автордың кітабын онлайн тегін оқу If you get me — 12.07.20. Если ты достанешься мне
Ирен Беннани

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Иллюстратор Людмила Александровна Ломако

Современная история женщины из России, сюжет основан на реальных событиях начала двадцать первого века. Движимая сексуальной энергией, писательница испытывает огромное влечение к жизни, которое помогает творить, погрузившись в свой писательский мир, созданный, казалось бы, из небытия творческими планами и мечтами о гармоничных отношениях с мужчиной, неожиданно они находят отражение в жизни, воплощаясь и трансформируясь в реальность.

18+

Part one — Baggage

Глава первая

роман: «If you get me»

Роман «Если ты достанешься мне»

Беннани Ирен, 2020 год.

Всемирный День поэзии

«Удачное расположение, покупаешь билет в десятый вагон и ты посередине перрона, — в эту минуту Людмиле, казалось всё решено, интуитивно ощутив в какую — то долю секунды сомнение. Представив себе сырой ещё не завершённый эскиз воображаемых в будущем дней, взвешивая на чаше весов, она размышляла: «Осознанное решение или всего лишь долгая неутолимая жажда перемен окружающей обстановки, круга общенья, что это за крутой поворот в моей жизни? — мысли вопросом пронеслись в её голове но, вдруг все они разом исчезли, улетев вместе с воробьиными стаями и прохладой от весеннего ветра, с приближением двухэтажного поезда. — Как — то особенно зябко». Вокруг беспорядочно сновал народ, голос по радио объявлял о прибытии поездов.

«Почему она решила поехать в Москву и поезд уже в пути? Это не какая ни будь рокировка, не сиюминутный порыв, желание прибыть ко дню поэзии — не было для Людмилы спонтанным».

2015 год был Годом литературы и этот именно большое значение для современных авторов к среде, которой стремилась Людмила.

Наблюдая за мелькавшими в витраже вагона огнями станций, снующими пассажирами во время поездки в вагоне, не веря в происходящее с ней: «реальность представляется каким — то полётом фантазии, другой стороной монеты, если сравнить её сторон с жизнью. Что это — страстное стремление к творчеству? Вместе с тем, означает: перечеркнуть всю личную жизнь и вместе с ней все свои сексуальные притязания и потребности — такое возможно, ли…, закрыть эту сторону жизни?»

Минули сутки, скорый поезд прибыл в Москву на Казанский вокзал. На перроне, она огляделась, не смолкающий голос диктора постоянно вещал, поезда, электрички в непрерывном движении прибывали к платформам и покидали перрон — словно жизнь столицы шла по чёткому расписанию, когда к ней подошёл зрелый мужчина, интеллигентного вида; не просто зрелый, а на двадцать пять лет её старше. Они остановились у билетных касс, вагон остался позади, впереди длинный перрон и комплекс вокзала, вскоре её поезд тронулся, исчезая вдали.

Теперь они с ним о чём — то беседовали, проходя мимо небольших рекламных стоек и киоска, ей показалось: «Что это происходит не с ней, а с кем — то ещё».

Они в салоне такси и она снова в дороге, следуя к его дому, вернее к квартире постороннего для неё человека, к которому она «не питала» ничего, кроме симпатии. И это, не смотря на то, что они находились рядом на заднем сидении салона такси, внутри каждого сохранялась дистанция и, Людмила не ощущала его теплоты. В салоне от нагретого воздуха становилось душно, ощутив с ним себя в этой дышащей перегаром атмосфере от витавших после похмельных запахов не в своей тарелке, как бывало и прежде: «А как всё-таки скрашивала подруга такие минуты, когда вроде находишься с ним но, не совсем, не чувствуешь так этого повисшего напряжения», — она обратилась к шофёру, чтобы он приоткрыл окно.

— Володя, что случилось с твоей машиной, она на ремонте? Почему вызывал такси?

— Да, нет, вчера был «корпоративен» в НИИ[1], — язык заплетался, понемногу оправдываясь, он смотрел на Людмилу, лицо его приобретало багровый оттенок, — не хотел с остатками алкоголя в крови рисковать, «его слова не расходятся с делом — доля запаха с ароматом спиртного растворилась в салоне авто».

— Взял шампанское и красной икры или предпочтёшь поужинать в ресторане?

Окинув взглядом приятеля и в эту минуту, заметив, как на лице его проявляются светло красные пятна, она с неприязнью раздумывала, — «как появляться с ним в этом виде, что это у него аллергия или не лучше, „давление“ — вот и думай, как быть?» — спросила, — А ты?

Длинно палой «клешнёй» он почесывал подбородок, понятно, что это аллергия его беспокоила, как видно он обдумывал, что ей сказать, как выкрутиться из положения, зная, что никуда он и не собирался идти.

Шофёр вырулил в сторону площади Комсомольская, проехав более километра, свернув на съезде в сторону Третьего кольца, — «вот, они — просторы, открыты творчеству и парящей мечте!» — восторгалась она. Из окон мчащейся по дороге машины, в направлении одной из полос, минуя кольца моста, созерцая линию МКАД[2] с высот его, на скорости, устремляясь вперёд.

— Немного раскалывается голова, я предпочёл бы…, принять конька. И, кроме того, в квартире собака, она нас ждёт; дочь с зятем в Лондоне, попросили за ней присмотреть.

— Хорошо, тогда поужинаем в ресторане в другой раз, а сегодня, после дороги этот вечер проведём дома, — поправив прядь волос, которую он прищемил, облокотившись, уточнила — дома вдвоём, — «кажется, что он забывает о разнице в возрасте и если разыгрывать ловеласа то, следует поступать по всем правилам».

— Сверните к военному городку, будьте любезны, сначала притормозите на углу у аптеки — указав таксисту направление, Владимир обхватил Людмилу за плечи, легонько прижимая к себе.

«Да, вот значит, как меня ждал он, отрываясь на вечере с сослуживцами так, что явно сегодня не в состоянии играть свою роль этакого разудалого героя любовника», — пронеслось в её голове.

Однако он ждал…, «судя по сервировке стола; бутылке с вином, бутербродам с икрой, фруктам на блюде, с цветами, розы, скорее, голландские».

Услышав шаги, болонка соскочила с диванчика, загавкав, бросилась их встречать, инстинктивно учуяв, свою благодетельницу, которая взяв кусок сыра, позволила им лакомиться, забыв о сухом корме.

— Ну, что будем знакомиться, Мальта?

— Располагайся и будь здесь хозяйкой, — он, указал жестом руки в сторону комнат, пристегнув к поводку, завилявшую хвостом собаку, с пушистой вьющейся шерстью, казалось белоснежный комок, проследовал мимо неё и скрылся за дверью, вместе с Владимиром, выводящим её погулять.

Утром, когда стрелки часов приблизились к десяти, Владимир Арнольдович находился в уютной гостиной, стиль интерьера, был ближе к дизайну девятнадцатого и началу двадцатых веков, с мебель под красное дерево, хорошо сочеталась с обоями бордовой расцветки с мелким вкраплением позолоты. Сидящий на мягком диване над изголовьем, которого висела картина с сюжетом морской баталии, был виден Людмиле, которая наблюдая за ним в проём межкомнатной арки, стояла в прихожей у длинноного зеркала, старательно закрепляя в причёску свои длинные волосы. Вот, он, потянулся за трубкой, к лежащему у окна телефону, взял его в руку, набрал чей-то номер, раздавались гудки…, выжидает, пауза длилась недолго, и вскоре отчётливо через громкую связь раздалось: — Ало, ало, я слушаю.

— Привет, Володь, как дела? — поинтересовался он, затем уточнил, — Ты в куре, события дня?

— Интересно, — потянул он, — какое событие? — спросил он, — ну, говори.

И после недолгой паузы, сразу к делу, — так ты о том, что приехала Люда?

Владимир Арнольдович расплылся в широкой улыбке, засмеялся, откинувшись к спинке дивана и вытянув ноги, он поначалу завёл речь об Але, поинтересовавшись у своего коллеги, чем она занята и только затем, перейдя к сути дела, поведал:

— Да, вот, приглашаю тебя, конечно и Алевтину, на торжественную церемонию с вручением национальных премий «Поэт года» и «Писатель года» в Доме Правительства, по билетам участников, как у Людмилы.

Всемирный День поэзии — награждение лауреатов проводился в 21 марта 2015 года, куда на Новый Арбат[3] устремилась Людмила в компании из трёх человек, двух научных сотрудников и любовницы одного из приятелей. У метро Баррикадная подуло холодом, был сильный ветер, весенняя сырость пронизывала насквозь, Людмила проследовала за Владимиром и его коллегой с подругой, затем к проспекту они направились вниз, вскоре пересекли перекрёсток, впереди виднелось белое массивное здание. На площади у Дома Правительства, перед входом толпился народ; писатели и с ними приглашённые гости, приехавшие со всех концов России, все они томились в длинной цепочке, в ожидании своей очереди, приближаясь к входным дверям. В нетерпении минуя через арку и пройдя процедуру досмотра, гости вечера, один за другим, демонстрируя свои приглашения регистратору, постепенно перетекали вовнутрь.

В фойе перед входом в залы конференций, в нетерпеливом ожидании прохаживалась «разношёрстная» публика, люди, суетились то, поднимались с первого на второй этаж то, спускаясь, у закрытых дверей, проводился конкурс чтецов, организованный для поэтов, Людмиле всё это было в диковинку: «Как смело под микрофон, и так уверенно, свободно они декламируют», — она и представить себе не могла, что способна прочесть хоть пару фраз, перед такой многочисленной публикой. Все эти люди продолжали суетитливо прогуливаться назад и вперёд, проходя мимо собравшихся на импровизированных подмостках, останавливаясь ненадолго у круга чтецов и нескольких членов жюри. Объединённые небольшими группами, они «глазели» по сторонам, как и вся эта компания, пришедшая с Людмилой. Открытие «Дня позии» немного затягивали и вот, наконец…, двери конференц-зала распахнуты, приглашённые поторопились в пространство зала, спеша занять все свободные от табличек кресла. Большой конференц-зал наполнялся, собравшийся люд, поэты, писатели номинанты и приглашённые гостьи рассаживались на откидные сиденья, однако мест хватило не всем, наблюдался аншлаг.

