Оглавление

5. 1. 1
   2. 2
   3. 3
   4. 4
   5. 5
   6. 6
   7. 7
   8. 8
   9. 9
   10. 10
   11. 11
   12. 12
   13. 13
   14. 14
   15. 15
   16. 16
   17. 17

Мальчик, который узнал…

Мороженое таяло предательски быстро, и Артёму приходилось то и дело поднимать стаканчик и присасываться к небольшой дырочке на его дне, чтобы не дать холодному лакомству сбежать — в лучшем случае на пальцы, делая их до невозможности липкими, в худшем — прямиком на одежду, что могло привести к очередной взбучке от матери.

Стояла середина июня, а температура на улице уже поднялась к тридцати градусам по Цельсию, и поэтому Артём вместе со своими друзьями прятался в парке, в тени деревьев. Их школьные каникулы начались пару недель назад, и большая часть одноклассников уже разъехалась: кто по лагерям, кто по деревням, дабы наслаждаться всеми прелестями летнего отдыха.

В их распоряжении были речки, пруды, озёра, а у кого-то даже и море, чтобы во время такой хорошей погоды беззаботно купаться, загорать и снова купаться. Заниматься в такую пору чем-то ещё даже не могло прийти в голову.

Но у оставшихся проводить своё лето в бетонно-асфальтовых лабиринтах детей таких возможностей почти не было. И оттого спасаться им приходилось в силу возможностей: тенью, мороженым и ледяной газировкой. Конечно, последние два пункта могли стать причиной ангины, о чем их не раз предупреждали взрослые, но кого это волнует в такую-то жару?

— Чем займёмся сегодня? — спросила Алина ни у кого-то конкретно, но у всех сразу, и самой себя, в том числе.

Она уже успела приговорить своё шоколадное эскимо и принялась за чипсы со вкусом сметаны и лука, запивая их напитком, некогда содержащим вещество, выделяемое из растений, что исторически жевали коренные жители западного побережья Южной Америки.

— А есть идеи? — отозвался Лёша, единственный сидевший не под деревом, а на нём: на первой ветке, растущей не так уж высоко от земли, чтобы на неё можно было без труда забраться, но и достаточно толстой, для того чтобы удобно расположиться на ней в позе ленивца.

— Пойдёмте по больнице полазаем, что ли, — предложил Артём, доедая свой сливочный стаканчик.

— Да что там делать? — подал голос Стас, который вообще почти что лежал, облокотившись головой о дерево и практически полностью надвинув кепку на своё лицо.

— Можно в прятки поиграть, — поддержала предложение Ксюша, вставая и отряхивая свои шорты. — Делать всё равно — не-че-го!

Друзья переглянулись и согласились.

Больница, про которую говорили ребята, была заброшенным девятиэтажным зданием на окраине парка, в котором они сейчас и находились. Когда-то по планам это здание действительно должно было стать больницей, но что-то пошло не так, и теперь это был просто серо-бетонный скелет, возвышающийся над местной зелёной окрестностью.

Такие заброшенки всегда привлекают внимание юного поколения. Для тех, кто помладше, — это интересная локация для игр, где можно носиться, орать и не мешать взрослым. Тем, кто постарше, — хорошее место, где можно выпить, покурить и изрисовать стены, да так, чтобы в процессе этих непотребств внезапно не помешали взрослые. Ну а бывает и так, что в подобных местах обитают и взрослые. Но они, к сожалению, вынуждены не сильно от хорошей жизни находить себе подобную крышу над головой.

В этой же больнице постоянно «прописанных» бомжей не наблюдалось. Мог переночевать один-другой залётный, да не более того. Потому в основном и выступала она как игровая площадка для юной поросли.

— Надо тогда обговорить все правила, — уже на подступах к зданию сказал Стас. — Во-первых, на верхние этажи я лезть боюсь, поэтому предлагаю выше пятого не прятаться…

— Труси-и-ишка! — тут же, перебив, поддразнила его Алина.

Но, по правде говоря, она сама побаивалась высоты, и потому на самом деле предложения Стаса всецело поддерживала.

Он же в ответ состроил ей многозначительную гримасу.

— Откуда тогда считать будем? — поинтересовался Артём.

— Наверное, у центральной лестницы на втором? — выдвинула своё предложение Ксюша.

За неимением альтернативных идей оно и было принято за оптимальное.

Друзья зашли в больницу с того места, которое должно было быть центральным входом, и замерли, прислушиваясь. Вообще, в такое время здесь вряд ли кого можно было встретить. Старшие приходили позже, и если не жгли костёр где-нибудь на первом этаже, то, как правило, сидели на крыше. Не то чтобы они представляли прямо-таки серьёзную опасность, но порой, со скуки, они могли погонять мелкотню и немного поиздеваться над ней. Поэтому по возможности с ними лишний раз лучше было не пересекаться.

Не услышав присутствия кого бы то ни было, кроме себя, ребятки спокойно поднялись на второй этаж, откуда и было решено начать игру.

— Как воду выбираем, на камень-ножницы? — поинтересовался в предвкушении Артём.

Он не просто так предложил пойти именно сюда, предполагая, чем, скорей всего, они станут заниматься.

Несмотря на то, что здание несостоявшейся больницы было достаточно большим, оно при этом оставалось весьма пустынным — укромных уголков здесь особо-то и не было. И все прятки, главным образом, сводились к тому, кто быстрее добежит до старта — водивший или обнаруженный им игрок. Главная тактика заключалась в том, чтобы в момент вашего обнаружения оказаться ближе к месту отсчёта, чем вода, ну и, конечно же, со всех сил «надавать на газ», чтобы только пятки сверкали.

Артём, как правило, не был хорош в подобных играх. Он не отличался задатками будущего спринтера и частенько проигрывал. Даже тогда, когда вроде бы и не должен был. Но сегодня у него был план: секретное место, которое ему удалось обнаружить втайне от других. И если всё пройдёт как задумано — его даже не смогут найти!

— Да, давайте так.

Алина сошлась в битве со Стасом и одержала победу ножницами против его бумаги. Ксюша с Артёмом сперва оба выбрали камни; на втором заходе Ксения решила сделать ставку на ножницы, посчитав, что её друг не будет два раза подряд выбирать камень, и что её ждёт либо победа, либо ничья. В этом и был просчёт: выбросив камень второй раз подряд, Артём взял верх.

Так как ребят было пятеро, Алексею предстояла схватка с уже проигравшими, предоставляя им шанс избежать участи быть водой. Раунд, состоявшийся между Ксюшей и Стасом, оказался за последним, и потому Лёше предстояло разыграть позицию водящего со своей подругой.

В первый заход оба выбросили ножницы. Ксюша прищурилась: сегодня ей уже доводилось быть в похожей ситуации. Так какой ей стоит сделать выбор, чтобы на этот раз не оказаться проигравшей? Она решила рискнуть и вновь выбрала ножницы. Но, как оказалось, что Лёша сделал абсолютно то же самое!

