Оглавление

Сказ о ганзейском хождении в землю псковскую

Часть I

Солнце в этот день светило необыкновенно ярко. На голубом небе не было ни единого облачка, и погода словно благоволила размеренной псков­ской жизни. Солнечные лучи отражались в куполах храмов и в шлемах ратни­ков, стройными рядами проходивших возле могучих стен псковского кремля. На деревянный помост выходили женщины с корзинами, полными белья, и неспешно, попутно сплетничая и рассказывая друг другу последние новости, принимались за стирку.

Недалеко от пристани пара крестьянских мальчишек ловили рыбу. Они любили это место, потому что здесь часто можно было увидеть заморские ко­рабли, привозившие диковинные товары, и чужеземцев, одетых в небывалые костюмы. Вот и сейчас в лазурной дали они увидели несколько красно-белых парусов. Через некоторое время на горизонте стал отчетливо виден караван разнообразных кораблей, приближающихся к пристани. На их палубах толпи­лись люди в заграничных одеждах, похожие на тех, кого называли «немцами» или «гостями». Корабли причалили к пристани, и вскоре на берег по трапу стали сходить люди, выкатывая перед собой бочки и вынося на плечах огром­ные тюки и мешки.

На палубе переднего корабля с выведенной серебряными буквами надпи­сью «Der Schwann» («Лебедь») стояли и разговаривали два человека. Один был рослый, крепкого сложения, лет сорока, с густыми каштановыми бакенбарда­ми, в дорожном плаще из темно-синего сукна, наброшенном поверх длинного кафтана с аккуратно подобранными и перетянутыми у локтей рукавами. На голове у него красовалась черная шапочка, опушённая по краям мерлушкой, а на ногах — черные узкие сапоги. Это был не кто иной, как хозяин корабля, весь­ма почитаемый ганзейский купец Иероним Майер из Кёнигсберга. Он уже не в первый раз приезжал в Псковскую землю, чтобы выгодно продать рыбу, жёлтый янтарь, голубое фландрское сукно, а заодно купить красивые вещи в подарок бургомистру и его супруге. Второй был юноша в ярко-красном бере­те, из-под которого выбивались пряди русых волос, в его серых глазах свети­лась восторженная мечтательность. На нем был плащ такого же покроя, как и у Майера, но светло-коричневый. Это был племянник судовладельца по имени Якоб, впервые вышедший с ним в море. Вот о чем они говорили.

— Вот увидишь, Якоб, — говорил Майер, одновременно посматривая на пристань, где вовсю сновали люди, одетые в разнообразные одежды, слыша­лась незнакомая речь, — вот увидишь, тут найдется больше красивых и ценных товаров, чем в Ольборге и Амстердаме. Русские, я слышал, большие охотники до рыбы, и не будь за мной славной Ганзы, если удача не будет ходить за нами хвостом!

— Не сомневаюсь, дядюшка — отвечал молодой человек, — и полагаю, что для моей дорогой Маргариты и для её матушки тоже найдется что-нибудь сто­ящее.

— Разумеется, мой мальчик! Когда я был не старше тебя, мой отец ча­стенько наведывался с кораблями в эти славные земли и рассказывал мне о здешних жителях-кривичах. Право, жители Псковской земли — весьма инте­ресный народ…

— Господин Майер, последнюю бочку с селёдкой вынесли на берег, — с сильным акцентом доложил, подойдя к купцам, корабельщик-венгр.

— Хорошо, Матиа, ступай, — кивнул судовладелец и, обратившись к пле­мяннику, поманил его рукой.

— Идём, мой мальчик.

Якоб сошёл вслед за дядей по трапу. На пристани уже собралось множе­ство горожан различных сословий, званий, возрастов, и все с любопытством и восторгом смотрели на прибывших гостей-купцов; бояре в высоких шапках и красных сапогах, боярыни в повойниках и платках, закрывавших всю голову, служилые люди в красных зипунах, с саблями за поясом, два дьячка с борода­ми, закрученными наподобие пружин, мальчишки-подмастерья, бабы-калач­ницы с лотками… словом, настоящая людская карусель.