Расположившись в среднем ряду, удобно устроившись на мягком красной обивки, кресле Людмила взяла бинокль, в надежде хорошо разглядеть, участников ещё не начавшейся церемонии. С минуту на минуту ожидая, что поднимется занавес и, наконец…, на сцену взойдут знаменитости, поэты, драматурги, редакторы известных журналов, газет, все эти члены жюри…, она затаила дыхание. А в это самое время сослуживец Володи, решил немного поразвлечь всю компанию, достал телефон и стал демонстрировать свои фотографии, показывая, как они с Алевтиной собирают грибы. Грибы в каждом кадре по основному главному признаку, все они были в виде фаллосов. «Да, кто бы подумал… изобретательный — нашёл же время для этого?» Людмила украдкой рассматривала его; лицо с выразительными чертами, выдававшие его своенравие, вернее, неординарность натуры: нос с заметной горбинкой и небольшая выпуклость губ, были тому подтверждением: «человек он общительный но, в общении он не прост, ох, не прост, скорее с претензиями. Естественно, этих выходок и следует от него ожидать».

Она вспомнила день, когда впервые их познакомили на теннисных кортах «Чемитки», где «Володя, представляя Людмилу коллеге, отозвался о ней, как о племяннице, а подобное представление, по меньшей мере, её разозлило.

— Как обращаться мне к Вам?

— Да, так же, как и к нему.

— А…а…, Вовка — морковка? — с иронией намекнула Людмила.

— Можно и без морковки, — вникнув и продолжая играть ней в словесные игры, тогда как другие игроки ждали его подачи, в глазах его проблеснула «некая» искорка и он рассмеялся.

Рядом с тенистым парком, на кортах где занимались игрой в большой теннис, было довольно жарко, вблизи располагалось поле для игры в бадминтон, там Людмила с приятельницей и стали пасовать друг другу волан. Игроки соседнего поля, в числе которых и был тёзка Владимира, замедляли темпы игры, пытаясь подыграть женщинам в бадминтон и одновременно совершать броски теннисным мячом.

К полудню, на открытой усыпанной мелким песком площадке, невыносимо палило, Людмила с подругой, спешили с теннисных кортов домой, махнув рукой, в знак прощания проследовали вверх, где под тенью сосен находилась Алёна, читая с газету. Перекинувшись с поджидавшей коллегу Владимира сидя на лавочке коротким общими фразами о погоде, природе и водопадах поблизости, Людмила с подругой, поднялись по ступенькам, устремлённым до начала дорожки старого корпуса. Перед ним располагался длинный газон с растущими на нём пальмами зимних садов с раскидистой жесткой короной, перистых листьев исходящих от вершины стволов. У этой огромной клумбы с мексиканскими пальмами с ними поравнявнялся Сысоев.

— Вот, как, а ты, однако долго нас догонял, — он улыбнулся и, ничего не ответив, как обычно молчал.

Тем не менее, после этой ничего не значащей встречи на спорткомплексе от его коллеги Владимира последовало приглашение: на дачу, на барбекю.

Странно, что именно теперь, в большом конференц-зале Правительства Москвы Людмиле припомнился тот день, когда они с подругой сидели во дворе дачи, где кроме Сысоева и Владимира с Алевтиной, за длинным столом была и супружеская пара — их партнёры по большому теннису. Казалось, ничего особенного не происходило. Если только небольшая размолвка Людмилы с Алей в отношении места, а после произнесённых тостов с поднятием бокалов, с домашним вином, и подрумяненных на костре шашлыков поступило нелепое предложение, «продолжить вечер ночными заплывами». Ниже дачи, расположенной на склоне горы, сквозь кроны инжира, алычи, сливы с плодами манящими своей спелостью, проглядывались островки моря. Вечерело, солнце стало медленно сползать к линии горизонта, когда Людмила с подругой покидали гостеприимных хозяев …, это вновь окончание вечера всплыло в её памяти: «они распрощались хозяином, который пожелал их проводить до трассы к маршрутке. Минутное ожидание на остановке и стало заметным, как из-за ближайшего поворота вырулил микроавтобус, он быстро сокращал расстояние, приближаясь. Стоящий неподалёку приятель Сысоева, вдруг подскочил к Людмиле и, быстро обхватив её торс, в попытке приблизить губы к её лицу. Мгновенно выскользнув из объятий, она устремилась к открывающимся на ходу дверям, маршрутка подъехала, притормозив у обочины, подруга последовала за Людмилой.

— Он впился своими губами, как какой — то вампир, ты представляешь, — пожаловалась подруга, — он присосался к моей шее.

— И не только к твоей…»

И вот, сейчас в конференц-зале Правительства, где все они, кроме Елены, оставшейся там, в южном городке, собрались здесь вновь, Людмиле почему-то, вспоминалась Чемитка с забавной ситуацией момента знакомства.

Взгляд её переместился на сидящую через кресло Алю, одетую в элегантное платье со стойкой на воротнике, с собранными в высокую причёску тёмно-каштановыми волосами, с напуском на затылочной части. Значительная часть шеи, несмотря на воротник со стойкой, была оголённой, а круглый шар волос скреплялся чёрными шпильками, в её прическе, которую когда-то носили восточные гейши, недоставало лишь воткнутой длинной шпильки с крохотным веером на конце или бумажных цветов. И вдруг, Людмила поймала себя на том, «что думает и представляет в деталях, интимные встречи Алевтины с Владимиром. Задаваясь вопросом: «а, как она может быть с ним, вероятно не в меру требовательным с постоянной претензией чрезмерного персонального внимания к нему. Наверно, он и в постели так неутомим, быть с ним такой терпеливой? И в то же время, Людмилу смущала эта откровенная сексуально озабоченная философия; фотосессия грибников, хотя остальными кадры воспринимались как нечто нормальное, к счастью в зале стемнело, звуки мелодии, оповещающие открытие вечера нарастали и концерт — начался:

Выступали лауреаты премий «Поэт года», «Народный поэт» и победители Всероссийского поэтического конкурса «Золотой микрофон». Затем, объявили Лауреатов национальной литературной премии «Поэт года» за 2014 год, вручались награды «Писателя года» в различных номинациях и областях, презентовались книги.

К концу вечера Людмила и вся компания решили продолжить празднования Международного Дня счастья и Года литературы, решено — в каком ни — будь ресторане. Людмиле казалось: «Вот это и оно; грядёт другая реальность, здесь и сейчас в столице оправдаются её ожидания, с человеком, который её поймёт, непременно теперь, станет возможным, полностью погрузиться в литературу, в столичную духовную жизнь; встречаться с поэтами и писателями, отдавая всё настоящее время писательству».

При выходе из метро, пахнуло свежестью, она поёжилась от морозного московского воздуха, частицы автомобильных выхлопов с примесью мелких моросящих снежинок лежали на тротуарах, цвет которых был грязно-серым. Людмила закрыла плотнее полы её одежды, теперь подобно перелётной птичке, почувствовала, как постепенно холод проникает насквозь, «вероятно я не привыкла к этой разнице температур». Сысоев перехватил её руку и повлек в сторону припаркованного автомобиля, затем минуя скользящую под ногами слякоть, в местах семи от метро компания пересела в машину коллеги Владимира, тогда все они, сидя в тёплом уютном салоне, согласились с предложением Алевтины и отправились в небольшой ресторан, чтобы отметить событие. Подойдя к его вестибюлю, без объяснений всем остальным, Сысоев на глазах у всех скрылся, юркнув за угол ресторана, а затем исчезнувший, появился, он стоял в своём длинном, обтягивающем его худощавую фигуру плаще, в паре метров от них, повернувшись спиной, с видом человека погружённого в своё дело. И по мере приближения к нему, всей дружественной компании, становилось заметным, с какой быстротой он осушал коньяк.

— И давно это он, вот так? — спросил коллега Владимира.

— Практически — да, « интересно; он, что не знал или только заметил? Или это попытка выставить его в лучшем свете», — Людмиле была непонятна такая неосведомлённость столь близкого друга.

Войдя в небольшое фойе, сдав плащи и пальто в гардеробную, компания проследовала в сторону зала. Они устроились в одной из кабинок грузинского ресторана, расположенного у окна. Вскоре официант им подал меню, каждый выбирал на свой вкус. Людмиле захотелось немного «Киндзмараури»[4], остальные заказав на пробу мясные закуски, люля-кебабы шашлыки предпочли взять водки и соки в графине и почему — то решили отведать и осетрины. Из глубины зала лилась мелодия но, среди посетителей танцующих не было, вероятно, что и остальные сидящие прибыли совсем недавно.

— За день поэзии, прекрасный повод по которому мы здесь собрались! — провозгласила Аля, держась с уверенностью хозяйки балла, при этом обхватив двумя пальцами за ножку бокал с белым вином, а остальными пальцами пухлой ручки, она придерживала его дно. От наблюдатнльного взгляда Людмилы не ускользнуло и то, как она умело и, вместе с тем, незаметно управляла любовником, производя впечатление, как будто, она играет роль второй скрипки, всё время в его тени, не акцентируя на своей персоне внимания.

— Да, — потянул он, глядя на Людмилу, в чёрном брючном костюме, который подчёркивал её стройность, волосы собраные высоко, в «Конском хвосте» сидящую от него, через стол, казалась, что вся внешность, вместе с оттенком волос в контрасте с цветом костюма, слились в единой гармонии с независимым образом, подчёркивая вольность поступков.

— Поэзия, проза, удивительные эти люди — писатели. Продолжая свой «спич» коллега Владимира. Вальяжно откинувшись немного назад, к спинке стула, спросил: — Людмила а, Вы понимаете, какой выбрали путь?

