Оглавление

Посвящаю моей любимой дочке Алияше

От автора

Моя новая книга — не учебник. Хотя при работе над ней я имел перед глазами канонические труды мировой географии. Но, проповедуя научный подход к миропознанию, тут я вряд ли способен быть лишь объективным излагателем. Потому что Казахстан, земля где я родился, жил и живу, когда-нибудь упокоит и меня, рядом с прахом моих почивших предков. И если, читатель, я оставлю тебе хоть часть своей любви к этой удивительной стране, занимающей самую сердцевину Евразии — буду счастлив. Ведь всё то, о чём тут пишу, я видел, впитывал, ощущал и постигал «на местах», в непосредственном контакте. Потому-то и не могу относиться к теме с объективным равнодушием заезжего натуралиста.

В этой книге я хочу рассказать о просторах и глубинах Казахстана, страны которая с детства была для меня родной, а со временем стала ещё и более-менее знакомой. Но, вот что интересно, чем шире растекаешься по этим необъятным просторам и пристальнее заглядываешь в эти бездонные глубины, тем явственней ощущаешь, как много всего ещё не узнал и сколько всего не изведал.

Познание парадоксально. Уничтожая одни «белые пятна» оно тут же обнажает другие. В этом-то, убеждён, и состоит его главная прелесть!

Мир по дороге, всем вам!

Место вступления. Самая далёкая страна На Земле

Про то, что замкнутый в середцевине Евразии Казахстан равноудалён от всех океанов Земли, казахстанцы знают не понаслышке. Редко где землянам приходится преодолевать такие расстояния, чтобы добраться до полноценного пляжного отдыха. Если, конечно, не считать полноценным морем Каспийское озеро. Однако Каспий, хоть и велик, но и он так же, как и Казахстан, со всех сторон окружён сушей.

Как далеко от границ нашей республики плещутся волны четырёх океанов классической географии? Давайте подсчитаем. От самых южных оконечностей Южно-Казахстанской области до ближайших берегов Индийского океана (Аравийское море) — 1700 километров. От самых восточных хребтов казахстанского Алтая, до Тихого океана (Бохайский залив Жёлтого моря) — 2650 км. От крайней точки Северного Казахстана до Северного Ледовитого океана (Обская губа) — 1300 км. И (наконец-то можно оперировать сотнями!) от крайнего запада Западно-Казахстанской области до вод Атлантики всего-то 400 километров.

Правда, Атлантика эта может разочаровать при встрече, потому что Азовское море, до которого производятся измерения, по всем параметрам уступает Каспийскому озеру. И это — океан? Это, повторюсь — воды океана, моря и заливы, входящие в бассейны океанов.

Если же мерить расстояния до самих океанов, или, в крайнем случае, незамкнутых морей, то расстояния возрастут значительно. И тут уж ни в какие сотни не уложишься. Расстояние до Атлантики увеличится до 3500 километров, до Тихого океана превысит 3000, до Северного Ледовитого теперь составят 1450. И только Индийский океан будут отделять от Казахстана всё те же 1700 км.

В плане сухопутности, однако, практически все страны Центральной Азии находятся примерно в равном положении. И если от чьей-то границы близко одно, то почти автоматически дальше другое. Пример — Монголия: 2150 километров от Северного Ледовитого океана, 2300 — от Индийского, 3500 — от Атлантики и всего 700 км от Великого океана. Или Узбекистан — 2650, 1300, 1150, 3800 километров соответственно.

Кто же самый-самый? Вопрос даже не риторический. Скорее — идиотический. Достойный Книги рекордов! В самом деле, если взяться высчитывать некий средний коэффициент удалённости того или иного государства от всех четырёх классических океанов планеты, то, вполне вероятно, самым «равноудалённым» окажется какая-нибудь… островная республика в Тихом океане!

Больше практического смысла для тех стран, которые «не имеют выхода к морю», несёт близость к ближайшей открытой воде. Но и тут нужно ещё внимательно смотреть на особенности физической географии (рельеф, крупные реки океанических бассейнов и пр.) и географии экономической (транспортные коридоры, железнодорожные магистрали, связь с ближайшими морскими портами, наличие речного флота, отношения с соседями и т. д.)

