Глава 2

Если бы Соня не догадалась найти в интернете товарищей по несчастью, она вряд ли пошла бы следующим утром в школу.

Как и обещал врач, имя которого она так и не узнала, мама вернулась уже вечером. И прямо с порога начала причитать и плакать. А потом и вовсе вытащила альбом с детскими фотографиями и позвала Соню их смотреть. И, конечно, снова ревела. И Соня тоже, с ней за компанию. Потому что, может, кто и может спокойно смотреть, как мама из-за тебя слёзы льёт, то только не она.

Но хуже всего было дальше.

– У нас ни одной свежей фотографии твоей нет! – вдруг спохватилась мама. – Крупной.

Вот не стоило ничего отвечать, Соня как чувствовала. Нет бы пойти на кухню, чайник поставить, бутербродов нарезать. А она телефон вытащила и показала новенькое селфи.

– Вот, есть! – радостно так ещё ответила. Дура.

– Не подойдёт, тут уже это… пятно, – еле выдавила из себя мама и снова расплакалась. Так себя накрутила, что чуть снова не пришлось скорую вызывать.

А Соня уже и не радовалась, что мама в больнице не задержалась. Сейчас, когда первый ужас прошёл, казалось, что так было бы лучше. Хоть не приходилось бы думать, что мама фотографию на памятник подбирает.

– Я у Васильича на паспорт фотографировалась, – нехотя произнесла Соня, всё ещё надеясь, что ошиблась. – Он обещал, что негативы десять лет хранит, а прошло всего года четыре только.

– Точно! – Мама так искренне обрадовалась, прежде чем снова расплакаться, что Соне стало противно. Появилась горечь во рту, словно утром после того, как она возле школы на спор выпила две бутылки пива. Пить в обед, да ещё и на заднем дворе школы, было глупо до невозможности, но что делать в городе, где небезопасно появляться на улице после наступления сумерек? Только творить глупости при свете дня. Один раз она оступилась – и тотчас попалась. Разве так должно быть? Это просто нечестно.

Зато она познакомилась с Субботой, что тоже немало.

Влад Суббота стал известной личностью до того, как заразился чернильной болезнью, а уж после – он стал просто легендой.

Во-первых, он уже почти год не исчезал с момента, как о его пятнах стало известно. Невероятный срок! А во-вторых, всё это время он торчал в школе, время от времени появляясь на занятиях, хотя пятна появились у него в одиннадцатом классе. И это только те, о которых известно! Ходили сплетни, что он мог оказаться одним из первых заражённых.

Его не гнали – кто станет связываться с умирающим? А Суббота возомнил себя королём мира или как минимум этой школы. Почти все пятнистые, да и многие здоровые старшеклассники, кучковались рядом с Владом все перемены, а иногда и прогуливали уроки, если королю вдруг приходило в голову покинуть школьную территорию.

Так что на учёбу она шла с высоко поднятой головой и старалась не замечать испуганных взглядов встречающихся знакомых и незнакомых прохожих.

В школе лучше не стало. Никто ничего не спрашивал – не принято было, но смотрели так… словно хотели коснуться её лица. Неприятное ощущение.

К счастью, Суббота с другими пятнистыми уже был в школе. Они сидели на длинном подоконнике в коридоре второго этажа, как раз там, где проходили уроки у Сони.

Соня пошла прямо к ним, с трудом избавившись от навязчивой мысли сделать вид, что идёт в класс, и свернуть, только если её позовут. Нет уж, это больше не её выбор. Хватит бояться, что о тебе подумают другие. Отбоялась своё.

Её страхи и впрямь были беспочвенными. Ещё издалека Суббота заметил её приближение и приветливо помахал рукой.

– А вот и наша новенькая, – поприветствовал он её и обратился к сидящим вокруг него пятнистым: – Прошу любить и не обижать, Соня теперь наша.

До чего приятно было такое услышать от самого Субботы! Соня даже чуть было не забыла про то, что скоро умрёт. Да и скоро ли? Её пятно даже не на всю щеку, а вот у того же Субботы давным-давно глубокого фиолетового цвета и руки, и шея, даже почти всё лицо! Только вокруг глаз, словно диковинная бабочка, ещё виднелась чистая кожа, да мочка уха вызывающе розовела на общем тёмном фоне.