«В каком именно смысле?», непонятая вопроса она только решила у него уточнить но, опередив её, он произнёс:

— Чего Вы жаждете, популярности, больших гонораров?

— Или же предпочтёте всемирную славу деньгам?

— На мой взгляд, — усмехнувшись этому по-детски провокационному любопытству, Людмила поправила шпильки в «хвосте», повернув корпус и сначала направив взгляд в сторону мерцающих огней тёмного зала, она подумала; «это как понимать, намёк был на тему пути содержанки, а затем сманеврировал в направлении литературы?» — и, посмотрев прямо в глаза этому с хитринкой, успешному, в финансовом плане мужчине: — для этого она и существует, одним дополняется и другое.

— М… м…, — раздались тихие звуки, — сопение подвыпившего и сидящего рядом с Людмилой Владимира, — я видел в меню, — продолжал он с гаденькой иронией в голосе, — там написано: « зал для детей с аниматором», — находится ниже, под стрелкой слева на первом из этажей, в детской комнате есть игры в цветные шары.

— Ты хочешь спуститься? — ровным голосом но, с явной иронией обратилась к нему.

— А, «Мерло[5]» там…, в меню? — парировал раскрасневшейся от алкоголя её оппонент. Людмила посмотрела на него, — «вероятно, излишки, подход к кондиции, не лишил его наблюдательности нашей с коллегой игры, реплик и взглядов. Да…, но, в отличие от коллег, заметно, что Сысоев готовился к торжеству, изрядно употребив перед входом; лицо его покраснело, взгляд стал расплывчатым, а поведение суетливым…, хотя остальные спиртного не пригубили. Что за нелепые фразы он тут позволяет? Считает меня недалёкой или ребёнком, ах, это? Ну…, да я ведь в том возрасте, что его дочь».

— Да, вот взять Пастернака и его «Доктор Живаго»[6], — словно слыша или разумно пропустив мимо ушей, выпад своего сослуживца Сысоева, он дискутировал, — Стоило выехать за рубеж, чтобы добиться признанья на Родине.

«Какой он разносторонний человек этот Владимир и как собеседник интересный в отличие от Сысоева, молчавшего как рыба и только пускающего пузыри в пузатый авкариум, бокала», — размышляла Людмила. Украдкой рассматривая орлиный изгиб его носа, переведя взгляд на выразительно голубые глаза, затем подметив спортивность фигуры этого коллеги Владимира Арнольдовича. «Человек, который не прячется за фасадом возрастных рамок, а современен, ведущий активную жизнь, он сохраняет прекрасную форму, спортивен и с гибким умом, по нему заметно; с возрастом не деградирует».

И словно, прочитав её мысль, он предложил:

— Потанцуем? — в глазах его окутанных затайной, сверкнул блеск.

Подмигнув ему, она согласилась, окинув взглядом сидящих, судя по выражению лиц Али с Сысоевым, присутствующие не возражали. В момент, когда все вернулись к столу и произносился очередной тост за интеллигенцию, среду, производства талантов, к ним приблизилась незнакомка среднего роста, похожая на якутку, в возрасте за шестьдесят.

— Могу я пригласить Вашего друга? — стараясь перекричать музыку, в присущей развязной манере для этого типа женщин, наклонившись в сторону столика, обратилась она к Людмиле.

— Его дело, — лишь развела руками Людмила, — как он…, захочет, — взгляд её упал на тёмно-синее платье в ярких цветах стоящей, и подумала: « откуда она его откопала, видимо из секонд-хенда», — и…, — заметив его сладенькую улыбку, ответила, — разбирайтесь между собой.

С интересом за ситуацией наблюдал его коллега, особенно, когда его долговязый его приятель словно высушившее дерево, с проступающими нотками старости, временами сутулящийся не один танец подряд ангажировался неугомонной партнёршей. Вскоре до Людмилы и всей компании, сидящей за столом, из глубин зала стали доноситься слова танцующей пары — Сысоева с якуткой или возможно, что она была корейской национальности, её внешние данные, соответствовали восточному происхождению. Вероятно, они не имели понятия, что акустика заведения позволяла слышать отчётливо то, что они говорят:

— Я Вас помню с восьмидесятого года, Вы тогда ещё произвели на меня впечатление.

От очередного признания в компании его сослуживцев пробежал лёгкий смешок. Но, тем не менее, никому не было дела до них.

Людмиле нравилась уютная обстановка за этим столом; расставленные блюда, напитки, содержимое и дизайн посуды — всё как в кавказском застолье, приправленное ароматными соусами и поданным ко всему красным вином. Под звук музыкальных мелодий она с наслаждением слушала речи разностороннего и прекрасного осведомленного о научных, литературных областях жизни Владимира, хотя, зачастую с поправками Али. Вино действовало согревающее, как и тёплая обстановка компании — здесь внутри полуосвещенного зала, в этой интимно-дружеской обстановке Людмиле нравилось. Напряжение, державшее её изнутри, отпускало; она понимала, что ей не хочется торопиться туда, где за окнами обледеневшей к этому часу улицы мелькали то, вспыхивая то, затухая редкие огоньки.

Когда «стареющий ловелас» вернулся к столу, и собрался поднять свою рюмку, из прохода возникла физиономия недавней его пассии с неизменной улыбкой, кричащей, густо нанесённой помадой губах, с гаденьким выражением утки:

— Не возражаете, — начала она свою просьбу, подняв голову вверх на сидящую компанию внутри кабинки с двух сторон стола из массивного тёмного дерева, заставленного блюдами грузинской кухни с недопитыми бокалами, — если, я с ним потанцую? — прошепелявила якутка своими нарисованными губами, нанесённым выше тонкого контура губ.

— Возражаю, я возражаю, — ответил с брезгливой неприязнью приятель Владимира.

Хотя во взгляде Людмилы читалось откровенное выражение изумления, она предпочла промолчать, наблюдая за развитием дальнейших событий.

«Возможно, такой ответ выглядел не очень корректным, но здравым и вполне уместным, когда одного из компании «занесло не в ту сторону, тем более что вполне естественно, когда у людей появляется раздражение при виде персон неприятных взгляду, тем более во время еды».

«А эпизод и впрямь забавен, — украдкой она посмотрела на коллегу Сысоева, — да, своенравен Владимир, не скрывая своего интереса, сверлит меня своими глазами, а что Алевтина? Терпит или принимает явное проявление внимания её мужчины ко мне как должное? Вероятно, коллега Владимира, догадался, что Людмилу не тронули попытки „танцора диско“, разжечь в ней ревность, — она усмехнулась сама своим мыслям, ощутив себя в прекрасном расположении духа, даже если и учесть, внутреннего отвращения к этому герою — любовнику, притаившееся в глубине. Мысленно отторгая, этого утомляющего своим присутствием, паяца — Сысоева, развлёкшего не многочисленный люд ресторана». Она встала из-за стола и окунулась в ритм быстрых мелодий, в танец, где никто не ограничивал свободы её движений.

Смеркалось, по слабо освещённым улицам района этой московской окраины коллега Володи развозил всю компанию по домам, сначала Алю, проживающую неподалёку, а затем и Людмилу с Владимиром, взгляд, его провожал каждое из движений женщины, его вожделенный взгляд, ощущался Людмилой спиной, как и при первом знакомстве на кортах.

С утра насупив брови и как — то неестественно, забегав глазами из-под кустистых бровей, с наигранной улыбкой на тонких губах и пожелав, ещё дремавшей в постели, приятного дня, он проследовал по направлению кухни, выпив крепкого кофе, Владимир уехал в свой научно — исследовательский институт. Людмила, пробудилась гораздо позднее, вначале просмотрев на мониторе телевизора ряд передач, сходила на кухню, взяв там йогурты, апельсины и сок, вернулась в комнату и держа всё это на ярком подносе, открыла дверь на балкон. Легла на софу, служившей постелью, залезла под одеяло, его края подвернув под себя края и, принялась за свой легкий завтрак. Она не спешила, в этом не было смысла; будни её были похожие, все они, как нарисованные под копирку походили один на другой.

«Какой смысл, — рассуждала Людмила, — сидеть среди стен я могла бы и дома, для того ли чтобы сидеть вечерами с Сысоевым дома я приезжала в столицу?» И только эта мысль посетила её, она быстро оделась, решив съездить куда ни — будь в центр, пройтись по московским музеям, а при наличии мероприятий, завернуть в ЦДЛ[7], на Никитскую[8].

«Неужели я с ним, чтобы вести жизнь животного, ведь, кроме совместных ужинов, во время, которых он лишь изображает ей свой интерес к творчеству и литературе, я не вижу его интереса к моим писательским планам в Москве? — когда, возвращался Владимир, они отправлялись, как правило, за продуктами в магазины. Моя жизнь в литературной среде, вечера в поэтических клубах, как выяснилось, его не волнуют. Он запел новую песню о том, что ему необходимо оказывать помощь семейству Камиллы — дочери, живущей в коттеджных домах, которые сдают и четырёх комнатную квартиру, ту, что недавно он на них отписал. К тому же, то и дело, в мои планы стали вторгаться непредвиденные обстоятельства, возникающие по его вине — человека, на которого я так рассчитывала и все эти возможности…, заняться писательством, к огромному сожалению, становятся с каждым днём призрачней, если не сказать эфемерней» — сокрушалась Людмила. К ней пришло осознание — обмана в собственных ожиданиях, ситуация, в которой она оказалась — повернула вспять все её представления, все задуманное, мечты — разрушая надежды, глобальные планы.

