Оглавление

3. 1
4. 2
5. 3
6. 4
7. 5
8. 6
9. 7
10. 8
11. 9
12. 10
13. 11
14. 1. 12
    2. 13
    3. 14
    4. 15
    5. 16
    6. 17
    7. 18
15. 1. 19
    2. 20
    3. 21

Предисловие

Говорят, я ужасен. Поистине ужасен. Я предавал, я принуждал и не единожды подталкивал к убийству. Я как бессмертная рок-звезда, что поглощает наркотики и все никак не сдохнет. Что тащится от ненавистного себе уродства и мечтает феерично уйти в закат, но потом. Когда-нибудь в далеком будущем. Не сегодня. Сегодня я буду праздновать, как и каждый день на этой земле, свое превосходство и непокорность. Обычный человек не смог бы справиться с той властью, коей владею я, потому что сам является ее частью. Слишком много страха и похоти, отчаяния и ненависти, чтобы просто поднять голову и посмотреть на все это, что вы называете жизнью, и сказать «хватит». Сегодня я выйду в свет, и меня увидит весь мир, который спустя тысячелетия неверия все же признает Дьявола.

«Крест воздвигается, и все верные стекаются, Крест воздвигается, и град торжествует, и

народы совершают празднество».

Андрей Критский. VII век.

«Я собираюсь рассказать вам довольно сложную

историю. На этот раз речь пойдет о женщине».

Альбер Камю, «Падение» 1956.

1

Призраки возвращаются

«Не следует мешать людям сходить с ума».

А. П. Чехов «Палата номер 6».

Он приложил руку к стене, которая обдала его интенсивной пульсацией, и взглянул в окно, через которое было видно темное мокрое после дождя крыльцо, поблескивающее в свете фонарей и напоминающее горсть рассыпанных по нему блеклых гирлянд или потушенных бычков. Музыка гремела повсюду, а люди продолжали прибывать. Он взглянул на свой рабочий стол. На заставке компьютера дата — двадцать седьмое сентября, время близилось к десяти вечера, а его голова становилась все тяжелее. Желания оторваться сегодня не было никакого, от этого на него находила еще большая тоска. Тем не менее вечеринка обещала быть более шумной и безумной, чем прошлые, да и сентябрь пролетел как-то совсем незаметно. Загородный дом, сорок пять километров от Москвы, девять соток и триста человек. Вечер субботы.

***

— Дени-и-ис, — протянул девчачий голос его имя у самого уха, обдавая его горячим дыханием. — Что пьешь?

— Виски, — сухо ответил Денис, даже не поворачивая головы в сторону той, кто пыталась с ним контачить. Его ноги гудели от усталости, позади остался долгий и замучивший его день, но мозг все еще работал на все сто, сжигая себя до последней клеточки. И общение с еще одной тупой девочкой с его четвертого курса не входило в его планы. Вообще, он приехал сюда ради другой особы. Ради очень красивой и менее доступной рядом сидящей особы.

— Что? — переспросила она и закинула ногу на ногу так старательно и наигранно развязно, что Денис едва сдержал улыбку. На ней было полупрозрачное белое платье с неприлично глубоким вырезом, которое напоминало ему бабушкину тюль, а не дизайнерскую вещь. Все равно груди у нее не было, и почему-то волновало его это каждый раз, когда он ее видел. Словно девушки с почти нулевым размером приравнивались к инвалидам, которых ему хотелось пожалеть, пригреть у себя на груди, да и на других местах тоже. Музыка играла слишком громко, чтобы «нулевочка» могла его расслышать с первого раза.

— Крепкий ароматный алкогольный напиток, получаемый из различных видов зерна, — на манер рекламы пропел он, повышая интонацию и тон голоса.

— Мм, — промычала сокурсница и потянула трубочку своего разноцветного коктейля. Ни одному из них не было ясно, что это «мм» значило. Все равно она не желала от него отставать так быстро и продолжила свой тупой и бессмысленный допрос:

— А что делаешь? — спросила она, сразу же подметив, за кем так пристально наблюдал Денис, который отвечал ей словно пустому месту, и задалась целью достать его.

— Наташ, приехал Юра, — немного раздраженно ответил Денис и впервые повернулся к ней, явив свое недовольное, усталое и слегка помятое лицо. — Что ты до меня докопалась?

— С Кристиной я знакома и скажу тебе сразу… Ловить тебе не-че-го, — с чувством какой-то непонятной ей гордости парировала Наташа, затем фыркнула, будто он бесстыдно испортил ей настроение, встала и направилась приветствовать вновь прибывших, намотав себе на руку половину подола своей «тюли». Денис не завидовал этим людям. С другой стороны, может быть, она только казалась такой конченной дурой?

Тем временем «Чивас» начал расслаблять его нещадно побитое прошедшей неделей тело и мозги. Он встал с дивана, почувствовал, как застонали мышцы и суставы, и решил последовать примеру Наташи: пойти и поговорить с кем-то. «Виски и виски» будет как-нибудь потом, когда Денис опять будет думать о своей неразделенной любви к Кристине Журавлевой, девушке с третьего курса. Вот уже целый год он не может с ней просто поздороваться. До чего дерьмово. Сейчас она была в окружении других молодых людей, смеялась, попивая белое вино, обсуждала что-то довольно интересное и снова смеялась, и ее смех поддерживали все остальные из компании. Он был довольно заразителен, приятен и был слышен Денису даже на другом конце гостиной. Ходили слухи, что весной она рассталась со своим молодым человеком, который уехал учиться в Америку, поэтому сейчас другие парни не на шутку активизировались. На пороге топтался второй месяц учебы, а Кристина так по-прежнему и порхала среди толпы в одиночестве, активно сражаясь за свою свободу и независимость, и казалось, ей не нужен был кто-то другой, чтобы ощущать себя полноценной. По крайней мере, именно такой ее видел Денис. Наверное, это его и цепляло, как и всех остальных. Как любят выражаться многие: «Чем больше ты любишь себя, тем сильнее тебя любят окружающие», или: «Чем меньше тебе кто-то нужен, тем больше этому кому-то нужен ты». В общем, в моде всегда была потребность оправдать свою невостребованность.

Студенты прибывали как муравьи в муравейник, а Денис все никак не мог дождаться своего друга, который вскоре позвонил и сообщил, что задерживается.

— Слушай, Ден, ты не знаешь, Ларин еще не приехал? — подлетела Оля, еще одна сокурсница. Она так внезапно вторглась в его личное пространство, что Денис сначала даже не понял, что случилось и что от него требуют. Как оказалось, сегодня он был не готов к светским мероприятиям, если сборище студентов, поглощающих алкоголь с такой страстью, будто выпускники школы, можно было назвать таким. А музыка ухала так громко, что его внутренности подпрыгивали ей в такт.

— Нет. Я его не видел, — таким же «никаким» голосом ответил он и Оле.

Ее белокурые волосы были аккуратно собраны сзади, и лишь одна волнистая прядь вдруг медленно опустилась ей на лицо. Она подобрала ее и заправила себе за ухо, будто невзначай. Ее левую руку украшали браслеты, а на среднем пальце правой руки переливалось кольцо с камушком, определенно преподнесённое ей очередным ухажёром-мажором. Почти прозрачная белая рубашка, заправленная в джинсы, оставляла место мужским фантазиям, а высокие кожаные сапоги вызывали ассоциации лихой наездницы. И невозможно было догадаться, к какому сорту девушек она относилась: к ангелам или к дьяволицам, хотя Денис давно отнес ее в особый раздел девушек, который на букву «Ш». Даже не смотря на то, что она нравилась его лучшему другу Славе.

Она бросила «ладно» и побежала спрашивать дальше, унося с собой аромат духов «Шанель», так как быстро потеряла интерес к собеседнику.

Денис подошел к столику с напитками, обновил свой стакан, добавил несколько кусочков льда и направился дальше бродить по студенческим джунглям. Он попытался снова поймать взглядом Кристину, но почему-то в холле ее не было, где собралась большая часть народа, поглощающая алкоголь, как антилопы на водоеме. Дом был огромен, и кто знает, где она сейчас могла быть.

Вот уже раз в сотый Денис обдумывал смысл учебы в институте и мечтал о скорейшем окончании. И не просто мечтал, а был одержим. Для него конец обучения был неким началом. По его видению мира, учеба в институте лишь тормозила его потенциал, вставляла палки в колеса. Он не мог встретить девушку, завести семью, не мог найти нормальную работу, не хватало времени, денег, сил на все его желания. Только Денис не понимал, что проблема не в этом. Он смотрел на собственную жизнь, словно из зрительного зала. Занавес, аплодисменты, ворчание по поводу плохого сценария и выход на свежий воздух.

Запели The White Stripes — Blue Orchid, и добрая половина студентов оживилась. Где-то на кухне послышалось громкое ржание, и звон бьющегося стекла. Время близилось к полуночи.

— Эй, здарова! — крикнул Слава, появившийся словно из воздуха, и дружески хлопнул Дениса по спине. Его он и ждал. Только что прибывший друг уже улыбался во все зубы и радостно потягивал пиво, будто до этого был в завязке, и окружающий Дениса мир словно преобразился. Свет резко погас, а вместо него зажглись мигающие софиты. Толпа загудела.

— Да, сегодня отдыхаем, — блаженно протянул Слава и чокнулся с Денисом стаканом. — Ну че, тебе удалось с ней заговорить?

Денис посмотрел на него исподлобья. Слава походил на большой такой новый шкаф. Ему не всегда удавалось пройти в дверь. Но эта его неуклюжесть никак не мешала ему, скорее наоборот. Женщины все прощали этому нелепому голубоглазому великану, и он с огромным удовольствием их благодарил. Он нравился всем, всегда, в любом состоянии, но был у него один грешок, сильно портивший ему репутацию. Алкоголь. Он даже какое-то время лежал в клинике, пока Денис не протащил туда банку пива, которую они раздавили на двоих. Срыв, мол, у него случился, и он нуждался в собутыльнике. Дальше начались походы к психологу, который в итоге сам же и уподобился своему пациенту. И уже через месяц Алексей Иванович Бондарев, психолог с двадцатипятилетним стажем, превратился для Славы в Леху. Так они теперь встречаются каждый вторник в «Черчилле», разговаривая за жизнь, затем постепенно, переходя из бара в бар, приходят к единому умозаключению. А таксист, не всегда согласный с их мнением, часа в четыре утра развозит их весьма удовлетворенных собой по домам.

Сегодня он выглядел официально как никогда. Белоснежная рубашка «Валентино» обтягивала его накачанное тело (в зале Слава занимался больше, чем любовью), черные брюки от «Бриони» (как, собственно, и большая мужская половина этой вечеринки) и дерби от «Джимми Чу» с принтом из металлизированной кожи. «Вылитый клоун», — подумал Денис.

— Ты откуда такой ряженый? — с усмешкой спросил Денис и махнул свой виски залпом. На душе стало как-то теплее. Или просто на желудке. Или просто народ надышал, и стало тупо душно. Там черт только разберется.

— Да я уже заманался, все жмет, — заныл Слава, разминая руки и поправляя ремень. Казалось, что все пуговицы и швы вот-вот лопнут, и этот шкаф останется стоять в этих лохмотьях, как ни в чем не бывало, со счастливым лицом. — От отца я, у него там встреча с какими-то инвесторами, так вот он все пытается меня приобщить к своим делам… Нахера спрашивается? Я ж актер!

— Не «нахера», а «зачем», Слав, зачем, — поправил его Денис, проплывая к бару за дополнительной порцией вискаря. — Я ща, — предупредил он, подняв указательный палец вверх.

— Да неважно, — буркнул Слава и кому-то крикнул «привет», волочась за другом. — Так ты не ответил, ты Журавлеву нашел?

— Славааа! — окликнула его Наташа, пробираясь между людьми, как в джунглях между деревьями, плотно стоящими друг к другу. Девушки то и дело подпевали, считая это самым необходимым, иначе музыка перестанет играть и вообще, мир рухнет, если они не будут сейчас танцевать здесь и лажать. И старательно же лажают.

— Отвали! — с улыбкой на миллион долларов крикнул ей Слава, но она ничего не услышала. Громкость музыки заглушила смысл его слов, и по его губам Наташа прочитала «привет». Поэтому девушка улыбнулась еще шире и продолжила свой рыцарский поход.

