Татьяна Свичкарь

Мухтарбек Кантемиров

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Татьяна Свичкарь, 2019

Это первая книга о легенде цирка, киноартисте, знакомом зрителям по фильмам «Не бойся, я с тобой», «В двух шагах от „Рая“», «Сказание о храбром Хочбаре» и многим другим, художественном руководителе первого в мире конного театра «Каскадер», почетном члене мексиканского клуба наездников «Чаррос Педригаль», знаменитом метателе ножей — Мухтарбеке Кантемирове.

16+

ISBN 978-5-4496-6449-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Мухтарбек Кантемиров
2. Часть первая
3. Встреча
4. Часть вторая
5. Детство
6. Часть третья
7. Юность
8. Часть четвертая
9. Цирк
10. Часть пятая
11. Кино
12. Часть шестая
13. Театр
14. Часть седьмая
15. День сегодняшний
16. Часть восьмая
17. Метатель
18. Часть девятая
19. Мастер
20. Эпилог

Пока встречаются в мире такие источники доброй энергии и красоты, как Мухтарбек Кантемиров, можно верить, что мир этот выстоит, выправится, обретет утраченную гармонию

В. Сорокин «Из рода джигитов»

* * *

Довольно долго он работал в группе брата Ирбека, на нём были самые ответственные трюки, потом ушел в кино и, кроме блестящей каскадерской работы, принесшей ему славу среди коллег-профессионалов, показал великолепную актёрскую, снявшись в заглавной роли картины «Не бойся, я с тобой»… Но всё это были только подступы: к самому себе.

Каких только мук не натерпелся он со своею заветной целью — конным театром! На «бис» приняли постановку экзотического «Золотого руна», в которой Миша попеременно изображал нескольких героев сразу… Но пришла пора мудрой зрелости… как он над своею «Русью» трудился!

По сути, то была непростая наша история, проходившая не только у зрителей на глазах, заодно — пред очами святого Георгия Победоносца, образ которого воплощал столько лет мечтавший об этой работе Миша.

Не только богатырь и красавец — благороднейший человек и умница, которого сама природа, казалось, создала для столь высокой и ответственной роли…

С неизменным копьём в руке, как смотрелся он, в серебристом шлеме и алом плаще поверх сверкающих доспехов, на своем верном Эдуарде — мощном сером жеребце в яблоках!

Г. Немченко

* * *

Лучше давай вспомним на пару, как говорят ромы, Грэнгиро Дэва, Лошадиного Бога. Не забыл, как его зовут? Правильно — дядя Миша Кантемиров. Просто бог. Которого ослушаться ни один, самый оторванный конь, не смеет. Он может как угодно: в седле, без седла, вовсе по-эльфийски…. Величайший в мире постановщик конных трюков, у которого ни в одной постановке не погибла ни одна лошадь.

За ним кони идут безо всякого вервия — просто потому, что сразу верят ему, и безгранично. Бог не может привести в плохое место. Грэнгиро Дэв не может обидеть.

Из переписки во Всемирной паутине

* * *

Мне удивительно, что его кто-то не знает

Н. Догадина, ученица

Часть первая

Встреча

Поверивший в слова простые,

В косых ветрах от птичьих крыл,

Поводырем по всей России

Ты сказку за руку водил.

П. Васильев

1

Июнь пришел теплый, но пасмурный и ветреный. Почти каждый день шли дожди. Город стоял — погруженный в водопад зелени. Необыкновенно высока была трава. Ей навстречу спускались ветви деревьев, отягощенные листовой. И все это колыхалось, пахло пионами и дождем.

И все это было — юность, как и белое шелковое платье в розовых цветах, как и начавшиеся экзамены, которые волновали уже не сами по себе, а — преддверием дальнего пути.

За душою пока всего — сказка детства, потихоньку забывающаяся, да несколько книг и фильмов, ставших родными.

С книгами было трудно. Библиотека дедушки и бабушки, собранная ночными стояниями в очередях, и отрывом от семьи денег — «Я шесть лет ходила без зимнего пальто» — повторяла бабушка, — библиотека эта состояла в основном из классики. Но классики, которую признавал советский строй, которая — по большей части — входила в обязательные школьные программы.

Наша же литераторша Анна Николаевна, в преддверии пенсии окончательно разлюбившая детей и свой предмет, не умела показать очарование романа или повести в целом, но, препарируя, но, вычленяя отдельные отрывки, требуя их долгого «разбора», превращала уроки в подобие душевного изнасилования.

Те, кто не утратил все же любовь к чтению, разживались книгами как могли. Ряд авторов, благодаря Аннушке и «социалистическому реализму» — не воспринимался.

Юности хотелось иного корма для души.

«Консуэло» мне на два дня дала мамина знакомая, «Голова профессора Доуэля» пришла в руки в читальном зале, «Черный тюльпан» был куплен втридорога в одном из первых коммерческих книжных отделов.

С фильмами было еще хуже. Приходилось полагаться исключительно на милость телевидения и кинопроката. Что покажут…

Но расставаться с героями, которые уйдут вместе с погасшим экраном и неизвестно когда вернутся…

Я пробовала найти выход. Ходила на один и тот же фильм и пять, и шесть раз — пока не запомню наизусть. А дома брала тетрадь, и записывала кино — как книгу, чтобы читать и перечитывать.

Сейчас это в практике, в книги ложатся даже сериалы, а тогда — помню стопку клеенчатых коричневых и черных тетрадей, мою «библиотеку». Легко переносились на бумагу «Горбун», «Капитан», «Тайны бургундского двора», «Неуловимые мстители», «Не бойся, я с тобой».

Пройдет время, и большинство произведений, которые раньше вызывали восторг, покажутся слишком наивными.