«Да… положение здесь становится шатким; одна из двух квартир, куда пригласил Сысоев, была на окраине, в Люберцах, другая, из четырёх комнат, расположенная ближе к центру, перешла в собственность его дочери, по сути, аналогичная ситуация не за горами. И теперь, вместо предложений руки и сердца, прозвучало: «Я хочу, чтобы ты вот так, просто жила со мной». «Щелчок по носу мне? — Но нет, не мне, а по сути, ему, это он себя загоняет в ловушку, в зависимость. Вот над этим бы, подумать научному деятелю, естественно, это самое время задуматься, ему, потирающему свои кости по стулу, в своём НИИ, да и, что он, вообще о себе возомнил? К какой черте он подводит себя, в итоге …, не меня, а себя, зачем мне беспокоиться за него, большой ведь, он — дядя, с кем он останется, результат увидит со временем сам». Возмущение, поднималось всё выше, как напиток в бокалах, наполненных до краев, переполняющий и льщийся через край, вызывая не то, чтобы досаду, скорее неприязнь с отвращением.

То, что Люберцы[9], разделённые на две части, московскую область и городской район столицы не шли ни в какое сравнение с центром — настоящей Москвой, теперь пронизывало её сознание. И это только лишь, подтверждалось при взгляде на ни чем не примечательные жилые коробки, окружающих домов, на которые она взирала с высоты балкона девятого этажа. Серость и постоянная слякоть, снег то таял то, замерзал, покрывая скользкой грязной коркой, тротуары у проезжей части дороги со снующим в беспрерывном движении нескончаемым потоком машин. Вокруг её жизни, которая ей представлялась застывшей как, в какой-то клетке многоэтажки. «Для этого ли я переезжала в столицу? — задавалась она постоянным вопросом, свербевшим в её голове. Надежды, реализовывать творческий потенциал, таят, что сделать мне, чтобы заняться писательством, и литературой жизнью вообще… тем, чем она давно грезила?» — из раздумий её вывел звонок:

— Здравствуй племянница, Глафира сказала, что тебя можно поздравить, с Наступившим годом и переменами в жизни! — принимая поздравления по телефону, она подумала: «Вот оно — это унизительное двойное дно, рассказать, что не о чем особо гордиться? Значит; признаться, что я здесь с каким-то „папиком?“ Выставить себя в самом глупом и невыгодном свете? Решившим извлечь реальную выгоду от проживания с ним, провинциалки, махнувшей рукой на все свои планы, на свою жизнь, да тем более и амбиции?».

— Спасибо за поздравления с Новым 2016 годом, правда не могу ручаться за особенные перемены и не знаю как долго я с ним, с этим человеком, — откровенно давая понять, что поздравлятьеё особенно не с чем, — но, в общем, и в целом всё хорошо. Мне нравится жизнь в столице, недавно были на одной из премьер в Моссовете[10], в Москве месяц музеев, наслаждаюсь культурной жизнью столицы.

Как раз в эту минуту, её осенило, — «куда же меня занесло, вернее, и хорошо, что все обстоятельства против этого, а иначе такое могло и случиться — трах, бах… ты замужняя дама. Сегодня, проснувшись утром, с глаз вдруг пелена слетела, кошмар…, я и с каким то, выживающим из ума. Жить с таким — это лишать себя интереса к жизни, да и что можно ждать от него — возрастного, на верном пути к маразму, да, можно продолжать так и дальше причинять ущерб лишь себе, лишая себя радостей жизни. По сути, переехав — в реальности не к нему, а на плацо, абстрактного кладбища жизни, где уместны застолья, бокалы с подниманием тоста — за здравие — в реальности — за упокой».

— Почему бы не отправиться в пригород? — объявил с порога Владимир, открывая ключами с дверь, показавшись в проёме.

— Не понимаю, о чём это ты? — ответила вопросом на вопрос из прихожей Людмила, глядя как своей сухой рукой Сысоев с усилием снимает явно жавшую обувь. «Ну, да всё экономит, вчера был в старых текущих туфлях, а сегодня „напялил“ что-то из „залежей“. Вероятно, он полагает, что не одежда для него, а он для одежды и жить будет, триста лет проживёт, не меньше»

— Люсель, по пути забежал в магазин у дороги, продали вина мне, как постоянному клиенту «из под полы»! — сказал он со сквозившей радости в голосе.

— Поздравляю.

Сысоев проследовал дальше на кухню, минуя ванную, вымыв в умывальнике руки, он повалился на не большой диванчик, вытянув свои длинные ноги, — немного устал.

— Слушай Лисель, — я приобрёл небольшой подарочек, думаю, он пригодится нам завтра, вручу юбиляру.

— Не мало…, Для такого события? Это же юбилей!

— Да, он снимает дом на Рублёвке[11], — живут там они второй год, сначала, как приехали из Азербайджана арендовали «мою»: «О какой квартире он повествует, о той, которой владеет Камилла?», конечно платили.

— В той, бывшей из четырёх комнат? — задевая его, с лёгкой иронией и намекая на то, что та квартира теперь не его принадлежность.

— Да, мало места для них, у них взрослые и малые дети, а младшему год. Поговорим позже, я бы что-нибудь съел, проголодался, как чёрт. Подай мне штопор, откупорю бутылку. — «Понятно, ему для Камиллы не жалко, как говорится: «всё для «своих», а смысл теперь…, свершённое ворошить?»

— Хорошо, — Людмила, прошла к серванту, приступив накрывать на стол но, прежде чем поставить бокалы, обернувшись к Сысоеву, уточнила, — коньячную рюмочку ставить? «Скорее всего, у него под полом пальто как минимум бутылочка коньяка, называемый — шкалик или бутылочка вместимостью 250 миллиграмм. А в это самое время ей так хотелось, чтобы вечер с ним поскорее закончился, и наступило бы завтра. Эти дурацкие ужины в непонятной семьи, о какой семье речь? Где она, семья — нет ни семьи, ни чувства между людьми и только вся эта суета, с никчемными мыслями в разнобой.

Моссовете — Госуда́рственный академи́ческий теа́тр и́мени Моссове́та — драматический театр в Москве.

Престижный район Московской области, застроенный фешенебельными коттеджными посёлками и резиденциями высших должностных лиц.

Московская кольцевая автомобильная дорога

Научно исследовательский институт.

Марка грузинского вина

Улица в Центральном административном округе города Москвы на территории района Арбат.

Роман «Доктор Живаго» является выдающимся произведением знаменитого русского поэта и писателя Бориса Пастернака.

Марка грузинского вина.

Большая Никитская улица в Центральном административном округе города Москвы.

Центральный дом литераторов

Город областного подчинения с административной территорией Люберцы в Московской области.

Научно исследовательский институт.

Московская кольцевая автомобильная дорога

Улица в Центральном административном округе города Москвы на территории района Арбат.

Марка грузинского вина

Марка грузинского вина.

Центральный дом литераторов

Большая Никитская улица в Центральном административном округе города Москвы.

Город областного подчинения с административной территорией Люберцы в Московской области.

Моссовете — Госуда́рственный академи́ческий теа́тр и́мени Моссове́та — драматический театр в Москве.

Глава вторая

«Рублёвка»

Заснеженные улицы и слякоть у входов в подземки, лужи покрылись пушистым слоёным снежком, солнечным бликом в глаза поблёскивало, отражение их тонкого льда. Приятное ощущение после монотонных недель в чреде полу сумерек, недавно висевшего купола смога и облаков над мегаполисом. Владимир выруливал между домами, съезжая с трёхэтажного гаражного комплекса, устремляясь в серебристой машине к шлагбауму. У ворот огораживащих трилистник многоэтажек, обособленных высотных экологичных домов, из красного кирпича, где и находилась его квартира, легковая притормозила, ожидая Людмилу. Она вышла из лифта, спустившись с девятого этажа, открыв двери парадной, проследовав во двор дома и, огибая строение, устремилась к машине, завидев её, охранник поднял шлагбаум. Людмила, только по исключительной просьбе Владимира, расположилась на переднем сидении, ощущая некоторое неудобство. Минуту и легковой автомобиль, въехал на основную дорогу и влился в замедленное движение транспорта. Она разглядывала мелькавшие за стеклами автомобиля дома с застарелым серо — жёлтым налётом, это были застройки советских времён, сюжеты менялись, замелькали кварталы высоток, за ними как два близнеца, виднелись дома современных построек. Набрав скорость, машина понеслась вперёд, перестраиваясь с одной полосы на другую вдоль Рублёво-Успенского, Подушкинского шоссе, 1-го и 2-го Успенских шоссе с отчерченными посередине линиями, которые кое-где прерывались короткими штрихами пунктирами. То, спускаясь под арки мостов то, вновь поднимаясь на высоту, продолжая двигаться в фигурном пространстве трасс, развязок длинных мостов, широкой автострады дорог, приближаясь к пригороду Рублёвки, расположенному к западу от Москвы. Людмила смотрела сквозь запотевшие стёкла, проезжая по территории Одинцовского района Московской области, застроенной дачами бывшей советской элиты, фешенебельными коттеджными строениями. В машине включили дворники, усердная работали щёточки, смывая с них грязь. Одни за другими сменяясь, пестрили пейзажи. То, заснеженных елей вдоль трассы то, вновь уходящих в направлении арок мостов, белых полей, они всё мелькали за стеклами, автомобиль уносился вперёд, придерживаясь указателей, в потоке мелкогабаритного транспорта то, пристраиваясь за другими машинами то, обгоняя их длинную череду. Вскоре, свернув на просёлочную дорогу, продолжив движение, автомобиль, минуя лесные массивы, проехал вперед мимо соснового бора, оставляя позади низенькие и редкие малоэтажки частных построек, утопающие в зелёной хвое, растущих с ними рядом деревьев. Затем, слева и справа вновь замелькали дома, огороженные высокими заборами территории частных коттеджей, продолжая движение в спокойном, ритмичном потоке, постепенно выруливающих в переулки машин. Не прошло и пятнадцати минут как, машина свернула влево, к узенькой и только, что расчищенной от снега дороге.

