Глава 2
Никита

– Ну что?

– Только вошел, – я устало кинул сумку на кровать.

– Отлично, тогда давай подваливай.

За три с половиной часа, пока я ехал из деревни от бабушки Гали, Трифонов успел позвонить раз пять и каждый раз спрашивал: «Ну что?» Ему не терпелось поговорить со мной о чем-то важном, но объяснять, в чем дело, он отказывался наотрез.

– Но, Тиф, я три часа пер на себе долбаный рюкзак с банками. Скажи так, а вечером зайду.

– Не. Я по телефону не умею, – в приглушенном, с ярко выраженной хрипотцой голосе послышалось разочарование. – Ладно, отдыхай.

Он всегда умел произносить обычные слова с такой интонацией, что они приобретали особый смысл. Вот и теперь его «отдыхай» прозвучало как-то унизительно, словно я безвольный слабак.

Зная Трифонова, я терялся в догадках. Вокруг него постоянно что-нибудь происходило. Тиф не то чтобы специально влезал в истории, просто они сами собой притягивались к нему. Удивить меня могло разве что ограбление банка или взятие заложников. И то лишь оттого, что это противоречило его жизненным принципам.

– Давай лучше ты ко мне! Моих нет. Соломин с бабушкой через три дня возвращаются. А отец с женой только в августе.

– Можно и так, – согласился он. – Но в шесть футбол.

Мы не виделись около двух недель, с тех пор как я раскидал документы по разным вузам и, не особо рассчитывая поступить на бюджет, свалил из города. Мама сразу объявила, что учиться я буду в любом случае, а папа ее поддержал. Они хоть и были в разводе, но продолжали общаться, как старые друзья. И в том, что касалось меня, почти всегда были заодно.

Как ни странно, результаты ЕГЭ у меня оказались вполне приличные, а вузы я выбирал без претензии на крутость. Мама хотела сделать из меня экономиста, но я решил, что лучше стану каким-нибудь менеджером, и за свое ближайшее будущее особо не волновался.

Рюкзак я разбирать не стал. Оставил на кухне. Пусть бабушка сама, когда приедет, возится. Пришлось три часа тащить его, проклиная за тяжесть и недоумевая, какой смысл в доисторическом закатывании банок и обмене ими. Одна бабушка летом мариновала огурцы, другая – по осени делала компоты, и они отправляли заготовки друг другу, словно дары дружественных государств.

В квартире стояла невыносимая жара и духота. Я распахнул окна во всех трех комнатах, и на восьмой этаж сразу ворвался суетливый шум улицы, дороги и не особо свежий, но легкий ветерок.

Я был рад, что вернулся. Я вообще в последнее время слишком многому был рад. Школа осталась позади, а других проблем еще не образовалось.

Едва успел принять душ, как заявился Трифонов в традиционных камуфляжных штанах и футболке без рукавов, из-под которой, изгибаясь, выглядывала голова большого черного дракона. С порога двинул меня кулаком в плечо и, резко отпихнув, оглядел с головы до ног.

– Какой-то вид у тебя, – он поморщился. – Чересчур довольный.

Ему я тоже был страшно рад. Кто бы мог подумать, что за пару недель успею так соскучиться по этой небрежной ухмылке и скрипучему голосу!

Тиф поднес свой локоть к моему, сравнивая цвет кожи:

– И загорел как черт.

– Целый день на улице, – оправдываясь, сказал я. – Котлеты хочешь? Мне с собой кастрюлю дали.

– Котлеты? Тащи.

Мы прошли в нашу с Дятлом комнату, и я достал из ужасной тряпичной сумки алюминиевую кастрюльку с котлетами. Бабушка Галя очень переживала, что целых три дня кормить меня будет некому.

– Греть нужно? – спросил я без особой охоты.

– Какое греть? Жара на улице, – Трифонов схватил верхнюю котлету, откусил и уселся на кровати Дятла. – Короче. Поедешь с нами завалы разгребать? У криворотовского отца знакомый по даче про нас спрашивал. Сказал, видел по осени, как мы сарай расфигачили…

Он засмеялся с набитым ртом.

Я тоже вспомнил, как ездили к Лехе Криворотову на дачу ломать старый сарай. Начиналось все хорошо, но закончилось полным беспределом. Раздолбали сарай в щепки, зато за два дня управились.

– Короче, у этого мужика то ли лагерь древний, то ли пансионат, я толком не понял, и там всё перестраивать собираются. Старые дома сносят. Нужно весь этот мусор строительный убрать, – говорил Трифонов быстро, азартно, глаза горели, и про котлету он временно забыл. – Если за три недели управимся, тысяч сто заплатит. Прикинь? Мигрантов брать не хочет, а бригаду нанимать – дорого. Я сначала думал, мы с Криворотовым вдвоем осилим, но оказалось, работы дофига и нужно еще людей подтягивать. Минимум двоих. Ну что? Как тебе? Деньги на четверых поделим. Все лучше, чем курьером. Я же теперь без мотика. Как придурок на метро катаюсь. А в этом лагере лес, свежий воздух, свобода… И никто над нами стоять не будет. Не, там сторож живет, но он к нам не полезет. Так Криворотов сказал.

– А кто четвертый?

– Значит, согласен? – Тифон откусил котлету. – Зашибись. С четвертым не ясно. Как дело до дела – никого не найдешь. Есть у меня один чел на примете. Помнишь Артема? С которым я в больнице последний раз лежал?

За прошедший учебный год Тифон успел побывать в больнице дважды. Один раз после пожара на недостроенной высотке, где я тоже был: просто повезло, что все остались живы, потому что история вышла реально стремная.[2] А во второй раз тупо разбился на мотике. Он там особо и не виноват был. В него джигит на Яндекс-такси въехал. Нет, конечно, Тиф очень тупо поступил, что вообще сел на мотик, зима же, но он всегда такой – всё нипочем. Решил – недалеко. Торопился. Вот и переломался. Не смертельно, но весь март в больнице провалялся.

– Который из них? К которому девчонка с красными волосами ходила? Суицидник? Или тот выпендрежник, что с тобой на щелбаны спорил, кто из вас больше воды за раз выпьет и не блеванет? И ты со своими переломами заколебался в сортир ползать?