Самое интересное, что подобный окрас вовсе не портил Субботу, как не портил и некоторых других ребят в его окружении. И почему Соня считала пятна уродливыми и всегда избегала общения с пятнистыми? Она и сама толком не могла этого объяснить.

Вот и сейчас она быстро кивнула каждому представившемуся, смутно понимая, что не запомнит их даже за несколько дней, а взгляд задержался на одном, Эдике.

В отличие от Субботы, Эдик выглядел совершенно здоровым, но при внимательном рассмотрении можно было заметить, что краешек пятна, словно несколько брызг чернил, выглядывает из-под длинного рукава. В этой компании вообще предпочитали носить закрытую одежду, словно можно было утаить то, что уже выплёскивалось за её пределы.

– Ну что, идём в наше кафе? – бодро поинтересовался Суббота, и вся группа спешно поднялась, будто только её и ждали, чтобы покинуть школу. Хотя, может, так оно и есть? Вот этого же Эдика она никогда раньше не видела, да и не похож он был на школьника.

Соня ещё колебалась, когда в класс мимо неё прошла Линда с парочкой подпевал. Они шептались и так на неё смотрели! С брезгливой жалостью, что ли.

Так что Соня решила, что из-за одного пропуска от неё не убудет. Всё равно она вряд ли доживёт до выпускных экзаменов, к чему зря тратить время? Жизнь коротка, и у чернильных – в самом буквальном смысле.

Нарочито, чтобы видела противная Линда, задержавшаяся у дверей прежде чем войти в класс, Соня уцепилась за подставленный локоть оказавшегося так кстати рядом Эдика и пошла к раздевалке.

Внутри её трясло, но она лишь надеялась, что это не заметно. Хотя бы всем остальным, кроме несчастного Эдика. Тот уже дважды косился на неё, бессильно повисшую на его руке, но хотя бы держал язык за зубами.

Раньше ей всегда было интересно, почему и на какие шиши пятнистые вечно торчат в кафе и покупают модные шмотки. Что же, теперь она знала. Утром мама вручила ей деньги: не слишком большую сумму, но превышающую обычные карманные деньги Сони за месяц. И, похоже, мать собиралась и дальше поступать именно так, скрашивая последние месяцы или недели жизни дочери. Соня никогда не понимала фразы «после нас хоть потоп», но ей это и не требовалось. Теперь она знала, что родители всех пятнистых так или иначе переиначивали это в «после них хоть потоп» и отдаривались деньгами, не в силах дать большего. Надежды у чернильных не было, любовь и ласку подростки получать не жаждали и будучи здоровыми. Оставались деньги.

Так что в кафе она сама заказала себе кофе со сливками и пирожное, оторвавшись наконец от Эдика. За столиком – до чего же неудобные крошечные столики, даже два подноса не поставить, нужно обязательно переставлять блюдце и чашку на стол и убирать поднос! – её ждал Суббота. Остальные расположились за соседними, пододвинув эти хрупкие конструкции так близко, что Соне казалось, что в шею ей кто-то дышит.

– Итак, теперь ты одна из нас.

Влад терпеливо дождался, когда Соня попробует пирожное, прежде чем начать говорить. И это сработало. Она немедленно забыла о своих беспокойствах по поводу усов от взбитых сливок или крошек пирожного на свитере. Да и кто бы там ни сопел ей в ухо, это уже было неважно. И пусть от этого тёплого дыхания у Сони дыбом вставали волоски на шее, ей казалось, причина кроется в том, что ей сейчас скажет Суббота.

– Да, – пискнула она и закашлялась, когда миндальная крошка попала не в то горло. Она покраснела не столько от кашля, сколько от смущения. Вот надо же именно сейчас было выбрать такое хрупкое пирожное. Захотела повыпендриваться! И, словно этого было мало, она дёрнулась, коленка стукнула по столешнице, и чашка дрогнула, едва не опрокинувшись. И только фиолетовые пальцы Влада удержали её на месте. – П-прости. Я нервничаю.

Сказала и сама испугалась. Сейчас отправят её к «Пятнашкам», чтобы не портила имидж серьёзной компании. Или засмеют.