Добравшись до места, припарковав автомобиль ближе к обочине, Владимир Арнольдович вышел. А Людмила, оставшись в салоне, смотрела вслед уходящему, наблюдая за ним. Прикуривая на ходу, неспешно в своём длинном из чёрной кожи пальто, Владимир следовал к отгороженной территории, затем опустил правую руку в карман, вновь достал сигарету, переместив сигарету в левую руку, закуривая на ходу вторую, он приблизился к домику КПП[1], о чём — то побеседовав там, задержавшись не более минуты. Направился обратно затем, обернулся на окрик, вышедшего наружу охранника, вернулся, — «значит, мы на верном пути, он предъявлял документы».

— Всё в порядке, — сообщил Людмиле Сысоев, сел в машину, повернув ключ зажигания, захлопнув с усилием дверцу. Подъехав к поднятому шлагбауму, кивнув в ответ на жест помахавшей ему руки. Сысоев проехал не больше пятнадцати метров вдоль тихой улочки с растущими соснами у трёх, двух этажных строений, особняков расположенных по левую сторону. Притормозив у высоких ворот трёхэтажного дома, вышел, нажав кнопку звонка на калитки. В проёме, открывшихся в это мгновенье ворот, показался мужчина, с восточными чертами, «скорее всего он узбек». Вскоре обменявшись быстрым приветствием, Владимир Арнольдович протянул служащему ключи от машины, одновременно открывая правую дверь. Людмила вышла, проследовала за Сысоевым в парадную, мимо въезда в гараж, куда спускалась его машина.

В светлой прихожей, сверкающей позолотой отделки, напротив выпуклых стульев вдоль стен, с отделкой из белого мрамора красовалось длинное зеркало в вычурной из металла стариной работы оправе. Внизу стены стояла не одна, а множество пар детской и взрослой обуви, Людмила немного нагнулась, расстегивая молнии на сапогах. Затем переобулась, в одну из предложенных пар домашних женских туфель, интересной формы с загнутыми носками, передала, Сысоеву свою белую шубку, которую он быстро отнёс в просторную комнату справа — в гардеробную, оставив там и свой плащ, Владимир вновь показался в открытом дверном проёме.

По мягким ступенькам, покрытым красной дорожкой, они поднимались в гостиную. Завидев впереди кудрявую девчушку лет девяти, из-за спины, которого стесняясь, выглядывал темноволосый мальчик, сначала подумала: « Неужели я в семействе цыган?» — сильно удивившись тому. Но, заметив маленькую круглую шапочку, что покрывала макушку главы семьи, встречавшего его на деревянной лестнице, она догадалась, к какой религии он относится, проследовав за Сысоевым на второй этаж к открытым дверям просторного зала, где гостей ожидали члены Еврейской семьи.

Беседа Сысоев началась не с обычного приветствия между приятелями, сначала он обратился к женщине, державшей младенца, а в ходе разговора с супругами он то и дело, подшучивал в с присутствующими детьми. Собравшиеся члены большой еврейской семьи в просторной гостиной с интересом рассматривали Владимира и Людмилу, приглашая за стол. Но, как показалось Людмиле, все эти бусинки глаз, изучали, свербя её беспокойными взглядами. И только, маленький — пятый ребёнок, гремя погремушкой, не обращал на посторонних внимания.

Интерьер гостиной стиля а ля Ампир, произвёл на неё не просто торжественное, скорее, помпезное впечатление. В его светлых, пастельных тонах находилась белая мебель, окаймлённая в блестящую позолоту, мраморные длинные столы с полированной поверхностью, на полу — персидские ковры, диваны, с обивкой светло-зелёных тонов и отделкой из кожи, скорее ближе к цвету слоновой кости. Напротив одного из обеденных столов, располагался телевизор с большим, плоским экраном, прикреплённый к стене, он находился выше уровня глаз. В этой красивой и доставляющей её взору удовольствие, императорской обстановке она ощущала себя прекрасно, а в какой-то миг ей стало казаться, « что, она не в Москве, а в стране колдунов, находясь под приятным впечатлением от принесённых в гостиную блестящих подносов покрытых тонкой ажурной салфеткой. Под ней стояли чайники из серебра, с прозрачные из цветного стекла ряд тонких стаканов, печенье, сладости, пахлава, напоминая приёмы в Марокко.

Во время знакомства с Сабиной — мамой, её супругом, детьми; двумя дошкольного возраста мальчиками, младший из них был светловолосым, отличаясь от брата постарше и двух детей семи — девяти лет, Людмила узнала, что в семье есть и более старшие дети; отсутствующие в этот момент; студент одного из учебных заведений столицы и старшеклассница. Неожиданно младенец до этого спокойно игравший, заёрзал на материнских коленях и громко заплакал. Понимая, что Сабине требуется отлучиться, чтобы уложить младенца поспать, Людмила окликнув детей предложила им поиграть в свободном пространстве гостиной, тем самым разделив заботу о детях с Сабиной. Включаясь с ними в игру, подкидывая вверх воздушные шарики, затем надувая новые. Её весёлый настрой привлек в её игру с дошкольниками ещё двух других детей немногим старше. Играя, она тестировала мальчиков, предлагая дошкольникам принести шарик определённого цвета. Контакт налаживался с первых минут. Её первая встреча не осталась без внимания старших, они заметили, как она заботлива и как увлечённо занималась с детьми. Людмила спускалась с детьми в «игровую», где сначала лепила с детьми, а затем они рисовали. Пока их мама занималась с младенцем в стенах спальни, мужчины беседовали, двое из мальчиков закончивших рисовать, это были школьники младших классов — первоклассница Хава и её брат Ариэль во время занятий младших знакомили гостью с содержанием зала для игр. Они открывали шкафы, демонстрируя все игрушки, любимые книги и всё остальное. Спустя два дня, семейство устроило, совместный ужин с Людмилой «шашлыки» во дворе дома, принятой к ним в семью в качестве нового члена и гувернантки. Это было неожиданным предложением Сабины, так как няня, годовалого малыша вынуждена была уехать по семейным делам, шло время, а маме нужна была помощь, Людмиле нравилось заниматься с детьми, поэтому предложение было принято с удовольствием.

Дети соревновались между собой, помогая сервировать стол: раскладывали столовые приборы из серебра, тонкую в мелкий цветочек фарфоровую посуду, из цветного стекла бокалы и в довершение предпринимались попытки красиво складывать разной формы салфетки, которые поправлялись их новым членом семьи — Людмилой. А вскоре к салатам подали и шашлыки, впервые она попробовала шашлык из говяжьей печени сердца. Все шло своим чередом, младший из воспитанников постепенно освоился с правилами пользования вилкой с ножом, затем пятилетний мальчик по имени «Беня», стал формировать букетик для мамы, ему на помощь пришёл и самый младший Моня. Он выбрал немного ромашек из тех цветов, которые припасли для букета напольной вазы. Казалось бы, все было прекрасно, если бы не намеки маминых слов: — Любит, не любит, — выдёргивая лепестки, повторяла Сабина.

— Мне кажется, что папа меня не любит.

«Что это здесь происходит, это намёки на ревность?» — мысленно, возмущалась она, — «а, кроме того, я старше Сабины, отчего ей „неймётся“, когда всё шло так хорошо, зачем на мужа давить и теребить детям нервы или что это — перетяжка каната, внимания на себя, игра или намёки?»

— Нет, любит громко возражали мальчишки!

Намеки главы семьи, были обидными и не приятны Людмиле, но она постаралась собрать свою волю; не думать и не зацикливать на этом внимание: «Возможно, я не в курсе этих традиционных особенностей».

С утра, как принято в этой семье, дети с папой отправились в магазинчик за сладостями, предлагая поехать с ними, однако учтя слова мамы во время гадания мамы, вчера, на цветах, Людмила вежливо уклонилась. Проследовав выпить чашечку кофе в столовую, где женщины, мать семейства — Сабина со Слуве, старшей школьницей и восьмилетней Хавой, помогавшей им, раскатывали тонкое тесто на поверхности стола в веранде столовой, второй гостиной. Там, вдоль стенного пространства, большею частью из стеклянных витражей располагался столовый зал. Готовя еду в пространстве зала, где столовая функционально совмещалась с молочной кухней; в доме их было две — молочная и мясная, как у них говорится: «мясо барашка не готовилось в молоке». Когда вернулись мальчики, привезя сладости, они поспешили к столу, там начиналась расстановка блюд для завтрака, собрались все дети, всех кроме маленького Мони. Он оказался в саду рядом с папой. В тоже время, остальные члены семьи, собравшиеся в гостиной из остеклённых — витражей, с большим интересом наблюдали за ходом переговоров. Вот за столом рядом с папой — Равилем двое, видимо, из его, партнёров, они о чём — то оживлённо беседуют, Моня висит на отце, за его спиной держась за шею, затем, один из мужчин попытался ребёнка отвлечь, помахав пачкой зелёных купюр, — «совсем как погремушкой для малышей, да большие оригиналы». Глядя на них, Людмила не могла подумать, что такой забавной может являть собой серьёзная сделка, следя за ходом событий через витраж. Как принято, в традициях у евреев, отец не журит и не ругает детей, скорее ищет с ними контакт, воспитывает их мама, поддерживая «огонь в очаге».

Вскоре, на глазах остальных членов семьи, переговоры закончились, и Моня вернулся, присоединившись завтракать к остальным, затем, распрощавшись с деловыми партнёрами, отрыв со стороны сада дверь на веранде гостиной показался отец. Условиями «новоиспечённого» соглашения, как поняла Людмила, Сабина осталась весьма недовольной; в последствие, она кричала, разговаривала с Равилем на громких тонах, упрекая супруга, хотя Людмила не знала азербайджанского но, для этого не нужно, жесты и интонация, говорили за себя сами.

Так как режима в детском графике дня не наблюдалось и ей приходилось долгое время, укладывать мальчиков спать, проводя часы в детской спальне. Перед сном, им дозволялось, есть всё, что они захотят, они предпочитали поесть сладкого, конфет, шоколадок или небольших кусочков торта, кексов. Затем, испачкав руки, они прямо в постели, брались руками за простыни, дети не волновались; естественно, дом работница всё поменяет и приберёт.