Если исходить из всего этого, то Казахстан вообще-то имеет массу преимуществ среди прочих «невыходных» государств Центральной Азии. По крайней мере — в плане доступности и обилия вариантов. И даже при удачном раскладе может извлекать немалую пользу из своей транзитарности. Находясь в центре крупнейшего массива суши, Казахстан (с его 9-м местом по площади) естественно контролирует кратчайшие расстояния между всеми её частями.

Но с другой, не больно-то и нужны многим эти контролируемые расстояния, когда рядом с ними плещется такая удобная и безграничная дорога, как связывающий всё и вся Океан. Не случайно ведь от 62 до 75% (по разным данным) всех грузов (и 4/5 товаров) перевозится ныне по морю. Тому много причин. От банальной себестоимости грузоперевозок до исторически сложившихся факторов, при которых наиболее развитые и динамичные экономики развивались и продолжают существовать именно на морских берегах. (Хотя, вполне возможно, одно с другим связано напрямую).

Итак, если установить самую удалённую от океанов страну мира не так-то просто, то уж определиться с самым сухопутным мегаполисом — элементарно. Достаточно измерить ближайшее расстояние. Очевидно, что все кандидаты должны находиться в глубине Центральной Азии. И список будет не столь велик. Кроме Алма-Аты, в него войдёт Ташкент, Урумчи, Астана и совсем недавно присоединившийся к городам-миллионникам Бишкек.

И тут наша южная столица — почти вне досягаемости. По крайней мере — из мегаполисов ближнего зарубежья. Вот расстояния от Алма-Аты до четырёх океанов Земли (по прямой): Северный Ледовитый — 2650 километров; Атлантический — 2900 км; Индийский — 2100 км; Тихий — 3450 км. Итак, наш ближайший морской причал находится на берегу Аравийского моря на расстоянии 2100 километров. Берём конкурентов. Астана — 1700 до Северного Ледовитого океана. Ташкент — 1750 до Индийского. Бишкек — 2050 (до него же).

Поспорить с Алма-Атой за звание самого сухопутного города мира под силу только китайскому Урумчи, столице СУАР. Минимальный путь до ближайшего моря — 2560 километров (Бохайский залив Жёлтого моря). Но СУАР всего лишь провинция КНР. А Казахстан — государство. К тому же, повторю, с самой обширной территорией из всех «безвыходных».

Вот с этой немаловажной особенности я и хочу начать свой экскурс в увлекательную и малознакомую (даже для многих казахстанцев) географию Казахстана.

Часть I. Рельеф и геология

Геологическая карта, не имеющая аналогов

История Земли, может, и не столь увлекательна для массового читателя, как экскурсы в сложности семейных отношений «звёзд», но захватывает искушённого никак не менее. Ведь именно те эксцессы и процессы, которые возбуждали планету миллиарды лет, и сформировали в конечном итоге облик окружающего нас мира. Такого знакомого и родного. Ту самую уютную «колыбель над бездной», уникальную и неповторимую. Которую мы раскачиваем с таким нелепым и опасным ожесточением.

История Земли — это постепенное выстывание преисподней, очень медленная утеря буйной энергии юности. Но это если следовать одной лишь тенденции. Однако неугомонная планета редко когда находилась в состоянии покоя — следы былых страстей видны повсеместно, даже неумудрённым глазом.

Такого великого разнообразия состояний, ландшафтов и пейзажей, как в Казахстане, нет ни на одной известной нам планете. И это настраивает на оптимизм. Нет, нашу Землю ещё рано записывать в старушки! Мало того, что изначально заложенная во времена Творения энергетика отнюдь не исчерпалась, Земля как космический объект, открыта ещё и для любых влияний извне.

Благодаря этой нерастраченной силушке казахстанские геологические карты, на которых разными цветами изображены выходы на поверхность пород разного времени и происхождения, напоминают лоскутные одеяла самых неистовых и увлечённых пэчерквисток! Вся картографическая гамма цветов и оттенков, от серо-жёлтых тонов, обозначающих наиболее юные напластования четвертичного времени и до насыщенно-розового нижнего докембрия, — всё это имеется у нас в изобилии. От этой вычурной пестроты и сложности у непосвящённого начинает рябить в глазах. Один Казахский Мелкосопочник чего стоит!