– Это нормально, – без улыбки успокоил её Суббота. – Почти все сначала в нашей компании нервничали. Не переживай. Выдохни, попей кофе. Скажешь, когда будешь готова к разговору.

«Будешь готова к разговору»! Интересно, он издевался или всерьёз считал, что она сможет спокойно пить кофе, пока банда кальмаров терпеливо ждёт её? И какой ещё разговор? Почему-то Соня была уверена, что её просто примут в компанию и она будет иногда тусоваться с кальмарами, пока… ну… не придёт её время.

– Я… кх-кх… – Она снова закашлялась, да что ты будешь делать. Ладно хоть ухватилась руками за шаткий столик, и он не качнулся. – Я уже готова. Говори.

– Хорошо. – Суббота не стал переспрашивать и уточнять, уверена ли она. И это напугало Соню до чёртиков. Если он отложил витиеватые расшаркивания, которыми всегда славился, значит ли это, что их диалог действительно важен? Дыхание за спиной стало легче, словно все затаились и ждали. – Как я уже сказал, теперь ты с нами. У нас совсем немного правил, но их ни в коем случае нельзя нарушать.

Соня отпила кофе, упираясь локтями в столешницу, – так руки не дрожали, а без кофе ей удалось бы разве проскрипеть что-то в ответ, так пересохло горло.

– И какие же? – промямлила она, гипнотизируя поникшую шапку сливок.

– Никому никогда не рассказывать о том, что услышишь и увидишь с нами, – ответил Суббота и улыбнулся одними губами. Его серые глаза смотрели настороженно и почему-то зло. – А ты что подумала?

– Это типа как в бойцовском клубе? – неуверенно улыбнулась в ответ Соня и потёрла щеку, словно чернильное пятно на ней ощущалось. – А я думала, ритуальное убийство, чтобы связать кровью.

Когда Соня волновалась, она вслух несла всю чушь, что приходила ей в голову. Просто чтобы немного сбросить напряжение. Ну и сгрудившиеся вокруг кальмары не успокаивали, что и говорить.

– Вот это ты крутая! – присвистнул у самого уха кто-то, похоже, Эдик. – А я не додумался, пока меня на пустырь не привели.

Соня уставилась прямо в расширившиеся от удивления глаза Субботы. Впрочем, тот быстро пришёл в себя и снова прищурился.

– А она и не догадалась, Эд. Просто попала пальцем в небо, да, дорогая? – ласково прошептал он, наклонившись через хрупкий столик почти к самому лицу Сони. Столешница опасно накренилась, и ложечка жалобно тренькнула на блюдце.

– Я просто пошутила, – слабым голосом произнесла Соня, из последних усилий оставаясь на месте и не отшатываясь от Влада. Так близко его красивое, пусть и фиолетовое лицо пугало. Удерживал её лишь факт, что, отодвинувшись, она могла протоптаться по ногам Эдика и тех, кто сидел с ним рядом. – Это обязательно?

Влад словно очнулся. Он моргнул и снова сел ровно.

– К сожалению, да, – скучающим голосом произнёс он. – Если хочешь ещё немного пожить, конечно.

Соня хотела. Черт возьми, она никогда не думала, что настолько хочет жить!

Глава 3

Они как-то слишком быстро собрались и вышли из кафе. Соня даже не успела сообразить, как так получилось, что она уже идёт с кальмарами, да не позади всех плетётся и не рядом с Субботой, а снова притиснутая к Эдику в толпе пятнистых. А тот жарко шепчет ей на ухо всякие успокаивающие глупости.

– Тараканов тоже можно давить, – бормотал он, пытаясь убедить то ли её, то ли себя. И если Соня готова была верить в тараканов и червяков, лишь бы не думать о том, куда и зачем они идут, то сам Эд категорически не верил в то, что говорил. – Или котят… Хотя котят жалко, я бы не смог.

Соня молчала, поэтому Эдик продолжал, сильнее стискивая её локоть:

– На самом деле можно не участвовать. Только смотреть. Этого недостаточно, но насыщает. Всё больше, чем смерть тараканов.