– Ага, он самый, – Тифон заржал. – Но щелбаны я ему знатные потом закатал. На самом деле арбайтен это вообще не его тема, потому что на жизнь ему точно хватает, но он фанат всякого движа. Договорились на завтра. Встретимся, обсудим. Не хотел бы – сразу отказался.

– Я точно поеду, – я тоже взял котлету. – Моя мама мечтала на подработку меня отправить. В воспитательных целях. А когда ехать?

– В четверг, – он вытер руку о штаны. – Леха со своей дачи в среду приезжает. Это, вроде, недалеко. Подмосковье. Километров сорок, и станция рядом.

– Идеально, – обрадовался я. – Бабушка с Соломиным тоже в среду вернутся, так что свалю с чистой совестью.

А потом Тиф попросил включить телик, потому что там начинался футбол. Я наделал попкорна в микроволновке, и мы ели его и смотрели «Спартак – Зенит». Лучше бы пива выпили, но Трифонов не пил ничего крепче кефира, поэтому я тоже не стал. Он считал, что раз отец его алкоголик, то и у него самого дурная наследственность. Что в общем-то для всех было хорошо. Тиф и по-трезвому покладистым нравом не отличался, а когда пил, превращался в вагон динамита, готового рвануть в любую секунду.

На самом деле тема с его отцом была мутная, и тот алкоголик, которого он долгое время считал своим отцом, приходился ему просто отчимом, но Тиф этого не знал. Догадывался, конечно, но упорно делал вид, что не в теме.

А я знал и помалкивал, потому что клятвенно обещал Ярику Ярову – еще одному нашему однокласснику, замешанному в этом деле, что без его разрешения ничего не скажу. Просто Ярик сначала сам мне про это рассказал, а на следующий день уже передумал.

Игра была скучной, весь первый тайм по нулям, и я, утомленный дорогой, задремал, а проснулся – Трифонов собирался домой. Я предложил ему остаться, но он не захотел.

– А что Зоя? Она где? – весь вечер я терпел, а тут напоследок не выдержал.

– На даче своей, где же еще. Типа матери с ребенком помогает, – Тифон недовольно передернул плечами. – В прошлом году я к ней чуть ли не каждый день туда мотался, а теперь без мотика только в выходные получается. Так уйду – и не заметит.

Чтобы попасть в свое МЧС, осенью Тиф собирался в армию.

– Тебе же только в октябре. Еще два месяца.

– Дело не в этом. Сама завела меня, а теперь такая: «Хватит нависать». А как я нависаю? Что хочу ее видеть? Что меня бесит, когда я не знаю, с кем она там тусит? Помнишь ее дачного кренделя? Вот честно, закопаю урода.

От этой темы Трифонов распалился с пол-оборота. Даже когда они с Зоей еще не встречались, он без конца контролировал каждый ее шаг, а после того, как все закрутилось, стал невыносимым. Даже на нас с Лехой злился, если долго разговаривали с ней, на маму ее злился, которая приезжала в Москву с дачи в лучшем случае раз в месяц, на школу злился, на экзамены, на кино и книги, на все-все, что отвлекало ее мысли и внимание от него.

– Ну вот что ей в Москве в такую жару делать, сам подумай? – сказал я. – Представь, тебя мать помогать напрягла, ты бы ее послал?

Он посмотрел на меня, как на дебила.

– Давай, до завтра, – пожал мне руку и вышел.

В Зою я был влюблен с того самого момента, как только увидел на школьной линейке Первого сентября. В короткой расклешенной юбке, на высоченных каблуках, с копной небрежно забранных наверх вьющихся рыжих волос она показалась мне богиней.

Я очень хотел, мечтал быть с ней и даже получил скромный шанс, однако затмить в ее глазах Трифонова мог, наверное, лишь кто-то не менее крутой, чем он сам. А я крутым не был.

С Зоей мы переписывались, но редко. Не так, как раньше. В основном я смотрел ее фотки в Инстаграме: Зоя собирает клубнику, Зоя поймала ежа, Зоя с годовалой сестрой Соней, букет из ромашек, закат розовый, закат голубой, Зоины волосы горят огнем в рассеянном свете солнечных лучей, Зоя в соломенной шляпе и темных очках, Зоя с друзьями на великах, Зоин зрачок, Зоя в легинсах фоткает себя в огромном старом зеркале.

Все как у всех. Но ее фотографии, даже незамысловатые пейзажи, я мог разглядывать часами, невольно представляя, будто нахожусь там с ней.

Наверное, я все еще ее любил.

Артем жил в Измайлово. Недалеко от метро. Район у них был поприятнее, чем наш. Зеленый и не такой пыльный. Приехали мы за десять минут до встречи, но Трифонов забыл, как идти, поэтому плутали по дворам около получаса. Все это время я просил его позвонить, но он лишь недовольно фыркал «уже почти пришли» и «сам найду».

В конечном счете я просто сел на бордюр и сказал, что не пойду, пока он не узнает точный адрес.

Они встретили нас около подъезда. Артем, его девчонка и друг. Стояли возле лавочки, поджидали, а завидев, стали прикалываться над тем, что мы заблудились «в трех соснах».

Артем был старше и весь из себя красавчик: с косой черной челкой, голубоглазый, высокий, в широкой черной майке-алкоголичке и капри с накладными карманами. На шее – цепочка, в нижней губе пирсинг, на большом пальце толстое серебристое кольцо. Предплечье правой руки, наподобие браслетов, охватывали две татуированные полосы.

Я его еще по больнице помнил. Держался он дружелюбно, но откровенно заносчиво. И, если бы не Тиф, я бы напрягся, однако тот сразу предупредил: «Артем языкастый и заводной, но не бери в голову. Он нормальный чел». А Трифонов редко о ком говорил «нормальный».

А вот его девушка со странным именем – Вита, в коротком голубом платьице на пуговицах и белых скетчерсах, скромно прижимавшаяся к нему, показалась мне чересчур застенчивой и мелкой. Класс девятый от силы.

Познакомив нас, Трифонов поинтересовался, как у нее дела в школе, и она так засмущалась, что он и сам смутился. Но все время, пока мы там стояли, Артем то и дело целовал ее и не выпускал из объятий, то ли боясь, что она растает, то ли хвастаясь перед нами, что она «его».

