Оглавление

ПРОЛОГ

— Если долго идти, можно дойти до края земли, — сказал первый.

— Дурачина, земля — круглая. У нее нет края, — возразил второй.

— Жаль, — ответил третий, — мне бы хотелось, чтобы край земли был.

— Зачем? — спросил первый.

— Мне хочу, чтобы на Земле был такое место, что дальше идти некуда, — ответил третий.

— Зачем? — спросил второй.

— Должно быть такое место, что отступать нельзя и идти не куда, — ответил третий.

— Зачем тебе такое место? — не понял первый.

— В этом месте всё должно быть предельно честно и правильно, — ответил третий.

— Зачем? — не сдавался второй.

— Это как бы нулевой уровень. От этого места можно выстраивать измерители справедливости, доброты, правды, любви. А если нет шкалы, то как все измерить, — спокойно ответил третий.

— Ты пойдёшь на край земли? — спросил первый.

— С такими друзьями, как вы, конечно, пойду, — уверенно ответил третий.

— Тогда чего мы ждем? — спросил второй, — пошли?

— Пошли, — ответил третий.

Друзья встали, взялись за руки, и пошли в сторону заката. Конец света должен быть именно там.

ОППОЗИЦИОНЕР

Глава 1

Тимур собрал рюкзак, кинул в него пластиковую полулитровую бутылку воды, тетрадку с ручкой, фотоаппарат, бейсболку. Сунул под мышку приготовленный вчера плакат с надписью: «Даешь честные выборы». Чмокнул Риту в щечку и вихрем выбежал на лестничную площадку. Демонстрация скоро начнется, он немного опаздывал. Нехорошо подводить соратников по протестному движению.

Рита смотрела на Тимура с грустью. Вчера вечером состоялся неприятный разговор, она еще не успела толком отойти и успокоиться. Рита не хотела, чтобы он шел на демонстрацию. Мероприятие не было согласовано с властями города Москвы. Существовала большая вероятность того, что Тимура арестуют, оштрафуют, и вообще могут посадить в тюрьму на длительный срок. Никакие доводы Тимур слушал, отмахивался, уходил в комнату и продолжал подготовку к митингу.

Рита долго плакала на кухне, потом позвонила матери Тимура, все ей объяснила. Вера Павловна жила от сына в двух остановках метро, недалеко от станции «Октябрьское поле». Через тридцать минут мама была у них в гостях. К сожалению, она не помогла отговорить Тимура от опрометчивого поступка. Вера Павловна, скорее успокаивала Риту, а Тимура поддерживала:

— Понимаешь, Рита, мужчина в жизни должен быть умным, решительным и ответственным. Когда страна в опасности, не достойно отсиживаться в уютных квартирах. Кто-то должен встать на защиту сил добра и света. Понимаешь?

— Вера Павловна, ну как вы так можете? Его же арестуют, посадят в тюрьму. На прошлой неделе арестовали больше ста человек. Сейчас идут суды, многие не вернутся домой. А если его ударят или покалечат? — не успокаивалась Рита.

— Я воспитывала сына, чтобы в первую очередь он был честным и порядочным человеком. Если его совесть не позволяет ему сидеть дома в трудное для страны время, он должен пойти туда и выполнить свой долг. Ведь мы, женщины, любим наших мужчин за то, что они настоящие, что они могут пойти и решить проблему, а не отсиживаются по углам, как крысы.

— Я думала, вы мне поможете. А получается, толкаете его на улицу прямо в лапы полицейских, — Рита заплакала, слезы потекли, размазывая тушь по щекам.

Вера Павловна присела рядом с Ритой на диван, обняла ее за плечи:

— Я доверяю своему сыну. Я его очень хорошо воспитала. Он никогда не обидит младшего или слабого, он никогда не поднимет руку на женщину или ребенка, никогда не бросит друга в беде. Если мужской долг толкает на отважные поступки, мы не должны его останавливать. Можно поговорить, можно предупредить. Но, не настаивать или запрещать. Какой же это будет мужчина, если будет сидеть рядом с женской юбкой, и во всем слушаться слезливых теток?

— Давайте поговорим, давайте объясним, — не останавливалась Рита.

— Давай поговорим, но ты должна успокоиться. Давай вести себя достойно и слезы не лить. Хорошо?

— Хорошо.

— Иди в ванную, умойся. Приведи себя в порядок. А я пойду поставлю чайник. Устроим семейное чаепитие.

Вера Павловна поставила чайник. На стол выставила кружки. Не дожидаясь пока из ванной появится Рита, она постучалась в комнату к сыну:

— Здравствуй, сынок. Открой, пожалуйста, мне надо поговорить с тобой.

— Привет, мам, — Тимур открыл дверь, — ты откуда здесь?

Вера Павловна зашла в комнату Тимура, огляделась. Задержалась на секундочку у еще незаконченного плаката.

— Мне Рита позвонила. Она за тебя сильно переживает.

— Мам, не обращай внимания. Пройдет, — отмахнулся Тимур.

— Тимурчик, дорогой, может, и пройдет. Но ты не прав. Так нельзя, — Вера Павловна присела в кресло у рабочего стола.

— Мама, прошу тебя только не начинай. Я не могу не пойти. Там будут все мои товарищи. Мне надо быть там!

— Я не собираюсь отговаривать тебя. Я хочу поговорить с тобой совсем на другую тему.

— Какую? — спросил Тимур, не понимая куда клонит мать.

— Я про отношения с Ритой. Так нельзя, твоя девушка в слезах, а ты сидишь, закрывшись в комнате. Ты ее не любишь? Тогда не морочь девушке голову, — мать выглядела, как строгая учительница.

— Люблю я ее. Что ты такое говоришь? — отмахнулся Тимур.

— А я не вижу, что ты ее уважаешь и ценишь. По крайней мере, так с любимыми не поступают. Я тебя так не воспитывала. Если ты решил спасать Родину и отечество — спасай. Но зачем травмировать близких?

