Оглавление

1. У СВЕТА И ТЬМЫ: Сошествие в Ад
2. Глава первая
3. Глава вторая
4. Глава третья
5. Глава четвёртая
6. Глава пятая
7. Глава шестая
8. Глава седьмая
9. Глава восьмая
10. Глава девятая
11. Глава десятая
12. Глава одиннадцатая
13. Глава двенадцатая
14. Глава тринадцатая
15. Глава четырнадцатая
16. Глава пятнадцатая
17. Глава шестнадцатая
18. Глава семнадцатая
19. Глава восемнадцатая
20. Глава девятнадцатая
21. Глава двадцатая
22. Глава двадцать первая
23. Глава двадцать вторая
24. Глава двадцать третья
25. Глава двадцать четвёртая
26. Глава двадцать пятая
27. Глава двадцать шестая

Глава первая

Не сразу, не вдруг, но оказалось, что «по образу и подобию» создан не только человек, но и ангелы. И подобными они вышли не Творцу, а человеку: ничем не лучше. Не сочти, Господи, за дерзость, если я не так выразился. Поверь: не «умышляю», ибо не о Тебе сие — о людях и ангелах.

О подобии их моральных — читай: аморальных — качеств: зависти, корысти, недоброжелательности. Всего того, что образует понятие «недобросовестная конкуренция». Оказалось, что это ещё большой вопрос, кому у кого надо учиться «работать над собой» и «над товарищами».

И ещё кое-что оказалось. Вернее, кое-кто. И этим «кое-кем» оказался я. И оказался я слишком хорош. Нет, здесь, пожалуй, надо ставить не точку: я оказался слишком хорош для того, чтобы хорошее длилось слишком долго. И, если я забыл священное правило «не высовывайся!» — священное не только для людей — то мои коллеги по ангельским крыльям напомнили мне об этом. И не словами. А если и словами — то не мне в уши…

А начиналось — точнее, продолжалось — всё очень даже неплохо. Я по-прежнему служил Наместником Рая в чине Надъархангела, и по-прежнему был в авторитете у Господа. Как минимум, я так думал, или мне так казалось, что — в авторитете. Дела шли — вместе с контингентом, преумножавшим число подшефных мне «душ ангельских». Всё, что я наработал годами… ну, хорошо: месяцами непосильного труда, пусть и оказавшегося мне по силам, работало теперь на меня. В точном соответствии с установкой: «сначала ты работаешь на авторитет — потом авторитет работает на тебя». План по валу и по качеству я давал, начальство — в лице Господа — было довольно, народ был занят делом, не роптал. С коллегами по ангельскому племени у меня установились, как мне думалось, нормальные рабочие отношения. С некоторыми — даже вполне дружеские. Жена — под боком, а когда надо — то и сверху, и снизу.

Казалось бы, чего ещё желать человеку, произведённому в ангелы и поставленному над ними? Казалось бы… Но оказалось не совсем то, что казалось. Это я — насчёт «желать». И насчёт «поставленному над ними». И пусть я не желал становиться, и не сам «поставился», а был поставлен — сути дела это не меняло. Обнесённые Господним доверием, ангелы по рождению не могли не прятать за улыбками хищного оскала в адрес того, кого считали выскочкой и чужаком. Уесть меня стало для них делом не только чести, но и всей жизни. А поскольку конца ей нет, то и не могло быть конца «дружеским поползновениям» в мой адрес.

Правда, было одно «но». И оно перевешивало всё то, что ему предшествовало в тексте — вплоть до запятой. И состояло оно в том, что уесть меня коллеги по работе могли только чужим ртом и чужими зубами. А именно Господним «инструментом». И не только потому, что руки коротки, или обременены крыльями, но и потому, что «на злых мы и сами — волки». Товарищи уже имели возможность убедиться в том, что я — не агнец: и не Божий, и не тот, который — на обед.

Нет, я не обольщался насчёт своих, пусть и равновеликих, «челюстей»: не было оснований. Да, я показал товарищам, «что здесь вам — не тут». Но и товарищи показали мне «кое-что». Даже много «кое-чего». Например, то, что установка «никто не забыт — и ничто не забыто» — не только для Земли, пусть и в специфическом истолковании. А ещё — «не мытьём — так катаньем». Как итог, лозунг «Кто был никем — тот станет всем!» — уже «в обратном переложении» — тихой сапой начал примериваться на меня. Руками товарищей моих рукокрылых начал примериваться.

Для начала «товарищи» забили тревогу: «замедлился естественный прирост»! Увы, но «забой тревоги» имел под собой основания. С некоторых пор райский приплод стал заметно превышать количество поступивших с Земли. Я сам заметил это — ещё до того, как это заметили те, кто очень хотел заметить. Анализ ситуации привёл меня к неутешительному выводу: ситуация неблагоприятная. И не только для рая, но и для меня. Ведь уменьшение земного поголовья могло свидетельствовать о чём угодно — вплоть до происков Сатаны, в моих агентурных связях с которым отдельные товарищи не переставали убеждать начальство.

Да, соглашаясь на перемирие с Господом, мой бывший работодатель сделал оговорку о продолжении борьбы за души мирными средствами. То есть, мирное сосуществование двух систем отнюдь не препятствовало мирному же соревнованию между ними. Сам факт тактической неудачи в соревновании ни о чём ещё не говорил. Как минимум — против меня: я отвечал только за «социалистическое соревнование» в Раю, но никак не за «борьбу Добра и Зла». За это и без меня есть, кому отвечать. (В подобных случаях принято многозначительно закатывать глаза кверху). Я не зарюсь на чужие лавры — но и чужая поклажа мне тоже не нужна.

Только ведь не зря говорится: «если нельзя, но очень хочется — то можно». И так говорится не только на Земле, но и у нас в Раю. А если и не говорится вслух, то думается. Это я — о том, что любой факт можно подать «в упаковке по требованию». «По требованию» заинтересованной стороны. И никого не будет интересовать то, что поднятый вопрос — совсем даже не твой, потому что он уже будет твой «персональный вопрос».

Поэтому, едва обнаружив наметившуюся тенденцию, я уже не сомневался в том, что «товарищи» отработают представившуюся возможность «на все сто». Потому что доказывай потом, что ты — «не верблюд». Потому что, главное — «бросить дохлую кошку — и пусть её подбирают другие». Потому что всегда виноват тот, кого облили грязью: ему отмываться. Увы: Рай в этом отношении ничуть не лучше Земли. А всё — потому, что никто не совершенен. За исключением Олицетворения Совершенства, разумеется. И, мало ли что «по образу и подобию»: Господь учит — а жизнь переучивает! Увы — но даже Вездесущего и Всеблагого не хватает на всех. Оно и понятно: у Господа и без воспитательной работы дел — по горло! Да и по «образу» я не зря «прошёлся».