Второй же парень, Макс, отчего-то понравился мне сразу. Внимания он к себе особо не привлекал и выглядел обычным пацаном: немного обросшим, рыжеватым, в длинных шортах и футболке, спокойным, мягким, без пафоса. Разговаривал мало, тихо и по делу, а услышав про лагерь, сразу сказал, что тема прикольная.

– Что скажешь? – Артем посмотрел на Виту.

Но Трифонов даже не дал ей и рта раскрыть:

– Сдурел? Там для девок ничего не приспособлено. Лес, комары и сортир на улице.

– Ну тогда я – пас, – Артем обхватил Виту сзади и уперся подбородком ей в макушку. – Мне ребенка оставить не с кем. Вон, Котика берите. Ему полазить и попрыгать только в кайф.

Макс растянул улыбочку и согласно кивнул. Так я понял, что Котик – это он.

– А как добираться?

– На своих. Хозяин сказал, что не сможет забрать, – ответил Тифон.

– У тебя есть хозяин? – насмешливо удивился Артем.

– Хозяин лагеря, дебил.

– Сколько нас будет? – поинтересовался Макс.

– С тобой четверо. Мы с Никитосом и Леха Криворотов еще. Помнишь его?

Макс не ответил, но рассмеялся, и стало ясно, что помнит.

Рассеянно слушая их болтовню, я бессмысленно глазел по сторонам и девчонку с красными волосами приметил издалека. Лица еще различить не успел, а уже стопудово знал, кто это.

Ее звали Тоня. Мы с ней в больнице познакомились, когда я к Тифу приезжал. Невысокая, но ладная и быстрая, будто вся на заведенной пружине. И лицо хорошее, располагающее. Шла она решительно, по-деловому, в наушниках, ковыряясь на ходу в телефоне. Я с интересом оценил ее загорелые голые ноги в кедах, короткие джинсовые шорты и уже собирался окликнуть, как она сама свернула к нашему подъезду и, подняв голову, молча остановилась.

Разговоры прекратились. Все так же молча уставились на нее.

– Привет, – сказала она.

– Привет, – в один голос откликнулись мы с Артемом.

– Этот не появлялся?

– Не-а.

– Звонит хоть?

Глаза у нее были зеленые.

– Зачем? Мы ему что, родители?

– Ясно, – Тоня помялась, собираясь сказать что-то еще. Все ждали. – Слушай, Артем, мне срочно нужен парень.

Артем недоверчиво вскинул одну бровь:

– Вот это поворот. Всего один?

– Не меньше одного.

– Прости, но я уже занят, – он стиснул Виту так, что та ойкнула. – А этих хоть всех забирай. Сегодня акция. Три по цене одного.

– Мне на время. Просто помощь нужна, – Тоня покосилась на меня.

– А что делать-то? – подключился Тифон.

– С мамой поговорить, чтобы она меня из дома уехать отпустила. К Амелину.

– Ну нет, – Трифонов достал сигареты и прикурил. – Если что перенести или в лоб кому дать – зови, а с мамами… это вообще не мое.

– Никита, – Тоня вдруг резко повернулась ко мне, – ты идеально подходишь. Пожалуйста, поговори с моей мамой. Делать вообще ничего не придется. Просто прийти и сказать, что поедешь со мной. Ехать на самом деле не нужно, только сказать. Иначе они меня опять в розыск объявят.

– О, точно, Никитос идеальная кандидатура. – Трифонов хлопнул меня по спине так, что я закашлялся. – Моя мама его обожает.

– Идем?! На метро до моего дома отсюда десять минут. – Тоня смотрела прямо в глаза, как если бы хотела меня в себя влюбить, но когда она говорила с Артемом, а потом с Тифоном, то и на них смотрела так же. Это была очень странная и волнующая манера. И я, может, согласился бы, если бы не услышал сдавленные смешки за спиной. Оглянулся – и парни загоготали в голос.

– Давай завтра, – сказал я как можно небрежнее. – К разговору с мамой нужно подготовиться.

– Точно? – она прищурилась.

– Обещаю.

– Спасибо. Я пришлю тебе адрес. Родители приходят около восьми. Сможешь?

Я вспомнил, что завтра вечером как раз возвращаются бабушка с Дятлом и я, пожалуй, буду счастлив свалить на часок из дома.

– Да, конечно.

Тоня попрощалась со всеми и ушла. Какое-то время мы все смотрели ей вслед, после чего Артем ткнул «зависшего» Макса в плечо:

– Что, Котик, ниче так шортики?

– Может, я с мамой поговорю? – задумчиво сказал Макс.

– Нет уж, – торопливо ответил я и с плохо скрываемой гордостью добавил: – Она сама меня выбрала.

– Да ты особо губу не раскатывай, – одернул меня Артем. – У нее с суицидником нездоровая зависимость.

– В смысле?

– Ну любовь такая, что до смерти, – он громко рассмеялся и снова стиснул свою подругу. – Вот как у нас с Витей.

– Ребят, – в первый раз за все время подала она голос. – Мы на концерт опоздаем.

С Трифоновым я познакомился чуть меньше года назад, но за это время он успел настолько прочно обосноваться в моей жизни, что иногда казалось, будто присутствовал в ней всегда. С его появлением все очень сильно изменилось. Особенно я сам.

До него вокруг меня царили сплошной хаос и неразбериха: у мамы родилась Аленка, и они с Игорем отправили меня жить к отцу, с бабушкой, его новой женой Аллочкой и ее сыном, Ваней Дятлом, которого я на тот момент терпеть не мог. В голове у меня все перемешалось, а в душе царил полный раздрай.

Я болтался одинокий, неприкаянный и никому не нужный. У меня не было никаких особых привязанностей или амбиций. Просто бестолково маялся, не зная, чем заняться и куда приткнуться, чтобы наконец все успокоилось.

Трифонов же был надежный и цельный, не без своих заморочек, конечно, но его уверенность и твердость притягивали всех без исключения, и я вцепился в них с отчаянием утопающего. Ни с кем и никогда я не чувствовал себя так спокойно, как с ним.

Мы купили по дороге здоровущий арбуз и отправились к Трифонову, но как только вошли во двор, он вдруг остановился и, отрывисто бросив: «Идем к тебе», торопливо почесал в другую сторону. Я припустил следом.

