Оглавление

0. Дневник

Мы зарождаемся в пробирках.

У нас нет родителей. И никогда не будет детей.

Мы не знаем, что такое любовь.

Виола написала три строчки в своей тетради и густо зачеркнула их. Прямые линии. Рваные росчерки. Спиральные круги. Не годится. Буквы всё равно проглядывают. Тетрадь теперь нужно уничтожить.

Опасные мысли нельзя излагать на бумаге. Один неверный шаг, и тебя заподозрят в отклонении. Детей с отклонениями утилизируют. Даже если после инкубатора они прошли первую медкомиссию и их признали «нормальными».

Виола знала, что она ненормальная, не такая как остальные. Об этом нельзя говорить, об этом нельзя писать. Но странные сны продолжают ей сниться, и от них не спрятаться, их не забыть.

Сначала они врывались к ней размытыми картинками, обрывками, мутными силуэтами. Но чем старше Виола становилась, тем отчётливее приходили видения.

Тогда Виола начала рисовать. Изображения в альбоме давались ей легко и снимали часть гнетущего груза. И карандашные наброски ни у кого не вызывали вопросов.

«Эта девочка хорошо рисует», — говорили про неё педагоги.

«Ей нужно налегать на творческие дисциплины», — вторили им врачи, изучающие мозговые процессы.

Чего хочет сама Виола, никто не спрашивал. В Обществе никто не интересуется желаниями детей. А Виола мечтала стать нейробиологом. Мечтала исследовать мозг и нервную систему, разбираться в том, что у людей в головах. Понять, что в голове у неё самой. И изобрести чип, отключающий чужие воспоминания.

После ужасной пандемии двести лет назад люди ослабли, но выжили. Всеобщая вакцинация спасла часть населения Земли, но сделала её бесплодной. Когда учёные изобрели первый ДНК-инкубатор для массового использования, наука и медицина скакнули вперёд. Следом появилась сыворотка молодости, на которую мог заработать золотых коинов любой трудящийся гражданин Общества. И применяя сыворотку, трудиться ещё дольше. Зарабатывать большее количество коинов на большее количество сывороток.

Людей стали клонировать. Но выращивать сразу больших и взрослых особей оказалось экономически невыгодно. Из инкубатора доставали девятилетних детей. Как если бы они рождались и росли естественным путём. Инкубатор выращивал такие образцы всего за десять месяцев. Популяция людей быстро восстанавливалась.

Дети, появляясь на свет, уже могли говорить, ходить, самостоятельно есть и одеваться. Ещё за девять лет они успевали научиться всему остальному, проявить себя, сдать профильные экзамены и получить профессию.

Генная инженерия развивалась. Клонологи вносили небольшие отличия в каждый экземпляр. Клонированные люди никогда не повторяли с точностью свою предыдущую версию. Новым поколениям присваивали другие имена и фамилии, а информация о коде ДНК хранилась в секрете.

Дети из инкубаторов не помнили прошлые жизни своих оригиналов. Не должны были помнить.

Виоле оставалось учиться полгода. Ей уже семнадцать лет, она в выпускном классе школы-интерната, которая на седьмом уровне.

«Это престижно», — не уставали напоминать учителя.

«Это перспективно», — соглашались ученики.

Виола грезила, что удачно сдаст необходимые экзамены и получит приглашение на работу в крупнейшую фармацевтическую компанию Конгломерата.

— Ви, ты слышала, Джои и Лу отправили на утилизацию? — раздалось над ухом замечтавшейся Виолы.

Ксана подошла неожиданно.

Ксана — не друг, но она всё время рядом и всё время что-то рассказывает.

В этом сезоне у неё ярко-жёлтые волосы, подстриженные до плеч. И когда Ксана делится очередными новостями, её сочные пряди словно загораются, возвещая всех вокруг: «Внимание, внимание, тут свежие сплетни!»

— Как это? За что? — удивилась Виола.

Джои и Лу — тоже в выпускном классе. Им оставалось совсем чуть-чуть до окончания школы. Виола их часто видела на совместных уроках. Джои отличалась высокой эрудицией и любознательностью, Виола могла бы с ней подружиться, но Джои слишком любила общаться и гулять, а Виола предпочитала тишину и укромный угол библиотеки. Лу выглядел спокойным мальчиком, и он добился лучших спортивных результатов. Тренер хотел даже отправить его на соревнования сборной, проходящие на восьмом уровне.

— Их застукали в подсобке за столовой. Представляешь, говорят, они там тискались. — Ксана хихикнула. — Прямо вот кожа к коже соприкасались. Руками и даже лицами! Фу!

Ксана скривилась как от съеденного лимона, а Виола почувствовала, как краской наливаются её щеки. Виола не очень любила свою белую кожу, ведь на ней в каждой неудобной ситуации тут же выступал предательский румянец. А ещё мелкие веснушки расползались от переносицы.

