Оглавление

Сергей Полторак

Игра в крододильчика

Эта приключенческая трилогия — история дружбы четырех отставных офицеров мастеров спорта, учившихся в юности в одной спортроте военного училища. Очень разные по характерам и судьбам люди (ученый-бизнесмен, сотрудник ГРУ, ставший киллером, а также капитан ГИБДД и православный батюшка) имеют одно общее: они всегда готовы прийти друг другу на помощь.

Содержание

Как правильно таранить «Бентли» (повесть)

За грибами в Андорру (повесть)

Ангел бабла (повесть)

За грибами в Андорру

Глава 1

ПОДЕРЖАННЫЙ КЕЙС

Кто не способен выдумывать небылицы,

у того один выход — рассказывать были.

Люк де Клапье де Вовенарг

— Уважаемые дамы и господа! Продолжаем работу симпозиума. Слово для доклада имеет российский ученый и бизнесмен господин Смирнов. — Председательствующий взглянул куда-то в угол кают-компании теплохода. Из кресла, стоявшего возле иллюминатора, поднялся худощавый мужчина в очках лет пятидесяти. Он на секунду замешкался, не зная, куда девать небольшой кейс.

— Дауайте-дауайте, я подержу, — широко улыбнулся сидевший рядом толстяк, известный профессор из Глазго. Смирнов благодарно кивнул, отдал кейс и сделал несколько стремительных шагов к трибуне. Его светло-серый костюм, стоивший ненамного меньше, чем расходы на этот день проведения симпозиума специалистов в области биотехнологий, а также роскошный английский с легким шармом оксфордского произношения создавали атмосферу доброжелательности. Возможно, правда, сказывалось и то, что приближался полдень — время обеденных грез…

— Господа, — умело играя голосом, завершил свое выступление Смирнов, — перефразируя святое, пришло время не разбрасывать камни, не собирать их, а их… продавать! Я готов обсудить с коллегами по науке и бизнесу вопросы сотрудничества на взаимовыгодной основе.

Гул одобрения аудиторией этих слов совпал с полуденным выстрелом пушки на стене Петропавловской крепости. Чайки над Невой дружно вскрикнули, а участники симпозиума не менее дружно вздрогнули. Председательствующий понимающе улыбнулся:

— Это добрый знак, коллеги, и хорошее предзнаменование.

В ответ участники симпозиума вежливо зааплодировали.

Геннадий Николаевич Смирнов шагнул в сторону своего кресла и застыл от неожиданности: профессор из Глазго сидел, низко наклонив голову. На его белоснежной рубашке расплывалось пятно крови, руки бессильно обвисли.

Смирнов с изумлением увидел, что его кейса рядом с убитым не было. Он непроизвольно взглянул в сторону входной двери и увидел, как молодая женщина с кейсом в руке торопливо вышла из кают-компании. Смирнов бросился за ней, пробежал узкий коридор, прыгая через две ступеньки, выскочил на палубу. На палубе никого не было, не считая скучающего матроса из команды теплохода.

— Дружище, девицу с кейсом не видел?! — взвыл бизнесмен.

— Де-ви-цу? — протяжно зевнул тот. — С косой?

— Да не с косой, а с кейсом!

— А это что за хрень такая? — проявил жажду познания матросик.

— Ну, портфель такой плоский, — зажестикулировал Смирнов.

— А, — понятливо заулыбался флотский. — Был, точно был! Я еще подумал…

Но о чем подумал морской волк, осталось тайной, потому что в тот же момент под бортом корабля послышался рев двигателей и от него отшвартовались два скутера. Водила одного из них был в гидрокостюме, а в быстро удалявшемся силуэте другого, точнее другой, Геннадий Николаевич с тоской признал девушку. Она восседала за рулем в брючном костюме, что было совершенно нелепо. Но еще нелепей выглядел сам господин Смирнов.

Он набрал по мобильнику номер телефона начальника свой службы охраны:

— Окулист, беда: у меня на теплоходе украли кейс.

Щупленький на вид шибздик Евгений Фролов, ведавший уже почти год охраной своего бывшего однокашника по военному училищу Генки Смирнова, сидел с удочкой на ступеньках гранитного спуска к Неве прямо напротив теплохода, где проходил симпозиум. Рядом с ним лежал, задумчиво глядя на волны, бульмастиф — собака сказочной мощи и редкой красоты, выведенная, когда-то в Англии лесниками для задержания браконьеров. Казалось, пес по имени Герасим заинтересовался телефонным звонком, поскольку отвел взгляд от глади Невы и внимательно уставился на хозяина.