— Как мне ей объяснить? Она ничего не хочет слушать. Поверь мне. Я говорил и объяснял. У меня ничего не получается, — Тимур пожал плечами.

— Ты — мужчина. Ты должен решить проблему. Не дело доводить домашних до истерик и слез. Тебе надо подойти и объяснить, показать, доказать. Это твое дело. Если не сможешь, то надо сделать выбор: либо изменить методы политической борьбы, либо выбрать другую девушку, которая будет принимать твою жизнь такой какой она есть. Портить жизнь друг другу нельзя. Рита — очень хорошая девушка, она тебя любит. Я это вижу. Но, возможно, для жизни политка нужна другая, не такая домашняя, не такая добрая.

— Хорошо, я попробую, — ответил Тимур.

— Ну, и хорошо. А сейчас пойдем пить чай. Я принесла печенье.

Они вышли друг за дружкой на кухню. Рита накрыла стол: варенье, печенье, бутерброды с маслом и сыром.

— Что я тебе говорила? — обратилась Вера Павловна к Тимуру, — ты просто не стоишь мизинца этой девушки. Она просто чудо.

Рита покраснела, засмущалась. Настроение у нее несколько улучшилась. Затем девушка налила всем чай.

— Риточка, я поговорила с Тимуром. Он обещал исправиться.

— Спасибо вам Вера Павловна, — ответила Рита.

— Не за что. Я вообще считаю, что он не достоин тебя. Тимур — законченный избалованный эгоист. Я его воспитывала одна, он толком не знает, как обращаться с женщиной. В этом много моей вины. Я не смогла создать нормальную семью. Мой муж ушел в другую семью, когда Тимурчику было всего пять лет. С тех пор его отца мы не видели ни разу.

— Да, мне Тимур все рассказал. Я знаю, — ответила Рита.

— Тимур, может это у тебя наследственность такая. Может ты не пропускаешь ни одной юбки? — Вера Павловна строго посмотрела сыну в глаза.

— Нет. Ты чего, мам? Я не такой, — возразил Тимур, — я Риту люблю, и ей никогда не изменял. На других женщин я не засматриваюсь.

— Да, Вера Павловна, Тимур не такой. Он очень верный, — подтвердила Рита.

— Жизнь слишком короткая, чтобы тратить ее не всякие глупости. Мне времени не хватает на политическую деятельность, которой думаю посвятить жизнь, — сообщил Тимур, с аппетитом пережевывая бутерброд с сыром.

Собравшиеся на кухне, мило поболтали о погоде, о предстоящих планах на осень. Затем Вера Павловна собралась и поехала домой:

— Дети, мне пора домой. Уже поздно, на завтра наметила много домашних дел.

— Спасибо, что приехала, мама, — Тимур поцеловал мать в щечку.

— До свидания, Вера Павловна, — Рита нежно обняла потенциальную свекровь.

Дверь захлопнулась. Тимур и Рита стояли молча и смотрели на коричневую дерматиновую поверхность входной двери.

— Рита, зачем ты ей позвонила? — первым прервал молчание Тимур.

— Я волновалась. Я думала, что она мне поможет. Ведь она тебя тоже любит, и переживает.

— Мать, кроме того, что любит, еще уважает меня, как личность. Ценит мои взгляды и идеалы. Она никогда не станет запрещать делать то, что я считаю важным и ценным. Она меня так воспитывала. Если я ошибаюсь, то должен сам себе набить шишки. Сам отвечать за поступки. Потому что я мужчина, прежде всего.

— Я поняла.

— Ты должна понять, что работа для меня очень важна. Если ты не сможешь это понять, то я не знаю, как нам жить дальше вместе. Понимаешь? — спросил Тимур.

— Понимаю. Я попробую, — Рита подошла и обняла Тимура.

— Ты мне очень нравишься, мне с тобой очень хорошо. Но ты должна спокойно отпускать меня на политические мероприятия. Это моя работа. Да, возможно, есть риск. Меня могут задержать полиция. И уже задерживали не раз. Посижу немного, почитаю книжки, и вернусь к тебе. Максимум через месяц. Не скучай здесь без меня. Хорошо?

— Хорошо. А если тебя посадят в тюрьму на год или на два? Я вчера смотрела видео в интернете. Там приговорили одного парня на два с половиной года.

— Чтобы его не посадили, мы завтра должны выйти и протестовать. Мы не должны бросать его один на один с нашей несправедливой правовой системой, — Тимур гладил Риту по волосам, а она постепенно успокаивалась, зарываясь в объятия любимого мужчины.

— Я тебя люблю, — Рита посмотрела Тимуру в глаза.

— Я тебя тоже люблю, — ответил Тимур.

— Я постараюсь тебя понимать, относиться к твоим политическим похождениям с пониманием, — сказала Рита и поцеловала Тимура.

Тимур с удовольствием погрузился в сладкие девичьи губы. Он страстно прижал к себе любимую. Через минуту они переместились на кровать. Не прекращая целоваться, они разделись. Молодые тела обрадовались встрече друг с другом. Чутко откликаясь на каждое прикосновение и ласку, влюбленные быстро достигли пика наслаждения…

Тимур лежал на спине, гладил Риту по плечу. Любимая лежала у него на груди и мерно посапывала. Рита достаточно быстро заснула. Тимур не заснул. От того ли, что завтра предстояло важное событие? Или из-за разговора с Ритой? Зачем она позвала маму? Ведь Тимур взрослый и серьезный мужчина. Он зарабатывает на съемную квартиру. Он обеспечивает себя и девушку. Однако, Тимур остро чувствует несправедливость окружающего мира. Мало того, он думает, что сможет исправить ситуацию. Он сможет сделать нашу страну более комфортной, честной и приветливой.

