Yasushi Inoue

RO-RAN

Перевод с японского Е. Кручины, Е. Хузиятовой

© The Heirs of Yasushi Inoue, 1959

© Перевод. Е. Кручина, 2024

Школа перевода В. Баканова, 2025

© Издание на русском языке AST Publishers, 2025

* * *

Предисловие переводчика

Наверное, впервые наш читатель держит в руках переведенную с японского языка книгу исторических повестей и рассказов, в большинстве которых ни разу не упоминается Япония. Более того, и среди героев этих произведений нет ни одного японца.

Вместо мягкой зелени, цветущей сакуры и видов горы Фудзи – бескрайние желтые степи и зыбучие пески глубинной Азии, где не встретить «ни птицы летящей, ни зверя бегущего». Вместо утонченных гейш и благородных самураев – полудикие кочевники неведомых времен, военачальники Древнего Китая, императорские наложницы или совсем уже сказочные принцессы и ведьмы.

И тем не менее это очень японская книга. Её автор – романист, драматург, эссеист, поэт, классик японской литературы XX века Ясуси Иноуэ (1907–1991).

Житейская биография писателя небогата событиями. Сын военного врача, родившийся на северном острове Хоккайдо, Иноуэ получил литературную известность далеко не в юном возрасте: его первое значительное произведение, рассказ «Охотничье ружьё», вышло в свет в 1949 году. К этому времени за плечами у автора были учёба в университете Киото, недолгая служба в армии в Северном Китае в 1937 году, полтора десятка лет работы в газете «Майнити»…

В 1951 году Ясуси Иноуэ принял решение целиком посвятить себя литературе – и всю оставшуюся жизнь напряженно работал, создав множество произведений в самых разных жанрах, в том числе и на современном ему материале[1]. Но, наверное, главный вклад в популярность писателя на родине и за рубежом внесли его исторические романы, повести, рассказы и эссе – прежде всего те из них, что были посвящены Древнему Китаю и сопредельным с ним землям.

Китай издавна оказывал огромное влияние на культуру соседних стран. Достаточно напомнить, что та же Япония в старину активно заимствовала у материкового соседа очень многое: иероглифическую письменность, религиозные, философские и эстетические концепции и т. п. – вплоть до сюжетов конкретных художественных произведений. Все эти заимствования прививались к местной практике и через некоторое время давали уже чисто японские плоды, в которых нередко с трудом можно было разглядеть черты первоисточника.

В этом смысле «китайские» повести и рассказы Ясуси Иноуэ лежат в русле данной традиции. Так, почти все произведения сборника «Лоулань» (1959) имеют основу в древнекитайских хрониках – по преимуществу в «Исторических записках» (Ши цзи) – бесценном памятнике китайской классики, принадлежащем кисти выдающегося историка Сыма Цяня (145–86 гг. до н. э.).

Однако повести и рассказы Ясуси Иноуэ менее всего похожи на пересказы древнекитайских текстов современным японским языком. Насколько можно понять, метод работы писателя был совершенно иным. Отыскав в анналах китайской истории ростки будущих произведений (это могли быть сюжеты, герои и даже отдельные строчки хроник), он в высшей степени бережно пересаживал их на почву японской художественной традиции и выращивал из этих побегов свои, полностью оригинальные повести и рассказы на общечеловеческие темы: о долге и чувствах, о любви и ненависти, о верности и предательстве, о взлетах могущественных империй и их падении в прах безвестности…

Созданные таким образом произведения отличает удивительное жанровое и стилистическое разнообразие. В них можно найти элементы исторических хроник, жизнеописаний, эпоса, мифа, легенд, волшебных сказок, притч и даже фэнтези, а чаще всего – удивительное соединение этих компонентов, ставшее отличительной чертой стиля Ясуси Иноуэ. Вечные темы, глубокие мысли, блестящее литературное мастерство, фактографическая точность в исторических новеллах и безудержная фантазия в сказочных сюжетах – всё это не сможет оставить равнодушным ценителя настоящей высокой литературы.

Евгений Кручина

2007

Лоулань. Перевод Е. Кручины

1

В древности в Западном крае[2] существовало небольшое царство Лоулань. Название Лоулань появилось в истории Востока примерно в 130–120 гг. до н. э., а исчезло с исторической сцены приблизительно в 77 г. до н. э. Таким образом, царство под названием Лоулань просуществовало на исторической карте Востока всего лишь около пятидесяти лет. Было это более двух тысяч лет тому назад…

Познакомил китайцев с Лоуланем знаменитый искатель приключений Чжан Цянь[3], которого направил в Западный край ханьский император У-ди[4]. За свой поход Чжан Цянь был пожалован титулом Бован-хоу[5]. Сегодня большая часть территории Западного края входит в состав китайской провинции Синьцзян[6], однако в то время она являла собой пустынный район к северо-западу от Китая, так называемые «земли варваров», на которых жили «дикие племена». Иными словами, это были некитайские земли, населенные иноплеменными народами. Именно здесь через много веков сложился коридор, по которому пошел культурный обмен между Востоком и Западом и был проложен караванный маршрут, известный как Шёлковый путь.

Однако во времена У-ди ни один, даже самый отчаянный храбрец ещё не ступал на эту пустынную землю. Ничего не было известно ни о том, насколько велика эта песчаная пустыня, ни о том, какие народы её населяют, ни о том, какие страны там существуют.

Впрочем, У-ди повелел Чжан Цяню отправиться туда вовсе не потому, что сам испытывал к незнаемым землям под названием Западный край какое-то особое любопытство или познавательный интерес. Дело было в другом. За полосой неизведанных и пустынных земель находилось крупное царство под названием Большое Юэчжи. Экспедиция нужна была императору для того, чтобы создать коалицию с Большим Юэчжи, обрести тем самым огромную мощь и ударить по государству Сюнну, которое постоянно угрожало Ханьской империи[7]. За более чем пятьдесят лет, прошедших с воцарения Гао-цзу[8], Хань несколько раз отдавали в жены правителям Сюнну китайских принцесс, посылали кочевникам дары, дозволяли им торговать с империей, но нападения и грабежи со стороны сюнну не прекращались.