– Что случилось?

– Мужика у подъезда видел?

Я обернулся. У подъезда стоял довольно приличного вида мужчина лет сорока в яркой гавайской рубашке с попугаями.

– Ну.

– По мою душу. Раз пятый приходит.

– Зачем?

– Без понятия.

– Чего тогда нычешься?

– А то, что у меня с такими типами дел никаких быть не может. Мать про него ничего не знает, Зойка тоже, а остальное побоку. Не нужны мне сейчас напряги.

– Может, он с хорошим пришел?

– Хорошим? – Тифон хрипло рассмеялся. – Издеваешься? К тебе кто-нибудь приходил с хорошим?

– Может, у тебя какой-нибудь родственник-миллионер откинулся, и этот чувак пришел наследство предложить?

– Ага. Сто раз. Если честно, даже знать не хочу, что за тема.

– Накосячил?

– Специально не косячил, а там кто его знает?

У Тифона была удивительная способность в любых, даже самых мелких ситуациях, попадать в какие-нибудь истории.

Иногда эти истории заканчивались благополучно, как, например, с катанием в метро, когда мы вместо того, чтобы выйти на конечной, остались в пустом вагоне.

Леха заверил, что поезд просто описывает круг и выезжает на противоположной платформе, и что они сто раз так делали по приколу. Мы действительно всего лишь проехали через тоннель, как от одной остановки до другой, ничего интересного, но на станции нас запалила тетка-дежурная и пришлось сломя голову мчать от нее и полицейских.

Но случилось так, что на самом верху, перемахнув через турникеты, Трифонов сбил с ног мелкую девчонку с кошачьей переноской. Девчонка упала, кошка выскочила, и, вместо того, чтобы уматывать, Тиф кинулся ловить кошку. Полицейские тоже стали ловить кошку. Часа два ловили, пока та с перепугу не шмыгнула в закрывающиеся двери уходящего поезда, куда Трифонов, следом за ней, успел заскочить.

В итоге, кошку он таки поймал и вернул хозяйке, все обрадовались и о «злостном нарушении» забыли.

Однако гораздо чаще какой-нибудь пустяк, вроде глупого баловства в бутике, тянул за собой дурацкие последствия.

В тот день мы отправились в торговый центр с Зоей. Она долго сопротивлялась, зная наперед, чем такое обычно заканчивается, но я тогда еще не знал, поэтому сначала не понял, почему, как только прозвенел звонок с последнего урока, она так быстро рванула в раздевалку, схватила пальто и попыталась незаметно выскочить из школы.

Мы решили пойти посмотреть, что она будет делать. Дошли до магазинчика с косметикой в торговом центре. Зоя остановилась возле полки с помадой, мы спрятались за стеллажом. Леха сказал что-то вроде: «Переходим к плану Б», – и куда-то исчез, а потом нарисовался уже рядом с Зоей. Она подняла голову и как закатится на весь магазин!

Лехино лицо целиком, даже губы покрывал густой слой чего-то очень жирного и белого, глаза же по самые брови были вымазаны черной краской. Зрелище смешное и жуткое.

Моментально к нам подскочили две продавщицы и принялись зло ругаться на Леху, а потом и на нас. Тифон сказал, что этого придурка мы видим в первый раз. Оскорбившись, Леха схватил с полки флакончик духов и брызнул ему в лицо. Тиф тоже немедленно вооружился и выпустил в Леху ответную струю.

Продавщицы громко раскричались, одна побежала за охранником, а вторая отбирала у парней флаконы, но те хватали другие и перестреливались ими.

Еще секунда – и нас поймали бы два здоровых охранника, но мы успели смотаться.

Однако через два дня к Трифонову заявился управляющий того магазинчика и стал требовать компенсацию за причиненный ущерб. Оказывается, Тифона опознали на записи камер наблюдения, а в районе почти каждая собака знала, где он живет.

Трифонов, конечно, не дурак, сразу понял, что его разводят. Если за такое полагается отвечать, то не управляющий к нему бы пришел, а полиция. Так что он сказал, что ущерба никакого не было, ведь брызгались мы из пробников, которые предназначены для бесплатного использования. Но, видимо, сказал он это не слишком вежливо, потому что управляющий обиделся и потом еще долго писал какие-то жалобы то в школу, то в полицию. К счастью, на фоне всего остального, происходившего в то время, никому до этого дела не было.

– Чего улыбаешься? – Трифонов подозрительно покосился.

– Вспомнил, как вы духами брызгались.

Он кивнул и задумчиво хмыкнул.

– Вот-вот. От чужаков ничего хорошего не жди.

Глава 3
Вита

Летом Москва совсем другая. Она становится тише и ласковее. Многие уезжают за город, на курорты или к себе домой в регионы. Привычный бешеный темп замедляется, и жизнь делается проще.

Для того чтобы выйти из дома в магазин, не нужно напяливать кучу одежды и опасаться встретить кого-нибудь нежелательного, вроде одноклассников или учителей.

А когда ты счастлив, никакая жара не способна испортить чудесного настроения. Идешь и радуешься всему подряд: зеленому человечку на светофоре, свежим, только высаженным в длинные коричневые горшки петуньям, рекламным щитам на дороге, обрывкам чужих разговоров, автомобильным сигналам, самому себе в отражении зеркальных витрин.

Даже полные пакеты с продуктами не кажутся тяжелыми, потому что это всего лишь груз, удерживающий тебя у земли. Иначе от переполняющих чувств ты можешь взмыть в воздух как воздушный шарик и случайно унестись в небо.

Я уже перешла на свою сторону дороги и свернула к дому, когда возле меня притормозила и медленно покатилась большая белая, сверкающая чистотой машина.

Какое-то время я шла, стараясь не смотреть на нее, но потом повернула голову, и водительское стекло опустилось.

– Давай подвезу, – за рулем сидела Полина Кострова.

Условно говоря, Полина считалась невестой Артема. До того как его родители погибли, их семьи жили по соседству, дружили и собирались породниться.

Полина была старше Артема на четыре года, и мы с ней никогда не разговаривали. Как-то раз, когда я приезжала к нему в родительский загородный дом, Артем познакомил нас, но она, высокомерно кивнув, сразу же отвернулась и больше меня не замечала.