Рядом незнакомые девушки, которые наблюдали за происходящим, засмеялись и чокнулись с Денисом и Славой бокалами. Вдруг послышался нервный женский шепоток, который усиливался с каждой минутой, как ветер в поле. Головы друзей невольно повернулись назад, и они увидели Его.

Этого мужчину здесь ждала почти каждая. Александр Ларин еще не зашел в дом, но уже знали все, что он прибыл. Он закончил тот же институт несколько лет назад и до сих пор оставался желанным гостем на любой вечеринке. Конечно, он звезда. Здесь его знала каждая собака. Занимается бизнесом, всегда при деньгах, какой-то очень крутой мужик. Вот и все, что, собственно, и знал Денис. Только он не понимал одно: что он здесь забыл? Разве такому, как он, интересно общество детей, курящих траву и распивающих крепкие напитки. Ведь, по сути, здесь не было взрослых. Хотя другие выпускники прошлых лет здесь тоже присутствовали. И не только из Щуки.

Мигающий свет стробоскопов словно делал стоп-кадры. Руки, ноги, тела переплетались, бились в одном ритме, и этот вечер стремительно перетекал в глубокую ночь.

— Ууу, — прогудел Слава и добил свое пиво. — Иди, ищи ее, а то уже даже мне понятно, с кем она уйдет сегодня.

— Спасибо, дружище, — иронично буркнул Денис, поставил свой стакан на ближайший столик и чуть ли не бегом ринулся на поиски Кристины, с огромным трудом пробираясь через полупьяных людей.

***

— Твою мать, Насть, ты где? — спросила Кристина, ответив на телефонный звонок. На другом конце слышался женский плач, сквозь который отчаянно прорывалась невнятная речь. Чтобы изолировать себя от этой вечеринки, ей пришлось ускользнуть от нескольких парней, которые своим назойливым присутствием слегка отравляли ей вкус этого вечера.

— Какая авария? — закрывшись в туалете второго этажа, переспросила Журавлева. — И почему ты с Жениного телефона мне звонишь?

Музыке будто заткнули кляпом рот, и теперь она издавала только бу-бу-бу, вместо внятных слов. По крайней мере, так ее слышала Кристина.

— Приезжай, я на Патриарших, — заикаясь, ответил женский голос. — Тут трупы.

— Какие трупы? Насть, ты о чем вообще? Ладно, я сейчас приеду! — крикнула Кристина и сбросила звонок. Она посмотрела в зеркало и заметила маленькое черное пятнышко от туши под глазом. К счастью, здесь же нашлась коробка с ватными палочками. Кристина взяла одну, смочила ее слюной, предварительно вытянув губы в трубочку, и подтерла незначительный недостаток. Оказавшись в одиночестве, она учуяла запах собственных духов, смешанных с запахом дезодоранта. Так как парфюм был куплен только два дня назад, и Кристина еще не привыкла к своему новому аромату, который еще не успело впитать ее тело, она его ощущала очень ясно, будто кто-то еще находился с ней в комнате. Затем она ополоснула руки прохладной водой, вытерла их одноразовыми полотенцами и вышла из уборной. Все-таки появившуюся в теле дрожь нельзя было игнорировать.

— Извини, — бросила она какому-то парню, с которым случайно столкнулась, и побежала вниз по широкой дубовой лестнице к выходу, как вдруг совершенно неожиданно для нее какой-то другой тип перегородил ей дорогу.

— Попалась, — протянул Слава и поднялся на одну ступеньку, слегка покачиваясь. Взгляд его плавал, и он не мог остановить его на Кристине, от этого складывалось впечатление, что он смотрит сквозь ее подбородок.

— Что, прости? — тупо спросила Журавлева, вообще не понимая, что происходит. Ей нужно было срочно ехать на Пруды, подозревая, что ее лучшая подруга вляпалась во что-то серьезное. Чего-чего, а трупов еще не было в ее историях.

— Мне идти надо, але! — сказала она парню внушительных размеров и щелкнула пальцами перед его мордой, но тот не собирался отступать. Приняв на грудь прилично, он уже мало что соображал. Да и, как назло, никого вокруг не было, словно лестницу окрестили мертвой зоной.

— Слав! — окрикнул незнакомца парень, с которым она только что встретилась наверху. Пьяный Слава перевел свой туманный и заторможенный взгляд (скорее, замороженный) на приятеля, затем на Кристину и рывком схватил ее за руку.

— Эй, — мягко и спокойно протянула она. — Чувак, там еще много девушек.

Ей стоило больших усилий сохранять спокойствие, потому что она ненавидела пьяных мужиков и, следовательно, пыталась вести себя благоразумно. Тихий и монотонный голос как-то действовал на наркоманов и пьяниц, и Кристина умела выкручиваться даже из таких ситуаций.

— Да отпусти ты ее! — крикнул Денис и бросился оттаскивать друга, чувствуя тошноту.

Высвободившись, Кристина бросила холодное «спасибо» своему спасителю и кинулась искать свое пальто. Хотя, как подумал Денис, он заслуживал большего, чем эта бездушная и формальная благодарность. Но ее магнетическая внешность действовала на него по-особенному. Он словно обмякал в этом пространстве и времени, готовый согласиться со всем, что она скажет или сделает. Безвольное какое-то состояние, но безумно нравившееся ему.

— Что за день-то сегодня такой, — вслух подумала Кристина, впопыхах залетев в комнату с верхней одеждой. Куртка на куртке, пальто на пальто, сумки, обувь, пакеты, бутылки и ни одного человека. Где-то из угла исходил мягкий свет от торшера, и пока Кристина пыталась найти включатель, с ней поздоровались.

— Справа, чуть повыше, — подсказал мужской бархатный голос. Послышался долгожданный щелчок, и верхний свет зажегся. Резануло глаза.

— Спасибо, — бросила Кристина незнакомцу и принялась искать свое пальто в этой куче, отмечая у себя ускоренное сердцебиение. Какое-то странное дежавю.

— Прости, а мы раньше не виделись? — спросила она, зависнув на несколько секунд. — Голос знакомый.

Парень в кресле чуть повернул голову в ее сторону, но Кристине по-прежнему не было видно его лица.

— Нет, не виделись, — просто ответил незнакомец.

— Окей, — ответила Кристина и принялась дальше искать свое пальто. После двух минут безрезультатных поисков она открыла шкаф, в котором тут же обнаружила то, что искала. По привычке посмотрела на свои наручные мужские «Ролекс», которые выиграла у одного типа. Часто ее спрашивали, почему она носит совсем не женские часы, но для нее это были не просто часы. Это была ее гордость, трофей, который напоминал о ее слабости к покеру.

Кристина до сих пор помнит запах его потной рубашки «Армани», ставшей мокрой после того, как он проиграл ей сначала пятьсот долларов, а потом десять тысяч. «Ролекс» оказался на столе лишь из-за его любопытства и азарта. Конечно, как двадцатилетняя девчонка смогла обыграть взрослого сорокалетнего бизнесмена, потратившего на эту игру не один год, у него просто не укладывалось в голове. Нет, он не был пьян в тот вечер, поэтому некого было винить, кроме как себя, в своем глупом поражении.

Кристина суетливо накинула пальто и положила мобильник в карман.

— Уходишь так рано? — снова послышался приятный мужской голос молодого человека, сидящего в кресле возле окна и даже не глядевшего в ее сторону, что показалось ей немного странным. Ее также удивило, что он здесь мог делать в одиночестве, ведь вечеринка только набирала обороты и ей сейчас любая свежая кровь пришлась бы по вкусу.

— Скоро садимся играть в покер. Присоединишься?

— Нет, я уже уезжаю, спасибо, — ответила она и немедля вышла из гардеробной, задумавшись над странностью его вопроса только у выхода на крыльцо.

Веселье действительно было в самом разгаре, но телефонный разговор буквально выбил почву у нее из-под ног. Быстро попрощавшись с несколькими своими подругами, чье общество не могла больше выносить, Кристина выбежала на улицу, обмотав шею шарфом, и столкнулась с ребятами, которые потягивали сигареты, косяки и оживленно вели беседу. Свежий воздух с намеком на первый морозец ударил ей в лицо. Она вздохнула и посмотрела в небо. Оно было по-праздничному разукрашено покрывалом звезд, ведь за городом они всегда были ярче.

— Уоу, Журавлева, ты куда? — остановил ее темноволосый парень в пуховике, затягиваясь сигаретой, явно уже выпивший. Загорелая морда, мутный взгляд, будто с Ибицы он прилетел дня два назад.

— Домой, — соврала Кристина, молясь, чтобы ее больше не доставали расспросами.

Она невольно поморщилась от ненавистного ей запаха табака и марихуаны, сдобренного ярким спиртным амбре.

— Давай подвезу, — не унимался тот.

— Я на машине, не переживай, Борь. Пока, ребят! — быстро проговорила она и стремительно скрылась в темноте. «Ты бухой, куда тебе за руль?» — подумала Кристина и как можно быстрее рванула на Патриаршие, не переставая думать о том, что сама час назад выпила два бокала вина.

***

— Миш, а вот ты веришь в призраков? — еле складывая слова в предложение, философски спросил меня Никита и плюхнулся рядом на английский диван в духе Честерфилда цвета баклажановый крайола. От моего друга пахло и травой, и алкоголем — все это могло взбудоражить его и прибить одновременно, но сейчас он никак не унимался. Покурив, Никита мог часами рассказывать мне об НЛО, мертвых душах, загробном мире, Боге и Дьяволе, и я как-то привык к вопросам такого рода.

— Нет, Никит, не верю, — ответил я, следя за секундной стрелкой своих наручных часов и жадно затягиваясь сигаретой.

— А вот это ты зря, — протягивая букву «я», ответил Никита и прищурился от сигаретного дыма, который я пустил ему в лицо. Его большие карие глаза сейчас достигли высшей степени остекления, и я отчасти понимал, что смысл сказанного мною едва ли долетал до его затуманенного сознания.

Мы специально ушли на второй этаж в мою огромную комнату, выделенную мне в загородном доме моего отца. Подчеркиваю, отца, так как его подачки я считал подачками и не более. Хотя, возможно, я был слишком строг к нему, а может, и до ужаса справедлив. Голова от музыки раскалывалась, но я не хотел прекращать этот прекрасный вечер, чувствуя, что сегодня он будет не таким, как все. Народ в моем доме танцевал, бухал, курил и развлекался, и уверен, ни у кого из них, кроме меня, голова не болела сегодня. Она будет болеть завтра, благо, завтра суббота. Какое чудесное слово: суббота. Когда произносишь его, вибрации как-то успокаивают встревоженную человеческую плоть. Наверное, если бы я присутствовал при ограблении банка, наблюдая за ужасом заложников, коим сам и являлся бы, за испуганными женщинами, не менее испуганными бабушками, и произнёс бы «завтра суббота», их лица непременно бы озарились безмятежным счастьем и радостью.

Я достал из аптечки анальгин, запил его пивом и тяжело выдохнул, то ли от осознания того, что только-что смешал таблетки с алкоголем, то ли просто от скуки. Даже как-то стало обидно, что такой фрукт, как я, так быстро скис. Но на то были свои причины, поэтому мое расстройство продлилось меньше трех секунд.

— А давай поспорим на сто баксов, что я докажу тебе существование призраков? — вдруг оживился Никита и буквально подскочил с дивана, как будто кто-то невидимый воткнул ему иголку в ягодицу.

Если честно, его манеры не вызывали во мне смеха. Нет, напротив, Никита был особенным другом, всегда подгружая меня своей философией. Иногда это напрягало, а иногда я мог просто так глубоко провалиться в свои собственные мысли, дабы не слышать его, что находил решения всем своим проблемам. И вообще, Никита в повседневной жизни и Никита под марихуаной — очень разные люди. Допустим, завтра он и не вспомнит про ту сотню зеленых.

— А давай, — азартно ответил я и сел на другой диван-близнец, потирая ладони.

— Пойдем, — озадаченно сказал Никита, заправляя морковного цвета рубашку себе в джинсы, и вывел меня из комнаты. — У меня есть один друг, он там, внизу, и он экстрасенс.

— Ооо, — протянул я, усмехаясь. — Мне даже стало интересно.

Спустя пять минут мы и вправду нашли некоего Дениса Сорокина, который учился на том же курсе, что и мы, только в другой группе. Походил он на трезвого, и я с облегчением выдохнул.