Вскоре я стал замечать, что Всевышний как-то не слишком дружелюбно заслушивает мои отчёты о текущем положении дел. И ведь я ничего не скрывал, ничего не приукрашивал: упаси, Боже, солгать Господу своему! Но былого пиетета в мой адрес уже не было. Лицо Всевышнего выдавало почти открытым текстом: «Как, там, насчёт явки с повинной?». И я поступил так, как поступал до этого неоднократно: «рванул тельняшку — и грудью на амбразуру».

— Всевышний, между нами никогда не было недомолвок. Недопонимание было — но это вызывалось лишь тем, что мы притирались друг к другу. А теперь я без труда — и не «по складам» — читаю в Ваших глазах недоверие. Позвольте — напрямую, Господи!

— ??? –обошёлся без слов Всевышний.

Несмотря на отсутствие воздуха в Раю — за отсутствием надобности — я мужественно наполнил им грудь.

— Если я, по-вашему, больше не соответствую занимаемой должности, то знайте: я за неё не держусь!

Это был шаг — и, как мне казалось, даже ход! Ведь, подкрепляя своё заявление, я снял с туники оба эполета. Для ангела по рождению это — шаг безумца, для ангела по должности — подвиг героя. И его ничуть не умалял тот факт, что эполеты я вручал Господу с поклоном — и даже преклонив колено.

— Кому прикажете сдать дела?

Меня несло — и я уже не мог остановиться! Ну, прямо: «Добьём фашистского зверя в его логове!». (Речь — о «звере сомнений и недомолвок». Ничего больше, Господи!).

— Ну, зачем Вы так?

Всевышний болезненно покривил щекой.

— Так вопрос не стоит… пока ещё. Тем более, не стоит Ваш персональный вопрос, уважаемый ОУО.

«Уважаемый ОУО»! Я мог слегка перевести дух: наконец-то, Господь «вспомнил», как меня тут кличут, да ещё расщедрился на прилагательное!

— Но от факта никуда не денешься. И факт никуда не денешь: план Вы уже натягиваете с трудом — и только за счёт внутренних резервов. То, есть — за счёт райского приплода. А с земным пополнением дело — туго.

Против факта не попрёшь — тут я с Господом согласен. Не согласен я с другим: зачем же фактом переть на меня?! Зачем на меня навешивать чужих собак?! Это ведь — «собаки» Госп… прости, Господи, ибо не ведаю, что творю!

— И ещё…

Господь покосился на пустое место на столе — и там из ничего нарисовалась бумага. Раньше Всевышний обходился и без стола, и без земной бюрократии, но я научил его жизни: какой же ты начальник, если не столоначальник?! Что за должность без бумаг?!

Однако сейчас мне было не до восторгов по поводу соответствия Господа «земным стандартам». Бумага не давала восторгаться: я уже не сомневался в том, что это была за бумага.

— Угадали, ОУО, — «угадал» Всевышний. Кавычки — не для красоты: чего Ему угадывать, когда он и так «насквозь понимает» любого из нас?! Если, конечно, не ставить блокировку. Но в этом кабинете я не ставлю её никогда: дураков таиться от Господа нет — это же оргвыводы! Не исключено, что — прямиком в двери!

— Это было несложно сделать, Всевышний, — дерзнул я на дерзость. Но дерзнул в рамках дозволенного: с поклоном и без ухмылки. — Дружеские поползновения коллег в мой адрес давно уже — секрет Полишинеля. Наверняка здесь — что-нибудь на тему моей «агентурной работы по заданию Сатаны». Я прав?

Господь опять поморщился — и забарабанил пальцами по столу. Я уже не раз отмечал, что под влиянием контактов со мной Всевышний «изрядно очеловечился». То есть, Он перестал быть «Всезнайкой по определению» — и стал настоящим руководителем: думающим, сомневающимся, ищущим — и находящим. Он перестал быть Автоматом по раздаче инструкций — а стал Мыслителем. Уже нельзя было аттестовать Его словами Заратустры у Ницше: «Кто пишет кровью и притчами, тот хочет, чтобы его не читали, а заучивали наизусть». И я был рад тому, что Всевышний не задержался в этом образе, а стал «расти над собой».

— Но как Вы объясните эти факты?

— А их можно объяснить только моей диверсионной работой?

Я понял, что немножко «зарвался» ещё до того, как угодил под «огнедышащий» взгляд Всевышнего.

— Прости, Господи, ибо не ведаю, что творю.

— Так-то — лучше, — «отпустил мне» Всевышний. — Только всё Вы ведаете, уважаемый ОУО. Будь это не так, Вас давно уже не было бы на этой должности. Так, что — «колитесь»: давайте соображения!

Я пожал плечами. И не для иллюстрации сомнений в правильности ответа. Я действительно не знал его.

— Ну-у… Трудно сказать, Господи… Простых ответов у меня нет — да и быть не может. И не только у меня: в природе. За исключением отдельных «доброжелателей», конечно.

Я не выдержал — и под ехидцу в голосе и взгляде покосился на донос. На этот раз я почему-то не боялся, что с меня взыщут за мимику и вокал. Я не сомневался: в письме содержится и готовый ответ, и соответствующая подпись. И Господь «подтвердил меня». Нет, Он промолчал — но за Него всё сказала усмешка. Это давало возможность перейти к стадии «предметного разговора» — и я перешёл.

— Факты, конечно — тревожные, Господи. Проблема земной клиентуры есть, она острая, и я не сглаживаю углы. Более того: она даже острее, чем представляют её мои критики.

— ? — «слегка удивились» брови Всевышнего.

— Буду прям, Господи: наряду со снижением количества поголовья наблюдается снижение его качества.

— ???

Босс явно не ожидал, что я «с места в карьер» начну «обсыпать себя пеплом». Только насчёт самокритики Господь ошибался: если я и «обсыпался пеплом», то лишь транзитом в глаза критиков. Заодно я обезоруживал их всех. Господа — в том числе. (Прости, Господи!).

— Вот — документация по этому вопросу.

Я материализовал бумаги — и протянул их Всевышнему. Удивление босса перешло в недоумение — и я «бросился наперерез».

— Нет-нет, Всевышний: это — не месячный и не квартальный отчёт! Здесь — только этот вопрос: сопроводительная документация новоприбывших, акты ревизий, экспертиз, сравнительный анализ.

— Солидно!

Под уважительный взгляд Господь несколько раз подбросил на руке толстенную пачку листов.

— Только лучше — своими словами!

Если Всевышний и стал немножко бюрократом — то исключительно земного плана: уважал объём на бумаге — но не на словах.

— Слушаюсь, Господи! — интеллигентно «прогнулся» я. — С Вами — как на духу… то, есть, я хотел сказать: как перед Духом… То есть…

— Ну, понял! — «снизошёл к мучениям» Всевышний. — Ближе к делу!

Я немедленно исполнился осознания: наложил на себя руки. Пока — только на грудь. В порядке заверения.