– Не нужно, спасибо, – попыталась отказаться я. – Тут недалеко.

Быстро закинув руку за свое сиденье, Полина открыла передо мной заднюю дверь.

– Клади сумки сюда, а сама давай ко мне.

Я послушно оставила пакеты и села в машину.

– Помнишь меня?

Она была красивая и эффектная. С большими светло-карими глазами, высоким лбом и гладкой, матовой кожей. Темные волосы забраны наверх, как у Анджелины Джоли, на обеих руках по золотому браслету, на безымянном пальце левой руки тонкое колечко с похожим на бриллиантик камушком.

– Да, конечно. Просто неожиданно.

Машина медленно поехала. Сзади на вешалке в темно-синем чехле мерно раскачивалась какая-то одежда.

– Как дела? – спросила Полина так, словно мы старые знакомые.

– Спасибо, все хорошо. А у вас?

– У меня по-всякому. Вчера еще нормально было, а сегодня уже отвратительно. Наш общий друг умеет создавать проблемы на ровном месте.

– Что-то случилось? – забеспокоилась я.

– Слышала, что вы с ним в Диснейленд собрались.

Я растерялась. Мы придумали Диснейленд вчера, когда вернулись домой с концерта. Точнее, я придумала. Совершенно случайно, заранее ничего не планируя.

Перед глазами явственно встал вчерашний вечер.

В окнах моей квартиры горит свет. Мама не спит и может ждать хоть до утра.

– Давай постоим, – Артем отводит меня в сторону, пропуская Макса в подъезд.

– Я обещала до двенадцати дома быть, а уже половина первого.

– Десять минут ничего не решат. Нет, пятнадцать… А лучше ты зайдешь домой, скажешь, что вернулась, и мы спокойно пойдем к нам… Пить кофе и целоваться.

Тень от дерева на его лице дрожит, а пристальный взгляд требует согласия.

– Мама все равно не заснет.

– Мы слишком мало видимся.

– Артем, – его обиженный тон забавляет меня, – мы видимся каждый день с утра до самого вечера.

– Этого мало. Неужели ты сама не замечаешь, как это мало?

– Замечаю.

– Тогда давай уедем куда-нибудь? – он резко прижимает мои локти к стене.

– Ну куда мы уедем? К тебе в дом? У тебя там настроение портится, и Костровы за нами следят.

– Куда скажешь, туда и уедем. Выбери любое место. Какое угодно.

– Перестань выдумывать. Мне и здесь хорошо.

– Куда бы тебе хотелось? Дубай, Бали, Мальдивы. Можно в тур по Европе. Нет, тур не нужен. Пусть будет одно место. Не хочу ни на что отвлекаться. Ну! Витя! – Он нетерпеливо трясет меня за плечи. – С твоей мамой я договорюсь. Давай решайся. Это будет незабываемое приключение.

– У меня уже было незабываемое приключение.[3]

– Тогда я выберу сам. И ты пожалеешь. Завезу в лесную глушь и буду держать в кандалах и на привязи. Ну же!

Если Артему что-то приспичило, переубедить его невозможно.

– Хорошо. Только обещай не смеяться.

Он театрально взмахнул рукой.

– Любое желание.

– Точно?

– Клянусь!

– Я хочу в Диснейленд.

Азартное воодушевление на его лице мгновенно меняется на скисшую мину.

– Это же для детей, Витя.

– А говоришь, любое.

…Полина насмешливо фыркнула.

– В твоем возрасте, – она сделала выразительную паузу, – сложно понять ряд очень важных вещей, но ситуация обстоит так, что Артем, которому уже давно не семнадцать, нигде толком не учится и не работает.

– Он работает, – вступиться за Артема было значительно проще, чем за себя.

– Не смеши. Помощник тату-мастера? С его-то способностями? Человек просто раздолбай и бездарно прожигает время. Когда ты только появилась и он вернулся к музыке, мы были рады тебе. Но сейчас снова все пошло наперекосяк. Артем частенько увлекается до такой степени, что у него отказывают тормоза. Нет, он, конечно, играет, но слишком мало для того, чтобы расти и двигаться вперед.

Ты вообще задумывалась, что с ним будет дальше? Когда он потратит все деньги и останется ни с чем. Отец не станет его тянуть. Просто представь, что может произойти с таким, как Артем… Наркотики и алкоголь…

– Он сдал экзамен и переводится в консерваторию. С сентября будет учиться.

– Я хочу сказать тебе одну вещь, но поклянись, что она останется между нами и Артем о нашем разговоре не узнает.

Я поторопилась кивнуть.

– На данный момент денег у Артема осталось немного. И в том, что он все не растратил до сих пор, исключительно заслуга моего отца. Так что, если тебе не все равно и не безразлична судьба Артема, ты должна сделать правильные выводы.

До меня постепенно начало доходить, к чему клонит Полина, и я перепугалась до ужаса.

Мы свернули в наш двор и остановились в торце дома.

– Я не смогу этого сделать, – тихо, но уверенно проговорила я.

– Чего ты не сможешь? – Полина подозрительно покосилась на меня.

– Я не могу с ним расстаться. Никак. Простите.

– Что? – резко вскинув брови, она рассмеялась. – Я бы не стала просить о таком. Ты, наверное, думаешь, что мы с отцом его враги? Но это не так. Я же Тёму с самого детства знаю.

Она достала из сумочки телефон и принялась что-то искать в нем.

– Артем – наша семья, мы его любим и сильно волнуемся. Я очень рада, что он выбрал тебя, а не какую-нибудь пронырливую стерву, которая раскручивала бы его на деньги.

Именно поэтому я и решила, что нам с тобой нужно поговорить. Просто объясни ему, что с отдыхом пора заканчивать. Вот смотри.

На экране ее телефона была их старая фотография. Ей лет двенадцать, ему восемь. Оба по-детски худые и трогательные, щурились от солнца на крыльце загородного дома. Он в черном концертном костюме. Она в пижаме с пони и его виолончелью в руке.

– Можешь полистать. Там еще есть.

Но я вернула телефон.

– Вы должны будете пожениться потом?

