автордың кітабын онлайн тегін оқу Ангел
Катерина Даймонд
Ангел
Посвящается Оливеру. Трудись усердно и постарайся не угодить в тюрьму. С любовью,
Мама.
Роман от начала и до конца является вымыслом. Имена, характеры персонажей и события, описанные в книге, – плоды авторского воображения. Любые совпадения с портретами реальных людей, живых или умерших, с происшествиями, случившимися в действительности, как и с изображенными в тексте местами, существующими на самом деле, следует считать абсолютно случайными.
Пролог
1986 год
Снег толстым слоем укрыл подъездную дорожку, как и почти весь городок. Он неутомимо валил с самого утра, хотя прогноз погоды в новостях накануне обещал всего лишь легкие осадки. Мартина выглянула на улицу. Все вокруг спряталось под глубоким девственно-чистым покрывалом, ставшим эдакой идиллической снежной тюрьмой. Рождественская елка соседа валялась у баков с мусором. Мусорщик отказывался увозить ее на свалку уже несколько недель подряд, но упрямый старикан Маррей продолжал оставлять ее там в знак протеста. Даже отбросы стали выглядеть симпатичнее, когда их присыпал снег.
Она прикинула, сколько еще проспит младенец. Он ведь проснется голодным, а у нее закончилась детская питательная смесь. Муж прочно застрял на работе, ей же никак нельзя остаться без еды к моменту пробуждения Джейми. О походе по магазинам не приходилось и мечтать. Без сомнений, большая часть их сегодня даже не открылась.
Мартина подбросила в камин еще одно полено. Пусть в доме и так тепло, ей нравилось ощущение безопасности, излучаемое ярким пламенем дров в очаге. Именно этот огонь составлял ей компанию, когда она была одна, а ребенок спал. Она уже сбилась со счета и не могла припомнить, сколько раз за последнее время мужу приходилось задерживаться на работе. С тех пор как у них появился малыш, Мартина приобрела почти твердую уверенность: супруг завел роман на стороне. Впрочем, она всегда знала, что поначалу играла роль «призовой» жены, чей внешний блеск основательно померк за последний год или чуть больше. Беременность запустила процесс деградации, а послеродовая депрессия довершила дело. Мартина даже представить себе не могла, насколько будет трудно, как одиноко. Она сняла трубку с красного бакелитового городского телефона, полученного в подарок на Рождество, и набрала номер соседей.
Чарли и Софи поселились через дом от них три года назад, и за это время семьи сдружились. Мартина и Софи забеременели одновременно и вместе прошли через этот сложный период.
На звонок ответил Чарли.
– Привет, Чарли.
– Мартина? У вас все в порядке? – Он говорил шепотом.
– Прости. Я вас не вовремя потревожила?
– Нет. Просто Софи подхватила грипп. Она спит, не хочу ее будить.
– О! А я звоню всего лишь узнать, нет ли у вас в запасе детской питательной смеси, которую можно одолжить. У меня закончилась, и, когда малыш проснется, нечем будет его покормить.
– Да, у нас найдется лишняя баночка… Я принесу тебе… Подожди у телефона.
Его голос слегка дрогнул.
– Что-то не так?
– Думаю, придется взять с собой нашего парнишку. Софи сейчас не в состоянии им заниматься.
– А сам-то ты ел? – спросила Мартина. – Предлагаю обмен. Еда для взрослых на детское питание.
– Звучит прекрасно. Ты уверена?
– Здесь только мы с младенцем. Ты окажешь мне огромную услугу, и это меньшее, что я могу сделать в ответ.
– Хорошо. Дай мне полчаса, чтобы приготовить суп для Софи и покормить сыночка, а потом я приду.
– Тогда до скорого.
* * *
Мартина налила в воду пену и наблюдала, как она пузырится. Зачем она принимает ванну? Ее приятно взволновала перспектива, что гость придет один, но она ощущала из-за этого чувство вины. Возможно, она впервые подумала о Чарли как о мужчине. Обычно он всего лишь муж Софи, сосед, однако мысль о встрече наедине неожиданно заставила воспринять его иначе. Теперь он становился для нее просто Чарли.
Она накрутила волосы на бигуди; голова вымыта только вчера, восстановить прическу труда не составит. Да, она прихорашивается для мужчины, который ей не муж. Но вина за это целиком лежит на супруге, заставившем жену чувствовать себя уродиной и во время беременности, и после рождения ребенка. Она знала, что вовсе не страшная, а потому радовалась возможности легкого флирта, способного укрепить ее уверенность в себе, побудить прикладывать усилия для возвращения прежней красоты. Мартина попрыскалась туалетной водой «Опиум» и остановила выбор на зеленом платье из шифона. Красное выглядело, пожалуй, чересчур смело, а это придавало ее карим глазам смягченный оттенок темного шоколада. Она осмотрела себя в зеркале и потянулась за помадой своего цвета. В журнале «Космополитен» она вычитала, что следует накладывать губную помаду в тон сосков, если нужно привлечь кого-то. Можно подумать, этот кто-то сумеет разглядеть, какого они цвета. Удивительно, что читательницы подтверждали эффективность метода.
В дверь позвонили, и Мартина пошла открывать, чувствуя учащенное сердцебиение. Снаружи по-прежнему было светло; солнце уже закатилось, но снег отражал сияние уличных фонарей. Мартина с удовлетворением заметила в глазах Чарли блеск, означавший признание ее эффектной женщиной. Давненько ей не доводилось ловить на себе подобные взгляды, и, конечно, меньше всего она ожидала их от собственного мужа. Сосед подал ей баночку с детским питанием. Мгновение она растерянно смотрела на эту жестянку, словно успела забыть, зачем пригласила Чарли. Затем с улыбкой развернулась и пошла в дом, оставив дверь открытой и не задавая вопросов. Поставила баночку у раковины в кухне и обернулась, заметив, что гость стоит и намного ближе, чем она ожидала. От нее не укрылось, как он тщательно старается удерживать взгляд на ее лице, не позволяя ему спускаться ниже.
– Выпьешь немного вина?
– Пожалуй. Звучит заманчиво. Можно куда-нибудь пристроить малыша? Он снова задремал.
– Разумеется. Уложи его в колыбель к Джейми.
Чарли поднялся на второй этаж, а Мартина оправила платье и расстегнула еще одну пуговицу. Она извлекла из духовки жареную курицу, приготовленную на вечер, поставила блюдо на стол, приготовила приборы на двоих и вынула из холодильника бутылку белого вина.
Чарли вернулся и сел за стол, немного нервно огладив руками брюки. Мартина положила на его тарелку салат и куриную ножку, пока он наливал им обоим вина. Она слегка откашлялась, чтобы прочистить горло. Происходящее напоминало свидание, которое вроде бы не входило в ее намерения. Или все-таки входило?
Она старалась думать о Софи, прикованной к постели, и о муже, которого задержал на работе глубокий снег. Маленькие городки, расположенные вокруг мегаполисов, не пользовались особым вниманием властей: никто не посыпал дороги солью, делая их пригодными для езды.
Они поели, беседуя о пустяках, пока младенцы спали. Мартина откупорила вторую бутылку вина, осознавая, что уже немного пьяна. В желудке ощущалось приятное тепло, какое она обычно чувствовала, только выпив достаточно много. Но она уже давно не позволяла себе расслабляться, и ей даже в голову не приходило, до какой степени напряжена она в последнее время. Беседа с другим мужчиной позволила ей понять, насколько скверно складывались ее разговоры с мужем. Он неизменно заставлял ее чувствовать себя глупой или затыкал ей рот, не давая вымолвить ни слова.
Его одержимость сыночком поглотила жизни обоих, единственным смыслом существования Мартины стало обеспечение младенца всем необходимым. Она, конечно, не могла злиться на Джейми, но ненавидела перемену, привнесенную им в поведение мужа, которого окружающий мир отныне интересовал только из-за влияния, какое тот оказывал на его ребенка. Складывалось впечатление, будто он впервые в жизни полюбил, и сила этого чувства доводила его до легкого умопомешательства. Она гадала, что же тогда он испытывал к ней. Не были ли его прошлые признания порождением похоти или просто того факта, что она пользовалась успехом у мужчин.