Каждое такое разочарование в чем-то обеднит детство.

Но останется несколько героев, которые незримо будут рядом — всю жизнь. Их вспомнишь в трудные минуты. А быть может они — и определят судьбу? Кто-то — под их влиянием — увлечется, найдет свое дело.

«Не бойся» в те годы стало для мальчишек экранизированным пособием по боевым искусствам, метанию ножа.

Девочек привлек романтический сюжет, и образ главного героя. Симпатии в большинстве отдавались не сладкоголосому Теймуру, коему бедность мешает жениться на любимой девушке. Но его другу, который — и в этом перипетии сюжета — помогает певцу невесту обрести. Человеку, не только физически совершенному, но главное — доброму и в каждом поступке — благородному. «Помните Рустама из фильма «Не бойся, я с тобой? — напишет одна из таких выросших девочек, — если бы все были такими как он, мир был бы просто прекрасен и великолепен»

Позже известно станет, что роль была написана специально на Мухтарбека Кантемирова.

А в том далеком, ветреном июне — я сижу в нашем старом саду, и пишу первые рассказы.

Еще не зная, как примут их, я верю, что в мире есть человек, который все понимает. И можно ступать на этот путь, тяжелый и волшебный — и идти по нему.

2

С той поры прошло больше двадцати лет. Только раз за это время удалось косвенно — пересечься с Кантемировыми. В середине восьмидесятых их труппа выступала в Куйбышеве.

Мухтарбек тогда уже ушел из цирка, но на афише значилось «Джигиты Кантемировы».

Думалось, что и он непременно среди них.

Помню ледяной зимний вечер. Воздух был прозрачен и будто плотен от мороза. Дыхание перехватывало, и уже не любоваться мерцающей огнями площадью — те, у кого были билеты, торопились войти в фойе цирка.

Холодно было и там. Клоуны в костюмах с короткими рукавами мужественно не торопились — фотографировались с публикой, сажали на колени детей.

В киоске продавали вырезанные из дерева, раскрашенные черно-белой краской фигурки, изображающие Олега Попова.

В зале, прямо передо мной — на ряд ниже — села женщина, которая десятью минутами позже, когда начнется очередной номер, вздохнула — и встала. Луч света лег на нее — и она спустилась на арену, к своим собакам.

Джигиты выступали последними. Манеж сразу показался тесным: кони, мужчины в черных бурках и белых папахах, плывущее над одним из всадников алое знамя.

Но если другие номера производили впечатление рукотворности, работы на публику, то все, что делали конники — казалось естественным и даже необходимым. Сколько раз видено в кино — свесившись с лошади, будто убит — спасается в бою всадник. А так он стреляет, так — уходит от погони.

То, о чем прежде рассказывали фильмы, теперь давала жизнь, подтверждая, что есть — герои.

3

Но встретиться с ними лицом к лицу?

Хлопотливый редакционный день был заполнен мелкими неурядицами. Последней каплей стало неосторожное движение кого-то из коллег — и я уже вытираю клавиатуру компьютера, залитую кофе.

И как раз в эти минуты в электронный почтовый ящик приходит пресс-релиз.

Рядом с нами, в двадцати минутах езды, в поселке Поволжский будет проходить фестиваль, и почетным гостем на него приглашен — Мухтарбек Кантемиров.

4

Мы с дочкой бродим по фестивальной поляне. Здесь на левом берегу Волги песок и сосны. У сосен особый запах — хвои, смолы, нагретой солнцем коры. Народу на поляне уже полно, но закрой глаза и кажется, что никого больше нет. Ты и природа.

Тесно стоят палатки: ребята — организаторы и гости — приехали сюда с ночевкой. Тянет дымом от полевой кухни: варят гречневую кашу с тушенкой. Юноши поворачивают над угольями шашлыки, и на запах жареного мяса тянется разом оголодавшая публика… Поодаль продают сувениры — толчется народ и там.

В такой толпе — увидим ли? Узнаем? «Войдем ли дважды в ту же реку», повторится ли впечатление детства — от фильма?

То и дело пробегают, торопятся девочки — в сарафанах, в венках. Им выступать сегодня. Фестиваль называется «От славянских истоков к русской культуре».

Поэтому почти тут же, нос к носу мы встречаемся с Володей Владимировым.

Когда-то мы вместе учились в университете, на истфаке, и по окончании Володя, как все мы, пошел учителем в школу.

Но потом голову ему закружила Индия, он увидел сон о близком конце и уехал, чтобы умереть не просто так, а восточным монахом. Восхитился Саи-Бабой — «в этом человеке столько любви!». Снова ощутил вкус к жизни, вернулся — и взялся за русские истоки. Играет на гуслях — единственный гусляр в области — и приглашен на фестиваль, так как на редкость вписывается в программу.

— Танечка! Можно тебя обнять?

Но мы с Аськой приехали сюда за одним:

— Володя, ты не слышал — почетные гости будут? Ничего не срывается?

— Не знаю? А зачем нам почетные гости — и без них хорошо. Ты посмотри…

Смотрю. В центре поляны, где наскоро выстроена деревянная ограда, изображающая древнерусскую крепость — прямо у ворот этой ограды стоит машина. Никому бы прямо сюда подъехать не разрешили, кроме… неужели?

Можно ли — среди ответственных лиц — узнать человека, стоящего к нам спиною?

Первое движение, поворот головы, и сомневаться невозможно уже… Неповторимое благородство черт, порода, кровь — за послереволюционные годы почти исчезнувшая, ныне — и за всю жизнь можно не встретить…

И та грация движений, которую природа изначально дала человеку, как своему творению — хищная грация — возведенная в одухотворенную пластику.