Соня шла как во сне, пытаясь сообразить, шутит он или нет. Не может ведь быть так, чтобы все пятнистые убивали, правда? Столько жертв заметили бы, да и сейчас банда кальмаров ничуть не скрывалась. Любой может сложить дважды два и вычислить убийц. Опять же, если можно полностью избавиться от болезни, то неужели учёные или журналисты до сих пор не пронюхали об этом?

Эд скорчил недовольную гримасу, когда она спросила об этом.

– Если бы всё было так просто, – со вздохом ответил он, и Соня чуть было не остановилась. Просто? Это он про убийство человека? – Полностью вылечиться нельзя. Помнишь, пару лет назад был в городе Вилькинский маньяк?

Соня кивнула. Она помнила. Тогда тоже запрещали выходить на улицу вечером, а ещё очень не советовали выбирать короткую дорогу через Вилькинский парк, где находили большинство тел. Искали его долго, ведь не было никаких зацепок – маньяк не выбирал конкретный тип людей, одинаково легко убивал стариков и детей, мужчин и женщин. И никогда ничего с места преступления не пропадало. Почерк убийств тоже был разным, так что подозревали даже заезжую банду.

Чем всё закончилось, Соня не интересовалась. Просто однажды ей перестали запрещать ходить через парк, да и вечерами стало можно гулять, пока в школе не появилось слишком много пятнистых и кто-то не объявил, будто все пострадавшие перед этим были на улице в тёмное время суток. Как будто это так легко отследить! Но людям нравилось думать, что при свете дня и в доме им ничего не грозит. Очень удобно!

– Так вот, – прервал её размышления Эдик. – Это был один из первых наших. Он вёл дневник, ты его потом увидишь. Вот он как раз и обнаружил, что убийство немного осветляет кожу. Он хотел так полностью вылечиться, но ни количество, ни качество убийств не повлияло. Как будто организм не принимает больше определённого количества отбеливателя, понимаешь?

– Да, – одними губами произнесла Соня, чувствуя, что ей холодно. Зубы начали стучать, пришлось сжать челюсти, чтобы этого не услышали. Странно, на улице было довольно тепло, да и этот прилипчивый Эдик прижимался совсем не по-дружески, а её всё равно морозило.

Соня изо всех сил гнала прочь мысли о том, как Вилькинский маньяк проводил свои опыты по количественным и качественным убийствам, но память услужливо подбрасывала рассказы очевидцев, и тошнота горькой волной всё сильнее подкатывала к горлу. Она с силой стиснула кулаки, длинными ногтями больно вонзаясь в мякоть ладони, и эта короткая боль ненадолго отрезвила её.

– Зато он определил, что чем разумнее существо, тем дольше и лучше его смерть помогает продержаться. – Эдик то ли не замечал её состояния, то ли не желал замечать. – В одиночку немногие способны убить, я вот не могу. Я трус.

Он так спокойно это сказал, что Соня догадалась – раньше его это долго мучило и он просто заставил себя принять таким, какой есть. Наверное, ему было проще считать себя трусом, чем убийцей, но Соня не обманывалась этим. Всё-таки он был с Субботой, а не с теми же «Пятнашками», а значит, вряд ли был совершенно чист.

– И как определяется эта разумность? – наконец спросила Соня, просто чтобы не молчать. Кто знает, может, это лишь затянувшаяся проверка.

– Я рад, что не ошибся в тебе. – Суббота неожиданно оказался не впереди, а рядом, и предложил ей свой локоть с противоположной от Эдика стороны. Соня без раздумий уцепилась за него. Пусть Влад пугал её куда больше, в то же самое время он был понятнее. Честнее, что ли. – Как видишь, у нас девчонок немного. Большинство сразу сбегает с криками. А ты вон ещё и вопросы задаёшь.

– Ну да, – промямлила Соня, не в силах признаться, что она просто-напросто слишком боится, чтобы взять и убежать. Для этого тоже нужна смелость.

Наверное, она как Эдик – труслива настолько, что может зайти слишком далеко. Неприятная мысль.