Нет, надо стряхнуть эти мысли и попросить гостя уйти. Время приближалось к восьми вечера, и странным образом встреча превратилась в нечто серьезное и даже опасное. Когда допили вторую бутылку, Мартина поймала на себе взгляд Чарли. За последние полчаса он успел рассмотреть ее колени, грудь, глаза, а сейчас вглядывался в губы. Чарли медленно наклонился, чтобы поцеловать ее. Она тоже потянулась к нему, и они соприкоснулись как раз посередине стола. Преодолев черту, они уже не могли остановиться и неуклюжим движением обнялись, почти врезавшись друг в друга; поднялись, возясь с пуговицами и молниями, приближая окончательный телесный контакт.
Платье Мартины упало на пол, и она почувствовала на своей груди влажные губы Чарли – незнакомые губы, не принадлежащие мужу. Они не были ни лучше, ни хуже – просто другие. Она не могла больше притворяться верной женой, зная, что и супруг не безупречен. Вероятно, он сейчас лежит перед другим камином, с другой женщиной. А потому ей нечего стыдиться. Это он не давал ей почувствовать нежность и потому сам виноват. По крайней мере, именно так она говорила себе.
Чарли двигался вместе с ней, прижимался все крепче. Это был ее первый секс после рождения ребенка. Прошло несколько месяцев, она прекрасно себя чувствовала. Она все еще привлекательна – эту мантру Мартина не уставала повторять каждый раз, когда муж злился на нее за новое платье, прическу или нижнее белье. Для него она перестала существовать. Он знал только малыша и кого-то еще, с кем встречался тайно. Хотя он все равно никогда не узнает о случившемся. Теперь у нее тоже появится маленький секрет.
Она никогда больше так не поступит, дала зарок Мартина. Ей придется сразу же вдолбить это в голову Чарли. Если муж ненароком проведает об их близости, у нее будут крупные неприятности, а соседа он, пожалуй, даже способен убить. Некоторые его поступки шокировали и вызывали отвращение, а заверения, что это спонтанные и в целом не свойственные ему вспышки, звучали с каждым разом все менее убедительно. Отбросив мысли о муже, Мартина повлекла Чарли к дивану и села, позволив ему действовать. Его руки жадно обхватили ее тело, он заставил ее откинуться назад и раздвинул ей ноги, чтобы пристроиться между ними, – все это он делал совершенно иначе, чем муж.
Чарли уже заходился в экстазе, ее ногти вонзились в его спину, а он впился губами в ее шею и двигался все быстрее. Никогда прежде она не делала этого с другим мужчиной и удивилась, насколько это приятно. Они наслаждались до тех пор, пока он наконец не издал блаженный стон. Почти одновременно раздался детский плач. Чарли распластался на ней, они оба рассмеялись. Ее смех получился нервным, прозвучал признанием, что вот вернулась обычная жизнь, а случившееся только что совершенно непростительно. Спустя минуту Чарли встал и аккуратно надел брюки, взглядом ища на полу рубашку. Мартина поняла, что и он глубоко шокирован. Он пришел в гости, и в мыслях не держа ничего подобного. Теперь же путь назад отрезан.
– Это твой, – сказала Мартина.
– Прости, что? – переспросил Чарли с все еще раскрасневшимся лицом, выдававшим тяжелое чувство вины, терзающее его.
– Плачет не Джейми.
– А… Ясно.
Она поняла, что его обрадовала возможность отвлечься, гость поспешно обулся и бросился наверх. Мартина тоже воспользовалась возможностью найти одежду и быстро застегнула пуговицы на платье.
– Мартина! О боже мой, Мартина! – Голос Чарли зазвенел, перекрывая звук плача его сынишки.
– Что такое?
Она буквально взлетела на второй этаж и ворвалась в детскую. Чарли держал на руках своего младенца, в ужасе не отрывая взгляда от колыбели. По выражению его лица она все поняла. Даже не заглянув в кроватку, она почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Джейми, ее маленький сынок, которого они с мужем так отчаянно стремились зачать, посинел. Сердце Мартины остановилось.
– Что же делать?
Чарли передал ей своего сына, достал Джейми из колыбели и бросился с ним в ванную.
– Вызови скорую! – крикнул он.
Она побежала за телефоном и вернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Чарли наполняет ванну теплой водой. Он положил в нее Джейми и поливал, пока ребенок не согрелся, затем снова поднял крошечное тельце и завернул в полотенце, непрерывно массируя его грудь. Мгновение спустя Джейми заплакал, но не привычным громким плачем, а чуть слышно и сдавленно. Мартина чувствовала себя совершенно беспомощной.
Через несколько минут они услышали завывание сирены. Ничто не могло заставить машину скорой помощи двигаться быстрее, чем несчастье с младенцем, даже снег не задержал ее – на колеса надели специальные цепи. Чарли насквозь промок, а Мартина могла лишь неподвижно стоять, наблюдая, как санитары заворачивают ее дитя в одеяла и поспешно уносят в машину.
– С ним все в порядке? С моим малышом все хорошо? – в отчаянии спрашивала она.
– Необходимо тщательное обследование. Многое зависит от того, как долго он был лишен кислорода. Есть вероятность необратимого повреждения мозга, но сейчас никто не может этого знать. – Один санитар смотрел Мартине прямо в глаза, второй упорно избегал ее взгляда.
Чарли сгреб сына в охапку и последовал за Мартиной, застегнувшей оставшиеся пуговицы на платье и снявшей с вешалки пальто. Она заметила автомобиль мужа, остановившийся на подъездной дорожке, когда санитары уже усаживались в микроавтобус. Один протянул руку, чтобы помочь и ей залезть внутрь. Она видела, как муж вышел из машины и направился к ним. Он оглядел платье жены полным недоумения взглядом. Она осмотрелась и обнаружила, что вдела пуговицы не в те петли. Затем он покосился на Чарли, чьи брюки еле держались на бедрах, а подол рубашки в одном месте торчал наружу. Было совершенно ясно, что именно здесь недавно произошло.
– Мартина? Какого черта здесь творится?
– Прости. Это Джейми. Он перестал дышать.
– Вы едете с нами, мэм? Нужно торопиться. Он не имел доступа к кислороду по меньшей мере две минуты, стоит поскорее показать его доктору. – В голосе санитара звучала неподдельная тревога.
Мартина отчетливо видела, как лицо мужа исказил панический страх.
– Нет, с вами поеду я, – заявил он, встав перед Мартиной так, словно ее вообще не существовало.
– Прости! Я бы никогда этого не допустила! – выкрикнула она.
Слезы хлынули из глаз. Она уже знала: он прекрасно понял, чем она занималась.
– Послушай, друг… – произнес Чарли, уперев взгляд в носы ботинок.
– С вами обоими я разберусь позже!
Он забрался в машину и захлопнул за собой дверь.
Мартина наблюдала, как микроавтобус отъезжает от их дома. В ту же секунду сын Чарли разразился ревом, нормальным плачем, свойственным здоровым младенцам, оказавшимся на пронизывающем холоде. Она не нашла в себе сил даже взглянуть на него. Вбежала в дом и с грохотом захлопнула дверь. Она не могла снова впустить Чарли. Только не сейчас!
* * *
Зазвонил телефон, Мартина сняла трубку. Это был муж.
– С ним все в порядке?
– Я хочу, чтобы ты убралась из дома к нашему возвращению. Не желаю больше никогда тебя видеть.
– Но… Это же несчастный случай!
– Я знаю, как все произошло. Знаю, что ты сделала. Любой бы догадался, только взглянув на вас обоих.
– Я чувствовала себя такой одинокой. Понимаю, мне нет оправданий, но, когда появился Джейми, ты постоянно внушал, что я никчемна. Мне просто захотелось снова ощутить себя женщиной, хотя бы на один вечер. Я не знала, что такое может случиться. Ты прекрасно понимаешь, что я не виновата!
– И поэтому все в порядке.
– Нет. Разумеется, нет.