С другого корабля «Санта-Анна» сошли на берег два других торговца. По одежде и по итальянскому говору в них можно было распознать уроженцев Венеции.

— Право, Винченцо, если весь этот народ будет так толпиться, нам негде будет поставить наш груз, — приятным тенором жаловался один, с меланхоли­чески бледным и узким лицом. На нем был изумрудного цвета плащ со склад­ками, из-под которого виднелись изящные руки с длинными и тонкими, как у женщины, пальцами.

— Эй ты, поосторожнее, там хрупкое стекло! — эти слова относились к кор­мчему, ковылявшему со своей ношей впереди.

— Ты прав, Беральдо, — слегка простуженным голосом отвечал другой, в темно-фиолетовой одежде и черных перчатках. Его острый нос и мрачные гла­за придавали ему сходство с филином. — Смотри! А вот и проклятые прусские торговцы!

Якоб и его дядя тоже заметили их и поспе­шили пройти мимо. Они, как и большинство немцев, недолюбливали надменных венеци­анцев, не только за их приверженность Папе Римскому, но и за причастность, по слухам, к контрабандным делишкам. А итальянцы, в свою очередь, пренебрежительно относились к пруссакам, во-первых, как к протестантам, а во-вторых, из-за союза прусского короля с Генрихом II, претендующим на некоторые северные герцогства. К тому же они считали, что их товар — серебряная и стеклянная посу­да — может привлечь больше покупателей, чем какая-то там селедка.

— Я сейчас вернусь, Якоб, а ты подожди меня здесь, — сказал Майер и направился к писцу, сидевшему неподалёку и записывавше­му в книгу количество товаров.

— Да, дядюшка, — рассеянно отозвался племянник.

Он уже был поглощён пёстрой людской каруселью и только успевал поворачиваться направо и налево. Внезапно мимо него прош­мыгнул какой-то заморыш в ветхой рубаш­ке. Одновременно в толпе раздался женский крик:

— Ой, батюшки! Да что же это делает­ся-то!

Якоб, пробравшись сквозь толпу, увидел двух женщин: одну пожилую в алой парчовой кичке на голове и пестрой шали на плечах, другую — молоденькую, в летнике цвета морской волны и кокошнике с изумрудами. Лицо первой выражало беспредельное возмущение, второй — оторопь.

— Чего случилось, тетка? — спросил пожилую сотский в зипуне.

— Ой, милой! У боярышни колечко с мизинца какой-то прощелыга стянул!

От негодования щеки женщины раздулись и заалели, как ее кичка, а сама она стала похожа на распушившуюся индюшку.

— Серебряную утварь подошли поглядеть, а он тут как тут — колечко схватил и дёру! Да вон он, охальник, на корабль запрыгнул!

Действительно, воришка, замеченный Якобом, успел взбежать на корму «Санта-Анны» и с наглым удовольствием покачивался на капитанском мостике. Собравшийся вокруг народ показывал на него пальцами, слышались изумлённые возгласы и смешки. Венецианцы, только что демонстрировавшие свой товар покупателям, сначала онемели от неожиданности, а потом разразились яростными проклятиями. Сотский первым сообразил, что надо делать.

— За мной, ребята! Лови вора! — скомандовал он, и все остальные сотские спешились и бросились на корабль.

Кто-то оказался быстрее других и ринулся прямо на капитанский мостик, чтобы схватить наглеца, но тот с ловкостью обезьяны взобрался на рею и, балансируя по ней, издевательски поглядывал сверху на сотских.

— Вот мы тебе, кобылину сыну, покажем кузькину мать! — кричал снизу первый сотский.

Якоб, не думая больше ни минуты, взбежал на корабль, залез на бочку, стоявшую под мачтой, оттолкнулся от неё обеими ногами и повис на рее, ухватившись за неё руками. Этого воришка явно не ожидал. Якоб, воспользовавшись его замешательством, одной рукой схватил вора за ногу, сбросил его вниз на мягкие тюки, а затем спрыгнул сам.

