Элли Рейнолдс

Бухта Скорби

Allie Reynolds THE BAY Copyright © 2022 Allie Reynolds

© Жукова М., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025

* * *

Предисловие переводчика

Герои этого романа – серферы (или серфингисты – surfers), а потому в книге встречаются специальные термины. Русскоговорящие серферы в большинстве случаев используют транслитерацию английских слов. Для удобства читателей я решила дать пояснения ряда терминов в самом начале книги.

Серферы катаются на досках (boards), которые могут быть длинными (long boards) и короткими (short boards). Их также называют лонгбордами и шортбордами соответственно. На длинных досках может кататься практически любой, а на коротких – только те, кто уже обладает достаточным опытом. Длина короткой – до шести футов[1], у нее острый нос. На ней можно делать резкие повороты и вылеты с волны. Длина лонгборда от восьми футов, эти доски достаточно широкие, у них округлый нос. Часто на них только один плавник – так называемый центральный фин (fin). Встречаются еще и бодиборды (bodyboards) – маленькие доски, на которых серфят облокотившись. Например, в книге упоминается беременная женщина на бодиборде. Бугиборд (boogie board) – доска для катания лежа или на коленях.

В холодном климате и в холодную погоду катаются в гидрокостюме (wetsuit), который у нас в разговорной речи называют гидриком. В жарком климате и летом катаются в бордшортах (boardshorts) – специальных шортах для серфинга или пляжного отдыха, часто имеющих яркий цвет и принты. Также надевают обычные футболки, топы и верх купальника, но нужно надевать купальник на два размера меньше, чтобы его не смыло волной. Это объясняется в романе. Могут надевать и рашгард (rashguard) – плотно сидящее термобелье с короткими или длинными рукавами, которое помогает сохранить комфортную температуру тела. От футболок рашгарды отличаются плотностью и текстурой ткани, а также особенностями кроя и дизайна. Они плотно облегают тело и подчеркивают все его изгибы.

Обычно серферы катаются левой ногой вперед, их называют регулярами или классиками, гуфи (goofy) катаются правой ногой вперед, таких людей меньшинство. Если серфер едет другой ногой вперед (регуляр правой, а гуфи – левой), то это называется свитч. Гуфи-фут (goofy-foot) – это стойка серфера, когда он стоит на доске правой ногой вперед.

Перед катанием верх доски, деку (deck), натирают воском, чтобы ноги во время катания не соскальзывали. На доске установлены плавники (fins), которые помогают серферу регулировать направление движения. Например, плавник, расположенный на днище доски, обеспечивает маневренность при поворотах и не дает доске соскочить с волны при скольжении. У доски есть нос (nose) – часть доски, которая находится перед серфером, обычно более узкая, чем хвост (tail) или задняя часть доски. Рейл (rail) – часть доски для серфинга, расположенная вдоль ее боковой поверхности.

Лиш (leash) – это специальный шнур (ремень, веревка), который цепляется к доске, а затем к ноге серфера, чтобы доска в момент падения не уплыла и ее не пришлось искать. В некоторых местах остаться без доски достаточно опасно, поскольку до берега далеко.

Спот (spot), или серф-спот (surf spot), – это место, где есть волны для серфинга. Бич-брейк (beach break) – это спот, где волна ломается прямо у пляжа, ехать на ней практически невозможно. Риф-брейк (reef break) – это тип спота, где волны образуются благодаря рифу или камням на дне. Пойнт-брейк (point break) – тип спота, где волны начинают ломаться, встретив на пути препятствие (скалу, мыс и т. д.). При этом брейк-пойнт (break point) означает точку, где происходит обрушение прибойной волны.

Флэт (flat) – это условия серфинга, при которых волны или очень маленькие, или их нет вообще.

Серфинг можно разделить на трюки на волне и трюки в воздухе. Особняком стоят проезды в трубе.

Бочка (barrel), или труба (tube), или зеленая комната (green room), – это пустое пространство внутри ломающейся волны, то есть внутренняя часть волны, когда она начинает закрываться над серфером, создавая вокруг него «зеленую комнату» из воды. Человек едет внутри волны – в водной трубе, в которой очень любят проехаться умелые серферы. Иногда ее называют «святым Граалем серфинга», чувство, которые испытывают в ней, известно только серферам, и они готовы ехать в другую часть света, чтобы его испытать. В первую очередь нужна волна, которая закручивается в эту самую трубу, нужно уметь «читать» волны, занять нужную позицию, контролировать скорость. Факторов масса! Иногда серферов делят на тех, кто прыгает, и тех, кто катается в трубах.

Снейкинг (snaking от snake – змея) означает, что серфер крадется по волне за другим серфером и проплывает сбоку от него, над ним или под ним, чтобы занять более выгодное положение.

Дропнуть (drop in) – взять волну перед другим серфером, который имеет приоритет или право на волну. Считается очень некрасивым действием в мире серфинга.

Карвинг (сarve или сarving) – это серфинговое движение: выполнение резкого и энергичного поворота на волне.

Клаймбинг (сlimbing) – маневр на волне, после которого останется S-образный след на волне.

Во время катания можно оказаться «взаперти» (locked in) – так говорят о серфере, который оказался в обрушившейся волне.

Катбэк (cut back) – поворот на доске в противоположном движению волны направлении.

«Разгребаться» означает грести в попытке поймать волну (для этого нужно набрать скорость). У волны несколько секций: подошва, лип (гребень волны – lip), стенка, плечо и пауэр-зона (power zone – оптимальная для совершения маневров часть волны, они разные для серферов на разных досках). Сет (set) – серия волн, приходящих на берег в определенный промежуток времени, в сете от трех до десяти волн. Левая волна – эта та, по которой серфер движется влево, соответственно, правая волна – по которой движется вправо. Пеной (white water) называют обрушившуюся часть волны, это буквально пена. На ней проводятся тренировки для новичков – их учат вставать на доску и удерживать равновесие при движении.

Свелл (swell) – одно из важнейших явлений в серфинге. Иногда так называют шторм, пригоняющий волны, иногда – любую волну. Это неправильно. На самом деле у слова два значения: сам процесс образования волн и массив двигающихся волн. Чаще термин используется во втором значении. Например, серферы говорят: «Идет большой свелл». То есть идет большой массив волн (или массив больших волн), которые возникли когда-то и где-то в океане благодаря мощному ветру. У свелла три характеристики: направление, период (среднее время между двумя волнами сета) и размер (средняя высота одной трети самых больших волн сета). Размер свелла и высота волны, поднимающейся при этом свелле, не одно и то же!

Со всеми остальными терминами, трюками и маневрами, которые герои упоминают, обсуждают и выполняют, желающие могут ознакомиться в интернете – с описанием, рекомендациями по выполнению и видео. Впечатляет. Иногда пугает. Красиво всегда!

М. Ж.

Пролог

Начинается прилив. Каждая следующая набегающая на берег волна кажется чуть выше предыдущей. Они понемногу, по чуть-чуть стирают следы того, что я сделала.

Я иду по берегу, ставлю одну стопу перед другой, пальцы глубоко погружаются в песок – в этом есть что-то успокаивающее. Вчерашний шторм принес массу всего на линию прибоя. Здесь валяются разные листья, семенные стручки, цветы плюмерии, целый апельсин, который издает хлюпающий звук, когда я на него наступаю. Оказывается, он наполнен морской водой, больше в нем почти ничего не осталось.

Остальные все еще спят – по крайней мере, я надеюсь на это. Я шла по пляжу, оставляя за собой длинные борозды: если кто-то из моих друзей появился бы здесь, то увидел бы следы волочения – как будто что-то тащили к воде. Наверняка они поинтересуются, что я в такую рань делаю на пляже без своей доски.