– Он сейчас в реанимации. Хочу предупредить: если малыш не выкарабкается, то и тебе станет незачем жить.
– Пожалуйста…
– Вы оба пожалеете, что еще не умерли.
Он бросил трубку.
Мартина знала: муж не из тех, кто разбрасывается пустыми угрозами. На ее глазах он совершал поступки, заставившие бы других женщин бежать от него без оглядки как можно дальше. Она знакома с темной стороной его личности, которую не замечали другие люди. Поначалу это даже возбуждало. То, как смотрели на него в некоторых пабах или ночных клубах, когда он входил, как люди расступались перед ним, явно опасаясь. Окончательно она поняла, что ей нужен именно этот мужчина, после одного случая: однажды на улице он сунул зазубренное горлышко разбитой бутылки в лицо грубияну, нахамившему Мартине. Никто прежде не заступался за нее подобным образом. Вот и сейчас он не дает спуску, только уже ей.
Она достала из шкафчика в ванной пузырек с валиумом, а потом принесла из кухни бутылку джина. Мартина и в самом деле не смогла бы жить без своего сына. Жить с грузом на совести из-за того, что ее не было рядом, когда малыш больше всего нуждался в помощи. Жить, вспоминая, как он лежал без сознания в комнате на втором этаже, пока она бессмысленно развлекалась с мужчиной, которого даже не находила особенно привлекательным. Муж ясно дал понять: она больше не будет частью жизни Джейми, значит, ей осталось только принять эти таблетки одну за другой, запивая каждую глотком джина. Она еще не успела полностью протрезветь после вина, выпитого за ужином, и решение далось легко. Она уходила на своих условиях, желая дать мужу почувствовать такую же боль потери, какую испытывала сама. Пусть он пожалеет о том, как разговаривал с ней, поймет, что ему стоило вовремя вернуться домой, чтобы спасти жену. Ей хотелось заставить его осознать, что в случившемся есть немалая доля его вины. На сей раз последнее слово останется за ней.
Глава 1
2017 год
Гэбриел Уэбб стал убийцей. Он еще сам не знал об этом, но до конца дня ему предстояло изведать чувство, которое испытывают, отняв чью-то жизнь. А пока он включил громче музыку в спальне, чтобы заглушить голоса родителей, ссорящихся из-за него.
Их реплики то и дело сводились к тому, что он «окончательно отбился от рук» и его необходимо «жестче контролировать». Мать предлагала отправить его пожить у тетки в Челтнэме. Отца обуревала идея отдать сына в армию, где тот поймет, «как хорошо было дома». А все потому, что Гэбриел отпустил волосы до плеч и иногда подводил глаза косметическим карандашом.
Он натянул панковские брюки в красную клеточку и обулся в тяжелые башмаки «Нью рокс», продев шнурки через хромированные люверсы в их передней части. Перебрал верхнюю одежду, выбирая, что наденет сегодня. Какой наряд наилучшим образом подойдет к запланированному. Мобильный телефон подал сигнал, и Гэбриел взглянул на дисплей. На нем отобразилось множество эмодзи, каждый из которых означал возбуждение его подружки Эммы, фигурировавшей в списке контактов как Прозерпина, Римская Богиня и Королева Преисподней. Он же в ее телефоне значился под псевдонимом Плутон, Бог Смерти. Мрачная и темная символика – вот чем по большей части привлекали их готы[1]. Сегодня вечером они собирались на концерт нью-металл группы «Апокалиптика»[2] в местом клубе – редкий случай в нынешнем Эксетере, где по всему городу расплодились сплошные джин-бары для артизан-хипстеров[3].
Гэбриел влез в черную, всегда как будто мокрую на вид велосипедную куртку. Она подчеркивала его стройную мускулистую фигуру, и ему нравилось, как Эмма смотрела на него, когда он был в этой куртке. Он ловил взгляд подруги на своей груди, а она тяжело сглатывала, подавляя желания, вызванные видом его тела, до той поры, пока они не оставались наедине.
Затем он вынул из шкафа черный кожаный корсет на ремешках с застежками и надел его, хотя в голове вертелись насмешки родителей: «Мужчина в корсете? Вот умора!» Он не утягивал талию. Он отдавал дань моде, а вовсе не стремился подчеркнуть сексуальность. Впрочем, его не особенно беспокоило мнение родителей. Одежда – это способ самовыражения. Он совершенно не собирался шокировать кого-то или демонстрировать дух воинственного протеста. Но всегда удобнее быть «в своей шкуре», а в этом наряде Гэбриел ощущал себя особенно хорошо. Он обернул запястья и предплечья черной изолентой, потом черным карандашом для подводки глаз нарисовал звезду на левой щеке. Все. Он готов.
Когда Гэбриел вышел на кухню, мать глубоко вздохнула и полностью сосредоточилась на содержимом раковины. Она явно не хотела участвовать в разговоре, который неизбежно должен был начаться.
– Какого дьявола? Во что это ты вырядился?
Лицо Майкла Уэбба, отца Гэбриела, приобрело грозное выражение, в чем не было ничего необычного. В последнее время он всегда так приветствовал сына.
– В одежду.
Гэбриел взял яблоко и надкусил его. Он на голову перерос отца, но все равно чувствовал дискомфорт. Он не скажет того, что хочет. Никогда не говорил и сейчас не будет. Он послушает ворчание отца и все равно уйдет. Так лучше.
– Ты же не девка, черт бы тебя побрал! Когда начнешь вести себя как настоящий мужчина? – подпустил шпильку отец. – Кто возьмет на работу человека, который так выглядит? Бога ради, тебе уже девятнадцать. Не пора ли повзрослеть?
– На такую работу, как твоя? Это ты имеешь в виду? – парировал Гэбриел. – Значит, я тоже должен превратиться в дрона?
– Моя работа дроном помогает оплачивать покупку ужасных штанов, которые ты носишь! Что за дурацкие полосы и цепи с тебя свисают? Какое послание они доносят до окружающих?
Отец с силой потянул за веревку, на которой держались брюки, словно хотел порвать ее. Потом посмотрел на сына с презрительной усмешкой.
Гэбриел улыбнулся в ответ, не разжимая губ. Он раздумывал, не врезать ли папаше в челюсть, как сделал однажды.
– У тебя ко мне что-нибудь еще?
Он наклонился к отцу, скрестив с ним взгляды и упорно стараясь не отвести глаза первым.
Злоба в отцовском взгляде на мгновение померкла от неожиданности.
– Не провоцируй меня на разговор о твоем лице. Мужчины не пользуются косметикой. И что это еще за звезда? С ней ты похож на коммуниста хренова!
– Майкл! Следи за языком! – вмешалась все-таки Пенни, мать Гэбриела.
– Встречаюсь с друзьями, возможно, ночевать не приду.
Гэбриел вышел, покачивая головой, и летящие вдогонку оскорбления отца звучали все глуше по мере того, как он удалялся от входной двери. Он повел себя как никогда неуважительно, но именно сегодня не мог долго выносить всю эту чушь. Было бы жалко позволить отцу испортить его превосходное настроение. Он шел на свидание с Эммой. Он заранее отправил сообщение, подруга, наверное, уже ждет. Она живет всего в трех кварталах.
Впервые Гэбриел обратил на нее внимание, когда она работала в ближайшем супермаркете, порой трудясь и по выходным. Причем всегда приосанивалась, если он проходил мимо, и потому понятно было, что тоже положила на него глаз. Однажды он пригласил Эмму на свидание. Она мгновенно согласилась, и дальнейшее стало частью их совместной истории.
Она стояла перед своим домом в компании новой подружки Лианн. Гэбриел заметил, что при виде него глаза Эммы загорелись, и она с шумом втянула воздух, что неизменно возбуждало его. Он знал, о чем она успела подумать, быстро окинув взглядом его тело. Он чувствовал то же самое. Между ними всегда возникало что-то вроде электрического поля; рядом с ней у него невольно сбивалось дыхание и восстанавливалось, только когда они снова оказывались в объятиях друг друга. Он всегда предвкушал следующий поцелуй.
– Ты снова сменила прическу.