— Ай да немец, ай да хват! — послышались одобрительные голоса сотских.

Побежденный, лежавший в самом жалком положении, испуганно моргнул и закрыл лицо руками. Якоб заметил, что из-за пазухи у него выкатилось кольцо с крупным лиловым камнем.

Юноша бережно поднял его и увидел, что к трапу подошла та самая девушка в бирюзовом наряде вместе со своей спутницей. Якоб протянул ей кольцо.

— Спасибо тебе, купец! — голосок молодой незнакомки звучал, как струна лютни. Якоб почувствовал, что сейчас он утонет в этих глазах-озерах, поэтому поспешил поклониться и прошептать первое, что пришло ему в голову:

— Meine Fräulein, ich bin immer zu Ihren Diensten! (Сударыня, я всегда к Вашим услугам!)

Он прошептал это по-немецки, но девушка поняла его.

— Прошу, возьми этот перстень в дар. Матушка говорила мне, что этот камень — лиловый гранат — сохранит от измены.

Она повела ресницами на крупный камень в перстне. Якоб надел кольцо на палец и благоговейно поцеловал руку своей новой покровительницы.

— А басурман-то не промах! Храбрец, одно слово! — одобрительно проговорила женщина, увидев, как зарделось лицо её воспитанницы. — Жаль, что по-нашему не говорит, а то был бы тебе, Настенька, муж хороший!

— Ах, тетушка, будет вам! — Настенька поправила кокошник на голове и, бросив лучистый взгляд на молодого купца, вместе с теткой поплыла сквозь толпу. Якоб проводил её долгим заворожённым взглядом и не заметил, как к нему подошёл его дядя.

— Я всё видел, мой мальчик! И горжусь тобой!

Майер так хлопнул его по плечу, что Якоб чуть не потерял равновесия.

— А теперь пошли, пока нас эти паписты не согнали! — это относилось к венецианцам.

И Якоб последовал за дядюшкой. В спину ему смотрели десятки девичьих взглядов и слышался восторженный шёпот.

— А с тобой, голубчик, мы еще разберемся! — говорили сотские, сводя с корабля неудачника-воришку. — Сведём тебя к посаднику, ужо он тебя так угостит, что мало не покажется!

Часть II

На Псков опустилась теплая летняя ночь. Торговые корабли, ладьи и учаны мирно покачивались у причала, гордо подняв свои резные носы. Под бортами тихонько плескалась вода. На «Лебеде» все уже спали. Только старый боцман Петер ван Гегель, которому Майер поручил нести вахту, стоял на палубе и вглядывался в безоблачно-звездную даль. Мысли его были так же ясны и вместе с тем загадочны, как ночное небо. Он думал о своем родном городе, о жене Луизе и дочери Катрин, о том, что еще ждет их впереди… Внезапно Гегель повернул голову. Ему показалось, что какая-то серая тень прошла вдоль борта и скользнула в трюм, где стояли бочки с селедкой. Крысы? Нет, не похоже. Гегель засветил фонарь и спустился по лестнице в трюм, стараясь быть бесшумным. Он вжался в угол, где лежал скрученный канат и стояли ящики с провизией, и стал всматриваться в темноту. Через некоторое время он разглядел человеческую фигуру, маячившую возле бочек. На мгновение она повернула к нему свое лицо, и Петер чуть не выронил фонарь. Это был Матиа!

«Зачем он здесь? Что он здесь делает в такое время?» Пока Петер лихорадочно соображал, что ему делать, Матиа заглянул в одну, другую бочку, достал из-за пояса бархатный мешочек, в котором было что-то мелкое и сыпучее — не то песок, не то перец — бросил его в бочку, положил пару селедок сверху и спокойно прошел мимо закрытого ящиками боцмана к лестнице. Гегель услышал, как он поднимается наверх.