Хотя условия сегодня не подходят для серфинга. Океан – какое-то комковатое месиво, вода темная, шторм поднял песок со дна. Ветер продолжает выть. Но чайки летают, встречают порывы ветра с прищуренными глазами и взъерошенными перьями. Одна из них вышагивает впереди меня: ее задняя часть надулась, напоминая удава из перьев.

Я иду по береговой линии. Смотрю, жду.

Акулы еще не нашли труп. Но найдут.

Глава 1

Кенна

– Эй, вы! – Какая-то блондинка протягивает мне рекламный листок. – Пожалуйста, возьмите.

Легкий акцент: голландский, шведский или еще какой-то.

Я моргаю, ослепленная солнечным светом после выхода из железнодорожного вокзала[2]. Почему солнце такое яркое? По моим ощущениям сейчас глубокая ночь.

– Лучшая тайская еда! – кричит молодой парень.

– Ищете комнату? – спрашивает девушка с пирсингом на лице. Оно у нее проколото во многих местах.

Здесь стоят зазывалы, не желающие сдвигаться с места в потоке людей, идущих с вокзала, или по крайней мере они пытаются стоять на занятых местах. Может, Сидней и находится в другой части света, но пока ощущения от прилета сюда мало отличаются от прибытия в Лондон или Париж.

Меня слегка пошатывает из-за тяжелого рюкзака. Зазывающий в тайский ресторан парень пытается всучить мне флаер, но у меня в одной руке платежная карта для путешествий[3], а в другой – небольшая дорожная сумка, поэтому я виновато пожимаю плечами и обхожу его.

– Счастливый час! – кричит еще один голос. – Шесть долларов за шхуну!

Я гадаю, что это за шхуна[4], которая может стоить шесть долларов, и тут внезапно чья-то рука хватает меня за запястье. Голландка. Ей пятьдесят с чем-то лет, волосы цвета темный блонд, светло-голубые глаза. Симпатичная или была бы симпатичная, если бы не напряженное выражение лица без тени улыбки. Мне хочется вырваться и идти дальше, проигнорировать ее, как и всех остальных, но меня останавливает отчаяние в ее глазах. Я смотрю на ее флаеры.

«Пропал человек! Элке Хартман, немка».

На фото улыбающаяся девушка-блондинка, сжимающая в руках доску для серфинга.

– Моя дочь. – Голос женщины полон боли.

Значит, не голландка. Я плохо разбираюсь в акцентах. Поток людей разделяется перед нами, они обходят нас и вновь сливаются в единую движущуюся массу. Я в это время просматриваю флаер. Элке двадцать девять лет – на год младше меня, она пропала без вести шесть месяцев назад. Я пытаюсь выразить сочувствие натянутой улыбкой. Надеюсь, что до автобусной остановки отсюда недалеко, потому что мой рюкзак весит тонну.

Меня по икре сильно ударяет портфель. Я замечаю часы на стене. Половина шестого – вечерний час пик. От понимания этого у меня начинает болеть голова. Я никогда не сплю в самолетах. Я не спала два дня.

– Вы когда-нибудь теряли кого-то, кого любили? – спрашивает женщина.

Я снова поворачиваюсь к ней. Потому что да. Я потеряла любимого человека.

– Она путешествовала здесь по стране с рюкзаком, – сообщает женщина и кивает на мои вещи. – Как вы.

Мне хочется сказать ей, что я не туристка, путешествующая с рюкзаком, но она не дает мне шанса произнести хоть слово.

– Они приезжают в чужую страну, никого здесь не знают. Если они исчезают, то проходит много дней, прежде чем кто-то это заметит. Они – легкая добыча.

На последнем слове ее голос срывается. Она опускает голову, плечи у нее дрожат. Я неловко обнимаю ее. Ладони у меня влажные; я не хочу испортить ее блузку. Мне нужно идти, но я не могу оставить ее в таком состоянии. Может, отвести ее куда-нибудь и угостить чашечкой чая? Но мне хочется добраться до дома Микки до наступления темноты. Подожду минутку, надеюсь, немка выплачется за это время.

Мимо идут офисные работники. Женщины кажутся более ухоженными, чем их британские коллеги: блестящие волосы, загорелые ноги в обуви на каблуках, короткие юбки. У мужчин закатаны рукава рубашек, расстегнуты две верхние пуговицы, пиджаки перекинуты через плечо, галстуков нигде не видно.

У меня вспотели подмышки. Здесь жарко и влажно, Микки постоянно стонала из-за этого: «Почти такой же жуткий климат, как в Японии». В марте в Австралии осень, и я не ожидала, что будет так жарко.

Я смотрю, как зазывалы раздают флаеры. Парень с рекламой тайского ресторана предлагает их всем, кто только согласится взять, а остальные, похоже, нацеливаются только на людей с багажом. Туристы выделяются огромными рюкзаками, а также белой, как молоко, или обгоревшей кожей.

«Легкая добыча».

Мать Элке шмыгает носом.

– Простите.

Она роется в сумке и достает пачку бумажных платков.

– Нет проблем, – отвечаю я. – С вами все в порядке?

Она промокает глаза, теперь стесняется и улыбается сконфуженно.

– Я вас отпускаю. Но будьте осторожны, хорошо?

– Буду. И не беспокойтесь обо мне. Я не туристка и не собираюсь путешествовать по стране с рюкзаком. Я приехала к подруге. Она выходит замуж.

– О, простите меня. Она вас ждет.

– Да, – отвечаю я.

Но на самом деле нет.

Глава 2

Кенна

– Я тебя убью, – говорит Микки.

Я стою на пороге, сгибаясь под тяжестью рюкзака.

– Я знала, что ты рассердишься.

По щекам и лбу Микки рассыпаны веснушки. Длинные волосы, которые раньше были блестящими и черными, теперь спутаны и сожжены австралийским солнцем, из-за чего они приобрели какой-то коричневый оттенок. Рядом со входом в ее дом растет дерево, усыпанное цветами, наполняющими ночной воздух экзотическими ароматами, и это еще раз подчеркивает тот факт, что я нахожусь в другой части света.

Микки смотрит на меня так, словно не может решить, рада она меня видеть или нет.

– Почему ты не сообщила мне о своем приезде?

«Потому что ты сказала мне не приезжать». Но мы не будем в это углубляться.

– Я пыталась позвонить, ты не брала трубку.

– Я же говорила тебе, что на пляже, куда мы ездим, нет связи.

На ней белый топ от Roxy, который подчеркивает ее накачанные бицепсы и загар. Я украдкой (настолько незаметно, насколько могу) осматриваю ее тело в поисках синяков и ссадин, но не вижу их. Я вздыхаю с облегчением. Вот она, похоже, в целости и сохранности. Моя лучшая подруга.

У нее на лице появляется улыбка.

– Боже мой, Кенна! Ты на самом деле здесь!

Я тоже улыбаюсь. «Боже мой» – это ее любимая фразочка, и я просто не могу сосчитать то количество раз, которое она ее произносила; обычно после очередного моего безумного поступка.

Она обнимает меня.

«Видишь? Все в порядке».

Лучшие подруги поступают так, решаются на безумные вещи. Если намерения у тебя хорошие, то можно и преступить границы.

Что такое дружба, как не набор воспоминаний о времени, проведенном с кем-то? И чем они лучше, тем лучше дружба. Воспоминания, связанные с Микки: мы с ней, пьяные, голыми катаемся на доске ночью; мы находимся на узкой дороге в Корнуолле, над скалой, я толкаю ее старенький «Фольксваген-жук», чтобы завести. Мы отправились в поход, где ночью предстояло спать в палатках, но забыли упаковать нашу, уже на месте заболтали наших соседей, выгнали их из одной из палаток и сами ею воспользовались.