Он указал на ее волосы: корни она выкрасила в неоново-красный, а остальные пряди черным спутанным покрывалом ниспадали на спину. Эмма прикусила вдетую в губу сережку и улыбнулась Гэбриелу. Лианн явно понятия не имела, до какой степени мешается, повиснув на руке подруги. Глаза Эммы сказали: «Позже», и Гэбриела странным образом взволновала вынужденная необходимость подождать с ласками.
– Мы встретимся с приятелями Лианн. Они тоже пойдут с нами.
Гэбриел не слишком хорошо знал Лианн, которая в последнее время крепко привязалась к Эмме. Обе работали в супермаркете «Теско» по субботам. Втроем они пошли через Хеавитри и автобусную станцию. Потом двинули на окраину. Миновали тюрьму, достигли ограды, которая отделяла железную дорогу от улицы, чтобы местная малышня или кошки не соскользнули на рельсы и не угодили под поезд.
Начало моросить. У ограды Гэбриел заметил двух парней лет под двадцать, которые ждали их под дождем, натянув капюшоны. Лианн перепрыгнула через проволочную сетку и скрылась по другую сторону. Гэбриел и Эмма последовали за ней.
Заброшенная сигнальная будка возле главного вокзала Эксетера стала местом встреч сомнительных типов, с которыми Лианн водила дружбу. Пока они спускались, сначала раздался странный шум, потом донесся звук разбивающегося стекла. Гэбриела приятно волновала эта суровая атмосфера. Он всегда считал, что хуже скуки только родительские дрязги или перепих. Но сегодняшний вечер не будет пресным. Он позаботится об этом.
Гэбриел уже встречал в городе парней, стоявших сейчас у железнодорожных путей. Их прозвали Переулочниками. Большинство горожан считали их отбросами общества. Переулок Погорельцев вообще пользовался репутацией пристанища бандитов. Его обитатели действительно были способны на все – от мелких правонарушений до ограблений. Детей там бросали, чтобы те сами, как умели, заботились о себе, а взрослые делали все, что хотели. И никто, за исключением подростков, не испытывал там ничего похожего на чувство единения.
Некоторые юнцы заявляли, что их группировка произошла от «Неуловимой банды» – группы футбольных хулиганов, болельщиков команды «Эксетер», печально знаменитых в восьмидесятые годы. Эта банда славилась драчливостью, но в то же время была почти легендой. Никто из подростков не мог с уверенностью утверждать, что «неуловимые» существуют на самом деле. Это, как ни странно, только нагоняло страх на новые поколения мальчишек, ровесников Гэбриела. У каждого молодого Переулочника имелась своя история о «Неуловимой банде» (обычно сильно преувеличенная). Одни якобы видели убийство, а другие признавались, что «Неуловимые» оказали им неимоверно важную услугу и в любой момент могли потребовать вернуть должок.
Внутри сигнальная будка была обставлена наподобие офиса. Все рычаги прочными цепями крепились к стене, хотя, скорее всего, они давно уже не соединялись с рельсами. Посередине стояли три кресла, повернутые к центру помещения, а пол усеивали пакеты, бутылки, шприцы и прочий мусор. Гэбриел оставался на ногах, готовый сбежать в любой момент, если обстановка станет враждебной. Эмма устроилась в кресле, поджав ноги, и обхватила себя руками, потирая ладони, чтобы согреться.
– Это Трей, а это Крис, – указала Лианн на своих приятелей, занявших два других кресла. – Вот ведь, мать твою, холодина!
Гэбриелу не нравилось, как парни разглядывают Эмму. Будто ее привели исключительно ради их развлечения. Ему была ненавистна мысль, что она надела короткую юбчонку и колготки в сеточку, чтобы привлекать посторонние взгляды. Так могли подумать только люди, не принадлежавшие к их кругу. Готы одеваются только ради самих себя. Гэбриелу никогда бы и в голову не пришло диктовать Эмме, что носить, а у нее из-за стиля одежды возникали такие же проблемы с родителями, как и у него. Сегодня она облачилась в черную джинсовую мини-юбку, колготки, напоминающие блестящую сеть для рыбной ловли, и сапоги до колен. Он прекрасно понимал, о чем сейчас думают парни. Воображают, как далеко готова зайти Эмма – только из-за ее черной кожаной куртки и пирсинга. Такие знакомые абсолютно не нравились Гэбриелу.
Эмма неловко заерзала в кресле. Гэбриел пожалел, что у него нет плаща, которым можно было бы укрыть ее.
Один из парней достал трубку для крэка, и Гэбриел стиснул зубы. Какого дьявола их сюда занесло? Авантюра становилась слишком опасной. Прежде Гэбриел несколько раз курил «травку», даже пробовал сканк[4], но это? Нет, здесь ему решительно не нравится.
Окружающим часто казалось, что Гэбриел сидит на наркоте – из-за его худобы, длинных волос и подведенных глаз. Такой уж у людей склад ума. Они склонны делать выводы на пустом месте. Однако происходящее сейчас никак не вписывалось в то, что сам Гэбриел считал веселым времяпрепровождением. Эмма виновато посмотрела на него. Она знала, до какой степени он ненавидит такого рода подонков.
Переулочники ухмылялись и поглядывали на Гэбриела.
– Хочешь?
Один протянул ему потемневшую, покрытую грязными пятнами трубку.
– Нет, спасибо.
– Уж не собираешься ли ты создавать нам проблемы? – спросил второй.
Гэбриел пригляделся к нему пристальнее. На шее красовалась татуировка с именем – Трей. Гэбриел чуть заметно помотал головой, наблюдая, как Трей, улыбаясь, вертит между пальцами стеклянную трубку.
– Тут холодно, как на морском дне, ядрена вошь! – потирая руки, сказал тот, которого, как уже знал Гэбриел, звали Крисом.
Трей вложил несколько щепоток крэка в трубку, дважды глубоко втянул воздух, словно собираясь нырнуть в море, и поднес мундштук к губам. Под стеклянной чашей трубки он держал включенную зажигалку и осторожно поворачивал черенок пальцами, когда втягивал молочного оттенка дым. Выражение его лица изменилось, он откинулся на спинку кресла. Крис забрал у него трубку. Гэбриел заметил, что Лианн следит за подругой, явно пытаясь понять, как та реагирует, нравится ли ей происходящее. Эмма же снова дрожала.
– Надо уходить. Здесь слишком холодно, – сказал Гэбриел. Солнце стремительно садилось, и ему не хотелось пересекать рельсы в полной темноте. К тому же он действительно не желал больше оставаться с этими парнями.
– Зануда, – усмехнулась Лианн, чье лицо приобрело змеиные черты.
– Все хорошо. Мы скоро пойдем. – Эмма улыбнулась Гэбриелу.
Он отметил, насколько по-разному люди ведут себя в зависимости от обстоятельств. Эмма держалась совершенно иначе, когда они оставались наедине. Ее поведение в семье тоже отличалось. Сейчас же она определенно сменила манеру общения из-за Лианн. Стала не похожа на себя. Такой она не открывалась ему ни разу. В оконное стекло застучали капли: полил настоящий дождь.
– Погода совсем испортилась, – сказал Гэбриел, с надеждой глядя на Эмму и стремясь передать ей свое отчаянное желание уйти.
Но она лишь отвела глаза.
– Почему бы тебе не попробовать сделать здесь теплее?
В голосе Лианн прозвучал вызов, может, даже угроза. В ней и раньше было нечто, что внушало Гэбриелу настоящую тревогу, а сейчас это ощущение усилилось.
Гэбриел направился в угол и взял металлическую корзину для мусора, оставленную кем-то. Меньше всего он хотел бурных сцен. Наоборот, сегодняшний разговор с отцом настроил его на оборонительный лад: не исключено, что лишил способности мыслить рационально. Он собрал с пола хлам и сунул в корзину, взял одну из зажигалок, выложенных Треем на стол, и откинул крышку.
– Какого дьявола ты затеял? – спросил Трей.