Теперь они оба буравили друг друга взглядом, как бы пытаясь понять, что творится в голове у оппонента и какой следующий шаг он предпримет. Напряжение нарастало. Ни один не хотел уступать другому. Это было дело принципа! Дело чести!

Но, разумеется, не всерьёз, а в дружескую шутку. В том-то и прелесть детских забав, что в них можно гиперболизировать самые простые вещи, чтобы сделать их более увлекательными.

Их руки со сжатыми на изготовку кулаками поднялись во взмахе один раз, затем второй и, наконец, на третий…!

Лёша продолжал крепко сжимать свой кулак, в то время как ладонь Ксении была раскрыта, символизируя бумагу. Победитель был определён.

Алексею оставалось лишь вздохнуть, отвернуться к стене и начать свой отсчёт.

План Артёма был прост — пару конов он сыграет, как обычно, а уже затем воспользуется своим припрятанным в рукаве тузом. Главное самому было не успеть за это время стать водящим, потому как на данной должности он мог и подзадержаться.

Но судьба к нему сегодня была благосклонна, и он успешно избегал данной участи.

К четвёртому раунду водящей стала Алина, и это было подходящее время для воплощения задуманного.

Она стояла, прижавшись головой к предплечью своей руки, облокотившуюся на стену, и громко вела отсчёт. Артём выждал, когда его друзья потеряются из виду, и аккуратными шагами, стараясь не издавать лишнего шума, направился в сторону своего секретного места.

Оно находилось на первом этаже, у западной лестницы, прямиком напротив галереи центрального коридора. Это расположение позволяло не только укрыться от глаз водящего, но ещё и удобно вести наблюдение. Лестничный пролёт, ведущий в подвал, в том месте обвалился, открыв тем самым небольшую нишу между полом первого этажа и потолком подвальных помещений.

Скорей всего, в изначальной планировке подобная полость имела какое-то своё техническое предназначение, но, разделив судьбу всего строения в целом, так и осталась нереализованной.

Подойдя к этому месту, Артём присел на корточки, спиной к обвалившейся лестнице, и опёрся на руки. Ему было необходимо, удерживая на них свой вес, сперва завести ноги в пустое пространство под ним, а затем уже и занырнуть туда целиком. О чём он позаботился заблаговременно — так это устроить там себе настил из старых картонных коробок. Лежать на холодной бетонной плите, даже в такую жару, сомнительное удовольствие, а так он мог наслаждаться своим укрытием в полном комфорте.

Будь Артём чуть старше или плотнее, ему б уже не удалось воспользоваться этим местом, но, будучи субтильным двенадцатилетним мальчонкой, он как раз аккурат мог разместиться в этой нише. Был ли его этот ход честным с точки зрения игры, как вопрос, оставался открытым. Прятаться можно было с первого по пятый этаж, и, по его мнению, он оговорённую зону не покидал. А чтобы его друзья могли это оспорить, им для начала требовалось его найти. Таковым являлся его коварный план. На что только не пойдёшь ради победы.

Устроившись поудобнее, Артём положил голову на сложенные перед собой руки, как на подушку, и стал наблюдать.

— Артём, это уже не смешно! — крикнула Ксюша и притопнула ногой.

Последние минут двадцать друзья пытались дозваться до мальчика. К этому моменту они уже устали и больше не играли. Но их товарищ так и не объявлялся.

— Слушайте, может, он вообще уже ушёл? — выдвинул своё предположение Стас. — А мы, как дурачьё, его ищем.

— С чего ему уходить во время игры, не сказав ни слова? — Ксюше такой поступок казался абсолютной, невозможной глупостью.

— Я вроде как слышал, что Паша, уезжая в лагерь, оставил ему свою «Сегу» со всеми картриджами.

— Кто тебе это сказал?

Лёша только пожал плечами. На самом деле, он слышал это от самого Паши, когда лично просил, чтобы он оставил приставку ему. На это Павел ответил, что уже обещал оставить её Артёму. Когда же Лёша пришёл к Артёму, чтобы поиграть с ним вместе, тот ответил, что, во-первых, Паша ему ничего не оставлял, а во-вторых — не просил он у него приставку никогда.

Алексей для себя решил, что Артём просто-напросто жмотяра, не желающий делиться ещё и не своей приставкой.

А правда заключалась в том, что Паша никому её никогда не давал и не собирался давать. Потому и наврал Лёше, чтобы тот от него отстал.

— Уже поздно, мне домой пора возвращаться, — Стас демонстративно постучал пальцем по циферблату своих часов.

Они были его личной гордостью: настоящие, водонепроницаемые, противоударные, командирские часы, подаренные ему отцом на день рождения. Ничто так не отличает ещё зелёного юнца от уже начавшего взрослеть юноши, как наличие у него хорошего перочинного ножа в кармане и прекрасных, отлично ходящих часов на руках. И последним он уже обладал.

— Значит, мы просто возьмём и уйдём?

— Ну а что ты ещё предлагаешь?

Друзья лишь переглянулись.

— Если ты же ушёл, то ты дурак, и мы обиделись! А если ты тут и слышишь нас, то ты тем более дурак, и я с тобой больше не дружу! — В последний раз в гневе выкрикнула Алина.

Понимая, что уже больше ничего они сделать не могут, друзья отправились по домам.

***

Артём преспокойно посапывал в своём укрытии, даже не подозревая о том, что друзья, не докричавшись его, просто-напросто ушли. Мог ли он ожидать, что его убежище окажется настолько эффективным? Разве что только надеяться на это. Конечно, в данном случае сыграл фактор того, что ребятам приходилось осматривать достаточно большую площадь в поисках друг друга, и то, что подходить к обвалившимся участкам они всё же побаивались. Не говоря уже о том, что Артём прятался там, где, в их понимании, прятаться, наверное, было уже и нельзя. Оттого искать в прямом смысле — под своими ногами — они не соизволили.

Но факт оставался фактом: в этот изнурительно жаркий летний день, ещё и неплохо побегав, оказавшись в горизонтальном положении в приятной прохладе, Артёма достаточно быстро и незаметно для него самого сморило.

Сколько он успел увидеть снов, что ему там приснилось — остаётся только догадываться. И когда багряный солнечный диск едва лишь коснулся линии горизонта, Артём, с зевком и причмокивая, попытался потянуться, освобождаясь от сладких объятий Морфея, то ему это не удалось: руки очень быстро упёрлись в окружавшие его бетонные плиты.

В первые мгновения мальчик даже не понял, что происходит, и стал лениво разлеплять, для начала, свой левый глаз. Правый же распахнулся мгновенно и на всю ширину, как только осознание достигло Артёма.

— Да бли-и-и-и-ин, — промямлил он с зевком.

Такой поворот событий никак не входил в его планы. Разумеется, он догадался, что его не нашли. Но какой смысл быть ненайденным, если потом, к уже сдавшимся противникам, нельзя выйти ликующим победителям?