В столовой, они также самостоятельно брали из холодильника всё, что вздумается поесть, уронив на пол мороженное или кексы «Барни», они спокойно переступали уроненное и доставали себе ещё.

Обычно, нанятая в семью гувернанткой, Людмила сопровождала маму с детьми повсюду; к врачу, с приходом гостей с другими детьми, она принимала участие в их играх, на праздничных торжествах — находилась рядом с детьми, тем не менее, давая возможность и самостоятельным детским играм, наблюдая за ними, разрешая их небольшие конфликты. «Понятно, они не умеют общаться в социуме с другими детьми, здесь они, как в замкнутом мире семьи, ограниченной территорией дома и ближайшей детской площадкой».

Как–то вместе с главой семейства и с детьми они находились в торговом комплексе «Детский мир[2]», где кроме покупок товаров для юношества и детей, они побывали крупнейший в Европе парке для развлечений, интерактивном музее науки «Иннопарк». Но, когда из стереозала они поднялись на пятый этаж, направляясь в город профессий, «КидБург», к миниатюрной модели взрослого мира, после осмотра экспозиции «Динозавр Лэнда», произошёл неожиданный инцидент. Идя спокойно и чуть впереди, Моня, вдруг резко отскочив в сторону, сделал выпад к небольшой девчушке, проходящей мимо, с женщиной и, по всей видимости, с телохранителем. Людмила вовремя успела среагировать на неожиданный выпад ребёнка. Реакция телохранителя, вставшего на оборону малышки, представляла угрозу но, мальчику, к счастью, в доли секунд, телохранитель ретировался, сдержав свой внезапный порыв, его отработанные приёмы, могли иметь плачевные последствия для младшего — Мони, такие внезапные всплески в поведении детей, ничего хорошего не предвещали.

На протяжении всей прогулки по детским развлекательным комплексам, забота об их безопасности, держала в напряжении не только Людмилу, но и отца семейства вместе со старшей школьницей, сестрёнкой озорников, держа постоянно их во внимании. Чтобы дети не разбежались в разные стороны и направления, а в этом развлекательном центре, было, где затеряться, среди магазинов игрушек, поэтому старшие старались не упускать их из вида, чтобы не потерять совсем.

— Скорее сюда, ловите быстрей младших с горки! — скомандовал папа — Равиль, — дети способны кататься на горках, подпрыгивая по надувному батуту до обморочного состояния, они не способны себя контролировать.

Самый маленький из детей трёх с половиной лет, взбирался вверх, а семилетний спускался с батута вниз, из мягкой трубы показался пятилетний малыш, сестрёнка позвала его. Людмила вылавливала малышей; улучшив момент, беря за руку сначала младшего мальчика и отведя взмокшего Моню, избавив от лазанья и беготни, возвратив его к папе, занялась вылавливание второго того, который был постарше.

А затем, указав детям, в сторону огромных часов, возвестивших о начинале трехмерного светового уникального шоу, они спустились по лестнице в холл вестибюля на первый этаж. Где под куполом главного атриума, с огромной площадью витражей, из натуральных камней и стекла, расписанных мотивами русских сказок; про «Царевну-лягушку», «Перышко Финиста-Ясна Сокола», «Василису Прекрасную», «Сестрицу Аленушку и братца Иванушку», заирало сопровождаемое мелодией на фоне вращения часовых механизмов трёхмерное шоу. Световые сюжеты сменялись на зеркальной поверхности самых больших в мире часов, с огромным 13-метровым маятником диаметром 3 метра, действующим как асферическое зеркало. Создавался оптический эффект, оживляя персонажей из сказок; отправляя в дорогу то, троку коней, везущих с подарками деда Мороза то, в космос ракету и финал шоу, красочный феерверк, вспышка салюта.

Во время обратной поездки в автомобиле, возбуждённые дети, высовывали головы и руки из окна машины, ведя себя так, словно вернулись из джунглей, как настоящие дикари.

— Вы не должны себя так вести, не безопасно, можно остаться без головы, пожалуйста, закройте окно, — обратилась к водителю мерседеса Людмила.

Глава семейства вел себя так, словно ему всё безразлично, происходящее в салоне машины. «Или это традиции, еврейской семье, так здесь и должно быть? Понятно, вот мама, она занимается воспитанием детей, так значит супруг её, в любой ситуации лоялен с детьми», — размышляла Людмила.

С каждым днём она сильнее привязалась к маленьким членам семьи, несмотря на все их детские выходки, которые оставались всё теми же, отъявленными драчунами.

И только, появление Ариэля, особенно огорчало, его поведение лишь доказывало, как отрицательно он влияет на младших, это сказываясь и на занятиях с детьми, создавая проблемы в работе Людмилы, как гувернантки.

Для малышей большим авторитетом были их старшие братья и сёстры. К большому сожалению Людмилы, старший — Ариэль, был образцом жестокости и хулиганства, на первых порах его замкнутость, Людмила ошибочно принята за скромность.

Его агрессия проявлялась не только по отношению к младшим братьям, но и к собачке.

— Я заберу у вас Чарлика, если вы бьёте собачку, зачем же он вам, я буду его любить! Смотрите внимательней Моня и Беня, я глажу его. Вот миска собачки подставим поближе и нальём молоко, видишь, — обратилась Люда к старшему мальчику — Ариэлю, — он пьёт, смотрите: вот, как можно его накормить.

В разговоре с детьми, Людмила узнала, что до её появления в доме, одним из воспитанников во время игр у бассейна, был утоплен щенок. Её насторожило, что они даже не помнят, кто из них, к этому оказался причастным к убийству щенка: «Возможно, что его утопил один из маленьких братьев но, кто этому их научил? Естественно дело рук старшего брата, в этой четвёрке, — размышляла она. Со временем, она подмечала: «А вот, опять Ариэль, как старший по возрасту, манипулирует ими. Стараясь скрыть собственные проделки, настраивает маленьких и на отказ от занятий; подзывая детей, чтобы с ними закрыться и провести время за просмотром гаджетов, но всё это было бы, ничего. Всего лишь…, мелкие проделки, по сравнению с тем, как в один день Ариэль убежал вместе с младшими братьями, закрылся в доме с внутренней его стороны, в комнате, примыкающей к залу с бассейном. И в этот момент, она поняла: «Ситуация уже на пределе». Когда ей удалось их открыть, перед глазами предстала следующая картина; залитые водой в комнате у бассейна, мокрые дети, стоящие у открытого крана, вода переливалась из заполненного умывальника на пол, достигала их щиколоток, чем могли бы закончиться подобные игры у бассейна? — ужас охватил её, одни и те же мысли: «На этот раз всё обошлось, хорошо всё закончилось, действительно мне повезло, что домработница задерживалась, услышав звуки звонка, слава богу, она спустилась и открыть мне дверь. — Стоя в потопе, по щиколотку в воде вместе с детьми, она ощутила тревогу и страх, чувствуя, что ноги её подкосились: «Слава богу, — повторяла она про себя, — всё закончилось без потерь, все здоровы и живы».

Когда вернулась их мама, Людмила негодовала: — Сегодня Ариэль займется укладкой детей ко сну, раз он теперь меня замещает, а я пойду мыться и спать! — заявила во всеуслышание разгневанная их проделками Людмила в гостиной, развернувшись всем корпусов, и быстрыми шагами стала подниматься по лестнице на третий этаж.

— Неси полотенце, сюда ко мне, в детскую ванну, теперь ты будешь мне помогать, — распоряжалась Сабина, поддержав Людмилу, разъярённую его выходкой с потом воды в комнате у бассейна.

«Сабина, хорошая мама, она нравится мне и мальчиков я полюбила, как всю эту семью, но брать на себя ответственность, а если в дальнейшем ситуация выйдет из-под контроля, став чреватой опасностью, если не уголовно ответственной. Как ни обидно, но Сабина не захотела меня понять и того, что детей нужно удалить от старшего-Ариэля, и только поэтому я с ними расстанусь».

Когда пошла вторая неделя, работы в этой семье, Людмила старалась научить мальчиков терпимому поведению в социуме; играя в песочнице, занимаясь постройкой гаражей для машинок. Добавив, в выпавшем пушистом снежку, новых элементов игры: горки, тоннеля. Предлагая детям, дружно играть, обмениваясь предметами в процессе игры, не отнимая друг у друга.

— Находите выход из ваших конфликтов, общаясь словами, — учила она их навыкам, поведения направляя ситуации в мирное русло, давая понять им, что требуется уступать друг другу, а не мериться силами: «Да, бесполезны все мои убеждения, всё переворачивается с ног на голову, когда с ними старший брат Ариэль, по всей вероятности его поведение оправдывает своё имя».

Обмениваясь игрушками на площадке, дети с интересом рассматривает новую девочку. Возле качелей, где раскачивалась малышка — девочка лет шести, стояла женщина. Это была её бабушка, проживающая по — соседству.

Она поделилась с Людмилой, — моя внучка у нас в выходные. Среди недели, она посещает частный детсад, а раньше девчушка ходила в обычный. Вы представляете, что там за частушки на музыкальных занятиях они распевали: «Я ни в маму, ни в отца, меня курица снесла!»

— С другой стороны — это народный фольклор. Хорошо, что ещё не так: «Ни в маму, ни в отца, а проезжего купца», — не в силах сдержаться, Людмила расхохоталась.

— Да, но, ребёнку трёх лет, такое преподавать? В это время, когда женщина, живущая в соседнем особняке, негодовала, её реплику прервал шарик от тенниса, полетевший прямо по направлению стоящей рядом с ней женщиной, Людмила еле сдержалась от смеха.

Это один из мальчиков — Биньямин, попытался привлечь к себе внимание её внучки, запустив в неё небольшим снежком. А на просьбу гувернантки, прекратить баловство, он лишь повторил, прицелившись метче. Соседка, бабушка симпатичной девочки, не замедлила, подняв ком снега на глазах у Людмилы, метнула снежок в беседку, где стояли мальчишки. Реакция их в эту же секунду не заставила ждать, когда один из детей опрокинул пластмассовый столик, швырнув его в сторону соседской бабули, а другой мгновенно скатав небольшой снежок, запулил прямо в неё.