– Все это родительская чепуха. Не беспокойся. Он же в тебя влюблен. До этого Тема был влюблен всего один раз. Лет в пятнадцать. Но там как-то неудачно получилось. Поэтому сейчас он совершенно не в себе, и тебе нужно это правильно использовать. Ради него. Ради вас. Да что ты так расстроилась? – Полина участливо взяла меня за руку. – Просто поговори с ним. Скажи, что подумала, и сейчас вы не можете никуда ехать. Скажи, что ему стоит задуматься о будущем, о работе. Дай-ка сюда свой телефон.

Я достала мобильник и протянула ей.

– Вот тебе мой номер. Если будут какие-то вопросы или проблемы – звони, не стесняйся. Вместе обсудим и решим. Хорошо?

Я выползла из машины, чуть было не забыв свои сумки. Внезапно они оказались очень тяжелыми.

Мама сидела на кухне, и у нее громко орали новости из Ютуба. Родители хоть и избавились от телевизора, смотреть политические ужасы не перестали.

«Российская экономика не растет, доходы населения сокращаются… Зарплаты постепенно падают и будут продолжать падать… Напомним, что к две тысячи двадцатому году аналитики прогнозируют новый глобальный кризис…»

– Вита?! – Мама нервно остановила видео и сразу взялась за сумки. – Сколько стоила печенка?

– Не помню.

– Ну, Виточка, я же просила смотреть на цены.

– Там чек есть.

Она что-то говорила еще про творог и молоко, но я почти не слышала.

– Пойду прогуляюсь.

Появление Полины тяготило. Деньги, работа, будущее…

Нам с Артемом просто было хорошо вместе.

Ежедневно я приходила будить его в десять, мы жарили тосты, пили кофе и сидели в своих телефонах. Не каждый сам по себе, а вместе. Это совсем другое. Макс тоже завтракал с нами, и тоже сидел в телефоне, но он был сам по себе.

А порой, когда Артем ленился и отказывался вставать, я запускала к нему в комнату Лану, и та скакала по кровати и лизала его до тех пор, пока он не поднимался, чтобы выставить ее за дверь. После чего хватал меня, кидал на кровать, и мы пол-утра не вылезали из нее, не в силах оторваться друг от друга.

Во всей квартире у них стояли кондиционеры и царила блаженная прохлада, выходить на улицу не хотелось, но Макс все равно вытаскивал нас куда-нибудь. То в парк, то в конюшни, то в Серебряный бор – купаться. А по вечерам мы отправлялись или в кино, или в гости к знакомым Артема, или просто гуляли по городу.

Мне и не нужно было никуда уезжать. В моем сердце еще не освободилось место для новых переживаний и впечатлений, оно было с лихвой переполнено происходящим.

Мама считала, что Артем для меня «слишком взрослый», «слишком красивый», «слишком раскрепощенный» и что я совершенно помешалась на нем. Ее сильно смущали и пирсинг, и тату, и его так называемый «жизненный опыт», но даже она смогла «закрыть на все это глаза» и оставить нас в покое.

О том, что деньги могут закончиться, я никогда не задумывалась. В нашей семье говорить о деньгах было не принято. Мама с папой воспитывались еще в то время, когда погоня за достатком осуждалась и, хотя мама постоянно жаловалась на цены в магазинах, жили мы всегда благополучно.

Артем же, в общепринятом понимании, был типичным мажором и сорил деньгами направо и налево без сожаления. Однако делал он это не от глупости или чрезмерных запросов, а специально, как бы со зла, из-за постоянного чувства вины, связанного со смертью родителей. Приличное наследство жгло ему руки и совесть.

Что было сродни его вечной тяги к риску и саморазрушению.

Акробатические выходки на узком парапете многоэтажки, лихое катание на роликах по проезжей части между машин, постоянные провокации агрессивно настроенных компаний, зажигательные танцы на краю перрона перед прибывающим поездом.

Он рисковал все время. Нарочно и совершенно бездумно.

Раз притащил откуда-то машинку для мыльных пузырей. Большую черную металлическую коробку, внутри которой вращалась выпускающая фонтан пузырей лопасть. Договорившись с дворником, мы отправились на крышу соседней многоэтажки опробовать ее.

Было часа четыре, солнце жарило нещадно, рубероид под ногами плавился, пахло горячим цементом и резиной, но вид с крыши открывался изумительный, и, когда машинка заработала и пузыри, переливаясь, взмыли вверх, произошло маленькое чудо. Мы все втроем несколько минут стояли, запрокинув головы, и, затаив дыхание, следили за сверкающими шариками.

А потом парни начали дурачиться. Макс гонялся за пузырями, то лопая их, то пытаясь поймать целыми, Артем же, забравшись на узкий парапет, встал спиной к краю крыши и попросил меня сфотографировать его в облаке парящих пузырей.

Малейшее неловкое движение, и он легко мог сорваться вниз. Ухватиться было не за что, и в случае чего ни я, ни Макс добежать бы не успели.

– Слезь, пожалуйста, – попросила я.

– Все нормально, – беспечно отмахнулся он.

– Артем, я тебя очень прошу.

– Ой, ну хватит. Давай фоткай, и я слезу.

– Пожалуйста!

– Не будь ребенком, – его любимый аргумент. – У меня все под контролем.

Поднял руку и помахал.

Перед глазами пронеслась картинка, как он в мгновение ока исчезает с той стороны.

Я обернулась на Макса, но тот, вместо того чтобы поддержать меня, тоже заскочил на этот бортик и, точно так же балансируя руками, двинулся навстречу Артему.

– Но я не хочу!

Артем нарочно занес ногу над пустотой.

– Если я упаду, в моей смерти будешь виновата ты.

…Больше часа я гуляла по пыльным, изнемогающим от жары улицам, а когда вернулась, увидела его на лавочке возле подъезда. Он сидел в домашней майке, тапочках, с чашкой дымящегося кофе. Ждал.

– Где ты была? – отставив кофе, потянул за руку и усадил рядом.

– Гуляла.

– Кто это тебя отпустил? – шутливо нахмурившись, он убрал мои волосы с шеи и поцеловал.

– Просто подумать хотела.

– Что-то случилось?

– Нет.

– Ладно, рассказывай. Я же вижу, – он откинулся на спинку лавочки.