— Да он бухой, ты не видишь, что ли? — сказал мне Денис, имея ввиду Никиту, и рассмеялся. Меня только смутил какой-то парень, лежавший рядом с ним на полу без сознания. — Не обращай внимания. Скоро отойдет, — тут же пояснил Сорокин. Как же иногда на руку отсутствие верхнего света. Что-то мигает, переползает по стенам, потолку и людям, а самое главное совсем не выхватывает. Бухие студенты, наконец пришедшие на свидание к ламинату, пустые бутылки, какие-то мешки, непонятно из-под чего и для каких целей. Это было мне совершенно непонятно. Почему я вообще сейчас об этом думаю?

— Да сам ты бухой, — буркнул ему Никита. — Пошли наверх, там никого нет.

Это звучало очень пошло и интригующе одновременно, и я надеялся на то, что нас никто не услышал.

Около нескольких секунд я наблюдал за колебаниями Дениса. Я готов был к любой реакции этого парня, но она оказалась самой неожиданной.

— Ладно, пойдем, — сухо ответил он, и мы поднялись ко мне в комнату.

Туша еще что-то промычала, но рядом нас уже не оказалось.

Зайдя в комнату и захлопнув дверь, я скрестил руки на груди и уставился на обоих.

— Хочешь вызвать кого-то из умерших родственников или, может быть, друзей? — абсолютно серьезно и трезво спросил меня Денис, оглядывая комнату в поисках чего-то нужного только ему одному.

— Ты серьезно? — тупо спросил его я, переводя взгляд на Никиту. Анальгин начал действовать. — И за это я должен заплатить тебе сотку?

— Мы же поспорили, — ответил Никита и снова развалился на диване, придавая своему виду еще более богемный вид. — Расслабься и получай удовольствие. Че ты такой скучный сегодня? Как будто я тебе что-то криминальное предлагаю…

— Закрой шторы и выключи свет, — обратился ко мне Денис и направился к подсвечнику. На вид это был совершенно обычный парень со светлыми волосами и усталым взглядом серых глаз, который по сути не выражал ничего, кроме безразличия, от чего я задумался над его пребыванием здесь, в этом месте, среди этих людей, где он, видимо, скучал. На своих приемах (не буду называть их «тусами», потому что это как-то слишком обидно для меня) я встречал его не раз, но почему-то разговор у нас не завязывался, или, как это можно было бы сказать иначе, мы не сталкивались нос к носу. Тем не менее, я его видел здесь, у себя дома, и периодически в институте, и только его одежда, которая несомненно была высокого качества, что-то типа «Боттега Венета», «Гуччи» или «Бёрберри», давала мне пищу для размышлений о его происхождении и автоматически являлись пропускными билетами на мои вечеринки.

Я сделал все, что он попросил, и присоединился к своему обкуренному философу, уже жалея об этом пари.

Денис достал из кармана своих джинсов зажигалку и зажег свечку, что одиноко стояла в моем подсвечнике. В полумраке и играющих тенях его лицо начало меняться, а мягкие черты начали преображаться в грубые, острые и отталкивающие. Парень закрыл глаза и застыл, от чего мышцы в моем теле напряглись, и я даже не заметил, как сам задержал дыхание. Казалось, даже музыка стихла, пытаясь не мешать этому таинству. Краем глаза я заметил, как Никита периодически бросал на меня опасливые и со всем не веселые взгляды, но не стал поворачиваться к нему, охваченный представлением. Глаза его блестели так, будто мы оба стояли на старте в ожидании выстрела, а мое сердце до того закатывалось у меня в груди, что мне стало не хватать воздуха.

— Не надейся на своего отца, он все оставит этой овце, — вдруг начал Денис и поднял на меня довольно тяжелый взгляд почти черных глаз, ожидая от меня слов одобрения и подтверждения сказанному. — Но мы можем договориться, — тут он ухмыльнулся как-то совсем не по-доброму, и я почувствовал, как по полу загулял сквозняк.

— Так, все, ребят, Никит, гони мне сотню, — сказал я и встал с дивана, чувствуя неладное. Ладони вспотели, в висках снова застучало, а по спине пробежался ледяной холод. Мне безумно хотелось в ту же минуту незамедлительно выскочить из комнаты и убежать в лес, как минимум. Денис тут же взял меня за плечо и резко повернул к себе. В руке его было сосредоточено больше силы, чем могло показаться.

То, что я увидел, отпечаталось в моей памяти сильнее самых едких чернил. Я думал, я все это время думал, что мне просто показалось, что так просто упал свет. Глаза Дениса были черными, словно их вырвали с корнем; даже белка не было видно, словно он сделал татуировки на глазных яблоках. И тут я начал подозревать, может, и вправду сожрал какую-то наркоту там, внизу, где ее было так много, что можно было убиться всем городом, только забыл? А может, Никита что-то подмешал мне в стакан?

— Твою мать, — только и смог сказать я, отпрянув от него в сторону как ужаленный. Наверное, любой другой на моем месте повторил бы мои слова, потому что они, черт подери, такие универсальные.

— Ты же понимаешь, что наладить отношения с отцом ты сможешь только в том крайнем случае, если твоя мачеха умрет? — спросил экстрасенс и поставил горящую свечу в подсвечник, стоявший на моем рабочем столе из темного дерева. Она коптила и дымила с чернотой, от чего у меня начала кружиться голова. Голос Дениса был полон спокойствия и того загробного ужаса, который можно было услышать только в кино, и он вызывал во мне такую тревогу, которую я, казалось, погасил в себе очень и очень давно.

— Это подстава? Ты что ему рассказал, придурок?! — дико заорал я на Никиту и легко взял его худощавое тельце за шкирку. Хотя на самом деле мысленно кричал на самого себя.

— Ничего, клянусь тебе! — испуганно ответил тот, и я бросил его обратно. Видимо, он сам был в шоке от услышанного.

— Человек за человека, — деловито добавил Денис, словно мы были на базаре. — Ну что? — он цокнул языком и склонил голову. — Будем договариваться?

— Проваливай, чувак, — ответил я со всей ненавистью, какой только мог, но его это только рассмешило.

— Конечно, ведь ты же, наверное, в курсе, что она имеет прямое отношение к смерти твоей мамы, или, выражаясь по-другому, нынешняя жена твоего отца ее и убила! — воскликнул Денис, и в ту же секунду я вдарил ему по лицу, чувствуя боль в костяшках пальцев своей правой руки и пьянящее головокружение от надвигающейся драки.

— Доказательств убийства нет! Следствие закрыли много лет назад! — выпалил я, в то время как Никита пытался оттащить меня от своего друга. Меня трясло от злости так, что сводило челюсть. Кулаки, щеки, спина — горело все. Кровь закипала во мне, как в котле, и бурлила по венам, как дикое животное.

— А ты сам-то в это веришь? — спросил Денис, даже не пытаясь мне помешать его колотить.

Дверь в мою комнату внезапно открылась, и в нее завалились какие-то студенты. В темноте я не мог различить их лиц, но потом признал в них своих однокурсников. Я мог себе только представить, как странно мы выглядели: я верхом на Денисе, занося кулак, сзади меня Никита в двусмысленной позе, и все мы — запыхавшиеся и раскрасневшиеся.

— А что вы тут делаете? А, Миш? — пропела Маша сладким голосом, убитая в хлам. Ну вот, все опять нажрались без меня. Что за люди-то такие?!

— Призраков вызываем, — иронично ответил Никита, и тогда я смог вырваться из его на удивление крепкой хватки.

2

— О, Кристин, ты куда так подорвалась? — озадаченно спросил Миша, заметив отъезжающую красную «Мазду» подруги, как только вышел на крыльцо покурить. Случившееся требовало никотина.

Она открыла водительское окно, Андреев встретился с ней глазами, и уже что-то другое стало волновать его, более приятное и теплое.

— Что-то случилось? — осторожно спросил он и поспешно сделал первую затяжку.

— Настя в аварию попала, — тихо ответила Кристина, прикрывая глаза. — Я должна ехать, — и снова посмотрела на него.

— Не Дементьева ли случайно?

Он заметил, что с Журавлевой что-то не то, и шестое чувство подсказывало ему, что не только авария была тому причиной.

— Она же вроде должна была приехать сегодня.

Кристина тяжело вздохнула, еще раз посмотрела на часы, давая понять, что торопится и не хочет разговаривать. После года общения с ней Миша привык к такой ее привычке. Он прекрасно знал, что эту девушку не удержишь, если она сама того не хочет. Они могли отрываться несколько дней, а потом она пропадала на неделю. Кристина умела играть любую роль, подстраиваясь под каждого человека как хамелеон, чтобы каждый верил, что именно он знает ее истинное лицо. Но это было далеко не так, и уже сейчас Миша понимал, что в ближайшее время Кристина Журавлева не появится в его обществе. Так же как не ответит на его телефонный звонок и сообщение.

— Извини, езжай, — стараясь казаться как можно больше равнодушным, ответил он и сделал шаг назад.

— Пока, — ответила Кристина, делая вид, что ничего не заметила. Стекло медленно поползло вверх, и машина, урча, скрылась из виду.

Тупо глядя на высоченные закрывающиеся автоматические ворота, он мысленно отправился с ней, надеясь, что она почувствует это и вскоре сама ему позвонит. Но она этого не сделает, и от осознания этого Миша буквально давился дымом, затягиваясь сигаретой снова и снова, как если бы это было единственное, что могло бы задушить в нем те теплые чувства к ней.

Их отношения имели не простой оттенок. Миша Андреев был одним из друзей ее бывшего парня Леши, укатившего в Америку, который сам их и познакомил около года назад, о чем потом сильно пожалел. Леша уехал, а все остались, и ничего не изменилось. Все так же бухали, веселились и прожигали студенческие годы, словно им никогда не придет конец, словно праздник был каждый день. И Кристина вела себя так, словно ничего с ней такого и не происходило. Будто не ее парень, а парень подружки бросил ее и укатил «за бугор». Хотя «бросание» в их отношениях было как-то неуместно. Вроде как Леша и хотел ее с собой забрать, и, вроде как, получил положительный ответ, но какой-то слишком туманный и сквозной он был. Миша так и не выяснил у него подробности их разговора, который решил все их проблемы, которые раньше назывались «отношениями». Но как бы Миша ни пытался влезть в тайны бывшей девушки своего почти лучшего друга, всегда получал от нее пощечину. Иногда даже буквально. Удивительно, как они вообще до сих пор продолжали общаться.

Кристина могла завалиться к нему на квартиру в два часа ночи, выпить с ним вина и уехать, не сказав ни слова. Андреев, напротив, не имел таких привилегий, он просто дальше шел спать. Поначалу он пробовал устроить ей допрос в самых разных формах, пытаясь любой ценой узнать, что же происходит в ее жизни. Но в итоге он просыпался с жутким похмельем на утро, словно получая от нее порцию яда скорпиона. Есть два основных вида этого яда. Первый может убить беспозвоночное, но для человека он не более опасен, чем укус осы. Второй может быть смертельным. Он парализует головной мозг, нервные окончания, сердце и грудные мышцы. И Миша уже представлял себя в двух шагах от этой смерти.

Нет, об их близости не могло идти и речи. Кристина была слишком занята своим собственным миром. Иногда Мише казалось, будто он просто пешка в ее невидимой партии и предполагал, сколько еще таких фигур могло быть. Тем не менее, он позволял ей все, что ей вздумается, не понимая, как у нее это получается. Наверное, потому что иногда были поистине прекрасные дни в ее компании, и в каждое затишье он их ждал, как дети, затаив дыхание, ждут знойного лета.

— Миш! — крикнули ему в спину ребята с крыльца. В его тишину снова ворвался весь этот праздничный шум, и Андреев, глубоко вдохнув морозный воздух, направился к дому. Анальгин подействовал окончательно.

***

Пахло выхлопными газами и бензином. К полуночи Садовое кольцо начинало дремать, словно уставший большой жирный кот, но движение редких машин не замедлялось. Иногда этот участок дороги словно погружался на глубину океана, так здесь становилось тихо, но потом снова поднимался на поверхность. Шел дождь, несмотря на который смог и не думал отступать. Слишком глубоко он въелся в эту дорогу и в эти дома. Поначалу капли дождя стеснительно падали на землю, но позже обрушились со всей силы, так что дворники автомобилей заходили туда-сюда, как метроном.