Чиновники не отпускают его от себя — разговоры, смех, но это не может быть долго, потому что фестиваль вот-вот откроется. Уже подбегают к Мухтарбеку Алибековичу те, кто знаком с ним по предыдущей встрече. Доверчиво, не сомневаясь, что их встретят — с радостью. И его — столь же радостная — готовность к общению. Он легко приобнимает за плечи одного, другого… Улыбка не сходит с лица. И эта детская улыбка отражением ложится на поднятые к нему лица.

— Знаешь, кто это? Помнишь, фильм «Не бойся, я с тобой»? — мечтательно шепчет стоящий рядом парень — своему спутнику, мальчишке лет десяти, — Конечно не помнишь (уже снисходительно) Мал еще… Подрастешь — посмотришь.

Как всегда в таких случаях, не отрегулированной оказывается аппаратура. И когда чиновники обращаются к народу с обязательными речами — о значении мероприятия, и о поддержке его другими чиновниками (кукушка хвалит петуха), их голоса звучат пронзительно громко.

Представлять каждого выходит девчушка в национальной одежде. И Кантемиров сразу замечает, что непривычен ей длинный сарафан, с которым надо совладать на ступеньках, ведущих на сцену. Не запнуться. И он каждый раз подает ей руку: взойти, спуститься…

Наконец объявляют (чуть с заминкой, непривычный титул — после на «автопилоте» выговариваемых депутатов и заместителей) — Председателя гильдии каскадеров.

И его глуховатый голос, самое короткое выступление:

— Я представляю здесь каскадеров Москвы. Собственно — всей России… И делаю это с радостью… Это хороший праздник… Он пройдет, а в следующий раз мы приедем и привезем — у нас есть — двадцать достойных лошадей. И покажем вам большое представление. А сейчас — с Богом!

Он в протяжении дня еще не раз повторит это — «С Богом!».

Дома потом спросят: «Ну, как? Столько лет прошло — не разочаровалась?»

Это трудно объяснить.

Нет, чувство к разочарованию — обратное.

Человек стал к небу ближе. И еще больше за него болит сердце. Холодно, ветер, а он — в легком костюме… Поднялся на сцену — и чуть задохнувшийся голос. Не болеет ли?

Трепетное, щемящее чувство.

Он спускается, слегка прихрамывая, и начинают подходить те, кто только сейчас его увидел. С маленькими коричнево-пестрыми программками, за автографами.

Он достает ручку, и — нет бы, повернуть девчонку спиной, приложить бумажку, поставить закорючку, чтобы как можно большее число поклонников подписями удовлетворить. Он идет с программками к краю сцены, устраивает их на досках, как на столе и пишет. Пишет каждому.

Уважение к обратившемуся человеку. Желание и это дело — памятную подпись — сделать как можно лучше.

К нему идут девочки с фотоаппаратами — можно ли сняться вместе? И поочередно он становится с каждой, приобнимает — подружка щелкает. Будет храниться дома снимок, и глядящим его — поверится в дружбу изображенных на кадре…

Подходит к нему и совершенно пьяный парень — с красным лицом, и глазами — какими-то особенно прозрачными. Видно, что соображает он уже немного. Заплетающимся языком он хвалит «Не бойся», говорит, что с детства в восторге от этого фильма.

Мухтарбек и ему отвечает ласково, треплет по плечу.

Перед сценою огорожена площадка, где сидят приглашенные, которым быть сегодня — судьями действа. Кантемиров не сразу проходит туда. На протяжении несколько номеров концерта он стоит у ограждения, и готов быть здесь и дальше, но одна из девушек приносит стул и ведет его к судьям. Усаживает.

На сцене пританцовывает с ложками и гармошками — фольклорный ансамбль.

Увлеченный ритмом, на судейскую площадку выбегает мальчишечка лет двух. Музыка зовет в танец. Там — толпа, а тут — трава и простор. Малыш закидывает голову, раскидывает ручки, он кружится, он — летит.

Эту прелесть ребенка, счастье его, вскинувшего глаза к небу, заметил сразу — если б был тут — наш фотокорр Андрей. И присел бы рядом с аппаратом.

Никто кроме не обращает внимания — ну, подумаешь, выбежало дитя… Но Кантемиров видит. И его улыбка уже не ложится в слова — любующаяся, сияющая неповторимой добротой.

Он видит и отмечает все.

Ясное, незамутненное восприятие мира, цепкий взгляд….

Взгляд, который меж тем — и это удивляло прежде на фотографиях — может мгновенно становиться отрешенным. Человек ушел в себя.

Дух творчества и вдохновение не покидают его ни на миг, живут с ним, в нем…

Концерт идет с перерывами. В стороне расположено ристалище. Там можно метать ножи — и даже состязаться в этом.

А за сценой — совсем небольшая площадка, одна мишень. И свои силы тут пробуют наши vip-персоны. Мальчишеский ли азарт, роскошь ли поупражняться в этом искусстве, когда рядом стоит такой Мастер?

— Спокойно… спокойно… Абсолютно идентично броску камня, — говорит Мухтарбек, — Ничего, ничего… Не смущайтесь. Потихоньку пойдет. Как будто камень бросили — и все…

Нож отлетает и бесследно исчезает в траве.

— Миноискатель нужен, товарищи! — звучит глуховатый голос, — Ребятки, (детям, что поблизости), когда метают ножи — отойдите, чтобы вас не задело. А вы — спокойнее. Помните — камень… Молодец! Последний бросок — очень хороший… вот, браво!

Оберечь и ободрить каждого.

Звон падающих ножей.

Ветер.

— Ножи сдувает, — жалуется кто-то, — Неудобно перед Кантемировым.