– Эд не совсем прав, когда говорит о разумности жертвы, – мягко произнёс Влад, волоча её вперёд, тогда как Эдик отстал, затерявшись в группе идущих. – Ни Вилькинский пионер, ни другие не смогли точно определить, что становится мерой ценности. Может, и разумность, а может, важность конкретно этой жизни для других. Я предполагаю – только предполагаю, заметь! – что жизнь любимого котёнка милой доброй девочки оценится едва ли не выше, чем жизнь какого-то вонючего бомжа, у которого нет семьи. Но, в отличие от пионера, у меня нет ни усидчивости, ни аналитических способностей, чтобы проводить такие опыты.

– Пионера? – повторила Соня, искоса поглядывая на спутника. Он её пугал. Красивое, пусть и темно-фиолетовое лицо Влада исказилось в какой-то гримасе, серые глаза алчно блестели. Ей вовсе не хотелось знать, о чём он думает.

– В том смысле, что он был первопроходец, – отмахнулся Влад. Он будто ненадолго стал спокойнее и человечнее. – Однако, судя по твоему выражению лица, ты уже решила, что мы совсем звери. Это не так. В отличие от Вилькинского, мы практически никогда не убиваем детей.

– Дай угадаю. – Мысленно Соня продолжала убеждать себя, что весь этот абсурдный разговор происходит не с ней. Она просто пересмотрела странных сериалов и ужастиков, а теперь ей снится мешанина из них. Такое ведь бывает, верно? – Дело не в доброте, да? Дети гораздо беззащитнее взрослых. Это было бы на руку.

– Ну да, хотя дети детям рознь, – недовольно скривился Влад. – Но с ними не угадаешь. То отбелит всех по максимуму, как со взрослыми не выходит, то…

Он словно размышлял, говорить или нет, и наконец решился. Они все как раз вышли из города на набережную, и компания разбрелась, рассаживаясь на свободные скамейки. Впрочем, немногочисленные горожане, гулявшие в это время, тут же поспешили перебраться подальше от пятнистых. Словно те были заразными. Раньше и сама Соня поступила бы так, а сейчас ей было противно.

– В общем, я только заполучил пятно, – произнёс Влад, глядя в свинцовую, мутную от надвигающегося шторма воду, – когда наши убили одного… школьника. И всех так приложило – моё пятно было всего-то сантиметров пять, а стало с ладонь! Выросло, а не уменьшилось!

Влад в чём-то врал, Соня это чувствовала. Но скорее привирал по поводу мелочей, вроде изначального размера пятна, чем по существу.

Она тоже посмотрела на волнующееся море и посильнее запахнула куртку. На набережной было прохладно, и Соню зазнобило. Хотелось убраться с открытого пространства.

– Наверное, всё дело в том, чтó эти существа потенциально значат для кого-то конкретного или мира в целом, – рассеянно произнесла она. Глаза у неё слезились, но теперь это можно было свалить на пронизывающий ветер, а не свою восприимчивость. – А с детьми это лотерея. Поди узнай, кто из него вырастет, второй Моцарт или второй Гитлер.

Когда молчание показалось ей уж слишком долгим, она скосила взгляд на Влада. Тот стоял прямо с открытым ртом, словно собрался говорить и забыл что. Надо же, она и не думала, что так в реальной жизни бывает.

– Ты гений, – прошептал наконец он. – Как ты это делаешь, а? Мы ломали головы столько времени, а ты как пришла – сразу сообразила!

Слышать это было приятно. Соне порой отвешивали комплименты за её внешность или характер – правда, не особо заслуженно, а вот её ум обычно оставался забытым. Но она справедливости ради всё-таки уточнила:

– Взгляд просто не замыленный. Это на поверхности лежало, а вы сразу копали вглубь. К тому же правильно сказать «предположила», а не «сообразила». Всё может быть совсем не так. Да и убийства… может, дело в эмоциях, а не в самом убийстве.

Влад прищурился.

– Поверь, это давно проверили, – сухо произнёс он. Словно не радовался только что, как ребёнок. – Ты напрасно думаешь, что мы получаем от этого удовольствие.

Если бы Соня смотрела на него, она заметила бы, как он отвёл взгляд. Но и без того она понимала, что он снова кривит душой.