Понять, что уже начало темнеть, было несложно, а если родители вернутся с работы и обнаружат, что его ещё нет дома, влететь могло по первое число. Он перевернулся на спину и уже было хотел вытащить руки из укрытия, чтобы начать выбираться, как неожиданно замер: до его слуха донеслись голоса. Их было несколько, и принадлежали они явно не его друзьям.

Сменив положение, Артём стал осматриваться из своего укрытия: впереди, в центральном холле, были люди.

Он увидел троих мужчин. На вид — абсолютно обычных, каких можно встретить на любой улице в любое время. Один из них сидел на ступеньках центральной лестницы и, судя по всему, курил папиросу; двое других стояли рядом и, насколько он мог судить, вели диалог. Говорили они не очень громко, оттого Артём мог разобрать только отдельные слова.

Его сердце забилось чуть чаще. Если бы он наткнулся на старших ребят со школы, это могло бы быть неприятно, но всё же терпимо. Да и их появление здесь не было бы чем-то удивительным. А вот трое взрослых? Что они вообще здесь делают?

Родители всегда учат своих чад не общаться с незнакомцами. Потому что кто знает, что за незнакомец вам попадётся и чем вам эта встреча с ним может обернуться в конечном итоге. Это абсолютно нормальное предостережение в современном мире. Ведь лучше даже слегка переборщить с безопасностью, чем пострадать от её недостатка.

Потому, увидев трёх незнакомых мужчин вечером, да ещё и в заброшенном здании, Артём догадался, что, вероятно, оказался не в самой благоприятной ситуации. Единственным его преимуществом сейчас являлось то, что о его присутствии никто не догадывался. Можно, конечно, было попробовать выбраться незаметно, сигануть в окно и притопить что есть мочи. Но если в процессе такого побега его заметят и бросятся следом, успеет ли он добежать до улицы с прохожими, к которым можно обратиться за помощью, до того, как его нагонят? В этом Артём не был уверен и проверять на деле не имел никакого желания.

Значит, ему оставалось ждать. Будет вполне достаточно, если эти мужики решат подняться выше, тогда можно попробовать воспользоваться моментом и ускользнуть незамеченным. Не так хорошо, если они вообще просто уйдут, но в любом случае не будут же они тут торчать вечно?

Пока Артём размышлял над сложившейся ситуацией, в холле появился четвёртый мужчина. Одет он был в классический костюм «двойку», при рубашке и галстуке и сразу производил впечатление, по представлениям мальчика, серьёзного человека, наподобие их школьного директора или, может даже, его собственного отца.

Стараясь почти не дышать, Артём стал наблюдать и прислушиваться.

— Пётр Алексеевич, — курящий на ступеньках поднялся для приветствия. — Рад, что вы пришли.

— Ваше приглашение было весьма… заманчиво, — кивнул в ответ мужчина в костюме.

Он остановился в нескольких шагах от ждавшей его троицы и явно не считал нужным обмениваться с ними рукопожатиями.

— Так и есть, так и есть, — рассмеялся «первый», — поверьте, я не стал бы беспокоить по пустякам столь уважаемого человека.

— Тогда давай сразу перейдём к сути?

— Конечно, конечно! Видите ли, так получилось, что у меня на руках оказались… Скажем так, лишние кристаллы. И я подумал, почему бы не предложить их Вам. Чуть ниже обычной, официальной стоимости, разумеется.

На какое-то время повисла тишина. Мужчина в костюме как будто бы въедался взглядом в своего собеседника.

— Я даже догадываюсь, у кого ты их украл, — в итоге произнёс он. — И если это так, то то, что ты ещё жив, всего лишь на всего нелепая удача.

— Что вы, Пётр Алексеевич! Это всё моё, честно нажитое непосильным трудом! Просто деньги нужны очень и срочно. Вот и приходится, так сказать, действовать по ситуации.

«Первый» широко улыбался, как бы всем своим видом демонстрируя чистоту собственных помыслов и искренность. Улыбки же его партнёров, скорее, осведомляли о его великолепной актёрской игре, которой разве что только они и мешали.

— Ладно, показывай, — сдался мужчина в костюме.

В ответ «первый» кивнул одному из своих напарников, и тот передал ему сумку, похожую на торбу. Вытащив что-то из неё, он бросил это в сторону своего собеседника, который ловко поймал левой рукой летящий в него предмет.

— Быть не может! — не стал скрывать своего удивления мужчина. — Какой он концентрации?

— Признаться честно, не могу ответить на этот вопрос. Но подозреваю, что одной из наивысших из вообще возможных. Можете опробовать, но…

Не успел «первый» договорить, как собеседник в костюме, до этого момента разглядывавший ярко-красный кристалл, зажатый в его пальцах, с силой сжал его в кулаке и раздавил.

Естественно, Артём не видел ни сам кристалл, ни его цвета. Да и диалог мужчин разобрал далеко не весь. Но когда «второй» сдавил что-то в своём левом кулаке, мальчик ошеломлённо наблюдал, как руку мужчины охватило бледно-красное сияние. Оно было похоже на бархатное марево, словно пробивающийся сквозь туман свет слабых габаритных огней. И, просуществовав несколько мгновений, этот таинственный свет растаял без следа.

Артём только и успел, что закрыть ладонями себе рот, чтобы не воскликнуть от удивления.

— Это невероятно! — мужчина в костюме растерял всю свою деловитость и отстранённость. — И они все такие?

— Все, до единого. Высший сорт, стоящий каждой копеечки.

— Нет, это точно надо опробовать… А ну-ка, — человек в костюме поднял свою правую руку и направил её в сторону одного из приспешников своего собеседника.

Его пальцы были сложены так, как обычно эмитируют наличие пистолета в руке — средний с указательным смотрели вперёд, безымянный с мизинцем прижаты к ладони, а большой возвышался в чуть согнутом положении, исполняя роль взведённого курка.

Прогремел выстрел.

Нет, разумеется, никакого звука выстрела не было. Артём просто увидел, как кисть мужчины в костюме чуть дёрнулась вверх, подражая отдаче при совершении стрельбы. Ему доводилось видеть не раз такое, ведь и он с друзьями, бывало, баловался подобными шуточными перестрелками.

Но то, что случилось сейчас, заставило всё его нутро сжаться и задрожать. Он зубами вцепился в собственный палец и прикусил его с такой силой, что во рту появился железистый привкус крови. Голова закружилась; в глазах потемнело; а в ушах, словно забитых ватой, стоял лишь неразборчивый шум. Низ живота у самого паха сжимало мелкой судорогой, а по ногам стало растекаться предательское тепло, как знак капитуляции плоти перед естественными страхами.

Артём видел, будто бы в замедленной съёмке, как обезглавленное тело, только что совершенно живого человека, медленно, как бы никуда не спеша, падает на холодный серый бетон. Кровь, казалось, была повсюду. Единственное, на что у мальчика хватило моральных сил — забиться в самый угол своего укрытия, сжаться комочком и молиться. Молиться, чтобы всё это оказалось лишь снящимся ему кошмаром…

— Ну, Пётр Алексеевич!

Все трое оставшихся мужчин были ошарашены произошедшим. Такого эффекта не ожидал ни один из них.

