МОСКВА
2025

ПРОЛОГ

Резкий щелчок вырвал Айну из тревожных снов. Пошатываясь, она поднялась на ноги, не обращая внимания на затекшие мышцы, схватила лук и перекинула колчан через спину. Колючая проволока обвивала отвесные стены, словно паутина какого-то огромного паука. Айна вышла по тернистой тропе из пещеры в безлунную ночь.

Ее мать, сидя у костра, обтачивала камень, и ее спина казалась такой напряженной и твердой, словно клинок.

— Что ты тут делаешь в такую рань? — рявкнула она, не отрываясь от своего занятия.

Айна завороженно смотрела, как мать проводит пальцем по камню, отделяя крошечные осколки. Ее матери никогда не требовался какой-то инструмент — она могла формировать мир вокруг себя с помощью ченнелинга. Каменная заготовка приобрела форму рогатой обезьяны с шипами, сверкающими в свете костра.

— Ты отдашь мне это, когда закончишь? — спросила Айна. — Я хочу пополнить свою коллекцию.

— Я дам тебе крепкую пощечину, если ты не вернешься в постель. Ты никогда не научишься ченнелингу, если не будешь отдыхать.

— Моя растяжка на что-то среагировала. — Айна едва успела закончить фразу, как мать тут же вскочила на ноги. — Я имела в виду дикое животное, мама. Проволока бы оборвалась под весом человека, но она цела.

— Вот именно на «что-то», глупая девчонка. — Мать снова уселась у огня.

Айна проигнорировала испепеляющий взгляд, брошенный в ее сторону. Растяжка была бесполезной, поскольку мать создала вокруг их убежища защитный барьер. Глупые солдаты Калдрава отлетели бы от него, если бы приблизились. И выдали бы тем самым свое присутствие, подарив матери еще одну мишень для ее нескончаемого гнева.

— И куда, черт возьми, ты собралась? — грозно спросила мать.

— Принести нам еды. Я до жути голодная, мам. Вот почему не могу нормально использовать ченнелинг.

Мать снова попыталась встать, но Айна положила руку ей на плечо. Под изношенным плащом тело матери казалось слабым и хрупким. Под ее глазами залегли тени, а на обветренной коже проступили резкие морщины.

— Возможно, это просто крыса, — сказала Айна. — Давай я разберусь с ней. А ты отдохнешь, хотя бы немного.

— Если не вернешься в течение десяти минут, я тебе устрою!

Айна кивнула, бросив взгляд на проволоку, которая была натянута до предела и сильно дрожала.

Похоже, это что-то большее, чем просто крыса.

Айна отправилась в безжизненный лес, погруженный во мрак. Четырнадцать лет, проведенные в Мэлине, научили ее видеть в темноте. Но сегодня было темнее, чем обычно, словно все несчастья царства сгустились в мрачный туман, заслонявший все на расстоянии нескольких метров.

Сердце Айны замерло, когда сквозь дымку показался синий свет.

«Это не может быть тем, о чем я думаю…»

Но по мере приближения чудовищная форма становилась все отчетливее: огромная змея лежала, свернувшись в клубок, а ее тело казалось шириной со ствол дерева. Около защитного мерцающего купола спал гигантский нагамор.

Айна прокралась мимо чудовища и нервно вздохнула. Это просто неимоверное «везение», что единственное существо в Мэлине, которое было смертоноснее вражеских солдат, устроилось прикорнуть возле их убежища. Но, по крайней мере, оно не попалось ни в одну из установленных ловушек. Иначе это бы разозлило его.

Будто мышка, Айна тихо следовала за проволокой, пока не наткнулась на свою добычу. В ловушке оказалась лисица, которая билась, скрежеща зубами и закатывая от страха желтые глаза. На истощенном теле зверька было достаточно мяса, чтобы продержаться как минимум три дня.

В животе Айны болезненно заурчало. Эти три дня стали бы роскошью после недель сухой травы и случайно попадающихся ящериц.

Она сняла с плеча лук и натянула тетиву. Лучше убить, пока лиса не откусила ей руку. Когда девушка приблизилась, глаза зверька выпучились, он старался протиснуться сквозь проволоку, и кровь окрасила его мех.

— Не смотри на меня так, — пробормотала Айна.

Если бы эта лиса родилась в благословенном царстве Майана, то могла бы вырасти могучей и величественной. Вместо этого она была обречена, родившись в Мэлине, как и сама Айна. По крайней мере, в отличие от девушки, лиса могла закончить свое жалкое существование быстро, со стрелой в сердце.

Айну остановило тихое хныканье.

Она посмотрела вниз и увидела дрожащий комочек меха, такой маленький, что он смог бы поместиться в ее ладони. Крошечный влажный носик коснулся ее лодыжки, а затем детеныш жалобно пискнул и пополз вперед. Лиса зарычала, пытаясь дотянуться до своего скулящего ребенка.

Айна опустила лук. Ее грудь сжалась от до боли знакомой картины: маленький зверек и его мать отчаянно пытаются выжить и сопротивляются судьбе, которая выпала на их долю. Как бы жил этот лисий детеныш без своей злобной, рычащей матери, которая защищает его?

— Не двигайся, — прошипела Айна.

Она выхватила короткий нож и перерезала проволоку.

Раненая лисица сразу же отпрянула от нее. Айна отступила назад, подняв нож. Но зверь не собирался нападать. Он схватил в зубы крошечного детеныша и умчался в темноту.

Умирая с голоду, Айна побрела обратно к пещере. И снова в поле ее зрения оказалась огромная фигура спящего нагамора.

Затем все вокруг замерцало. На мгновение лес исчез, и Айна оказалась подвешенной в белом небытии. Она никогда не видела ее раньше, эту жуткую пустоту: такую безмолвную и неподвижную.

Но белизна исчезла так же внезапно, как и появилась. Айна вернулась в тот же лес, на то же место — под защитное поле в нескольких шагах от нагамора.

«Что, черт возьми, это было?»

У девушки не было времени на размышления. Из-за щита донесся мягкий неровный скрежет чешуи о камень. У Айны кровь застыла в жилах, когда существо, разбуженное белой вспышкой, подняло голову и повернулось в ее сторону.

Выпуклые змеиные глаза, предвещающие боль, сверкнули во мраке ночи. Затем грузное тело рвануло вперед и ударилось о щит.

Айна бежала, спотыкаясь и не оглядываясь. Без щита встреча с нагамором вызвала бы сильные галлюцинации — три года мучений уместились бы в эти три минуты.

Жизнь в этом царстве и так достаточно горька. Девушке не хотелось страдать еще больше.

Камни загрохотали под напором нагамора. Уклонившись от щелкавшего клюва чудовища, девушка выхватила лук и выстрелила ему в брюхо. Хвост пронесся в воздухе, отбив ее стрелы. Чудовище извернулось и нанесло очередной удар. От отчаяния Айна стала выпускать стрелы не целясь. Змеевидное тело нагамора все яростнее обвивалось вокруг девушки, превращаясь в неизбежный вихрь боли. Колчан Айны больно впился в ее бедро. Тиски нагамора сжимались все сильнее, выдавливая воздух из легких.