— Ну, хорошо, давайте я еще раз покажу, — Мухтарбек стоит на невидимой черте. При всей доброте голоса — грозная пластика воина, от которого нет обороны. Движется только рука. Бросок-бросок-бросок. Привычную молниеносность он старается сделать для других — уловимой.

И только потом все переводят взгляд на мишень. Те ножи, которые в других руках летели куда угодно — вверх, вниз, вбок, плашмя и рикошетом — сейчас сошлись в одном месте. Стальной букет.

В этот раз не пробовали такого, но что чувствует человек — стоящий у щита живой мишенью? Из воспоминаний актера Льва Дурова, найденных в Интернете: «Я держал в зубах огурец, а он рубил его на салат. Стоял у щита, а он метал ножи, и они входили в дерево вокруг моей головы. А мне было спокойно»

С тем же спокойствием стояла, верно, Лариса из «Бесприданницы», когда Паратов стрелял в часы, что она держала в руке: «Да разве можно ему не верить?»

— Не надо пробовать совладать с ножом — силой. Он должен лететь — спокойно, свободно. Как женщину, элегантно, нужно держать его. Но — крепко. Помните…

И не оторвались бы от завораживающего действа те, кто окружил Мастера, но зовут уже смотреть концерт, и судить — батальные сцены.

«Випы» и гости занимают места на площадке.

Интересны ли Кантемирову народные песни под скверное звучание аппаратуры, когда верхние ноты обязательно становятся визгливыми?

Но он не только гость, чтящий традиции, правила поведения: в данном случае — вежливо слушать хозяев. Он артист — к любому творчеству — относящийся неизменно, со всем доступным ему уважением. Сцепленные у подбородка пальцы, улыбка…

Отдать, что только можно… Все свое внимание, оценку — всегда благожелательную, передать мастерство, одним присутствием своим пробудить у других — вдохновение.

А что можем мы?

Только стараться — беречь. Как один из друзей в 41-м году о Марине Цветаевой: «Этот дорогой инструмент пострадал от всех дорог…»

Стараться оберечь его путь.

Помоги нам, Бог, в этом

5

Увидев на фестивале, сколько людей добивается внимания Кантемирова — я так и не решилась подойти, чтобы познакомиться и поклониться за радость, подаренную в детстве.

Тем более, что это была не просто недолгая радость от хорошего фильма.

У каждого пишущего человека есть то, что помогает ему в трудную минуту, когда нет вдохновения, и работа не идет. Для одного — это стопка чистой бумаги, для другого — любимая книга.

Мне, да, наверное, не мне одной — желание писать дает любая информация, любое упоминание о Мухтарбеке Кантемирове. Образы, созданные им в кино, послужили прототипами героев моих первых рассказов.

Но в городской библиотеке о Кантемирове нет почти ничего — несколько строк в книгах о цирке. Немного удается найти и в Интернете. Те, кто начнут «листать» сайты, узнают, что Мухтарбек создал первый в мире конный театр «Каскадер», что он непревзойденный мастер в работе по коже, что мальчишки со всей страны приезжают посмотреть, как он метает ножи.

Но голос самого Мухтарбека в этих публикациях почти не звучит — отдельные короткие ответы журналистам.

И все же долгие поиски вознаграждены: на одном из осетинских форумов, когда речь зайдет о Кантемировых, девушка напишет «Я пресс-секретарь дяди Миши».

Можно ли пройти мимо того, что дает судьба?

На мое письмо Марина Мерникова откликается сразу. Да, она передаст дяде Мише статью о тольяттинском фестивале. Нет, он вовсе не высокомерен и терпеть не может, когда из него «делают икону». Такой же человек, как все, только « которого очень многие любят»

А через несколько дней Марина напишет: «Будете в Москве, приезжайте к нашим в Новогорск. Никто не против, все будут только рады»

6

Уже в поезде я ругаю себя последними словами. Замысла книги о Кантемирове еще нет, вернее нет уверенности, что хватит таланта и сил на большую эту работу.

Но хоть что-то ведь расскажу о нем!

«Если удар готовишь одиннадцать лет, то не промахнешься» — скажет Волкодав, герой фильма, в котором играл и Мухтарбек Кантемиров.

Если четверть века мечтала написать о человеке — не будет же встреча с ним совсем напрасной?

И вот я тащу сумку по новогорской аллее. Именно тащу, потому что ноги не очень-то идут. И руки что-то плохо слушаются. И голоса нет.

Все происходит, как в статье, написанной мальчишками, перед тем побывавшими в Новогорске.

…«Пройдя еще метров двести, мы вышли на дорожку, ведущую к длинному ангару. Около входа в здание расхаживал высокий мужчина, а рядом вились несколько собак. Заметив нас, он приподнял вверх руки и радостно крикнул:

— Ну наконец-то добрались!

По-отечески обняв нас, Мухтарбек Алибекович пригласил нас в дом.»…

Видимо в традиции хозяина — встречать гостей. Прохаживается у входа в низкий желтый дом добротной постройки — седой человек в светлом костюме. Время от времени силуэт его скрывают березы, на которых зелень листвы уже сменяется золотом — преддверие осени.

Наклоняется то к одной собаке, то к другой. Собаки черные, большие, пробежка их тяжела.

Ну, Господи, благослови — подхожу и я.

— Здравствуйте, Мухтарбек Алибекович!

Следующие четыре дня полны — переполнены! — такими яркими — до болезненности впечатлениями, что еще долго по возвращении я буду мысленно жить в Новогорске. Вспоминая множество моментов, понимая, что они не должны уйти в небытие.

7

Небольшая табличка, отливающая золотом, у входа в дом — «Конный театр «Каскадер». Этот дом — весь, с конюшнями, что по другую сторону, и есть сейчас — театр.