А это, часом, не та ли симпатичная пара синхронного плавания, которая мне только что всю рыбу тут разогнала? — флегматично поинтересовался Фрол.

— Женька, не до шуточек! У меня в кейсе документов — на полмиллиарда зеленых денег!

Если жизни излишне деловая,

Функция слабеет половая, —

без интонаций процитировал стишок Игоря Губермана руководитель охраны.

— Как говаривали гетеры в Древнем Риме, не суетись под клиентом! Ты свое уже сделал. Теперь не мешай.

— «Четвертый», парочку на мотиках видишь? — спросил через несколько секунд Фролов у кого-то по мобильному телефону.

— Так точно, — последовал дисциплинированный ответ.

— Догнать и изъять кейс. Остальное — по обстановке.

— Принято, — ответил чей-то голос так, словно речь шла о покупке буханки хлеба к обеду.

Любовавшиеся с набережной на Неву туристы увидели, как моторная лодка, скользившая неспешно по водной глади, вдруг круто развернулась, резко прибавила ход и бросилась вдогонку за водными мотоциклистами. Один из мотоциклов перевернулся. Сидевшая за рулем девушка с головой ушла под воду. Тут же с катера ей на помощь бросился человек в гидрокостюме. Катер тем временем настиг второго водного мотоциклиста и выпустил на него из какой-то здоровенной трубы нечто, оказавшееся мгновенно развернувшейся прочной сетью, захватившей мотоциклиста.

— Поймали рыбку! — восторженно прокомментировал один из гостей города.

Иностранные туристы дружно зааплодировали, словно на театральном представлении. Их восторженные лица излучали счастье постояльцев дурдома. Жители российской глубинки реагировали иначе:

— Это у них учения по поимке браконьеров проходят, — со знанием дела прокомментировал кто-то из зевак. — У нас на Каспии тоже тренируются, но не так эффективно.

— Сравнил свое Задрыпалово с Северной столицей, — у них тут плотвичка не проскочит, не то что браконьер!

— Плотвичка… А когда-то сиги по метру водились! — вступил в разговор какой-то толстяк в очках.

— Сиги?!! Ты, дядя, ничего не перепутал? Хотя, может, еще при царизме…

— Даже раньше царизма. При шведском правлении. Местные рыбаки оброк шведскому королю сигами платили, — пояснил очкарик.

— Ох, Вася, как мне в шведское рабство захотелось! — встряла в разговор похожая на воблу дама.

— Ну что ты весь день меня позоришь?! — зашипел на нее муж. Какое шведское рабство? Ты уже осрамила меня сегодня в Эрмитаже: спросила на весь зал экскурсовода, почему на китайском фарфоре пирамид с фараонами не видать.

— А что толку, что спросила? Он ведь так и не ответил! Наберут дураков в музее работать — ни черта про культуру не знают!

Пока велась эта интеллектуальная беседа, быстроходный катер исчез из поля зрения, словно его и не было никогда.

Начальник службы охраны бизнесмена и ученого-биолога с мировым именем Геннадия Николаевича Смирнова был Евгений Фролов, бывший полковник ГРУ. Никто, кроме нескольких его друзей, не знал, что после ухода в запас он, никому не нужный военный пенсионер, несколько лет проработал киллером. Слава о нем как о непревзойденном специалисте своего дела была поистине убийственной. Ограниченному кругу людей он был известен под именем Окулиста — стрелял исключительно в левый глаз и никогда не промахивался. Когда-то он был серебряным призером первенства Союза по стрельбе из пистолета, к тому же был мастером спорта по плаванью и по офицерскому многоборью. Как профессионал, прошедший школу спецназа ГРУ, свободно владел боевыми искусствами. При этом невыразительная внешность, кажущаяся щуплость и небольшой рост делали его удивительно неприметным человеком. Он был талантливым аналитиком. Когда-то за успешную разведработу в США он даже был представлен к званию Героя России, но не сложилось. А вот обида на политиков и чиновников осталась. Год назад судьба вновь свела его с Генкой Смирновыми — человеком, с которым, когда-то они дружили еще будучи курсантами военного училища. Спустя более двадцати лет повстречали они и двух других однокашников: бывшего штангиста двухметрового гиганта Олега Лосева и чемпиона училища по кроссу на пятнадцать километров Михаила Корнеева. Лось, бывший бабник и раздолбай, пройдя горячие точки, неожиданно стал батюшкой в алтайской глубинке, а Мишка, которого с училищных времен все звали Майонезом за его страсть к этому продукту, увы, дослужился лишь до капитана. Корнеев после демобилизации устроился в ГАИ и даже получил майорскую звездочку. Друзья, случайно встретившись в минувшем году, многое сделали для процветания бизнеса Генки Смирнова, которого с училищных времен звали Цубербиллером в честь автора учебника по высшей математике. Не мудрено: Цубер знал матанализ и аналитическую геометрию, казалось, лучше преподавателей. Вероятно, так оно и было: еще в школьные годы Генка Смирнов был победителем всесоюзной физико-математической олимпиады.