Она внимательнее вгляделась в мутную воду. Странно, ей показалось, будто она стала какой-то другой. В холодном море с каменистым неровным дном и так купались только ребятишки да пьяницы, но вряд ли оно кого-то пугало. Не нравится – просто не лезь в воду, и всё. Но Соне море не просто не нравилось – она ощущала тревогу, когда смотрела на его волны. Словно мало ей других проблем.

Влад, похоже, даже не заметил, что мысленно она не здесь.

– Однажды нам повезло, и убили надежду современного искусства, нового Моцарта практически. Так в газетах писали, – произнёс он и шумно облизал губы, с заметным восторгом вспоминая ту историю. Соня с трудом удержалась от брезгливой гримасы, до того гадко выглядел Влад в этот момент.

Память услужливо подкинула чёрно-белое фото мальчишки лет семнадцати-восемнадцати: тонкая шея, светлые зачёсанные волосы, открытый взгляд. Её версия, что в городе редко убивали, не выдержала никакой критики. Похоже, это она пропускала мимо ушей все подобные новости. Как любой житель прибрежного города перестаёт слушать шум моря. Если уж на то пошло, даже её мама не стремилась обсуждать преступления больше пары часов. Никто из знакомых не пострадал – так о чём и говорить?

– У всех, кто там был, даже у присосок, очистился хороший кусок кожи, – мечтательно продолжал Влад. – Эх…

– Присосок? – Соня всё ещё смотрела на воду, и от этого ей почудилось, словно на глубине мелькнула тень щупальца. Глупости, конечно. У них тут не водились осьминоги или кальмары. Кроме вот этих. Сухопутных.

– Присоски – кто сам не убивает, но находится рядом, – пояснил Влад, пристально глядя в глаза Соне, отчего ей хотелось постоянно отвести взгляд. – Их не гоняют – получают они немного, но кому-то и этих крох хватает. Если слабачка, можешь сейчас готовиться умирать или тщетно давить тараканов. Если нет – добро пожаловать.

Соня довольно долго молчала, как ей казалось, непозволительно долго.

– Я, пожалуй, останусь.

Влад лишь кивнул и с довольной улыбкой развалился на скамейке, которую они заняли.

– Пойми меня правильно, – продолжала Соня. – Я, может, и слабачка. Но я ведь смогу уйти позже, верно?

Теперь молчал Влад.

– Да, сможешь. – Он поднялся со скамейки и развёл руками, разминая затёкшие мышцы. – Только помни, что при любом раскладе ты не имеешь права кому-то рассказывать о происходящем здесь. Это важно, ведь иначе нам всем будет… неприятно.

Соня продолжала смотреть на него, и Влад пояснил:

– Убийство заражённых ничего не даёт. Пятна не становятся меньше. Поэтому никому не нравится возиться с предателями. Это как работа, за которую тебе не платят. Смекаешь?

Соня тоже поднялась.

– Смекаю, – сухо ответила она и демонстративно посмотрела на часы. – Я ещё успею к третьему уроку. Не люблю прогуливать математику.

– Эд тебя проводит. – Влад не двинулся с места, и на его лице было не разобрать, разочарован он или ему всё равно. – Увидимся завтра.

Соне бы гордо промолчать или отказаться от провожатого, но вся её отвага закончилась раньше. Поэтому она кивнула и добавила:

– Увидимся.

Глава 4

– Влад на самом деле очень хороший. Ему непросто, но он старается. – Эдик просто не замолкал ни на секунду, и Соня уже много раз пожалела, что пошла с ним. – Он ещё и пытается жить как прежде, в школу ходит. Может, даже поступать ещё в вуз будет. Ты ведь догадываешься, что большинство сразу забивают на обычную жизнь и ведут себя так, словно надеются в угаре веселья исчезнуть незаметно для самих себя.

Эдик поправил упавшие на лоб волосы и покачал головой. Его рукав задрался, показывая фиолетовую кожу запястья. Соня искоса посмотрела на его узкое лицо, обрамлённое светлыми кудрями совсем как у девчонки, и вздохнула. До чего красивый и до чего занудный, что ты будешь делать!

– Знаешь, я передумала, – вдруг произнесла она, прерывая очередную тираду. – Я не хочу в школу сегодня, пойду домой.