История Джои и Лу казалась невероятной. С виду нормальные ребята и вдруг попались на таком серьёзном нарушении. Любые телесные контакты запрещены среди детей.

— И что? — переспросила Виола. — Их, правда, утилизируют?

Ксана пожала плечами.

— Их сейчас допрашивают по отдельности, а потом заберут в ДэПэДэДэ.

Виола нахмурилась, не понимая.

— Департамент по делам детей, — устало расшифровала Ксана. — Может, и не утилизируют, а сошлют на третий уровень без сертификата зрелости. Но долго они там не проживут.

Прозвенел сигнал окончания перемены.

Следующим по расписанию шёл урок изобразительного искусства. Виола на нём всегда отдыхала, чувствуя себя в своей стихии. Она быстро выполняла задания учителя, и всё оставшееся время посвящала своим наброскам в альбоме.

— Флауэрс опять принялась за свои страшные картинки, — смеялись ребята с дальних парт, видя, как Виола быстро заштриховывает тени.

На альбомном листе появились две фигуры. Они стояли спиной перед широкой рекой. У девушки длинные волосы развивались на ветру, а юноша в руках держал сорванный цветок. Эти фигуры появились из простых линий карандашом. Но Виола ещё помнила как дул тёплый ветер, помнила рябь на поверхности воды и расходящиеся круги в месте, куда юноша бросил туда камешек. Виола помнила, как в этом сне не было никаких уровней, никаких экзаменов и переживаний о карьере. Не было самого Мегаполиса. Вокруг лишь зелень травы, шелест листвы и пение птиц. Аромат запретной свободы.

Карандаш Виолы завис над бумагой. Слова рвались из неё потоком. Но их нельзя записывать сюда. Что же делать?

— Я загружаю все свои конспекты на сервер, — обронил как-то один мальчик в столовой. — Зашифровываю их, чтобы никто не смог открыть.

Тогда Виола подумала, что это излишняя предосторожность. Её конспекты всегда были с ней в тетрадях и учебном планшете.

Но что если на сервере можно оставить анонимные записи, закодированные от чужих глаз?

Этот вопрос не давал ей покоя до следующего дня.

Утром она встала пораньше и перед первым уроком зашла в библиотеку. Компьютерный класс пустовал. Идеально.

— Можно мне доступ на дальний компьютер у окна? — вежливо попросила Виола администратора.

Женщина подняла бровь.

— В углу который?

Виола кивнула.

Привет, дорогой дневник.

Я хочу рассказать тебе о моих тайных мыслях, которые пугают. Но ты не должен испугаться, дорогой дневник. Забери с собой мои терзания. И возможно, мне станет легче. Может, моё безумие остановит своё развитие.

Каждую ночь я вижу разлом, и он всё ширится.

Мир вот-вот развалится.

Каждую ночь я слышу, как он трещит по швам, как надрывается в тонком месте. И некоторые его куски готовы улететь в обрыв.

Мы зарождаемся в пробирках.

У нас нет родителей. И никогда не будет детей.

Мы не знаем, что такое любовь.

Мы не помним свои прошлые жизни. Но я, кажется, вспоминаю. Либо схожу с ума.

Я никогда не нарушала правил, но к голове приливает кровь, и я ловлю себя на странных размышлениях. Я хочу ощутить свободу, я хочу гулять по земле. Настоящей твёрдой почве, а не искусственных дорожках на нашей аллее или рулонных газонах, раскатанных садовником.

Я хочу увидеть бескрайнее небо, а не его кусочки, проглядывающие через другие уровни.

Сейчас я в выпускном классе и моя история подходит к концу. Я не знаю, что будет со мной дальше.

Мир вот-вот развалится.

Если я выживу, дорогой дневник, я напишу тебе снова.

1. Новенький в классе

Виола дописала последнюю фразу и заархивировала файл. Он автоматически улетел на серверную папку с закодированным названием. Уроки информатики не прошли даром.

«Надеюсь, тебя никогда не найдут», — мысленно сказала Виола улетевшему архиву. Она очистила историю своих действий за последний час, завершила сеанс и покинула библиотеку. Нужно спешить на математику.

Виола шла по длинному коридору, постоянно отдергивая вниз короткую юбку платья. Но от быстрой ходьбы, она снова задиралась. Узкие рукава и облегающий плотный лиф так же сковывали движения и доставляли неудобства. Можно было надеть что-то другое, но такие тесные платья сейчас в моде у девочек выпускных классов, а Виола не хотела выделяться из толпы.

«Не выделяться» — такое кредо у Виолы. Именно поэтому она носила красные волосы. Она уже не помнила свой настоящий цвет, но с тех пор, как в школу просочилась мода на пёстрые прически, она так и осталась с красным цветом. Иногда он приобретал морковно-алый тон, иногда, наоборот, более винный. Но в любом случае все оттенки красного удачно гармонировали с её голубыми глазами и тонкой белой кожей.