Директор Анатолий Клименко, художественный руководитель Мухтарбек Кантемиров, Наташа Догадина — его ученица и правая рука, и несколько человек: артисты и конюхи…

Остальные — о которых Марина Мерникова написала чудесные «Байки» — работают пока в других местах. У всех семьи, регулярная хорошая зарплата — насущна.

Но они ждут, что «Каскадер» вновь наберет силу, и вернутся сюда.

Долгие годы театр не может обрести постоянного места. Чтобы и сегодня, и завтра, и через год — на одном манеже. Чтобы не сомневаться: подготовленный спектакль, которому отдано столько сил — придет к зрителю. Чтобы зрители всей Москвы знали — где «Каскадер», и ехали туда, как на праздник.

Отец Мухтарбека — легенда цирка, Алибек Кантемиров, заложивший основу цирковых конных номеров, и конных трюков в кино, не завещал сыновьям прямо — создать подобный театр.

Но мечтал: все на что способны лошади, все богатство артистической работы — можно раскрыть только так. Театр — ярчайшее впечатление для зрителя, превыше цирка!

И Мухтарбек — годы, когда достиг наивысшего мастерства — отдал созданию театра, постановке спектаклей, не имеющих аналогов в мировой культуре.

Воплотить папину мечту!

«Каскадер» триумфально принимали не только в России — в Европе! Но 90-е годы, когда все менялось в нашей стране, и менялось на этом этапе — к худшему, держали театр — на грани выживания.

Где зимовать лошадям? Что заплатить артистам? На какие деньги покупать костюмы и реквизит для спектаклей? Чиновники от театра открещивались — не наше ведомство!

И у артистов, чье дело — творчество, стало делом — добывание хлеба насущного.

Только в последние годы, когда театр переехал на территорию учебно-тренировочного центра МЧС, к спасателям — благодаря стараниям Анатолия Клименко — появились деньги на стройку, проснулась надежда.

Уже отведен участок, подписаны бумаги, вот-вот заложат котлован.

Будет крытый манеж, и можно пригласить артистов, ставить спектакли — у Мухтарбека столько задумок! — дал бы Бог время и силы хоть часть из них воплотить. Будет манеж — и воскреснет «Каскадер».

Для Мухтарбека это дело чести — имя Кантемировых должно отождествляться с первым конным театром, как отождествляется оно с джигитовкой, с самой сущностью ее.

Но не от него сейчас зависят сроки — от спонсоров и чиновников, от бумаг, строительной техники и рабочих рук. Ему — дождаться! Он ждет почти двадцать лет.

«Манеж-призрак», «мечта о манеже» — общая мечта витает в воздухе и вот-вот должна превратиться в реальность!

А пока…

Заходишь в дом, где сейчас театр: в коридоре полутьма, прохладно. На стенах развешаны

тяжелые щиты, здесь же реликвия — пожелтевшая первая афиша «Легенда о Золотом Руне и вечной любви». Тесно, в ряд — снимки: артисты, сцены из спектаклей, фильмов…

Мухтарбек живет здесь почти постоянно, лишь изредка уезжая в Москву, чтобы навестить семью.

Дверь в его комнату остается открытой.

«У нас дверей не запирают»…

Хотя в этой комнате человека можно закрыть — и ему никогда не будет скучно. Можно переходить от фотографии к фотографии, благоговейно касаться ножей, мечей… разглядывать корешки книг.

«Мише на память о нашей дружбе» — портрет Юрия Никулина просто прикреплен к одной из полок. Без рамы, без стекла. Здесь все живое.

Любимая собака — черная Асанна, Асенька без раздумий забирается на кровать, крытую шерстяным клетчатым пледом. И дремлет, готовая ждать хозяина столько, сколько нужно.

Отгорожен кухонный закуток. Здесь пахнет нездешними приправами. И тут волшебно готовить. Резать хлеб на столе, к которому прислонены — мечи. И не знаешь, для кого варишь. Может быть, в двери войдут — семь богатырей?

8

Вот Мухтарбек идет в спортзал, он же — мастерская. Он — замечательный шорник, мастер, который делает все: седла и уздечки, стеки и волчатки, кнуты, которые век служить будут, и оклады икон, кожаные, но с таким тонким, почти ювелирным тиснением, «чеканкой» — как здесь говорят, что ахнешь и не сразу посмеешь взять в руки драгоценную работу художника.

В глубине спортзала, над столом горит маленькая лампочка. Мухтарбек включает приемник, чтобы тихо играла музыка, берет заготовку, одевает очки…

Мягкий свет лампы, короткие частые удары молотка. Светлые глаза Христа с Туринской плащаницы — картина над головой.

Заглядывает на минуту друг:

— Подать инструмент? Зачем сам встаешь?

— Да я еще не знаю, что хочу сделать.

— При-и-думаешь.

Проходится губкой. Снова точные удары маленького молотка. Тянется узор. Будет у Казанской кожаный оклад кантемировской работы.

С усилием руки идет нож — и изящнейшее окошечко для иконы прорезано.

Кладет, то, что стало из пластинки, из формы — произведением искусства — сохнуть.

В этот мой приезд нам удается говорить немного и как раз тогда, когда Кантемиров работает. Он рассказывает о детстве и о войне, о суровой школе цирка и лошадях — обо всем очень доверительно и просто. Далекие годы и день сегодняшний удивительно переплетаются в одно целое, имя которому — Мухтарбек.

У него мало свободных минут для разговора — зовут выступать, посетить то или иное мероприятие, постоянно приезжают гости — и всех надо принять, вложив в это душу — тепло, по-семейному.

И надо ездить лечиться, потому что после всех травм, что были в жизни, нет уже места, которое бы не болело… Он бы и терпел, да не могут терпеть друзья, и покупают ему дорогие процедуры, которые может быть — принесут облегчение?