Почему вместо того, чтобы готовиться к завтрашнему выступлению, писать речь, готовить плакат, он лежит и успокаивает свою девушку? Почему Рита не может понять и не мешать? Ведь также можно и потерять друг друга. Если станет вопрос: выбрать Риту или политическую деятельность? Что выберет Тимур? Вопрос был сложный, но после минуты сомнений, он предпочел бы карьеру. Так ему казалось. А девушка? Ничего страшного, будут другие девушки, может быть, красивее, добрее и лучше. Главное, чтобы спутница понимала и разделяла его взгляды.

Ладно, поживем-увидим. Тимур аккуратно вылез из-под объятий Риты, накинул на себя халат, и выскользнул из спальни. Он зашел на кухню, налил себе полстакана кефира и вернулся в кабинет. В съемной квартире было две комнаты: спальня и кабинет Тимура. Рите было достаточно места на кухне. Там было ее личное пространство, она не жаловалась.

В кабинете Тимур провел до трех часов ночи. Он дорисовал плакат. Накидал конспект пламенной речи. Проверил электронную поту. Ответил на некоторые сообщения. И только после этого, пошел спать.

С утра он встал несколько разбитым и уставшим. Проспал на два часа, будильника не слышал. Но чашка крепкого кофе, пара бутербродов, и он снова в строю.

В метро было пустынно, как бывает в воскресный день в первой половине дня. Пересадка на станции «Лубянка», и через пять минут он на станции «Красные ворота». Митинг не был согласован с мэрией города. Но все участники знали, что сегодня будет мероприятие. Никто не скрывался. Запальный, Дубков и прочие организаторы открыто призывали людей выходить на улицу и протестовать против произвола властей на предстоящих выборах. Все надеялись, что, если придет много людей, то полиция не сможет применить силу, и демонстранты добьются поставленных целей. Покажут власти, что есть реальная оппозиция, что с ними надо считаться.

Но власти города и полиция смотрели на предстоящее событие с другой колокольни, и не хотели допускать массовости. Практически все главные организаторы митинга были задержаны с утра на выходе из подъездов. Тимур, вероятно, еще не был столь значимым и большим политическим деятелем. Его у подъезда не арестовали, хотя у Тимура был круг последователей и единомышленников, был канал на Ю-Тюбе.

В вестибюле метро толпились полицейские, которые внимательно вглядывались в лица проходивших людей. Что-то сообщали по рации, дальше просматривали немногочисленный поток. Рутина, ничего личного. Тимур встретился глазами с сержантом полиции, сразу понял, что его опознали. Плакат свернутый трубочкой под мышкой не оставлял никаких сомнений о причинах появления Тимура на станции «Красные ворота» в этот обычный воскресный день. Сержант полиции правой рукой поднес рацию и сказал несколько коротких фраз.

У Тимура слегка екнуло сердце. Но он не остановился ни на секунду. Охота началась. Это было одно из необходимых условий. Жертва — добыча. Кто кого переиграет. Находясь на эскалаторе, Тимур вывернул куртку наизнанку, и она изменила свой цвет из коричневого на темно-зеленый. На голову он водрузил бейсболку. Тимур быстро развернул плакат, сложил несколько раз пополам, так, чтобы он уместился в рюкзаке. Все, он готов к выходу на свет.

Его не остановили ни у турникетов, ни на выходе на улицу. Видимо сработало его перелицевание. Направо от выхода стоял пикет полицейских, они проверяли паспорта желающих пройти на митинг. Тимур мгновенно оценил ситуацию, и повернул налево. Чтобы попасть на проспект Академика Сахарова, Тимуру пришлось поплутать по переулкам. Пару раз он натыкался на пропускные пункты полицейских. Ох, не хотели они этой акции. Сильно не хотели.

Примерно через двадцать минут ему все-таки удалось выйти на заветную улицу. Он шел по проспекту Сахарова широкими шагами, с высокоподнятой головой. Вокруг собирались группы людей, молодые и энергичные, в возрасте и с плакатами. В воздухе витал дух единства, свободы и правды. Тимуру это безумно нравилось. Вот для чего стоит жить, вот ради чего не хотелось бы, но можно и умереть.

Издалека он увидел своих товарищей Вовку и Петра. Ускорил шаг. Весело помахал им рукой. Краем глаза заметил, что на перерез ему спешат трое космонавтов в черных костюмах и шлемах. Тимур немного изменил траекторию своего движения влево и ускорился. Росгвардейцы тоже ускорились. Сомнений не было — его будут брать. Ну, почему он не успел ничего? Как обидно! Тимур перешел на быстрый шаг, но не успел он пройти и двадцати шагов, как был остановлен грубым ударом сзади по ногам.

— Стоять! — крикнул один из нападавших.

Тимур упал на асфальт, выставив вперед руки. Трое здоровых мужиков в униформе умело закрутили ему руки, защелкнули сзади спины наручники. Пару раз для порядка ударили в солнечное сплетение.

— За что? Вы не имеете права? — пытался протестовать Тимур.

На что мгновенно получил увесистый подзатыльник и удар в низ живота. Дыхание у Тимура перехватило, он согнулся. Его не оставили в покое. Два росгвардейца взяли Тимура под руки, и понесли на край проспекта, где стоял специальный зарешеченный автобус. Тимур видел, как к нему навстречу кинулись Вовка и Петр. Они что-то кричали, но он ничего не разобрал. Проходившие люди выхватили свои смартфоны и начали снимать процесс ареста.

— Объясните, причину моего ареста, — не сдавался Тимур, повиснув на сильных руках полицаев.

— Тебе в тюрьме все объяснят, мразь, — услышал он в ответ.

— Это не справедливо, — пытался возразить Тимур.

— О чем это ты? Лучше помолчи, тебе же лучше будет, — дал совет росгвардеец слева.

Перед зарешеченным автобусом его обыскали, выкинули из рюкзака бутылку с водой. Ударив для острастки еще пару раз в живот, затолкали внутрь. Здесь он был одним из первых. Внутри был только какой-то волосатый парень-хиппи и интеллигентного вида старичок.

Неудачный сегодня для него выход. Ничего Тимур не успел, а хотелось сказать собравшимся людям речь, завести толпу. Чтобы митингующие радостно поддерживали и сканировали:

— Вы хотите жить в свободной стране? — должен был крикнуть Тимур.