Как мы развлекались! Что мы вытворяли вместе! А эта встреча останется в нашей совместной памяти как еще один из безумных поступков. Я прилетела в Австралию, чтобы неожиданно нагрянуть к ней в гости. По крайней мере, я пытаюсь убедить себя в этом. Она, вероятно, сегодня серфила, потому что у нее в волосах полно соли, они даже слиплись. Я отвожу прядь от своего рта, отстраняюсь и смотрю на нее.

– Не могу поверить, что ты преодолела такой путь, – признается она. – А что, если бы меня здесь не оказалось?

Такая мысль приходила мне в голову.

– Я нашла бы гостиницу.

Между нами напряжение. Возможно, из-за того, что мы не виделись больше года, но по ощущениям мы не виделись дольше.

– Заходи, – приглашает Микки.

Я снимаю обувь перед тем, как зайти. Микки не живет в Японии с шести лет, но она переняла много японских привычек от своих родителей. Я бросаю вещи на пол и оглядываюсь. Деревянные половицы, мебель из магазина подержанных вещей. Ее жених дома? Надеюсь, что нет.

– Есть хочешь? – спрашивает Микки.

– М-м-м… Не знаю.

Она смеется.

– Мои внутренние часы сбились. Сколько сейчас времени?

Она смотрит на часы на руке.

– Почти семь.

– Серьезно? – Я напрягаю мозг. – В Англии сейчас восемь утра.

– Я готовлю никудзягу[5]. В гигантских количествах.

Я иду вслед за ней в кухню, где в воздухе висит насыщенный запах мяса, и понимаю, что на самом деле хочу есть. Кожа у меня стала липкой от пота. Окна открыты, дверь черного хода тоже, но ветерок, проникающий сквозь проволочную сетку для защиты от насекомых, такой же теплый, как воздух в комнате. Это не сквозняк! Вентилятор под потолком только гоняет жаркий воздух.

Микки обмахивает лицо, помешивая еду на плите. Теперь, после того как она справилась с шоком, кажется, что она рада меня видеть, но в случае с Микки ничего никогда нельзя сказать точно. Она в первую очередь представительница культуры, где вежливость ставится во главу угла. У меня же одно из тех лиц, на которых отображаются все испытываемые эмоции, поэтому я смотрю только на окружающие меня вещи.

Тарелки грудой навалены в мойке; муравьи ползают по рабочей поверхности. Странно. Микки просто повернута на чистоте – по крайней мере, раньше она всегда была очень аккуратной, а когда мы вместе с ней жили в Корнуолле, в квартире всегда поддерживалась идеальная чистота. Она видит, куда направлен мой взгляд, и давит муравьев пальцем.

У меня в голове пульсирующая боль от обезвоживания, усталости и разницы во времени.

– Можно воды?

Она наполняет стакан из кулера на холодильнике. Я расплескиваю воду на пальцы и на футболку, потому что так тороплюсь донести ее до рта, но ощущения такие замечательные, что я испытываю искушение вылить на себя весь стакан.

Микки промокает лоб. Она выглядит постройневшей и более сильной, чем когда-либо, даже в тот период жизни, когда участвовала в соревнованиях. На ней обрезанные джинсы, ноги босые, ногти блестят, накрашенные черным лаком.

– Ты выглядишь потрясающе, – говорю я.

– Спасибо. Ты тоже.

– Не ври. В особенности после такого перелета. Неудивительно, что ты не хочешь возвращаться в Великобританию. Кому захочется еще раз пережить такое путешествие?

Я очень стараюсь снять напряжение, но оно все равно остается.

– Твои волосы. – Она протягивает руку, чтобы их коснуться. – Они такие…

– Скучные?

После нашего знакомства в последний год учебы в начальной школе мои волосы были выкрашены во все цвета радуги, я делала что угодно, только чтобы они не были русыми – моего настоящего цвета.

Микки смеется.

– Я собиралась сказать, что они выглядят нормально.

Я тоже смеюсь, хотя слово «нормальный», вероятно, не является комплиментом, с ее точки зрения, да и моей тоже.

Микки ложкой раскладывает варево по тарелкам. Когда она ставит их на кухонную стойку, я замечаю татуировку на внутренней части ее запястья.

– А это что? – спрашиваю я.

Микки бросает на нее такой взгляд, словно татуировка не имеет значения. Фигня!

Мы обсуждали татуировки перед тем, как я сделала свою на лопатке – птичку в полете, – которую придумала для меня Микки. Тогда я сказала, что ей тоже следует набить татуировку.

«Ни в коем случае, – заявила она. – Родители меня убьют. Многие японцы считают татуировки грязью. Если у тебя есть татуировка, ты не сможешь пойти в спортзал или бассейн».

«До сих пор?»

«Да. Или их нужно скрывать. Многие компании не возьмут на работу такого человека. Это плохо для их имиджа».

Поэтому я страшно удивилась, увидев татуировку у нее на запястье.

– Дай мне посмотреть, – прошу я.

Микки наклоняет руку, чтобы показать ее мне. Это бабочка, раскрашенная в разные оттенки черного и коричневого, с толстым полосатым телом и усиками, которые называют раздвоенным рогом. Мне следует что-то сказать – например, что мне нравится татуировка. Но мне она не нравится. Она ужасная.

Мы подтягиваем табуреты к стойке. Я хочу спросить Микки про множество вещей. Но пока не время. Я не хочу еще больше испортить атмосферу.

Странно есть никудзягу в этой убогой кухне, где стоит дикая жара. Мы столько раз ели ее в нашей холодной кухне в Корнуолле, где гуляли сквозняки, а нас пробирала дрожь после серфинга.

– Как там большой город? – спрашивает Микки.

Мне недавно исполнилось тридцать лет, но мой день рождения прошел почти незамеченным. Мои новые коллеги не знали, что у меня юбилей, а я им не сообщила. Мама прислала открытку, несколько друзей написали сообщения или позвонили, и все.

– Мне он нравится. Я уже познакомилась с большим количеством приятных людей.

– А с работой как?

– Хорошо. Я сильно занята. Люди регулярно получают травмы.

Судя по выражению лица, Микки мне не верит.

– В Лондоне?

– Да. Во время игры в регби, на занятиях йогой или другими видами спорта. – По крайней мере, это правда. Я рассказываю ей про некоторые травмы, которые лечила в последнее время, но, кажется, она слушает меня вполуха. – А ты? Все еще работаешь в том ночном клубе?

– Нет, я уже сто лет как уволилась.

Вероятно, Микки получила на самом деле богатое наследство после смерти дедушки – она даже упоминала, что хочет купить дом в Австралии.

– Так чем ты здесь занимаешься? – спрашиваю я.

– О, всякой всячиной. – Она подхватывает со стола флаер («Доски для серфинга от Макморриса: ручная работа для тех, кто понимает разницу») и начинает им обмахиваться. – Проклятье, как здесь жарко.

– С каких пор ты научилась ругаться?

Она улыбается.

– В этом виноваты австралийцы.

Я тоже улыбаюсь, но зубы у меня сжаты так крепко, что становится больно челюсти.

Я хочу столько всего ей сказать! Слова поднимаются по горлу и вот-вот вырвутся наружу, несмотря на то, что пытаюсь их сдержать.

Глава 3

Кенна

«Он агрессивный, Микки? Он тебя обижает?»

Я надеюсь, что ошибаюсь, но во время наших телефонных разговоров прозвучало слишком много сигналов опасности. Как мне поднять эту тему? Просто взять и сказать? Микки может занять оборонительную позицию, принять мои слова в штыки и все отрицать, поэтому я жду удобного случая, пока мы болтаем про общих друзей, наших родителей и про бразильянку Майю Габейру – она стала первой среди женщин, кто покорил самую высокую волну.