Цубер был заурядным гением. Не доучившись до конца в военном училище, с трудом уволившись из него, талантливо покосив под психа, он позже получил два высшего образования. Сначала окончил физмат Ленинградского университета, а вскоре там же и биофак. Отслужил срочную, поработал на Урале в НИИ, без всякого блата дорос до его директора. Развал Союза, как и для миллионов других людей, во многом стал развалом и его собственной жизни. К счастью, интеллигентская паника длилась в его душе недолго. Ему удалось спасти от разграбления свою же интеллектуальную собственность. Многие уникальные разработки, сделанные им еще в советские времена, он успел увести из-под носа американцев, шустренько приватизировавших обанкротившийся уральский институт. Прежние наработки стали, по сути, основой его бизнеса. Идеи ученого, его головокружительные доходы не давали покоя многим завистникам в России и за ее пределами. Но даже людей, ненавидевших Цубера за его удачливость, он восхищал тем, что был одаренней других. Иногда казалось, что даже если бы он вдруг захотел и придумал свою таблицу умножения, она была бы лучше той, прежней, знакомой всем с первого класса…

Год назад Смирнов щедро отблагодарил друзей своей юности за помощь: отцу Олегу пожертвовал денег на строительство храма на Алтае, Мишке Майонезу вручил миллион долларов, а Окулиста взял к себе начальником службы охраны с очень даже симпатичным окладом.

Как складывались дела у отца Олега и у Майонеза Смирнов с Фроловым точно не знали. Созванивались впопыхах несколько раз, но потом текучка взяла свое — заботы друзей как-то сами собой отошли на второй плат, если не на самый дальний.

Окулист с жадностью взялся за новую работу. Он выгнал почти всех сотрудников службы охраны своего друга, оставив на месте лишь самых честных и толковых. Работал он прекрасно. Со стороны казалось, что и не работал почти, так, указания давал какие-то. Но для несведущего человека дирижер в оркестре тоже тот еще дармоед — машет ручищами почем зря!

Вот только в личной жизни у Фролова дела обстояли неважно. Жена его давно бросила, детей не было. Живя в убогонькой однокомнатной квартирке в пригороде Питера, в Шушарах, он все свои нерастраченные чувства отдавал Герасиму — восьмидесятикилограммовому флегматичному хвостатому созданию. Гера любил хозяина тихо и беззаветно. Но при необходимости загрыз бы за него и слона. Так и шлепали по жизни два этих мужика — Герасим и Окулист — пес и отставной козы барабанщик.

Из-за гибели шотландского профессора симпозиум был сорван. Милиция, начав расследование, допросила в первую очередь Смирнова, так как взаимосвязь между гибелью иностранного ученого и пропажей кейса казалась очевидной. Беседа со следователем толку не принесла. Геннадий Николаевич уже знал, что кейс захвачен у грабителей, о чем ему сразу же доложил по телефону Окулист, но делиться со следователем этой информаций не стал: надежней с налетчиками было разобраться в своем департаменте.

Следователь допросил и дежурившего на палубе матроса. Ход допроса потряс даже видавшего всякое сотрудника правоохранительных органов. Его диалог со служивым радовал своей интеллектуальной насыщенностью:

— Вы девушку видели?

— Девушку?.. Приходилось…

— Я имею в виду не девушку вообще, а ту, что выбежала из кают-компании с кейсом!

— Нет, с кексом не видел. С портфелем была тут одна. Но без кекса.

— Хорошо, без кекса, бес секса, но с портфелем — была?

— А почему вы спросили про секс? — вдруг заинтересовался матросик.

— Я про секс не спрашивал! Я просто так пошутил!!

— А в чем шутка-то?

— Ну, рифма, стихи, понимаете?!

— Типа Пушкин? — просветлел матросик.

— Типа да.

— Была с портфелем… вроде.

— С портфелем или вроде с портфелем?

— Я больше на ноги смотрел…

— Ну и как?

— В смысле?

— Ноги как ноги, до палубы достают…

— Так чего тогда смотрел?

— Смотрел, кривые или нет…

— И что же высмотрел?

— В смысле?

— Ну, кривые там, стройные, волосатые, худые, — начал подсказывать варианты следователь.