— ДА!!! — ответила бы толпа.

— Вы хотите свободные и честные выборы? — продолжил бы Тимур, распаляя страсти.

— ДА!!! — подхватили бы тысячи голосов.

— Вас не остановят тысячи полицейских преступного режима?

— НЕ ОСТАНОВЯТ!!! — услышал бы он в ответ с проспекта.

Видимо, так будет в следующий раз…

Тимур прижался спиной к стене, прощупал ребра, промежность. Вроде все цело, хотя и побаливало. Почему в нашей стране много насилия? Нет, с этим мириться невозможно, неправильно. Он не сдастся! Он будет бороться! Они его не знают. Надо быть следующий раз похитрее. Можно придумать какой-нибудь парик и темные очки? Вообще, бред какай-то…

— А вас, молодой человек, за что арестовали? — спросил старичок.

— Мне ничего не объяснили. Я хотел участвовать в митинге за свободные выборы, против произвола властей, — ответил Тимур.

— Вы революционер? — старичок явно был болтливым и стосковался по общению.

— Вообще то нет. Я за независимое и честное голосование на выборах. Я за конституционную сменяемость власти.

— Вы наивный молодой человек. Неужели вы думаете, что наши элиты когда-нибудь отдадут власть и полномочия честно и, тем более, добровольно?

— Не знаю, хотелось бы в это верить. Революция — это море крови, это не хорошо. Я бы так не хотел, — ответил Тимур.

— Тогда ваши лозунги бессмысленны. Вы ничего не добьетесь. Зря теряете время. Уж я-то знаю, — старичок с хитринкой прищурился и поправил очки.

— А вы как сюда попали? — поинтересовался Тимур.

— Я сюда попал как раз за дело. Я сделал замечание милиционерам, что они должны защищать народ от несправедливой власти, а не власть от народа. Потом я им рассказал, как в тридцать седьмом году милиционеры хватали людей, а спустя неделю этих же милиционеров хватали другие слуги народа и расстреливали. Им что-то не понравилось. И вот я здесь. Никто не хочет учиться на чужих ошибках.

— Вы революционер? — спросил Тимур.

— Сейчас уже нет. Революция — дело молодых и горячих. В молодости я был, наверное, революционером. У меня был многотомник работ Троцкого. Тогда это было очень непросто читать и понимать. Но теперь я думаю, Левушка был прав. Надо было делать мировую революцию, и задушить сто лет назад мировую гидру капитализма. Тогда бы не было всего этого.

— Но, получается, вы ничего не добились в жизни?

— Получается, так. Вы правы, молодой человек. Я ничего не добился. И вы не измените мир. Чтобы изменить мир надо ничего не бояться, надо смело идти на пули, на баррикады. А сейчас таких людей нет. Вымерло поколение исполинов духа, которые были раньше. Что-то сейчас вероятно с воспитанием творится не так. Одни слабаки и хлюпики, — старичок высморкался в носовой платок.

— Сейчас развиты информационные технологии и просвещение. Мы можем организовать распространите знаний по всему миру. Можно человечеству донести прогрессивные взгляды и мысли. Мы можем сформировать власть на принципах добра и на основе светлых устремлений.

В клетку закинули двух бритых пацанов в кожаных куртках. Они поздоровались со старожилами, отряхнулись и сели рядом друг с другом в противоположном углу камеры. Тихо между собой что-то обсуждали.

— Наивность вас погубит. Чтобы во всем разобраться, нужно иметь светлую голову, а система образования разрушена. Все серьезные информационные ресурсы контролирует власть, большинство населения смотрят пропаганду по телевизору. Значительная доля населения считает вас зажравшимися и ни на что неспособными дегенератами. Народ громко аплодирует, когда вас арестовывают и кидают в тюрьму. Потому что вы им мешаете спокойно жить и ходить по улицам города. Вы им не нужны. Им нужны машины, кредиты, джинсы и жвачка.

— Общество потребления обречено, — неожиданно встрял в разговор хиппи, — будет апокалипсис, люди будут наказаны за свои грехи. Но мессия придет с востока и спасет этот безумный мир.

Старичок снял очки, протер стекла. Посмотрел на хиппи без очков, потом через очки.

— И откуда такие берутся? — внезапно артистично заговорил старичок, — Вот кто ходит на ваши митинги? Им вообще никто не нужен. Нужен мессия! Все дело в том, что кругом грех и дьявол. Проблема таится в человеческих головах, а не в боге. Книжки про бога придумали люди. Веру придумали для того, чтобы управлять человеком иррациональными методами. Потому что так проще. Наговорил белиберды, ткнул пальцем в небо, грешники упали на колени и пошли творить беззаконие с благими намерениями.

— Вы не правы, но я не сержусь. Бог вас простит, бог всех простит. Потому что он велик и любит заблудших овец своих, — возразил хиппи старичку.

— Против фанатичной тупости нет приемов. Я умолкаю, — сообщил старичок, откинулся назад и закрыл глаза.

Разброд и шатания на лицо. Единства не хватает. С такой разномастной компанией ничего не добьешься. Мелкие лидеры будут тянуть одеяло на себя. В результате, на выборах оппозицию обойдут, потому что наши противники едины. Нам надо объединять сторонников под общими знаменами. Надо как увлечь и заинтересовать людей? Нужны простые и понятные идеи. Как это сделать?

Тимур сидел на скамейке и думал о политических перспективах. В чем-то старичок был прав, в чем-то с ним согласиться нельзя. Хиппи вообще дурь какую-то несет. Бритоголовым — лишь бы подраться. Как с такой компанией выиграть политическую борьбу? Как разных людей объединить и повести к светлому будущему?