«Уж не хочет ли этот плут отравить рыбу?» От ужаса у старика все похолодело внутри. Он кое-как выбрался из своего нехитрого укрытия и тоже поднялся наверх. Когда его голова уже была над палубой, он увидел Матиа. Он стоял на корме, а с ним — еще двое. Петер присмотрелся и узнал венецианцев с «Санта-Анны». «Им-то что здесь надо?» — подумал он. Из-за мачты его не было видно, и он смог услышать их разговор.

— Я сделал всё, как вы велели, сеньор Винченцо! — приглушённым голосом доложил Матиа (он говорил на итальянском). — Я слышал, что Майер хочет направить свой корабль в Ливонию, значит, там нам повезёт больше всего!

— Ты молодец, Матиа, — ответил Винченцо, купец, похожий на филина. — Тебя ждет заслуженная награда!

Он вынул из-за пазухи кошель с серебром и отдал венгру. Тот с жадностью затолкал его под куртку, а Беральдо добавил:

— Тебя никто не заподозрит, можешь быть уверен. Все знают, как ты предан господину Майеру! — по его тонким губам скользнула змеиная ухмылка. — Да и кому придёт в голову искать контрабандный товар в рыбе?

«Вот оно что! Контрабанда! Подлый наемник!» Гегель понял всё. Он не знал, что было подложено в бочку, но понял, что его господину грозит опасность. Первой его мыслью было бежать в каюту и рассказать всё. Но от возбуждения он стукнулся головой о мачту. Разумеется, его услышали.

— Там кто-то есть! — хрипло произнёс Винченцо. — Матиа, посмотри!

Матиа кинулся к мачте и обнаружил там бледного, как бумага, боцмана.

— Сеньоры! — крикнул он. — Поглядите, какая рыбка попалась в наши сети!

Винченцо и Беральдо подбежали и тоже увидели старика.

— Старый волк, ты шпионил за нами! — Винченцо схватил его за шиворот.

— Матиа! Я задушу тебя своими руками, подлый выродок! — вскричал Петер и попытался вырваться из рук итальянца, но тот держал его цепко.

— Послушай меня, дружок, — вкрадчивым, елейным голосом произнёс Беральдо. — Если ты попытаешься поднять руку на нашего помощника Матиа или расскажешь об этом Майеру, то тебе не поздоровится, — в доказательство он вынул из-за пояса кинжал.

— Когда мы вернёмся, я расскажу всё Его Величеству, и всю вашу разбойничью шайку накроют! — пообещал несчастный Гегель.

— Да что ты говоришь, миленький! — ещё более сладко проблеял Беральдо и снова стал серьезным. — Запомни, мы не из тех, кого можно напугать таким способом. Наш дож, да благословит его Мадонна, — он перекрестился, — не даст своих верных слуг в обиду!

Винченцо и Матиа кивнули в знак согласия.

— Значит, ваш дож такой же разбойник, как и вы! — яростно произнес Петер и осекся, потому что Беральдо приставил ему кинжал к горлу.

— А вот за это, старик, — мрачно предупредил Винченцо, — можно заслужить верёвку. Давай, Матиа, тащи его на рею!

— Ой, что ты, дружище, — Беральдо заговорил своим прежним елейным тоном, — давай лучше я его зарежу вот этим кинжальчиком!

— Опомнись, Беральдо! К чему лишняя кровь на корабле? Ладно, старик, живи, — он выпустил Гегеля. — Но помни: Матиа будет следить за тобой, и, если ты только пикнешь о нашем дельце кому-нибудь из команды, твоя жёнушка тебя уже не дождется!

— Мы тебя предупредили! — многозначительно подтвердил Беральдо. — Пошли, Винченцо!

И оба приятеля, завернувшись в плащи, удалились обратно на свой корабль.

— Понял? — спросил Матиа несчастного боцмана и, когда тот кивком выразил свою покорность, махнул рукой. — Ладно, старый сморчок, ступай спать, сейчас моя смена!