— Насть, — убавив громкость радио, вдруг позвал он ее по имени.

— Что? — спросила Дементьева, устало глядя в окно. Дорога немного утомила ее, и сейчас она была загипнотизирована мелькающим пейзажем. Мелькающим скучным пейзажем, не выражающим ничего.

— Может, домой вернемся? Настроения нет, — сказал он, закуривая сигарету. Он так первоклассно это делал, что Настя не могла оторвать взгляд. В эти моменты Женя походил на какого-нибудь злодея из боевика. Томно прищуривал глаза и выдыхал плотное облако дыма.

К сегодняшнему вечеру лицо его покрылось двухдневной щетиной, но Насте это только нравилось. Невзначай она потеребила его отросшие колючки, улыбнулась и снова обратила взгляд в окно.

— Позвони Кристине, спроси, что там за движуха сегодня.

Настя тыкнула пальцем в экран своего телефона, но тот никак не отреагировал.

— Разрядился он, не судьба, — выдохнула она и ощутила на себе пристальный взгляд Жени. — Ой, да ладно тебе, Жень! — словно маленькая девчонка вскрикнула Настя. — Если не понравится, можем в любой момент уехать.

— Хорошо, — совершенно спокойно и смиренно ответил он, выражая ей свое доверие и уважение, которых было в избытке, и в салоне источником звука снова стало только радио.

— Ты знаешь, мне сегодня опять отец приснился, странно так…

В его голосе чувствовалась легкая меланхолия, медленно перетекающая во что-то очень колоритное и более ощутимое.

Настя застыла и еле заставила себя повернуться к нему.

— И что было во сне?

— Будто мы гуляли с тобой, по лесу, а навстречу он. Я вас познакомил, и встреча была радостной, но потом он сказал, что пришел не за этим. Я тогда спросил у него, зачем, но ответа не получил, и он просто повел меня за собой. Мы пришли к какой-то пещере, я сказал тебе остаться, а сам пошел за отцом, который скрылся в ней первый.

— А что дальше?

— Я не вернулся, — просто ответил Женя и выбросил дымящийся окурок в окно. — Проснулся посреди ночи, тебя будить не стал. Потом уснул.

— А тебе известно, что нельзя за мертвыми ходить во сне? — медленно спросила Настя.

Тогда он расплылся в своей самой милой и победной улыбке, а она демонстративно отвернулась к окну и громко вздохнула.

За два года она привыкла к нему. Привыкла и к его манере читать книжки до трех часов ночи и к отказам на ее просьбы бросить курить. Привыкла к самопожертвованию, но умеренному, чтобы совсем не растворить себя в нем. Хотя эта штука такая тонкая, эта жертвенность.

За полгода совместной жизни она стала владеть еще большим багажом знаний о мужчинах. Отскрабленное до блеска тело с мягким ароматом симмондсии, более известной под названием жожоба, вечно гладкие ноги, ухоженные руки, ногти, волосы. Ведь она верила, что все это и было символом женственности и гармонии.

***

Я зашел в дом и первым делом осмотрелся. Музыка немного стихла, потому что дело шло к трем часам ночи, да и толпа немного поумерила свой пыл, но праздник еще не заканчивался. Пахло потом, парфюмом, алкоголем и дымом. В общем, всем тем, чем и должно пахнуть на таких «мероприятиях».

Пройдя на кухню, я увидел непринужденно хлопочущих девчонок со второго курса. Марта и Марго вроде. Да, точно! «M&m’s» кликуха у них. Стояли и готовили ужин, а кто-то снимал их на телефон. На удивление в животе заурчало. Аромат курицы и специй настиг меня несколько секунд назад. Как же приятно было видеть остатки цивилизованных и вменяемых людей на фоне остального хаоса. Я открыл окно, через которое тут же ворвался морозный воздух, но мой взгляд задержался на картине, которая стремительно разворачивалась на заднем дворе. Два парня. Одного интенсивно рвало в сугроб, другой что-то ему кричал, и первый умудрялся еще что-то отвечать. Я проклял себя уже тысячу раз и поклялся больше не устраивать ничего на своей территории, а точнее на территории своего глубокоуважаемого, а скорее глубоко презираемого отца.

И снова вспомнил о Кристине. Странно, что мысли о человеке, которого избегаю я, приводят меня к мыслям о человеке, который избегает меня.

— Эй, Миш, Мишааань, ты куда?! — крикнули мне в спину, когда я пулей вылетел из кухни и побежал на задний двор. Я даже не помню, кто меня позвал тогда.

Снег хрустел под ногами, а изо рта вырывался пар, поскольку мое дыхание сильно участилось. Будто буйвол, несущийся сквозь ночь, я бежал. Я бежал. Я, мать твою, бежал. Бомбило в висках, я не чувствовал собственных ног. Чечетка адреналина. Я буквально пролетел между высоченных снежных елей, расположенных на участке, и завернул за угол.

Очнулся я только тогда, когда человек десять пытались оттащить меня от Дениса. Я помню, как первый удар попал ему точно в челюсть, а дальше пропасть. Темнота. Не замечая, как снег окрашивается в красный (а это было довольно красиво), я продолжал, все больше походя на мясника, забивающего скот. Я никогда прежде этого не делал. С людьми. Да, я иногда участвовал в спаррингах со своим тренером по боксу, но то была совсем другая палитра эмоций. Я держал дистанцию, контролировал свое тело, мысли, импульсы. Сейчас же я смахивал на бешеного пса, сорвавшегося с цепи, или что еще хуже, на наркомана. И когда меня уволакивали обратно в дом, я обернулся, чтобы напоследок увидеть выражение его лица. Глаза у Дениса были такие же черные, как два часа назад в моей комнате наверху. И он улыбался, прямо как самый настоящий псих. Но готов поспорить, что больше никто это не заметил. И мы оба это знали.

***

— Выпей.

Я принял у него полный стакан виски и застыл, будто позабыл, что с ним делать, хотя команду мне уже дали.

Часы на его левой руке скользнули к запястью, и в звенящей тишине я услышал монотонное тиканье своих собственных часов. Мой, пожалуй, самый важный гость не торопился садиться. Застыв возле книжного шкафа, он изучал корешки стоящих там книг. Тогда я уныло посмотрел на дно своего стакана и выпил коричневую жидкость залпом, словно мне больше ничего не оставалось делать, как предаться своим демонам. Жжение в горле сменилось блаженным теплом, и я откинулся на спинку дивана, мечтая выкинуть из дома всех людей и забыться сном.

— Я даже не буду спрашивать, кто это был, — вдруг сказал Ларин и повернулся ко мне. Ему действительно не было интереса ни до чего, как будто он давным-давно прочитал и все эти книги и тысячу раз исколесил весь мир. С двумя метрами роста он был выше меня и убедительнее. Иногда я сильно завидовал его самоконтролю и спокойствию, ведь я ни разу за все время нашего знакомства не видел его в компрометирующем состоянии. Всегда трезвый ум, здравые мысли и какое-то равнодушие. Его взгляд всегда был категоричен и тверд, будто обнажая все то, что хотелось бы скрыть. Не каждый мог выдержать эту неоднозначность и прямолинейность одновременно. И да, это был единственный человек в моей жизни, который умел обуздать судьбу и подчинить ее себе и своим желаниям. К своим тридцати годам он имел все: деньги, женщин, успех, влияние. Мне было только интересно, сколько еще времени он продержится под грузом всех этих «прелестей» жизни.

От пережитого стресса и килограмма усталости на моих плечах я даже рассмеялся.

— Ты не поверишь.

Я взял бутылку со стола и сделал три солидных глотка. Она так идеально подходила по форме к моей ладони, что я не захотел с ней больше расставаться. Немного повело.

— Зачем ты набросился на него?

— Зачем? — тупо переспросил я, нахмурив брови. Но, махнув рукой в его сторону, только сделал еще два глотка. Меня бросило в знакомый упоительный жар, и мне хватило храбрости задать следующий вопрос:

— А ты веришь в сверхъестественное? Ну, в призраков там, ведьм, привороты и вся эта хрень, что по телеку показывают?

Почти не моргая, Ларин еще какое-то время смотрел на меня своим невероятно тяжелым взглядом, потом повернулся обратно к книжному шкафу, будто я спросил что-то неуместное, что-то очень личное. Как вопрос о вероисповедании или первой любви. Но мне стало легче, когда на меня перестали так смотреть.

— Нет, — тихо ответил он, продолжая что-то искать среди старых книжек, покрытых толстым слоем пыли. Сегодня он был молчалив, как никогда.

Мама любила читать. Каждую субботу она устраивала генеральную уборку, и все книги в доме она аккуратно доставала из шкафа, протирала специальной тряпочкой, а затем снова убирала обратно. После ее смерти я перетащил всю ею сокровищницу к себе в комнату, оставаясь единственным членом семьи, кто все еще хранил воспоминания о ней. И каждую субботу я доставал эти воспоминания из самых дальних полочек своего разума, протирал их тряпочкой, и они снова сверкали той ясностью и счастьем, как и в дни моего детства. Я таким порой бываю сентиментальным, что аж блевать охота. Но все же. Как говорил Лопе де Вега: «Как бы ни был влюблен человек, себя он любит еще сильнее».

— Ладно, проехали, — выдохнул я, и на моем лице появилось что-то похожее на ухмылку. — Пошли лучше нажремся.

В ответ последовала торжествующая белоснежная улыбка.

***

— Что они делают? — скучающе спросила Оля у рядом лежащего Никиты, разум которого уже подобрался к нирване. На других диванах так же преспокойно покоились его прототипы, окруженные толпами студентов. Здесь были молодые актеры, певцы, музыканты и даже будущие педагоги, поглощающие текилу с такой страстью, что девушка тоже захотела присоединиться к общему веселью. Два бармена, парень и девушка, развлекали, разжигали и бессовестно спаивали публику. Бутылки в их руках совершали невероятные пируэты, заставляя зрителей радостно вскрикивать. Но Олю не интересовал весь этот народ, поглощающий алкоголь, как воду. Она заметила только что спустившихся Мишу и Ларина. Подобно цунами, они летели к барной стойке и сносили все на своем пути, попутно цепляя с собой девчонок. Глупый вопрос, чем эта парочка собралась заняться. Оба прокричали «Абсент!» и опрокинули две рюмки с такой легкостью, что становилось страшно предполагать, чем закончится эта ночь.

Никита даже открыл глаза и немного приподнялся, упираясь локтями в диван.

— Теперь можно сказать, что вечеринка начинается, — ответил он Оле голосом Дроздова и снова опустил голову на подушку, блаженно прикрыв веки. Пока Никита растекался по дивану, она не могла понять, как вообще можно расслабиться, пока музыка орала на полную катушку.

— Народ! — заорал Миша и взобрался на стойку. Ди-джеи немного приглушили музыку, чтобы было слышно хозяина дома. — Все в бассейн! — как будто командир, он отдал своему войску приказ, размахивая бутылкой абсента, как мечом. Миша словно звал студентов на войну с невидимым врагом. Затем он изящно спрыгнул с пьедестала, и вместе с Александром Лариным побежал в бассейн, который находился в другой части дома. Толпа загудела и бросилась за ними, сбрасывая с себя на ходу одежду, подобно стихийному стаду буйволов.

***

Поскольку дорогу перекрыли, мне пришлось ехать прямо через дворы Патриарших, где я и оставила машину. Лето кончилось, и теперь людей там почти не было. Перекресток одного из участков Садового кольца был оцеплен. Полицейские переговаривались друг с другом, кто-то из них опрашивал возможных очевидцев, которых оказалось больше, чем должно было быть. Время перевалило за два часа ночи, но это никому не помешало здесь собраться. То были люди, шедшие мимо в момент аварии и после. Случайные зрители этого случайного ужаса.

— Извините, пожалуйста! — крикнула я, когда мимо меня проходил полный мужчина в полицейской форме, которая прибавляла ему еще килограмма два точно. Наверное, он это заметил еще в тот момент, как только примерил ее.

— Девушка, что вы кричите? — устало спросил полицейский, смотря на меня своими красными глазами. Когда он подошел ближе, я поняла, что он был куда моложе, чем показался мне сначала. Просто сложный и далеко не гибкий график оставлял свой отпечаток на лице этого бедняги.

— Я подруга вон той девушки, можно к ней пройти?