Слышится звон ключей, и в кухню заходит парень – высокий блондин атлетического телосложения.

Микки кажется взволнованной.

– М-м-м, это Джек. Джек, это Кенна.

Я мгновенно настораживаюсь. Значит, это он и есть. Я мельком видела его несколько раз во время наших разговоров по «Фейс-Тайму» и слышала его голос на заднем плане, но ни разу толком не рассмотрела его лицо.

Он сжимает мою руку и уверенно улыбается.

– Я столько про тебя слышал.

Я краснею от того, как внимательно он меня рассматривает, и в ответ тоже разглядываю его сильное тело, оцениваю его. Никто не сможет безнаказанно угрожать моей лучшей подруге. «Успокойся, Кенна. Ты этого не знаешь». Но, черт побери, я намерена это выяснить.

Джек бросает веселый взгляд на Микки.

– Ты знала, что она приезжает?

Улыбка Микки кажется натянутой.

– Нет.

Он снова поворачивается ко мне.

– Первый раз в Австралии?

– Да.

Мне совсем не хочется, чтобы этот парень мне нравился, но он ужасно симпатичный. До безобразия симпатичный. Судя по его загару и по тому, как выгорели его волосы (они стали почти белыми в некоторых местах), очевидно, что он проводит много времени на открытом воздухе. Он чисто выбрит, у него волевой подбородок, на нем ямочка, широкие плечи выпирают из футболки от Quiksilver[6]. Он вполне мог появиться со съемочной площадки «Домой и в путь»[7].

– Я никогда не был в Англии, – говорит он. – Слишком холодно, ну и все такое. Один из моих друзей жил там год и отморозил все что мог. Вы только представьте: серфить в перчатках и балаклаве! И это летом!

– Как на работе? – спрашивает Микки.

– Все нормально.

Джек накладывает себе тарелку никудзяги. Он не поцеловал ее, даже не обнял. Хотя кто я такая, чтобы об этом судить? Откуда мне знать, как пары, которые давно живут вместе, приветствуют друг друга?

– Ты сегодня рано закончил. – В голосе Микки слышатся обвинительные нотки, и я добавляю их в мой список красных флагов.

– Угу. – Джек стягивает футболку и бросает в угол, затем достает пиво из холодильника. – Хочешь пиво, Кенна?

Я стараюсь смотреть на его лицо, а не на грудь.

– Лучше не буду, иначе засну. – А мне нужно не терять концентрацию.

Джек садится рядом со мной и делает большой глоток пива. Я разрываюсь между ненавистью к нему и желанием. Не могу отрицать, что они с Микки вместе смотрятся отлично. Он – блондин атлетического телосложения. Она – темноволосая девушка на голову ниже. И у них есть общий интерес – серфинг, что очень важно. Но во время наших разговоров Микки почти не упоминала Джека. Если бы она на самом деле была в него влюблена, то не прекращала бы говорить про него, правда?

Судя по тому, что она переехала к нему чуть ли не сразу же после знакомства, платила за него арендную плату, когда он был без работы, по их поспешной помолвке, можно было бы подумать, что они безумно влюблены друг в друга, но, глядя на них сейчас, я не могу этого сказать. Кажется, он слегка ее раздражает; он относится к ней добродушно-терпимо. Микки всегда была сдержанной в демонстрации эмоций, да и они вместе уже почти год, поэтому огонь вполне мог уже превратиться в стабильно, но неярко горящее пламя. Но ее уклончивость, если дело касается его, говорит о том, что что-то здесь не так.

Я знаю о нем очень мало, и эту информацию мне пришлось буквально вытягивать из Микки. Работает он мало – у него проблемы со спиной, поэтому она «ему помогает» платить арендную плату и отказалась от своих планов объездить всю Австралию, потому что Джек показал ей «самый лучший пляж». Похоже, он сильно ее контролирует, и мне это не нравится.

Информация о свадьбе случайно проскользнула, когда мы разговаривали на прошлой неделе, словно Микки не собиралась мне о ней сообщать. Это стало последней каплей.

«Я прилечу», – тут же заявила я.

«Нет, нет. Мы не хотим устраивать пышное празднование. Ничего особенного не будет», – ее тон говорил об усталости и смирении, почти грусти.

«Ты беременна?»

«Нет!» – она аж захлебнулась.

Тогда почему она выходит за него замуж? Но она не стала отвечать. Я была так сильно обеспокоена, что купила билет на самолет, как только мы закончили разговор. Это означало, что я месяц не смогу выходить на работу. Такой отпуск совсем не идеальный вариант, но я работаю на себя, поэтому могу устраивать себе отдых когда захочу. Кроме того, последние полтора года я только и делала, что работала. Я была дерьмовой подругой, слишком долго переживала из-за своего горя, погрузилась в свои страдания. Микки поддерживала меня два года назад, когда она была мне нужна, поэтому мой долг – помочь ей сейчас.

Перед отъездом я позвонила родителям Микки – сообщить, что собираюсь в гости, и прозондировать почву. Я не упоминала свадьбу, и они тоже ничего про нее не сказали. Следовательно, можно предположить, они про нее не знают. Еще один тревожный сигнал.

Меня беспокоит, что Джек давит на нее, желая заключить официальный брак из-за ее денег. Хочет прибрать их к рукам. Это не первый раз, когда кто-то пытается ее использовать. Микки клюет на каждую душещипательную историю. Вы знаете таких людей: они просят денег на улице, потому что потеряли кошелек, им нужно два с половиной фунта стерлингов на билет на автобус, чтобы вернуться домой. На следующий день вы снова их встречаете, и они занимаются тем же самым. Микки дает им два с половиной фунта стерлингов, каждый раз дает. Она – самый добрый человек из всех, кого я знаю, но она никогда не кажется готовой жить в мире взрослых.

Джек знает, что ее семье принадлежит сеть прибыльных магазинов товаров для серфинга? Даже если она сама не сказала ему об этом, он мог найти информацию о ней в интернете.

Он касается ладонью руки Микки.

– Документы все подготовлены?

Я мгновенно напрягаюсь.

– Да, – отвечает Микки.

Я не вижу страха – ее тело не подает никаких таких сигналов, но это не означает, что страха нет.

– Через две недели, да? – говорит Джек.

О, проклятье! Они, вероятно, говорят про свадьбу. Я понятия не имела, что она планируется так скоро. Значит, у меня есть четырнадцать дней на то, чтобы убедить ее изменить решение. Я смотрю на ее безымянный палец, но на руке у нее нет помолвочного кольца. Наверное, это не должно меня удивлять, если Джек вообще с голой задницей. Не думаю, что отсутствие кольца беспокоит Микки. Может, она и хорошо обеспеченная девушка, но абсолютно равнодушна ко всему материальному. Самый равнодушный к материальным вещам человек, которого только можно представить.

Я смотрю, как Джек ест. Ее жених. У меня это до сих пор не укладывается в голове. За все годы нашего знакомства у Микки никогда не было серьезных отношений с парнями. В старших классах она недолго встречалась с одним парнем, после него еще с несколькими, но отношения никогда не длились долго. У меня даже появлялись мысли, не предпочитает ли она женщин, но оказалось, что ее и это не прельщает. Возможно, ей хватает серфинга, ее единственной настоящей страсти.

Джек совершенно не похож на парней, с которыми она встречалась раньше. Те по большей части были творческими личностями, носили бороды, длинные волосы, одевались как хиппи. Джек кажется более… цельной натурой, и он спортсмен. Он сексапилен.

«Эта мысль тебе не поможет, Кенна».