А в покоях посадника Шигоны тоже не спали. У хозяина сидела его сестра Варвара Афанасьевна — та самая женщина, которая была с Настенькой на пристани — и с воодушевлением рассказывала брату о случившемся происшествии, сопровождая свой рассказ глотками воды из чарки.

— И вот, братец, он твоей дочке перстень вернул, а она и говорит: «Возьми его от меня в подарок». Он взял, да еще и ручку ей поцеловал. Бывают же в неметчине этакие молодцы, а? — с видом превосходства закончила старая боярыня.

— На ловца и зверь бежит, — кивнул посадник и, вздохнув, оперся на локоть. — Одно в них нехорошо, Варвара: говорят, будто они на девиц оченно падки, и невест могут прямо из-под венца умыкнуть.

— Да ну? — изумилась Варвара Афанасьевна и сделала большой глоток. — А со мной, братец, тоже история была. Я в девичестве на пристань любила ходить, смотреть, как купцы товары разгружают. Само собой, тайком от матушки. Ну и положил на меня глаз один басурман — не то швед, не то саксонец… И вот подарил он мне платок — ткань заморская, цвета лунного, с серебряными ниточками. Думаю, что же с ним сделать, чтоб маменька чего не заподозрила — да и повесила в светёлке на окно, чтоб солнце не больно ярко слепило. А? И ведь никто не догадался! — Варвара Афанасьевна от души рассмеялась, и серьги в ее ушах мелко затряслись.

— Ох, сестрица, уболтала ты меня! — с некоторой досадой махнул рукой Шигона. — Ладно, пошли спать, а то, чай, скоро первые петухи запоют.

Следующий день прошёл на редкость удачно. Майер выбрал несколько шкурок черного хорька и, складывая их в сундук, уже представлял, как его милость господин бургомистр обрадуется такому подарку, а Якоб присмотрел чудесные ожерелья из речного жемчуга для Маргариты и ее матери фрау Марты. Сокровища были незамедлительно отнесены на «Лебедь».

— Что ж, племянничек, дела у нас идут удачно, значит, мы скоро можем отправляться. А по дороге завернём в Ливонию и продадим там оставшуюся селедку, — говорил племяннику довольный Майер по пути к кораблю.

— В Ливонию, дядюшка? — переспросил Якоб. — А как же разбойники, что грабят торговые корабли по пути в Чудское озеро?

— Разбойники? Якоб, мальчик мой, ты пуглив, как заяц! — снисходительно бросил купец. — «Лебедь» уже десять лет ходит по рекам и озерам Ливонии и русичей и испытал немало, поверь! Моя команда хорошо подготовлена, чтобы дать грабителям решительный отпор. Так что не тревожься! — он по-отечески положил юноше руку на плечо.

На душе у Якоба по-прежнему было нехорошо от предчувствия, что эта схватка может стать роковой для них, но с дядюшкой спорить он не стал.

По пути они встретили боцмана. Тот снял шапку, приветствуя господина, и бросил на него отчаянный взгляд, будто желая что-то сказать… но тут он вспомнил угрозы итальянцев и обещание Матиа следить за ним, вспомнил свою единственную дочь и сник. Ему ничего не оставалось, как проследовать за ними, понурив голову.

Часть III

«20 мая 1528 года. Наконец-то наш „Лебедь“ покинул гостеприимную псковскую землю. Впереди ждет Ливония. Нас провожали многие жители города…»

Тут Якоб остановился, вспомнив, как махала вслед уплывающему кораблю платочками девичья толпа на пристани. И среди них была она — Настенька, дочь правителя города, которая дала ему столь бесценный подарок… И небесные глаза ее, казалось, следили именно за ним! Якоб вспомнил и о другой женщине — нежной, желанной Маргарите, ждущей его в родном Кёнигсберге. Он словно бы видел, как она сидит у залитого солнцем окна с вышиванием, а фрау Марта рядом кроит рубашку. И карие, как майоран, очи Маргариты наполнены надеждой и мечтой…

Вот опять! Якоб поймал себя на том, что постоянно сравнивает эти два взгляда. Образ одной заслонял в нем другую. Юноша с досады решительно махнул головой. Хватит! Судьба уже решила всё за него. У него есть дама сердца — Маргарита, с которой он обручён раз и навсегда и ни на кого ее не променяет. Но стоило ему взглянуть на перстень — и он опять возвращался к тому, с чего начал.