И почти всегда — сидим ли мы в комнате или в спортзале, он рассказывает, а я пишу — мы слышим звон падающих ножей. Приехали мальчишки, или уже кто-то поопытней. Стоят у стенда, метают. Может, Мухтарбек подойдет, даст совет? У кого можно научиться лучше! Так перенять хоть малую частичку мастерства…

Но еще ценнее сохранить то, что рассказывает Кантемиров — весь путь их семьи. Путь триумфальный в середине века, и годы забвения, и через все это — «огонь, воду и медные трубы» — его спокойную, полную достоинства поступь, его несклоненную голову: во имя памяти отца, во имя сбережения великого дела.

Показать, чего стоит союз человека и лошади! Что может конь — от спасения жизни всадника до создания одухотворенных театральных сцен, от лиризма которых перехватывает горло…

Мы договариваемся о новой встрече.

В ноябре! Он обещает рассказывать дальше…

И уже ноябрь, собрана дорожная сумка, главное в ней — диктофон с кассетами. Но за несколько дней до отъезда — звонок Кости Ежкова, руководителя студии «Коловрат»:

— В Новогорске несчастье. На Мухтарбека рухнул конь. Жив, жив… Травма тяжелая… Нет, не в больнице. Там, у себя лежит…

Более подробно удается узнать вечером, у Наташи Догадиной. Она рассказывает, как готовились они к ноябрьскому параду, где Кантемиров должен был изображать Георгия Победоносца.

И — конь оступился и рухнул с возвышения — вместе с Георгием и прямо на него.

— Хуже бывало, — говорит Наташа сдержанно, «охов» и «ахов» она не любит, — Отлежится дед. Ты подожди недельку-другую.

Но в голосе самого Мухтарбека — боль явная.

— Танечка, сломано ребро. И Асуан — головой меня ударил… Прокатился по мне… Если бы не шлем с иконой… Шлем спас.

Мы откладываем встречу до весны.

Однако работа уже не отпускает душу, и, не смотря на вынужденную паузу, я стараюсь собирать новый материал. Выписываю книги и фильмы, связанные с династией Кантемировых, блуждаю в Интернете, пытаюсь списаться с людьми, знающими Мухтарбека.

И все крепнет наша дружба с Мариной Мерниковой.

9

Марина становится — я не скажу — моей правой рукой: в дальнейшем мы идем плечом к плечу. Она также загорается идеей рассказать о Кантемирове и театре.

Нет письма, на которое она бы не ответила, и просьбы, которую бы не исполнила! Марина записывает рассказы артистов, и пишет сама — «Байки конного театра «Каскадер». Трудно подобрать лучшее чтение, чтобы представить себе внутреннюю жизнь театра. Прочти их — и артисты становятся родными уже людьми, и без заминки узнаешь каждого из них в записях выступлений.

Этот богатырь со светлыми волосами, разбросанными по плечам, Костя Никитенко — он собирал камни, которые теперь разбивают молотом у него на спине — на бордюрах новогорских аллей.

А та девушка с флагом, венчающая пирамиду несущихся на лошадях всадников — Надя Хлебникова, которая боится крыс, и при виде их готова залезть на потолок и притвориться липучкой от мух…

Не патетика, но живая театральная жизнь.

С Мариной мы знакомы заочно — почти год, но в этот приезд впервые должны увидеться.

Она будет встречать меня на «Планерной», и мы поедем в Новогорск вместе.

Ночь в поезде позади. За толстым, пыльным стеклом вагона медленно проплывает перрон.

Конев бор. Местечко, от которого до Москвы — часа полтора.

В Коневом бору: бор — есть, коней — нет, но само название — как преддверие того, где скоро быть: у Мухтарбека Кантемирова, среди друзей и лошадей.

И вот уже залитый утренним солнцем перрон Казанского вокзала. Каждый раз я вижу только «подземную» Москву. Прямо у перрона — вход в метро, гулкая бесконечность эскалатора, шум поездов внизу, льющаяся река людей на подземных переходах. Сколько там еще станций по карте?

А, вот уже «Сходненская», которая — навсегда — песней студенческих лет…

«Далеко до Сходни

Не поспеть сегодня…»

И, наконец — «Планерная»…

Медленно всплываю на эскалаторе — где Марина? Может — та молоденькая девушка? Нет — равнодушно скользнула взглядом по моей «условленной» голубой куртке. А может та, у стеклянной двери?

Оглядываюсь: на маленькой площади — нету. Опускаю сумку у остановки, откуда уходят маршрутки в Новогорск. Обидно, вон белая «434» -ая отъезжает.

И почти сразу:

— Таня?

Высокая, тоненькая, грациозная девочка. Черноволосая, улыбчивая…

— Мы встречаем тебя на машине. Пойдем — там Вовка.

Вовка — брат. Фотограф сейчас, он несколько лет был каскадером в театре.

Мальчишка тогда — он и увлекался опасностью по-мальчишечьи. Хотя во многих, почти во всех каскадерах остается что-то детское. Кто — разумный и взрослый — сунет голову к черту в пекло?

Марина писала, как он впервые участвовал в спектакле.

«Не знаю, что он чувствовал при этом, но, думаю, волновался ужасно. Вначале он выезжал в «гусарском» блоке на большом вороном раздолбае Грассе. Грасс тоже волновался и не очень хотел туда, где пиротехники нарочно для него приготовили много приятных сюрпризов. После удачной битвы наших с ненашими (французами, очевидно), Вова «заваливал» Грасса вместе с еще тремя всадниками, и тут они внезапно появлялись из засады верхом. Грасс покладисто завалился — и это была Вовкина маленькая победа.