Он смерил меня подозрительным взглядом, затем переглянулся с другим полицейским, который стоял неподалеку и параллельно заполнял какие-то бумажки. Мне даже стало как-то не по себе, когда я увидела мешки под его темными глазами, параллельно прикидывая, сколько нужно не спать или бухать, чтобы заиметь что-то подобное на своем собственном лице.

— Сейчас, подожди минутку, — бросил он и отошел к нему. Покосившись на меня пару раз и обменявшись парочкой фраз, полицейский снова подошел ко мне и, не говоря ни слова, поднял ленту.

— Спасибо!

— Может, расскажет тебе что-нибудь! — крикнул он мне в спину.

Тут же на асфальте я заметила осколки разбившегося стекла, капли крови и две искореженные машины. Видимо, тела уже увезли.

— Ты как? — осторожно спросила я, когда приблизилась к Насте, стоявшей возле машины скорой помощи. Подруга подняла голову, на которой была копна кудрявых каштановых волос, и я увидела ее заплаканные голубые глаза. Тушь растеклась по ее щекам и застыла, как на холсте. Стрелки пока оставались на месте, а губы высохли и покрылись мелкими трещинками.

— Поехали домой, — в голосе ее слышалась заметная хрипота, будто она много курила сигареты. Но Настя не курила. Эта фраза прозвучала до того жалобно, что мне захотелось убежать. Мне было тяжело видеть ее в таком подавленном состоянии, и эта просьба прозвучала для меня как мольба.

— Где Женя? — осторожно спросила я, заранее зная ответ.

Она сделала глубокий вдох, и я заметила, как по ее телу пробежала дрожь.

— Мы ехали, он отвлекся, а потом в нас на полной скорости влетела вон та машина, — она кивнула в сторону какой-то белой железяки, едва ли похожей на автомобиль. — Я сказала ему, чтобы он смотрел на дорогу, а не на меня, но кто же знал, что машина может выехать на встречную на скорости сто восемьдесят.

Подруга говорила спокойно и членораздельно. Не понимаю, почему никто из полицейских ее не смог разговорить. Меня даже немного испугало ее безразличие к произошедшему, словно что-то похожее происходило в ее жизни чуть ли не каждый день.

— Он умер на месте, а на мне ни одной царапины, — сказанное рассмешило Настю, а потом снова погрузило в ее собственные мысли. Она нервно сгибала костлявые пальцы своих рук и смотрела куда-то в сторону.

Затем я переговорила с одним из полицейских, рассказала ему все то, что только что услышала от Насти, оставила свой номер телефона и пообещала, что завтра привезу ее в отделение. Также я оставила контакты родителей Жени, которые по чистой случайности нашла у себя, так как телефон Насти разрядился, и мы направились к моей машине.

Спокойно шагая по Малой Бронной, я не решалась заговорить с ней. То, что мой друг, а по совместительству ее молодой человек, с которым у нее завязались первые серьезные отношения, умер, никак не хотело укладываться в моей голове. Даже слова, чтобы выразить ей соболезнования, не приходили на ум. В ту минуту хотелось выпить чего-нибудь крепкого и отчаянно, до боли в ногах, нарезать круги вокруг пруда. Так, по-моему, с помощью градусов, магического места и монотонных шагов можно было бы решить все свои проблемы. И слова бы нашлись сами собой. Но, к великому сожалению, в машине у меня не было даже бутылки красного вина, а вот штопор был. Что-что, а он всегда на своем положенном месте. Мы миновали Ермолаевский, и я посмотрела на Настю. По ее лицу продолжали стекать слезы, которые она, видимо, совсем не замечала, и от этого у меня похолодело в животе. Ее плащ песочного цвета развевался у нее за спиной из-за поднявшегося ветра, а обтянутые черными джинсами тонкие ноги поднимали во мне чувство голода. Настя была такой худой, что в каждую нашу встречу я рвалась ее накормить.

Когда мы оказались внутри еще не остывшего салона автомобиля, я еще раз проверила свой мобильный. Не было ни пропущенных звонков, ни сообщений. Я собралась было набрать Мишу, но что-то меня остановило. Да и зачем мне было ему звонить? Тешить пустыми надеждами? Но я нуждалась сейчас в его спокойном голосе, правильно подобранных словах и готовности приехать в любую минуту, даже если бы мой ответ был отрицательным. Наверно, именно эта мужская покорность убивает в женщинах намек на страдания, в которых мы все равно нуждаемся.

— Ты как? — не зная, что сказать, спросила я и бросила взгляд на панель, где синим светились три цифры: 3:19. Начинало подташнивать, и я прибавила газу.

— Почему так холодно? — вопросом на вопрос ответила подруга и поежилась на кресле заднего сиденья.

— А, извини, — ответила я и включила обогрев. — Мне жарко.

И только сейчас я заметила, что мои ладони были ледяными, но, тем не менее, тело пылало. Не думала, что после алкоголя это может повториться, обычно он спасал в таких ситуациях. Я снова набрала Мишу, но после двух гудков звонок оборвался, как будто меня специально сбросили.

В 3:50 мы припарковали машину у меня во дворе на Кутузовском. Было тихо. Только вдалеке слышалось гудение проспекта, похожее на рой пчел.

Мы как можно скорее направились к моему подъезду. Я поднесла ключ к домофону, и дверь открылась с ужасными стонами, грозившими разбудить весь дом. Внутри было сухо, от стен цвета персика пахло краской, запах которой все никак не мог выветриться с весны. Справа и слева стояли никому не нужные почтовые ящики, каждый с номерком. Мне становилось хуже.

Когда двери лифта закрылись, я оперлась спиной о его стенку и закрыла глаза, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу.

— Что с тобой? — обеспокоено спросила Настя, нажимая кнопку с номером моего этажа. Хотя в тот момент волноваться стоило мне. Да, мне было предельно понятно, что у нее шок, она под сильными транквилизаторами — не определю под какими, и именно это обстоятельство делало атмосферу какой-то обыденной, будничной, словно никаких аварий не было, а Женю будто просто увезли в больницу.

— Мне давно надо было лечь спать, — простонала я, и больше мы не разговаривали. Не было сил. Я мечтала о горячем душе и уединении, чтобы приступ прошел как можно быстрее. Это продолжается уже последние три года, а я даже не помню день, когда все началось.

Пребывая будто в тумане, я открыла дверь своей квартиры. Обнаружила, что ни отца, ни матери дома не было. Оно и к лучшему.

— Если хочешь, иди на кухню, поешь что-нибудь, — еле выговорила я, сняла сапоги, повесила пальто на вешалку и поволокла свое тело в ванную. Рукой скользнула под кофту и поняла, что вся горю. Вяло снимая с себя одежду, я бросила ее в корзину для грязного белья, потому что все, в чем я была на вечеринке, пропахло табаком и чужими людьми. Только ощущение внутренней грязи нельзя было смыть одной только стиркой своей одежды.

Сначала я включила душ, прогрела горячей водой холодную ванну и с трудом залезла в нее. Тело покрылось мурашками, и я закрыла глаза, не желая выходить отсюда никогда. Закружилась голова, и стало казаться, будто я катаюсь на карусели. Тошнота понемногу начала растворяться в этом пару, мышцы расслаблялись. Вода была кипяток, но я не замечала этого, продолжая поливать ею свое лицо, плечи, ноги, покрывая каждый сантиметр каплями. Наверное, никогда в жизни я не была так беспомощна, как в такие моменты. Мозг отказывался подавать какие-либо команды, отправляя меня в забытье. Интуитивно я понимала, что если выйду сейчас, все повторится, и я проведу остаток ночи возле унитаза, а это было не очень заманчиво. Я чувствовала, как билось сердце в груди, как кровь вяло текла по распухшим венам на моих руках и ладонях. И время застыло.

— Кристин, ты там в порядке? — послышалось снаружи.

— Да.

— Ты час уже там сидишь, точно все нормально?

— Да, скоро выйду.

***

Миша отчаянно топил свои самые укромные места алкоголем, будто заливая йодом места ранений. Даже последний разговор с Кристиной и драка с Денисом стали уже казаться ему сном, который он, возможно, завтра вообще забудет.

— Слушай, так напиваются, когда хотят кого-то забыть, — подметил Ларин, поднес стакан к губам и сделал глоток, смакуя чистый виски безо льда. К этому времени оба выпили достаточно, чтобы сначала хотя бы станцевать стриптиз, затем выпить еще по абсенту, потом нахлебаться воды в бассейне, а в конце сидеть, пуская слюни и смотря в одну точку, даже не имея сил на хмельную философию. Но нет. Первый сидел себе спокойно на диване, наслаждался виски, будто это был первый стакан за вечер, и пытался вести трезвый разговор со своим пьяным другом. Второй же сосредоточенно смотрел перед собой, пытаясь всем своим видом показать, что алкоголь не имел над ним власти.

— Ха, ха, — прищурив глаза, передразнил его Миша. — Сань, забей, — отмахнулся он и хлебнул из бутылки с прозрачной жидкостью, которую все это время держал в руках. Он уже прикидывал, как хреново ему будет уже этим утром, но это не останавливало его. Он был на той стадии, когда напиток уже терял всякий вкус.

— Да нет, — фыркнул Ларин. — Давай поговорим.

Девушки с визгом прыгали в воду, забрызгивая тех, кто все еще оставался в одежде, некоторые из них сидели на краю, опустив только ноги, компенсируя это отсутствием на их грудях лифчиков; едва пахло хлоркой, гремела музыка, а виски, шампанское и текила текли рекой. Все как будто на какой-то миг решили оказаться в голубой лагуне, несмотря на то что «голубая лагуна» и так уже была выпита многими. Здесь развернулись самые настоящие тропики.

— Ладно, короче, несколько часов назад я видел, как тот парень, которого я, кстати, позже избил, делает какой-то обряд, или как там это называется, у меня в комнате, — начал Миша, пытаясь сфокусироваться на одной точке. Было заметно, что ему уже с трудом давалось складывать слова в предложения.

Ларин посерьезнел и наклонился к нему, чтобы лучше слышать. Волосы обрамляли овал его мужественного, будто каменного, лица.

— Я поспорил с Никитой, что он докажет мне, что призраки существуют. И не смотри так на меня! Это была его идея.

Миша рассмеялся и снова выпил яду, замечая, как заплетается его язык.

— Представил мне какого-то парня, мы поднялись ко мне в комнату, и там он задал очень странный вопрос.

— Какой? — тут же спросил Саша и немного прищурил глаза. Дыма от ребят, сидящих неподалеку и раскуривающих кальян до боли в легких, было много.

— Кого я хочу вызвать, — ответил Миша, смотря прямо в его почти прозрачные зеленые глаза и прикидывая, верит ли ему собеседник или считает, что тот изрядно пьян. — Мертвых друзей, близких, родных. Ну, я сначала поржал.

— А потом?

— А потом, я клянусь тебе, его зрачки стали черными. Он начал говорить такие вещи, которые никто, кроме тебя и Никиты, не знал, а еще он озвучил мой самый большой страх, Сань, — что это Оксана ее убила и отец мне нихрена из-за нее не оставит.

Тогда Саша снова откинулся назад, будто услышал все, что хотел услышать, либо не услышал ничего, что заняло бы его мысли более чем на несколько секунд. Хозяин дома редко мог объяснить его реакции, поэтому продолжил:

— Я понимаю, ты все равно не поверишь…

— А я думаю, ты мне что-то не договариваешь, — лукаво улыбнулся Ларин какой-то проходящей мимо брюнетке, игриво машущей ему одними пальцами руки, сделал новый глоток и положил левую руку на спинку дивана. — Ты с девушкой какой-то разговаривал во дворе.

На лице Миши появилось хмельное недоумение, и Саша поспешил пояснить:

— Я на крыльце был. Просто интересно, кто она, раньше я ее не видел у тебя на вечеринках. В гардеробной с ней столкнулся, кстати.

Тогда Миша снова расслабил свои напряженные мышцы спины, поставил бутылку на стол и собрал руки в замок.

— Кристина Журавлева, бывшая девушка моего друга Леши Макарова, может, помнишь его. Учится она на третьем курсе, — коротко и ясно ответил он, делая вид, будто ему нечего скрывать.

— На третьем? А выглядит старше.

— Она позже поступила, не сразу после школы, и вы просто раньше не пересекались. Давай сменим тему.