– Тогда я провожу тебя до дома, – ничуть не расстроился Эдик. – Я рад, что мы познакомились, Соня. То есть мне, конечно, жаль, что у тебя пятно, но ты мне сразу понравилась, веришь?

Соня кивнула. Она не верила ни единому слову Эдика, но пока никак не могла понять, зачем она ему нужна. Не для того она провела у зеркала столько часов ещё до появления пятна, чтобы верить всей той лапше, что уверенно навешивал ей на уши пятнистый. На самом деле она была довольна и лицом, и фигурой, да и густыми волосами редкого медового оттенка, лишь на пару сантиметров длиннее, чем у этого Эдика, она гордилась, но ей уже было не пятнадцать, чтобы полагать, будто она та красавица, к ногам которой падают парни.

Если уж на то пошло, у неё и отношений-то не было. Поэтому она и пошла на эту дурацкую вечеринку Линды. Надеялась познакомиться с каким-нибудь парнем и влюбиться. А то все подружки уже встречались с кем-то, и не по разу, а она до сих пор могла похвастаться только безответной любовью к вожатому в лагере четыре года назад, да ещё во втором классе одноклассник Радик Вакин несколько дней подряд провожал её до дома и нёс портфель. Ха-ха, большая первая любовь. Или она её придумала за те три или четыре раза, что мальчик ходил с ней и всё просил списывать математику.

Так что нет, она не верила Эдику. Только радовалась, что не успела ни в кого влюбиться до появления пятен. Ей и так хватало беспокойств за мать, думать ещё о том, как ей не суждено прожить достаточно долго, чтобы они с возлюбленным надоели друг другу, не хотелось.

Если Суббота не врал, ей осталось совсем немного. Совсем недавно ей казалось, что она всё сделает ради продления существования. Но эмоции немного стихли, и оказалось, что не всё. Вряд ли она решится убить человека даже ради спасения своей собственной жизни. К тому же её смерть не должна была стать мучительной. Она просто истончится и исчезнет. Вот и всё.

Эдик продолжал болтать как заведённый, но Соня уже не слушала его, позволяя ему просто держать её за руку.

– Мы пришли. – Только один раз Соня прервала этот словесный поток – когда они остановились у её подъезда. – Спасибо. Увидимся завтра.

– Ты даже не пригласишь? – изумился Эдик. Лицо у него при этом было такое удивлённое, что Соня прыснула от смеха. Напряжение выплеснулось вместе с ним, и она хохотала, не в силах остановиться. Даже несмотря на вытянувшееся от обиды лицо Эдика, она всё ещё продолжала смеяться.

– Прости, – сквозь смех пробормотала она, обнаружив, что вконец оскорблённый парень собирается так и уйти. – У меня мама дома.

Ну не говорить же ему, что его фраза снова напомнила ей целую кучу глупых фильмов, которые она смотрела на каникулах? Разве так действительно говорят в реальности? Даже жаль, что ей не суждено узнать это наверняка. Настроение предсказуемо испортилось.

– Прости, – ещё раз повторила она. – Увидимся завтра.

Эдик кивнул и, неловко мазнув губами по её скуле – она вовремя отвернулась, не дав поцеловать себя в губы, – побрёл по улице. А Соня открыла тяжёлую дверь в подъезд и поднялась на третий этаж, к себе.

К её большому удивлению, она не соврала Эдику – мама и впрямь была дома. То ли не пошла на работу из-за плохого самочувствия, то ли из-за неё. Даже в коридоре вкусно пахло любимым пирогом Сони и булочками. Мама редко пекла их, отговариваясь нехваткой времени. Во рту стало солено и противно, несмотря на изумительные ароматы.

– Привет, мама, я дома, – крикнула она, готовясь к порции нравоучений за прогул. Тишина.

Сняв обувь и повесив куртку, Соня прошлёпала босиком на кухню и убедилась, что мама дома. Просто тихо плачет, склонившись над готовым пирогом с ягодами. И где она их взяла в это время года? Всегда ведь говорила, что покупать ягоды в несезон очень дорого и бессмысленно.

– Привет. – Мама шумно шмыгнула носом и отвернулась, словно застеснявшись слёз. – Доченька, я думала, ты сегодня останешься д