Дальше проходил наш любимый «красноармейский» блок, в котором кони Лурик и Осман вывозили на поле легендарную театральную тачанку с пулеметом. Накануне ее бдительно осмотрели искусствоведы в штатском, которые вежливо предупредили, что если наш пулемет хотя бы один раз «выстрелит» в сторону правительственной трибуны с мэром и Президентом, они разбомбят нафиг нашу тачанку вместе со всеми Лужниками.

Красноармейцы должны были долго стреляться и обмениваться ругательствами с белогвардейскими казаками, а затем Вовка должен был падать с тачанки и гореть. С этой целью его обрядили в толстую войлочную шинель и зарядили пиротехникой. Подготовкой трюка занимался дядя Саша Гиз. Ну то есть, Вовка, с его пиротехническим образованием, и сам знал «как надо», но уйти от авторитета папы Гиза было невозможно. С этого и начались неприятности. Как говорил потом Вовка — батарейки были севшие и поэтому заряд не сработал.

И вот картина маслом: по полю с гиканьем несется припозднившийся казак, его настойчиво догоняет красноармеец в съезжающей буденовке, они о чем-то совещаются и разъезжаются. В это время там же бежит по летней жаре, заплетаясь в полах длинной зимней шинели, непонятный заблудившийся красноармеец с обиженным лицом. Куда и зачем — непонятно. Раздается взрыв, но наш герой почему-то не загорается. Однако — куда деваться — достает из кармана большую зажигалку и пытается себя поджечь сам. В этом ему безуспешно «помогает» соседний конник с факелом. В общем, так и выбежал из круга Вовка, не выполнив для зрителей акт самосожжения. Папа Гиз потом долго ругался, что он тут вовсе ни при чем, и что Вовка сам во всем виноват, а тот шипел: «Шоб я еще раз….да кого-нибудь послушался…» Ну а окружающие… окружающие просто в голос стонали от смеха, и до сих пор периодически вспоминают этот акт публичного самосожжения каскадера.

Сейчас Вовка сам вспоминает этот эпизод со смехом, и говорит, что такого адреналина, как на стадионе перед сотнями зрителей, больше не испытывал нигде»…

Вова как-то даже пытался поджечь Марину, чтобы и она «погорела», и хлебнула адреналину, не внимая дружному — остальных каскадеров: «Это же девочка!»

Какая же девочка — сестра! Родная душа. Так дать ей почувствовать…

А вот и Володя. Красивый, высокий, в легком смущении — доброжелательность. Он помогает загрузить в багажник сумку

— Там ничего сильно бьющегося?

Нет. Там только невыносимо благоухают копченые жерехи, купленные на Сызранском вокзале, «волжский» подарок….

Брат с сестрой живут порознь, видятся не каждый день, поэтому путь для них — повод поговорить. О чем угодно: хоть о дороге, при подъезде к Новогорску — ближний загород — вьющейся серпантином. И Вова рассказывает, как пролетают тут газельки, «визжа пассажирами».

Им говорить, а мне — настраивать душу на встречу…

Почему-то — не смотря на всю доброту и простоту Мухтарбека Алибековича — не можешь освободиться от этой внутренней робости. Он — всегда вершина. Но будешь ли соответствовать? Не изменился ли ты сам внутренне, не стал ли хуже? Не будет ли ему с тобой тяжело, не утомишь ли?

И сыграть тут нельзя…

— Он хороший интуит, как все лошадники, — Наташа Догадина найдет простые слова.

Но его умение почувствовать собеседника, заглянуть ему в душу… В этом он больше, чем «лошадник», здесь уже что-то свыше.

10

Марина как старому знакомому улыбается солдату, что дежурит при въезде на территорию учебного центра МЧС.

И нам позволяют проехать по припорошенным снегом дорожкам — до самого дома…

Вова первый захватывает сумку, и мы спускаемся — ибо вход в дом — спуск.

Широкий полутемный коридор, где помнишь каждую фотографию на стенах

И вот …тяжелые, чуть шаркающие шаги, и глуховатый голос, приветствующий — брата с сестрой…

— А где здесь девушка Татьяна?

Девушка Татьяна притихает за Вовкиной спиной, так как в последний миг выясняется, что настроиться она все-таки не успела.

Все же, конечно мы здороваемся. Но — первый взгляд и — боль: сколько сил отняла у него эта зима! Как утомлен! Хворает?

Однако, еще раньше Кантемирова в коридоре оказывается парень, о котором — Марина:

— А это Олег. Ученик. Я его пригласила, потому что он так расслабляющее действует…

Кто видел фильм «Возвращение Странника» — тот Олега не может забыть. Всего несколько минут он в кадре — но каких! Стоит у стенда. В него метают ножи. В последний миг он легко отклоняется — уходит.

Летящий нож, его — взгляд не можешь оторвать — будто замедленные обороты в воздухе, и когда он почти у самого лица — скользящее, небрежное даже движение Олега. И нож глубоко входит в дерево на том месте, где только что была его голова.

Но не только это мастерство завораживает, но и удивительное сходство — молодой Высоцкий.

Поздоровавшись, Кантемиров возвращается к работе — ненадолго! Доделать надо!

А мы собираемся за столом в его комнате, как в кают-компании.

Здесь тоже почти ничего не изменилось.

Ткнулась носом, проверяя — кто, вспоминая — Ася. Ей сейчас не очень до нас. Щенки подрастают и уже осложняют жизнь. Ася в заботе: как хоть ненадолго сбежать из «детской»?

На полу, у кухонного закутка — корзины с овощами, банки с фасолью. Попытка запасов, но из-за многочисленных гостей они тают — так быстро!

«Расслабляющедействующий» Олег ставит чайник.