На набегах сюнну обжигали себе руки все без исключения Сыны Неба – представители китайской императорской династии того времени. Сюнну – агрессивный народ, который кочевал к северу от Китая на пространстве от Сибири до Центральной Азии. По природе свирепые и кровожадные, быстрые и дерзкие, люди сюнну при любом удобном случае выдвигались на юг и нападали на пограничные районы Китая. В стране случались годы без недородов и стихийных бедствий, но годы без набегов сюнну – никогда. Дело доходило до того, что на борьбу с сюнну приходилось бросать едва ли не всю имевшуюся в то время в Ханьской империи пехоту и конников. Во время первого похода У-ди для усмирения сюнну один из варваров, находившихся у них в плену, рассказал, что «когда-то сюнну разгромили правителя Юэчжи и сделали из его головы чашу для вина. Поэтому юэчжи питают ненависть к сюнну, но не имеют союзника для совместного нападения на них и потому постоянно находятся в сложном положении». Услышав этот рассказ, У-ди решил отправить в Большое Юэчжи своего посла и предложить этому царству совместно выступить против Сюнну. Приняв такое решение, У-ди стал искать желающих пойти послом в Юэчжи. На этот призыв и откликнулся Чжан Цянь. В 139 году до н. э. Чжан Цянь в сопровождении ста бывших пленников сюнну вышел из уезда Луньси и вступил в земли варваров. Вернулся же он в Хань только через тринадцать лет, а из ста человек, вышедших вместе с Чжан Цянем, вновь ступил на ханьскую землю лишь один. Более десяти бесплодных лет провёл Чжан Цянь в плену у сюнну, сумел бежать, пересёк обширные пространства, пока достиг, наконец, своей цели – Большого Юэчжи – и приступил к выполнению возложенной на него миссии посла. По дороге домой он опять был схвачен сюнну, но, воспользовавшись смутой в их стане, снова сумел ускользнуть и в конце концов вернулся на родину.

В пятом году под девизом царствования Юань-шо (124 г. до н. э.) Чжан Цянь прибыл в столицу Чанъань и почтительно преподнес императору У-ди отчет о природных особенностях, нравах народов и продуктах труда тех стран, которые он объездил.

Так в истории Китая был впервые упомянут Лоулань, а также большое число других государств, расположенных на этих пустынных землях: Цемо (Черчен), Юйтянь (Хотан), Шачэ (Яркенд), Яньци (Карашал), Луньтай (Бугур), Гуйцы (Куча), Шуле (Кашгар) и другие.

В «Повествовании о Западном крае» из «Истории Хань»[9] эти земли описываются следующим образом: «Сначала в Западном крае было тридцать шесть царств, но в результате последующих делений их число временами доходило до пятидесяти с лишним. Все они располагаются к западу от сюнну, к югу от усуней[10]. Через эти земли течет река Тарим, а к югу и к северу от них простираются гигантские горные хребты Тянь-Шань и Куньлунь. На шесть с лишним тысяч ли[11] с востока на запад и на тысячу с лишним ли с юга на север расстилаются эти земли. На востоке они соседствуют с Хань, отделяясь заставами Юймэньгуань и Янгуань, на западе упираются в высокогорья Памира».

Иными словами, Западный край занимал весь бассейн реки Тарим, ограниченный тремя горными цепями: Тянь-Шанем, Куньлунем и Памиром. Центральную его часть занимала пустыня Такла-Макан, а по периметру этой пустыни были разбросаны небольшие крепости-государства, созданные различными народами, которые говорили на разных языках, имели разные обычаи и отличались друг от друга цветом кожи. Естественно, земли Западного края и Китай поддерживали связи между собой и до периода правления У-ди, но все эти связи сводились к контактам между отдельными людьми. Межгосударственные же отношения начались именно во времена У-ди.

Сразу за ханьскими заставами Юймэньгуань и Янгуань расстилалась обширная пустыня. За ней находилось озеро Лобнор. В те времена ханьцы называли это озеро Пучанхай – «Море, изобилующее камышом», или Яньцзэ – «Солёное болото». Гигантскому заболоченному озеру с очень солёной водой, которое во много раз превышало по размерам нынешний Лобнор, действительно больше подходило название «море», нежели «озеро». Оно находилось в местности, на три с лишним сотни ли отстоявшей от застав Юймэньгуань и Янгуань. В озеро впадал Тарим – самая большая река пустыни Такла-Макан.

На северо-западном берегу этого озера и стоял Лоулань – ближайшее к Хань государство Западного края. Дорога, которая вела из Хань в Западный край, у Лоуланя разветвлялась надвое. Один путь вел на юг: он проходил по северному склону хребта Куньлунь. Второй путь, тянувшийся по южным склонам Тянь-Шаньских гор, уводил сначала на север, а потом на запад. Южная дорога от Лоуланя шла через царства Цемо (Черчен), Юйтянь (Хотан), Шачэ (Яркенд), Шуле (Кашгар) и далее вела в Юэчжи. Северный путь шёл через земли Гуши, Яньци (Карашал), Луньтай (Бугур), Гуйцы (Куча) и доходил до страны усуней и царства Давань (Ферганы). Таким образом, вне зависимости от того, каким путем, северным или южным, путешественник собирался пройти из Китая в государства Западного края, он не мог миновать Лоуланя.

В «Повествовании о Западном крае» из «Истории Хань» о царстве Шаньшань (Чарклык), преемнике Лоуланя, сообщается, что в нём «дворов – 1570, жителей – 14 100, сильных воинов-латников – 2912». По этим данным можно примерно представить себе и масштабы Лоуланя: это небольшое царство на северо-западном берегу озера Лобнор имело население четырнадцать – пятнадцать тысяч человек. С этнической точки зрения жители Лоуланя принадлежали к иранской ветви арийской расы. Они были смуглыми, имели глубоко посаженные глаза и орлиные носы. У большинства людей были очень рельефные черты лица. Жили лоуланьцы земледелием, скотоводством, а также ловлей рыбы и добычей соли на озере Лобнор.