Гэбриел вылил в корзину бензин из зажигалки и схватил со стола другую. Он понимал, что пытается что-то доказать Лианн. Девушка обладала характером, заставляющим тебя ощущать в ее присутствии собственную значимость. Это объясняло, почему Эмма так странно ведет себя, когда находится рядом с подругой.
– Не вздумай сломать их! – с угрозой воскликнул Крис, по-прежнему не выпуская из рук стеклянную трубку.
Гэбриел поджег обрывок картона и бросил в корзину. Мусор вспыхнул мгновенно. Парень пристально смотрел на огонь, теперь уже не без оснований надеясь, что эта часть вечера закончится очень скоро. У него вдруг возникло ощущение необычайной уязвимости. Словно вот-вот должно было произойти что-то ужасное.
Сканк – наркотик из грубой конопли. По воздействию значительно сильнее марихуаны.
Артизан-хипстеры – еще одна субкультура, к которой принадлежат люди чуть более старшего поколения, чем готы.
«Апокалиптика» – финская группа, исполняющая металл-рок на виолончелях. – Прим. редактора.
Готы – возникшая в конце 1990-х годов молодежная субкультура, сформировавшаяся на базе движения панков. – Здесь и далее прим. переводчика, если не указано иное.
Глава 2
Детектив-сержант Эдриан Майлз протянул руку напарнице, детективу-сержанту Имоджен Грей, чтобы помочь ей перешагнуть через железнодорожную шпалу. В другой руке он держал мобильный телефон с включенным фонариком, которым освещал мокрую землю под ногами. Имоджен что-то буркнула под нос и, не замедляя шаг, пересекла рельсы без посторонней помощи. Детективы прошли вдоль насыпи и при свете фар пожарной машины добрались до сгоревшей сигнальной будки, откуда когда-то управляли семафором. Даже дым успел рассеяться. Остался только обугленный каркас, с которого капала вода.
– Роскошно выглядишь, Грей, – заметил Эдриан, мимолетно направив луч фонарика в лицо Имоджен.
Отпуская комплимент, он инстинктивно держался вне зоны досягаемости. Волосы напарницы были уложены в высокую прическу, губы покрыты слоем помады. Сегодня у нее явно был особенный вечер. Сам же Эдриан, получив вызов, валялся на диване и смотрел старые эпизоды сериала «Звездный путь».
– Я ужинала в ресторане.
– Ого! Совсем как взрослая.
– Заткнись, Майли.
На самом деле он был рад снова видеть напарницу такой. Ее мать недавно вышла из комы и отправилась на «восстановительный отдых», но Имоджен все еще чувствовала вину за то, что не сумела защитить ее. Считала себя ответственной за случившееся, потому что на мать напали в конце их последнего расследования. Подобные мысли то и дело отвлекали Имоджен от работы, но Эдриан считал за благо не упоминать об этом. Руководствовался простым принципом: захочет – сама расскажет, если сочтет его достойным доверия.
– Как дела у Дина? Все хорошо? Как он себя ведет? – спросил Эдриан, убедившись, что их не слышат стоящие неподалеку полицейские в мундирах.
Вопреки предсказаниям Эдриана, сулившего непременную разлуку, Имоджен все еще жила со своим парнем. Даже несмотря на темные делишки в прошлом, которые, как Дин наверняка убедил подругу, никогда не повторятся, союз получился достаточно прочным. Закон не запрещает жить с бывшим заключенным, но начальство, разумеется, этого не поощряет. Наступит момент, когда их отношения придется предать огласке, и это вызовет косые взгляды руководства – чего сам Эдриан постарался бы любой ценой избежать.
– Он в полном порядке. – Имоджен опустила глаза и улыбнулась. – Сегодня его день рождения, мы хотели отметить его порцией карри в индийском заведении.
– Мудро с твоей стороны не слишком мучить его блюдами собственного приготовления, если, конечно, не хочешь, чтобы он сбежал.
– Не моя вина, что ризотто с грибами в последний раз подгорело, – возмущенно отозвалась Имоджен.
– Нет-нет, на меня ты произвела сильное впечатление. Не подозревал, что в микроволновке что-то может подгореть, не говоря уже о сыром рисе.
Из ночной тьмы появился пожарный.
– Похоже, дело достаточно серьезное, – предположил Эдриан.
Пожарный кивнул.
От главной платформы торопливыми шагами приближался начальник вокзала. Его, судя по всему, тоже вытащили из тепла и уюта.
– Добрый вечер, детективы, – кивнул он.
– Следуйте за мной, – жестом позвал их пожарный.
Они подошли к основанию постройки. Деревянной лестницы больше не существовало, как и всего первого этажа.
– Предумышленный поджог? – спросил Эдриан, доставая блокнот.
– В прошлом нам доставляли неприятности залезавшие сюда дети и бездомные, – вставил начальник вокзала.
– Пока не завершится расследование, ничего определенного утверждать нельзя, но выглядит действительно как поджог, – продолжил пожарный. – Пусть деревянные конструкции были очень старыми, но ночь выдалась дождливая, а судя по сообщениям, огонь распространился с необычайной скоростью. Есть подозрение, что использовали горючее.
– Значит, все-таки поджог? – повторил Эдриан.
– Да, я склоняюсь к такой версии. Источником возгорания послужила корзина для мусора, но нам предстоит еще раз проверить это.
– У вас остались записи с камер наружного наблюдения? – спросила Имоджен.
– Конечно. Мой коллега как раз готовит их для просмотра. Правда, здесь плохое освещение, а в скверную погоду запись может оказаться и вовсе нечеткой, не говоря уже о том, что все случилось ночью. Однако есть небольшая вероятность, что, когда поджигатель покидал будку, зону подсвечивали вокзальные фонари и прожекторы, установленные на мосту.
– Вам сообщили причину вызова? – спросил пожарный, с любопытством переводя взгляд с одного детектива на другого.
– Что вы имеете в виду? – поинтересовался Эдриан.
– Мы обнаружили труп.
Детективы невольно переглянулись.
– С этого, наверное, и следовало начинать, – раздраженно произнесла Имоджен.
– Пожар начался в верхней части помещения, а тело лежало в подвале, где расположены механизмы. Скорее всего, это мужчина, не исключено, что бездомный, но все это только догадки, поскольку труп сильно обгорел. Должно быть, залез туда поспать. Они обычно прячутся внизу, поскольку там нет окон. Постоянно ошиваются здесь. Мы узнаем больше, когда следователи детально все изучат, а вы вызовите патологоанатома, чтобы он осмотрел тело до того, как его увезут в морг.
Они двинулись дальше. Пожарный снабдил их абсолютно ненужными касками – ничего не нависало над головами. Потолок и крыша сгорели дотла. Эдриан принялся рыться в мелких обломках остова постройки. Пол тоже выгорел, механизмы покрылись слоем черной сажи, а когда глаза привыкли к мраку, удалось разглядеть среди них нечто, все еще сохранявшее форму человеческого тела. Пожарный направил вниз луч фонарика.
Увидев труп, начальник вокзала закрыл лицо руками и покачнулся. Имоджен посмотрела на Эдриана, и тот кивнул.
– Покажите мне записи с камер, – обратилась она к начальнику вокзала и последовала за ним назад к станционной платформе, предоставив Эдриану разбираться с мертвецом.
Эдриан склонился и осмотрел тело. Оно было непостижимым образом изломано, будто свернулось в позу зародыша в утробе матери, обугленное и хрупкое, с явно заметными точками переломов там, куда обрушился потолок, раздробив череп. Обломки лежали вокруг в виде тонких почерневших щепок – дерево настолько иссохло, что сгорело практически полностью. Эдриан посветил фонариком вверх, где прежде была уничтоженная огнем крыша, а теперь отливало черными чернилами открытое небо. Вернувшись к осмотру, он различил среди прочего хлама крысиный помет и куски влажной, чуть опаленной древесины. Он словно смотрел передачу по черно-белому телевизору. Все выглядело одноцветным, выделяясь лишь оттенками серого. Темно-серый сырой пепел, светло-серый сухой пепел, разнообразных тонов серая пыль, лежащая повсюду. Даже остатки красных кирпичных стен потемнели от сажи.