Виола успела заскочить в класс за пару минут до звонка.

Мисс Чен, учительница математики, зашла как всегда под ритмичный стук собственных каблуков. Сегодня она оделась в костюм пурпурного цвета с глубоким декольте.

Учительница окинула учеников оценивающим взглядом, дотронувшись до своих больших очков в тонкой оправе, которые носила для стиля, а не из-за плохого зрения. Следом за учительницей в класс вошёл неизвестный кудрявый парень.

— Дети, здравствуйте. Познакомьтесь, новый ученик нашей школы — Винсент Джонс. Он только вчера вечером прибыл в наш кампус, сегодня у него первые уроки.

Новенький стоял неподвижно, аккуратно оглядывая класс своими огромными серыми глазами. А все в классе в ответ рассматривали новенького. Его каштановую копну волос, мягкими витками обрамляющую миловидное лицо, его чистую светлую кожу, которой обзавидуется любая девушка, его блеклую футболку, болотного цвета толстовку и тёмные свободные штаны, похожие на старомодные джинсы.

— И да, мистер Джонс, — снисходительным тоном продолжила мисс Чен. — Наша школа даёт своим воспитанникам свободу. Порой слишком большую. В том числе и в выборе одежды… Но попрошу вас в будущем придерживаться общих тенденций. Мешковатость и серость у нас не в почете, мы же не на каком-нибудь третьем уровне. Мы на седьмом! — гордо отметила она. — Наша школа растит граждан с большим потенциалом, а не пищу для варксов.

По классу пробежали смешки:

— Пища для варксов!

— Вот болван!

— Кто так одевается?!

Несмотря на такое скверное приветствие на лице у новенького отображалось полное безразличие. Он внимательно выслушал учительницу и, ничего не ответив, занял свободное место за партой. Винсент Джонс казался слишком спокойным и даже немного уставшим для подростка.

«Я бы сгорела со стыда на его месте», — подумала Виола, уткнувшись в учебный планшет.

Она сидела в среднем ряду и весь урок украдкой наблюдала за новеньким, который занял место у окна чуть впереди. Джонс почти не прикасался к планшету и ничего не записывал в рабочую тетрадь. Даже на учительницу он не поднимал взгляда и не слушал её. Весь урок кудрявый парень задумчиво рассматривал собственные руки, сжимая и разжимая кулаки.

Урок закончился, и ученики вылетели из кабинета. Виола чуть задержалась в коридоре, пытаясь проследить, куда пойдёт молчаливый новичок. Но когда толпа учеников рассеялась, Джонса нигде не было.

Виола немного огорчилась и поспешила на свою любимую биологию. Мистер Хаджессон обещал интересную лабораторную работу, нельзя было опаздывать.

На биологию новенький не пришёл.

Зато там проводилась диссекция пустынного хорька.

Каждый из учеников под контролем учителя смог сделать вскрытие, вытащить и разобрать основные внутренние органы мелкого грызуна. Виола восхищалась анатомией и сразу записалась на все дополнительные занятия. Но её восторг разделили не все одноклассники.

— Фу, потрошеная крыса, — взвизгнула Трейси, девочка со смуглой кожей, янтарно-карими глазами и лиловыми прядями.

— Не крыса, а пустынный хорёк!

— Да какая разница, меня сейчас вырвет…

Трейси скорчилась так, что никто не стал задерживать её на уроке.

— Мистер Хаджессон, а это пустынный хорек из настоящей пустыни? — раздался голос ученика с последней парты. Глен-выскочка, узкоглазый мальчик с пепельно-белыми волосами.

— Нет, этого зверька вырастили в нашей лаборатории, как и всех его предшественников, — не отрываясь от проводимой диссекции, ответил учитель.

— А чудовищ мы препарировать будем? — не унимался мальчишеский голос.

— Нет, мистер Ли. Этим вы займётесь самостоятельно, если после экзаменов успешно попадёте в фармацевтическую лабораторию, — устало ответил учитель.

До конца дня Виола больше не встречалась с новеньким, как и на следующий день.

Неужели у них по расписанию больше не совпал ни один урок, или загадочный Джонс просто сбежал? В первый же день.

По пятницам совмещенный урок обществознания и истории проводился в большой аудитории для нескольких параллелей. Виола пришла чуть пораньше, чтобы занять место поближе к лектору. Она не отличалась хорошим слухом, а эти предметы ей нужны для выпускных экзаменов.

Лектора ещё не было, но зато вокруг его стола собралась группа парней. Виктор Блэк, негласный лидер всей параллели выпускных классов, вальяжно сел на преподавательский стул. Его свита выстроилась у него за спиной: Глен, Альфред и Тони.

Виола сначала не придала значения их собранию. Они часто выкидывали нечто подобное. Но на пороге появился новенький, и всё встало на свои места.