Чжан Цянь впервые познакомил китайцев с этой страной, но, естественно, люди жили в этой области и раньше – может быть, ещё за несколько сотен лет до этих событий. Ещё до установления отношений с Хань царство Лоулань подвергалось постоянным угрозам со стороны сюнну и страдало от их жестоких набегов, но, несмотря на постоянные попытки порабощения, этот крохотный народ – всего-то четырнадцать – пятнадцать тысяч человек, теснившихся на берегу прекрасного озера Лобнор, – как-то ухитрялся выживать. Как целое, маленькое царство, конечно, не могло противостоять Сюнну, но в поединках один на один вооруженные жители Лоуланя были отважны и неустрашимы. Они также были искусны в конном бою, а их особые боевые приемы управления колесницами и стрельбы из лука часто наводили ужас на соседей.

Итак, У-ди направил Чжан Цяня в далекие и чуждые пределы для того, чтобы выработать план совместных военных действий против Сюнну. Впрочем, истинное отношение Большого Юэчжи к Сюнну не прояснилось и после этой миссии, и в этом смысле У-ди не смог получить от Чжан Цяня тех известий, на которые он рассчитывал. Однако среди полученных сведений, а точнее, среди сведений, которые У-ди никак не ожидал получить, были очень важные детали, которые позволили монарху составить новое представление о государствах Западного края.

В стратегическом смысле царства Западного края имели большую ценность для противостояния Сюнну, ибо, взяв их под контроль, можно было угрожать этому государству с фланга. Стоило подумать и об использовании военной силы этих царств для непосредственных ударов по Сюнну. Кроме того, группа этих маленьких, затерянных в пустыне стран была родиной многочисленных диковинных драгоценностей. Там находили яшму и янтарь. Там были золото, серебро, медь. Там имелись соль, перец, виноградные вина. Там водились лошади, буйволы, слоны, павлины, носороги, львы. Там богато плодоносили фруктовые деревья и в изобилии произрастали пять злаков[12]. Установив торговые отношения с этими странами, можно было бы хотя бы частично поправить финансы Ханьской империи, истощенные войнами с Сюнну. Особенно заманчивой представлялась У-ди, который страдал от нехватки лошадей, идея восполнить их недостаток за счет благородных скакунов, которых разводили в царстве Давань (Фергана).

У-ди узнал также названия нескольких больших стран, находившихся за царствами Западного края. Безусловно, он не мог сказать, где в точности находятся Кангюй (Канцзюй)[13], Аньси (Парфия)[14], Шэньду (Индия), но знал, что это огромные державы, земли которых, несомненно, изобилуют несметными сокровищами. Особенно заинтересовался У-ди жаркой страной под названием Шэньду (Индия), лежавшей в нескольких тысячах ли к юго-востоку от Дася (Бактрии)[15]. Услыхав, что туда можно добраться, не подвергая себя угрозам со стороны сюнну, а жители этой страны готовы обменивать сокровища, которые она рождает, на товары из Хань, У-ди выказал большую заинтересованность в этом царстве.

В 122 г. до н. э. Чжан Цянь по приказу У-ди во второй раз отправился в Западный край. На этот раз его миссия состояла в том, чтобы достичь Индии и попытаться установить с ней торговые отношения. Однако в пути Чжан Цянь был задержан «юго-западными варварами» и, не достигнув поставленной цели, вернулся обратно.

В следующем году Чжан Цянь в третий раз отправился в Западный край. Незадолго до этого ханьская армия атаковала сюнну и захватила окрестности города Дуньхуан[16], который до того входил в сферу влияния кочевников. Обретя контроль над трактом, который вел в Западный край, У-ди решил не упускать открывшихся возможностей и попытаться впервые в истории установить дружественные отношения со здешними государствами. С этой целью Чжан Цянь был снова направлен в «варварские» земли. Произошло это в 121 году до н. э.

Жители Лоуланя впервые увидели ханьские войска во время третьего похода Чжан Цяня в Западный край. В тот день в маленькой, обнесенной стенами крепости на берегу озера Лобнор все было вверх дном: после получения известия о продвижении ханьских войск здесь воцарилась невиданная сумятица. Несколько тысяч лошадей и верблюдов, которые обычно паслись у стен крепости, загнали внутрь, все семь крепостных ворот крепко-накрепко заперли. На всех важных точках на стенах цитадели были расставлены вооруженные люди.

С крепостных стен можно было видеть спокойную поверхность озера Лобнор, напоминавшую развернутый рулон синей ткани. Солёная вода озера обычно приходила в бурное волнение от любого ветерка, и потому сегодняшняя тишь отзывалась в сердцах людей страхом и беспокойством. Вода, зелёная у берега, вдали от него набирала густую синеву. На северном берегу озера, далеко, насколько можно было видеть с крепостных стен, тянулась полоса густых зарослей. В основном там росли тополя, но среди них лентами проходили заросли тамарисков и других кустарников, которые все вместе складывались в сложную природную ткань с узором из неровных полос. Южный берег озера сплошь зарос мискантом и разными видами тростника. В озеро впадало несколько больших и малых рек, но заросли обступали их столь густо, что увидеть текущую воду можно было, только подойдя к ней вплотную.

Вообще окрестности крепости изобиловали водными путями. Словно ячейки плетёной сети, они покрывали всю землю на много ли вокруг, исключая лишь северный берег озера с его поясом густого леса. Между реками и протоками тянулись возделанные поля. Были среди водных путей и рукотворные каналы, но по большей части они представляли собой следы древних рек. По этим высохшим руслам к Лоуланю подводилась вода реки Тарим, протекавшей на расстоянии одного ли от города.

Итак, кратко говоря, Лоулань представлял собой крепость, расположенную среди плодородных земель дельты реки Тарим. С одной стороны к ним примыкала пустыня, с другой стороны – берег озера Лобнор.