Появилась группа криминалистов – экспертов по осмотру мест преступления, и Эдриан взял у них две таблички-маркера, яркая желтизна которых казалась особенно сияющей на фоне мрачной обгоревшей постройки. Он сосредоточил внимание на очертаниях трупа, пальцы которого скрючились наподобие когтей. Эдриан вздрогнул, подумав о человеке, прятавшемся здесь от холода, когда начался пожар.
– Сколько времени требуется, чтобы труп приобрел такой вид? – спросил Эдриан у одного из криминалистов, как только убедился, что Имоджен и начальник вокзала ушли достаточно далеко.
– На самом деле это зависит от температуры возгорания. Здесь ограниченное пространство, которое было хорошо изолировано, несмотря на разбитые окна. Кроме того, из-за большого количества металла пламя разгорелось вовсю. Я разговаривал с пожарным. Они потратили не менее сорока пяти минут, чтобы добраться сюда по рельсам. Будка почти не видна издали, и, хотя в ночное время здесь редко ходят поезда, машине то и дело приходилось сигналить, чтобы пропустили. В общем, место труднодоступное. Кто знает, как долго бушевал огонь, прежде чем его заметили. Записи с камер наблюдения позволят составить более точную картину.
– Вы сумеете получить ДНК трупа?
Беседуя с экспертом, Эдриан делал пометки в блокноте.
– Пока не могу ничего обещать, уж извините. Это зависит от сочетания целого ряда факторов. Выясним больше, когда попадем в лабораторию.
– Спасибо.
Эдриан убрал блокнот и отправился за Имоджен. Он шел вдоль рельсов, испытывая странное чувство: у его матери была навязчивая идея, что именно так он погибнет. Задний двор дома, в котором он вырос, выходил на пути станции Сент-Томас в Эксетере, и каждый раз, отправляя гулять, его строго предупреждали, чтобы даже не приближался к железной дороге. Сейчас поезда задержали, и Эдриан знал, что ему ничто не грозит. Но все равно чувствовал себя обманщиком и чуть ли не предателем.
Войдя в кабинет, Эдриан увидел Имоджен и начальника вокзала, просматривающих записи. Он подсел к ним так, чтобы как можно лучше видеть экран. Они прокручивали кадры назад от момента возникновения пожара.
Из будки вышли пятеро. Двое натянули на головы капюшоны. Кажется, это подростки мужского пола. Непрерывно лил дождь. Эдриан смог разглядеть девушку в бейсбольной кепке, но четкого изображения лица получить не удалось. Затем появилась вторая девица в мини-юбке, прикрывавшаяся от дождя газетой. Ее держал за руку еще один юноша, помогая спускаться по лестнице. Высокий, длинные темные волосы до плеч скрывают лицо. Он выделялся вычурным, так называемым альтернативным костюмом.
– Нам ни за что не установить личности по этим записям.
Имоджен развернулась в кресле и посмотрела на него.
– В городе не так много мест, где собирается молодежь из неформальных группировок, Майли. Думаю, я знаю, откуда начать поиски.
Глава 3
Имоджен показала полицейское удостоверение девушке, стоявшей в дверях ночного клуба, и та взмахнула рукой, дав понять, что можно войти. Оказавшись внутри, детектив почувствовала прилив адреналина. Когда-то она хорошо знала подобные заведения, сама была такой же, как эти подростки. Впрочем, против ее легкомысленной матери бунтовать было трудно. Ирен Грей разгуливала по городу в ярких многослойных юбках и кардиганах, курила «травку» и порой скандалила с соседями, считая это актами протеста.
Пока Имоджен была девочкой, мать настойчиво одевала ее в такие же наряды, какие носила сама. Но обретя самостоятельность, дочь переоблачилась в мешковатые черные брюки и куртку с капюшоном, отчасти для того, чтобы не выделяться на общем подростковом фоне, но главным образом сообщая окружающим, что совершенно не похожа на мамашу. Тогда Имоджен и начала посещать местные клубы для готов, и матушка всерьез забеспокоилась, что дочь поразили симптомы того же душевного недуга, от которого прежде страдала она. Но истина заключалась в другом. Имоджен старалась полностью отстраниться от Ирен, хотела сама выбрать, кем ей быть.
Сейчас она сняла заколку с волос и позволила им свободно разметаться по плечам. Впервые за долгое время Имоджен почувствовала фальшь: стало неуютно, что она пришла сюда по служебным делам. Явилась, чтобы помешать веселью, а не принять в нем участие. Ее знакомые готы все до единого враждовали с официальными властями. Она растрепала волосы и поймала недоуменный взгляд Эдриана. Несомненно, он никогда не бывал в таких клубах. Короткие юбчонки девушек, корсеты, излишний, почти театральный грим на лицах. Юноши в мотоциклетных очках, в обтягивающей одежде и с подведенными глазами. Только более внимательный взгляд позволял заметить среди посетителей нескольких людей, выпадавших из общего ряда.
– Откуда ты знаешь об этом клубе?
Эдриану пришлось перекрикивать громкую музыку.
– Я много чего знаю. Кроме того, я даже собиралась прийти сюда. Сегодня здесь играет неплохая рок-группа.
– И тебе нравится?
– О да. Мне здесь действительно хорошо.
Эдриан кивнул на стойку бара. Имоджен посмотрела в ту сторону и увидела высокого молодого человека, ждавшего очереди заказать напитки. У него были волосы до плеч и одежда в точности как у юнца на записи с камеры. Такие же панковские штаны в красную клетку, известные как укрепленные, поскольку вдоль штанин крест-накрест шли полосы материи. Дорогая и броская одежда. Пряди волос парень заправил за уши.
Имоджен оглядела его снизу доверху. И ростом, и телосложением он походил на субъекта с записи. Обернувшись, парень встретил ее взгляд, заставив Имоджен слегка покраснеть. Ей пришлось взять себя в руки, прежде чем подойти и показать удостоверение.
– Можно с вами поговорить? – спросила она.
Парень дважды проверил удостоверение, хотя казался скорее сбитым с толку, чем встревоженным. Он залпом выпил содержимое своего стаканчика и последовал за полицейскими в вестибюль.
– Я сержант Имоджен Грей, а это мой партнер, сержант Эдриан Майлз.
– Гэбриел Уэбб.
Парень протянул руку, и Имоджен пожала ее. Этот юноша держался очень прямо. Складывалось впечатление, что он вежлив и нисколько не напуган происходящим.
– Могу я поинтересоваться, где вы были сегодня чуть раньше?
– Гулял с друзьями. Мы болтались по городу.
– У нас есть запись с камеры внешнего видеонаблюдения, где видно, как вы покидаете сигнальную будку у железной дороги.
– Да, конечно, я там был, – он отбросил с лица длинную челку.
– С кем вы там были? – спросил Эдриан.
– А в чем дело? – Гэбриел Уэбб прищурился, но по-прежнему не выглядел человеком, которому есть что скрывать.
– Это вы устроили пожар в сигнальной будке? – спросила Имоджен, от души надеясь на отрицательный ответ. Вероятно, Гэбриел понятия не имел, что в подвале был мужчина. Иначе он вряд ли справился бы с эмоциями. Несмотря на высокий рост, у него было слишком юное лицо. Едва ли ему больше восемнадцати. Хотелось отправить парня домой, прежде чем весь его мир перевернется с ног на голову. С такими вот недорослями всегда труднее всего.
– Да, я поджег мусор в корзине, но он прогорел еще до нашего ухода. Кто рассказал вам об этом?
– Где ваши друзья сейчас? Они здесь?
– Есть что-то, о чем вы мне не говорите, верно? – Бледное лицо Гэбриела стало и вовсе призрачно-серым, когда он начал понимать, что все куда серьезнее, чем показалось сначала. – Я не стану стучать ни на кого, пока не выясню, почему вы спрашиваете.
– Нужно, чтобы вы проехали с нами в полицейский участок, – очень серьезно сказал Эдриан.
Он мельком встретился взглядом с Имоджен, и она поняла, о чем он думает. Они могут разрушить будущее мальца.
