Оглавление

Все совпадения с именами реальных людей — случайны

Часть первая. Первый директор

Глава первая

С утра училище тихо гудело, как улей, однако внешне все выглядело как обычно. В 9.00 прозвенел звонок на первый урок, и основная масса учащихся, которая тусовалась на первом этаже, без особого энтузиазма потянулась к своим кабинетам по расписанию. Там их терпеливо поджидали мастера производственного обучения, прикрепленные к каждой учебной группе. Преподаватели уже находились в своих кабинетах, как положено, за пятнадцать минут до начала занятия, и готовились принять в свои объятия еще не совсем проснувшихся учащихся.

До звонка весь коллектив обошла секретарь учебной части и пригласила под роспись на внеплановое совещание сегодня после уроков, при директоре. Формулировка «совещание при директоре» особенно никого не удивила и никому не резанула слух, кроме Натальи Наумовны, нового преподавателя химии. Она пришла работать в училище недавно, из НИИ, и с интересом осваивалась в новой обстановке. Конечно, она и раньше принимала участия в совещаниях, которые проводило начальство разного уровня, но они никогда не объявлялись «при директоре». Для нее это звучало, как совещание в присутствии короля или королевы. Сначала она даже решила уточнить у завуча, почему здесь так странно говорят. На это ей вежливо, но твердо дали понять, что надо привыкать к новой системе, а не задавать лишних вопросов.

Мастеров оповестили о совещании на ежедневной оперативке, которую проводил старший мастер в мастерских по утрам. Тема внеочередной «выволочки» не объявлялась заранее, но сам факт, что она проводилась не как обычно в понедельник, а в четверг — насторожил весь коллектив. Для поддержания трудового энтузиазма коллектива считалось достаточным встречаться с сотрудниками раз в неделю, что обычно и делалось по понедельникам.

В любом трудовом коллективе, а особенно в педагогическом, конечно, есть люди, которые всегда в курсе всех происходящих событий на работе. На таких работниках держится весь «мир», они на вес золота. Быть в курсе событий хочется всем, но у большинства таких возможностей и способностей, к сожалению, нет.

В училище таким человеком считалась Алина — первая сплетница и, по совместительству, секретарь директора. В перерывах между подшиванием бумаг и печатанием документов она с огромным удовольствием перемывала всем коллегам косточки. Однако в данном случае к ней обращаться было бесполезно: она крепко держалась за свою «маленькую» власть и так просто ею не бросалась: понимала, что разболтать тайну совещания сейчас — себе дороже.

Вера Михайловна — одна из физруков училища, практически ни в чем не уступала Алине по части осведомленности о текущих событиях. Причем, в отличие от секретарши, она ничего не боялась. Она состояла в профкоме, работала там давно и с большим энтузиазмом, через профком проходило много людей, и их просьбы всегда подкреплялись рассказами и слухами о работе, о том, что сегодня обсуждается в коллективе, кому и что грозит в ближайшем будущем. Но Вера Михайловна находилась на отшибе, в гимнастическом зале, который располагался даже не в главном учебном корпусе, а через длинный переход в другом здании, и добежать до нее, все разузнать и вернуться обратно до звонка, все равно никто бы не успел до начала уроков.

Оставалась еще Полина Георгиевна — преподаватель истории. Хоть она и появилась в коллективе не так давно, но ее активность по части получения информации давала ей возможность быть всегда в курсе всех новых событий. Информация не так просто давалась ей в руки, она специально за ней охотилась: разговаривала со всеми, делала комплименты, рассказывала анекдоты и в ответ, конечно, получала свежие сведения. Однако Полина пока не имела своего закрепленного кабинета, и найти ее на четырех этажах училища было сложно.

Требовалось еще, конечно, учитывать и завуча, милейшую Татьяну Степановну. Слово «милейшая» ни в коем случае не должно восприниматься, как ирония. Татьяну Степановну преподаватели воспринимали, как своего защитника, который составлял вразумительное расписание, а в конфликтах старался встать на сторону преподавателей. Она, разумеется, знала, на какую тему планируется «выволочка», но благоразумно помалкивала и только предупреждала всех об обязательном присутствии на совещании и невозможности отпроситься.

«Правила игры» для мастеров и преподавателей звучали по-разному. Мастера имели нормированный рабочий день, и если они оставались на совещание, то это все проходило в их рабочие часы. Другое дело — преподаватели, они получали деньги за часы, и как только заканчивались уроки, они становились «свободными, как птицы». Поэтому присутствие на совещании после уроков все преподаватели рассматривали как лишнее и бесполезное времяпрепровождение, за которое, кстати, не платили. Из-за этого им постоянно «грозили пальчиком» и приглашали на совещание под расписку.