— Да не понял я…

— То есть, как не понял? Не разобрался, что ли?

— Ага, не заценил.

— Эксперт, блин! — начал выходить из себя следователь. — Ты что, плохо видишь?

— Вижу? Нормально вижу. Но ведь в брюках же…

— Так она была в брюках?

— А разве я не сказал?..

— Хорошо. А парня на водном мотоцикле, который ее поджидал, видел?

— Да вроде.

— Так вроде или видел?

— Видел… вроде.

— Что он делал, когда ее дожидался?

— Так, ничего не делал.

— Ну, его-то внешность ты разглядел?

— А зачем мне? Я не голубой. Внешность как внешность.

— Ну, может какие-то характерные особенности: шрамы, родимые пятна.

— Шрамы? Не помню. Родинки, может, и были. Но на негре их разве различишь?

— Так парень был чернокожим?!

— Типа да. Типа, эта, афророссиянин. А разве я не сказал?

— Нет, не сказал.

— Так все люди, типа, братья…

— Типа, да, — обреченно махнул рукой следователь. — Слушай, Крузенштерн, у тебя уникальная память — ни хрена не помнишь! Как же ты на корабле-то плаваешь, ты же тормозишь?!

— Я не торможу. Просто в шторм головой о боцмана ударился. Операцию делали — профанация черепа…

— Ну, если профанация, тогда без вопросов, — резюмировал следователь.

Профессор Смирнов на вопросы следователя отвечал не толковей матроса. Тот хоть негра распознал в соучастнике преступления. А Геннадий Николаевич не видел и того.

— Вы девушку успели разглядеть? — в надежде вопрошал у него милиционер.

— Она только раз оглянулась, когда убегала, — напрягся Цубер.

— Лицо красивое, но какое-то глупое…

— Это нормально. Красивая женщина и должна быть глупой. А фигуру, формы, так сказать, не запомнили?

— Формы? По-моему, они значительно сильнее содержания, — убежденно заявил Смирнов.

…Цубербиллер покинул теплоход и, отпустив свою машину, поехал в офис вместе с Окулистом на его БМВ.

— Ну, что ты думаешь обо всем этом? — словно жалуясь спросил он друга.

— Думаю, что нынче честному человеку все труднее становиться зарабатывать нечестно.

— Это ты о ком? — театрально поднял брови Цубер.

— О тебе, конечно. Ты и ученый, и бизнесмен: прямо моральный кодекс строителя капитализма ходячий.

— Это лучше, чем лежачий, — буркнул Смирнов.

— Недолго ли! — без особого энтузиазма зевнул Окулист, — Радуйся, что пока тебя только пытались обворовать.

— Радуюсь, — вздохнул Геннадий Николаевич. — Только профессора из Шотландии жалко, хороший мужик и ученый толковый — я его давно знаю.

— Давай об этом в офисе поговорим.

Машина подъехала к симпатичному двухэтажному особняку, скромно стоявшему в глубине старого сада. Выйдя из машины, Цубер попытался вернуться к прежнему разговору ни о чем:

— Бизнес бизнесом, а идея должна быть и в нем. Идеологию не отменишь!

— Ага, — поддакнул Окулист, — в любом бизнесе идеология одна и та же. Знаешь, когда я в Штатах разведчиком работал, там была модной такая байка. Самые крутые бизнесмены собрались как-то и решили сделать бизнес еще эффективней: закупили аппаратуры с хренову тучу, компьютеры там всякие сверхмощные, программистов лучших что ни на есть пригласили — рожают новую бизнес-идеологию. Программисты неделю потели, программу составляли; компьютеры, что твои свиноматки хрюкали-скрежетали. В итоге главный компьютер выдал резюме: покупайте дешевле — продавайте дороже. Вот и вся твоя, на хрен, идеология!

— А вот и не скажи, — поморщился Цубербиллер.

— В Израиле, например, одна религиозная организация, занимающаяся вдобавок к своей деятельности еще и бизнесом, выпустила для своих членов кредитные карточки…

— И в чем же тут идейность? — хмыкнул Окулист.

— В том, что те карточки по субботам не работают — заблокированы.

— Смешно, — тоном похоронного агента согласился Окулист…

В офисе царила обычная деловая суета. Над дверями висел плакат-напоминание для сотрудников, работающих с клиентами: «Улыбайтесь — это раздражает!».

— Привет трудящимся артели «Напрасный труд»! — по-военному громогласно поздоровался Смирнов со своими подчиненными. Народ искренне заулыбался, начал вразнобой здороваться; мужчины вжимали животы, демонстрируя спортивность, женщины смотрели на Генку так, словно он был первым и последним мужчиной в их нелегкой судьбе.