— О-о-о-! — победно воскликнул Ларин и со звоном поставил свой стакан на стеклянную поверхность кофейного столика. В глазах его заплясал игривый огонек, и Мише стало немного жутковато, как несколькими часами ранее у него в комнате.

— Я отолью и вернусь, — ответил он другу, встал и, покачиваясь словно на палубе корабля, направился в уборную.

Саша кивнул ему и на месте, которое только что освободил Миша, увидел его мобильный, который трезвонил. Входящий был от некой Кристины, но ему не составило труда догадаться, в чем дело. Не мешкая, он ее сбросил. Не сводя пристального взгляда, он ждал повторного вызова от нее, который так и не последовал. Почему-то это доставляло ему подобие удовольствия. Однако в кармане брюк он почувствовал вибрацию. Его телефон разрывался. Неужели эта девушка звонит теперь ему?

— Да, — ответил Ларин в трубку.

— Участок на Садовом до сих пор оцеплен. В живых никого, — доложил ему низкий голос с хрипотцой.

— Тела отвезли туда же, как и было оговорено заранее?

— Да, разумеется.

Бизнесмен сбросил вызов и убрал мобильный в карман. Он встал с дивана и направился к выходу обходными путями, фиксируя каждую секунду. Все были настолько пьяны, что он вышел незамеченным. Впрочем, как и всегда под конец вечеринок. Только Оля сверлила его спину взглядом, моля о том, чтобы предмет ее воздыхания хотя бы обернулся к ней и увидел ее. Странно, она так почти ничего и не выпила за сегодня. Расстроенная своим глупым стеснением, она направилась в бар, как и добрая половина девушек.

Саша без труда нашел свое кашемировое пальто, легким движением накинул его на плечи и с интересом, нет, с вожделением, осмотрел толпу людей, поглощающих уже влажный и спертый воздух с витающими в нем парами алкоголя и запахом сладковатых человеческих тел и пороков, которые представлялись здесь во всем своем великолепии еще больше, еще невообразимее, чем в какой-нибудь другой день.

— Ты куда? — недоуменно спросил Миша, вяло спускаясь по лестнице, стараясь игнорировать кучу пустых бутылок и стаканов, заполонивших почти ее всю.

— Проголодался я что-то.

— Так, погоди, у меня же на кухне…

— Расслабься, мне все равно пора ехать.

— Ну, до скорого, — устало попрощался Миша и хлопнул его по плечу, понимая, что сил на уговоры у него уже не осталось.

Александр Ларин повторил прощальный жест друга и вышел наружу.

Миша слышал только рев мотора выезжающего за ворота «Мустанга». «Форда Мустанга», культового автомобиля класса Pony car производства Ford Motor Company. Почему-то, когда Миша слышал слово «мустанг», первая мысль была именно эта. Вторая была об одичавших лошадях, потомках лошадей, привезенных в Новый Свет колонистами из Европы еще в шестнадцатом веке. Многие из тех лошадей по тем или иным причинам отбивались от людей и дичали, а те, которые теряли своего всадника в бою, прибывали к стадам диких индийских пони и скрещивались между собой. Так и появились мустанги.

Андреев тряхнул головой, удивляясь тому, как спустя столько лет может помнить такие вещи, и направился прямиком в омут, чтобы продолжить свое забытье и утолить свой собственный голод.

***

Дверь водителя открылась, и он сел за руль. Я ждал его около часа, в его же машине, с разбитым носом и провалом в памяти.

— Спасибо, что дождался, — вдруг первым заговорил Ларин, вставляя ключ зажигания.

— Другого варианта просто не было, — зачем-то грубо ответил я.

Он усмехнулся, будто скаля зубы, и «Мустанг» с приятным урчанием пришел в движение. Время неумолимо двигалось к рассвету, я все еще не дома и направляюсь неизвестно куда, почти с неизвестно кем. Живот бурчал и выл, и было непонятно, чего он просил: еще выпить или просто поесть. Клонило в сон, и я мечтал только о своей постели, забраться в холодное, еще не нагретое телом белье, в простыни и одеяла, и зарыть голову в подушку как можно глубже, чтобы не слышать и не чувствовать. Все еще болело лицо, и даже не хотелось смотреть на себя в зеркало. Спрашивается, что бы я там увидел? Что?

— Куда мы едем? — устало спросил я, потирая глаза.

— Ты ведь новичок в этом?

— В чем?

— В экстрасенсорике.

Я не ответил и отвернулся к окну, в котором ничего не увидел, кроме темного ряда деревьев вдоль дороги.

— Я всего лишь хочу посмотреть, как ты работаешь, — с меньшим высокомерием добавил водитель, достал сигарету, зажигалку и тотчас затянулся, одной рукой придерживая руль.

— Окей. Что такого мне нужно рассказать тебе о твоей жизни, чтобы ты охренел и отвез меня домой?

Ларин только рассмеялся в ответ на этот выпад.

— Нет. Не о моей, но мне.

— Не понял?

***

Спустя некоторое время Кристина вышла из ванной и, будто не замечая подругу, молча двинулась к себе в спальню.

— Кристин, с тобой точно все в порядке? — волочась за ней как хвост, спросила Настя.

— Да, — почти шепотом ответила Кристина. — Мне просто нужно поспать. И ты лучше ложись.

Настя расположилась в комнате ее родного брата, который сейчас жил в Канберре, и уснула в тот же момент, как голова коснулась подушки.

Кристина стащила влажное полотенце с головы и упала на свою большую кровать, укрываясь прохладным одеялом. Пахло чистым, будто только что отглаженным, постельным бельем. Ее начало трясти, и в тишине было слышно только ее тяжелое дыхание и стук зубов. Если успеть уснуть, то можно пережить еще одну ночь. В комнате как будто закончился кислород, и закрытые окна давили на сознание Кристины сегодня как-то особенно. Собравшись с силами, она сползла с кровати, словно подбитое животное, не поднимая головы, которая, казалось, теперь весила целую тонну, и открыла единственную форточку. Прохладный воздух начал медленно заползать в помещение, принося Кристине некоторое облегчение, от чего она упала на кровать, и только бешеное сердцебиение сопровождало ее до самого перехода из реальности в сон. Она обязательно, обязательно в ближайшее время сходит к неврологу, психологу, священнику, к кому угодно, чтобы больше не испытывать такое мучение.

***

Они ехали чуть больше получаса. Денис долго пытался проникнуть в мысли и личную жизнь Александра Ларина, но КПД все равно равнялся нулю. Его дар начал проявляться в довольно раннем возрасте, в девять лет. Родителей пугало все, что он говорил тогда, а говорил он такие вещи, которые лучше не озвучивать. Например, как-то зимним вечером к ним домой в Сокольниках пришла мамина подруга Света с каким-то мужчиной. Они были супругами и жили в том же доме, что и семья Дениса, только на два этажа выше. Мальчика попросили уйти к себе в комнату, но он прекрасно слышал, как соседка рыдала и жаловалась его маме. Из ее рассказа маленький Денис понял, что у нее умер муж, буквально несколько часов назад. Тогда он прибежал на кухню и начал упорно доказывать двум взрослым женщинам, что муж соседки не мог умереть, так как она пришла вместе с ним. Денис показывал в сторону двери, на прихожую, где так и остался стоять высокий темноволосый мужчина в черном костюме. Он молчал и томно смотрел на мальчика, единственного, кто мог его видеть. Свете стало плохо, и матери пришлось вызвать скорую. Не сказав ни слова, она заперла сына в своей комнате и принялась успокаивать подругу. Спустя несколько минут Свету забрали. Больше Денис не видел ни ее, ни ее мужа.

И вот прямо сейчас он начал впадать в легкую панику, пытаясь снова и снова пробраться под шкуру этого самоуверенного и самодостаточного, казалось, типа, и совершенно не мог понять, почему за оболочкой этого человека не было ничего, словно у того не было ни прошлого, ни будущего и абсолютно никаких мыслей.

— Приехали, — неожиданно прервал тишину металлический голос Ларина. Он вытащил ключ зажигания, сунул связку в правый карман пальто, и оба вышли на холодный сентябрьский воздух.

В половину шестого утра Москва уже не спала, но все еще нежилась в постели, не желая пробуждаться в субботу. Где-то слева Денис все еще видел слабое мерцание редких звезд, прячущихся средь высоток в черном небе, а справа — намек на восход солнца, откуда убегала ночная темнота.

— Голова все еще болит? — обратился к нему Александр, щуря глаза от дыма, который неспешно испускала его сигарета, и провел ладонями по вискам, убирая тем самым свои волосы за уши. Он глубоко затянулся и выдохнул, осматривая сонный город, словно свои владения. На нем было черное кашемировое пальто до колен, дорогие классические брюки, лаковые блюхеры. Лицо выбритое и идеальное, прямой нос, скулы больше не скрывали темно-каштановые волосы, едва ли достающие до плеч. Все это действительно буквально «было на нем». Он (два метра роста) словно сошел с обложки журнала.

— Да, немного, — соврал Денис. В голове тем временем гремели взрывы.

Ларин выкинул бычок в сторону, отдал приказ «пошли», и они зашли за черные ворота на территорию какого-то серого невысокого кирпичного дома. Денису стало еще хуже при виде этого унылого пейзажа, и он уже пожалел, что сам не позавтракал дымом.

Тихий двор, опавшие и темные влажные листья под ногами, едва ли покрывающие мокрый асфальт, гнилая сырость в воздухе и какая-то необъяснимая печаль, которая царила повсюду. И тут Денис понял, что не потерял свой дар, просто по какой-то непонятной ему причине на Ларина он не распространялся.

Тот с легкостью преодолел несколько ступенек, словно только что проснулся, сделал пробежку, выпил кофе и был готов спасать мир. Взялся за большую ручку дубовой двери, дернул ее на себя, и она поддалась, со скрипом впуская внутрь гостей. Денис никак не мог понять, как после такой бурной ночи его спутник не носил на себе все ее следы в виде сонливости, вялости и красноты глаз. Зайдя внутрь, он огляделся и слева увидел пустое место охранника, а справа — гардероб с одинокими вешалками. Впереди расстилался длинный коридор с зелеными стенами и одинокой белой дверью в конце. Куда она вела, студент даже не мог представить. Больничный запах, вбирающий в себя смесь запахов хлорамина, медикаментов, стерилизованных материалов и еды, невозможно было ни с чем спутать. Сквозь мертвую тишину пробивался звук тиканья настенных часов, расположенных где-то в глубине пустынного гардероба, как стук сердца сквозь толщу воды. Но один запах Денис учуял еще возле ворот и отчаянно надеялся, что предположения его были ошибочны.

Спускаясь по ступенькам вниз, он все сильнее ощущал холод. Не было ни окон, ни дверей, только бесконечная и удивительно чистая лестница. Все-таки здание не пустовало. В груди Денис чувствовал, как бухает его собственное сердце, и невольно кашлянул, так как ему в нос резко ударил запах формалина и продуктов гниения. Ларин открыл новую дверь, в которую они уперлись, и все встало на свои места.

— О! — воскликнул мужчина в белом халате и убранными в хвост темными волосами. — Вы уже здесь.

Незнакомец стоял между двух металлических стоек, на которых лежало два трупа — мужчины и женщины. Тошнота накатила так резко, что Денис еле справился с собой, чтобы не заблевать пол, покрытый серой плиткой. Хотя, если бы он все-таки отважился это сделать, интерьер заиграл бы новыми красками.

Улыбающийся Александр хлопнул его по спине, пожал руку «белому халату» и невозмутимо сел на деревянный стул в углу, будто запах разлагающихся тел и их бледный вид с трупными пятнами попросту не впечатлил его. Это кем нужно быть, чтобы так спокойно реагировать на трупы?

— Что ты скажешь про мужчину? — спросил он.

— Можно анальгин? — проигнорировав вопрос Ларина, Денис обратился к патологоанатому. Тот был крепким мужчиной с волосатыми руками и безразличным взглядом карих глаз. Парень чувствовал, что врач живет один, несколько лет назад похоронил жену, а детей так и не завел. Он ощущал его пустоту, его безнадежность и самобичевание, которыми он себя потчевал как детей творожками в детском саду. Практически залез ему под шкуру. Но так и не удалось выяснить, каким образом врач оказался знаком с Александром Лариным.