И тут земля под Айной вздыбилась, и столб камня пробил кобальтово-синюю чешую чудовища. Нагамор взвился в воздух, а из его бока хлынула кровь.

Освободившись от его хватки, Айна спрыгнула на землю и подняла взгляд, чтобы встретиться с парой более свирепых, чем у нагамора, глаз.

— Мама...

— Глупая девчонка, — прорычала мать, опустив руки и остановив свой ченнелинг.

Земля прекратила трястись, а камни застыли в воздухе, хотя раненое чудовище все еще корчилось от боли.

— Разбудила спящего нагамора! Я буду пороть тебя до тех пор, пока ты не испустишь дух, если, конечно, солдаты Калдрава не доберутся до нас первыми!

— Я ничего не делала, — сказала Айна. — Я просто шла, когда из ниоткуда появилась вспышка белого света!

Ее мать напряглась. Не успела она что-либо ответить, как нагамор вырвался из своей каменной тюрьмы и устремился к земле.

Выругавшись, мать провела большим пальцем по лбу. Из ее ладоней хлынул поток энергии, а под кончиками пальцев задрожала раскрошившаяся земля. В ответ нагамор издал душераздирающий крик и отмахнулся от валунов, словно от мух.

— Беги! — Мать толкнула Айну вперед.

Ее темная энергия закружилась вокруг них, создав защитный купол, но нескончаемые атаки нагамора разрушали его.

Они побежали, и Айна заметила невдалеке мерцание: всполохи света во мраке Мэлина. Изящная серебряная арка, а за ней — яркие поля и еще более яркое небо. Это была одна из торан — врат, ведущих в другое царство. Серебряная арка — путь в верхнее царство Майаны.

Но Айна и ее мать никогда не смогут попасть туда. Они из низшего царства, с душами, погрязшими в грехе. Душами, которые вращались в противоположном направлении. Торана не пропустила бы их, как делала это все эти годы. Таков Закон.

Сердце Айны сжалось. Она была возле тораны, когда нагамор разбил защиту матери. Девушка повернулась перед аркой и потянулась за стрелой, но ее ступни были в крови нагамора, и она поскользнулась. Левая нога ушла назад, прямо между серебряными колоннами. Мягкая трава коснулась ее пальцев.

Мать повернулась к дочери и увидела, что та одной ногой стоит в грязи Мэлина, а другой — в верхнем царстве.

— Белая вспышка, — прошептала она. — Значит, это правда… твоя душа обратилась вспять... теперь ты стала достойной войти в Майану.

— Этого… этого не может быть, — сказала Айна.

Никто не мог вознестись из Мэлина в Майану. Невозможно изменить вращение души.

Нагамор клацнул клювом, а потом выгнул шею, готовясь нанести удар. Айна схватила мать за запястье и потащила за собой через торану. Но врата не поддавались. Невидимый барьер не позволял матери Айны даже на волосок оказаться в верхнем царстве.

Айна знала, что ее мать не была хорошим человеком. Да, она не так плоха, как Калдрав, жестокий и деспотичный король Мэлина, однако годы отягощения души сделали свое дело. Но если торана отвергла ее мать, то Айну она пропустила…

— Теперь ты майани, глупая девчонка! — Мать вырвалась из хватки Айны. — Так велел Торанический Закон! Отпусти меня и отправляйся в новое царство!

— Без тебя я никуда не пойду, — заявила Айна и шагнула назад в Мэлин. — Я останусь здесь, мама. Я...

Мать дала ей пощечину, разбив Айне губу.

— Твоя душа изменилась! — прорычала она, отталкивая дочь обратно в Майану. — Я не хочу больше тебя видеть! Если ты снова сунешься сюда, в это царство, я изобью тебя до потери пульса! — В тусклом свете Мэлина щеки матери казались мокрыми. — Я заставлю тебя страдать больше, чем от взгляда нагамора! Я…

Что бы ни хотела сказать мать дальше, ее заглушил нагамор, рухнувший на торану. Его зловонное дыхание опалило щеку Айны, а тело, покрытое грязно-синей чешуей, обдало девушку потоком воздуха. Но при всей свирепости, с которой чудовище билось о торану, оно не могло войти в Майану. Как и у матери Айны, душа нагамора вращалась в обратном направлении. Торанический Закон не позволял ему выплеснуть свою грязь в верхнее царство.

Айна с ужасом наблюдала из-за колонны тораны, как ее мать вступила в схватку с чудовищем, управляя камнем и возводя небольшие горы, чтобы отбиться от громадного извивающегося чудовища.

Айна пустила стрелу в нагамора, чтобы помочь матери, но тут перед тораной в Мэлине появилась огромная каменная глыба — это ченнелинг перегородил девушке путь обратно.

— Мама! — закричала Айна. — Пропусти меня! — В отличие от матери, Айна не могла использовать каменный ченнелинг. Рев нагамора постепенно стал стихать. — Пожалуйста, мама! Не делай этого! Не оставляй меня здесь одну!

Ответа не последовало. Были слышны лишь тихие шаги, удаляющиеся от тораны.

От Айны.

— Мама… — Айна упала на четвереньки на душистую траву Майаны, и по ее щекам потекли слезы. — Не… оставляй меня…

Теплый солнечный свет согревал ее спину, а свежий воздух звенел от пения птиц, но Айна не обращала на это внимания.

Впервые с момента своего рождения девушка оказалась словно в раю. Майана была идиллическим царством, свободным от чудовищ Мэлина, а также от насилия и разврата. Свободным от тирании правления Калдрава и от его солдат. Это было царство, защищенное Тораническим Законом, где разрешалось жить только людям со светлой душой и добрым сердцем. Царство, которое приняло Айну, но никогда не примет ее мать.

Майана была райским уголком. Но для Айны она казалась адом.

ЧАСТЬ I

Когда земля утопала в крови и плоти

и ненависть разрушала жизни,

когда огонь и сталь хлынули потоком,

а небо озаряли раскаты зловещего грома,

 

человечество вело жестокую войну,

их дикость разрушала.

Они пробудили легендарных зверей,

чтоб мир свой исправить.

 

Так царство разделилось на четыре части

по воле Зверя, создавшего его:

два царства — для душ, что наслаждаются смертью,

кто грешил, разрушал и ненавидел;

 

два — для тех, кто оказался добрым, верным,

их царства процветают в мире и единстве.

И равновесие восстановилось,

разделив людей на честных и нечестных.

 

Песнь Спасения.

Стих пятый. Великое Тораническое разделение

ГЛАВА 1

ДОСТОЙНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ

Год спустя

 

Прикрыв капюшоном лицо, Айна сновала по шумным улицам Кирноса.