Коллективу стало достоверно известно только одно: директор пребывает в тихом бешенстве. Все понимали, что пропустить совещание и попасть под горячую руку начальства — себе дороже. Тем более, шел декабрь месяц, и впереди маячили долгожданные зимние каникулы. Оказаться «в опале» во время каникул никому не хотелось, ведь любой педагогический коллектив ждет каникул едва ли не больше, чем учащиеся.

Три пары наконец-то закончились, и все с нетерпением явились в 118-й кабинет на первом этаже, назначенный для совещаний на текущий учебный год. Каждый год назначался новый совещательный кабинет, и быть заведующим таким кабинетом — нечего хорошего для хозяина не предвещало. Там обязательно требовалась наглядная агитация, плакаты, связь с профессией, наличие уголка учебной группы, закрепленной за этим кабинетом, перечень требований к такой аудитории каждый год расширялся и мог измениться в любой момент.

За столом «президиума», как всегда, заседала «тройка ВЧК» во главе с директором Борисом Львовичем. По обе стороны от него привычно располагались преданные ему Виктор Александрович, первый заместитель директора по учебно-производственной работе, и старший мастер Валентин Егорович. С краю скромно примостилась завуч.

Весь остальной коллектив расселся за парты, негласно разделившись проходом между рядами на новичков и старожилов. Эти группировки между собой демонстративно почти не общались. К новичкам, прежде всего, относили преподавателей общеобразовательных предметов — русский язык, литература, математика, физика, химия и история, — которые появились в училище всего второй год, после введения в училищах обязательного среднего полного образования. К «белой кости», то есть к старожилам, себя относили мастера и преподаватели профессионального цикла, и, в том числе, преподаватель этики и эстетики.

Именно она, Александра Александровна, обращала на себя особое внимание. Всегда вела себя спокойно и с подчеркнутым чувством собственного достоинства. Каждое ее движение смотрелось продумано и эстетично. Она имела привычку, которая у многих ассоциируется с манерностью — периодически слегка вальяжным движением поправлять свои вьющиеся русые локоны, при этом слегка отставляя в сторону мизинец. Хотя, надо сказать, что эта привычка не портила ее, а, наоборот, приковывала к ней внимание.

«Новичков» в коллективе с прошлого года появилось много, и они продолжали прибывать. Конечно, это напрягало старожил-стажистов, и в коллективе стали назревать пока еще неявно проявляющиеся подводные течения и возможные противостояния. Тем более что среди новичков оказалось немало ярких, образованных, творческих людей. Новые преподаватели держались «в сторонке», они здесь недавно, а в чужой монастырь, со своими законами не лезут. Система начального профессионального образования пока еще твердо стояла на ногах, гордилась прошлыми достижениями, полученными наградам и вниманием государства, и чужаков особо не привечала.

Среди новичков особо выделялась Тамара Сергеевна, преподаватель литературы. Не красавица в общепринятом смысле слова, но есть такие люди, на которых сразу обращаешь внимание в любой обстановке. Выразительные черты лица, пронзительный взгляд, яркая манера одеваться и, особенно, умение правильно подать себя.

Недалеко от нее сидела Ленина Васильевна, еще один литератор. Хотя они пришли в училище одновременно с Тамарой Сергеевной, причем из одной вечерней школы, общались всегда только по работе. Ленина, пожалуй, единственная из всего коллектива, не смотря на напряженную обстановку вокруг, громко смеялась и разговаривала с мастерами. Она вообще любила громко посмеяться, особенно с мужчинами. Смотрелась она простой, обыденной, располагающей к себе русской женщиной — среднего роста, вьющиеся русые волосы, серые глаза, одевалась как все — юбки и кофты, в общем, полная противоположность Тамары Сергеевны. Мужчины с ней всегда охотно общались, потому что видели в ней не столько объект внимания, сколько друга.

Мастера, в основном мужчины, сидели на отшибе, в конце кабинета и, по возможности, подальше от начальства. Совещание как обычно проходило в их рабочее время, они имели возможность ослабить «педагогические вожжи». Пока учащиеся находились на территории училища, мастера несли личную ответственность за каждую «голову», которая не хотела учиться, поэтому они постоянно считали и пересчитывали учеников. А в связи с совещанием, учеников отпустили, и мастера уже чувствовали себя на отдыхе.