Цветистость геологической карты Казахстана оправдана. Вот цитата из посвящённого нашей республике тома географического справочника «Советский Союз»:

«Разнообразие рельефа Казахстана объясняется его сложной геологической историей. На территории страны в геологическом прошлом неоднократно образовывались крупные прогибы. Они покрывались морем, и в них миллионы лет накапливались осадки. При тектонических движениях земной коры осадочные толщи сминались в складки».

Если кто-то позабыл историю Земли, можно заглянуть в справочники. Геохронологическая шкала не ограничивается одним лишь Юрским периодом с его культовым парком динозавров.

Связанная с развитием жизни периодизация планетарной биографии ещё недавно начиналась с конкретного Кембрийского периода Палеозойской эры — «эры древней жизни». То есть с достаточно случайной отметки, отстоящей от нашего времени всего на какие-то 580 миллионов лет.

А далее вглубь начинался сплошной Докембрий. Ещё 50 лет назад в соответствующем разделе «шкалы» сообщалось, что для этой эпохи «общепринятых делений нет». Докембрий тянулся до самого «момента творения», который стараниями геологов всё больше углублялся в прошлое, пока не «отстал» от нашей эпохи на 4,54 миллиарда лет. Именно столько, по мнению учёных, насчитывает ныне история нашей планеты.

Но чем дальше в прошлое Земли мы будем погружаться, тем менее конкретики для выводов будем иметь. Наиболее весомыми аргументами для стратиграфии (определения реального геологического возраста земных слоёв) до сих пор являются ископаемые («руководящие!) организмы. Но о каких организмах может идти речь, если жизнь на Земле появилась далеко не сразу и в течение нескольких миллиардов лет своего первичного существования представляла собой невразумительные аморфные сгустки, из которых невообразимо долго формировались простейшие одноклеточные организмы?

И всё-таки какие же районы республики могут претендовать на звание «самых древних»? Таких в Казахстане множество! Мугоджары и Улытау, хребты Северного Тянь-Шаня и Каратау, Чу-Илийские горы и Ерментау.

Есть ли повод для радости у славных жителей данных районов, которые всегда могут выйти из дома и запросто поднять с земли каменюгу возрастом в 3—4 миллиарда лет? Тут, наверное, надо учитывать, с какой целью был поднят камень. Запустить в соседскую собаку — одно, а заложить в фундамент дома — совсем другое.

Любопытно то, что наиболее древние породы вылезли на поверхность в наименее стабильных тектонических районах. Все они приурочены к горам, а некоторые — к поднятиям, наиболее молодым на планете. Впрочем, если учесть, что само их явление из самых глубинных слоёв как раз и состоялось благодаря неуравновешенности земной коры в данных областях, — всё встанет на свои места. Докембрий-то, как таковой, присутствует повсюду. Даже в таких непоправимо юных районах как Прикаспийская низменность. Но там все эти древности лежат на весьма солидной глубине, и до них ещё нужно добуриться.

Кому это нужно? Как оказывается — многим. Вот выдержка из «Геологической энциклопедии», которая объяснит причины внимания человечества к породам Докембрия:

«С докембрийскими толщами связан разнообразный комплекс полезных ископаемых: свыше 70% запасов железных руд, 63% — марганцевых, 73% — хромовых, 61% — медных, 72% — сульфидных никелевых, 93% — кобальтовых, 66% — урановых руд».

К таким, например, относится знаковое для Казахстана Карсакпайское меднорудное месторождение. И многие другие ископаемые сокровища из республиканской геологической кладовой, которая по праву считается одной из самых богатых в мире.

Хан-Тенгри — обитель Снежных барсов. Торжество Евгения Колокольникова

Свою величайшую горную вершину Казахстан делит с Киргизией. Пик Хан-Тенгри. До полноценных 7 километров ему не хватает всего-то 3-х метров! Не Эверест? Как сказать. Если принять во внимание идеальную каноническую форму (от безупречной пирамиды трудно оторвать взор) и экстремальное географическое положение (самая северная гора подобных размеров, да ещё и в континентальном центре Евразии!), то семитысячник Хан-Тенгри может поспорить по своей труднодоступности со многими восьмитысячниками Гималаев! Не зря его покорение было обязательным для получения высшего в Советском Союзе альпинистского титула — Снежный барс.