Его татуировки – это еще одна странность. Он весь покрыт ими. Цветные обитатели моря и мифические животные, змея обвивает его запястье как браслет. Именно поэтому Микки не сказала своим родителям про свадьбу – потому что они не одобрят жениха?

Джек снова неотрывно смотрит на меня, и у меня от этого взгляда мурашки бегут по коже. Мне нужно остаться с Микки наедине и выяснить побольше об этом типе. Он собирает пустые тарелки. По крайней мере, умеет что-то делать по дому. Пока он моет посуду, я раскрываю свой рюкзак и достаю подарки: пакеты с английским шоколадом – Ministrels и Revels, – потому что Микки упоминала, что ей здесь не хватает этих конфет; книги; симпатичные шлепанцы от Havaianas с японской девушкой из какой-то манги.

Микки тут же сует в них ноги.

– О, какие классные!

– И… – Я робею, доставая косметику. Я привезла товары всех брендов, которые ей нравились, когда мы жили вместе. – Я не знала, можно ли их здесь купить. И не знала, продолжаешь ли ты ими пользоваться.

Она снимает крышечку с помады и идет к зеркалу в гостиной, чтобы нанести ее на губы.

– Можно, но все равно спасибо.

Розовые губы Микки блестят, она еще раз обнимает меня и снова усаживается. Между нами все еще остается странное напряжение, но по крайней мере она выглядит больше похожей на себя.

– Как Тим? – спрашивает она.

На меня производит впечатление то, что она даже помнит его имя.

– Мы встретились всего несколько раз. Я рассталась с ним сто лет назад. Разве я тебе не говорила?

– Хорошо. Мне он даже заочно показался скучным и занудным.

Я смеюсь. Она так хорошо меня знает.

– Почему ты не сказала мне это раньше?

– Я хотела. – Она тоже смеется.

На мгновение мне кажется, что все у нас как в старые добрые времена. Мы – лучшие подруги, подруги навсегда. У меня нет сестры, только старший брат, с которым мы не близки. Ближе всего мне всегда была Микки. Она лучше всех!

– Он был слишком милым? – интересуется она.

– Не то чтобы… – Меня озадачивает ее вопрос: он открывает что-то в ее отношениях с Джеком? – Просто… мое сердце не лежало к этому.

– Ты ни с кем не встречаешься? – спрашивает Микки.

Джек смотрит на меня через плечо, и я смущаюсь.

– Нет.

Он вытирает руки о кухонное полотенце и идет к нам.

– Тебе повезло, Кенна, что ты приехала сейчас, потому что завтра мы уезжаем на побережье.

Я смотрю на Микки, жду подтверждения. Робость у нее на лице глубоко задевает меня. Я прилетела сюда, проделав такой путь, чтобы побыть с ней вместе всего несколько часов?

– У тебя есть какие-то планы? – спрашивает Джек.

– М-м-м… – Провести время с лучшей подругой. Выяснить побольше об этом скользком австралийском парне, за которого она собирается замуж. Вразумить ее и увезти домой. – На самом деле нет.

– Тебе следует поехать с нами, – объявляет Джек.

У Микки округляются глаза, но он этого не замечает. От нее исходят странные флюиды. Пока она не замечает, что я смотрю на нее, а когда замечает, то меняет выражение лица.

– Да, на самом деле тебе следует поехать с нами.

– Мне не хочется вам мешать, если вы хотели побыть вдвоем, – говорю я.

– Нет, нас там шестеро, – сообщает Джек.

Я напрягаюсь. Микки почти ничего не говорила про группу серферов, с которыми катается, но мне не нравится то, что я только что услышала. Я тяну время.

– Куда вы едете?

– Это просто пляж. – Джек улыбается, но я не понимаю смысл этой шутки.

Я поворачиваюсь к Микки.

– Это тот пляж для серфинга, который ты упоминала? Тот, где почти никого не бывает?

– Да.

Микки и Джек быстро переглядываются. Что такое промелькнуло между ними? Она краснеет.

– Как долго вы планируете там оставаться? – интересуюсь я.

– Сколько получится. Как можно дольше, – отвечает Джек. – Правда, Микки?

Я жду, когда кто-то из них упомянет свадьбу, но они этого не делают.

– Вы там разбиваете лагерь?

– Да, – кивает Джек. – Ты ведь катаешься на доске?

– Раньше каталась, больше нет.

– Как так?

Мне не хочется в это углубляться.

– Закончила с этим делом.

Джек хмурится.

– Как ты смогла отказаться от серфинга?

Смогла, потому что больше не могла видеть океан. Не после случившегося.

– Я переехала с пляжа в другое место из-за работы.

– Но ты же сейчас не работаешь?

– У меня нет доски.

– Ты на какой катаешься – на короткой или длинной?

Как много вопросов.

– М-м-м, на шортборде.

– Жди здесь. – Джек выходит из комнаты.

Я поворачиваюсь к Микки.

– Если ты не хочешь, чтобы я ехала, просто скажи.

– Конечно, я хочу, чтобы ты ехала, – отвечает она.

– С тобой все в порядке? – спрашиваю я, понижая голос. – Потому что, если он… тебя обижает, я могу помочь.

Вот. Я это сказала.

– Что? – Микки резко дергается. – Нет.

Скорость ответа кажется подозрительной.

– Ты не выглядишь счастливой.

– Дело не в этом. Совсем нет. Я просто удивилась, увидев тебя. – Она бросает взгляд на дверь. – И в Племени произошли кое-какие странные события.

– Где? Что это?

– Мы так себя называем. Но тебе абсолютно точно следует поехать с нами. Будет классно.

Теперь она переигрывает. Во что она впуталась? Меня охватывает паника.

– Я уловила странности во время наших разговоров. Поэтому и прилетела сюда. Я хочу вернуть тебя домой.

– Нет. Я…

Возвращается Джек с шортбордом, который несет, держа за боковую часть. Проклятье! Он ставит доску рядом со мной. Верх намазан воском, но, судя по прекрасному состоянию, ею едва ли пользовались. Он сжимает мое плечо рукой. Я подпрыгиваю от неожиданного прикосновения. Во мне вспыхивает злость, когда он подталкивает меня к доске.

Джек переводит взгляд с моей макушки на нос доски.

– Как думаешь? Ее длина пять футов и одиннадцать дюймов[8].

Я отстраняюсь и гневно смотрю на него.

Он не замечает. Он смотрит на Микки.

– Если не подходит, то у Микки есть несколько досок.

У Микки всегда были все доски, которые она хотела. Спасибо родителям, владеющим сетью магазинов, где продаются товары для серфинга. За неделю до того, как мне исполнился двадцать один год, я сломала свою единственную доску и не могла позволить себе купить что-то взамен. Микки подарила мне новую на день рождения, красиво ее упаковав. Наверное, на это ушел целый рулон упаковочной бумаги. Она всегда давала мне больше, чем я могла дать ей, и это еще одна причина, почему я нацелена сейчас находиться здесь, чтобы помочь ей.

Микки быстро кивает.

– Да, досок много, есть из чего выбирать.

– Поверь мне: там, куда мы собираемся, ты увидишь потрясающие волны и станешь на них кататься, – говорит Джек. – У нас есть запасная палатка. У нас есть все запасное. Ну, едешь?

Он возбужден как маленький ребенок.

– Угу.

Я снова бросаю взгляд на Микки. Мне очень неловко ехать, когда она совершенно точно не хочет этого, но она явно в беде. Что-то не так. Я должна сделать все, чтобы доставить ее домой в целости и сохранности.

Глава 4

Кенна

У Джека такая большая машина, что, по сути, ее можно считать маленьким грузовичком. Черная, хромированная, с именным номерным знаком – «Джек0», с высокой посадкой на слишком больших колесах. Как он может позволить себе такую машину, если он нищеброд? Или за нее платила Микки?