В общем, коллектив дисциплинированно явился в полном составе. Расселись плотно, по три человека за партой, даже почти не переговариваясь между собой, не считая небольшого междусобойчика вокруг Ленины. Для этого имелись веские основания. За половину рабочего дня никакая информация так и не просочилась среди сотрудников, и это всех напрягало. В воздухе витало легкое ожидание «выволочки».

— Я долго был уверен в том, что руковожу нормальным работоспособным коллективом. Вчера моя уверенность неожиданно пошатнулась, — вкрадчивым голосом начал директор, свирепо поглядывая на подчиненных. Вокруг сразу установилась напряженная тишина. — Существуют вещи, о которых просто не говорят, и ни в коем случае их не делают, особенно педагоги.

— А что, собственно, произошло? — тихо уточнил кто-то из мастеров с последней парты. Мастера, в отличие от преподавателей, которые обычно помалкивали, всегда чувствовали себя более уверенно. — Борис Львович, мы ничего такого плохого не сделали.

— Вы, может, и не сделали, Иван Павлович, а другие не просто сделали, а опозорили наше училище и меня, как руководителя! — возразил директор и вдруг взревел: — Я запрещаю, повторяю по слогам: зап-ре-щаю кому-либо обращаться во внешние организации через мою голову и без моего ведома! Это понятно? Я вас спрашиваю?

Гробовое молчание выдрессированного коллектива являлось именно тем самым правильным ответом для директора, и умный коллектив это понимал; никто ничего не уточнял, все просто замерли, дожидаясь подробностей.

— Один из преподавателей нашего училища посмел написать письмо в редакцию газеты «Труд» и попросил разъяснений о порядке работы коллектива во время зимних каникул, в частности преподавателей. Ему, видите ли, непонятно, почему они должны работать во время каникул, если уроков они не проводят, а их заработная плата начисляется согласно тарификации, то есть учебной нагрузке для каждого преподавателя, — мрачно продолжал Борис Львович, возмущение отражалось на его лице ярким румянцем. — Такой порядок существует испокон веков, и не вам, Полина Георгиевна, его менять!

Все облегченно вздохнули — возмутитель спокойствия обозначился, но от этого интерес к происходящему в аудитории только возрос. Конечно, у присутствующих возникло много дополнительных вопросов, некоторые обменивались взглядами, но все понимали, что сейчас для обсуждения не время и не место.

— Неплохо бы подняться выше уровня плинтуса и осознать всю ошибочность своих действий, — извергал руководитель-громовержец. — Порядок работы в каникулы определен годами правилами внутреннего распорядка и согласован с Управлением образования. Вы что, всю работу уже успели переделать? У каждого, я уверяю, рыльце в пушку. — Директор сделал многозначительную паузу. — Значит, так. Я посоветовался со своими замами и принял решение: во время ближайших зимних каникул администрация училища будет ходить по кабинетам и лично у каждого сотрудника принимать учебно-планирующую документацию: тематические планы по предметам, планы уроков, контрольные и самостоятельные работы и так далее. Вот тогда и поговорим! Вопросы есть?

Вопросы, конечно, витали в воздухе, но никто не осмелился их озвучить. Молчала даже сама Полина Георгиевна, похоже, с ней уже проводилась профилактическая беседа. Героиня совещания сидела вместе с преподавателем обществознания за второй партой в ряду у окна, и внешне казалась совершенно спокойной. Но все присутствующие понимали, что спокойствие это показное и она, конечно, не согласна с разгромным выступлением директора.

Полина сознательно заварила всю эту кашу, и в душе нисколько не жалела об этом. Она имела репутацию специалиста по таким сюрпризам для руководителей, и гордилась этим. Жизнь не всегда баловала ее, попробуйте сами пробиться из директора столовой, в преподаватели общественных дисциплин. Для этого ей пришлось закончить исторический факультет университета по специальности архивариус. Основное ее правило в жизни — знать и защищать свои права. Полина Георгиевна этого особо не афишировала, но всегда действовала в своих интересах.

После пламенной речи директора комментариев и желающих выступить почему-то не оказалось.

— Значит, все свободны. Кабинеты и документацию привести в порядок, встречи будут запланированы графиком. Мастерам также подготовиться к собеседованию в каникулы. Вот теперь я вас действительно не задерживаю, — завершил свое выступление разгневанный директор.