— Прости, я не думал… — мужчина в костюме переводил взгляд с собственной руки на окровавленное тело перед ним и обратно. — Но это… Ух… Действительно впечатляет. Надеюсь, он не был вам близким другом?

— Вообще-то, был! — покачал головой «первый». — Знаете, как прискорбно терять товарищей, да и ещё в такой нелепой ситуации? Но вот именно поэтому я предпочитаю заниматься делами в местах, где подобные эксцессы не наделают много шума.

— Я достойно компенсирую вашу утрату, не сомневайтесь. Но сколько кристаллов есть вообще? Это что-то за гранью воображения!

— Где-то на тысячу часов с лишним. И я так понимаю, мы договорились?

— Ты шутишь? Конечно, договорились, чёрт меня подери!

— Хорошо, давайте тогда сначала здесь немного приберёмся, негоже оставлять всё в таком виде. И предупреждаю, «отходняк» потом будет не менее впечатляющий. Хотя, учитывая ваши собственные силы, может, и полегче. Но моих ребят, кто пробовал, ломало потом серьёзно.

— Это я и сам понимаю. Знаешь, мне бы, наверное, пригодился такой человек, как ты. Что думаешь?

— Думаю, это можно обсудить, но сперва закроем нашу первоначальную сделку, — довольно улыбался «первый».

Всё прошло, как он и планировал, и даже ещё лучше. А что касалось крови товарища, забрызгавшей его белоснежную рубашку, — они знали, какими делами и с кем занимаются, и не имели иллюзий по поводу того, чем это может закончиться для каждого из них. Уже успев перейти дорогу действительно «не тем людям», так у них появлялся хотя бы призрачный шанс на обеспечение себя защитой.

***

Марина Викторовна вернулась домой с работы где-то в начале девятого. Несколько раз позвонив в дверь и не дождавшись, что сыночка соблаговолит открыть, ей пришлось искать ключи в сумке, которая и так была плотно забита продуктами.

— Артём!

В квартире было тихо и темно. Мать мальчика уже догадалась, что его ещё нет дома, но решила попробовать позвать, чтобы убедиться окончательно.

— Ну вот кто-то догуляется сегодня, — самой себе под нос констатировала женщина.

Конечно, она делала скидку на то, что сейчас летние каникулы, и, вкушая эту пьянящую свободу, дети могут просто не замечать, как летит время, но совсем уж распоясываться своему чаду она позволить тоже не могла.

Свой нагоняй от неё Артём ещё получит. А сейчас требовалось заняться ужином.

Когда стрелки часов синхронно указали строго на запад, а её родимый сынуля всё ещё не объявился на пороге дома, Марина Викторовна, громко цокнув языком, подошла к телефону, висящему в прихожей, и начала перебирать записную книжку.

В первую очередь стоило позвонить Алине. Они с Артёмом дружили ещё с детского сада, что порой заставляло их родителей подшучивать, мол, жених и невеста растут. Правда, чем старше дети становились, тем сильнее их подобные шуточки смущали и, наверное, немного злили. Хотя, когда они были совсем ещё юны, то с подобным наречением сами охотно соглашались. Кто знает, может, ещё через лет десять они снова с радостью будут себя так именовать.

Марина Викторовна нашла нужный номер и ловким движением пальца крутанула телефонный диск необходимое количество раз.

— Алло?

— Света, привет, это Марина, Артёма мама. Мой там не у вас сейчас случайно?

— Привет, Марин. Нет, не заходил к нам сегодня. Гулять они ходили, но Алина вернулась одна, позвать её?

— Да, позови, пожалуйста.

— Алина! — раздался громоподобный окрик Светланы Георгиевны, на который тут же прибежала девочка. — Тётя Марина, поговори.

Алина взяла протянутую трубку с лёгким недоумением. Что могло от неё понадобиться в такой час маме Артёма? Да и на него она была сильно обижена. Может, через пару дней она и поостынет, но сейчас он должен был либо извиниться перед ней стоя на коленях за фактически предательский поступок, или отхватить от неё парочку синяков, а затем опять-таки извиниться перед ней на коленях.

— Да?

— Алиночка, здравствуй, дорогая, ты не знаешь, где мой обалдуй шляется?

— Здравствуйте, тёть-Марин. Мы гуляли сегодня днём вместе, но потом он от нас сбежал. Мы подумали, что домой.

— Может, он у кого-то из ребят? Когда вы расстались?

— Я не знаю, мы… — Алина почувствовала какой-то неприятный укол.

Они поверили, будто бы Артём убежал, чтобы в одиночку поиграть в Пашину приставку. Это, конечно, было не очень на него похоже, да и зачем бы ему тогда вообще было идти с ними гулять? Проще остаться дома. Но в тот момент теория Лёши показалась здравой. А сейчас…

— Мы играли в прятки, — девочка виновато посмотрела на стоящую рядом мать, понимая, что последует за её признанием, — в «больнице», у парка. Мы не смогли его найти, а когда закончили играть и пытались его дозваться, он так не вышел. Поэтому и подумали, что он домой ушёл.

Марина Викторовна почувствовала, как у неё начали подкашиваться ноги. Пропал в заброшенной, недостроенной больнице, к которой ему, кстати, приближаться запрещено. Её воображение в мгновение создало слишком много, слишком красочных образов того, что могло случиться.

— Алина, зайка, ты уверена, что он не пошёл к кому-нибудь из ребят? — спросила она уже начинавшим подрагивать голосом.

Девочка на секунду задумалась, но тут же с уверенностью ответила:

— Да нет, мы там все были, кто в городе остался. Я, — стала перечислять Алина, зачем-то загибая пальцы на свободной руке, — Ксюша, Стас и Лёша.

Девочка ещё не понимала, что её ответ означал для матери Артёма, но она смогла считать испуганный взгляд, появившийся в глазах собственной матери. Что-то было не так, что-то было неправильно. Тревога подступила незаметно, но уже крепко сжимала за руку Алину.

— Хорошо, понятно. Спасибо тебе. — Марина Викторовна повесила трубку и застыла.

Она чувствовала, как каждый удар сердца отдаётся в её висках. Надо было что-то делать, но она не могла сообразить что. Звонить в милицию? Бежать к этой злосчастной больнице? Да ещё и муж, как назло, на «сутках».

Резкий треск дверного звонка вырвал женщину из оцепенения. Она бросилась к двери и сразу, даже не глядя в глазок, стремительным движением отперла замок и распахнула её настежь. Сердце, только что колотившееся так, словно желавшее переломать собственные рёбра, замерло. Он стоял на пороге, её сын. Помятый, испачканный, с красными заплаканными глазами и очень странным взглядом в них. Но в это мгновение Марина Викторовна не обратила на это внимания и не почувствовала лёгкий запах аммиака, а лишь без слов крепко-накрепко прижала его к своей груди, чувствуя, как по щекам потекли слёзы облегчения.

***

— А потом ты дождался, когда они уйдут, и сразу побежал домой?

— Да.