Из радио доносится: «Сегодня ожидается невыносимо жаркий день. Если собираетесь на пляж – ветер слабый, западный, высота волн около метра».

Из-за разницы во времени я проснулась в два часа ночи. У меня сна не было ни в одном глазу, я лежала и думала, как вытянуть побольше информации из Микки, но Джек встал раньше нее и принялся таскать вещи в машину, поэтому мне не удалось застать ее одну. Тем не менее сегодня утром она только улыбается и, как кажется, на самом деле радуется, что я еду вместе с ними.

Джек заворачивает за угол.

– Пляж Бонди-бич[9], – объявляет он, показывая рукой в окно.

Здания расступаются, и открывается сияющий голубой океан, волны набегают на пляж в форме подковы. Сейчас очень рано, но люди все равно собираются группами на белоснежном песке. Одинокие бегуны совершают пробежку босиком; дежурят спасатели в красно-желтых шляпах. Солнце слепит, краски такие яркие, что мне приходится прикрывать глаза. Если поместить фото этого пляжа рядом с фотографией какого-нибудь английского, то подумаешь, что на последнем нужен фонарик.

Несколько сотен серферов прыгают в океане, гоняясь за каждой проходящей волной. Я смотрю, как три человека едут на одной и той же волне: один на лонгборде, второй на шортборде, а третий на бодиборде, наполовину скрытом в белой пене. Тот, который на короткой доске, подкатывает к тому, который на длинной, и злобно жестикулирует[10]. За ними быстро перемещается парень на бодиборде, словно собирается прорезать середину волны. Волна схлопывается, и все трое летят – клубок конечностей, досок и пены. Я не дышу, пока на поверхности не появляются три головы.

– Почему мы едем этой дорогой? – спрашивает Микки, сидящая впереди.

– Я подумал, что нужно провести для Кенны экскурсию, – отвечает Джек. – На тот случай, если она больше сюда не вернется.

– Что ты имеешь в виду? – обращаюсь к нему я. – Я вылетаю отсюда, поэтому я определенно сюда вернусь.

Джек бросает на меня взгляд через плечо, глаза скрыты зеркальными солнечными очками.

– Кто знает? Может, тебе так понравится там, куда мы едем, что ты не захочешь уезжать. – На его губах появляется легкая улыбка. Вернее, тень от нее.

У меня по телу пробегает холодок, несмотря на то что в машине жарко и душно.

Джек останавливается перед супермаркетом.

– Напомни мне купить кемпингаз[11].

Они с Микки идут в магазин, каждый берет по тележке. Я иду вслед за ними. Джек кладет к себе пачки макарон и риса, банки с овощными и рыбными консервами, четыре больших бутыли воды. Микки отмечает покупки в списке.

– Брокколи или зеленый горошек? – спрашивает Джек.

– Брокколи подольше полежит, – отвечает она.

Джек берет в руку большой желтый фрукт, который я никогда не видела.

– Ой, нет, – говорит Микки, и он кладет его назад.

Я наблюдаю за динамикой между ними, ищу новые тревожные сигналы. Пока он совершенно не похож на доминирующего партнера, чего я опасалась, но он вполне может играть роль для меня. За закрытыми дверьми он может быть совсем другим.

Я показываю пальцем на ярко-розовый фрукт с шипами.

– Что это?

– Драконий фрукт. Он тебе понравится. – Микки берет один и кладет в тележку.

Когда я приезжаю в новую страну, мне больше всего нравится пробовать местные шоколад и конфеты, но, к моему сожалению, они проезжают мимо кондитерского отдела. К счастью, перед кассой тоже выложены шоколадки, среди них есть знакомые, а есть такие, которых я никогда не видела. Я выбираю парочку, когда Джек с Микки выкладывают покупки на ленту. Джек мне подмигивает, а я чувствую себя маленьким ребенком, который контрабандным путем подкладывает сладости в тележку родителей.

Джек выкатывает свою тележку на улицу, Микки остается платить за все. Они ни о чем не спорили, что говорит о давно устоявшейся привычке: еще один красный флаг против него.

– Вот, возьми. – Я протягиваю Микки двести долларов из пятисот, на которые обменяла фунты стерлингов в аэропорту.

Микки отмахивается.

– Ни в коем случае! Возможно, ты там пробудешь всего день или два.

Она выкатывает тележку из магазина до того, как я успеваю настоять.

Джек к этому времени уже открыл багажник. Там стоит огромный холодильник, в который мы перекладываем молоко, сыр и мясо. Остатки приготовленной вчера Микки никудзяги уже лежат там. Я поднимаю пакет со льдом из тележки. Он тяжелее, чем я ожидала, и меня ведет в сторону.

Ладони Джека сжимаются на моих руках.

– Держу. – Он подставляет под пакет голое колено и переносит на него его вес.

У меня внутри все закипает от телесного контакта. Я отпускаю пакет, и Джек с легкостью отправляет его в холодильник.

– Что у тебя с уровнем глюкозы? – спрашивает он, поворачиваясь к Микки. – Банан хочешь?

– Нет, не хочу. Все нормально, – отвечает она.

То, что он об этом спросил, производит на меня впечатление, но я этого не показываю. У Микки всегда были проблемы с уровнем сахара в крови, ей нужно регулярно питаться, или она теряет сознание.

Джек достает банан из пакета, очищает и впивается в него зубами.

– Хочешь банан, Кенна?

– Не сейчас, спасибо.

В машине невыносимо жарко. Я вскрикиваю, забираясь на сиденье. Кожа, которой оно обтянуто, обжигает.

– Прости. Кондиционер грохнулся, – говорит Джек.

Запах скошенной травы смешивается с парами бензина, когда мы едем по пригородам Сиднея. Мы проезжаем мимо полей для игры в крикет и поля для регби. Каждый раз, когда мы останавливаемся у светофора, я вижу маленькие сценки из жизни в Австралии. Мужчина в соломенной шляпе стоит на берегу реки, свесив в воду удочку; семья из четырех человек тащит огромный холодильник через дорогу. Кажется, что внутри каждого транспортного средства, на рейлинге на крыше или в прицепленном трейлере имеется какое-то приспособление для водных видов спорта – гидроциклы и доски для серфинга, лодки и каноэ.

– Вы знакомы с начальной школы, да? – спрашивает Джек.

– Да, – отвечаю я. – Моя семья переехала из Шотландии, потому что отец лишился работы. У маминого брата была ферма в Корнуолле, ему требовались помощники, а я пошла в новую школу в середине года. Я была новой девочкой со смешным шотландским акцентом. Учительница привела меня в класс, и я увидела девочку в таких же кроссах, как у меня.

– В чем? – переспрашивает Джек.

– Кроссовках. Обуви для бега. – Микки бросает на меня взгляд через плечо и улыбается. – Предполагается, что австралийцы говорят на том же языке, что и мы, но на самом деле это не так[12].

Это были кроссовки «Адидас». Черные с белыми полосами.

«У тебя крутое имя», – сказала тогда Микки, когда я села рядом с ней.

«Это сокращение от Маккензи, – пояснила я. – Мне нравятся твои кроссовки».

И так началась наша дружба. В том возрасте жизнь кажется простой и легкой. Если бы она всегда оставалась такой…

Я смотрю, как женщина в бикини привязывает лонгборд ремнями к своей машине. Я сразу вспомнила о летних сезонах в Корнуолле, в позднем подростковом возрасте, когда крыша в «Фольксвагене-жуке» Микки прогибалась под весом наших досок, привязанных к багажнику.

При приближении к центру города движение плотное, бампер к бамперу.

– Ну давай! Двигайся! – У Джека под рулем трясутся колени. – Не могу дождаться, когда окажусь в воде.