В гробовом молчании коллектив разошелся по кабинетам, сейчас и здесь высказываться вслух никто не решился. Впечатлениями и соображениями по поводу услышанного все решили делиться в «кругах по интересам». Комментарии членов коллектива о «совещании при директоре» прозвучали позднее, и определялись в основном личной преданностью начальству.

***

Мастера возмущались преподавателями, которые в начальном профессиональном образовании «без году неделя», а уже лезут, куда не следует. Мастера всегда в училище чувствовали себя главными. Они учили профессии, к ним прислушивалось начальство, у них всегда высокий заработок, да и начальство их не обижало премиями и дополнительными поощрениями. В мастера в основном шли работать люди со средним специальным образованием, на группу из тридцати учащихся полагалось не менее двух мастеров, поэтому работать они привыкли спокойно, и вели себя по отношению к преподавателям немного свысока.

— И нам сейчас придется все бумаги подчищать из-за этих выскочек, — сердито высказался неугомонный Иван Павлович. — Теперь все каникулы насмарку, нет, чтобы помалкивать, а туда же!

Вся документация, которую преподаватели всегда писали по своему предмету сами, мастерам спускалась сверху уже в готовом виде в отпечатанных методических брошюрах. Поэтому в каникулы обычно мастера ничего не делали и просто отдыхали от учащихся. Сейчас же, похоже, достанется и всем. Конечно, им приходилось писать дополнительные бумаги: индивидуальные планы работы с трудными подростками, планы воспитательных и культмассовых мероприятий с группой, журналы индивидуальных педагогических наблюдений и так далее. Но, как правило, это никто и никогда не проверял. Сейчас же придется все приводить в порядок. Вдруг, все-таки проверят?

Бухгалтерия полным составом, конечно, жалела директора.

— Бориса Львовича даже вызывали на беседу в областное управление образованием, так как редакция газеты направила ответ и туда, — сетовала главный бухгалтер. — Разговор вышел, конечно, неприятным. А эти, пусть не надеются — как работали в каникулы, так и дальше будут!

— А я так и не поняла, из-за чего весь сыр-бор разгорелся? — недоуменно спросила самая молодая бухгалтерша. Она недавно устроилась на работу, и еще не была в курсе всех подводных течений в образовательной системе.

— Понимаешь, у мастеров есть постоянный оклад, им надо отработать рабочие календарные дни, зарплата от количества выданных часов у них не зависит, она фиксированная. А преподаватели получают зарплату за количество взятых на год учебных часов, Это называется ставка, может быть две ставки или полторы, — принялась объяснять главный бухгалтер.

— Так ведь они разное число часов выдают каждый месяц. У них, что, и зарплата все время разная?

— Нет, общее число часов делится на десять рабочих месяцев, а часы определяются расписанием. Они могут вначале выдать больше часов, а в конце года вообще почти не работать, а зарплата останется одинаковой.

— То есть, если они в каникулы часы не выдают, то получается, что они и правда приходят на работу бесплатно?

— И ты туда же, их защищаешь. Зарплату получают — значит, должны приходить на работу. Мы же все приходим, и мастера тоже. Нечего вносить сумятицу в работу коллектива, как все, так и они! — оставила за собой последнее слово Вера Ивановна.

Самые заинтересованные, преподаватели, громко не высказывались, тихо шушукались между собой. Однако осознание того, что в коллективе появился человек, способный озвучить их насущные проблемы, педагогов, конечно, радовало.

***

Главная виновница возникшего переполоха, Полина Георгиевна, постаралась быстро улизнуть из кабинета, где проходило совещание, воспользовавшись тем, что директор что-то бурно обсуждал с «тройкой ВЧК». Она стремительно поднялась на третий этаж в кабинет, где у нее сегодня проходили занятия, быстро накинула пальто и спустилась вниз по одной из боковых лестниц, которая находилась подальше от «предбанника» директора. Оказавшись на первом этаже училища, Полина вышла на улицу и направилась в сторону мастерских. Ей, конечно, сейчас лучше бы не показываться на глаза мастерам, но в мастерских на втором этаже располагался кабинет Тамары Сергеевны. Последнее время у них вошло в привычку после уроков встречаться в кабинете литературы и идти вместе домой.

Даже внешне они сильно различались между собой. Тамара — высокая, худая, интеллигентная, всегда стильно одетая. Полина — среднего роста, про таких мягко выражаются «дама в теле», а если выразиться покрепче — «гренадерша», которая всегда идет напролом. Но, видимо, имелось в их характере что-то общее, или они дополняли друг друга. Познакомились они недавно в училище, но быстро стали «не разлей вода».