– Придется вызвать следственную группу и допросить всех присутствующих, если не сообщите, с кем вы были, – сказала Имоджен, понимая, что лица девушек на видео скрыты, а их одежда слишком типична, и, если даже они здесь, шансы идентифицировать их почти нулевые.
– Я не могу сказать, с кем был. Я поеду в участок, но стучать не стану.
У Имоджен тревожно засосало под ложечкой, когда Гэбриел сказал девушке у входа, куда его уводят. Они явно были хорошими знакомыми. Имоджен пока не хотела полностью информировать парня. Да, он достаточно высок, чтобы выглядеть взрослым, но под броней подведенных глаз и зловещего с виду наряда он явно чувствовал себя растерянным. Будучи подростком, Имоджен знавала таких мальчишек: они просто носили боевую раскраску, маску, позволявшую стать частью мира, в который трудно вписаться иначе.
В комнате для допросов Гэбриел сел лицом к Эдриану. Сейчас парень вовсе не выглядел спокойным, но он явно понятия не имел о случившемся.
– Мы не знаем, известно ли тебе, – начал Эдриан, – но этой ночью, то есть в пятницу двадцать шестого июля, после того как вы покинули сигнальную будку, в ней вспыхнул огонь. Пожарные далеко не сразу сумели его погасить.
– О боже! – воскликнул парень и нервно заерзал на стуле.
Эдриан попытался прочитать мысли Гэбриела. Казалось, тот ничего не скрывает, но комнаты для допросов повидали слишком много искусных лжецов. Оставалось только гадать, можно ли доверять тому, что инстинкт подсказывал по подводу этого юнца. Воспринял Эдриан его правильно или поддался манипуляции?
В комнату вошла Имоджен со стаканом воды, который поставила перед Гэбриелом, прежде чем сесть рядом с напарником.
– Для записи: детектив Грей вернулась в помещение, – произнес Эдриан в микрофон установленного на столе магнитофона.
– Расскажи нам, что произошло, Гэбриел, – попросила Имоджен.
Эдриан откинулся на спинку стула, позволяя напарнице вести допрос. Складывалось впечатление, что ей удалось наладить доверительный контакт с подозреваемым, и это могло позволить получить честные ответы.
– Я гулял с друзьями, и мы забрались в сигнальную будку.
– Ты бывал в ней прежде?
– Нет, никогда.
– С кем из друзей ты залез туда?
– Разве это имеет значение? Я же сказал, что сам разжег огонь. Нет смысла причинять неприятности кому-то еще.
– Зачем ты разжег огонь? – спросила Имоджен.
– Там было холодно. Дождь лил как из ведра. Я не предполагал, что погода испортится, и не надел плащ. – Он помолчал, откровенно обдумывая формулировку. – Одна девушка продрогла. Корзина была металлическая, и пламя в ней скоро погасло.
– Продолжай.
– Это все. Мы вышли из будки и отправились в клуб слушать группу.
Эдриан мельком посмотрел на Имоджен. Она выглядела мрачно, в полном соответствии с его собственными ощущениями.
– К сожалению, этот поджог имел очень серьезные и печальные последствия, Гэбриел, – сказал Эдриан.
– Поджог? Не было ничего подобного. Я бы не стал ничего палить.
– Это решать судье.
– Судье? Почему? Вы обвиняете меня в пожоге? Но ведь это наверняка был несчастный случай.
Имоджен шумно вздохнула.
– Боюсь, случилось еще кое-что, – сказала она.
– Если позвоните моим родителям, они возместят любой нанесенный ущерб.
– На самом деле все гораздо серьезнее, – Эдриан прервался и посмотрел на Имоджен. – В подвале будки обнаружили труп, – закончил он.
Слова Эдриана заставили Гэбриела побледнеть.
– Что?
– Кто-то был в подвале, когда постройку охватил огонь. По всей вероятности, бездомный, но пока мы ничего не можем с уверенностью утверждать, сначала будет проведено детальное обследование трупа и места преступления.
– Нет… Там были только мы, – еле слышно произнес Гэбриел, чья грудь вздымалась от волнения.
– С вами все в порядке? – спросила Имоджен.
Теперь Гэбриела била крупная дрожь. Казалось, еще мгновение, и его стошнит.
– Вы поможете себе, только честно назвав тех, с кем были в будке. Они подтвердят вашу версию про огонь, разведенный в корзине.
– Можно позвонить родителям? Думаю, понадобится адвокат. А пока мне не стоит ничего говорить.
Его дыхание стало частым и затрудненным. Он захрипел, стараясь вдохнуть поглубже.
– У вас астма, Гэбриел? – с тревогой спросила Имоджен.
Он кивнул, уже сражаясь с застежками на кожаном корсете, сжимавшем его талию. Парню явно не хватало воздуха.
– Допрос временно прерван в 00:15, – произнес Эдриан и остановил запись.
– Помоги уложить его, – попросила Имоджен.
Полицейские опустили Гэбриела на пол. Он был тяжел и неповоротлив, но его следовало успокоить. Парень дугой выгибал спину и вытягивал шею, едва дыша.
– Можно я помогу снять это? – спросила Имоджен, указав на корсет, и Гэбриел кивнул, слезы хлынули из глаз и потекли по щекам.
– У вас есть лекарства? Ингалятор? – спросила Имоджен.
Он помотал головой.
– Что мне делать? – спросил Эдриан.
Подергав за застежки на корсете, Имоджен наконец сумела снять его. Парень жадно втянул воздух. Эдриан мог лишь наблюдать, как напарница гладит лоб Гэбриела. Казалось, его дыхание постепенно приходит в норму.
– Тебе лучше вызвать подмогу.
Имоджен повернулась к напарнику, который постарался скрыть, насколько удивлен ее лаской. Было что-то материнское в том, как она обращалась с Гэбриелом Уэббом. Эдриан подошел к двери и окликнул констебля, отдав приказ привести врача.
– Я в порядке, – прохрипел Гэбриел. – Все хорошо. Иногда со мной такое случается.
– Мы оставим кого-нибудь посидеть с вами, пока не придет дежурный доктор, хорошо?
Гэбриел медленно поднимался, все еще дыша мелко и отрывисто, но уже гораздо спокойнее, чем минуту назад. Эдриан подал ему руку, помогая. Он прекрасно помнил, что чувствуешь, когда тебе девятнадцать. Вроде уже мужчина, но на самом деле – нет. Но и не ребенок. Словно завис в непонятном промежуточном состоянии. Ужасный возраст.
– И что будет дальше? – Гэбриел сел на стул, глядя перед собой невидящим взглядом.
– Зависит от выводов после осмотра места пожара.
– Вы хотя бы осознаете, что, если мы не сможем допросить друзей, с которыми вы проникли в сигнальную будку, вся вина будет возложена на вас? – спросила Имоджен.
– О чем вы?
– Гэбриел, если следователи подтвердят факт умышленного поджога, мы будем вынуждены предъявить вам обвинение в убийстве по неосторожности.
* * *
Эдриан прикурил сигарету, стоя у своей машины. Он давно прекратил попытки завязать и с каждой затяжкой чувствовал себя все лучше. Из участка, на ходу закручивая волосы в узел, вышла Имоджен. Она качала головой.
– Господи, до чего я иногда ненавижу свою работу.
Она взяла сигарету из пальцев Эдриана и немного подымила, прежде чем вернуть.
– Значит, ты ему поверила?
– На все сто. Жаль, что мое мнение не имеет никакого значения.
– Оно важно для него. Ты ему понравилась, насколько я успел заметить.
– А что родители? Дениза связалась с ними?
– Да. Они обещали приехать утром. Считают, что остаток ночи в камере предварительного заключения пойдет сыночку на пользу.
– Мне он показался неплохим мальчишкой, если хочешь знать. Я переживаю за него.
Имоджен действительно сочувствовала Гэбриелу. Возможно, так работал ее инстинкт самосохранения: парень напоминал ее саму до того, как она решила поступить в полицию.
– Уверен, что огромные и печальные голубые глазищи не сыграли никакой роли, как и милая ямочка на подбородке.