Для меня же Хан-Тенгри неотделим от имени одного человека, с которым довелось общаться в прошлом веке. Евгения Михайловича Колокольникова.

…В то время, как наши про­славленные асы Чкалов, Моло­ков, Леваневский, Коккинаки били рекорды высоты и дально­сти полётов, а в Испании бои с фашистами шли рядом с Мад­ридом. В то время, как полосы газет промокали от гневной слюны трудящихся по поводу «преда­тельства троцкистско-знновьевского центра». В то время как в Алма-Ате началась прокладка первой трамвайной линии… В то самое время Евгений Колокольников приближался к цели, которая будоражила его несколько пре­дыдущих лет — к вершине леген­дарной горы Хан-Тенгри.

Он шёл во главе казахстанской экспедиции, составленной не из величайших восходителей, а из людей… Во многом случайных. Сам Колокольников, потомственный талгарский казак, к тому времени побывал и пастухом, и строителем Турксиба, и землекопом, и землемером, и топогра­фом, и пограничником.

Позже, когда экспедиция войдёт в анналы достижений советско­го альпинизма, о ней напишут:

«Восхождение группы Колокольникова было первым круп­ным восхождением молодых аль­пинистских кадров. Опыта у уча­стников группы было мало, ор­ганизация восхождения оказа­лась недостаточно продуманной. Ухудшение погоды во время спу­ска грозило бы катастрофой. Но наряду с этим восхождение дало много ценного для дальнейшего совершенствования советской высотной тактики».

Восхождение казахстанских альпинистов не было первым, первой была экспедиция Михаила Погребецкого 1931 года. Пять лет на вершине не бы­вал никто.

Экспедиция Колокольникова добиралась до цели больше месяца. Из Алма-Аты, от которой туда чуть больше 300 километров. Последние 1160 метров до вершины они шли вместо одного дня по пла­ну — 6 дней! Хан-Тенгри пал 24 августа 1936 года, в сильную пургу. Вместе с Колокольниковым на вершину ступили ещё двое — Иван Тютюнников и Леонид Кибардин.

Колокольников с товарищами под­нимался со стороны Казахстана, а со стороны Киргизии шла им напере­рез московская группа под руководством Виталия Абалакова. Которая взошла на вершину десятью днями позже. Но на спуске с вершины Абалакова постигла неудача, в результате которой погиб человек. Колокольников возглавил тогда один из спасательных отрядов.

Однако добравшись до Москвы, Абалаков первым делом… обви­нил Колокольникова! В том, что казахстанские альпинисты, дескать, вовсе не были на вершине, победа придуманная. На­чались разбирательства. Точки над «и» расставило лишь личное вмешательство Крыленко, который ведал тогда не только юстицией, но и альпинизмом. Благо, оказался рядом и Погребецкий — первый покоритель легендарно­го пика — помог восстановить истину.

…История покорения Хан-Тенгри — цепь драм и трагедий. В каждом успешном восхожде­нии на неё есть и элемент слу­чайности. И трагическая ги­бель лучшего казахстанского альпиниста финала советской эпохи, Валерия Хрищатого — лишнее тому подтвержде­ние.

Во времена же, когда эту вершину штурмовали Колокольников и его товарищи, кро­ме как на веру в свои силы и оптимизм надеяться было не на что. Снаряжение, которым пользовались они тогда, рознится с нынешним так же, как одежда пе­щерного человека с моделями от Версаче.

Если полистать республиканские га­зеты того времени, то будет видно, что популярность Колокольникова бы­ла архивысокий. Поход на Хан-Тенгри освещался так, словно это был первый полёт на Луну.

Впрочем, в те годы мало что рознило Луну и Центральный Тянь-Шань. Достаточно вспомнить, что Хан-Тен­гри тогда всё ещё занимал неоспори­мое лидерство среди тянь-шаньских гигантов. Главная вершина Небесных Гор всё ещё была окутана клубами тумана и не имела своего гордого имени — пик Победы. Покорение и открытие были тогда почти синонимами.