Отличительной чертой Тамары считалось умение выстраивать отношения с начальством. Именно поэтому она получила свой кабинет уже в первый год ее работы в училище, а Полина до сих пор моталась по «чужим людям». А в свете последних событий перспектива получения своего кабинета становилась совсем призрачной.

Введенная уже давненько кабинетная система, то есть закрепление кабинета за преподавателем и предметом, получилась удобной, конечно, в первую очередь для преподавателей. Учащимся приходилось целый день бегать из кабинета в кабинет и все перемены проводить в коридоре. Учителю, разумеется, легче сидеть в своем кабинете и ждать учащихся. Но присутствовал здесь и свой минус. Те преподаватели, которые не имели своих кабинетов, сначала переживали по этому поводу, но потом даже радовались этому обстоятельству. Потому что за десять рублей в месяц, это называлось «кабинетные», учителя должны были их постоянно мыть вместе с учениками, писать планы развития кабинета и регулярно отчитываться по ним, также все «открытые уроки» проводились в первую очередь ими.

— Привет, возмутитель спокойствия, — тепло встретила подружку хозяйка кабинета. — Вижу, тебе удалось улизнуть без особых разговоров.

— И не говори. Боялась, что начальство не откажет себе в удовольствии и снова в меня вцепится, — в тон ей ответила Полина.

— Да брось, пар выпущен, все уже позади. Поверь моему опыту, — уверенно ответила Тамара. — Я уже готова, давай с тобой пройдемся немного пешком.

Подруги вышли из ворот училища и не спеша отправились мимо завода, который шефствовал над училищем. Больше про работу они не говорили, а вернулись к более приятным темам для разговоров.

***

Мысли Ленины носили более прозаичный характер. Первые минуты, когда она вышла из училища, она еще вспоминала некоторые моменты эмоциональной речи директора, хотя не так уж она ее и задела. Ленина никогда не обращала особого внимания на начальство, и старалась держаться от него подальше, по большому счету, оно и не играло большой роли в ее рабочей жизни.

«Подумаешь, разорался. Что уж такого случилось-то? Собака лает — ветер носит. Видали мы много директоров за свою бытность в вечерней школе, нас уже ничем не удивишь. Начальству положено строжить коллектив, вот оно и старается».

Постепенно ее мысли переключились на действительно насущные проблемы — например, чем сегодня накормить семью? Муж Ленины носил гордое звание майора милиции, и все время пропадал на работе, помощи от него в хозяйстве никакой, фактически двоих детей она растила самостоятельно. Поэтому все ее думы витали вокруг того, где раздобыть денег и чем накормить семью.

«Хорошо бы отхватить хоть килограммчик сосисок! Ради этого можно и в кооперативный магазин зайти. Там они, конечно, дорогие, но зато быстро и можно с ужином не заморачиваться».

Александра Александровна, преподаватель этики и эстетики, после совещания сразу же поднялась в свой кабинет на третий этаж. Этот кабинет считался в училище наособицу, его первым делом запоминали все вновь поступившие учащиеся. Дело в том, что только из стен этого кабинета во время занятий доносилась громоподобная музыка. Преподавание этики и эстетики, конечно, требовало постоянного поиска новых методических форм. Александра по случаю раздобыла проигрыватель, несколько пластинок с записями классической музыки и практически «задолбала» учащихся, а с ними и всех окружающих преподавателей увертюрами, отрывками из симфонических концертов, оперными ариями. Особенно доставалось химичкам, их кабинет находился как раз рядом с кабинетом эстетики. Представьте, как можно втолковать закономерности периодической системы химических элементов на фоне такого отвлекающего маневра?

Классическая музыка ласкает слух далеко не каждого. Да и заметного влияния на культурный уровень «пэтэушников» подобное эстетическое воспитание не оказывало. Но Александра твердо и свято соблюдала каноны методики, вплетая классическую музыку в этические и эстетические нормы первокурсников.

Обсуждать что-то сегодня ей ни с кем не хотелось, особенно после рабочего дня.

«Завтра перемоем косточки этим выскочкам. Подумаешь, вдруг стало нужно среднее образование в училищах, они сюда все и набежали, да еще свои порядки устанавливают, в газеты пишут. А вы попробуйте, поработайте с учащимися, которые терпеть не могут учиться. Посмотрим, что у вас получится. Мы-то здесь уже давно, и знаем, что к чему».