По северному берегу реки Тарим шла дорога. С крепостных стен большая часть реки была не видна, поскольку её скрывала полоса густой растительности, и только в одном месте вода смутно виднелась сквозь синее марево. Несколько лет назад протяжённая река в этом месте изменила своё течение, и её берега здесь ещё не успели порасти кустарником. Иными словами, на этом отрезке и берег реки, и идущая вдоль него дорога были лишены растительности и находились прямо под лучами палящего солнца…

Людям, стоявшим на крепостных стенах Лоуланя, было видно, как по проглядывавшей вдалеке дороге тянется длинная шеренга людей и животных, которые отсюда казались крохотными, словно бобы. С той минуты, как люди и животные выходили из густого леса и до момента, когда они снова скрывались в чаще, проходило весьма много времени. Трое мужчин, выбранных за свою способность хорошо видеть вдаль, с высоты крепостных стен подсчитывали число людей и животных в цепочке. Другие люди громкими голосами поминутно передавали эти сведения под стены крепости, а оттуда – на главный наблюдательный пункт. Такая система передачи данных из уст в уста позволяла постоянно следить за действиями ханьских войск.

В крохотных глазках сухощавого семидесятивосьмилетнего старца, лучшего наблюдателя царства, отразились триста человек и примерно вдвое большее число лошадей; он также насчитал в караване до десяти тысяч волов и овец. Когда старик понял, что около половины лошадей несут на своих спинах тяжёлые тюки с поклажей, то прежде напряженное выражение его лица заметно смягчилось, ибо отражавшийся сейчас в глазах наблюдателя ханьский отряд никак не мог иметь перед собой боевых целей.

Характер суеты, царившей за крепостными стенами, слегка изменился. Все жители Лоуланя поняли, что угрозы немедленного нападения на город сейчас нет, но никто и не подумал расслабляться. Только два дня спустя в городе было снято военное положение, сокровища возвращены из пещерных хранилищ, а лошади и верблюды снова вернулись на свои пастбища за стенами крепости. А ещё несколько дней после этого жители Лоуланя толковали о том, почему большой отряд, вышедший из Хань в Западный край, проследовал на запад, не направив ни единого гонца в их царство…

Только спустя полгода правителю Лоуланя стало известно, что тот ханьский отряд отправился от его города на север, к царству Усунь, самому сильному на так называемой северной дороге, которая проходила вдоль северной кромки пустыни Такла-Макан. Установив отношения с Усунь, ханьцы разделились на несколько групп, которые отправились в Давань (Фергану), Кангюй (Канцзюй), в Большое Юэчжи, в Дася (Бактрию), Аньси (Парфию), Шэньду (Индию), Юйтянь (Хотан), Юйми и другие страны. Стало ясно, что ханьский отряд сознательно обошел царство Лоулань, находившееся в сфере влияния сюнну, равно как и ещё одно царство – Гуши, которое тоже находилось у границы Западного края и тоже подчинялось сюнну.

Весь следующий год жители Лоуланя наблюдали, как мимо них буквально ежемесячно проходили на запад и на восток большие и малые ханьские отряды. И не только ханьские. В Лоулане видели, как двигались вдоль берега реки Тарим в Ханьскую империю группы усуней в несколько десятков человек, а с ними по нескольку десятков голов лошадей и верблюдов, как по несколько дней подряд проходили на восток маленькие группы людей из Дася (Бактрии), тоже с лошадьми и верблюдами. И хотя самих жителей Лоуланя эти события напрямую не затрагивали, им было ясно видно, что отношения между Хань и государствами Западного края день ото дня становятся все более тесными.

Иногда жители Лоуланя выходили за стены крепости, пересекали обширные поля и доходили до берега реки Тарим, чтобы увидеть иноземных путников вблизи. Такого случая им никогда не представлялось с тех давних пор, как эти люди здесь поселились…

Жители Лоуланя думали, что теперь они вряд ли увидят снова хоть одного сюнну. До них доходили слухи о том, что ханьцы разгромили государство Сюнну, что его правитель Хунье сдался на милость победителей. Да в конце концов, уже просто нельзя было не видеть очевидного: путешественники рассказывали, что в Дуньхуане и Цзюцюани, которые прежде были опорными базами Сюнну, теперь создано два ханьских уезда, что до Цзюцюани уже дотянулась Великая стена длиною в десять тысяч ли, что к западу от Дуньхуана, и прежде всего у застав Юймэньгуань и Янгуань, построено несколько сигнальных вышек и наблюдательных постов – словом, что завершено сооружение своего рода коридора, связывающего Хань с Западным краем.

К этому времени царству Лоулань удалось прожить без набегов сюнну уже целых два года…

Впервые Лоулань принял у себя ханьского посла через три года после того, как там в первый раз увидели ханьский отряд. Это было осенью. Цель визита посла состояла в том, чтобы передать недвусмысленный приказ: царство Лоулань должно выделять необходимое число людей, чтобы снабжать провиантом и водой ханьцев, проходивших через заставы Юймэньгуань и Янгуань в Западный край. Причём такой приказ получило не только царство Лоулань, но и Гуши.

Во исполнение этого приказа царство Лоулань было вынуждено буквально ежедневно посылать на работу в пустыню большое число мужчин. Они выходили навстречу ханьцам, неся за спиной тяжёлые тюки с провиантом и бурдюки с водой, – и это была неимоверно трудная работа. Многие годы жители Лоуланя страдали от тирании царства Сюнну. Но и подчиняться приказам, за которыми стояла военная мощь Ханьской империи, для этих людей тоже оказалось невыносимо трудно…

Прошел примерно месяц с того дня, как мужчины Лоуланя, вместо того чтобы работать в поле, начали выходить с тяжёлыми тюками в пустыню. Однажды ночью жители города услышали звуки, уже очень долго не тревожившие их уши: это было ржание лошадей, которых погоняли сюнну. Отряд сюнну человек в десять ворвался в Лоулань через крепостные ворота и проскакал по всем улицам и переулкам города, демонстрируя его жителям, что народ сюнну пока живет и здравствует. На острия копий молодых всадников были насажены головы только что зарубленных ханьских воинов. В лунном свете головы поблескивали синевой. С них медленно, одна за другой, падали капли крови…

На следующий день молодые жители Лоуланя, вышедшие, как обычно, в пустыню, убили трёх ханьских путников и возвратились вечером в город с награбленным добром. Горожане встретили их восторженными криками. Обитатели Лоуланя хорошо понимали, что им в любом случае придётся покориться внешней силе, но из двух зол выбирали не непонятных ханьцев, а сюнну, с которыми их связывали многие годы тесных отношений.