— Виноват, Господи — и спасибо за понимание! Так, вот: я не стану обманывать Вас насчёт вымирания человечества как естественной причины сокращения поголовья душ. И не только потому, что «не лги Господу своему!».

— А ещё почему? — живо заинтересовался Всевышний: я в очередной раз покушался на канон.

— Ну, хотя бы потому, что, если, уж и лгать — то лгать на высоком идейно-художественном уровне, максимально приближённом к правде.

В противном случае это — элементарное неуважение к Всевышнему.

— Ну-у…

Господь иронически покривил щекой.

— Объяснение, конечно — оригинальное, но, пожалуй, я соглашусь с Вами. Продолжайте.

— Спасибо, Господи! Теперь — насчёт брака. Брак…

— А как же — причины сокращения?!

Удивление Всевышнего было, конечно, показным, но качественным. Специально — для меня. И то: чего ему удивляться, если он «понимает насквозь»?!

— «Будет Вам и дудка, будет и свисток!»

Я обставил бестактность тактичной усмешкой: всё — не так вызывающе. Ну, и по самолюбию не так сильно бьёт. А оно у Всевышнего, ещё, как, имеется! Он, хоть и Олицетворение Терпимости — но не бревно же бесчувственное! Как и у всякого большого художника — не говоря уже о том, что он — «Номер Один» — у Всевышнего не просто самолюбие. Оно у него — больное, огромное, а местами даже гипертрофированное. Потому что душа у Него — тонкая, ранимая, нежная, как цветок. А это, в свою очередь, потому, что Он — Художник. Именно так: с Большой Буквы! И, если у художников с прописной буквы — ТАКОЕ самолюбие, то что уже говорить о Единственном и Неповторимом?!

— Снимаю вопрос.

Всевышний в очередной раз выказал себя Апофеозом Мышления.

Я чётко отработал головой: снисходительность Господа — всё равно приказ.

— Так, вот: брак. Именно брак, Всевышний!

— То есть, Вы хотите сказать, что…

— Да, Господи!

Нет, разумеется, я не перебивал Всевышнего: ещё чего не хватало! Господь сам, личной и очень многозначительной паузой дал возможность закончить мысль за него. А у нас в Раю дарование возможности Самими Господом — это приказ! Так, что я не только не нарушил, но и соответствовал.

— Брак идёт непосредственно с Земли, Господи!

— То есть, Вы хотите сказать, что…

Всевышний и не пытался оригинальничать — и не случайно. Очередная многозначительная недосказанность в очередной же раз давали мне возможность «поработать немножко Господом». И не только давали, но и обязывали: разрешение — всё равно приказ.

— Именно так, Всевышний: минуя «контору» Сатаны! Это — не «засланные казачки», а именно брак! Объяснение — простейшее: осуждали-то на рай и ад на Земле! Там вопрос и недоработали.

— Причина?

— Их — несколько, Всевышний. Тут — и нечёткие критерии отбора и сортировки, и нетвёрдо прописанный регламент, и формализм, и поспешность в работе. Не исключаю я и криминальную составляющую.

— ???

Господу опять хватило одних бровей. Но я не испугался. После того, как тебе, пусть и молча, намекнули на «неполное служебное соответствие», да ещё когда ты сам «рванул на груди тельняшку», чего уже бояться?!

— Я даже скажу точнее, Господи: я не только не исключаю её, но и имею на руках факты. Вы тоже имеете их — и тоже на руках.

И я выразительно покосился на толстенную подшивку в руках Всевышнего. Господь добродушно усмехнулся: оценил каламбур. Это в очередной раз придало мне мужества.

— Поэтому «Врагу рода человеческого» не было необходимости утруждать себя кознями. Кроме того, Сатана — человек слова…

Ну, не человек, но… Вы меня понимаете, одним словом — хоть и из трёх слов.

— Понимаю, ОУО.

— Спасибо, Господи! Так, вот: Сатана, коль скоро «подписался на мир»…

— ???

— … Ну, хорошо: перемирие — никогда не нарушит слова. И не потому, что — такой хороший. И не потому, что это слово — данное Вам.

— Мы сегодня закончим, ОУО? — усмехнулся Всевышний.

— Выхожу на финишную прямую, Господи: потому, что это — Его Слово! Он может не уважать меня, Вас, кого угодно — но своё слово он уважает всегда! Он посчитает делом чести обмануть вас, навязать заведомо неприемлемые условия — потому, что это его работа! Да, что, там, работа: кредо! Модус вивенди! Но — только до подписания!

И я выразительно обставился вывернутыми «лицом вперёд» ладонями.

— В вопросах соблюдения подписанного контракта Сатана — более свят, чем все наши святые, вместе взятые! Уж, можете мне поверить, Господи: об этом я знаю не понаслышке! Как-никак — состоял на договоре! Так, что козни — только за рамками контракта!

— Поэтому-то Сатана и обставился решительной оговоркой насчёт «мирного соревнования двух систем»! — хмыкнул Всевышний.

До чего же, всё-таки, умный мужик — наш Господь! Как приятно иметь с Ним дело — даже тогда, когда он просвечивает тебя насквозь, как рентгеном. Потому что делает он это так интеллигентно, что ты и не чувствуешь, как тебя выворачивают наизнанку и кладут под микроскоп! Это тебе — не Ильич у Маяковского: «… как будто душу с-под слов выматывал, как будто сердце тащил из-под фраз!». Совсем другой уровень работы: никакого насилия!

— Именно так, Господи! Сатана, конечно, продолжает, как теперь выражаются, «борьбу за мозги человека». Проще говоря — за его сознание: он совращает и сманивает людей. Но это бесчестное дело он делает честно — и строго в рамках имеющихся договорённостей. Так, что напрасно «господа подписанты»…

Я вновь покосился на донос в свой адрес.

— … делают из этого, широко известного, факта «сенсационное разоблачение».

Выбивая пальцами барабанную дробь из столешницы, Господь «ушёл в себя». Мне, «как сознательному бойцу за дело Светлого Будущего», оставалось лишь терпеливо ждать «возвращения». А пока Господь отсутствовал, можно было относительно спокойно — в рамках непреходящего беспокойства — обдумать создавшееся положение. Анализ не радовал: вопрос был поднят — и об его успешном положении, тем паче, под сукно, теперь и речи не шло. Для того чтобы питать иллюзии «в обратную сторону», я уже слишком хорошо узнал нравы заведения под названием «Рай». Да и Господа я узнал достаточно хорошо. Нет, постичь его трансцендентную сущность — как завернул-то, а?! — невозможно: на то она и трансцендентная. То есть: непостижимая. Но постичь эту трансцендентность не «вообще», а применительно к себе я уже мог: опыт-с. К сожалению, ничего хорошего это постижение мне не обещало. Пусть не сейчас, но в самом ближайшем будущем — это, как водится!