— Эй, Винсент, — ласково пропел Виктор, и его приспешники прыснули от смеха. — Подойди к нам, давай познакомимся.

Виола замерла.

Остальные в классе тоже умолкли, направив взгляды на кафедру. Новенький же, сохраняя самообладание, подошел к ребятам. На нём снова надеты свободные штаны темного цвета, а вот толстовку сменила тёмная рубашка из плотной ткани. Длинные рукава, закатанные до локтя, обнажали жилистые предплечья.

— Винсент, Винсент, — нараспев повторил Виктор. — Нам с ребятами очень интересно, откуда ты такой взялся.

Новенький молчал.

Он заходил в аудиторию ссутулившимся, сейчас же вытянулся во весь рост, но его лицо по-прежнему выглядело равнодушным.

— Ты что, немой? — не выдержал Виктор и заржал вместе со своими дружками.

— Нет, — ответил Винсент.

Это короткое слово заставило всех снова умолкнуть и приковать своё внимание к новенькому. Виола поняла, что сейчас впервые услышала его голос, такой бархатистый, полный глубины, столь несвойственной мальчишкам его возраста. Даже у Виктора, высокого широкоплечего красавца, до сих пор проскакивали визгливые нотки ломающегося голоса.

Когда временная завеса очарования спала, Виктор продолжил допрос:

— Вот скажи, почему ты такой кудрявый? Это какая-то химия, завивка?

— Нет, это генетика. Ген кудрявых волос доминантный. Но даже в наше время он самый редкий, проявляется всего у пятнадцати процентов населения. Поэтому я могу понять ваше удивление.

Виола сидела зачарованная то ли мелодичным звучанием голоса новенького, то ли тем, что он говорил о генетике. Но если он так хорошо разбирается в этом вопросе, то почему тогда не ходит на биологию? Или как раз поэтому? Он всё знает, и ему там скучно?

Кто же ты, Винсент Джонс?

— Как ты к нам попал? — продолжал Виктор. — Кто меняет интернат в середине выпускного класса?

— Мои родители погибли, — тихо, но твёрдо ответил Винсент.

Голос его не дрогнул. Для остальных же эта фраза громом раскатилась по аудитории. Все снова оцепенели.

Родители… погибли. Родители…

В школе-интернате учились дети, зачатые в пробирках и выращенные в стенах лаборатории. «Родители», — какое чуждое слово для их ушей.

Виктор озвучил общий вопрос:

— В каком смысле, то есть ты не из другого интерната?

— Нет. Я был на домашнем обучении.

— У тебя были опекуны?!

— Да.

Не дождавшись остальных вопросов, Винсент развернулся и прошел на ученические ряды.

Виола вздрогнула от неожиданности, когда новенький сел на скамейку рядом с ней. Он тут же сделался виноватым.

— Тут не занято же? — спросил он, привставая.

— Свободно, — кивнула Виола и покраснела от того, что её голос прозвучал слишком пискляво.

— Добрый день, дети! — возвестил о своём приходе мистер Фрейзер-Хоффман.

Он уже стоял на кафедре и без лишних предисловий начал:

— Сегодня мы с вами вернемся на двести лет назад, вспомним начало пандемии, победу над ней, создание Конгломерата…

— А про чудовищ расскажите? — крикнул Глен с последнего ряда.

— Да, мистер Ли, и про чудовищ расскажу.

***

— И про миллионы унесенных жизней…

Винсент резко повернулся на красноволосую соседку. Она произнесла эту фразу беззвучным шепотом, слегка шевельнув губами, но уж он-то отчетливо расслышал.

Нечасто кто-то на уровне, выше третьего, озвучивал негативную сторону пандемии. В Мегаполисе, да и в Обществе в целом, не принято вспоминать обо всех жертвах. Как и не принято вспоминать об источнике заражения. И чем выше уровень Мегаполиса, тем сильнее у людей отбивает память. Ведь опасность где-то там, внизу. Можно сказать, что её совсем нет.

— Границы закрыли, когда вирус уже распространился. Самолеты перестали летать, людям надлежало не выходить из своих домов, но все нарушали это правило, и зараза поразила большой процент населения. Конгломерат создали только спустя три года. Кто-нибудь сможет назвать основателей?

«Пустая трата времени», — презрительно подумал Винсент и уткнулся в свою тетрадь, не слушая учителя. Вернее, он старался не слушать, но обрывки фраз, так или иначе, доносились до него.

— Первая операция по зачистке нижнего уровня состоялась в мае… Наши специальные войска вошли в оцепленные районы… Никто из мирных жителей не пострадал…

«Конечно. Как удобно — назови жителей города неизлечимо зараженными и бей по ним ракетами. Никто из мирных жителей не пострадал. Они просто разлетелись на атомы», — Винсент начинал закипать изнутри. Он едва сдерживался, чтобы не вставить комментарий. Если бы эта дисциплина не нужна была для итоговых экзаменов, он бы никогда не пришёл на этот урок.