Вдоль широкой рыночной улицы, вымощенной камнем медового цвета, выстроились разнообразные лавки. Майани зазывали покупателей, предлагая вышитые шелка, позолоченную керамику и множество других столь же бесполезных вещей.

Айна сморщила нос.

«Такое изобилие», — подумала она, вспоминая вонючие шкуры, которые носила в Мэлине, а также деревянные трубочки, вырезанные ее матерью, чтобы они могли пить воду прямо из земли.

Но Кирнос — самое большое королевство в верхнем царстве Майана — был словно сгусток самого изобильного изобилия. Оно сочилось из каждой улицы и камня, из пышных садов и звенящих водопадов, из цветов размером с лицо Айны, которые распускались на каждом углу. Почти все двери здесь были отделаны золотом, крыши половины магазинов усыпаны драгоценными камнями. Даже сиденья чертовых отхожих мест в Кирносе делались из нефрита. И сегодня, в честь восшествия на престол наследной принцессы, Кирнос выглядел как никогда прекрасно. В частности, на рынок съехались купцы со всего царства, демонстрируя все свое богатство.

Это было идеальное место для следующего преступления Айны.

Она остановилась у прилавка, задрапированного марлей лазурного цвета. На нем красовалась коллекция раковин из подводного королевства Амаратир, отполированных до блеска, как жемчуг. Айна огляделась, затем протянула руку, чтобы взять мерцающую раковину.

Чужая рука обхватила ее запястье, и девушка отшатнулась. Ее мышцы напряглись, готовые к схватке.

— Не бойся, дитя, — ласково улыбнулась Айне старая торговка.

Она забрала у девушки раковину и протянула ей другую, округлую, со спиральными узорами:

— Возьми вот эту. Она принесет тебе удачу.

— Как это? — спросила Айна.

— Видишь узор из вихрей? Он означает прямое вращение души. Раковина должна быть у тебя. — Пожилая женщина вложила подарок в руку девушки. — Пусть твоя душа вращается прямо и стремительно.

Айна положила раковину в карман и натянула капюшон поглубже. Как будто глупая безделушка могла обладать такой силой. Даже если бы и могла, эта ракушка — последняя вещь, в которой нуждалась Айна. Она хотела обратить вспять вращение своей души, наполняя ее грехом до тех пор, пока торана не засосет ее обратно в Мэлин.

Обратно к матери.

Проще было бы пройти через одни из врат. Но по какой-то гребаной причине они отказывались пропускать ее. Когда врата вытолкнули Айну в сотый раз, ее терпение иссякло. Поэтому последние несколько недель она методично совершала мелкие преступления: кидала гнилыми фруктами в ничего не подозревающих майани, показывала неприличные жесты священникам, писала на торане нецензурные слова и воровала в кирносийских чайных и пекарнях.

Но сегодня она не станет таскать еду, которой в этом царстве было в избытке. Она украдет нечто более ценное.

Следующий прилавок был завален кирносийскими товарами. Венки жасмина и фрезии лежали грудами рядом с украшенными изумрудами миниатюрами Шерки — великой травяной волчицы, газару, которой поклоняются в обоих царствах.

Айна уставилась на миниатюры, полезла в мешочек на поясе и, вытащив обломок камня, провела пальцем по его сколам. Когда-то это была бивневая морская черепаха. Мать вы́резала эту фигурку много лет назад, чтобы Айна не капризничала и не приставала к ней. В Мэлине у девочки никогда не было игрушек, поэтому мать выреза́ла из камня маленькие фигурки: оленей с шипами на спине, акул с щупальцами и слонов с колючими хоботами. Где-то в мешочке лежал даже сломанный нагамор вместе с обломками газару.

Все ее фигурки разбились при схватке с нагамором, но Айна хорошо помнила, как они выглядели. Фигурка газару, сделанная ее матерью, изображала грозное существо со вздыбленными перьями и огромной пастью, наполненной мелкими острыми зубами. Оно так отличалось от этого милого, отлитого из чистого золота кирносийца с добрыми глазами!

И все же кража столь экстравагантной вещи обременит ее душу.

— Вы посетитель? — Бородатый мужчина заглянул в лавку. — Какая удача! В честь вознесения принцессы у меня есть особые подарки для посетителей. — Он достал нефритового волка размером с большой палец Айны и протянул ей.

Айна попятилась назад, крепко сжимая каменый обломок:

— Не хочу.

— Но ты должна взять! — настаивал мужчина. — Это священное изображение самой богини Шерки!

— Оно из того же камня, что и сиденья в отхожих местах? Действительно священное.

— Прими этот подарок, дитя, — с улыбкой сказал мужчина, — и пусть доброта великодушной богини благословит твою душу.

Через полчаса Айна обнаружила, что буквально завалена безделушками со всех концов царства. Ей вручили лаковую заколку из восточного королевства Нишака, которой можно выколоть глаз; шелковый шарф из Тахамура, что на юге царства, — возможно, она сможет им кого-нибудь задушить; деревянную чашу с замысловатой резьбой из Самараса, которая вполне могла послужить в качестве дубинки…

— Кровожадные майани, — пробормотала Айна.

Как она что-нибудь украдет, если они постоянно дарят ей какие-то вещи? Девушка подумывала швырнуть в лицо продавцам все их товары, но это только привлекло бы внимание королевской стражи Кирноса.

Айне нужно было что-то придумать. Что-то такое, чтобы Торанический Закон покарал ее прежде, чем это сделает местная стража.

Ее мать однажды пытала мужчину. Вырвала ему ногти после того, как он попытался похитить Айну. И хотя тогда это казалось всего лишь еще одним приступом материнской заботы, у Айны свело живот при мысли о том, что она может поступить так с одним из этих мягкосердечных и слабохарактерных майани.

«Что стоит между пыткой и кражей?» — размышляла Айна, протискиваясь сквозь толпу. На церемонию вознесения съехалось большое количество майани, буквально наводнивших улицы Кирноса.

— Из дворца передают, что король Атанкен как на иголках, — сказала женщина в розовых шелках. — Всю прошлую луну он провел в храме, молясь за успешное вознесение принцессы.

Ее собеседник рассмеялся, и его смех казался таким легким и беззаботным:

— Переживает и молится — это единственное, что делает этот мужчина. Конечно, Хималия вознесется, ведь ее душа светла, словно облако.

«Неужели им нечем больше заняться, — подумала Айна, — кроме как смотреть на избалованную принцессу, шагающую через врата?»

И в следующее мгновение в ее голове появилась идея. Достойное преступление, более гнусное, чем обыкновенное воровство, но без какой-либо жестокости. Это не причинит особого вреда, однако его будет достаточно.

Айна подошла к беседовавшей паре и обратилась к ним:

— Вознесение принцессы. Во сколько оно начнется?

— Через час в дворцовых садах, — ответил молодой человек. Он удивленно смотрел на девушку, пока та вкладывала ему в руки различные сувениры. — Подождите, почему вы…

Айна. не сказав ни слова, бросилась прочь, активно работая локтями в толпе. Если она поторопится, то еще успеет на церемонию вознесения принцессы Хималии.