— Филантроп ты, Генка, а не бизнесмен, — отреагировал на проявление этих телячьих нежностей Окулист. — Какой ты капиталист? Тебя ж никто не боится! Тебя лю-бят! Бизнесмен должен быть жестоким! Эдакая гремучая смесь Гитлера и Чингисхана.

— А кумыс пить на пару с Евой Браун не прикажешь, теоретик? — съязвил Смирнов.

— Почему бы и нет, полезно для организма, — пожал плечами Окулист.

— Ты имеешь в виду Еву Браун?

— Нет, кумыс. А Людмиле все про тебя расскажу, маньяк сексуальный, — пообещал Фролов.

— Навуходоносор, — сформулировал Смирнов.

— Чикатило, — определил Окулист.

За дружеской беседой зашли в рабочий кабинет Геннадия Николаевича. Цубер плеснул в два стакана минералки, один протянул начальнику охраны:

— Теперь давай о деле.

— О деле так о деле, — кивнул Фрол. — Самые первые выводы. Ты не вписался в чьи-то планы, в чью-то жизнь. Больше ничего сказать не могу, потому что не знаю, что лежит у тебя в твоем кейсе. Кстати, почему ты, не самый бедный человек, ходишь с таким старьем? Может, тебе новый кейс подарить?

— А, по-моему, он не так уж и плох. А новый не покупаю, потому что, как говорила когда-то бывшая мадам премьер Украины, «коштив немае».

— Денег нет? — развеселился Окулист. — Ну, ты, Цубер, и жмот! Не кивай на ту забытую мадам, она, как и ты, — прибеднялась. Брать любит, а отдавать… Знаешь, как говорит один мой знакомый, специалист в области сотовой связи, «девки настоящие любят все входящие!».

— Солдафоном ты был, солдафоном и остался, — вздохнул Смирнов. — Да просто люблю я этот кейс, на уровне рефлекса люблю. Возьму его за ручку, а он к моей ладони уже притертый такой, родной. Он ведь даже не кожаный, а все равно хороший.

— Да уж знаю, сделан из шкуры молодого дерматина! Плебействуешь, но это твое право. Ты мне лучше скажи, что в его утробушке-то лежит, а то мы никогда ни в чем не разберемся.

Геннадий Николаевич взял в руки кейс, который еще в машине передал ему Окулист.

— Надеюсь, что лежит там то, что и раньше лежало.

Он внимательно пролистал все бумаги и только после того облегченно вздохнул. Струйки пота вдруг обильно потекли по его лицу.

— Что-нибудь не так? — напрягся Окулист.

— Наоборот, все очень даже так.

— Что ж тогда взопрел, сердешный? — тоном деревенского дурачка поинтересовался Окулист.

— Увидел, что документы на месте, вот и отпустило.

— Да, с выдержкой у тебя все в порядке. До самого офиса ехал марку держал, кейс не открывал! Я даже подумал, что кроме джентельменского набора из лимона, коньяка и пачки презервативов там и нет ничего. Считай, что отделался моральной травмой средней тяжести. Ну а теперь колись: что за макулатурка в кейсе лежит?

— Понимаешь, — вдруг потупил глаза Цубербиллер, — в большом бизнесе рано или поздно наступает момент, когда бизнес сам по себе уже становится не очень интересным, хочется заняться чем-то более существенным. А более существенное по сравнению с наукой и бизнесом — это только политика.

— Понимаю, — нарочито серьезно закивал Окулист.

— Политика — это наука особой правды! Придурок ты, хоть и гений. Да когда же вы, придурки гениальные, поймете, наконец, что политика — это чушь собачья, которая и копейки не стоит! А вы, честолюбивые идиоты, на нее жизни кладете.

— Погоди, Окулист, не кипятись, выслушай. Нет ничего плохого в том, что человек с мозгами, деньгами и с совестью придет в большую политику. Плохо, когда там сидят те, кого кроме власти и денег ничего не интересует.

Фролов скорчил постную физиономию.

— Я очень даже фирштейн с яволем! Я, конечно, больше собачник, чем политик и бизнесмен, и про ротвейлера поговорю с большим удовольствием, чем про Рокфеллера. Но как собачник приведу тебе пример. Есть у меня один знакомый. Амбиции, как у тебя, хотя, конечно, попроще. Так вот, завел он как-то породистого щенка. И решил этот новоиспеченный дедушка Дуров его дрессировать на свой манер. Встанет, бывало, на карачки возле соб