— Фармацевтические корпорации объединились… Конгломерат усмирил вирус в течение полугода… началась всеобщая вакцинация населения. Мегаполис и другие крупные города всех стран стали расти в высоту… учреждены уровни. Экономика и наука развивались в геометрической прогрессии… мы стали самой непобедимой нацией… Уровень жизни…

Красноволосая девушка справа что-то усиленно строчила в своей тетради. Винсент сначала решил, что она старательно конспектирует. Но когда он заглянул в её тетрадь, то увидел во весь лист рисунок множества чёрных теней, напоминающих людские силуэты в конвульсиях. Девушка почувствовала взгляд, прекратила рисовать и посмотрела на Винсента.

Он никогда раньше не встречал таких ярких голубых глаз. Ему почему-то стало не по себе, и он снова уткнулся в свою пустую тетрадь.

Но справа его легонько толкнули. Девушка улыбалась и указывала карандашом на край листа. Там, где заканчивались чудовищные тени, значилась короткая запись — «Виола».

«Винсент», — написал он в своей тетради и повернул к соседке.

Она улыбнулась. Приятно познакомиться.

Винсент улыбнулся в ответ.

***

— А теперь любимая часть мистера Ли, — продолжал лектор. — Поговорим о монстрах. Мистер Ли, перечислите их? Нет, мы стараемся не называть их кровососами и пожирателями. Есть официальные наименования: вирсуи и варксы. Оба этих вида относятся к роду немёртвых существ, порожденных вирусом. Вирсуи питаются кровью живых людей, а варксы — мясом и внутренностями, не всегда живых, но ещё не остывших тел. Все чудовища боятся солнечного света, потому что их кожа не имеет защиты от ультрафиолетовых лучей. Мы можем быть спокойны. Даже в ночное время на каждом КПП каждого уровня установлены УФ-лампы, активизирующиеся в случае проникновения. Мы на седьмом уровне, ни одно чудовище сюда не проникнет.

Виола боковым зрением заметила, что её сосед слева ухмыльнулся на эту фразу лектора. А мистер Фрейзер-Хоффман продолжал:

— Убить чудовищ сложно, но возможно. Сжечь полностью, отрубить голову или серьезно повредить один из двух важных органов: сердце или мозг. Чудовища боятся металлов, особенно драгоценных: золото, серебро, платина. Но можно использовать и сплавы железа. Например, крепкой цепью из обычного чугуна легко обездвижить варкса.

— А где взять эту цепь? — крикнул рыжий Альфред.

Виола немного завидовала этому тощему наглецу: он был рыжий настолько, что ему не требовалось применять краску для яркости.

— Как отличить чудовищ? — задала вопрос девочка с первого ряда.

Мистер Фрейзер-Хоффман щелкнул что-то на своём планшете, и на большом экране позади него сменились слайды, изображая анатомические подробности монстров.

— У варксов бледно-зелёная кожа, — комментировал слайды лектор. — Передние конечности по длине совпадают с задними, поэтому они подобно приматам могут передвигаться как на двух, так и на всех четырех лапах. Волосяной покров у варксов обычно отсутствует, и на голове, и по всему телу, а половые признаки не выделяются. Да, конечно, длинные и острые зубы и когти, — это визитная карточка варксов.

Вирсуи — прямоходящие, строением тела они похожи на людей, имеют как первичные, так и вторичные половые признаки. Но от нас их отличают красные глаза, заостренные зубы и слишком светлая кожа сероватого оттенка.

Досконально не изучено, как размножаются вирсуи и варксы, но предполагается, что они могут заражать своих выживших жертв. Укушенные люди в течение определенного времени мутируют, превращаются в новых чудовищ. Но запомните, дети, самые опасные чудовища — это борнали.

Виола взглянула на Винсента и увидела, как он побледнел, уставившись на преподавателя. Парень почти не дышал. Ему стало плохо или он испугался?

Но что так испугало его? Может, его приемных родителей убило чудовище? Но как? На каком уровне они жили?

— Людей, рожденных естественным путем, давно никто не встречал. Рожать могут только те люди, которые до сих пор живут в Цоколе, они и их предки не проходили вакцинацию, поэтому являются переносчиками вируса. Борнали — это живорожденные монстры, они рождаются как раз у таких зараженных с мутировавшей ДНК. Борнали внешне ничем не отличаются от нас, они неуязвимы для огня и оружия, и даже если получают ранения, регенерируют. Борнали питаются жизненной силой человека. Считается, что от одного прикосновения этого чудовища умирает всё живое.

По классу пробежала волна испуганного возмущения.

— Не переживайте, дети, — успокоил их мистер Фрейзер-Хоффман. — Живых борнали не встречали уже последние три десятилетия. Не уверен, что они до сих пор где-то ещё существуют. В любом случае Конгломерат не допустит их проникновения на наши уровни.