Артём сидел за столом, закутанный в большое махровое полотенце, с кружкой горячего молока перед ним. Он вроде как уже начинал понемногу приходить в себя, но человек в милицейской форме напротив него, в то же время, вызывал лёгкое волнение и некоторое смущение. У него был тяжёлый, уставший взгляд и какая-то абсолютно непроницаемая серьёзность. Ещё с утра Артём был уверен, что самые страшные взрослые — это их школьный «завуч» и, конечно, сам директор. События же сегодняшнего вечера, к сожалению для него самого, раздвинули границы в этом вопросе.

— Марина Викторовна, читайте, проверяйте. Внизу дата с подписью, — милиционер пододвинул листок с ручкой женщине, а сам встал из-за стола и шепнул что-то на ухо стоящему в штатском коллеге.

Второй в ответ лишь слегка кивнул.

— Вот, пожалуйста, — мать Артёма внимательно прочла всё записанное сотрудником правоохранительных органов.

Изложенное было в точности тем же самым, что сын рассказал ей, едва вернувшись домой. Слово в слово — то, как он стал свидетелем убийства.

— Хорошо, тогда одевайтесь и поедем на место возможного происшествия, мы вас внизу подождём.

— Как, сейчас? — успела сперва удивиться Марина Викторовна, но тут же осознала глупость своего вопроса.

Вся ситуация была для неё из разряда невозможных и выбила женщину из привычной колеи.

— Сейчас, конечно, когда ж ещё, — ответил мужчина в форме и вместе со вторым в штатском покинул квартиру.

— Артём, бегом тогда допивай своё молоко и одевайся!

— Мам…

— Да, малыш?

— Если есть люди, которые могут вот так просто убить пальцем, как защититься от них?

Такого вопроса она услышать никак не ожидала. И не представляла, что можно на него ответить. А Артём, как будто и не собирался получать ответ, залпом опрокинул кружку с молоком и пошёл в свою комнату одеваться.

***

Когда милицейский УАЗик подъехал к зданию «больницы», ночь уже окончательно вступила в свои права. Тёмный, возвышающийся силуэт здания показался Артёму, как никогда, зловещим. Ещё совсем недавно он хотел оказаться от этого места настолько далеко, насколько это вообще возможно, но в итоге был вынужден вернуться сюда.

Да, сейчас он был не один. С ним были взрослые. И что ещё более важно — это были милиционеры, с оружием, которые могли в случае опасности защитить, но… Но стоило сделать только всего один шаг, чтобы понять, что дрожь в коленках никуда не ушла, а страх всё ещё сжимает своей ледяной хваткой.

А когда они вошли в здание с включёнными фонариками, и эхо их шагов со звоном отражалось от пустых стен, мальчику пришлось с силой сжать руку матери, за которую он её держал, чтобы не потерять последние толики самообладания. Марина Викторовна, конечно, это почувствовала и прекрасно понимала. Ей самой было достаточно жутковато, но она лишь погладила сына по голове, сказав, что всё будет хорошо.

Артём ещё раз пересказал события, которые приключились с ним сегодняшним вечером, но теперь непосредственно показывая, где и как всё это происходило. Он мог описать произошедшее без малейшей ошибки, как будто воспроизводя записанную в голове киноплёнку: настолько всё отпечаталось в его сознании. Милиционеры слушали внимательно, не перебивая, только иногда задавая уточняющие вопросы.

Осматривая место, где, со слов ребёнка, произошло убийство, один из оперативников осветил фонарём потолок и, заметив на нём пятна, указал на них своему коллеге. Тот, в свою очередь, продемонстрировал точно такие же на стене, чуть поодаль.

— Марина Викторовна, пойдёмте, я попрошу водителя отвести вас домой. Нам, видимо, тут придётся задержаться, — обратился к ней сотрудник, который был в форме и брал показания у них дома.

— Так значит, это правда? — полушёпотом, прижимая ладонь к губам, испуганно спросила мать мальчика.

Где-то в глубине души ей хотелось, чтобы Артём просто-напросто выдумал всю эту историю. Или чтобы она ему приснилась, а он спутал сон с явью.

Мальчику же такой вопрос матери показался странным и даже немного обидным: неужели она не верит ему?

— По всей видимости. Тела-то, конечно, нет, но брызги крови имеются, вроде свежие. Вызовем криминалистов, посмотрим, что они скажут.

— А нам теперь что?

— Пока ничего. Если что-то понадобится — свяжемся. Но сами понимаете, дело-то такое намечается, не самое перспективное. Ни тела, ни орудия преступления, мы, конечно, отработаем как положено, но…

— Так не было оружия! — резко перебил говорящего милиционера Артём.

Каждый раз, рассказывая произошедшее, он отдельно подчёркивал и акцентировал внимание на том, что в руках производящего «выстрел» мужчины в костюме не было ничего! И он считал это самым важным во всём случившемся! Они его что, совсем не слушают?

— Не хотел бы я оказаться в мире, где один человек может снести голову другому только своим пальцем, — вроде как попытался отшутиться милиционер, но вышло у него это корявенько.

Не привык он в своей работе иметь дело с детьми, да ещё когда это касается убийства.

— Мы не всегда всё видим. А иногда и то, что видим, совсем не то, чем оно кажется.

— То есть вы мне всё же не верите, — насупился Артём.

— Я верю, что ты говоришь правду, — они уже подошли к машине, и мужчина, положив руку мальчику на плечо, внимательно посмотрел ему в глаза. — Ты правильно поступил, что сразу всё рассказал. Это мужской поступок. Спасибо тебе. А сейчас полезай в машину, я ещё кое-что твоей маме скажу, и вы поедете домой.

Мальчик только кивнул и залез на пассажирское сиденье. Спорить сейчас у него просто не было сил.

— Марина Викторовна, тут, разумеется, дело в первую очередь ваше, но я бы мальчика к врачу сводил в обязательном порядке. Такое и у взрослого, бывает, без последствий не проходит, а он ещё ребёнок совсем, впечатлительный. Видел я мужиков здоровых, после «горячих точек», чуть контуженых, скажем так, и вот взгляд у них такой же был, как у вашего Артёма сейчас.

— Да, спасибо, я понимаю.

— Хорошо, тогда езжайте. Как что-то будет ясно, мы повесточку пришлём. Всего доброго.

— До свидания.

Марина Викторовна села в машину к сыну и обняла его. Она очень сильно старалась не заплакать.

***

Артём ёрзал, сидя на стуле, не находя себе места. В нём начинала закипать ярость.

— Вы меня совсем не слушаете. И не верите, совсем.

— А ты не думаешь, что здесь вопрос на самом деле не в вере? — доктор говорил совершенно спокойным, мягким голосом, и это почему-то только усиливало раздражение мальчика.

— А в чём же?

— В первую очередь — в страхе. В том, что он может оказаться достаточно сильным, чтобы управлять нами. Бояться чего-то — нормально и естественно. Но когда мы начинаем подчиняться нашим страхам, вот именно тогда появляются проблемы.

— Да не говорю я, что боюсь!