В клетку к ним затолкали еще несколько человек. Вентиляция в помещении была слабая. Становилось душно. Каждый приносил с собой запахи пота, грязи, а иногда и перегара. Тимур попытался представить, что он любит всех этих людей, с их достоинствами и недостатками. Долго их тут еще будут держать? Сколько надо сюда затолкать народа, чтобы отправить в отделение полиции? Тимур пересчитал собравшихся арестантов. Насчитал девятнадцать человек, все сидячие места были заняты. Еще пять — шесть человек и можно будет выезжать.

В чем-то старичок был прав. Акции протеста ни к чему не ведут. Сколько было митингов и демонстраций? Власть их почти не замечает. Все равно делает что хочет, как хочет и где хочет. Тимур считал, что все это из-за слабой организованности протестного движения. Люди с неохотой идут на улицу. У всех семьи, дети, долги, работа и прочие мещанские ценности. Чтобы выйти на митинг нужно как минимум свободное время, и кроме того, нужно отложить домашние дела и проблемы.

Выйдя на митинг, ты рискуешь попасть в полицию на пятнадцать суток, а может и больше. Могут быть штрафы, а они совсем немаленькие. Это многих отпугивает. Зачем платить большие деньги за возможность прогуляться в выходной день по проспекту Академика Сахарова? Вывод: на митинги ходят только профессиональные политики, думающая молодежь или идейные люди. Таких по определению не много. Все. Круг замкнулся. Мы — в тупике.

Нет. Нет. Нет. Так не пойдет. Мы не привыкли отступать. Власть ведет себя плохо? Да. Плохо. Беспардонно? — Вот именно! Надо что-то делать? — Надо. Наш народ самый начитанный, правда в прошлом, самый талантливый и свободолюбивый. Правда? Хотелось бы так думать. Власть сама выкопает себе яму, народ от них отвернется. Рано или поздно так и будет. Просто надо ждать, работать, информировать людей, нести им свет и правду. Вероятно, это будет нескоро, не сегодня.

В клетку натолкали еще одиннадцать человек, и автозак поехал. Тимур увидел, что кто-то разговаривает по телефону. Блин, надо позвонить Рите, предупредить, чтобы не волновалась. Двумя руками, сцепленными наручниками, он достал телефон из-за пазухи, слава богу тот был цел и не пострадал во время задержания. Тимур набрал номер Риты. Она долго не подходила к телефону. Наверно, сидит себе в ванной, обложившись ароматизаторами, подумал Тимур.

— Алло, слушаю тебя, милый, — наконец услышал он ответ.

— Привет, Рита. Меня задержали. Так что к обеду не жди, — сообщил Тимур.

— С тобой все хорошо? — испугалась Рита.

— Спасибо, все нормально, — ответил Тимур.

— Быстро на этот раз. Куда тебя везут?

— Пока не знаю. Как узнаю — сообщу.

— Много народу собралось на митинг? — поинтересовалась Рита.

— Я не знаю. Меня забрали прямо на входе. Я ничего не успел.

— Жаль. Обидно, наверно? Ты так долго готовился.

— Да. Обидно. Не все зависит от нас. Следующий раз буду умнее.

— Это точно. Не раскисай. Я тебя люблю. Буду ждать сколько понадобиться.

— Спасибо.

— Котлеты на ужин я сегодня готовить не буду. Фарш заморожу, как вернешься, пожарим на двоих и обожремся.

— Договорились.

— Я уже скучаю по тебе, — в голосе Риты послышались падающие на пол слезы.

— Эй, не плакать. Не в первый раз меня задерживают. Наверное, не в последний. Не расстраивайся. Хорошо?

— Хорошо, — Рита всхлипнула и замолчала.

— Ну, все пока. Передай маме, чтобы не волновалась. Я ей сейчас не буду звонить. Хорошо?

— Хорошо.

— Люблю тебя, пока.

Тимур нажал отбой на телефоне. Вроде и понятно, что она переживает. Но, почему в такой момент меня не подбодрить? Почему я должен говорить, чтобы не раскисала, не волновалась? Сейчас я нахожусь в полиции. Меня бьют, мне больно и страшно. Интересно, а бывают такие женщины, которые в самую трудную минуту не расклеятся, соберутся и сделают все правильно, четко и без соплей? Вряд ли. Все они одинаковые, им бы только поплакать.

Разве что мама меня поддерживает и понимает. Тимур редко видел, как мама плачет. Правда, она часто плакала после ссор с отцом. Но это было так давно. Мама всегда уверена в себе, всегда знает, как поступить в любой ситуации. Часто ли она скрывала от сына отрицательные эмоции? Или она действительно железная? Может по этой причине, от нее и ушел отец, когда Тимуру было пять лет? Может мужикам надо, чтобы женщины плакались в жилетку, чтобы мы их защищали, оберегали, поддерживали? Хороший же защитник сейчас из Тимура. Наверное, Рите тяжело томиться и ждать в неизвестности, пока ее парень творит историю, борется за все хорошее против всего плохого.

Поживем-увидим. Никто легкой жизни не обещал. Тем временем, автозак приехал в полицейский участок, и задержанных начали выгружать, грубо и бесцеремонно подталкивая руками и пинками в приемное отделение. Тимур огляделся, обстановка вокруг была не знакомая. Значит, в этом месте он еще не был. Желающих митинговать закрыли в большой клетке-обезьяннике. Старичок вновь оказался рядом с Тимуром. Но разговаривать у обоих не было желания. Много людей вокруг. Иногда в таких местах бывают подсадные утки и провокаторы. Сейчас лучше помолчать.

Тимур сквозь решетку разглядывал стенгазету и стенд с надписью: «Их разыскивает полиция». Стенгазета не менялась с 9 мая. На ней были фотки, как весело и достойно отмечали представители этого отделения праздник Великой Победы, как силовики поздравляли ветеранов, как переводили бабушек через дорогу. Оказаться в руках представителей закона, согласно такой газете, страшно не было, а скорее даже почетно.

Ксероксные лица разыскиваемых преступников были на одно лицо. Наверное, у преступников всего мира были общие мамы и папы. Когда-то давным-давно, лет триста назад, надо было остановить десяток прародителей современного преступного мира, и мир стал бы чище и светлее. Но теперь уже поздно, они расплодились и расселились по всей планете.