– Ладно, ладно, я действительно нахожу его симпатичным, но от этого еще хуже. Надеюсь, у него хватит сил выдержать содержание под следствием.
– Сначала Дин Кинкейд, а теперь этот парнишка. Теперь я знаю, какие мужчины тебе нравятся, Грей. С преступными наклонностями.
– Брось, все совсем иначе. Не смеши. Будь я лет на десять моложе, вероятно, обратила бы на него внимание. Но не сейчас. Даже не знаю, – добавила она после паузы. – Думаю, он напоминает меня, взрослеющую.
Они еще немного постояли, предаваясь размышлениям и докуривая сигарету Эдриана. Выкрали две минуты, чтобы обдумать случившееся и вероятное развитие событий. Казалось, Гэбриел по-прежнему не собирался рассказывать про остальных подростков, а определить их личности по записи с камеры невозможно. Куртки с капюшонами и мини-юбки – своего рода униформа для любого, кому еще не исполнилось двадцать, а они составляют значительную часть населения города. Придется искать ту самую иголку в стоге сена.
– Как бы то ни было, нынешняя ночь выдалась отвратительной. Ты голодна? – спросил наконец Эдриан, потушив окурок.
– Нет, я не хочу есть. Не могу выбросить из головы мысли о судьбе мальчишки. В тюрьме его попросту съедят заживо.
– А мы-то что можем сделать?
– Нужно начать с идентификации трупа.
– Тогда давай браться за дело. Мой уик-энд все равно безнадежно испортили Доминик и Андреа, которые увезли Тома в Лондон, кажется на шоу.
– Снова?
– В будущем году ему исполнится шестнадцать и он сможет проводить выходные где захочет.
– Ты уверен, что с ним они в безопасности?
– Доминик всеми способами стремится показать, что завладел моей семьей. Он не причинит им вреда. Просто в очередной раз пытается взбесить меня. Думаю, пока я не раздобуду против него конкретных доказательств, им безопаснее всего рядом с ним. Я попросил Гэри помочь.
– Не знаю, смогла бы я на твоем месте сохранять спокойствие.
– Слово «спокойствие» в данном случае не совсем подходит. Я все время стремлюсь себя занять, чтобы не думать об этом постоянно.
Эдриан начал следить за Домиником примерно четыре месяца назад, когда сын поделился с ним подозрениями, что тот обманывает маму. Детектив легко опроверг версию измены с другой женщиной, но обнаружил факты, которые не смог проигнорировать. Финансовые нарушения, касающиеся крупных сумм. Денег, происхождение которых выглядело необъяснимым с точки зрения закона. Но не имея на руках улик, он не обладал полномочиями инициировать официальное расследование. А доказательств не было. Как только выпадал шанс, Эдриан проверял дела Доминика с помощью Гэри Танни – работавшего в полицейском участке компьютерного эксперта, любившего в свободное время разгадывать головоломки. Но противник был хитер. До сих пор не удалось добыть данные, на которые можно твердо положиться.
Чуть больше двух месяцев назад Доминик выяснил, что Эдриан сует свой нос в его финансовые операции. С тех пор пришлось стать осторожнее, но детектив не собирался бросать расследование. Он не сомневался: рано или поздно Гэри разберется в схеме. А последовавшие со стороны фигуранта недвусмысленные угрозы и требование остановиться, чтобы не осложнять себе жизнь, лишь усилили желание вытащить бывшую жену и сына из опасной ситуации – пусть не сейчас, но в ближайшем будущем. Преступнику придется ответить. Эдриан лишь опасался, что он потянет за собой членов семьи.
– Тогда я позвоню Дину. Скажу, чтобы не ждал меня и ложился спать.
Они вернулись в участок, чтобы провести остаток ночи за новым, еще более тщательным просмотром видеозаписей. Немного везения, и им, быть может, удастся поймать более четкие изображения друзей Гэбриела, чтобы попробовать установить, с кем он был в сигнальной будке.
Глава 4
Гэбриел не мог пошевелить плотно прижатыми к бокам руками. Его широкие плечи упирались в стенки металлической коробки. Предполагалось, что поездка продлится не более пяти минут, однако она затянулась из-за аварии на Магдален-стрит: с проезжей части убирали пострадавшие автомобили. Хотелось встать, пройтись, размять затекшие ноги. Но сильнее всего изводило желание громко закричать.
Окна арендованного тюрьмой для перевозки заключенных фургона фирмы «Серко», или «парилки», как его с грубой иронией окрестили охранники, тонированы, чтобы никто не мог заглянуть в него, зато изнутри Гэбриел отчетливо видел спешащих по своим делам людей. Он заметил парня, скатившегося на скейте по ступеням отеля, и остро ощутил свою несвободу. Воля. Почему он не ценил ее, пока не оказался в тесном стальном «гробу»? Дождаться слушания дела в суде Гэбриелу предстояло в предварительном заключении.
Он постарался сосредоточиться на правильном дыхании, чтобы не дать волю астме – в таком-то месте! Возможно, охранники даже не откроют дверь, если у заключенного случится приступ. Они вообще услышат его? Захотят помочь? Гэбриел начал считать про себя, чтобы отогнать нараставшую панику. Он и представить не мог, что попадет в подобную ситуацию. Вот только факт оставался фактом: он сидел здесь и заранее считался виновным. В поджоге. В убийстве по неосторожности.
Гэбриел никогда и никому не хотел причинить зла. Эта мысль непрерывно кружилась в его голове. Но он стал убийцей, оборвал жизнь другого человека. Гэбриел даже не мог позволить себе заплакать. Нельзя, чтобы его увидели со слезами на глазах. Некоторые его приятели отбыли сроки в тюрьме Эксетера, и, судя по их рассказам, там, мягко выражаясь, было мрачновато. С персоналом беда, а заключенных, наоборот, переизбыток. Викторианское здание не соответствовало стандартам наступившей эпохи. Однако в нем по-прежнему держали более пятисот человек. Некоторые находились под следствием, другие мотали срок за мелкие преступления. И Гэбриелу предстояло присоединиться к ним.
По крайней мере, ему показалось, что полицейские не считают поджог умышленным. Оставалось надеяться, что судья согласится с таким выводом. Каждый раз, закрывая глаза, Гэбриел пытался представить, каково это – сгореть заживо. И почему они только не проверили, нет ли в той будке кого-то еще? Зачем он позволил спровоцировать себя на такой невероятно глупый поступок? Сейчас он даже не против послушать, как родители ссорятся и кричат друг на друга, когда думают, что уединились. Все, что угодно, только не камера.
Фургон снова тронулся, стало легче дышать. Гэбриел выглянул наружу, гадая, доведется ли ему еще когда-нибудь пройти по этой улице. Он боялся, что в тюрьме не продержится и недели. Либо его прикончит астма, либо что-нибудь похуже. Невидимая веревка вокруг груди сжалась сильнее. Один, два, три, четыре, пять. Он старался запоминать картины за окном, насколько позволял маршрут. Автобусная станция, паб, куда они с Эммой иногда заходили. Когда фургон въехал в тюремные ворота, у Гэбриела снова перехватило дыхание. Он имел смутное представление о том, чего ожидать, и намеревался смотреть в пол, говорить, только если к нему обратятся, и держаться особняком. Теперь его радовал рост в шесть футов и два дюйма. Внушительный вид мог отбить желание напасть на новичка.
* * *
Прежде всего в тюрьме Гэбриела поразил запах. Пахло чистотой с примесью плесени. Дезинфекцией, только маскирующей грязь. Здесь применялось промышленное чистящее вещество, «аромат» которого неприятно бил в нос. Парень постарался не думать об этом, пока стоял рядом с надзирателем в конце длинной комнаты, скорее напоминавшей огромный коридор. Крыло Б. Двери, укрепленные крест-накрест металлическими полосами. В каждой окошко с небьющимся стеклом. Снаружи петля и массивный засов. Дыши.
Само по себе крыло было светлым и просторным. Сейчас оно пустовало, если не считать двоих мужчин, орудующих швабрами и ведрами в противоположных концах коридора. Гэбриел невольно подумал: почем