«Я иду, мама! — Айна бежала, сжимая в руке сумку с битыми камнями. — Скоро вернусь».

***

Айна присела на корточки за крепостными стенами кирносийского дворца. Из-за того, что королевская стража была занята церемонией вознесения, подкрасться оказалось проще простого. Айне открывался прекрасный вид на зеленые лужайки сада, где разворачивался пир.

— Пусть твоя душа вращается прямо и стремительно! — воскликнул один из зрителей, когда принцесса Хималия пронеслась сквозь толпу, сияя улыбкой из-под усыпанного цветами балдахина, который несли четверо охранников.

Объемные юбки Хималии развевались, когда она шла, а вкрапления изумрудов сверкали ярче, чем торана, через которую ей придется пройти.

Золотая торана вела в Парамос — высшее из четырех царств, которое, как говорили, было намного прекраснее Майаны. Вознесение Хималии должно было отразить ее собственную добродетель и добродетель ее семьи, что позволило бы им оставаться на троне Кирноса.

Если принцесса пройдет через торану.

Айна изучила подаренную ракушку, отмечая твердость и форму, взвесила на ладони — идеальное орудие. Затем достала из кармана рогатку, вложила ракушку в кожеток, натянула тетиву и прицелилась.

— Посмотрим, насколько ты приносишь удачу, как говорила та старая карга, — сказала девушка, пользуясь тем, что ее голос заглушали звуки цимбал и барабанов.

У нее был один шанс. Всего шанс, чтобы попасть в принцессу. Помимо нанесения травмы, нарушение святости церемонии вознесения должно оказаться достаточно веской причиной, чтобы тут же отправить Айну обратно в Мэлин.

Как только Хималия появилась на лужайке, воздух наполнился ароматом лепестков роз. Барабаны загремели, когда она приблизилась к торане, а звуки цимбал взвились до дикого крещендо. Караул торжественно маршировал, толпа же прыгала и вопила, размахивая разноцветными шелками и осыпая Хималию тоннами лепестков.

«Война пойдет им только на пользу. — Айна наблюдала, как восхищенный старик швыряет в воздух свой парик, а затем продирается сквозь толпу, чтобы вернуть его. — И вот на это они тратят свое мирное существование?»

Она покачала головой и снова прицелилась. Вся процессия, танцующие майани, этот нелепый навес, увешанный бутонами лотоса, — все это выглядело чертовски нелепо.

— Шерка, благослови ее душу! — разнесся над толпой восторженный возглас.

Хималия улыбнулась и помахала рукой, словно высокородное отродье, коим она и являлась.

Ехидно улыбнувшись, Айна выстрелила из рогатки. Снаряд успел достичь цели до того момента, как принцесса шагнула в торану.

Хималия вскрикнула: ракушка Айны пролетела между двумя стражниками и вонзилась ей прямо в лодыжку. Принцесса упала на колени перед золотыми колоннами, а ее головной убор в виде лотоса свалился на землю. Пораженные, испуганные зрители застыли, а их хвалебные возгласы превратились в изумленные вздохи.

— Я недостойна! — завопила юная принцесса, схватившись за ногу. А из ее глаз, черных, словно уголь, потекли слезы, оставляя полосы на смуглой коже.

Хималия спрятала лицо за вуалью черных волос, а королевская стража уже спешила ей на помощь. Удары барабанов и цимбал стихли, были слышны только звуки рыданий наследной принцессы.

— Я недостойна. Торанический Закон признал меня недостойной.

Губы Айны скривились. Глупая Хималия и ее пустоголовые фанаты решили, что Торанический Закон против ее вознесения. Даже если бы они обнаружили ракушку, то обвинили бы во всем божественное вмешательство, назвав это волей Шерки. Им бы и в голову не пришло подозревать Айну, затаившуюся у стен дворца.

Но Торанический Закон всевидящий, всезнающий и всеосуждающий. Айна ждала, что он осудит ее за этот грех. Потащит к ближайшей торане, ведущей в Мэлин, и бросит сквозь медные колонны.

Но пока лишь прохладный ветерок взъерошивал волосы Айны, сама она стояла на месте.

— Проклятый Торанический Закон, — прошипела Айна. — Я подвела тебя, мама. Снова тебя подвела.

Девушка сглотнула ком, подступивший к горлу, положила рогатку в мешок, спустилась с дворцовых стен и направилась к рынку, где можно было смешаться с толпой.

Айна прошла уже половину пути через сады, когда услышала команду, сопровождаемую лязгом доспехов:

— Стоять! Во имя Шерки Великодушной!

Айна обернулась и увидела одинокого королевского гвардейца в плаще, развевавшемся на ветру.

Значит, он обнаружил, что это она. Учитывая абсолютную бесполезность стражи в остальных делах, Айна не могла не удивиться. И все же она предпочла бы столкнуться с разъяренным нагамором, чем с этим лицемерным дураком в моднявой форме.

Проведя пальцем по своей кейзе — вихрю на лбу, который, как говорят, является зеркалом души, Айна бросилась бежать. Она чувствовала, как внутри нее бурлят хитроны, направляясь к кейзе.

«Ну же, маленькие засранцы, — призвала Айна. — Активируйтесь быстрее!»

Девушка помчалась через сад, но стражник настигал ее слишком быстро, будто его ноги были усилены хитронами. Айна перепрыгнула через ограждение и очутилась на самом краю крутого скалистого обрыва. Земля виднелась где-то внизу, метрах в двухстах.

— Черт подери! — Айна глубоко вздохнула и бросилась с обрыва.

В ту же секунду ее хитроны ожили. Айна пропустила их через подошвы ног прямо в скалу и сформировала на ней выступы. Девушка перепрыгивала с уступа на уступ, и ее ноги мерцали тусклым бирюзовым светом.

Хитроны — это крошечные вращающиеся частицы, из которых состоит каждая живая душа и которые накапливаются в течение всей жизни. Хотя по отдельности хитроны были невидимы человеческому глазу, при использовании ченнелинга они светились, следуя воле своего «хозяина».

Айна была уверена, что ее собственные хитроны либо глупы, либо просто слабы. Каждый раз, когда она проводила пальцем по кейзе, этим гадам требовалось целых пять секунд, чтобы активироваться. Их неконтролируемое поведение ухудшалось каждый раз, когда она пыталась воспользоваться ими, будь то усиление работы собственных органов или управление окружающими предметами.

Ее мать спустилась бы со скалы быстрее ветра, оставив после себя аккуратную каменную тропинку. Но Айне требовалось больше времени, поскольку камень формировался медленно. Не раз уступы рушились под ее весом, едва не отправляя на верную гибель.

— Я сказал, стой! — раздался крик сзади. — Ты можешь кого-нибудь ранить, если будешь таким вот образом использовать ченнелинг.