После урока Виола набралась смелости и заговорила с Винсентом, пока он снова не исчез:

— Почему ты не ходишь на биологию?

— Что?

— У нас совпадающие уроки только математика и обществознание или ещё какие-то? Я люблю биологию, ты тоже вроде в ней разбираешься, но я тебя там не видела.

«Кошмар, что я несу?» — подумала Виола, ощущая, как краснеют её щёки.

— Наверное, я что-то упустил из расписания…

Взгляд Винсента выглядел потерянным, а сам он — виноватым, и по-прежнему слишком бледным и неспокойным, словно его бил озноб.

Виола стояла в метре от него и смотрела снизу вверх. Ей показалось, что он делает шаг назад, пятится, и ей захотелось подойти ближе. Она поймала себя на опасной мысли о том, как хочет обнять его, соприкоснуться с ним, согреть… и при этом не обжечься.

«Я мотылёк, а ты пламя, и я не могу сопротивляться твоему свету», — пронеслось у неё в голове.

К счастью, прозвенел сигнал окончания перемены, и Винсент первым попрощался, быстро удаляясь. Виола тряхнула головой, выгоняя остатки назойливых мыслей.

Её безумие прогрессирует.

2. Между этажами

Винсент выбежал из учебного корпуса и быстрым шагом направился на отдаленную аллею кампуса. Подальше от людей.

Солнечные лучи рассеяно пробивались сквозь облачную дымку. Закрыв глаза, Винсент подставил лицо под приятно обжигающее тепло. Внутри него уже нарастал лёд, а вместе с ним крепчал и голод.

Сколько времени ему осталось? День или час?

Винсент почувствовал, как сердце пытается ускориться, разогнать загустевшую кровь. Но если кровь разогреется, тогда станет только хуже.

Когда холод порабощает, наступает обманчивый миг — ему на смену приходит огонь. Внутри как огромная дыра зияет ледяная пустота, а кожа пылает, обжигает внутренности. Потушить их может только жизнь. Чужая жизнь.

Винсент попытался сосредоточиться на ровном дыхании. Вдох. Медленный выдох.

Вдох.

Из головы не выходила эта красноволосая девочка.

Медленный выдох.

Она серьезно напугала Винсента, попав под его очарование.

Вдох.

Но он этого не хотел. Он, наоборот, специально держал дистанцию.

Медленный выдох.

Но чем борнали голоднее, тем больше сила влияния.

Дыхание не помогало. Голод нарастал, пульсировал уже в висках.

Вдруг смартфон в кармане издал звук. Сообщение. Винсент долго не решался посмотреть, что там. Но сердце снова ускорило ритм.

«Между этажами. 23:00. М.»

Живот скрутило спазмом. Винсент согнулся пополам, оседая на колени.

— Эй, парень, тебе плохо? — спросил кто-то из прохожих.

Винсент отмахнулся. Всё в порядке.

Но всё было не в порядке. Голод одолевал его так сильно, что ещё немного, и Винсент не сможет себя контролировать. Если в таком виде он явится на встречу, это конец.

Днём преодолевать переходы между уровнями не составляет труда. Можно смело проходить через главные ворота и КПП, если у тебя есть пропуск. Ну и если ты не варкс и не вирсуи.

Но когда ты монстр, и тебя скрючивает от чудовищного голода, а температура твоего тела скачет от экстремально низкой до экстремально высокой, и твоя кожа вот-вот вспыхнет настоящим огнём, то лучше воспользоваться запасным путем.

Когда стемнело, Винсент спокойно покинул территорию школы. Кампус практически не охранялся, а в декоративной двухметровой ограде всегда оставалась незапертой калитка для обслуживающего персонала. Винсент собрал остатки своих сил и как тень прошмыгнул на улицу.

В отличие от кампуса на городских улицах Мегаполиса жизнь после заката солнца бурлила, как и днём. Винсент втянул голову в плечи и накинул капюшон. Прохожие спешили по своим делам и не замечали одинокую ссутулившуюся тень. Небольшая группа людей толпилась на остановке из плексигласа в ожидании аэробаса. Здания светились неоновыми вывесками и широкими экранами с красочной рекламой. В дорожном потоке пролетали легковые кары и разноцветные мерцающие такси.

Слишком шумно. Слишком ярко. Слишком голодно.

Винсент нырнул в переулок перед вывеской с фиолетовой змеёй. На заднем дворе гриль-бара стояли мусорные контейнеры. Винсент откатил один из них. Под ним в асфальте показалась крышка люка ливневой канализации. Недолго думая, Винсент потянул за чугунную выемку и люк сдвинулся.

Внутри царила тьма, но борнали не требуется дополнительное освещение, чтобы видеть в темноте. При недостатке света глаза борнали вспыхивают огненными кольцами вокруг зрачка.

«Ангельские глазки» — так ласково их называла тётя Дженнет из-за сходства с нимбами.