Колокольников и шёл открывать — спорт, при всём к нему уважении, ос­тавался для него делом второстепенным. Ведь был он в ту пору профессиональным военным топографом. И романтиком, взращённым книгами Семёнова-Тянь-Шанского, Пржевальского, Коз­лова. Потому и шёл не за славой, шёл посмотреть с вершины — а что там, за ней — карта-то района представля­ла собой всё ещё практически белое пятно…

Талгар — привет от арийцев. Упоение Семёнова-Тян-Шанского

Талгар — это макушка той волшебной ширмы, у подножия которой так уютно притулилась Алма-Ата. Главная высота Заилийского Алатау, пик Талгар (4973 м) хорошо виден из южной столицы Казахстана. В свою очередь, поднявшись на Талгар в ясную погоду, можно разглядеть высочайшие горы Центрального Тянь-Шаня во главе с гигантской пирамидой Хан-Тенгри (6997 м) — главной вершиной республики.

Несмотря на то, что Талгарский пик хорошо виден из большинства районов Алма-Аты, многие горожане об этом не ведают. Его напрочь «заслоняют» более эффектные вершины «малоалма-атинской группы». Оно и понятно — эти сверкающие ледяные пики возвышаются всего-то в паре десятках километров над улицами мегаполиса. Многие неискушённые наблюдатели (а таких, как это ни парадоксально прозвучит, среди живущих рядом с самыми доступными альпийскими горами планеты алматинцев становится всё больше и больше) вообще-то считают самой главной вершиной Заилийского Алатау Большую Алматинскую пирамиду. Выдвинутый скалистый пупырь безупречной геометрии, высотой всего в 3684 метра и по большому счёту не вершину даже, а передовую часть бокового отрога главного хребта. Великое же, как доподлинно известно, можно оценить лишь на расстоянии.

Чтобы осознать истинные размеры Талгарского пика, лучше всего отойти куда-нибудь к Капчагаю. Или ещё лучше — за Капчагайское водохранилище. Можно даже подняться на невысокие хребтики Малайсары-Архарлы, которыми нисходит в пустыню последняя морщина напряжённого темени Земли (величайшего горного района, дотянулся сюда от Индийского субконтинента и первых тектонических возмущений — Сивалика и Махабхарата). Отсюда, с отрогов Джунгарского Алатау, в ясный день, а особенно на закате, Заилийский Алатау предстанет взору во всём своём великолепии и на всём своём протяжении.

Горы с такого расстояния выглядят снивелированными, приглаженными, состоящими из двух разнотонных полос. Внизу — тёмно-синяя, сверху — ослепительно-белая. Весной и осенью полосы равнозначны, зимой синяя исчезает вовсе, зато жарким летом сильно истончается белая. И только в одном месте над этой переливчатой лентой, нарушая порядок, вздымается заметный и неизменный массив белоснежного Талгарского пика. Словно зачарованный замок вымерших джиннов.

Я не случайно отвёл искушённого наблюдателя так далеко, более чем за сотню километров от объекта нашего интереса. Во-первых, зрелище того стоит. А во-вторых, именно отсюда, со склонов западных отрогов Джунгарского Алатау, впервые увидел предмет своей мечты крёстный отец наших гор П. П. Семёнов в 1856 году.

«29 августа поутру я быстро переехал перегон в двадцать семь вёрст от Куянкузского до Карачекинского пикета. Дорога на протяжении первых девятнадцати вёрст шла к юго-западу, пересекая порфировый кряжик, с вершины которого я впервые с восторгом увидел в туманной дали блистающий своими вечными снегами исполинский хребет — Заилийский Алатау.»

Однако первые восторги будущего корифея географии (и видного государственного деятеля России) Семёнова-Тян-Шанского на следующий день превратились в настоящее бурное упоение. Ибо, по мере приближения к горам, пред его глазами безостановочно разворачивалось сказочное действо, настоящая феерия.