Господь, тем временем, закончил процесс самопостижения. Я нутром почувствовал: босс готов к объявлению приговора. Поэтому напрягался я не только внутренне.

— Ну, что ж, ОУО…

Напряжение достигло степени активного потоотделения: ОУО — да ещё без прилагательного! И всё это — под выразительную паузу, не поддающуюся расшифровке!

— … будем думать: вопрос — серьёзный.

У меня отлегло — всё и от чего только могло. С такой редакцией приговора я не мог не согласиться.

— Думать будем вместе, Ваше Святейшество!

Меня почтили — и я не отказывался думать. Тем более — «под таким соусом».

— Начинайте прямо сейчас!

— Слушаюсь, Господи!

И я выполнил строевой разворот. Знаю, что Бог не приветствует чинопочитания на рабочем месте — но это не моя вина: ноги сами развернулись — вместе со всем остальным хозяйством. И я не осуждал их за это: я понимал их…

Глава вторая

Информация о моём несостоявшемся падении разнеслась в мгновение ока. В прямом смысле: я не успел и глазом моргнуть. «Моргнул» Господь, в очередной раз доказавший, что он — строг, но справедлив. Правда, не всегда это у него получалось в меру. Прости мне, Господи, но, чаще всего, приоритет отдавался строгости. Может, Всевышний и не хотел этого, но так получалось. Почти всегда. Хотя с нами, ангелами, иначе нельзя: на голову же сядем!

Итак, я ещё не успел дематериализоваться из кабинета — а меня уже заждались глаза всех без исключения обитателей Рая. Я ведь не голословил, когда заявил Всевышнему: «секрет Полишинеля». Друзья — таковых, к сожалению, всегда меньшинство — искренне поздравляли меня с благополучным исходом… из кабинета Всевышнего. Масса, ожидавшая сенсации и не получившая её, отработала… собой: активно прогибалась при встрече с Его Святейшеством Надъархангелом ОУО, и неэкономно лучилась рабским подобострастием. Словом — всё, как у людей.

Что же — до пожелавших остаться неизвестными очень даже известных «доброжелателей», то я и сейчас не обманывался на их счёт. Несмотря на всю свою пакостность — а, может, благодаря именно ей — народ этот был всё больше серьёзный, которого одним неудачным заходом на цель не отвратить от задуманного. Они словно иллюстрировали собой — пусть и «идя от обратного» — слова одного земного поэта:

«Ничто нас в жизни не может

Вышибить из седла…»

Поэтому я не питал иллюзий ни относительно себя, ни относительно «доброжелателей», ни относительно формата нашего «творческого сотрудничества». Я был убеждён в том, что «добра» они будут «желать» мне ещё очень долго: всегда! Только впредь это будет несколько умнее — не в формате «кавалерийского наскока». Ребята поняли, что Господа таким убогим доводом не прошибёшь. И тут надо либо «охватить товарища работой», либо зайти на цель с «булыжником» поувесистей. Поэтому я не был столь наивен, чтобы тут же, не отходя от чина, начать «хоронить» своих недругов вместе с их замыслами. Именно замыслы исключали легковесность подхода: ведь это меня должны были «похоронить»!

И я не ошибся — хотя предпочёл бы обратное. И неважно, что подтверждение минорных прогнозов имело форму не знания, а догадки. Косвенные признаки были настолько явными, что тянули на прямые доказательства! Почти сразу «от исхода из Дома Господня» я стал замечать, как вокруг меня образовывается слишком много свободного пространства. И рассредоточивался народ как-то не штучно, а скопом. Вряд ли — в целях экономии времени, или по соображениям «врачебной» гуманности: «если резать хвост — то целиком, а не кусочками».

Дальше — больше: меня, Его Святейшество Надъархангела ОУО и Наместника Рая, перестали звать на заседания Тайного Совета! Даже — по вопросам функционирования райского хозяйства (в обход меня заслушивали отчёты моего заместителя архангела Мафусаила)! Особо Уполномоченная Особа уже никем не уполномочивалась! Мне перестали давать поручения! Пару раз я пришёл в урочное время — Тайный Совет заседал раз в неделю, по вторникам, как Политбюро ЦК КПСС времён Леонида Ильича Брежнева — и вдруг почувствовал себя незваным гостем.

Я сидел по левую руку от Господа — одесную по рангу сидел Надъархангел Иегудиил, как Заместитель Господа по общим вопросам — и не чувствовал локтя Всевышнего! Не то, что дружеского — даже руководящего!

А потом Тайный Совет вдруг начал заседать, «как Бог на душу положит». Вскоре я узнал: Бог и «положил». То есть, это была Его установка — чтобы исключить моё участие в заседаниях. Разумеется, Господь «пошёл навстречу пожеланиям товарищей». Не знаю, что он, там, наговорил членам Тайного Совета, но думаю, что ничего хорошего. Скорее всего — то же, что Сталин говорил на заседании Бюро Президиума ЦК относительно визитов Молотова и Микояна: «Почему они приходят на заседание? Мне неприятно их видеть!» А, если это и было не так — всё равно на итог не влияло: я перестал быть участником заседаний Тайного Совета. Нет, я не перестал быть членом де-юре — только на де-факто это обстоятельство никак не влияло.

Объясниться с Господом не получалось: он всё время либо «отсутствовал», либо был «занят неотложными делами». Херувимы — личная гвардия Всевышнего — с невыразимым сожалением косили глазами в сторону кабинета хозяина, давая мне понять, что Он — там, но «пущать не велено». Ребята искренне симпатизировали мне — но что они могли сделать: подневольный народ. В Раю симпатия поперёк Господу — хуже, чем кость поперёк горла. Можно лишиться не только должности, но и того, что к ней прилагается: самого себя. Хорошо ещё, если отправят на трудовую повинность в хоровой секстет под руководством конкурента-серафима. А то ведь могут и вовсе обезличить под лагерным номером. Или — того хуже: обменять на какого-нибудь полезного грешника у Сатаны. Увы: се ля ви!

Как ни старался я избежать недооценки «товарищей доброжелателей» — а не избежал! И всё — потому, что и вторая их попытка «низложить» меня была столь же неуклюжей, как и первая. Ну, может, чуть лучше. Как я узнал от своих друзей — а их у меня осталось всего трое: Надъархангел Уриил, Архангел Господства Гавриил и Архангел Порядка Мафусаил — мои «доброжелатели» слегка изменили тактику. Теперь они не утверждали, что я вступил в сговор с Прародителем Зла. Они «всего лишь» намекнули Господу на то, что я пропустил брак в Рай — и не исключено, что умышленно, пусть даже и по собственной инициативе, не согласованной с Князем Тьмы. Цель? Элементарно: подрыв авторитета Господа! Ведь, если он допустил появление бракованных душ в Раю — значит, Он либо не Всемогущий, либо не Всеблагой!