Гвардеец приблизился к Айне, его движения были быстрыми и точными, в отличие от ее. В этот момент Айна подумала о том, что он может просто обрушить уступы под ее ногами или вызвать оползень, сбив ее с ног. Но такой неженка, как майани, не осмелился бы причинить ей боль. Однако же Айна не испытывала подобных угрызений совести, ее мысли были заняты лишь тем, как бы не упасть самой.

Наконец девушка достигла верхушек деревьев с золотыми листьями. Гвардеец приземлился на одну из ветвей и словно ждал, когда Айна окажется у него в руках.

Девушка разорвала потоки хитронов и прыгнула. Она врезалась в преследователя, и они полетели вниз, сшибая золотые листья и ломая ветки. На земле гвардеец набросился на Айну, и почти два метра мускулов и доспехов прижали ее к земле.

— Мои ребра! — прохрипела Айна, скребя пальцами по земле.

Гвардеец тут же ослабил хватку. Предвидя такой поворот событий, Айна ухмыльнулась, а затем схватила обломанную ветку и, извернувшись, воткнула импровизированное оружие ему в грудь.

У гвардии Кирноса была самая нелепая конструкция нагрудника, которую Айна когда-либо видела: четыре прорези на металлической груди, напоминавшие отметины от гигантских волчьих когтей. Эти прорези символизировали «благословение Шерки», что бы это ни значило, а также оказались уязвимым местом, куда можно что-то воткнуть.

Гвардеец обмяк, Айна смогла выбраться из-под него и понеслась сквозь лес. Она уж было обрадовалась тому, что ей удалось сбежать, как вдруг из-под земли вырвался гибкий корень и обхватил ее, не давая сдвинуться с места.

«Черт».

Стиснув зубы, Айна снова призвала свои хитроны. Они не спешили отвечать, а вокруг ее талии обвивалось все больше корней.

— Опять ты?

Айна подняла голову, услышав звучный и мягкий голос, словно позолоченный, как и доспехи гвардейца. Он подошел к ней и снял шлем в форме волчьей головы, а его гладкие золотистые волосы упали на плечи. Айна скривила губы при виде Аранеля — самого молодого члена королевской гвардии Кирноса.

— Неужели ты не можешь меня отпустить? — взмолилась Айна, извиваясь в путах корней. — Мне больно!

Карие глаза Аранеля сузились.

— Я не позволю тебе одурачить меня дважды!

— Ладно. Уверена, Торанический Закон вознаградит тебя за то, что ты переломал мне кости.

Гвардеец побледнел, и Айна смогла вздохнуть свободнее. Как и большинство майани, с которыми сталкивалась девушка, Аранель ничего так не боялся, как перспективы замедления вращения его души. А запугивание, как она усвоила за четырнадцать лет жизни в Мэлине, позволяло легко манипулировать людьми.

— Ты арестована, — сказал Аранель. — За саботаж вознесения наследной принцессы Хималии.

От торжественного выражения его лица Айне захотелось врезать по этой тупой физиономии. Она бы так и сделала, если бы он не был так чертовски хорош в ченнелинге. Даже сейчас она подозревала, что Аранель сдерживается, чтобы не причинить ей боль, что делало данную ситуацию еще более унизительной.

Без хитронов Айна смогла бы победить его в битве. Но с ними у девушки не было шансов. Она не могла ни напасть, ни освободиться от пут. Единственное, что ей оставалось, — это позволить ему вести ее через золотой лес.

***

Айна опустилась на стул и уставилась на знакомые стены кирносийской кордегардии. Аранель ходил по комнате в своем изящно колышущемся плаще, запирая двери и закрывая окна в тщетной попытке придать аресту более серьезный вид.

— Мне придется тебя обыскать, — сказал Аранель и провел большим пальцем по своей кейзе.

Айна напряглась, когда ее охватили потоки энергии, теплой, зеленой и тошнотворно яркой. Это тревожное, но родное ощущение, когда так прикасаешься к чужим хитронам и чувствуешь чужую душу. Раньше Айна ощущала только душу своей матери, наполненную холодным гневом, от которого содрогалось тело. Но душа Аранеля бурлила искренностью и свежестью тысячи ростков травы, пробивающихся из-под земли. Когда он ослабил ченнелинг и его хитроны исчезли, Айна расслабилась.

— Что это такое? — Аранель открыл мешочек, конфискованный у Айны. Он достал обломки фигурок и держал их так, словно они могли взорваться. — Это боеприпасы?

— Не трогай их! — огрызнулась Айна. — Это... Это досталось мне от мамы.

Аранель опустил мешочек на землю:

— Скоро прибудет командир. Если ты будешь хорошо себя вести, он может проявить милосердие при вынесении приговора.

Командир проявит милосердие независимо от того, будет ли она вести себя хорошо или нет. Айна отвернулась от Аранеля и окинула взглядом стену, на которой висели листы пергамента: списки запрещенных предметов, включая нелицензированное оружие, наркотики и кровь мегарии, а также объявление о розыске членов печально известной повстанческой группировки под названием «Балансиры».

Айна пробежалась глазами по портретам балансиров и остановилась на портрете женщины с огненно-рыжими волосами и взглядом, который будто прожигал насквозь. В объявлении говорилось, что ее зовут Зенира и она лидер балансиров.

— Ты закончишь, как они, таким же разбойником, если не будешь осторожна. — В комнату вошел высокий мужчина.

Аранель подпрыгнул при виде своего командира, даже Айна была поражена. Он отворил дверь с помощью ченнелинга, и никто из них этого не заметил.

— Это уже четвертый арест с момента твоего появления здесь, Айна, — нахмурился Самарель. — Пытаешься установить рекорд?

— Сэм… то есть командир, — задыхаясь, сказал Аранель, прежде чем Айна успела вставить хоть слово. — Это она ранила принцессу! Я обнаружил у нее смертоносное оружие. 

Услышав эти слова, Айна фыркнула, и Аранель продолжил: 

— И ее действия причинили тяжкий вред. Как вам, возможно, известно, у ее высочества… сломана лодыжка.

Айна поборола желание закатить глаза. Только майани могли так мрачно говорить о сломанной лодыжке. Эти неженки не проливали кровь, они никогда не знали настоящей боли. Сотни лет Торанический Закон обеспечивал Кирносу и другим королевствам Майаны состояние вечного мира.

Аранель порылся в плаще и протянул Самарелю рогатку Айны.

— Это мое смертоносное оружие, — уточнила девушка. — Я подумала, что лук — это слишком, поэтому выбрала полегче.

— У тебя есть еще и лук? — удивленно спросил Аранель, а затем повернулся к командиру. — У нее есть лук. Нелицензионный лук! И она призналась, что напала на ее высочество!

Самарель долго молчал, а затем щелчком пальцев призвал из угла комнаты стул и сел, оказавшись на одном уровне с Айной.

— Зачем ты это сделала? — спросил он.