— Да, разумеется. Выглядишь… плохо, — подметил мужчина, бросив мимолетный взгляд на студента, достал из ящика упаковку и протянул ему ее и бутылку воды. Денис запил таблетку, чувствуя, как та пробирается к желудку, и немного успокоился, ожидая, когда же она его обезболит. Наверное, он возлагал слишком много надежд на одну маленькую таблетку. Затем, шмыгнув носом, он поставил бутылку на какой-то стол и сделал два шага в сторону, не сводя глаз с мертвого мужчины, пытаясь проникнуть как можно глубже в информационный план и отогнать желание проблеваться, а оно чертовски было устойчивым.

— Он умер несколько часов назад, — наконец сказал экстрасенс не своим голосом. — Женщина тоже.

— Очень хорошо, — протянул Александр, словно терапевт, к которому пришли на прием. — Хоть с этим определились, — рассмеялся он, переглядываясь с улыбающимся и сонным патологоанатомом. — Что еще?

Денис глубоко и нервно вздохнул и прикрыл глаза, опустошая свой мозг от ненужных мыслей. Как будто перед прыжком в воду. Вдруг незнакомые голоса, говорящие на неизвестном ему языке, заполонили его голову, будто он переключал радио. То же слышала и женщина, когда сходила с ума. Он просто пытался увидеть последние часы ее жизни.

— Она болела.

— Чем? — требовательно спросил Ларин, хотя Денис был уверен, что тот знает ответы на все вопросы. Просто «смотрит, как он работает».

— Что-то связано с мозгом. Я не понимаю. Причина в голове.

— Причина всегда в голове… — выпуская дым из своих легких прямо в потолок, еле слышно сказал Ларин.

И студент снова погрузился в мысли женщины, потому что ее было легче увидеть. Просыпаясь в больнице, каждое утро она расчесывала свои светлые волосы, смотрясь в зеркало, висевшее у нее в палате. Ясные голубые глаза, тонкие губы, впалые щеки. Безмятежность, легкость, которую могли подарить только наркотические средства. Весь день она проводила у окна, или в своей постели, почти не ела и все время с кем-то разговаривала. С кем-то, кого Денис никак не мог разглядеть.

Александр внимательно наблюдал за Денисом и ждал, как ждет зверь в своем укромном месте удобного момента, чтобы наброситься на добычу. Студент повернул голову, будто что-то увидел, но глаза его были по-прежнему закрыты, затем пошатнулся и уперся рукой о металлический стол.

— Что же с ней случилось, Денис? — тем же деликатным и учтивым голосом спросил Ларин, без тени беспокойства, словно ожидая официанта, который вот-вот должен был принести ему кофе.

Дениса начало трясти. В те секунды он увидел все, что должен был, все, о чем его просили.

Обычно после захода солнца женщина кричала. Сначала молила о помощи, а затем смеялась, правда смех принадлежал не ей, а кому-то другому. Царапала стены, визжала, будто ее резали, замолкала на какое-то время, но затем продолжала изводить больничных работников. Санитары вбегали в ее комнату, затем что-то холодное бежало по вене, принося с собой спокойствие и сон.

— Она предупреждала, только ей не помогли, — наконец ответил Денис, не открывая глаз. — Ей просто не поверили. Да и я бы не поверил. Хотя раньше она была очень уважаемой женщиной…

— Одержимость, — просто и обыкновенно пояснил Ларин и встал со стула. — Что-то еще? — У Дениса создавалось впечатление, что терпение его заканчивалось, но из-за непроницаемой стены между его третьим глазом и Лариным он не мог это знать наверняка.

— Я вижу пустую комнату, в которой они сидят, но они не знали друг друга до этого. Это была их первая встреча. И…

— Что?

— Машина, — прошептал экстрасенс, и его зрачки быстро забегали под закрытыми веками. — Они одержимы какой-то идеей. Затем садятся в машину и просто едут. Удар, два трупа, еще один… нет, все-таки там была ещё и девушка.

Тогда он снова открыл глаза и осмотрелся по сторонам, будто что-то искал.

— Но их здесь нет. Парень и девушка где-то моего возраста. Он умер сразу, даже ничего не почувствовал. А девушка… Она как будто не понимает, что умерла.

Александр с интересом наблюдал за его смятением. Денис явно не понимал, как связать все то, что он только что озвучил. Просто смотрел в одну точку и не мог подобрать слова, которые хоть как-то могли бы выразить все, что происходило сейчас внутри него. Вдруг в его мысли ворвалась Кристина, которую вытеснить за пределы его экстрасенсорного восприятия было невозможно, и он только мог догадываться о том, каким образом она была связана со всем этим.

— Они спланировали аварию, — выдал Денис. — Это было убийство, все, что я могу сказать.

Повисла жуткая тишина. Ларин настойчиво смотрел Денису в глаза, ожидая, что тот вымолвит еще что-нибудь животрепещущее. Что-нибудь в духе «чертовщина», «дьявольские промыслы» или самое обидное — «сумасшедший дом».

— Ну что ж, молодец, для начала не плохо, — наконец сказал Александр, будто до этого принимал какое-то важное решение у себя в голове. — Поехали.

— И все? — смело спросил Денис, так как только сейчас почувствовал отступление головной боли. — Ты приезжаешь на вечеринку к другу, тот рассказывает тебе про меня. Затем в пять утра мы едем в морг, чтобы я просто на просто развлек тебя?

— По-моему, — начал Ларин, — я тебе сказал, что хочу посмотреть, как ты работаешь, а не как задаешь вопросы. И сейчас скорее развлекаешься ты, не я.

Закончив, Александр покинул морг, предварительно сказав «до встречи, Вов» патологоанатому.

Около минуты Денис колебался и все еще не понимал, что ему делать. Наверное, бессонная ночь сказывалась на нем именно таким образом.

— Спасибо за таблетку, — поблагодарил он и стремительно вышел следом, услышав за спиной безразличное «не за что» и не представляя, куда ему теперь идти.

3

Лучи субботнего утреннего солнца лениво ползли по крышам домов, дорогам и улицам, словно обласкивая своим едва ли уловимым теплом и напоминая разливающуюся карамель по нёбу, которое перед эти «заморозил» пломбир. Ясное, на редкость синее небо висело над Москвой, обещая оставаться таким до вечера.

Забыв зашторить шторы, она теперь лежала в кровати и изо всех сил старалась не разлеплять своих сонных глаз, которые слепило это солнце «по акции» сквозь окно. Тогда Кристина скинула с себя одеяло и свесила ноги с кровати. Ночной кошмар еще не собирался отступать. Всегда один и тот же: как человек в черном всюду преследует ее. И продолжается это уже третий год. Но ей нужно было перебороть себя, подняться с мягкой постели и сделать восемь шагов — туда четыре и обратно, чтобы солнечный свет больше не досаждал. Желудок был пуст, но еды не требовал. Пока что. В груди образовался спазм, а мозг уже начал включаться, как те старые компьютеры, которые после кнопки запуска начинали жужжать.

Наконец Кристина встала и, приблизившись к окну, с какой-то беспочвенной злобой задернула белые шторы, которые так долго искала в интернет-магазинах, облегченно вздыхая. Брякнул телефон, словно гусь из канавы. Она вернулась в кровать, потягиваясь и зевая, и взяла мобильный в руки, побитая и разбитая после ночного приступа и кошмара, как будто вовсе и не спала. Пришло смс от Миши, который уже просил открыть дверь, прямо сейчас. Кристина старательно потёрла глаза и попыталась сфокусировать свой взгляд на экране телефона. Сколько времени? 11:26. Все еще пребывая в полудреме, она накинула белый махровый халат на свое обнаженное тело и направилась в коридор, поскольку спорить еще было не с кем, разве что с самой собой.

По пути она заметила, что в квартире по-прежнему никого не было, поочередно заглянув в комнату к родителям и комнату брата. Ни мамы, ни отца, ни даже Насти. Куда все подевались в субботу утром?

— Привет, — буркнул Миша и сразу же зашел внутрь, заставляя ее поднять брови от удивления. Обычно только она могла бесцеремонно вторгаться на его территорию, а он нет.

Миша быстро разулся, снял куртку и посмотрел на Кристину такими же сонными и красными глазами. Как только оба увидели друг друга, сразу же засомневались в том, кому же из них было сейчас хреновее.

— Ты вообще спал сегодня? — спросила Кристина, игнорируя его выходку, и направилась на кухню, так как желудок начал понимать, что наступило утро.

— Немного, — ответили ей в спину.

— Кофе будешь?

— Мечтаю.

Спустя три минуты кофейная машинка закашлялась, Кристина села на диван и поджала под себя ноги. Безусловно, организм проснулся, но уже начинал ей нашептывать о том, как сильно ему хотелось еще одну дозу двух, трех, а может, даже четырех часов старого доброго сна. Она проверила телефон, залезла в соцсети, посмотрела журнал звонков. Настя и никто из родителей, на удивление, так и не звонили ей сегодня утром.

Миша впервые находился у нее в квартире, отвлекая тем самым Кристину от всяких мыслей. Скандинавский стиль со пастельными тонами и с сочными цветочными акцентами завораживал. Просто и со вкусом. Без заморочек. Здесь пахло свежестью, чистым бельем, как будто оно сушилось где-то в Альпах, и женскими духами. Кухня была просторной и светлой, даже немного резало глаза от солнечных лучей, что били в окна, но она умиляла. Своими шкафчиками, вазами с веточками каких-то неизвестных ему цветов, разноцветными кружками, горшочками с миниатюрными зелеными деревьями. Конечно, родители много путешествовали и часто работали за границей, поэтому почти ничего русского здесь не осталось.

Вдруг Кристина поднялась, будто о чем-то вспомнила, и направилась к шкафчику с посудой. Вынула оттуда две чашки и спросила, нужен ли сахар. Миша отрицательно покачал головой. Затем последовал вопрос о молоке, и реакция друга оставалась прежней, будто тот неожиданно разучился говорить. На самом деле, просто не было сил шевелить сухим шершавым, как у кота, языком. Она это прекрасно понимала, поэтому отставила в сторону его чашку, а молоко добавила себе. Напряжение повисло в воздухе и натянулось, словно тетива.

— Как там Настя? — решился спросить он. — Что вчера случилось то? Я набирал Женю неоднократно, но он не поднимал трубу. Они вроде бы к двенадцати должны были подъехать, нет? — начал непринужденно Миша, потирая пульсирующие виски.

Кристина убрала пакет молока в холодильник, дождалась, пока машинка выкашляет весь кофе, и разлила его по чашкам, старательно подавляя в себе желание высказаться и возмутиться его приездом к ней домой. Она поставила перед Мишей его порцию, а сама вернулась на диван, словно сохраняя определенную ею самой дистанцию, которую они должны были соблюдать.

— Она в порядке, — наконец ответила Кристина и сделала глоток. — А Женя…

— Что-то произошло? Он в больнице?

— Он в морге, — металлическим голосом ответила Журавлева, глядя Мише прямо в глаза, будто это он во всем виноват. Миша же со стуком поставил чашку на стеклянную поверхность обеденного стола и от потрясения прикрыл ладонью рот. Он неплохо знал молодого человека Насти Дементьевой, и, даже если сказать больше, он их и познакомил, совсем не ожидая, что парочка будет существовать два с половиной года.

— Они когда ехали к тебе, попали в аварию, поэтому я и уехала с вечеринки. Зато Настя в полном порядке. Сегодня у меня ночевала, наверное, еще утром в полицию уехала, или к себе… я даже и не знаю. У нее шок, это понятно… Да и я сама, мягко сказать, в ауте. Должна же была отвезти ее в отделение… — рассказала Кристина, искусно избегая те моменты, где она могла бы оправдаться перед ним за холодное поведение во дворе, когда выезжала оттуда на машине.

Она устало вздохнула и на мгновение прикрыла глаза, решив умолчать и о ночном приступе. О них он и не знал.