Из клетки выводили под одному или по два человека, уводя в глубины участка, где составляли протокол. Некоторые задержанные через короткое время выходили на свободу с протоколом в руках. Некоторые возвращались назад. Были люди, которые пропадали в лабиринтах участка надолго. Куда их уводили? Что с ними делали? Полицейский участок напоминал собой фабрику по переработке и сортировке людей: 1-й сорт — на выход, 2-й сорт –посиди пока, 3-й сорт — в расход, из тебя уже ничего получится, дерьмо ты этакое.

— Эй, ты в зеленой куртке, выходи, — полицейский жестом позвал Тимура на выход.

— Я? — переспросил Тимур.

— Ты, ты. Давай не задерживай. Сегодня и без тебя много работы.

Тимур встал, немного размял затекшие ноги, и шагнул навстречу неизвестности. Его привели в кабинет, посадили на стул. Наручники пока не снимали.

— Капитан полиции Прохоров Виктор Сергеевич, — представился полицейский.

— Очень приятно, — Тимур пожал плечами.

— Сразу предупреждаю. Юмора не понимаю. Мне не смешно. Прошу отвечать просто, коротко и ясно. Договорились? — полицейский пронзительно посмотрел на Тимура.

— Хорошо, — ответил Тимур.

— Представьтесь, пожалуйста, — уставшим голосом продолжил капитан, взяв ручку и лист бумаги.

— Кротов Тимур Александрович, — ответил Тимур.

Капитан записал в листок фамилию и имя Тимура, затем достал какой-то список. В середине списка поставил галочку, еще раз взглянул на Тимура.

— Очень хорошо, — сказал капитан, растягивая слова и пряча список в ящик стола, — начнем. Тимур Александрович, вы знаете за что вас задержали?

— Нет, не знаю, — Тимур еще раз пожал плечами.

— Вас задержали за участие в несанкционированном митинге. За сопротивление представителям властей.

— Я не успел поучаствовать, и, тем более, не сопротивлялся, — возразил Тимур.

— А знаете почему? — улыбнулся капитан полиции.

— Почему?

— Потому что уже достаточно того, что вы являетесь организатором антиправительственного митинга. Без сопротивления органам, вы нагородили достаточно проблем. Участие в митинге не так страшно. А вот организация мероприятия — это совсем другое дело. Это — реальное уголовное дело.

— С чего вы решили, что я организатор?

— У меня есть список организаторов. Ваша фамилия присутствует в нем. Как вы это делали, я не знаю. Наверное, в интернете призывали людей выходить на улицу, или СМС-ки рассылали.

— Понятно, — Тимур опустил голову.

Он знал, что за неоднократную организацию митингов могут дать реальный срок. Но такого еще в судебной практике не было. Обычно все заканчивалось штрафами и административными арестами на срок до 30 суток.

— Может штраф? И я пойду? — предложил Тимур.

— Не получится. Вы, похоже, не первый раз. Рецидивист, по-нашему, — сообщил капитан, не отрываясь от составления протокола.

— Жаль.

— Конечно, жаль. Я, конечно, понимаю, что жизнь не справедлива, что власть порой делает неправильные вещи. Но вы же ничего не измените. Сперва заплатите штраф, в следующий раз сядете в тюрьму на пару лет. Ради чего? Оно вам надо?

— Я бы мог вам ответить что-нибудь, но, думаю, что не подходящее место и время для дискуссий.

Капитан демонстративно перевернул лист протокола вниз лицом, отложил ручку.

— Не для протокола. Мне просто интересно. Зачем?

— Ну, хорошо. Я вам скажу. Потому что власть в государстве всегда строится на насилии. Потому что несменяемая власть со временем заедается, и, если ее не останавливать, она становиться абсолютной и не справедливой. Чтобы этого не произошло, появляются декабристы, потом народовольцы, за ними революционеры, теперь мы. Когда у нас получается достучаться до власти, та идет на уступки. Жизнь всех людей в стране, становится лучше и светлее. Даже у вас, например. Хотя вы сейчас на стороне властей.

— И вы думаете, что у митингующих получится достучаться до властей и что-то изменить?

— Если бы я так не думал, то так не поступал.

— Мне искренне вас жаль. Вы, наверное, очень хороший человек. Но служба есть служба, — капитан перевернул протокол лицом вверх, взял ручку, — продолжим.

Капитан записал адрес регистрации, возраст, образование, место работы. Потом спросил, в какое время Тимур вышел на митинг из дома, когда пришел на митинг. Тимур ответил. Затем Тимур сдал личные вещи: телефон, рюкзак, плакат.

— Прочитай, и распишись. Если с чем-то не согласен, напиши внизу, — капитан протянул листок Тимуру.

Тимур внимательно прочитал. С написанным он был в принципе согласен. Капитан, действительно, ничего лишнего не написал. Тимур подписал бумагу, и был готов отправился в камеру.

— Добро пожаловать в наши хоромы. Удобств немного, но по крайней мере есть крыша над головой и трехразовое питание, — улыбнулся капитан.

— Спасибо и на том, — ответил Тимур, — позвонить можно?

— Вообще нельзя, но звони, — ответил капитан, протянув свой телефон.

Тимур набрал номер матери.

— Алло, мама, привет.

— Привет, Тимур. Как у тебя дела? Ты где?

— Тебе Рита не звонила?

— Звонила. Она сказала, что тебя арестовали.

— Да, так и есть. Сегодня меня не отпустят. И вообще похоже не скоро отпустят. Наверное, на этот раз задержусь надолго…

— Как так?

— Я пока толком ничего не знаю…

Мама на том конце телефона расплакалась, чего Тимур от нее не ожидал.

— Мам, ты чего. Не плачь. Я жив и здоров. Все будет хорошо.

— Хорошо, сынок. Если тюремный срок необходим для тебя и твоих целей, то пускай так и будет. Но, поверь, никакой матери не нравится, когда сын в тюрьме.