— Но твоя мама сказала, что ты уже несколько раз кричал во сне.

Артём покосился взглядом на родителей, сидевших сейчас на кушетке возле выхода из кабинета.

— Я это не помню.

— То есть это мама говорит неправду?

— Нет! Такого я тоже не говорил! Чего вы от меня хотите? — кулаки мальчика с силой сжимались, но он этого даже не замечал.

— Не знаю, а чего хочешь ты?

Этот вопрос казался уже каким-то абсолютным, вопиющим издевательством. Прошло уже несколько дней, как Артём стал свидетелем разыгравшейся на его глазах трагедии. Он прекрасно понимал, что он видел и что это всё означало, но, к его великому удивлению, те, с кем он делился этой историей, совершенно не воспринимали его всерьёз.

— Хочу понять, как можно так взрывать людям головы на расстоянии и как от этого защититься! — его голос сорвался на крик, и он с силой стукнул кулаками по собственным коленкам, да так, что они ощутимо заболели.

Марина Викторовна в испуге прикрыла рот рукой, а её супруг, Дмитрий Васильевич, крепче прижал её к себе. Им было тяжело видеть сына в таком состоянии. Пускай порой и непоседливым, но он всегда был добрым и отзывчивым мальчиком, со светлым взглядом. Но после случившегося в нём появилось что-то нехорошее. Провоцирующее агрессию и истерики. Единственное, чего они хотели, — помочь ему пережить полученную травму и вновь стать нормальным.

Доктор же, казалось, вообще никак не среагировал на срыв Артёма. Лишь задумался на пару мгновений, поправил очки и сказал:

— Ну хорошо, я понимаю. Подождите тогда в коридоре, а я пока переговорю минутку с твоими родителями. Договорились?

Сердце Артёма сейчас бешено колотилось, и он понимал, что только пересёк какую-то невидимую черту — ту, которую пересекать не стоило. Но, глядя в спокойные глаза врача, даже, наверное, добрые, он испытал лёгкий укол стыда. Всё, что ему оставалось, это кивнуть и выйти из кабинета.

Врач, в свою очередь, не стал тянуть и сразу перешёл к делу.

— Не сказал бы, что всё совсем плохо, но расстройство действительно имеет место быть. И, думаю, лучше всего будет лечь на стационар. Сейчас как раз лето, есть время до учебного года, мальчик будет непосредственно под присмотром, сможет поработать с психологами. Возможно, обойдёмся без медикаментозного вмешательства, но зависеть это будет в первую очередь от его вспышек агрессии.

***

Алина шла в школу и пинала ногой опавшие, пожелтевшие листья клёна. Это утро должно было начаться с двух уроков алгебры, что не вызывало у неё абсолютно никакого энтузиазма, хуже, разве что, могла быть только геометрия. Но деваться было некуда, поэтому она продолжала брести в сторону школьных ворот, у которых уже толпилось довольно немало народу.

Пока она плелась, её успели обогнать несколько одноклассников и парочка знакомых с параллельных классов. На их приветствия она вяло махала рукой и что-то мямлила себе под нос. Растормошить Алину в таком состоянии могли разве что члены её «банды», которые сейчас уже наверняка дожидались подругу где-то у ворот.

Первой она заметила Ксюшу, точнее, её портфель с приделанными на него значками. Рядом с ней стоял Лёша и…

Глаза Алины распахнулись во всю ширь, а сердце неистово заколотилось. Она рванула с места что есть сил, перепугав проходящих рядом других учеников.

— Артё-ё-ё-ём! — разлетелся её звонкий голос на весь двор.

А он, завидев её, широко улыбнулся и развёл руки в стороны, готовый ловить свою подругу. Алина влетела в Артёма почти не тормозя, да так, что он был вынужден сделать несколько шагов назад, чтобы не потерять равновесие. По их меркам, они не виделись целую вечность, и ничто красноречивей крепости их объятий не могло передать радости, наполнявшей сейчас сердца друзей.

— Где ты был? Когда вернулся? Мама с тётей Мариной говорили, что ты заболел и тебя увезли лечиться. Почему не звонил? — тараторила Алина чуть ли не со слезами на глазах.

Она не видела Артёма с того самого дня, как он исчез во время их игры в прятки. Ей ничего толком не объясняли, а лишь сказали, что Артём вернётся, когда будет полностью здоров.

И наконец этот день настал.

— Эй, жених да невеста, мы так на урок опоздаем! — не смог удержаться от шуточек Стас.

Он, как и все, тоже был рад возвращению Артёму.

— Но ты и правда должен нам всё рассказать!

— Да было б там что рассказывать, — отмахнулся Артём, наконец выпуская из объятий Алину. — Больница — не самое интересное место.

— Всё равно! Я лично в больнице никогда не лежала, — присоединилась Ксюша. — К сестре только один раз ходила, когда она руку сломала. Но это же другое!

— Ладно, ладно, расскажу, — улыбнулся её Артём.

— А операцию-то тебе не делали? Скальпелем не резали? — с прищуром, но абсолютно искренне поинтересовался Алексей.

— Фу, Лёша, — наморщила нос Алина. — Вечно тебя гадости интересуют!

— А что такого-то?

Раздался первый звонок, и ребята ахнули, понимая, что если не поторопятся, то получат замечания от учителя, и заторопились в школу.

Только Артём подзадержался, глядя на спины бегущих, смеющихся товарищей. Всего на мгновение, но улыбка на его лице померкла, словно затянулась тенью, а взгляд стал пустым.

Его друзья остались такими же, какими он их помнил. Как, собственно, и всё вокруг. Для них в этом мире ничего не изменилось. Те же радости и те же печали. Переживания по поводу несделанной домашки и оценок. Страхи перед строгими учителями и обсуждения — какие булочки вкуснее в столовой.

Этот привычный мир, который когда-то был и его, но теперь ставший совершенно чужим…

Но Артём за это лето успел усвоить для себя главное — чтобы выжить, надо притворяться. И быть в глазах других тем, кого они и ожидают увидеть. Это теперь он и будет делать. Только так он сможет обезопасить себя. И только так он в итоге сможет найти ответы на те вопросы, которые в его жизни действительно стали важными.

Тень испарилась с лица так же быстро, как и появилась, и мальчик, радостно улыбаясь, поспешил за своими друзьями.

Приворот

— Катя!

— Нет, ну ты погляди на неё.

— Е-ка-те-ри-на!

Собственное имя болезненным уколом вошло в ухо к девушке, но всё же тем самым возвращая её в реальность.

— Ой, девочки, что-то я задумалась, — извиняющимся тоном пролепетала она, глядя на уже успевших насупиться на неё подруг.

— О Пашке небось замечталась!

— Сколько можно по нему сохнуть-то?

— Да пойдёмте уже!

— Что? Я? Нет! Просто… — начала было оправдываться, краснея, Катя, но её одногруппницы, весело гогоча, уже направились к выходу из кафетерия. И ждать, покуда в очередной раз витающая в облаках Екатерина соизволит вернуться в бренный мир, они больше не намеревались.