Назавтра в пустыне снова убили ханьцев. Больше жители Лоуланя помогать ханьским послам не выходили. А вскоре в царствах Лоулань и Гуши были расквартированы отряды войск Сюнну, после чего молодые жители Лоуланя начали грабить послов с новой силой.

В начале зимы 108 года до н. э. в пустынях Западного края произошли первые столкновения между войсками Хань и отрядами Сюнну, которые в очередной раз подошли к заставам Юймэньгуань и Янгуань. Ханьский полководец Чжао Пону во главе войска в несколько десятков тысяч человек вторгся в Западный край, разбил сюнну и отбросил их на север. Оставшиеся после этой кампании силы ханьцев были брошены на берега озера Лобнор для разгрома Гуши и Лоуланя…

Огромное ханьское войско в мгновение ока окружило Лоулань. Ханьцы нахлынули столь быстро, что у города не осталось времени на подготовку к сражению. Поэтому, когда ханьский военачальник Ван Хуэй, имея под началом 700 человек, ворвался через ворота в крепость, жителям города не оставалось ничего иного, как, сложив руки, наблюдать за происходящим. Ханьские воины вломились в царские покои в центре города и схватили самого правителя Лоуланя. Он был доставлен в лагерь Чжао Пону, где его заставили поклясться в покорности Хань. Вечером того же дня старший сын правителя был передан китайским войскам для отправки ко двору ханьского императора в качестве заложника.

Взяв в свои руки Лоулань, ханьское войско сразу же атаковало Гуши. После его падения ханьцы решили, что они достаточно напугали Усунь и Давань (Фергану), и весной следующего года их войска возвратились домой.

Однако на место ушедших из Западного края ханьских войск тут же пришли только и дожидавшиеся этого момента отряды Сюнну. Правитель Лоуланя, прежде присягнувший Хань, был вынужден также принести клятву в верности Сюнну и отправить к ним в качестве заложника своего младшего сына…

Единожды послав войска в Западный край, У-ди принял решение и впредь доминировать над его царствами с помощью военной силы. В частности, разгневавшись на царство Давань за то, что его жители отказались продать за тысячу золотых монет своих породистых коней и убили предлагавшего эту сделку ханьского посла, У-ди направил в Давань карательную экспедицию. Во втором году под девизом царствования Тай-чу (103 год до н. э.) Ли Гуанли во главе шеститысячного регулярного отряда всадников и нескольких десятков тысяч «молодых негодяев»[17] вышел в Западный край и двинулся на Давань. Однако на этот раз жители всех царств Западного края не захотели обеспечивать ханьцев продовольствием и укрылись за стенами своих городов. В результате, когда долгая карательная экспедиция приблизилась к своей цели – царству Давань, то большая часть войска просто голодала. Потерпев поражение в решающей битве, Ли Гуанли с немногочисленными оставшимися в живых воинами вернулся к заставе Юймэньгуань. Император У-ди, узнав о бездарном поражении Ли Гуанли, крайне разгневался и издал указ, в котором говорилось: «Кто из войска осмелится войти в пределы империи – немедленно казнить». Остатки разбитой армии не пустили за ворота Юймэньгуань, и они ушли в Дуньхуан.

На следующий год Ли Гуанли снова выступил из Дуньхуана, только во главе войска из шестидесяти с лишним тысяч человек. На этот раз запас оружия и продовольствия у него был велик: с армией шли сто тысяч волов, более тридцати тысяч лошадей, по нескольку десятков тысяч ослов, мулов, верблюдов.

Когда огромное войско Ли Гуанли проходило мимо озера Лобнор, Лоулань по приказу Сюнну выслал им навстречу своих воинов, чтобы потрепать арьергард ханьских частей. Однако китайцы разгадали этот план, и ханьские войска, стоявшие неподалеку от заставы Юймэньгуань, окружили Лоулань. Сюнну выслали в подкрепление осаждённым отряд конницы, но защитники города всё равно не смогли удержать крепость, и правитель Лоуланя снова попал в плен к ханьским войскам.

Бывшего правителя царства Лоулань доставили в ханьскую столицу Чанъань как раз тогда, когда туда стали одна за другой приходить победные реляции об успехе длительной карательной экспедиции против царства Давань. Ханьские войска окружили крепость Давань и принудили её защитников сдаться. После этого ханьцы отобрали себе несколько десятков лучших скакунов и более трёх тысяч лошадей похуже.

В ходе следствия пленный правитель сказал: «Царство Лоулань маленькое, находится меж двух великих держав Хань и Сюнну. Лоулань должен подчиняться и Хань, и Сюнну, иначе он не сможет выстоять. Народ наш очень утомился. Для того чтобы империя Хань овладела Лоуланем, есть только один способ. Покорнейше прошу дозволить всем людям царства Лоулань переселиться на земли Хань». Услышав эти слова, У-ди преисполнился жалости и не только не казнил правителя, но и отослал его обратно в Лоулань.

После похода на Давань (Фергану) ханьцы построили сторожевые вышки во всех стратегически значимых местах пустыни от заставы Юймэньгуань до озера Лобнор, приняли меры по обеспечению безопасности дорог, ведущих из Хань в Западный край, а также разместили несколько сотен человек в военных поселениях, созданных в Луньтай (Бугур) и других важных пунктах на берегу реки Тарим. Иными словами, нравилось это властителям Лоуланя или нет, но это царство снова попало под контроль империи Хань. Так, в четвертом году под девизом царствования Чжэн-хэ (89 г. до н. э.), когда Хань атаковало Гуши, царство Лоулань по приказу Ханьской империи направило для участия в сражении своих солдат. Таким образом, воины Лоуланя оказались вынуждены сражаться с армией Сюнну, которая пришла на помощь Гуши. Воинство Лоуланя вышло из этих боёв с большими потерями.