Как всегда внешне спокойна, Александра неторопливо и несколько вальяжно вышла из училища и направилась к трамвайной остановке. На голове у нее, как обычно, очень кокетливо сидел красный берет. Из-за него в училище ее прозвали «Красной шапочкой». Она об этом знала, но совершенно не возражала.

***

Борис Львович сидел в своем директорском кабинете, откинувшись на высокую спинку кожаного кресла. Такие новомодные кресла у местного начальства только-только появились. Его присмотрели у директора завода, который шефствовал, а вернее, обеспечивал училищу достойное материальное существование. Как говорится, положение обязывало. Правда, еще до прихода Бориса Львовича училище стало Лауреатом Премии Ленинского комсомола, значит, и материальная база училища соответствовала его статусу.

Борис Львович имел внешность и характер типичного еврея — черные вьющиеся волосы с проседью, умные темные глаза, на лице особенно выделялся крупный нос. Но надо сказать, что последняя деталь совсем не портила его, а придавала какой-то шарм, особенность, которая выделяла его среди мужчин. Всегда на работу он приходил в костюме и при галстуке, о стрелки на брюках можно было порезаться, а от блеска ботинок — ослепнуть.

Директорствовал Борис уже несколько лет. Возраст имел соответствующий — совсем скоро ему стукнет полтинник. Пришел в училище с производства и считался крепким хозяйственником, его отличал деловой подход ко всему. Но, к сожалению, педагогика и управление большим коллективом, особенно педагогическим, никогда не являлись его стихией.

Когда Борис Львович думал о положении дел во вверенном ему учреждении, он, конечно, прежде всего, оценивал свое собственное положение. А оно выглядело крепким. Пришел он на директорское место благодаря поддержке и протекции в администрации района. Для этого пришлось, конечно, потрудиться и подсуетиться, но личные связи еще никогда его не подводили. Главная его поддержка была в администрации района, а установить хорошие деловые отношения с заводом, к которому прикреплялось училище, и с Управлением образования — это дело техники.

Итак, когда Борис Львович полностью вошел в курс дела, оброс новыми нужными связями, набрал практически новый состав в принципе трудно управляемого педагогического коллектива, на горизонте объявилась эта любительница письменно задавать вопросы в газету.

«Зачем я эту Полину вообще взял на работу?» — спрашивал сам себя директор. — «Стареешь, Борис! Внимательнее надо изучать записи в трудовых книжках своих будущих сотрудников, а то можно так нарваться! Ее основное место работы, вернее предпоследнее — директор столовой, а только потом пребывание в какой-то школе. И как это мне пришло в голову — взять директора столовой в педагогический коллектив. Она же сейчас всех на ход поднимет! А посоветуюсь-ка я со своим первым замом!»

Первого зама в училище прислало Управление образованием, и он служил директору верой и правдой. Виктор Александрович представлял собой полную противоположность Борису Львовичу, наверно, поэтому они и хорошо сработались друг с другом. Заместитель его — настоящий русский мужик, под два метра ростом, одевался всегда немного небрежно — плохо отглаженные брюки, галстуки не в тон. Речь простоватая, часто задумывался посреди фразы и не мог подобрать нужное слово. Но, несмотря на такие свои особенности, дело свое знал, умел выстраивать отношения с мастерами, контролировать их и не опускаться до панибратства. Про таких раньше говорили — «хитрован», себе на уме. Когда в училище появились преподаватели общеобразовательных дисциплин, а это в основном оказались женщины, у Виктора Александровича появилась новая особенность, он стал как бы заигрывать с ними: рассказывать анекдоты, гладить по плечу, отпускать комплименты. На самом деле он считал такие действия частью работы с трудным педагогическим коллективом, особенно с его женской частью. Женщины это быстро поняли, и перестали обращать на него внимание.

Была у него еще одна особенность — он всегда чуял, когда нужно прийти к начальству, а когда лучше к нему не соваться. Вот и сейчас, после совещания, первый зам сам зашел в кабинет директора, предварительно вежливо постучав в дверь. В приемной он уже никого не застал — Алина, секретарь, успела убежать домой.

— Можно, Борис Львович? — спросил, заходя в кабинет, первый зам.

— Конечно, заходи, Виктор Александрович. Ты прямо вовремя, хотел уже тебя позвать.

Первый зам расположился за столом напротив директора. Училище опустело, никто им не мешал, поэтому они даже не стали плотно прикрывать дверь.