— Ну, меня подождите! — девушка впопыхах схватила свою сумку и бросилась догонять подруг.

Угадать им, правда, особого труда и не стоило: Катины грёзы, как правило, почти всегда были о нём самом — человеке, который давно занял главенствующее место в её сердечке — Павле Зарубине.

Они учились вместе с пятого класса, а примерно с восьмого она начала замечать, что её взгляд на нём задерживается чуть дольше, чем на остальных мальчиках. К десятому — порхающие в животе бабочки стали очевидны настолько, что Екатерине пришлось сознаваться самой себе: она и впрямь влюбилась. Что, правда, делать с этим замечательным открытием, приложить ума она никак не могла: во-первых, природная скромность не позволила бы ей самой, первой, проявить инициативу, а во-вторых, несмотря на то, что столько лет они проучились вместе, фактически нельзя было сказать, что они так уж и общались.

У него была своя «тусовка», состоящая в основном из парней, с которыми он вместе проводил свободное время, ну а она… Она, как правило, после уроков спешила либо на дополнительные занятия, либо в музыкальную школу, потому как с десяти лет познавала искусство владения таким духовым инструментом, как фагот. Кто-то мог бы сказать, что это достаточно специфический выбор для девушки, но когда Екатерина в первый раз увидела это творение музыкальных мастеров, то сразу же решила, что если она на чём и будет играть, то именно на нём.

Её родители рассматривали занятия музыкой как дополнительные, общеразвивающие, и не ставили перед собой целей вырастить из дочери профессионального музыканта, потому спокойно отнеслись к такому её выбору инструмента.

Но всё это вместе приводило к тому, что несчастной влюблённой девушке оставалось только бросать кроткие, застенчивые взгляды на объект своего воздыхания во время тех скоротечных часов, что они вместе проводили в школе. А уже по вечерам, готовясь отходить ко сну, она, лёжа обнимая подушку, предавалась сладким грёзам, в которых происходило что-то такое, благодаря чему они оказывались вместе, наедине, и Паша, глядя ей прямо в глаза, понимал, что ничего, кроме них, в этой жизни не способно его больше осчастливить.

Невозможно точно сказать, сколько подобных сюжетов ей довелось выдумать. Иногда они повторялись или отличались совсем незначительными деталями. В другой раз — были слишком уж фантастическими и даже для мечтаний представлялись неправдоподобными. Но другие — наоборот, казалось, могли произойти хоть и завтра! И оттого были так опьяняюще приятны и неотвратимо болезненны.

Когда же их десятый год обучения подошёл к концу и наступили столь долгожданные для многих летние каникулы, Катю, как обычно, отправили на побывку к бабушке, в деревню. Там же, хоть и имея возможность, благодаря интернету и социальным сетям, следить за тем, как проводит своё лето Павел, она с горечью поняла, что это никак не может заменить настоящего, живого присутствия. Ей не хватало возможности, пусть и кратко, но видеть его воплоти, слышать голос, смех и просто находиться вместе, в одном помещении. Даже её фантазии, на таком расстоянии от своего источника вдохновения, казалось, начинали тускнеть, искажаться и терять всякую, хоть и самую крошечную, надежду на воплощение.

Захватившую тогда Екатерину хандру не могла не заметить её тамошняя подруга — Лиза, с которой они ежегодно проводили совместное лето чуть ли не с самого младенчества. Использовав свою смекалку и немного надавив на подружку, она смогла вывести Катю на чистую воду, заставив признаться и рассказать все свои душевные тяготы. Помочь с ними, к сожалению, она, конечно, не могла, но решила немного приободрить свою подругу, предложив ей попробовать поделать любовные привороты. Она сама не так давно случайно наткнулась на валяющуюся в доме книжку с разнообразными гаданиями и прочей чепухой, отчего такая идея всплыла сама собой.

Так они и стали коротать свои летние деньки, отыскивая всё новые обряды и ритуалы и пытаясь воплотить их в жизнь. От самых странных и заковыристых они, конечно, отказывались, но те, что попроще и не требовали слишком вычурных условий, воплощались ими один за другим. Века и эпохи могут меняться, но кто же откажет юным девицам в удовольствии гадания на суженого?

Верила ли сама Катя, что привороты могут сработать? Скорее нет, чем да. Но та иллюзия, создаваемая возможным: «А вдруг?!», успокаивающим бальзамом растекалась по её тоскующей душе, позволяя пережить разлуку до наступления сентября.

И если для многих осень ассоциируется с чем-то грустным, как минимум закончившимся летом или предчувствием наступления будущей зимы, то в этот раз для Екатерины она стала настоящей цветущей весной, жизнь в которой только-только просыпается, сбрасывая с себя оковы, державшие её до этого в ледяном забвении.

По крайней мере, так ей показалось сперва, когда она вновь смогла увидеть дорогого для её сердца человека. Конечно, никакие привороты не сработали, и они всё так же и продолжали общаться, как обычные одноклассники. Рутина дней стала входить в свою колею, впереди начинали проявляться тени будущих выпускных и поступлений, а дела сердечные перед этими немаловажными событиями, казалось, понемногу отступали на второй план.

Всё изменилось двадцать третьего октября, в субботу, в районе шести часов вечера.

Катя возвращалась домой после дополнительных занятий и, проходя через небольшой скверик, увидела их.

Её Павел сидел на лавочке в обнимку с девчонкой, которая училась с ними на одной параллели. Она даже не знала её имени и не предполагала, что эти двое могут быть знакомы. Сердце Екатерины замерло, а ноги словно вросли в землю. Было уже достаточно темно, и парочка не замечала Катю, зато они, в электрическом свете фонарей, были перед ней как на ладони.

И вместо того, чтобы просто пройти мимо или, даже громко разрыдавшись, убежать прочь, она, напротив, затихарившись, скрылась за уже весьма поредевшей листвой кустарника и стала наблюдать.

Каждое их прикосновение, каждый поцелуй жгучей плетью проходились по её душе, но и оторвать своего взора от этого зрелища она не могла. Она злилась, кусала губы, сжимала кулаки и готова была отдать всё, лишь бы оказаться на месте этой чертовки! Но в то же время понимала, что это всё — только её глупые фантазии, и пока она им безмолвно предавалась, та, что была посмелее, забрала себе, украла её (да, её!) Пашу. Совершенно не представляя, что ей теперь оставалось делать, Екатерина, потеряв какой-либо счёт времени, продолжала наблюдать, не замечая стекающих по своим щекам слёз.

И лишь когда парочка, наконец, намиловавшись, покинула сквер, Катя незримой тенью двинулась следом за ними, проследив сперва, как Павел провожает свою девушку до дома, а затем, как возвращается домой и он сам. Только увидев, как его спина скрылась за металлической дверью парадной, она будто бы вернулась из охватившего её транса и, охнув, побежала прочь.