– Знаешь, я тут подумала… Не нужно нам никуда ехать.

Артем тут же выпрямился:

– Как это? Я уже все решил.

– Сейчас не самое лучшее время… Столько всего…

– Чего «всего»?

– Проблем разных.

– Что случилось-то?

– Пусть все идет, как идет. Можно же так?

– Можно и так, а можно лучше.

– Лучше не будет, – не решаясь поднять глаза, я взяла его за свободную руку и поводила пальцем по ладони. – Когда пытаешься сделать лучше, всегда нарушается то, что есть. А я боюсь что-то менять.

– Ты напоминаешь свою маму, которая тоже боится всего подряд.

– Неправда!

– Правда. Сначала ты не хочешь ничего менять, а потом тебе страшно выйти из дома.

– Дело не во мне.

– В чем же еще? – он недоверчиво усмехнулся.

Я старалась смотреть куда угодно: на фонарный столб, на застрявший в ветвях деревьев белый пакет, на мужчину в сетчатой майке, лишь бы не на него.

– Тебе стоит больше заниматься. Репетировать. Нужно много работать, чтобы вернуть форму и достойно заявить о себе, – на автомате повторила я слова Полины.

– Что-о-о? – положив руку мне на затылок, он развернул мою голову к себе. В глазах читалось безграничное удивление.

– У тебя полно дел, а я отвлекаю.

– Ты на что-то обиделась?

– Конечно, нет, – в подтверждении я прижалась к нему и пробубнила последние слова ему в плечо: – Но ты должен думать о будущем.

– Чего ты такое болтаешь? – первое удивление прошло, и в его голосе послышалось недовольство. – Слушай, Витя, какие-то темы у тебя подозрительные. Кто с тобой разговаривал? Твоя мама? Костров?

Ситуация – хуже не придумаешь. Врать я совсем не умела.

– Просто я хочу, чтобы у тебя все было хорошо.

– У меня все хорошо.

– Это сейчас хорошо, но, если ты не будешь ничего делать, станет плохо.

– Прекрати нести чушь, иначе я разозлюсь, – и он, ухватив меня, принялся целовать так, словно я примитивное, неразумное создание, застрявшее где-то на низших ступенях эволюции.

С трудом высвободившись и чуть не опрокинув чашку, я вскочила.

– А что, если у тебя вдруг закончатся деньги и не на что будет жить?

– Так, Витя, последний раз предупреждаю, – он угрожающе наставил на меня палец. – С этим не лезь. Как и на что я живу и буду жить, никого не касается. Ясно?

– Мне самой неприятно об этом говорить. Просто ты спросил, о чем я думала.

– А теперь скажи честно, кто вбил этот бред тебе в голову? Мама? Костров?

– Я сказала только, что, если у тебя есть дела и работа, ехать отдыхать неразумно.

– Неразумно, – он насмешливо фыркнул и сделал глоток кофе. – Что разумно, а что нет, решать мне. Короче, ты сейчас просто рассказываешь, кто тебя на это надоумил, и будем считать, что ничего не было.

Я очень боялась с ним поссориться, до тошноты, до головокружения, до холодной дрожи в коленях, но я уже поклялась Полине сохранить наш разговор в тайне.

– Я и сама понимаю, что…

– Сама? – раздраженно перебил он. – Я так ценю в тебе честность, Витя, а сейчас ты бесстыдно врешь.

– Я не вру.

– Так кто? – Он подался вперед и уперся локтями в колени. – Кто сказал тебе, что я должен, а что не должен?

– Пожалуйста, не говори со мной, как с уборщицей.

Он отставил чашку и поднялся. Сделал шаг навстречу, взглянул на окно, из которого моя мама любила время от времени высматривать нас, и остановился.

– Витя… – Взгляд был пристальный и неласковый. – Если ты сейчас же не скажешь мне правду, пеняй на себя.

Он все еще улыбался, но я чувствовала, что на этот раз все серьезно.

Я готова была расплакаться от бессилия, но пойти на попятную никак не могла.

Артем немного подождал, потом забрал со скамейки чашку и, громко хлопнув металлической дверью, исчез в подъезде.

Глава 4
Никита

Папа считает, что в восемнадцать все хотят изменить мир.

Но это он по себе судит. Мне, например, такое в голову не приходило. Пытаться изменить мир – смешно. Тысячелетиями он такой, какой есть: равнодушный, злой и несправедливый. Всемирная история – сплошные войны, революции, перевороты и казни.

Многие люди пытались сделать его лучше, но все они закончили весьма плачевно.

Еще в четвертом классе я услышал про смерть Архимеда и больше ничему не удивлялся. Во время захвата Сиракуз римляне убили его просто так, мимоходом, как собаку, попавшуюся под ноги. Для них он был обычный бессмысленный старик, рисовавший на песке странные чертежи.

Архимед – крошечная жизнь одного великого человека, а сколько было не великих?

Даже большая победа, повернувшая ход исторических событий, мир не меняет. Он не становится другим, в нем не появляются новые ценности или задачи, он точно так же продолжает вариться в бесконечном людском противостоянии, жажде власти, денег, погоне за удовольствиями.

Недавно я наткнулся на статью о рабстве в наше время: все то же самое, что и в античности, только в сто раз хуже. И это не какие-то отдаленные регионы в Азии или отсталые африканские племена. Все кипит на виду – в центре цивилизации, что, собственно, понятно, иначе бы и бизнеса не было. Человеческие жизни в обмен на сытный ужин в ресторане. Хорошую машину. Пляжный отдых. Маникюр.

Дятел, любитель всевозможных теорий заговоров, вечно выискивал что-нибудь этакое и зачитывал за столом во время ужина.

Все электронные и радиотехнические устройства способны следить за своими владельцами: в них неоднократно обнаруживали скрытые микрофоны и камеры.

Производители автомобилей и всякой техники умышленно понижают надежность деталей, чтобы они ломались сразу после окончания гарантийного срока.

Фармкомпании сами придумывают эпидемии и разрабатывают вирусы, чтобы заработать на продаже вакцины.

Терроризм спонсируется отдельной категорией элиты страны, чтобы заставить население ненавидеть того, кого им выгодно.