Узкий колодец уходил на большую глубину. Но поджарый Винсент, спускаясь по ржавым прутьям лестницы, чувствовал себя там всё равно лучше, чем на улице. Звуки города тут приглушались толстыми стенами, не превращаясь в раздирающую какофонию.

Колодец закончился, как и лестница, в полуметре от горизонтальной поверхности. Винсент спрыгнул. Раздался всплеск. Ботинки тут же промокли.

— Ерунда, — бросил Винсент им в ответ и пошёл вперед по туннелю. Отовсюду слышался тонкий писк. Крысы. Но писк крыс не так раздражал, как сотни голосов, разрывающих голову.

Затылок наливался свинцом, а в висках продолжало стучать. В горле пересохло. Оставалось ещё два поворота. Потом снова люк, снова колодец. Винсент знал эти туннели наизусть.

Пятый уровень звучал потише и за час до полуночи оказался уже не таким многолюдным. Неоновые вывески всё так же мерцали. Но вот в тёмном тупике одна табличка в форме лестницы и с надписью «Бар Между этажами» горела лишь наполовину. Под ней стоял высокий темноволосый мужчина. Его белая кожа практически светилась в темноте. Чёрная кожаная куртка как всегда распахнута, а руки спрятаны в карманах. Маркус вскинул голову и его глаза сверкнули оранжевыми кольцами.

— Привет, папа, — выдавил из себя Винсент.

Он едва держался на ногах, но из последних сил делал вид, что всё в порядке.

— Винс, ты опять голодаешь?

Ответа не требовалось. Вся боль от острого голода выражалась наглядно. Её не скрыть.

— И кому ты хочешь сделать хуже? — в леденящем голосе не было заботы или сочувствия. Только разочарование.

Маркус двигался плавно и почти бесшумно. Он приблизился к Винсенту. Между ними небольшая разница в росте, но сейчас она увеличилась. Из-за частых спазмов Винсент не мог выпрямиться во весь рост. Маркус ухватил сына за подбородок длинными пальцами, заставил поднять голову.

«Не позорь меня!» — читалось в надменном взгляде серых глаз.

— Я не могу, — простонал Винсент.

— Можешь!

Маркус резко отпустил руку, толкнув сына. Тот упал на асфальт и остался лежать там полусогнутым. Прямые густые пряди Маркуса упали на лицо, как вороньи перья, столь же чёрные и зловещие. Он рукой откинул их назад и отошёл в сторону, повернувшись спиной к Винсенту.

— Перед тобой стоит несложная задача, а ты уже готов сдаться. Ты меня очень расстраиваешь. Ты неуважительно относишься к своему… к нашему дару. Это оскорбляет меня.

— Мы с тобой очень разные, — из последних сил проговорил Винсент.

Он начал медленно подниматься, скривив лицо от невыносимой боли в груди и внизу живота.

— Нет! — крикнул Маркус, развернувшись. — Ты не представляешь, насколько мы похожи. Просто ты пока очень молод и глуп.

Маркус подлетел к сыну и заключил его в свои стальные объятия. Винсент не мог больше ничего сказать. Горло пересохло и уже саднило от подступающего жара. Он держался на ногах только за счёт поддержки отца.

— В тебе моя кровь! Не позорь её, — слова звучали угрожающе.

Вдруг Винсент почувствовал в своем теле тысячи невидимых игл. Отец не отпускал его. Вокруг них появилась чёрная мгла. Боль становилась сильнее. Невидимые иглы пронзали насквозь, до самых костей. Винсент хотел крикнуть, но сдержался. Отец не поймёт. Через долю секунды боль сменилась приятным лёгким покалыванием во всём теле.

Наконец, жар отступил, даже ледяная пустота внутри заволоклась туманом. Винсент смог стоять самостоятельно.

Маркус разжал объятия и отступил на шаг назад. Из его глаз вытекала кровь, а сами глаза из серых превратились в огненные ореолы. Но Маркус не просто выглядел довольным, он практически ликовал.

— Небольшой пряник для нерадивого сына.

— Спасибо, — прошептал Винсент.

У него снова появились силы, но голод ещё напоминал о себе. Отец поделился с ним частицей своей жизни. Это случилось впервые на его памяти.

В прошлый раз, когда Винсент довёл себя до схожего состояния, он, загоревшись праведным пламенем, забрал с собой жизни семерых невинных. И всё равно не смог насытиться.

— Не пытайся стать человеком, — напутствовал отец.

— Но ведь именно для этого ты послал меня к людям, — возразил Винсент.

— Ты должен казаться человеком, но быть им ты никогда не сможешь. Ты отвергаешь свою природу, но без своего дара ты никто.

— И как мне понять, чьи жизни пожинать?

Маркус рассмеялся.

— Общество людей разжижает твой мозг и повреждает память. Мы это проходили, когда тебе было пять лет. Забыл? Начинай с грешников, а дальше как пойдет. Не жалей их оболочки. Они хрупки и смертны.