«Во всё время нашего перегона от Илийского до Алматинского пикета мы видели перед собой колоссальный Заилийский Алатау. Хребет этот простирается от востока к западу более чем на 200 вёрст, поднимаясь в своей середине до исполинской высоты. По самой середине его возвышается трёхглавая гора, имеющая более 4½ тысяч метров абсолютной высоты. На самой вершине этой горы снег не держится на тёмных, крутых обрывах…»

Со времён знаменитого путешествия Тянь-Шанского минуло более полутора столетий. Но одна загадка Талгарского пика, возбуждавшая отца российской географии, так и не нашла своего разрешения. Какова точная высота вершины, венчающей Заилийский Алатау? А вот про это никто точно не знает.

«…Наибольшие абсолютные высоты приурочены к средней части хребта — в Талгарском (Чилико-Кебинском) узле. Здесь поднимается высшая точка всей горной системы Ала-Тау — Талгарский пик (5017 м), превышающий высшую точку всей Европы — Монблан.»

Это выдержка из очень авторитетного академического издания 1952 года «Очерки по физической географии Казахстана».

«Заилийский Алатау, сев. хр. Тянь-Шаньской горной системы, тянется в широтном направлении на 350 км, шир. 30 — 40 км, абс. выс. 4973 м (Талгарский пик).»

А это — из не менее авторитетного справочника «Казахская ССР. Краткая энциклопедия» за 1988 год. И таких «точек зрения» на цифру, которая должна быть (по определению) предельно конкретной (до нескольких десятков сантиметров) я могу привести множество. И многие из них принадлежат не менее авторитетным источникам. И время вовсе не поставило точку в этой неразберихе.

Географические карты, правда, более категоричны — «4973». Но и тут попадаются разночтения. 40 метров при определении абсолютной высоты — это круто! Любопытно, что Монблану всё это «по барабану», он всё равно не дотягивает до любого из этих Талгаров.

Понятно, что главная высота расположенного над равниной хребта издревле должна была привлекать внимание всех, кто смотрел снизу. Потому-то в его названии можно предполагать наличие одного из самых архаичных топонимов Семиречья. И это так.

У известного толкователя местных названий, профессора Алдара Петровича Горбунова (в книге «Горы Центральной Азии») читаем:

«Основное толкование: от монгольского слова Дэлгэр (широкая, обширная). Не исключается и другой вариант: „тал“ — плоская (старокирг.) и „гар“ — гора (согд.) … В монгольском языке есть ещё слово „тавгар“ — вершина с плоским верхом.»

Широкая да плоская — будто речь и не о главной высоте Заилийского Алатау! Между тем именно уплощённость и срезанность Талгарского пика составляет характернейшую особенность этого пятикилометрового титана. И, судя по всему, мы можем иметь дело с ещё более древним названием, возможно, восходящим к эпохам индоевропейского единства, бронзовому веку, эпохе раннего железа. На такую мысль меня наталкивает то, что название, исходя из географической особенности, можно прочитать даже по-русски. Известно сходство славянских языков с санскритом (например, «гора» по-русски — «гара» на санскрите) и другими индоевропейскими языками, зародившимися в тёмную эпоху единства и растёкшимися из одного центра по всему миру. Талгар — Дол Гор, Долгая, то есть Длинная Гора.

Ну и, конечно же, Талгар с его высотой и обилием вариантов подъёма привлекает к себе вожделенные взоры восходителей. На него можно «ходить», а можно и «карабкаться». Первые люди ступили на вершину в 1938 году. Это были сибирские альпинисты Л. Катухтин, Г. Макатров и И. Кропотов.

Извергнувшиеся вулканы Алаколя. Химера Александра Гумбольдта

А есть ли в Казахстане вулканы? Есть! По крайней мере великий Гумбольдт «видел» их совершенно отчётливо.

…Острова Алаколя — один из сильнейших «географических магнитов» XIX века, притягивали к себе внимание европейских учёных и стимулировавали упорное проникновение в одну из наименее исследованных областей уже известной в общих чертах планеты — Центральную Азию. Таинственная дымка, витала над этим загадочным регионом с тех ветхих времён, когда мимо, по пути в Каракорум — к монгольским владыкам, проезжали просители, парламентарии и разведчики Запада.

По свидетельству древних китайцев, которые впервые начали присматриваться к этим местам ещё в эпоху Хань (206 до н. э. — 220 н.э.), а изучать начали во времена монгольской династии Юань (1206 — 1368), Алаколь с его странными островами почитался местом легендарным. В их географии он слыл классическим обиталищем драконов.