— Тебе следует лучше тренировать свою охрану. — Айна бросила взгляд на инкрустированные в командирский нагрудник изумруды. — Аранель нашел меня уже после того, как я обошла стражу и сорвала вознесение принцессы при помощи обычной рогатки. В настоящей битве они не продержались бы и секунды, особенно в таких бесполезных доспехах. — Она жестом указала на декоративные прорези в металле. — Солдаты Мэлина разорвали бы их на куски. Черт, даже моя мать уничтожила бы их в бою.

При мысли о том, что ее мать будет сражаться, сердце Айны екнуло. Все ли с ней в порядке? Цела ли она? Хоть ее мать и была могущественным ченнелером, Мэлин просто кишел врагами.

— Моя стража никогда не столкнется с солдатами Мэлина, — заверил ее Самарель, — пока Торанический Закон защищает нас от такого зла. Айна, ты можешь прекратить сражаться. Теперь ты в безопасности. (Девушка закатила глаза). Я знаю, что ты не хотела сильно ранить нашу принцессу, иначе она бы не отделалась сломанной лодыжкой, которую, хочу заметить, ей удалось быстро залечить. Ты же должна была знать о том, что она исцелится сама. Так чего ты хотела добиться?

Айна подцепила ногтем крупинку грязи и подбросила ее к потолку.

— Айна, — сказал Аранель, в его тоне слышалось нетерпение. — Ты могла бы проявлять больше уважения, когда с тобой говорит командир.

— Оставь ее, Аранель, — вздохнул Самарель, но гвардеец продолжил:

— Несмотря на твои выходки, командир был снисходителен к тебе из-за твоего прошлого...

— Моего прошлого? — Глаза Айны вспыхнули. — Ты имеешь в виду, что я родилась в Мэлине? Потому что Торанический Закон обрек меня на жизнь в страданиях еще до того, как я начала ходить?

У Айны сжалось сердце, когда в памяти промелькнули воспоминания о том дне, когда она рыдала, сидя перед серебряной тораной и колотя по ней кулаками.

«Пусти меня! — кричала она. — Я не сделала ничего плохого! Пожалуйста! Пусти меня!»

Однако торана не дала ей пройти. Она действовала на основе Торанического Закона — абсолютной и древней силы природы, которая управляла вселенной на протяжении многих веков, разделяя существ на царства в зависимости от скорости и направления вращения их душ.

Торанический Закон поддерживал процветание и мир Майаны. Благодаря этому закону верхние, такие как Аранель, могли наслаждаться комфортом, не зная ни голода, ни болезней, ни угрозы вражеского клинка. Подобные страдания были уделом нижних — грешных существ, таких как Айна и ее мать.

Айна не помнила, чтобы когда-либо совершала какие-то грехи. Однако Торанический Закон обрек ее на вечные страдания еще в день появления на свет.

— Независимо от того, где ты родилась, теперь ты одна из верхних, — сказал Аранель. — Ты вознеслась вопреки всему, но твои мелкие преступления будут бременем твоей души. Ты не боишься упасть обратно?

— Я бы предпочла войти, а не упасть, но эта идиотская торана не дает мне этого сделать.

С того момента, когда Айна нашла проход, она все время пыталась вернуться в Мэлин и воссоединиться с матерью. В поисках пути домой она бродила по всей Майане: от плавучих джунглей Нишарана до заснеженных долин, опоясывавших Самарас, островов Тахамура и, наконец, Кирноса.

— Как будто они все заблокированы, — добавила Айна. — Почему они не работают как надо?

Аранель уставился на нее так, словно у девушки выросла еще одна голова.

— Правильнее было бы спросить, почему, во имя Шерки, ты решила спуститься добровольно? Торанический Закон подарил тебе лучшую жизнь. Ты должна быть благодарна, а не игнорировать эту возможность!

Айна открыла рот, чтобы возразить, но Самарель поднял руку.

— Хватит, Аранель. Не тебе судить поступки Айны. — Чуть смягчившись, он повернулся к ней. — Будь осторожна. Мне будет жаль, если ты закончишь, как они.

Он указал на объявления о розыске на стене. Айна снова почувствовала на себе испепеляющий взгляд Зениры.

«Что же она такого сделала, чтобы оказаться в розыске?»

— То, что ты не хотела навредить принцессе, может смягчить твою вину... — продолжал Самарель.

Но Айна не обращала на него никакого внимания, предпочитая выскребать грязь из-под ногтей.

— Тебе бы проповедовать в храме… — добавила она. — Даже главный священник не так страстен, как ты.

Самарель нахмурился:

— Торанический Закон, возможно, и оправдал тебя, Айна. Но по законам этого королевства, боюсь, тебя ждет наказание.

— Сколько ночей? — спросила Айна.

— Десять.

От жалостливого выражения лица Самареля Айне захотелось что-нибудь разбить. Например, нос Аранелю, который с каким-то самодовольством наблюдал за их диалогом.

Айна сдержалась и вышла из кордегардии вслед за гвардейцами. Она не понимала, почему королевские стражники каждый раз приводят ее сюда, словно собираются запереть там или наказать. В Мэлине за попытку навредить королю Калдраву тебя как минимум ждала порка или пытка. Но майани не любили подобные наказания. Поскольку Айна несовершеннолетняя, ведь ей всего пятнадцать, худшее, что мог сделать Самарель, — это отправить ее в храм для молитвы и покаяния.

Айна не возражала против того, чтобы ее сослали в храм. Матрасы там были мягче, чем у нее, а Аро — главный священник храма — угощал сладостями. Она чувствовала смесь презрения и благодарности, следуя за двумя гвардейцами по полю, поросшему травой до пояса.

— Я буду молиться за тебя, Айна, — сказал Самарель.

— Я тоже, — добавил Аранель. — Я буду молиться Шерке о силе и чистоте твоей души.

— Как благородно с вашей стороны, — ответила Айна, остановившись у пруда, усеянного крошечными лотосами.

Она заглянула в его спокойные воды и откинула назад темные волосы, чтобы обнажить кейзу. Бирюзовый вихрь ярко выделялся на фоне ее смуглой кожи.

Яркость кейзы, которая являлась окном в человеческую душу, напрямую зависела от скорости и направления вращения души. Хотя кейза Айны не была такой яркой, как у большинства майани, которых она встречала, она светилась ярче, чем когда-либо светилась кейза ее матери. Она светилась слишком ярко, чтобы Айна была изгнана из королевства, несмотря на ее прежние поступки.

Пока они шли, девушка бросила взгляд на Аранеля. Кейза стражника сияла так же, как и один из нелепых изумрудов на его шлеме.

— Надеюсь, это время пойдет тебе на пользу, — сказал Самарель.

Айна снова вспомнила о своем предстоящем заключении. Впереди возвышался храм Кирноса — огромное сооружение из камня медового цвета. Украшенный драгоценностями купол, возвышавшийся над его стенами, напомнил Айне большой сверкающий лук.

— Пусть твоя душа вращается прямо и стремительно, — добавил Аранель, когда Айна распахнула двери храма и, даже не оглянувшись, вошла внутрь.