— Ах, вы… безобразники, — заругалась на мальчишек соседка.

Людмила не стала угаться на мальчиков, несмотря на то, что ей не понравилось их поведение, считая, что в споре виновен тот, кто мудрее.

— Это, уже не так страшно, в отличие от того, какими были мальчики на первых порах особенно Беня, поясняла она.

— А, что они дрались? — с интересом спросила соседка.

— Да, не то слово, они сражались, вынимая железные прутья, прямо из крепления ковра, лестниц, —

— ужасаясь при воспоминании об этом, Людмила сказала, — в момент ссоры, они готовы убить друг друга, разведёшь их в разные стороны, через минуту твердят:

— Я хочу вернуться назад, ведь там, мой брат, Моня, мой любимый Моня!

Теперь по пути домой, взявшись с детьми за руки, Людмила спросила у них:

— Что же мы делаем, когда очень хочется привлечь симпатию девочки, поиграть, разве так стоит привлекать внимание?

Она обсуждала знакомые им ситуации, которые возникали в период игры, выясняя, кто из детей поступил правильно, а кто нет, какое поведение будет приятней для окружающих, как следует повести себя в другой раз.

Подходя к дому, они запели. «Вот так, выпустив пар, сразу пришло облегчение, — а как хорошо здесь с ними!» Свежий морозный воздух потянул запахом сосен, вокруг, корорых на белом покрове яркими чёрными точками углублялись пятна мокрого снега упавшие с высот деревьев вытяшутые и полукруглые шишки. «Видно вчера их раскачало, как следует», — только успела подумать Людмила, как старший из четырёх запустил шишкой в сетку, отгороженного у дорожки высокого вольера с собаками, который был на пути к дому от детской площадки.

— А Ввы знаете, собаки могут быть весьма дружелюбны, — Людмила перекинула через ограду кусочек печенья, — смотрите сюда, — крикнула, бросила собакам бублик. Лай смолкли, собаки с удовольствием лакомились угощеньем, затем и Беня побросал им остатки провизии, которую они брали с собой.

Завершая прогулку с самокатной ездой по расчищенной от снега дорожке. Людмила прибавила шаг, пытаясь догнать этих проказников, укативших на самокатах вперёд к дому но, каково же было её удивление; увидела, одного из мальчиков, спешащих навстречу.

— Осторожно, я вернулся, волнуюсь за Вас, — сказал маленький Беня.

Как же приятно об этом было узнать, — «А значит, я детям небезразлична?»

Когда у телевизора, разместившись в уютной гостиной, в окружении детей, вместе с ними поедая халу и пиццу, Людмила услышала, как между детьми вновь назревала ссора, разгорелся спор:

— Хлеб нельзя бросать на пол — вы знаете, что это грех? — учила девочка младших братьев.

— Только русские свиньи бросают хлеб на пол, — заключил тот, что был мальчиком пяти лет.

Хава всем видам стремилась дать понять своим младшим братьям, что так выражаясь, они перешли всякие допустимые грани, говоря о приличии.

Однако Людмила ничуть не обиделась: «Они ещё дети и повторяют услышанное где — то на улице или быть может в еврейском клане».

— Не видела, чтобы русские хлеб бросали, но такого «свинства», как у вас здесь, я точно не видела, кругом фантики на полу да куски хлеба.

Договариваясь в отношении проведений занятий с детьми в течение двух недель, понаблюдав за обстановкой в семье, Людмила предпринимала попытки объяснить Сабине недопустимость нахождения школьника Ариэля с дошкольниками: «Вы видите сами, какой отрицательный пример старшего брата перед мальчиками, и нельзя отрицать пагубность его влияния. Тем более что проблемы старшего, уже привели к переводу его из еврейской школы в другую…»

Теперь Люда прояснила положение дел; как оказалось, все попытки донести до Сабины, серьезность происходящего тщетны, ей стало ясно, что беседы с родителями безуспешные, поэтому на предложение о продолжение дальнейших занятий, она в вежливой форме отказалась. Это потом, Людмила узнала, насколько верно было её интуитивное предположение в отношении Ариэля. Понятно, что у мальчика сложились другие ментальные представления, так как в период его четырёхлетнего возраста и немногим более, он проживал в другом социуме в Азербайджане, скорее всего тогда и был перед его глазами продемонстрирован негативный пример. Под воздействием подобного поведения, впоследствии стала проявляться его жестокость. Вероятно, это сложно, когда ломаются прежние поведенческие представления. Понимая, что проявление психических отклонений ребёнка, становилось явными, которое ни в коем случае, не следует принимать за обычное нестандартное поведение.

Вечером, Людмила вошла в свою комнату и прежде, чем пойти в ванную, взяла свой сотовый и позвонила Владимиру, когда на другом конце провода, сначала раздалось покашливание, а затем он спросил у неё, что случилось, она сообщила:

— Приезжай за мной завтра, мне будет совсем неудобно с вещами следовать по метро.

— Постараюсь, возможно, — после не долгой паузы, он произнёс, — но, к вечеру, вряд ли, если только, успею управиться, мне нужно заехать за дочерью в аэропорт.

— Так, что значит, утром?

— Если, к концу дня не управлюсь, я позвоню, — ответил он ещё более туманно.

С пятницы в ночь на субботу, в гостиной семья собиралась при зажжённых свечах — традиции в священный день недели — Шабат, по праздничной сервировке стола, за которым располагались нарядно одетые члены семьи, Людмила поняла, что это важная часть жизни семьи иудеев. Следуя перед сном в ванную, она слышала красивое пение — это был голос Равиля, в сопровождении звуков музыкального инструмента. На обратном пути, поднимаясь по лестнице, Людмиле встретился папа — Равиль, в тот же время, Людмила не могла не заметить, что трапеза завершена, зал опустел; на овальном столе, покрытом вышитой скатертью — в серебряных канделябрах горели свечи, рядом плетённая золотистая хала и недопитое в бутылке вино. По просьбе Равиля, в данной иерархии не главы семейства, так как в еврейских семьях женщины главы семьи, они уже при рождении «на ступень выше к Богу», Людмила подошла ближе к столу и, задув свечи, приглушила в гостиной свет, затем в смежных с ней комнат. Поднимаясь к себе, продолжая повсюду гасить освещение, пока она не достигла дверей отведённой ей спальни.

В субботу, к вечеру Людмила не сразу заглянула в свой телефон так, как не ждала его в этот вечер, полагая, что он будет занят но, оказалось, Владимир подъехал и ждал больше часа её у ворот проходной.

— Шалом! — обратился Владимир к Равилю и стоявшей с ним рядом, Сабине. Мальчики прятались как обычно, стесняясь посторонних людей за спинами у родителей.

Уходя из дому, встретившись с ними взглядами, на лестнице, Людмила, продолжая шутить, — Полезайте в мой чемодан, заметили — он большой, вы в нём поместитесь, — она вспомнила, как в первый дней папа семейства заметил ей: — «К нам приходили женщины из агентств, но поиграв с ними недолго, дети оставаться не захотели, не то, что с Вами, Вам они сразу же доверились и отдались».

«А мне, казалось, что я только нашла к детям подход, да всем сердцем к ним привязалась в столь короткий период, самого сложного времени адаптации. Но, несмотря на все усилия с моей стороны, к сожалению, события становятся непредсказуемыми, Сабина не настроена, отдалять мальчиков от Ариэля, хотя мне нравилось здесь — нет смысла в такой ситуации ждать «пока на горе свистнут раки».

Именуемый с 2015 года, как — «Центральный детский магазин на Лубянке») — универмаг с товарами для детей и юношества.

Контрольно — пропускной пункт.

Глава третья

На поприще гувернантки

Взвесив все за и против и придя к выводу, «что лучше, найти какой бы то ни было способ, чтобы зарабатывать деньги, чем просто сидеть в ожидании очередного сюрприза». Приступив сразу к делу, Людмила решила устроиться работу, ощутив, что последнее время, она находится «не в своей тарелке», а кроме того, начинает скучать по занятиям с маленькими безобразниками. Убавив звук телевизора и, радуясь своим мыслям, сказала себе: «К счастью, всё то, что мне нужно, я нашла на сайтах агентств, где имеются адреса с их телефонами; замечательно, да, и тем более, мне ничего придумывать не нужно» — настроенная позвонить по нескольким выписанным номерам. Ненадолго задумалась, продолжая с собой монолог, она вновь с раздражением посмотрела на рябившие блёстками надоевшие стены в итальянских обоях квартиры: «Учитывая, что он и так, мне ясно сказал, что он, не в состоянии мне помогать; ни моей дочери — студентке заочнице, как оказалось, он не намерен спонсировать и мои литературные интересы тогда, ради чего, я согласилась переехать к нему? Вполне понятно, что Владимир Арнольдович находит, такое своё поведение адекватным, заявив мне о том, что он намерен и впредь отдавать половину доходов Камилле. И не может быть никакой речи о том, что довольно обеспеченное семейство дочери, строящее себе виллы за рубежом, в подобных жестах с его стороны не нуждается, — размышляла Людмила, возвращаясь к вопросу его деньгах, наличие, которых всегда не казалось достаточным его единственной дочери».

В какой-то момент ей захотелось расплакаться, обидно, когда на пути радужных планов, так неожиданно возникли все эти непредвиденные обстоятельства. А, кроме того, Людмила оказалась в затруднительной ситуации, не зная как быть и что предпринять, ведь для работы, а в столице нужна была регистрация по месту её пребывания, которая у Людмилы отсутствовала. Как выяснилось, и на это Владимир без согласия дочери, ни на что, не сподобится. Но, удача улыбнулась ей и сейчас, когда один из друзей Сысоева дал согласие, на прописку в его московской квартире.