Всю следующую неделю она провела словно лишённая твёрдой почвы под ногами, а затем в случайном обсуждении в классе, между какими-то уроками, Павел обронил, что собирается поступать в педагогический институт. Друзья, естественно, тут же начали его подкалывать, не понимая, с чего он вдруг решил сделать такой выбор, но для Кати это было озарение: для неё ещё не всё потеряно! Пускай сейчас её любимого и охмурила эта девка, но сколько они ещё пробудут вместе? Месяц, полгода, год? А если она поступит туда же, куда и Паша, будет рядом с ним, то непременно дождётся момента, когда он обратит на неё внимание!

Так она и оказалась здесь, спешащая на пары вслед за своими одногруппницами. О сделанном выборе Катя не жалела, хоть поначалу ошеломлённые им родственники всячески её отговаривали. Но непреклонность девушки в итоге заставила их отступить.

— К Оле на выходных идём? — услыхала Катя вопрос, адресованный в том числе и ей, усаживаясь на своё место в аудитории.

— Еселевич? — решила уточнить она, не очень пока понимая, зачем им к ней идти.

— Ну да. Она вписку устроить хочет, половина группы точно собирается.

— Да, я вроде слышала, кто-то и со старшего года придёт.

— Так это потому что Нина свою сестру с подругами подтянула.

— Ну так пойдёшь? — Наташа бесцеремонно ткнула пальцем под рёбра сидящую рядом Екатерину.

— Ай, больно же! Не знаю, посмотрим. Учить ведь много надо.

— Да ты и так отличница.

— Вот потому что учу!

— Но я бы на твоём месте пошла… — совсем уж заговорщическим тоном произнесла Света. Она сидела позади Кати, так что той пришлось развернуться, чтобы обратить на неё свой вопросительно нахмуренный взгляд.

— Да-да, Зарубин там будет, — расползлась она в довольной улыбке.

— Девочки! — шёпотом, через сжатые зубы, возмутилась на подруг Катя.

— Да что девочки, ведёшь себя тоже как маленькая.

— Вот именно! Давно б его сама взяла за яй…

— Тихо! Препод!

Все тут же умолкли и преисполнились максимально сосредоточенного на текущем предмете вида. А Екатерина направила свой взор на спину сидящего на первом ряду молодого человека. Может, ей и вправду стоит сходить?

***

Сегодняшний вечер предстоял стать особенным, поэтому сразу же после занятий Катя поспешила домой, нигде не задерживаясь. Бывало, иногда, если ей никто не мешал, она украдкой провожала Павла: когда до дома, когда до других мест, куда он направлялся после учёбы. Делать это было не столь уж и трудно: жили они в одном микрорайоне, и в целом, как правило, их маршруты совпадали. Несколько раз они даже действительно возвращались с пар вместе, да вот только в такие моменты стеснение, как назло, одолевало её со всей своей мощью, вгоняя девушку в краску и почти что полное онемение. Во время учёбы, по каким-либо их повседневным вопросам она могла общаться с ним почти что нормально. Если рядом просто присутствовали их знакомые или одногруппники, она была скромнее и тише остальных, стараясь не выделяться, но всё же в целом оставалась общительной и улыбчивой девушкой. Но стоило оказаться им вдвоём, как ни пойми откуда появлялся панический страх, что неверно обмолвленное слово может на раз испортить Пашино представление о ней и навсегда перечеркнуть их возможное счастливое будущее.

Оттого, как бы странно это ни могло показаться, сопровождать его тайком в какой-то степени было для неё даже предпочтительнее. Главное — соблюдать осторожность и не попасться на этом деле, иначе со стыда она, наверное, умерла бы на месте.

Но в этот вечер планы у Екатерины были совсем иные. Наступил первый день растущей луны, а значит, пришла пора совершить обряд, к которому она в последнее время готовилась. С Лизой в деревне они начали заниматься подобным скорее в шутку. Но вскоре это переросло в привычку, и, пускай никакого видимого эффекта за эти полтора года так и не последовало, Екатерина с определённой регулярностью продолжала пробовать различные варианты приворотов.

Дождавшись момента, когда все домочадцы отойдут ко сну, чтобы, не дай бог, они не смогли потревожить её своим внезапным появлением, Катя расстелила на полу посреди комнаты кусок чёрной ткани с вышитым на нём изображением пентаграммы. На каждом из его углов она поставила по красной восковой свече, а по центру, прямиком на изображение одного из древнейших магических символов, — небольшую металлическую чашу. Присев на колени, она аккуратно зажгла свечи и начала полушёпотом произносить заученные наизусть слова заговора:

«Под сенью луны, что лишь вновь зародилась,

И наша с тобой воспылает любовь.

В раба, Павла, Божьего дева влюбилась,

Их вместе навеки её свяжет кровь…»

Вместе с произносимыми словами Катя достала пластиковый контейнер на тридцать миллилитров и, открыв его, вылила содержимое в металлическую чашу. Красной субстанции было не очень много, возможно, не больше пяти чайных ложек, но суть заключалась не в её количестве, а природе: это была собственная менструальная кровь Екатерины.

«И красной той нити, что судьбы связала,

На свете не будь прочней ничего…»

После чего она развернула небольшой бумажный кулёк, внутри которого находились волосы каштанового оттенка. Их было не очень много, но Екатерине потребовалось приложить немало усилий и терпения, чтобы незаметно собрать это сокровище.

«Как всё в этом мире к тлену приходит,

Из пепла вновь так же рождается жизнь…»

С этими словами она выдернула небольшое количество собственных волос, скатала их в пальцах вместе с волосами Павла и с помощью зажигалки принялась подпаливать их над чашей с кровью. Но стоило только жёлтому язычку пламени слегка прикусить её за пальчики, как она тут же выронила остатки пучка прямиком в кровь. Это её, правда, нисколько не смутило, и при помощи заранее заготовленной палочки Катя начала помешивать содержимое чаши: три раза против часовой стрелки, два — по часовой, затем два — против и три — по. И так семь раз подряд, продолжая нашёптывать заговор.

«И все пять стихий за свидетелей будут,

В единстве двоих заключится союз…»

Закончив помешивания, Екатерина взяла чашу двумя руками и подняла её на уровень глаз, ни на секунду не переставая произносить выученные слова.

«И будет лишь так!

Аминь. Аминь. Аминь!»

Как только финальная часть заговора слетела с её уст, она, зажмурившись со всей силы, поднесла чашу к губам и, борясь с одолеваемым отвращением, сделала глоток, осушив её примерно наполовину. Оставшаяся часть крови предназначалась для Павла. И где, если не на вечеринке, у неё появится возможность подмешать её ему?

— Да ты, я погляжу, совсем отчаялась.

Внезапно раздавшийся смеющийся голос так перепугал Екатерину, что она, вскрикнув, вскочила на ноги, роняя из рук чашу, которая, падая, умудрилась сбить одну из свечей.

Катя осмотрелась по сторонам, но в комнате, кроме неё, никого больше не было. На цыпочках подойдя к двери, она тихонечко приоткрыла её. В квартире было темно и тихо, только лёгкое похрапывание отца доносилось из родительской спальни. Но она была готова поклясться чем угодно, что слышала голос! Даже