К таким моментам Господь всегда особенно чуток. Потому что это — Личный момент. Его Личный момент. Потому, что «доброжелатели» знали, куда бить и на что «капать». Именно из этих соображений они не ограничились «простым наездом» — и развили тему: стали намекать Господу на то, что я возгордился и не уважаю Его. Ну, прямо: «вознесу престол свой выше звёзд, и сяду одесную Бога»!

Поскольку в таких делах всё «идёт в кассу», ребятки затронули и мою женитьбу: «восставшие из мёртвых не женятся и не выходят замуж, а пребывают подобно ангелам на небесах» (Христос — саддукеям). Слава Богу — и совсем даже не образно — что на этот раз Он отработал за меня: поставил их на место. «ОУО не умирал и не восставал из мёртвых. Так что упрёк — «мимо кассы»!

Но ребята, если и смутились, то лишь для того, чтобы дальше уже не смущаться ничем. Они тут же задействовали тему опального Азазела: «Брак поступает ещё и потому, что руководство КПР — Колонии-поселения резерва — не справляется со своими обязанностями!» А кто «протолкнул» Азазела на эту должность? Надъархангел ОУО! Зачем ему нужен был свой человек? Смешной вопрос: затем, что… свой человек! Вот и пригодился!»

Этот довод, несмотря на всю свою неприязнь к Азазелу, Господь, к его чести, и вовсе «отбрил с порога»: «В огороде — бузина, а в Киеве — дядька! При чём тут КПР? КПР не отбирает и не фильтрует земной контингент, а работает по линии исправления!»

Я понимал своих «доброжелателей»: они не могли остановиться. Ведь проигрыш гарантировал им «ответную любезность» с моей стороны. Скажу честно, по-нашему, по-ангельски: за мной бы «не заржавело»! «Прости, Господи!» — это только в адрес Всевышнего! Все другие у нас в Раю — объект работы. Главное, чтобы выбирал сук по плечу — а сук у нас много! Поэтому у нас всё разрешается — как в земных боях без правил. Главное, чтобы не забывался. В смысле: помнил Господа.

И так же, как я — насчёт «товарищей», «товарищи» не сомневались насчёт меня. Я ни разу ещё не дал повода усомниться. Поэтому, если бы у них не вышло со мной, у меня обязательно вышло бы с ними. Уж, я своего бы не упустил — пусть и на чужой делянке! Увы, таковы правила игры… отсутствующие. Сейчас я ничего не мог сделать с ними: Господь оставил меня. Пусть и не как того Христа — но тоже мало приятного! Вот они и «пёрли буром»: ничего другого им не оставалось. Ведь, «при обратном раскладе», меня бы их крылышки на туниках не остановили! Уж, я бы «лампасы с галифе» у них посдирал — хоть и у того же Надъархангела!

Кстати — насчёт «крылышек» с «лампасами»: я дал ещё один повод для любви к себе. «Иерархия — так иерархия: во всём!» Эту идею мне не надо было внушать Господу: это — Его идея! Я всего лишь «вдохнул в неё новое содержание» — в порядке инициативы «в русле указаний Всевышнего»: предложил небольшое изменение в Устав. Отныне перед старшим по званию младшие ангелы обязаны были порхать и обесцвечиваться — вместо обычного «взять под козырёк». Поскольку, кроме равных мне по чину Иегудиила и Уриила, все остальные были рангом ниже, то даже члены Тайного Совета были обязаны теперь первыми отдавать честь мне — да ещё в такой форме! Ну, кому это понравится?!

Честно говоря, я шёл не только «в русле указаний»: надоели мне эти святоши до чёрта… у которого им — самое место! И хоть были бы святоши святы — а то ведь клейма ставить негде! И — не того, что от пробирной палатки с четырьмя девятками, или, там, Знак качества. В массе своей — люди… тьфу, ты: ангелы! — бесталанные, но амбиций — хоть отбавляй! А завистники — таким и земляне позавидуют! Вот, тебе — и «души ангельские»! А всё — потому, что политика — и в Раю политика! Со всей её классикой: «земляными работами под конкурента», «братскими объятиями» до полного удушения, функцией «доброжелателя» у уха начальства — по вопросу о том, насколько правильно ты «понимаешь политику партии и правительства». Всё — как на Земле. А поскольку на Земле один «друг, товарищ и брат» любому другому lupus est, то и в Раю играют по тем же правилам… отсутствующим.

Вопрос товарищеских отношений в Раю — вопрос принципиальный. Поэтому мне не оставалось ничего иного, как пойти на принцип. Но пошёл я на него лишь тогда, когда почувствовал, что мне эти товарищи — совсем не товарищи. Что хорошо обо мне сказать они могут лишь на похоронах. И то — исключительно в русле установки «De mortius aut bene, aut nihil»: «О мертвых — либо хорошо, либо — ничего». Да и вряд ли они не захотели бы подкорректировать установку: «… либо ничего хорошего».

Но, увы — это Рай! Здесь даже больше, чем на Земле, блюдут внешние приличия. Примерно, как в одной из песен Высоцкого, где «самый главный вурдалак встал у изголовья, и очень вдохновенно произнёс речь про полнокровие». Как и на Земле, здесь тоже принято скрывать радость от «невосполнимой утраты».

Коллеги верно истолковали мой замысел: и в Раю знают о том, что «угол падения равен углу отражения». Поэтому, если они и отошли — то на заранее подготовленные рубежи. И не для обороны, а для перегруппировки сил перед новой атакой. Я не сомневался в том, что теперь они будут действовать не просто умнее, а просто умно. А не сомневался я в этом потому, что товарищи, которые вовсе не товарищи, не предоставили мне должных оснований для сомнений. Зато они предоставили основания для их отсутствия — и в количестве много больше одного.

«Творчески развиваясь» и «подрастая над собой», мои конкуренты в борьбе за Господа вышли на качественно новый уровень: стали моими врагами. Семь высших ангельских чинов из числа моих «постоянных доброжелателей» в Тайном Совете и «примкнувший к ним» Надъархангел Иегудиил. Последний, к моему огорчению, на поверку оказался легко внушаемым, и по этой же причине легко ранимым. Товарищу не нужно было даже усердно напевать о гибельности для него моего соседства за столом у Господа. Иегудиил, обвыкшийся в сидении одесную Бога и доселе не имевший конкурентов в борьбе за симпатии Господа, уже только поэтому не мог не симпатизировать моим недругам. А когда у твоего уха на боевое дежурство бессменно заступают семь ртов «одинаковой политической ориентации» — тут и скала дрогнет! Иегудиил не был скалой. Он был нормальным ангелом: завистливым, ревнивым, эгоистичным, потенциально коварным. Устойчивость его симпатий имела только один адрес: самого себя. Господь — «вне конкурса»: Его надо любить — потому что… надо!