Измученный непрерывными душевными метаниями из-за необходимости подчиняться то Хань, то Сюнну, правитель Лоуланя вскоре заболел и скончался. Наследовать лоуланьский трон было некому. Один из сыновей правителя был оставлен заложником в Сюнну, второй – в Хань, но ни один из них на родину так и не вернулся. Посланный в Хань старший сын был обвинен в нарушении законов империи и казнен, а о втором сыне, отосланном в Сюнну, вообще не было никаких известий… Но династия правителей Лоуланя не прервалась: в конце концов, царский трон занял один из родственников прежнего повелителя. Сразу же после этого обе соседние державы затребовали у нового правителя заложников. Старший из двух его сыновей, Аньгуй, был послан в Сюнну, а младший, Юйтуци, отправился в Хань.

На склоне лет У-ди, который всегда проводил в отношении Западного края исключительно активную политику, слегка утомился от постоянных военных кампаний и перестал выказывать прежний горячий интерес к этим землям – в том числе и по той причине, что его собственная страна оказалась в крайне тяжёлом финансовом положении, а народ начал роптать… В результате в царствах Западного края снова появились сюнну и стали медленно, но верно расширять своё влияние на эти земли. В своё время почти все царства, лежавшие на трактах Западного края, признали себя вассалами Хань, однако теперь всё большее их число стало «отлагаться» от империи. Следуя велениям времени, Лоулань тоже отдалился от Хань и сблизился с Сюнну.

Новый правитель Лоуланя также недолго казнился необходимостью метаться между двумя могущественными соседями и через несколько лет пребывания на троне скончался. После этого сюнну вернули в Лоулань и возвели на трон его старшего сына Аньгуя, которого все эти годы держали у себя в качестве заложника. Молодому правителю было двадцать восемь лет. Политика нового властителя оказалась отчётливо дружественной по отношению к Сюнну и направленной против Хань. Аньгуй хорошо понимал, как трудно приходилось его отцу и прежним правителям, вынужденным лавировать между двумя державами, однако поскольку сам он долгое время жил в военном лагере сюнну, то ему казалось легче поддерживать добрые отношения именно с вождями кочевников – тем более что многих из них он хорошо знал.

Вскоре дружественная Сюнну и враждебная Хань политика нового молодого правителя Лоуланя обрела конкретные очертания. Сразу же после восшествия Аньгуя на трон в его царство прибыл ханьский посол, который пригласил нового правителя прибыть ко двору императора. Аньгуй ответил на приглашение отказом и в Хань не поехал. Более того, он пошел на то, чтобы фактически сделать своё царство форпостом Сюнну, призванным препятствовать отношениям Хань с государствами Западного края. У озера Лобнор снова участились нападения жителей Лоуланя на ханьских послов, двигавшихся на Запад, равно как и на послов из царств Запада, направлявшихся с дарами в Хань.

Через несколько лет, после того как Аньгуй вступил на престол, войска Сюнну уже открыто заходили в Лоулань и выходили из города. И в крепости, и за её стенами всегда можно было видеть целые табуны белых лошадей, принадлежавших людям Сюнну.

Тем временем в Хань скончался император У-ди. Ему наследовал Чжао-ди[18].

Из всех царств Западного края, кроме Лоуланя, открыто вошло в лагерь сторонников Сюнну только небольшое царство Гуйцы (Куча). На него постоянно оказывали давление как Хань, так и Сюнну, и в этом смысле тяготы Гуйцы ничем не отличались от испытаний, выпавших на долю Лоуланя или Гуши. В конце концов два маленьких, разделенных пустыней царства склонились к тому, чтобы порвать с одновременной зависимостью сразу от двух стран, и твёрдо решили (будь что будет!) развивать свои государства в военном союзе с Сюнну.

Аньгуй, конечно, понимал, что Хань когда-нибудь отомстит Лоуланю и Гуйцы за такое решение, но не думал, что развязка наступит гораздо быстрее, чем он предполагал.

Осенью 77 года до. н. э. Лоулань встречал ханьского посла Фу Цзецзы. Это был уже второй его визит в царство за год. В прошлый раз Фу Цзецзы выказал недовольство текущей политикой царства, а Аньгуй тогда с извинениями отослал посла обратно. С тех пор эта политика не изменилась ни на йоту, поэтому Аньгуй снова встречал ханьского посланника с тяжёлым сердцем. К несчастью, в это время все расквартированные в окрестностях Лоуланя войска Сюнну крайне некстати были отведены от города. Так или иначе, Аньгую не оставалось ничего иного, как пригласить посла в свои покои, хотя душа к такой встрече у правителя совершенно не лежала…

Пировали в большом зале дворца, куда Фу Цзецзы прибыл с двумя сопровождающими. Члены царской фамилии и главные вассалы правителя Лоуланя заняли места вокруг трёх ханьских посланников.

Пир был в разгаре, когда Фу Цзецзы сказал, что хотел бы сообщить нечто важное лично правителю. Аньгуй придвинулся к послу, чтобы послушать, что тот скажет, но в это время два молодых ханьца, которые стояли по правую руку от Аньгуя, ударами сзади в мгновение ока закололи правителя. Пока гости в ужасе кричали, Фу Цзецзы вскочил, с нескрываемой злобой оглядел всех и громко, отрывисто стал отдавать приказ за приказом. Собравшимся показалось, что Фу Цзецзы стал похож на разъяренного дэва. Глаза его сверкали огнём, а голос гремел, словно раскаты грома:

– Ваш правитель совершил преступление, он выступил против Хань! Сын Неба послал меня наказать его! Новым правителем будет Юйтуци, который уже давно находится в заложниках у династии Хань! Он вот-вот прибудет вместе с ханьскими войсками! До тех пор не смейте ничего предпринимать, иначе погубите своё царство!

Не дав никому опомниться, Фу Цзецзы выхватил меч и отрубил Аньгую голову.

2

Юйтуци, который долгое время жил в Чанъане на положении заложника из Лоуланя, узнал о смерти своего старшего брата от ханьских послов. Вскоре он получил приказ спешно вернуться на родину и стать правителем Лоуланя вместо Аньгуя.

Однако для того, чтобы подготовиться и выехать из Чанъаня, Юйтуци потребовалось несколько дней.

За это время он подал на имя императора петицию, в которой говорилось: «Я теперь возвращаюсь в Лоулань, но сюнну и их сторонники непременно и тотчас же меня убьют. К счастью, на юге царства Лоулань есть место под названием Исюнь, с озером и тучными землями. Прошу, чтобы Хань создала там военное поселение и послала туда своих солдат. Думаю, это позволит Вашему слуге опереться на их силы, а царству Лоулань сбросить оковы Сюнну. Без этого у меня нет уверенности в том, что я смогу править страной».