— Что думаешь по поводу нашей ситуации? — сразу спросил директор.

— Да ничего серьезного ведь не произошло, Борис Львович, — махнул рукой первый зам. — Подумаешь, кто-то что-то спросил через газету. Это же не мы правила устанавливаем, есть порядок, а мы ему следуем. Преподаватели всегда приходили работать в каникулы, это все знают, для общеобразовательников никто не будет разрабатывать новых правил, они у нас еще «без году неделя».

— Да меня не газета эта волнует, — с досадой ответил Борис Львович. — Про газету завтра и не вспомнит никто. А вот то, что эта дамочка весь коллектив взбаламутит, это опасно.

— А чем она может его взбаламутить?

— Найдет чем. Раз уж она начала в газету писать, так и будет по каждому поводу строчить. А остальные только обрадуются, чтобы не работать, а все подробности обсуждать. Да и времена не очень подходящие сейчас стали.

— Да уж, — вздохнул Виктор Александрович. — Гласность, перестройка, только и слышишь на каждом углу. Сейчас начальству руководить стало значительно сложнее. Еще и инициативу им подавай, будут во все дела лезть. Может, постепенно все затихнет само собой?

— Нет, боюсь, не затихнет. А сейчас еще опасная тенденция появилась — директоров выбирать. Она может коллектив подговорить, они ее и выберут. Тем более что она якобы борец за правду, и сама директором работала, значит, всю «кухню» знает.

— Так ведь она столовой руководила, — вставил первый зам.

— Ну и что? Они разбираться не будут, им своего подавай человека, который будет биться за их интересы. Я тоже не сразу директором училища стал. Знаешь, давай что сделаем? Работой их загрузим, — предложил директор и побарабанил пальцами по столу.

— Вы же и так им пригрозили, что все каникулы будете у них бумаги проверять. Кстати, многие, по-моему, уже пригорюнились, — заметил Виктор Александрович.

— Этого мало. Достанут свои замшелые бумажки, отряхнут от пыли, друг у друга перепишут, и будут ими на всех углах трясти, — недовольно проворчал Борис Львович. — Преподавателям сочинить и написать бумагу ничего не стоит, они их клепают сотнями за месяц, иногда не особо вдумываясь в содержание.

— Мне еще кое-что на ум пришло, — немного зловеще протянул собеседник.

— Что же?

— Надо сделать так, чтобы у них времени вообще ни на что не оставалось. Каждому запланировать какое-нибудь большое мероприятие. И обязательно, с выходом на все училище, а в перспективе — и на область.

Директор слушал своего зама и прямо на глазах светлел лицом.

— Ты молодец. У нас как раз весной близится новый набор учащихся, надо озадачить наших преподавателей и привлечь их к этому. Можно создать агитбригаду, и ездить по школам, рекламировать наше училище. Это, кстати, встряхнет и наших стажистов, которые уже давно «почивают на лаврах» и потрясают наше училище классической музыкой.

— Да, Борис Львович, это займет всех смутьянов и тех, кто им тайно сочувствует. Еще можно провести какую-нибудь игру, и заявиться с ней на область. Так мы двух зайцев убьем. И коллектив приструним, и училище на хорошем счету у начальства будет.

Они помолчали, довольно посматривая друг на друга, потом Виктор Александрович хлопнул себя по лбу, как будто о чем-то вспомнив:

— А с историчкой-то что делать будем?

Директор немного подумал и предложил:

— А пока ничего. Можно сказать профилактическую беседу мы с ней провели, коллектив предупредили. Думаю, она пока больше не будет лезть на рожон. А вообще, она не относится к таким людям, которые будут вкалывать за здорово живешь, или даже за грамоту от училища. К ней нужен особый подход и внимание.

— Что значит «особый подход»?

— Внешне не давить, наваливать на нее работу постепенно, явных поводов для раздражения не давать.

— То есть, улыбаться и держать на коротком поводке? Я правильно вас понял, Борис Львович? — уточнил зам. — А еще ее надо подключить к литераторам через агитбригаду, пусть участвует в общем деле, да и на виду у нас будет, во всех смыслах.

— Так и решим. Кстати, проверку бумаг в каникулы никто не отменяет. Подготовь соответствующие распоряжения и график проверки. И еще, ты побеспокойся, чтобы мастера сильно не пострадали, возьми их негласно под свое крыло, не надо к ним приставать с бумагами, пускай спокойно работают.