«Упразднение меня» стало теперь «смыслом жизни» и Заместителя Господа по общим вопросам. Но наиболее плодотворную идею о том, как культурно и гарантированно сделать это, выдвинул не он, а мой самый «преданный доброжелатель» министр-администратор Рая Иеремиил. Тот самый Ерёма, который трудился под моим началом заместителем по снабжению. Разумеется, «не вынесла душа поэта позора мелочных обид». Такого падения: из Иеремиила — в Ерёмы, и из министра-администратора — в снабженцы — «товарищ» не мог простить мне «по определению».

К несчастью, Иеремиил оказался не дураком. Во всяком случае, мозгами пройдохи он обладал. Как я узнал об этом? (Это — не о мозгах, а об идее). Ну, не от членов Тайного Совета, конечно: ребята старательно дистанцировались от меня. А в тех редких случаях, когда встречи было не избежать, свои грязные мысли они не менее старательно прятали за «добрыми» улыбками и мощным защитным экраном. Конечно, у меня ещё оставался стратегический резерв из трёх членов Совета: Уриила, Гавриила и Мафусаила. Мужики даже пытались отстоять моё доброе имя перед Господом — но куда, там!

К сожалению, я не зря уже поминал «образ и подобие»: прости, Господи — и до Тебя дошла очередь! Увы, но Господь… Ещё раз, прости мне, Господи — теперь это «увы», и этот предлог: поминаю ведь — и не всуе! Так, вот: в некоторых отношениях — не будем говорить за все — Господь — такой же, как и его творение человек. Признаться в собственных недоработках для непогрешимого вождя есть мысль недопустимая. Одна лишь мысль — не говоря уже об её претворении в жизнь! И поэтому Господь исподволь был готов двинуть торным путём: назначением козла отпущения. И именно поэтому семена, которые высеивал Ерёма при активной поддержке соратников, падали не на каменья.

Мысль сего пройдохи была простой — и, вместе с тем, оригинальной. Покопаться в его мозгах я не имел возможности: защита — но зато я имел возможности «подключиться». Точнее: не имел — а заимел. За это мне следовало благодарить Главного херувима и одновременно Начальника личной охраны Господа Исраила. Этот херувим, несмотря на свой классически устрашающий вид, по отношению ко мне оказался существом предобрейшим. Уж, не знаю, что тому послужило — но только парень всегда был готов пойти мне навстречу — и даже без встречного движения с моей стороны.

Вот и сейчас я «не выходил из пункта Б». Не из скромности: из-за характера просьбы. Ведь по причине безвыходного положения я намеревался покуситься на святая святых: «тайну совещательной комнаты». Проще говоря, я вознамерился «поприсутствовать» на заседании Тайного Совета. К этому меня вынуждало то, что в последнее время Господь начал проводить заседание в отсутствие не только меня, но и моих друзей-«тайносоветчиков». Для каждого вдруг находилось срочное дело — и как раз в момент совещания! Я не мог не отдать должное усердию «доброжелателей»: исключали «утечку» они исключительно компетентно.

«Предостережён — значит, вооружён!». Я должен был знать обо всём, что умышляют против меня. Мне ведь полагался ответный ход — а ещё лучше упреждающий удар. Под ход следовало найти выход. И я нашёл его: выходом стал… вход в кабинет Господа! Теперь оставалось подключить Исраила.

Но тут — сразу же закавыка: сказать об этом прямо нельзя! И не потому, что «дураков нет». Точнее — не только поэтому: я не собирался рвать с Начальником охраны Господа. Дружба дружбой — но я ещё держал херувима про запас, в стратегическом резерве, на самый крайний случай.

А потом я вдруг подумал: случай — если и не крайний, то, как минимум, близкий к краю. Я ведь могу додержать Исраила в резерве до того, что мне уже и не потребуются никакие резервы. И я решился. Нет, я не пошёл к Исраилу: я всего лишь прошёл мимо. Но не просто так, а, предварительно сняв защиту с мыслей. Расчёт был простой: если херувим захочет мне помочь — сам выйдет с инициативой. А, если не захочет, то мне, тем более, ни к чему «проявляться». Херувим просто «сделает морду кирпичом» — да и я «просто шёл мимо»! Так и разойдёмся: он — с «мордой», а я — мимо!

По счастью, я не ошибся ни в расчётах, ни в отношении херувима. Исраил оказался человеком — пусть и херувимом. Нет, как умный человек… то есть, херувим, Исраил ничего мне не сказал. Он тоже «прошёл мимо»: всего лишь снял защиту с мысленепроницаемых стен Дома Господня.

Не со всех, конечно: «дураков нет». Да и не со всей стены — а с её ничтожного кусочка, размером в микроскопическую долю микрона, неуловимую даже в микроскоп. Но этого миллимикрона мне хватило для того, чтобы настроиться на одну из частот. Теперь кабинет Господа был у меня «на связи». Я «прислушался» — и не пожалел о своей отваге, граничащей с безрассудством: разговор стоил того…

Глава третья

— Кто будет докладывать вопрос?

Я не имел «картинки», но не узнать голос Всевышнего — это у нас больше, чем «несоответствие занимаемой должности». За неуважение к Господу — а именно так Законом о богохульстве квалифицируется это преступление — виновный «подвергается» вплоть до изгнания из Рая. И не в КПР: прямиком на Землю!

— С Вашего позволения, Всевышний — я.

«Иеремиил!»

— Вопрос с выполнением плана по набору земного контингента продолжает стоять. И по-прежнему — остро.

«Вопрос с выполнением плана»?! Ты-то — каким боком этого вопроса?!»

В очередной раз я не мог не отдать должное усердию недругов. Да, основательно они взялись за меня… через уши Господа!

— Как ни обливается кровью моё сердце…

«Отсутствующее!»

— … скажу больше, Господи: выполнение плана — под угрозой срыва.

«Ну, артист: столько неподдельного, хоть и поддельного, драматизма! А как дрожит голос! Наверняка, и слезу дал!»

— И что, все возможности исчерпаны?

В голосе Всевышнего прозвучала неподдельная озабоченность: с той поры, как я появился в Раю, план для его обитателей — «священная корова». И Господь в этом отношении — «в плане плана» — не составлял исключения.

— Все имеющиеся…

«Какая странная пауза!».

— … здесь!

Внутри у меня всё похолодело: я ведь ангел только по должности. Во мне есть, чему холодеть. Да, и было, отчего. Я ещё не понял, откуда идёт опасность — но уже понял, что она идёт.

— Продолжайте! — не дал сформироваться новой паузе Всевышний. Хотя, голову даю на отсечение, что Иеремиил уже приступил к её формированию, заодно торжествуя под маской невыразимой, но всё же выраженной скорби.

— Слушаюсь, Господи!

На этот раз Иеремиил заместил дрожь в голосе качественным подобострастием — я чувствовал это даже «из-за тучки». Да, парень знал своё дело — по вопросу чужого! Во всяком случае, характер Господа он постиг основательно — и непостижимость самого Господа не помешала ему в этом. Увы, Всевышний «очеловечивался» не только по тем направлениям, которые приветствовались мной.