Забивать голову заговорами мне было не очень-то интересно, но, когда, вещая о мировой элите, Дятел рассказал, что сеть супермаркетов «Metro» принадлежит одному из самых богатых людей Европы – Отто Байсхайму, служившему в элитном подразделении СС и пользовавшемуся личным покровительством Гитлера, я окончательно убедился в том, что мир – это вечный Готэм [4] и меняться он не намерен.

Однако от экзистенциального ужаса перед будущим меня довольно легко спас Трифонов.

– Ты в «Сталкера» играл? А в «Метро»? Кругом разруха, мор, выслеживающие тебя злобные твари, зомбаки и прочие монстры, а ты центральный чувак, и у тебя миссия: достать вакцину. Не сидеть и сопли гонять, а реально биться и выживать. Просто считай, что постапокалипсис – это то, что сейчас. Я, например, давно так живу.

Если бы мне сказал это кто-то другой, я бы вряд ли послушал, но Трифонов реально так жил. Он всегда был «наготове», как заряженный пистолет. Почти никому не доверял и ни во что, кроме самого себя, не верил. Ходил, как про`клятый, в свой зал и при любом раскладе бил первым. Особенно когда дело касалось других.

Раз шли по узкой асфальтированной дорожке к метро, болтали. Леха, как обычно, в телефоне на ходу зависал. И навстречу нам мужики с большими баулами. Деревенские такие мужики в сторону вокзала направлялись. С первыми двумя мы нормально разошлись, а третий жирномордый пер как танк, так что Леха в него прямиком и влетел. Не то чтобы сильно, просто плечом хорошенько задел и дальше пошел, а мужик как толкнет его в спину! Телефон из Лехиных рук вылетел и шлепнулся на асфальт. Леха первым делом к мобиле кинулся, а Тифон, недолго думая, схватил мужика за рукав и сразу кулаком в щекастую морду. Мужик этого явно не ожидал и, пока скидывал свою сумку, получил еще раз. Хорошо, что друзья его оказались неагрессивные, да еще и на автобус опаздывали. Трифонова еле оттащили. Пришлось нам с Лехой его держать, пока они не уйдут.

Но когда к самому Тифону прицепился обдолбанный сорокалетний тип в косухе, даже не разозлился. Мы тогда в кино пошли на «Мстителей», сидели на улице, сеанс ждали. А этот чудак сначала издалека на нас смотрел, потом подвалил и говорит: «Повырывали бы вам зубы плоскогубцами, как прадедам вашим, вы бы по-другому заговорили». Мы такие «что?», а он поворачивается к Тифону и давай прямо на него: «Вас, нациков, нужно еще в детстве вырезать. Вы как паразиты, как зараза, как тараканы! Сколько ни трави, все равно из всех щелей лезете…» Трифонов обалдел. На него никто в открытую не кидался. Он такой: «Отвали», а тип еще сильнее попер, мол, ты гад и мразь, а потом как толкнет обеими руками в грудь. Понятно было, что не в себе и специально лезет, но Тифон его трогать не стал. Просто послал куда подальше и отошел в сторону.

Дело, вероятно, было в камуфляжных штанах, бритых висках и татухе на шее, которые не имели никакого отношения ни к идеологии, ни к политическим взглядам. Тифон вообще был ни за кого и называл это свободой.

Пронзительно-жизнерадостный звонок в дверь резко оборвал всколыхнувшиеся после разговора с мамой размышления.

Я сообщил ей, что хочу поехать на подработку, а она завела, что нас собираются использовать в качестве дешевой рабочей силы и потом наверняка кинут с оплатой, а могут вообще отнять паспорта, и тогда мы будем работать на этих людей пожизненно. И что лучше бы я устроился в «Макдональдс» или хотя бы собирать тележки в «Ашане». Я сказал, что там тоже дешевая рабочая сила используется, а она ответила: «Зато официально», и мы стали спорить. В итоге мама выдала две совершенно противоречивые фразы: «Делай что хочешь» и «Пусть бабушка решает». Что по факту означало ее разрешение, но не одобрение.

Как я и ожидал, вернулись бабушка с Дятлом. Посвежевшие и загорелые. Почти целый месяц они провели в Кисловодске в санатории – лечили Дятла минеральными водами.

Со щенячьим восторгом он тут же кинулся мне на шею, обхватил и со всей дури сдавил так, что я захрипел. От него пахло печеньем и поездом. Отдых явно пошел ему на пользу. Узкие ребра покрылись небольшим слоем жира, худосочное лицо едва заметно округлилось, щеки порозовели. Коротко остриженные перед отъездом кудряшки отросли и вились сильнее обычного.

Бабушка радостно расхохоталась:

– Что? Соскучились, мальчики?

От ее приторного умиления передернуло. Я решительно отпихнул Дятла.

– А представляешь, мы видели нетопырей? – тут же сообщил он. – Такие они страшные и пищат страшно. Ты же знаешь, кто это? Летучая мышь. Нам рассказывали, что обыкновенные синицы могут их сожрать. Представляешь? По весне, после зимней спячки, когда те еще не проснулись. Синицы прилетают голодные и начинают клевать мышей. Я вот думаю, почему медведей тогда так никто не склевывает?

Я уже успел немного подзабыть, какой он доставучий. Уютное, размеренное одиночество было безжалостно нарушено.

– Ваня, прекрати, – бабушка поморщилась и протянула мне сумки. – Отнеси на кухню.

Я живо подхватил их. Мне предстояло продержаться всего полдня. Быть покладистым и услужливым, как Дятел, он же Ваня Соломин. Строить из себя «хорошего мальчика» и во всем соглашаться с бабушкой. Ничего не должно было помешать предстоящему отъезду, а бабушка была человеком настроения.

Пока она мылась, я терпеливо выслушивал рассказы Дятла о том, как он купался в источниках, как ходил в горы и как познакомился с девяностолетним генералом КГБ, но потом, переодевшись, бабушка заступила на свой домашний пост – и понеслось.

– А это еще что такое? – Потрясенно закричала она на всю квартиру. – Никита! Иди сейчас же сюда.

Я понятия не имел, в чем уже успел провиниться, но подхватился сразу, чтобы не дай бог не разгорелся пожар.

– Что это такое? – Она достала из сумки, привезенной от бабушки Гали, лоток с рыбой и сунула мне под нос.