«…Мы нашли некое море, не очень большое, имя которого, так как мы не спросили о нем, нам неизвестно. На берегу же этого моря, существует некая небольшая гора, в которой, как говорят, имеется некоторое отверстие, откуда зимой выходят столь сильные бури с ветрами, что люди едва и с большой опасностью могут проходить мимо. Летом же, там всегда слышен шум ветров, но, как передавали нам жители, он выходит из отверстия слегка. По берегам этого моря мы ехали довольно много дней; это море имеет довольно много островков…»

Это знаменитый отрывок из труда францисканского монаха Плано Карпини, специального посланца Иннокентия IV, побывавшего в ставке Богдыхана осенью 1246 года. Остров, гора, в горе — дыра, из дыры — ветер. Да ещё и огнедышащие драконы… Что это напоминает?

…После распада монгольского госу­дарства история мало способствовала ис­следованиям Центральной Азии. На долгие века над серединой величайшего материка опустилась привычная пелена забвения. То, что происходило тут, за пыльным занаве­сом, мало волновало алчную европейскую пытли­вость, нащупавшую к тому моменту абсо­лютно иные пути к вожделенным богатствам Востока.

Неслучайно к середине XIX века, ко времени, когда в Центральной Азии сомк­нулись, наконец, интересы трёх величай­ших империй того времени — Российской, Британской и Цинской, эта загадочная область земли всё так же обильно была населена фантомами и мон­страми, как во времена древнекитайских историографов.

Однако теперь фанта­стические сведения исходили и из уст просвещённых западных учёных. И не ка­ких-нибудь проходимцев, а основополож­ников и титанов, вроде Гумбольдта и Риттера, заполнивших здешние земли несуще­ствующими горными хребтами и исполинскими огнедышащими вулканами.

И неслучайно, ведь в дан­ном случае, даже такое светило современной географии, как Александр Гумбольдт, чьими стараниями было заштриховано ги­гантское белое пятно на карте Южной Америки, вынужденно опирался… всё на тех же древних китайцев, францисканских монахов и татарских мулл. Самому ему не удалось проникнуть в Азию далее Алтая.

А сведения, которые имелись в его распоряжении были теми же — остров, гора, в ней — дыра, из дыры — ветер. Да ещё и огнедышащие драконы… И тут не то что великому географу — любому критически настроенному ежу понятно, речь может идти только о вулканах! Так, Алаколь, неожиданно для себя, стал классическим райо­ном новейшей «плутонической деятельнос­ти». И нешуточных исследовательских страстей.

Чтобы передать аромат географической романтики XIX века и достоверность источников (на которые опирались классики), хочу привести цитату из замечательного труда Карла Риттера «Землеведение Азии», на котором воспиты­валось целое поколение русских и европей­ских путешественников.

«Поднимающаяся из озера высокая горная вершина Арал-Тюбе (то есть ост­ровная гора), по сказанию путешествен­ников, прежде (уже в исторические вре­мена) выбрасывала огонь. Она, как гово­рят, и в настоящие времена возбуждает сильные бури и грозы, опасные для мимо идущих караванов, которые обыкновенно, проходя близ этого потухшего вулкана, приносят ему в жертву нескольких бара­нов. (…) По рассказу одного муллы, тёп­лые ветры, дующие зимою из находящейся на озере пещеры Джибе, и бури столь сильны, что караваны иногда задержива­ются здесь в продолжении восьми дней. …Следовательно, принимая в соображе­ние остальные данные, должно считать Арал-Тюбе вулканом, лежащим внутри обширной плутонической области…»

Нужно отметить, что «вулкан Арал-Тюбе» был лишь «одним из». Ещё одного огнедышащего монстра сторонники плутонизма Центральной Азии поместили в Турфане, другого — где-то в районе Кучи. Но Арал-Тюбе был ближайшим к России и Европе по своей доступности.

Потому-то передовые исследователи, добравшиеся сюда с Запада в середине XIX века, всерьёз рассчитывали найти на озере действующие вулканы. Первыми, почти одновременно, на берегах таинственного озера появились две русские экспедиции — Григория Карелина и