— Моя мысль, Господи, является концентрированным выражением взглядов всех Ваших слуг, сидящих за этим столом.

«Молодец, сволочь: лучшее средство индивидуальной защиты — коллектив!»

— Ну, это можно было и опустить!

«Ай, да, Всевышний: всё же определил Ерёму на место! И правильно: не лукавь перед Господом своим!»

— И в мыслях не было, Господи…

Голос Иеремиила дрожал настолько качественно, что, как минимум, иносказательно его хозяин уже стоял на коленях.

— Просто я хотел выразить… выразиться…

— … выразиться просто! — под явную усмешку закончил за Ерёму Всевышний. — И это Вам удалось! А теперь, может, мы перейдём к сути? Вы не возражаете?

— Как можно, Господи?!

Министр-администратор наверняка и не искал скрытые резервы для усиления дрожи в голосе: сами нашлись и открылись. Об этом я мог судить уже по одному «процентному содержанию».

— Я пришёл к мысли… мы пришли к мысли…

— … Мысль пришла к вам, — вновь «отсмеялся последним» Всевышний. Что за умница — при всех своих недостатках! (Прости, Господи, ибо не ведаю, что творю!).

— Виноват, Господи: это — от волнения и искренней озабоченности делом…

«Не заигрывайся, Ерёма — не то доиграешься!».

— Ну, это понятно! — опять, судя по голосу, не поскупился на ухмылку Всевышний. — Только — что, там, насчёт мысли? Готовы ли Вы поделиться нею? И могу ли я надеяться на то, что это произойдёт ещё сегодня?

— Виноват, Господи!

Судя по тому, как «вытянулся во фрунт» голос Иеремиила, я не сомневался в том, что и его хозяин уже «отрабатывает в строю».

— Разрешите доложить?

— Докладывайте!

— Слушаюсь, Всевышний! Докладываю мысль: выполнению плана по набору контингента для Рая мешает разнобой в представлениях об Аде!

— Разнобой в представлениях?!

Пауза не только образовалась, но и затянулась. Господь ушёл в себя — за советом — и сделал это основательно. Не знаю, как, там, члены Тайного Совета — но здесь я непритворно извертелся на пупе. Да и чего мне притворяться, если самочувствие — как у героя песни Высоцкого: «Сегодня жизнь моя решается: сегодня Нинка соглашается»?!

— А что: пожалуй!

Я вздрогнул: Господь «вышел из подполья», как всегда, первым.

— Интересная мысль! Но — что Вы можете предложить в её развитие? Вы можете что-нибудь предложить?

— Да, Господи!

«Дзинь!» — натянутой струной звякнули мои нервы.

— Предлагайте!

— Предлагаю, Господи: для устранения разнобоя необходима унификация взглядов!

— Унификация взглядов?!

Я как-то сразу почувствовал, что на этот раз Господь не удалится в себя. Ну, вот — какое-то шестое чувство, или, какое, там, по счёту. И оно — чувство — меня не обмануло: Господь «вышел в эфир» почти без паузы.

— Отличная идея! А — в её развитие?

— Нужно скоординировать усилия с Сатаной — да простит мне Всевышний поминание имени Врага рода человеческого!

Прощения Ерёма просил обоснованно — только обосновывал его не тем, чем надо. Бог с ним, с «поминанием имени»! Главное — и единственное — за что надо было извиняться: намёк на равносубъектность Господа и Сатаны. Вот это действительно стоило и «мокрых штанов», и преклонённых колен! Скажи Ерёма такое Господу не под настроение — и не избежать ему оргвыводов… в двери! Возможно даже — за пределы Рая: учиться вежливости, а заодно — уму.

Я отчётливо расслышал барабанную дробь. Нет, не в помин души «безвременно отставленного» Иеремиила: по столу. Так классно выбивать пальцами дробь у нас в Раю мог только Всевышний. Научил его этому я. Ну, как научил: я делал — а он «перенимал опыт»! Правда, я никогда не намекал на свою причастность к этому: не искушай Господа своего! И то: не ровён час, неправильно истолкует!

— Согласен.

Даже отсюда я расслышал, как члены Тайного Совета дружно перевели дух. Точнее: перевели духом воздух — так, как переводят добро на то, что ему противоположно. Потому что дух они переводили из всех наличных отверстий — и даже отсутствие пищеварительного тракта не помешало им испортить воздух… тоже отсутствующий.

— Насколько я понимаю, нам потребуется человек… ну, кто-то для выполнения этой миссии?

Я тоже испортил воздух — уже со своей стороны: как-то сразу понял, что Господь уточнил для проформы.

— Да, Господи!

— И насколько я понимаю, человек этот — человек?

— Да, Господи!

— То есть, Надъархангел ОУО?

— Хм…

Иеремиил неожиданно поперхнулся — и вряд ли слюной. Возможно, ему что-то показалось в голосе Всевышнего — в том смысле, что «не показалось». Не исключено, что в этот момент Ерёма уже проклинал себя «за мужество и героизм, проявленные в выпячивании себя». А всё — потому, что «неисповедимы пути твои, Господи!». Всевышний мог попросту заманивать простодыру-доносчика в ловко раскинутые сети: как контрразведчик, Господь не знал себе равных. Как минимум — в пределах Рая и его окрестностей.

— Я жду ответа, товарищ Иеремиил!

Обращение было использовано Господом, разумеется, в шутку: тоже у меня перенял. В Раю не в ходу обращения. Здесь нет ни «товарищей», ни «господ» — за исключением Одного, Который с заглавной буквы. Поэтому использовалось оно всегда в ироническом ключе. Исключительно для того, чтобы дополнительно обесцветить непосредственно объект работы. Должен сказать: приём действовал безотказно и с высокой эффективностью.

— Виноват, Господи! ОУО… Виноват: Его Святейшество Надъархангел ОУО — единственная подходящая кандидатура.

— Почему?

— Потому что нужен человек, которому Сатана мог бы полностью довериться. Тем паче — в таком деле…

Многоточие было настолько выразительным, что я как-то сразу понял: сейчас состоится «убой Господа убойным козырем». Как пелось в одной детской песенке: «Предчувствия его не обманули».

— … И ещё, Господи… Сатана ведь запросто может не пойти на контакт с Вами. Я уже не говорю об ангелах, независимо от их чина и должности: на нас он плевать хотел! Только с одним человеком он захочет иметь дело: с ОУО.

Ерёма «топил» меня, как минимум, оригинально: поднимал на пьедестал, чтобы тут же низвергнуть. Не зря же сквозь «цветы у подножия» всё время проглядывали «траурные венки от товарищей по работе».

