом в его грудь.

— Но я хочу правду… — Майкл поколебался, но все же произнес это вслух. — Я боюсь тебя потерять.

— Правда как проститутка. Ее все хотят, но никто не любит. А поимев, часто раскаиваются.

...