У него в запасе множество историй о Кантемирове, которые он рассказывал не раз. «Пластинки» — говорила Анна Ахматова, и спрашивала: «А я вам не ставила эту пластинку?»

Марина их — до слова знает, но тихо сидит рядом, понимая, как увлекательно все это мне.

Появившийся на миг в дверях Мухтарбек делает Олегу знак: «не распускай хвост, сынок…»

Они называют друг друга: «сынок», «отец»

— Но как вы познакомились?

— На мероприятии. То есть, я и раньше знал Кантемирова, конечно. Смотрел «Не бойся, я с тобой». А тут нас представили друг другу — и несколько минут мы говорили. Всего несколько минут. К нему же сразу подходят: одни, другие…

Прошло время — и мы опять встретились, на другом мероприятии. Ему говорят, кто я, а он узнал: «Я помню….»

С тех пор мы созванивались: как самочувствие и прочее?

Тесное сотрудничество у нас началось, когда Костя Никитенко — его ученик, уехал заграницу. У Мухтарбека тогда была «черная» полоса — одно за другим: смерть брата, потеря ученика…

Он осиротел. И я попытался стать — вместо Кости.

Но когда я почувствовал, что у нас близкие отношения…

Наверное, когда появились завистники, которые говорили за глаза, что я пользуюсь его именем…

А я никогда…

Таким я отвечал: «Можете взять авторские работы Кантемирова, и продавать, и его имя уже будет связано с вами».

Они сразу замолкали.

Удивительно, но Олег не ездит на лошадях, на которых сюда приезжают кататься — даже дети.

— Отец говорит: «На лошадь я любого посажу, но где я найду такого дурака, который под нож встанет?»

— Олег, но как ты впервые встал к стенду, и какое чувство, когда — в тебя летит нож?

— Случайно. Просто надо было кому-то, и отец спросил: «Боишься?» Костя тогда уже уехал… И я встал. Вначале «уходил», когда он только замах делал. Когда только — движение руки… А теперь — до последнего стою. Теперь я хочу нож, который в меня летит — перехватывать.

11

Олег смеется, вспоминая.

— Недавно Президент Осетии пригласил Кантемирова во Владикавказ — выступать. Позвонил:

— Мухтарбек, мы знаем, что ты — живая легенда нашего народа. Приезжай, покажи, что есть еще порох в пороховницах… Пусть молодежь увидит — кем гордиться, с кого брать пример.

— Да-да, мы приедем. Только мы с учеником приедем.

И вот — мы в Осетии. Очень хорошо нас встретили. Людей собралось! И объявляют торжественно:

— А сейчас перед вами… народный артист Осетии, член ассоциации мексиканских наездников «Чаррос», Президент гильдии каскадеров России, художественный руководитель конного театра «Каскадер», ваш земляк и живая легенда, мастер холодного оружия — Мухтарбек Кантемиров.

Все кричат:

— Браво, браво!

Отец метает ножи, топоры, рубит морковку. Потом становлюсь я — он метает ножи и топоры в меня…

И тут раздается смех из толпы. К нам уже подходит Президент со свитой, и этот смех…

Я смутился — может, что-то не так? Когда так веселятся, мало ли что можно подумать.

Позже оператор рассказал:

— Рядом со мной стоял мужчина с ребенком. Папа — огромный осетин, и мальчик — лет пяти. И когда Кантемиров в тебя метал ножи, он начал дергать отца за рукав:

— Пап! Пап! Говорили, дядя — мастер, а он в него ни разу не попал.

12

— С Мухтарбеком постоянно происходят разные случаи, причем запоминающиеся, веселые, — продолжает Олег, — Вслушайтесь в эти слова: «2006 год, двадцать шестое августа».

А двадцать пятого мне позвонил отец:

— Приезжай быстрее.

— Что случилось?

— Быстрее! — и ничего не объясняет.

Я все бросил, помчался.

Приезжаю. Смотрю, у Натальи в руках папаха, она ее начесывает, наводит красоту.

Отец говорит:

— Звонили с «Охоты и рыбалки» — ты в соревнованиях будешь участвовать?

— А какая дистанция?

— Шесть метров.

— Отец, я ж не работаю с такой, ты знаешь. И ты не работаешь. Мы же всегда — три, пять, семь, девять…

— Ну, вообще-то настоящий мастер должен с любой…

Я видел, что для него это почему-то важно. Попробовал с этих чертовых шести метров — метать здесь, во дворе. Ни один нож как надо не втыкается.

А у отца такая грусть в глазах…

— Да ты скажи, в чем дело?

— Звонили — будет проходить чемпионат России на приз Мухтарбека Кантемирова — и просили выставить вещи, которые мне дороги. Дурак я, дурак! Выставил бурку и папаху из «Не бойся, я с тобой». Ведь уйдет — в Самару! Там — чемпион мира и пятикратный чемпион Европы, чемпион России — все собрались, — вздыхает, — Ну что ж, еще куплю…

Я еще пытаюсь понять:

— Что — очень дорого заплатили?

— Пятьсот долларов.

— К-как? Да ты что?! Это же — реликвия! Сколько ей лет — тридцать?

— Тридцать.

А Наталья стоит, продолжает начесывать папаху, которая уже — не Кантемирова, которая уже — приз.

— Будешь выступать, сынок? Вдруг — отстоим?

Но я тогда думал, что нет — не выйду. Просто поехал с отцом.

На выставке подбегает ко мне Яковлев — чемпион мира:

— Будешь выступать? Будешь?

— Ждешь, — спрашиваю — чтобы я опозорился?

Оборачиваюсь — у отца на глазах слезы.

Что мне делать? Иду к жюри.

— Можно записаться?

— И вот. — Олег торжественно, — 2006 год, двадцать шестое августа. Ме