ГЛАВА 2

СОВЕТ ХРАНИТЕЛЕЙ

— Будь добрее к Айне, — сказал Самарель, сняв шлем и сунув его под мышку. Его хитроны, приминая высокую траву, прокладывали путь через пастбище.

— Я был добр, — ответил Аранель, стараясь, чтобы его голос звучал ровно. — Но она — преступница, Сэм, и ее совершенно не мучают угрызения совести. На прошлой неделе я застал ее за тем, что она бросала конский навоз через торану в Парамос. Знаешь, что она мне сказала, когда я сделал ей замечание?

Губы Самареля дрогнули.

— Что?

— Что Торанический Закон — фикция, позволяющая кускам дерьма возноситься.

— Как неуместно, — проговорил Самарель, хотя, казалось, он едва сдерживал смех.

Аранель бросил взгляд на брата, который лишь пожал плечами: 

— Ради Шерки, расслабься, Ран. Айна нас не слышит, а Торанический Закон не будет придираться к паре смешков в твою сторону.

— Эта девушка очень опасна, — буркнул Аранель. — Она дурно влияет на всех окружающих.

— Возможно, но ты не знаешь всей ее истории… — Самарель остановился и одарил Аранеля застенчивой улыбкой. — Прости, Ран. Это наш последний день вместе, и я не должен тратить его на нотации.

— Полагаю, ты ничего не можешь с этим поделать. — Это прозвучало глупее, чем предполагал Аранель, но Самарель лишь рассмеялся.

— Хранители ждут меня только через пару часов. — Самарель указал на рощу позади себя, лабиринт из золотистых листьев и извилистых ветвей. — Не желаешь ли провести спарринг?

Аранель с тоской посмотрел на верхушки деревьев. Прошло много лун с тех пор, как они с Самарелем в последний раз участвовали в поединке, и не было ничего более захватывающего, чем испытать себя в бою с лучшим ченнелером королевства.

Более захватывающего и унизительного…

— Лучше не надо, — отказался Аранель и подумал: «Не хочу, чтобы последним воспоминанием о тебе было то, как ты снова меня размазал». — Просто немного устал после погони за Айной.

Самарель нахмурился и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но потом передумал.

Братья молча пошли по лесу, перепрыгивая с одной верхушки дерева на другую. Вглядываясь в окружающие очертания, Аранель видел призрачные образы из детства: два маленьких мальчика, два брата, залитые смехом и солнечным светом, и старший сияет намного ярче младшего.

— Ну же, Ран, — сказал Самарель, расплываясь в улыбке, пока ветви проскальзывали под их ногами. — Ты можешь лучше! Не старайся так сильно, просто плыви по течению своих хитронов! Смотри, это же просто!

Самарелю, мастеру хитроники и командиру королевской гвардии, все всегда давалось легко. Аранель взглянул на брата. Лучи заходящего солнца падали на знакомые черты лица, озаряя его светом, отчего Самарель выглядел высшим существом.

«Возможно, так и есть, — подумал Аранель, смотря на лоб брата. — Он никогда не принадлежал этому царству».

Аранель был на пять лет младше Самареля и во всем походил на него, за исключением кейзы. Если кейза Аранеля сверкала, как изумруд, то кейза его брата сияла, словно звезда. Это был свет Парамоса или того, кто должен был вознестись еще много лет назад. Однако Самарель предпочел остаться с братом в Майане, чтобы стать для него достойным примером.

И все же Самарель не просто сиял. Он пылал, как и его кейза, затмевая все вокруг. В том числе и на Аранеля, чей каждый подвиг и каждое достижение будут лишь блеклым подражанием его брату.

«Будь он проклят Мэлином за свое совершенство!»

Мгновение спустя Аранель затолкал эту мысль в глубины своего сознания.

«Только чистые мысли, — говорил он себе. Он повторял слова, которые мать пела ему каждый вечер перед сном. — Только чистая душа имеет чистые мысли и чистые намерения». Ведь хитроны были частицами сознания, создаваемыми каждой новой мыслью, эмоцией, намерением и действием. Аранель не мог позволить себе подобную мелкую ревность.

Он закрыл глаза и круговым движением провел большим пальцем по ладони. Сначала медленно, потом быстрее, как бы противодействуя замедляющемуся вращению души.

— Ты напряжен. — Голос Самареля вывел брата из раздумий. Они были уже на полпути к утесу, который вел в дворцовые сады. — Я сказал что-то не то или сделал что-то не так?

«Ты никогда не делаешь что-то не так! — хотел крикнуть Аранель — В этом и проблема!» Однако вместо этого он провел большим пальцем по своей ладони с удвоенной скоростью.

— Я в порядке, Сэм. Просто… жаль, что ты уезжаешь.

Вероятно, это была первая чистая правда, которую Аранель сказал своему брату за последние луны. Потому что, как бы ни было больно находиться в постоянной тени Самареля, мысль о том, что он останется в Майане без него, ранила еще сильнее.

— Как и мне, — сказал Самарель, но из-за шума фонтанов Аранель с трудом мог расслышать его слова.

Они вошли в дворцовые сады, наполненные ароматом жимолости и роз. Вдали блестела торана Парамоса с ее манящими золотыми колоннами, изгибающимися в арке.

Королевская стража хотела устроить Самарелю церемонию вознесения, но брат отказался, предпочтя оставить это дело в тайне. Торана становилась все ближе и ближе, и каждый шаг Аранеля ощущался все тяжелее, словно хитроны пригибали его к земле.

— Я принес тебе кое-что с рынка, — сказал Самарель. — Что-то вроде прощального подарка. На память обо мне.

Аранель непонимающе посмотрел на него. Как будто ему нужно было что-то в память о брате. Как будто каждого уголка их дома, каждого дерева в лесу и каждой выложенной камнем тропинки недостаточно.

— Вот. — Самарель с улыбкой протянул ему ракушку. — Можешь добавить ее в свою коллекцию.

— Не думал, что ты о ней знаешь. — Аранель взял раковину и провел большим пальцем по ее краям. У него была огромная коллекция раковин улиток и причудливых листьев.

— Если уж на то пошло, — мягко сказал Самарель, — я не думаю, что тебе это нужно, Ран. Ни одна из них. Ты хороший человек, что бы кто ни говорил.

Подбородок Аранеля задрожал. Ему хотелось броситься в объятия брата, как тогда, когда они были младше, позволить Самарелю подхватить и закружить его. Вместо этого он сжал раковину, и ее крошечные шипы вонзились в его ладонь.

Самарель сделал шаг к торане. Богато украшенные колонны обрамляли его высокую фигуру, выделявшуюся на фоне яркого света Парамоса.

— Ну что ж, — сказал он. — Я должен идти. Но я вернусь, обещаю. Я буду навещать тебя раз в луну. Или чаще, если смогу.