Миша наблюдал, как ее темные шоколадные волосы сверкали в лучах солнца, и не понимал, что в ней его так цепляло. Эта отстраненность? Недоступность? Холодность? Что именно? Или, может быть, тот контраст, которым она так искусно обладала, перемещаясь со сцены в обычную жизнь и обратно? Где из темпераментной, чувственной и сострадательной девушки она превращалась в нечто неприступное, ледяное и сумасбродное, что просто на просто сносило ему крышу. Наверное, все-таки последнее: сносило крышу. Было даже как-то странно сидеть здесь и видеть ее, видеть по собственному желанию, а не по ее прихоти. Чистая смуглая кожа совершенно без косметики, полусонные и полупрозрачные глаза, как два аквариума. Обычно всем ее знакомым казалось, что она родилась на море, или часто туда ездит, так как в волосах всегда были выгоревшие прядки, в гардеробе полно белого льна, лицо выразительное, выточенное, типаж commercial, как сказал бы фотограф Никита, который еще ночью спорил с ним на сотню зеленых. Увидев Кристину однажды, он отнес ее к такому типу девушек, которые обладают неким шармом, завораживают и притягивают благодаря харизме, выразительным глазам и губам. Ну и продать могут благодаря этому все, что заблагорассудится. К продуктам он относил и душу, подозревая, что Кристина пользуется ей как билбордом. На ее счет Миша и Никита никогда не сходились в одном.

Казалось, Кристина даже не была против присутствия Миши, потому что ее реакция была уж чересчур спокойной. И не смотря на все его восхищение ее красотой, он вспоминал, как дома в своей постели оставил какую-то незнакомку.

— А что… что случилось-то вообще? — пытаясь по классике собрать мозги в кучу, которая больше напоминала ему дерьмо, спросил он.

— Как Настя мне сказала, в них врезалась машина, на скорости сто восемьдесят. Интересно, откуда она эту цифру взяла…

— Да может, от ментов услышала. Ты же знаешь, мозг в стрессе так впитывает в себя инфу, как губка.

— Может, — задумчиво согласилась Кристина и сделала еще один глоток. — Ты почему не пьешь?

Андреев после таких новостей даже как-то забыл о кофе и тут же поторопился отпить немного. Вдруг стук в голову, щелчок, и он стал лучше разбираться в окружающем его пространстве. Как в том кино, где чувак проглатывает прозрачную таблетку, и мир начинает окрашиваться всеми цветами радуги, а мозг шпарит так быстро, словно бегущий over 1000 км/ч хомяк в колесе, которому сыпнули несколько грамм кокаина (только этот уже из другого фильма). После вчерашних убивающих зелий, Миша думал, что не встанет с постели до понедельника. Наверное, он до сих пор был под их действием, иначе как по-другому можно было объяснить его бодрствование. А тут еще и кофе. Толпа разъехалась только к семи утра. После ночного веселья он, так и не поспав, почистил зубы, сходил в душ, оделся и с полузакрытыми глазами вышел из дома, дабы не видеть то, что отрыгнула вчерашняя вечеринка. Ночь показалась ему слишком длинной и изнуряющей. Но, по крайней мере, конфуз утреннего стояка был решен.

Наконец Кристина поставила чашку на стол и направила на своего нежданного гостя теплый и вкрадчивый взгляд. И он знал, что она спросит. Ждал этого с самого порога.

— Ты зачем приехал?

— Значит, тебе можно приезжать ко мне ночью, а мне к тебе утром — нет?

Ответил он легко и просто, так как долго представлял себе эту ситуацию и этот диалог. Кристина лишь неоднозначно улыбнулась, снова взяла свою чашку и сделала пару глотков.

— Должно было что-то случиться, чтобы ты приехал, вот и все, — ответила она невероятно мягко, и ее фраза снова повторилась, только уже у него в голове. — Я звонила тебе ночью.

— Да? Я не видел.

— Да, — ответила она, умалчивая о том, что ее звонок сбросили.

— Слушай, я даже не знаю с чего начать…

Послышался ее сладкий смех, который снова заставил его поднять на нее глаза.

— Значит, все-таки что-то случилось! — Кристина оживлено встала с дивана, буквально вспорхнула и переставила пустую чашку в раковину. — Ну не мог ты вот так вот просто заявиться ко мне.

Она снова тем временем наполнила его кружку черной дымящейся жидкостью, а Миша принялся рассказывать ей о том, что случилось с ним за последние несколько часов, замечая, как разгораются азартом ее глаза и как расстояние между ними незаметно сокращается.

Кристина и до сегодняшнего дня знала, что случилось с матерью Миши, и как только он упоминал о ней, она становилась мягче и сострадательнее.

— Ты думаешь, ему можно верить? — спросила она, когда он замолчал. — Он… как он вообще это делает?

— Клянусь, я никогда в жизни не видел то, что увидел несколько часов назад, Кристин. Вроде самого-то парня видел часто у себя, но мы почему-то так и не зависали вместе.

— Это который с другом таким высоким светловолосым?

— Да.

— Ух, жесть, я еле отбилась от него на лестнице. Все, я вспомнила этого Дениса. Я, конечно, понимаю, что он задел тебя, но зачем ты избил то его?

Миша долго смотрел ей в глаза. Все-таки, какое-то сходство с его матерью у нее было. Может, поэтому Миша так и стремился проводить с этой девушкой все свободное время.

— Я ничего не помню. Помню, как меня уже оттаскивали от него.

Кристина уставилась на него, глубоко вздохнула, выдохнула «бухать надо меньше» и встала к окну, повернувшись к Мише спиной. Он знал, что только она поверит в эту историю.

— Тогда найди его и поговори с ним. Надо выяснить, а то, может, это все лажа, и ему просто кто-то слил инфу. Всегда все надо перепроверять, — раздраженно резюмировала она, будто обращаясь к самой себе. — И да, телефон мне свой дай, мне нужно кое-что проверить.

— Зачем? Что там проверять?

Кристина не ответила, но уже требовательно смотрела на него. Ему ничего не оставалось, как сделать то, что она просила. Потребовалось всего три секунды, чтобы улыбка вновь озарила ее лицо, и Кристина показала ему экран мобильного. И вправду, один пропущенный был.

— Значит, кто-то действительно меня сбросил, — победно заявила она.

— Видимо, — пробормотал Миша, взял из ее рук свой телефон и уткнулся в него. Посмотрел на время звонка и попытался вспомнить, что делал в тот момент. Бухал. Они все напивались в бассейне. Кто угодно мог сбросить вызов.

И вдруг он сказал, убирая телефон в задний карман джинсов:

— Мне, кстати, тут Леша написал…

Что-то едва ли заметное промелькнуло в ее холодном взгляде, и все эти долгие минуты Миша никак не мог определить, что именно. Кристина почти никогда не показывала свои эмоции. Нет, когда ей было весело, об этом знали все вокруг, но все, что было глубже, скрывалось за семью печатями.

— Через месяц у него каникулы. Он уже взял билеты, прилетает второго ноября. Думал, тебе нужно об этом сказать. Он не писал тебе?

Ни один мускул не дрогнул на ее лице, что не могло не восхитить. Но черт возьми! Он так хотел знать, что же происходило за этой не выражающей ни одной эмоции маской, и уже начал догадываться, с кем еще у нее было такое поразительное сходство в сокрытии своих внутренних переживаний.

— Нет, не писал, — выдохнула Кристина, закипая. — Мне все равно, когда он там приезжает. Лучше найди Дениса. Мне самой уже интересно, что это за парень.

— И все?

— Все? В смысле?

— Ахренеть! — иронично воскликнул Андреев. — Приезжает твой бывший, а ты даже среагировать не можешь как нормальная девушка!

Миша ударил ладонью по столу и вскочил со стула, слегка возвышаясь над ней. Кровь прилила к лицу, его начало подташнивать, словно долгожданное утреннее похмелье вышло из сумрака. Hello, mothef*cker! Здравствуй, Миша, я хочью тебья немножечко вздрючить (предполагается, что похмелье говорит с немецким акцентом).

— Серьезно? — спросила Кристина и рассмеялась, скрещивая руки. Ее глаза странно сверкали, сбивая Мишу с толку. Она прямо-таки ждала, что он выкинет что-то еще, возмущенный ее безразличием к своей же собственной личной жизни. Но он вдруг изменился в лице, будто увидел что-то ужасное, пока смотрел ей в глаза.

— У тебя кровь идет, — тихо ответил он. — Из носа.

— Что? — Кристина сморщила лоб и посмотрела на него как на идиота.

Миша замер и не мог пошевелиться, завороженный тем, как капля уже достигла ее верхней губы. Ему казалось, что время с той секунды замедлилось. Да и не только время, вся жизнь.

Кристина вдруг почувствовала металлический привкус на языке, и сердце ее бешено заколотилось. В комнате стало душно, и ей до истерики захотелось открыть все окна в квартире.

— Господи, — испуганно выдохнула она, прикоснулась дрожащими пальцами к участку между носом и верхней губой и подвела их глазам. — Твою мать…

— Ты как себя чувствуешь? — спросил Миша и сделал шаг в ее сторону.

— Я да… не знаю, вроде нормально, открой окно.

Андреев бросился выполнять ее просьбу, не переставая кидать на нее тревожные взгляды.

Кристина быстро рванула к салфетнице, выдернула одну салфетку и приложила ее к носу, параллельно ощущая, как кровь молниеносно стекает по ее горлу вниз к пищеводу, и от постоянных глотков ей становилось трудно дышать. Казалось бы, что страшного в том, что из носа потекла кровь? Но Кристина, не выяснив природу своих приступов, боялась, что с ней может быть что-то серьезное, какое-то заболевание. Особенно после очередного приступа этой ночью и всех переживаний она предполагала, что пошедшая внезапно кровь — далеко не добрый знак.

По полу загулял сквозняк, который скорее исходил от истерической беготни Миши, чем с улицы, и Кристина позволила себе на секунду прикрыть глаза, от чего перестала ощущать пол под ногами.

— Воу, Крис… Кристин! — крикнул Миша и подлетел к ней, вовремя успев подхватить. Она обмякла в его руках, и он поддержал ее за голову, чтобы та не запрокинулась назад. Ее ресницы дрогнули, и она едва приоткрыла глаза, остановив свой взгляд на Мише. Он смотрел на нее завороженно, не отрываясь, как будто она могла исчезнуть в любую минуту, а его мозг фиксировал, как в замочной скважине поворачивается ключ, и Кристина окончательно потеряла сознание.

***

Солнце закатывалось за дома, разливая последние краски уходящего дня. Воздух теплый, прогретый тремя месяцами знойного лета, несмотря на пришедший октябрь. Леонардо сидел на улице за столиком кафе на углу Пьяцца-дель-Пополо и ждал. Справа от него стояли церкви-близнецы, впереди раскинулась площадь с обелиском Фламинио в центре и постепенно зажигающимися фонарями, а позади — бурная улица Виа ди Репетта. Официантка уже дважды спросила, решил ли он что-то заказать, но дважды ей отвечали «no, grazie». Ей казалось, что он не местный, даже, может быть, иностранец. Иностранец без акцента. Эти два слова даже встретить в одном предложение очень странно. По одному «спасибо» она могла узнать своего земляка, и темноволосый мужчина возрастом до тридцати, с легкой щетиной, смуглой кожей и карими, почти черными глазами, как раз оказался таким.

До его чувствительных ушей доносилось цоканье многочисленных женских туфелек по брусчатке, и он блаженно закрыл глаза, вспоминая свою яркую молодость в этом городе. Как ему нравился их беззаботный смех, блестящие глаза и длинные ноги. Любимый родной город, от которого десять лет назад он устал, выдохся и решил уехать как можно дальше, чтобы любовь не могла причинить ему больше боли, чем он бы того хотел. Все-таки, ничего здесь не изменилось в его отсутствие. Ему по-прежнему было больно.

Рядом с ним на стул опустился взрослый тучный темноволосый мужчина в деловом костюме и загорелыми морщинками вокруг глаз. На плече у него висела черная сумка, которую он опустил себе на колени, словно боясь с ней расстаться, и махнул рукой.

— Una birra, per favore, — запыхавшись, пропел он официантке, которая сразу же оказалась возле него. Она улыбнулась и снова скрылась внутри кафе. А вот этот точно иностранец.

— Ну, добрый вечер, — поздоровался он, потирая шею и оглядывая обстановку вокруг.

— Добрый, Феликс, — ответил Леонардо, изучая его. Крепкое телосложение, сильные руки, уверенный и твердый взгляд, густые черные брови, и первые признаки пятидесятилетнего возраста. Его отвлекли выкрики ругательств девушки, переходившей дорогу. Мотоциклист, выскочивший из неоткуда, чуть не сбил ее и с оглушительным звуком мотора скрылся прочь. Ничего не изменилось в его отсутствие.

— Как тебе Рим? — спросил Феликс, остановив взгляд на Лео.

— Уже часы считаю.