— Мам, сейчас двадцать первый век. В тюрьме не страшно. У меня будет адвокат, он все придумает. Я ничего страшного не делал. Я лишь призывал к честным выборам. Неужели это противозаконно и уголовно наказуемо?

— Тюрьма — это ужасное место. В нашей стране нельзя верить в правосудие. Ты не знаешь всех деталей делопроизводства. Ты не знаешь, чего от тебя хотят следователи и судьи, — продолжила мать.

— Мам, я не могу долго разговаривать. Мне товарищ капитан дал телефон на пару минут. Все, давай прощаться.

— До свидания, сынок. Я приду к тебе на свидание. Принесу вещи, и что там еще требуется.

— Хорошо, мам. Пока…

Тимура привели в камеру предварительного заключения. В камере с ним находились восемь человек, таких же как он неудачных демонстрантов со стажем. Новичков отпускали с назначением штрафа. Камера была достаточно большая, на десять коек. Тимур уже бывал в подобных местах. Он, как опытный заключенный, зашел, представился, ему указали на свободное место. Затем спросили за что арестовали, он ответил.

Тимур лег на свое место. А может все бессмысленно? Может, глупо воевать с ветряными мельницами? Пошел бы лучше в медицинский институт, стал бы доктором. Например, кардиологом. Лечил бы людей, был бы уважаемым человеком. В медицине все более-менее честно и понятно, вот больной, вот лекарства. Бери и лечи, главное вовремя поставить правильный диагноз. Зачем он выбрал экономику? Потому что мать посоветовала. Сказала, что в любое время при любом правительстве люди, которые понимают в экономике, легче себе заработают на нормальную жизнь. Матери нас всегда защищают и хотят, чтобы мы жили хорошо, счастливо и полегче. Самим пришлось в жизни преодолеть много трудностей, и основной обязанностью считают освободить родную кровиночку от тягот и лишений.

А мы, наоборот, лезем куда ни попадя, кидаемся в самые авантюрные истории. Хотим построить новый и светлый мир. Мам, я еще остепенюсь, я обязательно научусь ценить домашний уют и покой. Но не сейчас. Сейчас еще не настало время. Пока мне надо побуянить. Надо пользоваться моментом, пока я не связан обязательствами и заботами о детях, семье, карьере.

Глава 2

Сколько себя помнил, Тимур всегда был беспокойным мальчиком, защитником слабых и угнетённых. Когда же все это началось? Наверно, когда мать ругалась с отцом. Мать была учительницей в школе, отец был музыкантом, человеком творческой профессии, очень свободных взглядов на верность, на семейные обязательства, на домашние обязанности. Он мог неделями не появляться домой. Сперва мать с пониманием относилась к специфике профессии мужа. Она его боготворила, он был харизматичный, модный, бравый.

Но постепенно из брызг шампанского и ритмичных гитарных рифов вылезли семейные ссоры, измены, долги. Сначала было весело, молодёжно, перспективно. Потом немыслимый драйв перерос в пьянки и ругань. Тимур видел и слышал, как часто ругаются родители:

— Ты мне изменяешь!? — то ли спрашивала, то ли кричала мать.

— Я творческая личность, имею право, — откидывая назад черные вьющиеся волосы отвечал отец.

— За последний год ты ничего не написал. Ты прозябаешь на жалких тусовках, в гаражах и кабаках, — кричала мать, захлебываясь слезами.

— Тебе никогда меня не понять. Не может быть гладкого восхождения на музыкальный олимп. У любого творческого человека бывают периоды спада и взлёта. Писать музыку — это тебе не чистить картошку. Я накапливаю материал и впечатления, которые когда-нибудь прорвутся в великую музыку, — отец широко развел руки, растопырив пальцы, усеянные татуировками и крупными металлическими перстнями.

— У тебя между прочим растет сын, воспитанием которого ты не занимаешься. Мальчику требуется общение с отцом. Неужели ты не понимаешь?

— Я тебя не просил рожать. Это твое решение. Мне сейчас некогда нянчиться с детьми. Может быть, когда-нибудь он мне скажет спасибо, что я не проводил с ним временя. Я — плохой отец. И ты это знала. Я от тебя ничего не скрывал. Для тебя было откровением, что я тусовщик и музыкант? Наоборот, раньше тебе это нравилось. Правда?

— Правда. Мне это нравилось. Но я никогда не представляла, что можно не любить своего ребенка. Разве можно взять и забыть, что у тебя есть сын?

— Хорошо. Теперь ты все знаешь. А вот ты, между прочим, сильно изменилась за последние годы. Раньше ты была молодой и красивой оторвой. Готова была тусоваться ночи напролет. Мы могли с тобой сорваться в любой момент и уехать без предупреждения в Питер или на Черное море. И это было прекрасно! А сейчас ты превратилась в серую канцелярскую мышь. Сидишь дома. Никуда тебя не вытащишь, ничего тебе не интересно. У тебя простой маршрут: дом — работа — детский садик. Все! Мне такая жизнь невыносимо скучна!

— А знаешь почему у меня такой маршрут? Потому что ты вообще денег не зарабатываешь. А ребенку надо одежду покупать, еду надо покупать, за квартиру надо платить. Ты же нищий и бездарный! Тебе за твою великую музыку не платят ни гроша. Ты никому не нужен. Ты — бездарь!

— Не тебе судить о моем таланте. Ты с роду не могла пропеть чисто две ноты. Слава меня еще найдет! В моем окружении есть люди, которые меня смогут оценить по достоинству. Мир не без добрых людей.

— Ну, и иди к своим добрым людям. Здесь ты никому не нужен.

— Этой мой дом! И я отсюда никуда не уйду!

— Это только формально твой дом.

— Ты меня больше не любишь? — отец вдруг сел на табуретку.

— Это ты нас не любишь, — ответила мать, присаживаясь напротив него за стол.

— Почему с нами это произошло? — вдруг спросил отец, — ведь мы же любили друг друга больше жизни.