«Да что же это такое! Надо думать о деле, в конце концов! — окончательно разозлился на себя Якоб и, стиснув зубы, продолжил писать.

«Гегель занемог. У него заболел зуб. Полагает, что от сквозного ветра. Лекарь сделал ему компресс. Стало легче. Как долго будем мы идти до Ливонии, я не знаю, но да поможет нам святой Мартин и Пречистая Дева…» Тут ему пришлось прерваться, чтобы сказать «Войдите» на стук в дверь каюты.

— Господин Якоб, — вошедший в каюту Матиа сообщил, — Господин Майер требует вас к себе на палубу.

— Хорошо, скажи, что я сейчас приду, — ответил Якоб.

Ему было слегка досадно на дядю. Вечно он призывает его к себе, когда племянник чем-нибудь занят! Всё же юноша надел свой плащ и поднялся на палубу, гадая, зачем это он понадобился Майеру.

— Вы звали, дядюшка? — спросил он.

— Да, Якоб. Видишь ли тот корабль перед нами? — Купец указал рукой вдаль.

Якоб увидел неясные очертания корабля с синими в лунной ночи парусами.

— Вижу. И что из этого?

— Посмотри поближе, — дядя протянул ему подзорную трубу.

Якоб взглянул и увидел на борту корабля пушки.

— Они вооружены! — воскликнул он.

— Вот именно. Это не торговый корабль. Каковы их намерения, я не знаю, но на всякий случай надо быть наготове. Скажи об этом всем. Да, и позови сюда Гегеля.

— Как скажете, дядюшка, — кивнул Якоб и отправился выполнять поручение.

Тем временем корабли всё быстрее сближались. Майер уже мог разглядеть людей, стоящих на палубе. Это были свирепого вида мужики в шапках, распахнутых кафтанах и пёстрых рубахах. Кто-то с серьгой в ухе, кто-то без руки или глаза. Они были вооружены до зубов всевозможными дубинами, саблями и топорами, а у пары из них даже были пищали. Это были беглые холопы, крестьяне и казаки, объединившиеся в шайку, грабящую корабли. Атаманом, по-видимому, был богатырского сложения мужчина с косматой рыжей бородой, похожей на львиную гриву. Держался он важно и надменно, а взгляд его был грозен. Он о чём-то разговаривал со своими разбойниками и при этом с явным предвкушением будущей резни натачивал свою саблю со звериной мордой на конце ручки.

«Русские корсары!» — понял Майер. — «На рыбу они, может быть, и не позарятся, но самое ценное — меха и жемчуг — они не упустят, если дело дойдёт до абордажа!»

— Прикажите привести корабль и всю команду в готовность отразить нападение, — сказал Майер пришедшему боцману.

— Слушаюсь, — отчеканил Гегель.

— Слушай мою команду! — зычно крикнул он матросам. — Убрать паруса, встать с оружием на правый борт!

Через несколько секунд вся команда уже стояла на правом борту, вооружённая всем тем, что смогли найти на корабле. Якоб сжимал в руках небольшой топор. Его одновременно обуревали страх и тяга к настоящей битве. Атаман закончил точить своё оружие и враждебно посмотрел в сторону «Лебедя». По спине Якоба потёк холодный пот. Все молчали и даже старались не дышать. Напряжение было сильно как никогда. «Пли!» — вдруг крикнул атаман и вскинул вверх свою саблю. В следующее мгновение сразу несколько пушек и пищалей одновременно грянули залпами. Борт разбойничьего судна окрасился дымами. Два ядра пролетели мимо, а третье пробило борт «Лебедя» чуть выш