– Я тоже, – говорит Микки.

Мы проезжаем мимо небоскребов, от которых на дорогу падает тень. Женщина в парандже переходит дорогу по переходу и несет поднос с роллами суши. Девочка-японка несет пакет из «Макдоналдса». Это вполне мог бы быть большой английский город, если не приглядываться, а если приглядеться, то увидишь стариков в шортах и бейсболках с брендами компаний, торгующих товарами для серфинга, пожилых женщин с голыми ногами и в сандалиях вместо толстых коричневых чулок и ботинок на шнуровке и на низком каблуке.

Мое внимание привлекает постер на остановке. «Пропал человек: француженка». На фотографии улыбающаяся темноволосая девушка. От остановки отходит автобус, и становится видно еще одно объявление о пропаже человека. Затем еще одно.

– Вау! Сколько туристов пропало. Их так много! – Я думаю о маме Элке и ее грустных глазах.

Микки легко взмахивает рукой.

– Австралия – большая страна. Каждый год пропадает тридцать тысяч человек.

Я смотрю на эти объявления, когда мимо них проезжает Джек: три молодые женщины.

– Вон туда смотри! – показывает Джек.

В проемах между небоскребами я вижу ярко-белые парусообразные конструкции, образующие крышу Сиднейского оперного театра, но прямо сейчас меня больше интересуют пропавшие туристы.

– Но куда они здесь отправляются?

Микки поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. Арочная конструкция моста Харбор-бридж отбрасывает ей на лицо затейливые узоры.

– Кто знает? Они теряются или просто исчезают по собственному желанию. Большинство в конце концов объявляется снова.

Глава 5

Кенна

Когда поток движения редеет, Джек давит на газ, и в открытые окна врывается долгожданный бриз. По обеим сторонам дороги – скалы медного цвета, часть дороги проходит по туннелю, пробитому сквозь скалу. Австралию называют «везучей страной», но я сомневаюсь, что люди, которые строили эту дорогу, чувствовали себя везучими.

– Этот пляж, на который мы едем, далеко? – Мне приходится кричать из-за шума врывающегося в салон ветра, чтобы меня услышали.

– Четыре или пять часов пути, – отвечает Джек. – Зависит от ситуации на дороге.

– Вау. Как далеко. – Надеюсь, что при необходимости я смогу вернуться оттуда на автобусе или поезде.

– Не беспокойся. Он того стоит.

– Он точно того стоит, – кивает Микки.

Их возбуждение передается и мне. Пляж. Я не была на пляже полтора года – с тех пор, как уехала из Корнуолла.

– А название у него есть?

– Бухта Скорби. Но мы называем это место просто Залив, – отвечает Джек.

Дорога начинает взбираться вверх. Глубокие узкие ущелья видны по бокам тут и там между лесополос.

– На южной оконечности там большие камни. Скалистый пойнт-брейк[13]! – рассказывает Джек. – На севере – устье реки. С одной стороны там маленькое поселение, но с нашей – никого. От автомобильной дороги до нашего пляжа час пути, и нужен полноприводный автомобиль повышенной проходимости, чтобы вообще до него добраться. Там грунтовая дорога с кучей выбоин и колдобин. Нужно знать, где она, или не доедешь. Не знаешь – и дергаться не стоит.

Я достаю телефон и открываю «Гугл Планета Земля». Ввожу «Бухта Скорби». Вот она. Маленький пляж с песком бежевого цвета, за ним огромный зеленый национальный парк. А вот и река.

– Акулий ручей? Они там водятся? Акулы?

Джек бросает взгляд на Микки, словно не уверен, следует ли мне говорить об этом.

– В разные годы были зафиксированы нападения на людей, но это работает в нашу пользу. Отваживает людей от нашего пляжа.

– Под нападением на людей ты имеешь в виду…

– Чаще всего это большие белые акулы. Выжить после ее нападения сложно. Но поэтому нет толпы. Раньше место было популярное, люди регулярно ставили палатки, разбивали лагерь. Но теперь там серфим только мы.

Я сглатываю.

– Я рада, что не собираюсь заходить в воду.

– Подожди так говорить! Ты пока ее не увидела.

Серферы стараются не думать об акулах. В Корнуолле нам не приходилось из-за них беспокоиться, но мы с Микки катались в таких местах, где акул часто видят. Просто нужно принять, что это риск, связанный с твоим видом спорта, точно так же, как лыжники и сноубордисты рискуют попасть под лавину.

Микки сидит впереди, склонившись над своим телефоном. Значит, вот чем она тут занималась – серфила с акулами? На самом деле это не должно меня удивлять. Серфинг был неотъемлемой частью ее жизни все годы моего знакомства с ней. Он также был и частью моей жизни много лет, но Микки пошла дальше – стала работать инструктором по серфингу, а это означало, что она проводила в океане весь день, каждый день.

Я сглатываю зевок. Я опять мучаюсь от разницы во времени, и опять по ощущениям сейчас середина ночи, несмотря на ослепительный солнечный свет. Я пишу на электронную почту родителям, немного болтаюсь в социальных сетях. Когда я в следующий раз смотрю в окно, то почти могу представить, что мы в Корнуолле. Пологие поля усыпаны одуванчиками, коровы пасутся рядом с белоснежными гусями. Но периодически попадающиеся пальмы и выжженная растительность показывают, что это не так. Создается ощущение, что кто-то включил печку, поставил нагрев на максимум и забыл выключить.

Мелькают дорожные знаки. «Лебединый ручей», «Цапельный ручей». Ручей для меня – это узкий небольшой водоток, часто грязная канава, но большинство водоемов, мимо которых мы проезжаем, достаточно большие и широкие, и их вполне можно было бы назвать реками. «Грязный ручей», «Восьмимильный ручей».

Микки продолжает смотреть в телефон.

Я склоняюсь вперед и хлопаю ее по плечу.

– Ты в порядке?

– Да, а что?

– Ты такая тихая. – Она едва ли что-то сказала после того, как мы уехали из Сиднея.

– Она еще кофе не выпила. – Джек толкает ее локтем в бок. – Эй, Микки? Мы остановимся на автозаправочной станции перед поворотом.

На меня снова производит впечатление то, как он хорошо ее знает. Иногда Микки бывает капризной, в особенности когда ей нужно выпить кофе. Я снова поворачиваюсь к окну. «Травянистые долины», «Мелкий залив». Мне нравится, что места здесь названы четко и ясно. Что увидел – так и назвал. «Коровий ручей» – здесь когда-то застряла корова? «Комариный ручей» – в него мне не хотелось бы упасть. «Грохочущий ручей» – в этот тоже не хотелось бы.

На автозаправочной станции мы с Микки отправляемся в туалет, пока Джек заливает бензин. Когда я выхожу, Микки смотрит на что-то на доске объявлений. Доска увешана листками, они трепещут в воздушных струях кондиционера. Это прогнозы погоды, реклама прогулок по бушу[14], занятий йогой, какого-то кружка для мужчин…

«Пропал человек, немка по национальности. В последний раз ее видели на пляже Бонди-бич 2 сентября».

С постера на меня смотрят знакомые глаза: Элке. У меня возникает странное чувство: Элке будто следует за мной по Австралии.

Микки подпрыгивает при виде меня и ведет к прилавку, где продают кофе.

– Ты какой будешь?

– Капучино, – отвечаю я. – Я куплю нам кофе.

– Нет, я заплачу. – Она кажется рассеянной.

К прилавку подходит Джек.

Микки жестом показывает ему, чтобы шел назад в машину.

– Я заплачу! – кричит она и шагает к баристе, чтобы сделать заказ. Ее глаза снова смотрят на постер, пока мы ждем кофе.