Господь опять ушёл в отсутствие. Как бы там ни было — а он был порядочным человеком… Ну, не человеком, конечно, но… понятно, кем… И он, конечно, не мог не понимать, что сейчас меня «топят» — и не просто у него на глазах, а его же руками! В любой другой обстановке Господь поставил бы этих типов на место. На моё место — место «объекта утопления». Но сейчас обстановка была не «любая другая» — а та, что была. Проще говоря, «здесь вам — не тут!». И у Господа был прямой интерес в эксплуатации моих положительных качеств. Даже — ценой уступки отъявленным негодяям и Личным Слабостям.

— Хорошо, я переговорю с Надъархангелом ОУО. Все свободны.

Даже звук задвигаемых стульев не помешал мне расслышать тяжкий вздох Всевышнего. Я ведь не зря говорил, что он — порядочный человек. Только, что мне с его порядочности?! Лучше бы он непорядочно послал их всех «на три буквы»!..

Душа моя решительно отправилась в направлении пят, голова не менее героически отвисла — и вот таким некондиционным я был отключён от канала «оператором» Исраилом. Кроме отвешивания соплей, мне оставалось лишь поблагодарить херувима за дружеское участие во взломе систем защиты Дома Господня. Разумеется — не вслух: я опять ««проходил мимо». И, вот ведь — какой человек, этот херувим! Даже невидимый мною, Исраил адресовал мне очередной сочувственный взгляд с пожеланиями формата «если смерти — то мгновенной, если раны — небольшой».

Я почувствовал этот взгляд — с «сопроводительной запиской» — даже не спиной: нутром. Для «оптимизма» у нас обоих имелись все основания: судьба, похоже, делала очередной крутой поворот — и «хвататься за руль» не имело смысла. Тем паче, что и «рулил» не я…

Глава четвёртая

— Свят, свят, свят, Господь Вседержитель! — доложился я — по прибытии и по Уставу. — Надъархангел ОУО по Вашему приказанию явился!

Я не оговорился: именно «явился», а не «прибыл». В Раю — своя специфика. Это на Земле мне обязательно сделали бы внушение формата: «Являются черти или святые — а военнослужащие прибывают!» Но в этом-то — и суть. Именно потому, что я — святой, пусть не по рождению, а по должности — мне и положено являться. И не только де-факто, но и де-юре: в порядке отчётности. По Уставу, то есть.

— Проходите, ОУО.

У меня душа опустилась ниже уровня… пяток: «ОУО»! Всего лишь «ОУО!». Да, брат: плохи твои дела!» А ещё этот взгляд… отсутствующий… в столешницу. Впервые на моей памяти Господь убегал глазами: дурной признак. От его дурноты и мне стало дурно.

— Садитесь.

Сел. Жду — и не столько продолжения, сколько приговора. Мужественно пытаюсь… дать мужество. Ну — хотя бы не выдать свою осведомлённость. Почему «мужественно» и почему именно «пытаюсь»? Так ведь блокировку не включишь: Господь сразу же догадается, что дело — нечисто, пусть даже Нечистый к этому делу не имеет никакого отношения.

— Такие, вот, дела, уважаемый ОУО…

Хорошенькое начало! У нас на Земле подобными словами обычно предваряется оглашение приговора — под сочувственный взгляд и разведённые руки: «ну, что я могу сделать?». Но я продолжаю давить из себя мужество — как бы ни было трудно давить то, чего нет.

— Да-а…

Ну, Господи, выходит, не у одного меня не хватает духу — чтобы всё, как на духу!

— Тут у меня заседал Тайный Совет…

— В моё отсутствие, — безмятежно глядя на Господа, снагличал я. И тому, и другому — и безмятежности, и наглости — помогло, по крайней мере, одно существенное обстоятельство: Господь старательно абстрагировался от меня в столешницу. Вот, оно, тлетворное влияние человечества — в моём лице! Но сейчас это было мне на руку — и особенно, на глаза: я мог «расстреливать» Господа взглядами в упор и очередями, не опасаясь даже одиночных «выстрелов в ответ».

— Видите ли, уважаемый ОУО, — неподдельно закашлялся Всевышний. — Это было не, чтобы заседание… Скорее — визит отдельных членов…

«Гляди, ты: выкрутился! Молодец!»

— Люди… То есть, ангелы всерьёз обеспокоены состоянием дел с пополнением контингента…

— Разрешите вопрос, Господи?

— Да, конечно.

— А почему они так сильно обеспокоены состоянием вопроса чужой подведомственности?

— ???

Значит, я «не промахнулся»: словарного запаса у Господа не хватило даже на звук «а».

— Охотно готов разъяснить Ваше недоумение, Господи! — снизошёл я, не столько к недоумению, сколько к формату реакции. — Ну, ладно, Надъархангел Иегудиил. Он — Ваш Заместитель по общим вопросам, и вполне может объяснить свою заинтересованность тем, что этот вопрос — так сказать, «вообще». Но остальные-то — с какого боку? У каждого из них — свой участок работы, нигде не пересекающийся с моим! Например, после ввода в эксплуатацию уже первой очереди Рая, министр-администратор Иеремиил полностью вернулся к своим уставным обязанностям! Мы с ним нигде не пересекаемся: вопросами снабжения, а в широком смысле — тыла, у меня занимаются совсем другие люди… в смысле: ангелы! И Ангел Порядка Мафусаил справляется с обязанностями зампотеха и зампотыла ничуть не хуже!

— А почему Вы упомянули именно министра-администратора?

Вот и недооцени Господа! Только о недооценке в моём случае и речи не шло. Я не «прокололся»: слово моё не притязало на сомнительные лавры неуловимого воробья. Просто Ерёма был наиболее ярким примером «самого близкого друга».

— Так ведь — «доброжелатель номер один», — не растерялся я, и даже позволил себе усмехнуться. В меру, конечно: «не искушай Господа своего!».

— Ну-у… — растерялся за двоих Всевышний.

— Полностью с Вами согласен, Господи! — ещё раз обнаглел я. И правильно сделал: «Помирать — так с музыкой!». С той самой: «Врагу не сдаётся наш гордый „Варяг“, пощады никто не желает!». — Вы совершенно правильно определили характер его отношения к этому вопросу. Нет у него объективных причин для интереса! Что-то раньше я не замечал в нём общественника с повязкой на рукаве! Товарищ, если и надрывался под бременем ответственности, то всё больше материальной. И всегда — в одну сторону: не из дома, а в дом!

— Хм…

Это Господь не хмыкнул, а прочистил горло — от очередного смущения: министр-администратор тащил ведь не только в свой дом. Не будем говорить, в чей именно — но это был… Прости Господи, ибо не ведаю, что творю!

— И ещё, Господи…

Я уже начал разворачивать фразу — и тут задумался: а стоит ли продолжать? Ведь продолжение — чревато! Но уже в следующий момент я вспомнил: меня же вызвали на оглашение приговора! Так, что: «Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»!

— … Зачем на меня вешать чужих собак?