После долгого ожидания, Юйтуци, наконец, получил от чиновников ответ: ханьский двор решил создать в Исюнь военно-земледельческое поселение и отправить туда сорок воинов во главе с сыма – начальником военного приказа.

В сопровождении эскорта из ханьских солдат Юйтуци вышел из Чанъаня, миновал Цзюцюань и заставу Юймэньгуань, прошел по пустынной области Байлуньдун (Барханы Белого Дракона), о которой говорили: «ни птицы, в небе летящей, ни зверя, по земле бегущего», – и наконец впервые после нескольких лет пребывания в Хань увидел вдалеке полосу леса, скрывавшего озеро Лобнор. Минуло уже два месяца с того дня, как Фу Цзецзы заколол Аньгуя, правителя Лоуланя.

Узнав о прибытии Юйтуци, у ворот крепости столпились люди. Они встречали нового правителя холодными взглядами. Когда тот въезжал в ворота замка, один мальчишка – ему не было и десяти лет – вдруг прокричал:

– Не предавай Речного Дракона!

Речной Дракон – так звали местное божество, которое этот народ почитал и считал своим.

А через несколько шагов молодого правителя словно хлестнула криком одна старуха. Воздев руки к небу, она заголосила:

– Уйти из Лоуланя – значит умереть!

Юйтуци так и не понял, о чём кричали эти двое – мальчишка и старуха…

Дворец правителя строго охранялся ханьскими воинами. Встретить Юйтуци пришло множество хорошо знакомых ему мужчин и женщин из правящей фамилии. Но и их глаза обдавали нового правителя холодом.

Свою первую аудиенцию Юйтуци дал ханьскому военачальнику, который со своим отрядом вошел в крепость, чтобы охранять Лоулань от нападений сюнну и внутренних беспорядков.

– В самое ближайшее время в Исюнь прибудут ханьские воины, – заявил командир. – Новому же правителю следует, не теряя ни единого дня, собрать всех жителей Лоуланя и оставить эти места. Вам нужно перебираться в Исюнь!

От слов ханьского военачальника правитель почувствовал себя так, словно его окатили ледяной водой. За всю свою жизнь Юйтуци не испытывал такого потрясения…

«До тех пор, пока царство Лоулань будет находиться на берегу Лобнора, оно не сможет избежать набегов сюнну. Для того чтобы изъявить полную покорность Хань, страну следует перенести далее к югу. В противном случае никакие ханьские войска делу не помогут», – вот как, оказывается, мыслили себе будущее Лоуланя ханьские государственные мужи!

Когда Юйтуци просил Хань создать военное поселение и расквартировать войска в Исюнь, ему и в голову не могло прийти, что туда придётся переносить всё царство. Ведь для жителей Лоуланя озеро Лобнор было божеством, было общим предком, было всей их жизнью. Эти люди не мыслили ни Лоуланя, ни самих себя без Лобнора, без десятков рукавов впадавшей в озеро реки Тарим, без скрывавших его берега густых лесов, без поросших тростником болот, без садящегося в озеро солнца, без гуляющего над ним ветра…

Первым своим приказом новый правитель собрал во дворце всех без изъятия представителей правящей фамилии старше десяти лет, а также главных вассалов и старейшин, и объяснил им, в какое тяжелейшее положение попало царство Лоулань. Как оказалось, все собравшиеся уже слышали эти известия от ханьского командира. Оказалось также, что поначалу они подозревали Юйтуци в сговоре с ханьцами, но его слова мало-помалу рассеяли непонимание и злобу по отношению к новому правителю.

День за днём проходил в Лоулане в спорах принцев, вассалов, старейшин. Конечно, никто из них не одобрял мысли о переносе царства с берегов Лобнора в другое место, но нынешнее заявление ханьцев по существу было ультиматумом. Жителям Лоуланя приходилось выбирать одно из двух: либо они игнорируют ханьский приказ с полным осознанием того, что за этим последует гибель царства, либо ненадолго подчиняются воле Хань и гаданием определяют подходящее место для временной столицы рядом с Исюнь.

В конце концов было решено временно подчиниться приказу Хань, оставить крепость Лоулань и заняться строительством нового города к югу от прежнего, а затем при покровительстве Хань набраться сил и при первой же возможности попытаться вернуть столицу на берега Лобнора.

Целый месяц после этого в крепости Лоулань по ночам горели огни: в городе шли моления и пиры. Взволнованные люди не смыкали глаз до поздней ночи, и стар и млад бродили по улицам среди моря огней – их жгли на каждом углу.

Тем временем, наконец, было выбрано место для нового главного города, куда должны были переехать жители Лоуланя. Оно представляло собой пустынный участок, расположенный неподалеку от крепости Исюнь на южном берегу маленького озера, которое, конечно, не шло ни в какое сравнение с Лобнором… После того как место для новой столицы было выбрано, кто-то (кто точно – неизвестно) назвал её Шаньшань, что на языке тех мест значило «новая вода»: людям и в голову не могло прийти, что новые места могут быть достойны славного имени «Лоулань». Без Лобнора для них не существовало ни Лоуланя, ни их самих.

Между решением о переносе столицы в Шаньшань и переездом всего царства на новое место прошло почти двадцать дней. Все эти дни жители Лоуланя отдали большим хлопотам. Конечно, людям не верилось, что они надолго покидают свою, с таким трудом обустроенную землю. Впрочем, они не смогли бы поверить в это, даже если бы очень захотели. Но жители Лоуланя уже столько раз меняли свой образ жизни, столько раз переходили из-под защиты Хань под покровительство Сюнну и обратно, что и нынешнее решение далось им сравнительно легко. Ясно, что набеги сюнну будут продолжаться до тех пор, пока ханьцы окончательно не очистят от них Западный край. Поэтому, для того чтобы избежать бесчинств кочевников, нужно на время уйти на юг, под защиту ханьских войск.