Не обращая внимания на все возникающие препоны, учитывая, что осложнившись, жизнь, становится далеко не сладкой, когда старый «скряга», перестал дружить с разумом, уходя, в свой НИИ, он оставлял на расходы ей какую — то мелочь, которой хватало только лишь на проезд, максимум до одного, двух агентств. Но, словно в схватке, чем сильнее сжимались «ежовые рукавицы», тем настойчивей становилась Людмила в непрерывном поиске подходящих вакансий.

«Странно, когда такой человек, как Владимир Арнольдович, имеющий связи с влиятельными людьми, о чём он любил на досуге поразглагольствовать, в случае, когда речь заходит обо мне то, для моего трудоустройства, он и „пальцем не пошевелит“. А может быть, всё гораздо проще, — вынимая одну за другой вазы, стоящие на полках серванта, размышляла она, одновременно протирая в нём пыль, — Его просто устраивает, когда я нахожусь здесь с ним, и посему видно, что он и дальше намерен меня ограничивать средствах, сводя все потребности расходы, к ничтожному минимуму».

А так, как Людмила любила заниматься с детьми, поэтому просматривая объявления, она остановилась на вакансии для гувернантки, а также, не оставляя надежды, освободить пространство своему литературному хобби, что вполне совместимо с работой посменно или вахтовым методом. Романтическое настроение, скрашивало её жизнь, в душе Людмила оставалась, как и прежде — мечтательной но, вместе с тем озорной но, не теряющей предприимчивости. Людмила надеялась, распределить время так, чтобы иметь возможность, вращаться в литературной среде; встречаться с коллегами по перу в литературных клубах и на мероприятиях ЦДЛ.

«Вот, она, обратная сторона всё той же, медали с разницей ритмов, несоответствием возраста, элементарных, жизненных интересов. Не хочется, и вспоминать но, мысли, возвращались к сюжету; Вот Новый год, вечер у „Чистых прудов“.[1] Весёлые лица, Москва светится сотнями огоньков, повсюду развешены иллюминации, украсившие проспекты, столичные парки, и у метро, высокие ели в гирляндах. Жизнь бьёт ключом, толпы людей, в предпраздничной суете спешащие в роскошные рестораны, всё сверкает, искрится, отражаясь многоцветьем огней, искусственной люминесценции, разноцветными пятнами на белых снежных полотнах. Снегом запорошило дорожку, ведущую к небольшому кафе. Неподалёку но, в стороне от метро, цветные фонарики зазывно манящие, мягко мерцали огнями то, приглушая свой свет то, вспыхивая в цветном потоке люминесцентных источников. Перед глазами оживает картина: она гуляет по заснеженным переулкам, затем просит Сысоева — сделать несколько снимков, но они выходят все смазанными, его руки трясутся. Его тянет обратно, ему не терпится, скорее за стол, как для ребёнка праздник, не праздник, если ему не дали конфетку, так для Владимира, без рюмки спиртного вечер потерянный, боже мой, как ей надоели эти процессы общения! Отвращение к собеседнику нарастало, как огромный ком, перекрывая отверстие в горле, которое с каждым глотком вина не уменьшалось, а росло. Вместе с тем, дышать становилось труднее, как если перекрыть кислород, и ей казалось, что она задыхается».

К её радости, ограниченной в средствах, не всё в столице было доступно только за деньги, и субботние встречи в ЦДЛ были таким исключением, некой отдушиной, глотком свежего воздуха, который она могла вдохнуть с наслаждением. «Кто он этот гений давший возможность найти выход в эту среду, человек, который так молод, создатель сайта прозы[2]. Быть гениальным, это не значит являться премудрым научным сотрудником, протирающим очередные штаны в кабинете ну, да…, его командировки, пусть хоть иногда, вылетает подальше, проветрить свою замшелость, его деградирующие мозги».

— Володя, ты, как я вижу — двуличный, — спросила она у Владимира во время их так называемого, кухонного банкета, — зачем я тебе, когда ты предпочёл каблук своей дочери а, может ты просто притворщик?

Он сидел, спокойно попивая коньяк, облокотившись рукой о стол, подперев голову, молча, похлопывая глазами, затаив свои мысли в пространстве, его «чёрного ящика». И как казалось ей, глядя на неё, как на «безмозглую» куклу, как это делают дети, рассматривая красивую игрушку.

— Забавно, я как простушка «распускала уши», не ты ли мне предлагал свою помощь в решении дел а, в реальности? — его молчание только сильнее распыляло её, воспринимая его как, то, что он, игнорирует её мнение. — Вижу, что у тебя изначально не имелось такого желания, это я про оказание поддержки или может быть вспомнить, о каких поездках шла речь? Про какие покупки в Италии пел ты мне песни, а на практике я не могу покупать себе элементарные вещи, даже и в те магазины, где огромные скидки я хожу в основном, как в музей, у меня там только одна возможность, рассматривать товары в витринах!

— Просто, надеялся на то, что вы подружитесь с дочкой и будете ездить с ней вместе за тряпками по заграницам, — она подумала: «он, что издевается?» — его речь была нетороплива и вместе с тем взвешена, Людмилу удивляло и то, что каждое слово его казалось обдуманным.

— Нормально — считаешь, что я должна перед ней унижаться, тебя устроило бы, чтобы я стала её прислугой? Интересно, как, каким образом? Чем ты помог мне, забыл, что я «не выездная[3]»…, за кого ты принимаешь меня?

— Не стану скрывать, я «гусарил», лгал но, не совсем — это о предложении руки, сердца; да я хотел, чтобы ты ко мне жить переехала, — в эту минуту сидя с ним вдвоём за столом, Людмила заметила, что он дошёл до кондиции своего опьянения и стал откровенным. «Такое случалось и раньше, она помнила, что так с ним уже бывало, когда спустя минут двадцать он забудет всё, что в момент помутнения рассудка выплеснул ей откровенно, вернувшись к нормальному состоянию», — в силу возраста, у меня мало шансов, найти молодую интересную женщину.

— Да, красиво звучала фраза о роли хозяйки в «квартире холостяка», — посмотрев на него с презрением, отстраняясь. — Переехав, в другой город к мужчине гораздо старше себя по возрасту — вместо обещанной помощи в решении моих проблем, вот уж никак не могла подумать, что последуют такие сюрпризы…, как оказалось, ты полагал, что я ненормальная? — вопрос повис в воздухе: «молчание знак согласия, а что же ещё…».

Не теряя надежды, Людмила продолжала поиск работы, откликаясь на все подходящие ей вакансии, предлагаемые агентствами, а также по объявлениям на различных сайтах.

Обращаясь в агентства по найму домашнего персонала, Людмила объезжала агентства, последовательно заполняла анкеты по вакансии гувернантка, затем гуляла по улицам города, чувствуя себя в этом городе одинокой, среди бесконечной череды строений, парков, станций метро но, ей нравились эти прогулки. В такие минуты мечтаний, она останавливалась, наблюдая за городской суетой, снимая виды Московской архитектуры с её контрастом старинны и современности в конструкции, подмечая разницу стилей.

В один из дней заполнив анкету и выбрав в журнале вакансии, Людмила ждала связи с менеджера агентства, она записалась в колонках на страницах подходящих вакансий для собеседования с нанимателем. Агентство заключало договор о сотрудничестве, вначале нанимателю предлагался договора месячного или двухнедельного срока.

Но, вот последовало и долгожданное приглашение на собеседование. В день собеседования в агентстве собралось не малое количество претенденток, большинство их было из «не залежной» Украины. «Интересно», — замечая записи о стаже работы в этой профессии более десятка лет, — «каким же образом там, в бывшей союзной республике они смогли его наработать, если недавно страна жила в эпоху равенства трудящихся?» Среди приглашённых на собеседование, Людмила видела ещё и других соискателей, разодетых кто только во, что «горазд»; и в скромном педагогическом стиле, приходящих в агентство впервые. «Здесь, реальный показ моделей, маскарад гувернанток и нянь». Из приёмной, кандидаты поочерёдно переходили в соседнюю комнату, в дальнейшем в присутствии менеджера происходит общение с нанимателем; родителями ребёнка или управляющим делами семьи.

Обычно, это были вопросы, связанные с профессиональными навыками, но нередко они затрагивали личную жизнь, это касалось и состава семьи. В таких случаях, Людмиле приходилось рассказывать им о Володе, рисуя образ его в как человека интеллигентного, отношения с которым основаны на взаимопонимании и уважении с перспективой на будущее, не забывая упомянуть о его президентских наградах. В завершении поясняя, что в гражданском браке они состоят временно; по причинам, связанным со скорой покупкой недвижимости. Не могла же она, заявить о том, что являлось постыдным, для женского самолюбия, рассказать, что в настоящее время она всего только «содержанка какого — то хитро мудрого старого дяди?»

В агентстве, расположенном на Тверской с одиннадцати утра и до девятнадцати вечера обычно продолжались экспресс собеседования с кандидатами домашнего персонала. Собирая в группы примерно по шесть человек, а затем, приглашали в отдельную комнату для бесед к нанимателям. Во время такого знакомства с кандидатами на должность домашнего пепрсонала; нянями, гувернатками и домработницами наниматели, могли говорить, о чём только душа пожелает. Зачастую утомляя бессмысленными вопросами, которые абсолютно не имели никаго отношения к данной сфере услуг. Морально изматывающие собеседования, отнимали уйму времени у претенденток, ожидающих своей очереди в фойе агентства на диванах и стульях. Как-то раз, на одно из таких собеседований, где находилась Людмила, пришли две элегантно одетые дамы — наниматели. Как выяснилось; они подбирали гувернантку для девочки но, вместо расспросов о стаже работы с детьми, о возрасте воспитанника, образовании, посыпались странные вопросы, которые мало касались работы с детьми, казалось, что здесь проводятся проверка претенденток на стрессоустойчивость, соответствующая вакансии брокера, по принципу злой добрый полицейский.

...