Я в очередной раз пытаюсь заплатить, но Микки опять не дает мне.

– Спасибо, – говорю я, делая глоток.

На улице Джек болтает с двумя женщинами, стоящими у ярко-желтого джипа с досками для серфинга на рейлинге. На боку написано: «Арендуйте джип».

– Бухта Бамбл-бей находится на севере, – говорит им Джек. – Хорошее место.

– Подождите. – Одна из женщин пролистывает маленький карманный путеводитель для серферов. – Вот, нашла.

Я временно заставляю себя забыть о пропавших туристах.

– Здравствуйте. Вы американки?

– Канадки, – отвечает подруга первой.

– Простите. Я плохо разбираюсь в акцентах, – извиняюсь я.

Джек держит в руках кофе и обходит более высокую из двух женщин сзади.

– Не двигайтесь.

У нее округляются глаза. Это симпатичная рыжеволосая женщина в джинсовом комбинезоне.

Джек хлопает ее ладонью по плечу.

– Комар. Есть!

Она смеется.

– Спасибо! Какие здесь огромные комары.

– Подождите! – говорит Джек. – Еще один!

Он снова и снова шлепает ее. Я не уверена, что на ней сидят комары и что они вообще здесь есть. Я думаю, это просто оправдание, чтобы до нее дотронуться. Я бросаю взгляд на Микки, смущаюсь, представляя, как она должна на это реагировать, но она не реагирует никак. Словно он постоянно так поступает.

– У моей подруги хорошая кровь, – объявляет темноволосая женщина.

– Ты им рассказал про Бухту Скорби? – спрашиваю я у Джека.

– Эй, нам пора ехать, – говорит Джек.

Женщина смотрит в свой путеводитель.

– Бухта Скорби? Ее здесь нет.

Джек широкими шагами идет прочь. Он только что активно флиртовал на глазах у своей невесты, но вот – мгновенно уходит.

– Возможно, она слишком маленькая, поэтому не указана в путеводителе, – высказываю предположение я.

– Пошли, Кенна, – зовет Микки.

И она тоже? Мне хочется показать женщинам, что я не такая.

– Там есть место для лагеря. Мы как раз туда едем.

– Кенна! – Микки резко дергает меня за руку.

Женщина достает телефон.

– Сейчас я ее погуглю.

Джек давит на клаксон.

Микки чуть не вырывает мою руку из плечевого сустава.

– Боже, Кенна! Пошли же наконец!

– Простите, – говорю я женщинам. – Нужно ехать. Хорошего вам путешествия!

– И вам тоже! – желают они.

Когда Джек выруливает на автомобильную дорогу, на передних местах в машине царит молчание.

– На деревья посмотри, – обращается Джек к Микки. – С юга дует. Как, наверное, наши сейчас там катаются. Все волны их.

«Он просто придурок. Не развивай эту тему, забудь», – говорю я сама себе.

Джек толкает Микки локтем в бок.

– Не хочешь проверить прогноз, пока связь не отключилась?

Микки достает телефон. Я вспоминаю пропавших туристов и достаю свой телефон. Появляется много разных статей. Я кликаю по первой. «Восемь пропавший туристов, включая…» Я просматриваю фотографии. Большинство пропавших – женщины. Двое мужчин очень сильно отличаются друг от друга: один в гидрокостюме, светлые волосы прилипли к лицу с обеих сторон; второй – в деловом костюме с галстуком, весь такой чистенький и аккуратненький и совсем не похож на туриста, который путешествует с рюкзаком. Они разных национальностей: американцы, шведы, ирландцы… У пары в руках доски для серфинга. Кофе на меня никак не подействовал. Я отключаюсь, хотя прилагаю все силы, чтобы не заснуть.

– Сегодня волны от трех до четырех футов, – сообщает Микки. – Завтра будут меньше.

– Проклятье! – ругается Джек.

Я держусь за сиденье, когда он делает поворот.

Мы проезжаем мимо таблички «Добро пожаловать в Национальный парк Скорби». Теперь мы едем по одноколейной грунтовой дороге. Между деревьев я замечаю темную воду. Как я догадываюсь, это Акулий ручей, только выглядит он как полноводная река.

Еще одна табличка – «Дорога может быть затоплена».

– Что там с ветром? – спрашивает Джек.

Микки смотрит в телефон.

– Южный по утрам, во второй половине во все дни переходит в северный.

Зевая, я кликаю по еще одной статье. Еще одна туристка, путешествующая с рюкзаком, которую в последний раз видели на Бонди-бич, как Элке. С другой стороны, вероятно, большинство туристов заходят на Бонди-бич.

– Давай побыстрее, – говорит Джек, увидев, что я что-то читаю в телефоне. – Связь исчезнет через минуты.

– Ты серьезно? – спрашиваю я.

– Здесь никого нет. Никого, кроме нас, – отвечает Джек.

Я начинаю сожалеть о том, что согласилась поехать.

– Нет интернета, нет телефонной связи вообще? Проклятье!

Статья не грузится. Да, сигнала нет. Обычно я все время остаюсь на связи. Клиенты записываются ко мне на сайте. Я оставила там сообщение, что меня не будет весь месяц, но если кто-то из моих постоянных пациентов получит травму, они, вероятно, все равно напишут мне сообщение. А если я захочу уехать? Как без телефона вызвать такси, «Убер» или машину любой другой фирмы? Я полностью завишу от парня, которого я едва знаю.

Но у меня такие тяжелые веки, что мне физически больно держать глаза открытыми. Я больше не могу бороться с разницей во времени. В нише для ног лежит черная куртка с капюшоном. Я беру ее, складываю так, чтобы получилось подобие подушки, подкладываю под голову у окна и закрываю глаза. Погружаясь в сон, я слышу голос Микки.

– Она спит, – говорит она обвиняющим тоном. – Ты ей…

– Нет! – отвечает Джек. – Конечно, нет. Она же твоя подруга!

В голове у меня туман, где-то на задворках сознания возникает вопрос: о чем же они говорят? Но я слишком устала, чтобы меня это волновало.

Глава 6

Кенна

Мои глаза открываются, когда меня резко кидает вперед. Машина останавливается. Навес из листьев скрывает небо, погружая дорогу в тень – если это вообще можно назвать дорогой. Просто земля и гравий.

Дорога впереди перегорожена, на заграждении табличка: «Опасно! Оползни. Дорога закрыта».

Микки открывает дверцу машины, спрыгивает на землю и отодвигает заграждение в сторону. Джек едет дальше, гравий хрустит под колесами. Меня охватывает паника; теперь я полностью проснулась, выворачиваю шею, чтобы посмотреть, где Микки. Джек снова давит на тормоз, и Микки залезает в салон. Позади нас ограждение снова установлено на место. Джек едет дальше по грунтовой дороге.

Я смотрю вперед сквозь ветровое стекло, машина все время подпрыгивает.

– Но там же было написано, что дорога закрыта.

– Не беспокойся по этому поводу. – Джек едет дальше, минуты тянутся долго, вся дорога в выбоинах и колдобинах.

Когда мы попадаем в глубокую выбоину, из-под днища слышится скрежет. Я хватаюсь за сиденье, опасаясь, что шина будет пробита, – и что тогда? Я проверяю телефон. Сигнала так и нет, значит, мы не сможем вызвать эвакуатор.

Кажется, деревья тянутся вечно, причем во всех направлениях, есть голые и почерневшие местами стволы, но из них пробиваются смелые новые зеленые ветки. За углом вода течет по дороге: там водосливная преграда. Джек проезжает по воде, не снижая скорости, разбрызгивая ее во все стороны, часть летит мимо окон. Теперь я немного боюсь. Я не знала, что место такое удаленное и уединенное.

– У меня нет спального мешк