Аранель кивнул, не желая встречаться с братом взглядом. Его родители обещали то же самое пять лет назад, а дедушка с бабушкой — около десяти. Тарали поклялась в этом четыре луны назад. С тех пор Аранель не видел никого, кроме матери, да и та приходила все реже и реже.

Как бы ни прекрасна была Майана, говорят, что красота Парамоса — за пределами всякого воображения. Зачем кому-то возвращаться? Зачем это его брату?

Аранель провел рукой по торане и прошелся взглядом по стихотворению, выгравированному на сверкающем металле:

Блаженный Парамос, вершина совершенства, идиллический, торжественно красивый.

Для душ стремительных, подобных крыльям колибри, что вращаются вперед.

Это был стих из Песни Спасения — одного из священных писаний, которое Аранель выучил наизусть еще в детстве, наряду с Хором Творения и Арией Вознесения. Аранель строил свою жизнь на их учениях. Обучался целительству с помощью хитронов, чтобы помогать людям. Он записался в королевскую гвардию, чтобы защищать королевство от… в общем, не то чтобы от чего-то надо было его защищать, если не считать эту хулиганку Айну, глупости которой ему приходилось терпеть. Да он даже жертвовал четверть своих сбережений храму каждую луну!

Но семнадцати лет доброй воли оказалось недостаточно. Рука Аранеля скользнула по золотой колонне с плавным орнаментом в виде вихрей и наткнулась на что-то более твердое и неподатливое.

Невидимая стена отделяла его от Парамоса.

— Скоро я вознесусь, — объявил Аранель. — Клянусь Шеркой!

— Не стоит клясться, — отозвался Самарель. Он наклонил голову, и волосы скрыли его лицо. — Хотя я иногда думаю, не станешь ли ты тут счастливее, если я уйду. Может, то, что сдерживает тебя, — это я…

— Не говори глупостей, — прошептал Аранель. По правде говоря, он и сам часто задавался подобным вопросом. — Ты тут ни при чем. Просто я… я не... — Его горло сжалось, и он еле-еле выдавливал из себя слова. — Я недостаточно хорош.

Когда Самарель посмотрел на брата, его глаза сияли ярче обычного.

— Ты всегда был достаточно хорош. — Он провел пальцем по кейзе Аранеля, а затем заключил брата в объятия.

— Я не хочу, чтобы ты уходил, — пробормотал Аранель, утыкаясь в волосы Самареля, и позволил себе на миг крепко вцепиться в тунику брата. — Я никогда этого не хотел.

— Я знаю. — Самарель погладил его по голове. — Береги себя, Ран. — И тут он сделал шаг через золотую торану.

Аранель провожал его опустошенным взглядом, а потом отвел глаза от арки. Он прошел через сад и остановился на его краю.

Дворец Кирноса и его сады возвышались на холме, поросшем золотистым мхом, который поднимался из самого сердца королевства. Распустившиеся чуть ниже лепестки Кирноса сияли цветом фуксии под лучами заходящего солнца. Оправдывая свое название, королевство Лотоса было заключено в объятия двенадцати огромных лепестков, каждый из которых казался мягче бархата и прочнее стали.

На внутреннем лепестке, возвышавшемся над остальными, располагались разросшиеся каменные джунгли: рынок и прилегающие к нему резиденции, а также многочисленные библиотеки, закусочные и залы для отдыха.

Но именно самый крайний лепесток вызывал у Аранеля самые приятные воспоминания. Когда он окинул взглядом пшеничные поля и озера, раскинувшиеся среди пологих склонов, то заметил извилистый ручей, где Самарель впервые научил его управлять хитронами, терпеливо наблюдая, как Аранель барахтается в воде. Затем юноша посмотрел на холм у мангового сада, где они устраивали пикники и играли в карты со своей кузиной Тарали. А вот и чайная лавка, куда они заходили по вечерам, когда караульная служба заканчивалась рано, и пили прохладный ячменный чай, пока солнце окрашивало небо в алый цвет.

Взгляд Аранеля остановился на желтых соломенных хижинах, усеявших поля, словно пыльца. Семнадцать лет они с братом жили в одной из этих хижин, сначала с родителями, а потом вдвоем.

Теперь Аранель остался один, компанию ему составляла лишь его коллекция ракушек и засушенных листьев.

***

Прислонившись к стене, Аранель подавил зевок, слушая, как члены Совета Хранителей обсуждают государственные дела: бегство наследной принцессы Хималии из Кирноса после ее неудачного вознесения, соглашение о свободной торговле с королевством Тахамур и место проведения ежегодного чемпионата по клаудсерфингу1.

Не прошло и дня с момента вознесения брата, а некоторые из его обязанностей уже переложили на Аранеля. Еще неделю назад он с радостью занял бы место Самареля, даже в качестве простого охранника и наблюдателя. Присутствие на Советах казалось ему престижным. Они созывались Консерваторами — советом старейшин Парамоса, которые следили за работой вселенной и трижды в год спускались на Майану, чтобы дать наставления местным правителям.

Но уже через четыре часа после начала встречи Аранель задумался, почему ему так не терпелось присоединиться к ним. Он пришел к выводу, что хотел лишь того, что уже было у Самареля, — это можно было сказать и о большинстве вещей, к которым стремился Аранель. Командир королевской гвардии, чемпион по клаудсерфингу, элитный целитель — что же действительно хотел для себя Аранель?

Взгляд юноши метался по залу, иногда останавливаясь на лицах присутствующих. Спикером была представительница Тахамура — длинноволосая женщина, облаченная в богато расшитые малиновые одежды. На лбу у нее красовался золотой обруч, украшенный драгоценными камнями, в тон увесистому чокеру на шее.

«Тахамури, — заметил Аранель, — любят свое золото больше, чем кирноси».

— …Исчез из Нишаки через несколько лун после того, как из Тахамура пропал юноша, — сказала женщина. — Известно, что они были друзьями, обоим меньше двадцати, и они искусные ченнелеры, как и трое других исчезнувших. Учитывая время и их личности, я подозреваю причастность балансиров.

Аранель вздрогнул при упоминании балансиров — это означало, что они перешли к последней теме на сегодня. Повстанцы пользовались дурной славой в царстве, портрет их лидера, Зениры, был расклеен на каждой кордегардии Кирноса. В объявлениях о розыске их преступления перечислялись очень расплывчато, например: неуважение к Тораническому Закону и распространение ереси.

Аранель попытался вспомнить, не рассказывал ли ему брат что-нибудь о балансирах. В памяти всплыло лишь то, что мятежники спустились в Мэлин добровольно, не заботясь о своих душах. Аранель дрогнул.

«Во имя Шерки, зачем они этим занимаются?»

В Песне Спасения нижнее царство описывалось как «кишащая развратом и болезнями выгребная яма». Пустынное поле, выжженное пламенем войны, которое населено кровожадными чудовищами, вроде нагамора. Сами мэлини, по слухам, были дьявольскими отродьями, садистами, получавшими удовольствие от страданий других.

Единств

...