Стараясь не попадаться на глаза расквартированным в крепости ханьским солдатам, люди бродили по берегам озера Лобнор в поисках мест, где можно было бы надежно спрятать свои сокровища. Некоторые уходили далеко, за много ли от города. Укрывать было что. Здесь был нефрит, добытый в ночь полнолуния где-то в стране Юйтянь (Хотан). Здесь была редкостная по красоте яшма, найденная в пересохшем русле реки Тарим в нескольких ли от крепости Лоулань. Здесь были квадратные куски ткани, которыми украшали стены, и разнообразные одеяния. Здесь были восхитительные шёлковые наряды, игравшие мягкими переливами света, и шёлковые туфли. Здесь были многочисленные рога диковинных животных и изготовленные из них изящные вещицы… И всё это нужно было надежно спрятать до той поры, когда жители Лоуланя вернутся в свои родные края, – и спрятать так, чтобы сокровища не достались иноземцам… Вздрагивая от пронзительных криков птиц, которые назывались «озерными яками», но на самом деле верещали как ослы, люди уходили всё дальше в лесную чащу, а иные даже забирались на огромные мёртвые деревья, лежавшие по берегам озера. Поиски укромных мест не прекращались ни днём, ни ночью.

После того как сокровища были надёжно укрыты, жители Лоуланя начали группами уходить из города на берега озера Лобнор, к реке Тарим, к его притокам, к укрытым густым тростником болотам, к обнажённым белым руслам пересохших рек. Во всех местах, так или иначе связанных с водой, они воздвигали алтари, возжигали огни и возносили моления своему божеству – Речному Дракону.

Приближался день, когда жители Лоуланя должны были покинуть свой обжитой город на берегу озера Лобнор, где обитали многие поколения их предков, и перебраться за двести пятьдесят миль от этих мест, в новую столицу Шаньшань. Но накануне исхода случились два печальных события.

Во-первых, скончалась старая принцесса. Это была несчастная женщина: она рано потеряла мужа, а её сына взяли заложником сюнну. Несколько лет она была прикована к постели, а последний вздох испустила в одном из своих покоев утром того дня, когда столица должна была переехать на новое место. Поскольку покойная принадлежала к царствующей фамилии, её нужно было похоронить с подобающими почестями. Поэтому начало новой истории народа Лоуланя пришлось на один день отложить…

На голову старой принцессы водрузили подвязанную красной лентой шапку, которую она носила при жизни, а тело обрядили в лёгкую полотняную одежду. Потом останки обернули тёмно-коричневым покрывалом и положили в гроб.

Похоронная процессия вышла из умирающего города. Гроб внесли на вершину холма в половине ли от крепости и опустили в глубокую могилу, вырытую в глинистой почве. После того как могила была засыпана землёй, участники похоронной процессии установили на ней несколько больших камней. Прощание было долгим, причём не только из-за горечи человеческой утраты, но и потому, что люди не могли налюбоваться расстилавшимся пред их взорами озером Лобнор – озером, с которым им вскоре предстояло на время расстаться…

И ещё одно печальное событие случилось ночью сразу вслед за смертью старой принцессы: покончила с собой вдова прежнего правителя Аньгуя.

Вне всякого сомнения, это было самоубийство. Первой женщину увидела служанка: госпожа возлежала на ложе в роскошном одеянии, тщательно убранная – и бездыханная. Во рту она держала листик ядовитой травы, но на её лице не было и следа страданий…

Более всего смерть вдовы Аньгуя опечалила Юйтуци. Новый монарх втайне надеялся сделать прекрасную юную жену покойного брата и своей супругой – при условии её согласия, разумеется… Впрочем, таково было желание не только Юйтуци, но и всей царской фамилии, а может быть, и всех жителей Лоуланя, ибо её любила вся страна. Но, конечно, теперь Юйтуци никому и слова об этом не сказал: молодой новый правитель был каждый день занят куда более неотложной проблемой переноса столицы на юг и множеством других сопутствующих этому дел. Между тем, прежде он собирался сразу же после переноса столицы в Шаньшань обсудить вопрос о браке с близкими ему людьми и, заручившись их согласием, объявить об этом открыто…

Итак, вдова предыдущего правителя покончила с собой. Причины её смерти, её самоубийства обсуждали в Лоулане все. Одни говорили, что она пошла на этот шаг, переполненная скорбью о несчастной судьбе бывшего правителя. Другие – что ей было горько расставаться с Лоуланем, где похоронен её муж. Третьи – что её поступок есть не что иное, как ритуальное «самоубийство вслед» за городом Лоуланем, которому суждено быть брошенным и обратиться в развалины. Истинной причины этой смерти никто не понимал. Тем удивительней, что сама эта смерть не казалась жителям Лоуланя чем-то из ряда вон выходящим. Более того, они вообще не видели в этом событии ничего необычного: произошло то, что и должно было произойти. Удивительно было другое: как это раньше об этом никто не подумал! Только со смертью юной женщины люди поняли, что она и не смогла бы жить нигде, кроме как в Лоулане! Как немыслим был Лоулань в отрыве от Лобнора, так невозможно было даже представить себе молодую правительницу вдали от родного озера.

Из-за кончины старой женщины Юйтуци пришлось на один день задержать уход в Шаньшань. Теперь он был вынужден отложить исход ещё на два дня – на этот раз из-за смерти супруги своего старшего брата, бывшего правителя Лоуланя. Похороны молодой женщины состоялись на второй день после её кончины. Церемония была пышной: две служанки обернули тело в несколько слоёв великолепной по красоте ткани, голову украсили тюрбаном. Юйтуци лично положил женщину в гроб и укрыл её роскошным узорчатым покрывалом, которое он привез из Хань.

Похоронили вдову бывшего правителя на склоне холма неподалеку от горы, где была погребена старая принцесса. Могилу вырыли большую: кроме гроба здесь должны были поместиться многочисленные сундуки с личными вещами и предметами обихода, которые понадобятся покойной в загробном мире. Вместе с ней была даже похоронена одна овца. А украсил свежую могилу молодой женщины пышный, разноцветный закат, блиставший переливами лилового, голубого, тёмно-багряного – закат, который можно было увидеть только в Лоулане…

Могилу женщины о