— Потому что жизнь не стоит на месте. Все изменяется. А ты не собираешься меняться. Ты так и остался в юношеском возрасте. У тебя сын растет. Пора остепениться, — по лицу у матери потекли слезы.

— Прости меня. Я постараюсь, — выдавил из себя отец.

Отец сгреб мать в объятия. Они уединись в спальне, скрипел диван, мама громко охала и ахала. Тимур плохо понимал, почему ему сейчас надо сидеть одному в кроватке, тихо играя в паровозик. Затем в семье наступало короткое затишье. С утра в садик сына отводил отец. Так как у него не было, как правило, серьезной работы, вечером Тимура забирал тоже отец. Через пару дней все заканчивалось. Отец снова пропадал, у него начинались концерты, репетиции, гастроли. Мать снова впрягалась в свой сольный график: дом-работа-садик. В эти дни она часто скучала по папе.

— Мам, почему ты плачешь? — Тимур подходил к матери, клал ей голову на коленки.

— Мне очень грустно, сынок, — отвечала мать, вытирая слезы.

— Тебя кто-нибудь обидел? — не унимался сын.

— Нет. Просто в жизни как-то все не так, как мне хотелось. Я хотела другой судьбы.

— Когда я вырасту, я тебе помогу. Все нужное куплю. Ты не плачь. Погоди немного. Я все сумею.

— Спасибо, тебе сынок. Я знаю и верю в тебя. Я подожду. Ты мой герой и мой спаситель.

Они шли, обнявшись в спальню. Мама читала сказку про трех поросят. Тимур засыпал. Ему снились сны. Где он защищал маму от Змея-Горыныча, от злого волка и хитрых разбойников.

Так они жили вдвоем пару недель. Нельзя сказать, что счастливо, но спокойно. Потом появлялся отец, и привычный жизненный ритм нарушался. Он был пьяный, грязный и вонючий. Лез к Тимуру обниматься и целоваться, кололся жесткой щетиной. Сын вырывался и убегал в детскую комнату. Мать отца обстирывала, чистила и отмывала. Иногда они ходили гулять в парк или в Макдональдс втроем. Мать радовалась временной гармонии, а Тимур чувствовал себя не в своей тарелке. Не воспринимал он этого волосатого мужика своим родным человеком. Наверное, так оно и было.

В один из таких приходов отца мать нашла у него в кармане пакетик с белым порошком:

— Что это, Саша? — спросила мать.

— Дай сюда, — отец вырвал пакетик из рук матери, — не обращай внимания.

— Это наркотики?

— Нет, ты что! Я не наркоман, — возражал слегка испуганный отец.

— Тогда что это?

— Не задавай глупых вопросов. Я не обязан отчитываться перед тобой.

— Нет, постой. Если это наркотики, то я прошу тебя сюда их не приносить. Здесь не наркопритон. У меня здесь маленький ребенок, и мне ничего такого не нужно!

— Ты не понимаешь! Так все нормальные музыканты живут. Это нужно для того, чтобы расширилось сознание. Чтобы услышать тонкие струны вселенной. Мне надо раствориться в воздушном эфире мироздания.

— Это ты ничего не понимаешь. Ты прожигаешь свою жизнь. Ты ничего из себя не представляешь. Если у тебя пусто внутри, никакие наркотики или любые стимуляторы не помогут. Ты полное ничтожество! — крикнула мать.

— И кто мне это говорит? Серость и тусклость — вот твое имя! Ты ничего не смогла в жизни добиться! И ничего не добьешься! Тебе бы радоваться, что живешь со мной в одно время. Что я делю с тобой свою постель, — отец громко говорил и широко жестикулировал руками.

— Небольшая честь делить с тобой постель. Там, наверное, побывало больше шлюх, чем жителей в Московской области. Раньше я думала, что ты талантливый и перспективный музыкант. А теперь я вижу, как сильно заблуждалась! Если ты связал жизнь с наркотиками, уходи. Ты нам не нужен, — мать указала рукой на дверь.

— Не пожалеешь? Будешь локти кусать, но будет поздно. Извинись немедленно, и тогда я, быть может, тебя прощу.

— Никогда! Ты — ничтожество, и нам не нужен такой муж и отец, — непреклонно ответила мать.

— Ты нам не нужен. Уходи, — Тимур выскочил из своей комнаты, подбежал к отцу, начал колотить маленькими кулачками по коленке, обтянутой кожаными штанами.

— Убери своего сучёнка, — отец легко взял и отшвырнул Тимура в угол комнаты.

Тимур пролетел метров пять и ударился головой о стенку. Из носа пошла кровь. Мать кинулась к сыну, прикрывая от жестокого отца и вытирая Тимуру кровь платком.

— Уйди, прошу тебя, — кричала и плакала мать.

— Ну, как хотите, я думал, что у меня есть семья, а теперь вижу, что меня здесь не ждут. Небось завела какого-нибудь кобеля, потому и стала такая смелая. Но я не жадный, пускай пользуется.

— Какое-же ты ничтожество! Что я могла в тебе разглядеть? — мать гладила Тимура по голове.

— Еще раз тронешь мамку, я тебя убью, гадина! — прокричал Тимур.

— Весь в тебя, молокосос. Прощайте, — отец собрал вещи, взял чехол с гитарой, и громко хлопнул дверью.

В квартире наступила звенящая тишина. Мама тихо всхлипывала, Тимур молчал. Он так привык, что родители часто ссорятся, что не понял, что это была последняя ссора.

— Мам, ты не плачь. Все будет хорошо. Я с тобой, — Тимур обнял маму за плечи, потом пошел в ванную и сам умылся.

Мама еще какое-то время сидела на полу и тихо плакала. Отец больше не приходил. Музыкальной славы он так и не добился. Через общих знакомых, маме иногда сообщали, что видели отца сильно пьяным или под кайфом. Примерно через год пришло известие, что отец умер от передозировки. Мать звали на похороны, но она не пошла