На этом «заговорщики» расстались. Виктор Александрович отправился домой, а директор еще какое-то время провел в своем кабинете, размышляя о более приятных вещах. Приняв решение, он успокоился и решил немного расслабиться, вернуть себя в обычное свое благодушное настроение.

***

Наталья Наумовна, химичка, шла к троллейбусной остановке после внеочередного совещания и невольно вспоминала свою прошлую работу в НИИ.

«Да, как все-таки отличается работа в училище от моей прежней работы. Таких совещаний, только с выволочкой, там не устраивали. Это же просто совещание ни о чем. Конечно, и там критиковали, но по делу, за работу, а здесь — написал письмо в газету, и сразу получай по мордасям!»

«А ведь Полина Георгиевна, по сути, права — платят нам за уроки, а таких в каникулы нет. Все-таки она молодец, смотрит по существу, надо к ней приглядеться».

Наталья работала в училище совсем недавно, и общалась в основном только с преподавателями своей методической секции — естественнонаучных дисциплин. В нее входили физики, химики, математики. «Преподы» ей попались просто ассы, особенно математичка и физичка, было чему у них поучиться.

Глава вторая

Училище, о котором идет речь, занимало очень большую территорию, огороженную высоким забором. От ворот сразу начиналась центральная асфальтированная дорога, слева и справа от нее стояли два пятиэтажных здания общежития. Сразу после них расположились мастерские, которые длинной буквой Г подходили почти вплотную к основному учебному корпусу. Основное здание училища насчитывало четыре этажа и весело смотрело на улицу большими окнами. Высокое крыльцо вело в просторный вестибюль с большой раздевалкой. Рядом с входом в учебный корпус расположился двухэтажный пристрой, в котором находились спортивный и актовый залы, и столовая. В пристрой из вестибюля основного здания вел крытый теплый коридор.

Директора других училищ часто с завистью посматривали на такие площади. Многие из них ютились в одном здании, без общежитий, без мастерских, иногда даже без столовой. Но в то время в фаворе находились инженерно-технические и рабочие специальности, поэтому материально-техническая база подобных училищ была сформирована в полном объеме. Кроме того, училище прикреплялось к заводу, который заботился о нем по мере сил, а выпускники училища проходили там практику и приходили работать на этот завод.

Создали училище перед войной, выпускало оно в основном токарей, фрезеровщиков, слесарей. А в последние года два появилась новые профессии — автослесарь и автомеханик. Раньше училище даже не давало среднего образования, только обучало профессии, но в связи с новыми веяниями приняли решение давать в училищах еще и среднее образование. Из-за этого сильно изменился состав педагогического коллектива — пришло много новых преподавателей из дневных и вечерних школ, техникумов, некоторые даже приходили из институтов. Эти люди могли и хотели чему-то научить и научиться сами. Поэтому создать агитбригаду, провести мероприятие на область или найти новые нестандартные формы обучения и воспитания вновь созданный педагогический коллектив был всегда готов.

***

Как директор и обещал, в зимние каникулы прошла проверка всей документации у мастеров и преподавателей. Хоть в декабре и тридцать один день, но этот месяц самый стремительный — Новый год наступает всегда неожиданно. Это полугодие заканчивалось особенно сложно, ведь помимо обычных отчетов и дел, впереди маячила объявленная директором проверка документации.

Вообще, надо сказать, что учителя любят каникулы даже больше своих учеников. В школах, училищах наступает покой и тишина, преподаватели приходят на работу попозже, разбирают свои бумажки, заполняют журналы, пьют чай и пораньше уходят домой. Но эти зимние каникулы обещали быть изрядно подпорченными приходом начальства и проверкой кабинетов и мастерских.

Коллектив, как водится, разделился на оптимистов, пессимистов и тех, кто еще не определился, но склоняется к последним. Оптимисты в глубине души надеялись, что «гроза», как всегда, минует, не разразившись, и все само собой успокоится. Пессимисты, конечно, ничего хорошего от проверки не ждали. Правы, конечно, оказались пессимисты. В первый же день каникул весь коллектив ознакомили с графиком посещений. Естественно, под роспись.

Посещения администрация запланировала парами — директор с завучем для преподавателей, а первый зам со старшим мастером — для мастеров. Обходить свои владения начальство отправилось на третий день каникул, не откладывая дела в долгий ящик. Во-первых, чтобы все знали — слова с делами у мудрых руководителей не расходятся, а во-вторых — по причине неуемного желания поставить всех и каждого на место.