«Хрупки и смертны».

И тут Винсент вспомнил свою красноволосую одноклассницу. Днём она смотрела на него такими чистыми голубыми глазами, готовая шагнуть в его пламя. Бедный мотылёк.

— Хорошо, папа. Я поем, — смирился Винсент.

— Да, сделай одолжение. Я прослежу.

Маркус потрепал его по кудрявой голове. Совсем как в детстве.

***

Виола очень плохо спала. Полночи она ворочалась, а когда наконец-то смогла уснуть, то ей приснилось, что она горит. Она сама шагнула в пламя, и его языки захватили её в объятия. Боль казалась нестерпимой, как тысячи игл, пронзающих плоть. Но при этом Виола не пыталась бежать. Боль когда-нибудь закончится. Её кожа пылала. Всё вокруг окрасилось огненным заревом.

Девушка проснулась среди ночи в холодном поту. Одеяло, наволочка и её пижама промокли насквозь.

— Ты чего? — сквозь сон вяло спросила её соседка по комнате и обратно уснула, не дождавшись ответа.

Виола, не включая свет, на ощупь нашла в шкафу сухую одежду и босиком пошла в конец общего коридора. Все девочки спали, душевые пусты. Виола включила воду, разделась и встала под прохладные струи. С красных локонов потекли алые струйки свежей краски для волос, закручиваясь и исчезая в душевом трапе.

***

Винсент спустился до третьего уровня. Маркус не отставал, но держался на расстоянии от него. Ночь вступила в свои права, добропорядочные граждане третьего уровня уже давно спали за стальными ставнями в своих убежищах. На тёмных улицах шевелились немногочисленные тени. Те, кому идти некуда, и те, кто вышел на охоту.

В дорожных потоках не видно ни одного аэрокара. Только глухая пустота и обволакивающий туман, поднимающийся из глубин Цоколя.

Винсент прислушался.

Вон тот, закутавшийся в тулуп, сидит спиной к стене, покачивается из стороны в сторону и что-то бормочет. Грязный безумец.

Другой шаркает вдоль мостовой, в его животе урчит. Он тоже голоден и тяжело дышит. Просто бродяга.

Стоп. А вот это интересно. Винсент чуть наклонил голову в сторону.

— Я тебе дело говорю! — хрипел голос в соседнем квартале. — Распотрошим её, на пару недель хватит.

— Давай махнём на спиды? — вторил ему второй. — Мрачный Джек хорошо платит за мертвечину.

Винсент сорвался с места на звук голосов. На другом конце уровня взвизгнула полицейская сирена.

«Успею», — подумал борнали и выступил под тусклый свет фонаря.

Около заколоченного старыми досками киоска лежал обезображенный труп девушки, а сверху над ним нависли два маргинала в сальных одеждах. Вонь от них разносилась на всю улицу.

— Это вы сделали? — холодно спросил Винсент.

Бродяги резко обернулись.

— О, парниша! Ты отколе такой красивый тут нарисовался? А ну гони монетки, раз пришёл!

В руках у одного сверкнуло длинное лезвие, второй наматывал на кулак цепь. Винсент поравнялся с тем, кто держал нож.

— Ишь какой смелый, — ухмылялся бродяга беззубой улыбкой.

— Слишком голодный, — грустно поправил его Винсент и раскинул руки.

Разбойники бросились на него. Один пырнул ножом сбоку под рёбра, другой кулаком с цепью ударил под дых. Но Винсент даже не шелохнулся, а вот бродяги упали на колени. Вокруг них клубился чёрный дым с разноцветным мерцанием. Винсент приоткрыл рот и протянул ладони ко лбам бродяг. Мерцающая дымка стала всасываться в него. Приятное тепло поползло по венам, обволакивая кости и охлаждая кожу. В наслаждении борнали прикрыл свои огненные глаза и вобрал в себя обе жизни без остатка.

Маркус стоял неподалёку, прислонившись к кирпичной стене и скрестив руки на груди.

— Именно так и должны поступать ангелы смерти, — самодовольно заключил он, когда два бездыханных тела свалились на асфальт.

Винсент взглянул на часы:

— Через пять часов у меня начинаются уроки.

— Ты справишься, — сухо ответил Маркус и похлопал его по плечу.

Винсенту оказалось тяжело в интернате. Столько глаз вокруг, столько голосов. Спальни на несколько мальчиков. И общие душевые комнаты.

Но сейчас глубокая ночь, оставался всего час до рассвета. Все спали, и душевые пусты. Винсент включил воду, разделся и встал под прохладные струи. Вода стекала по нему, унося с собой боль и отчаяние. Внутри теплилась свежая жизнь, заполнившая собой хищный сосуд.

Борнали насытился. Но надолго ли?

3. Катакомбы

Земля превращалась в пыль, в красно-серую безжизненную пыль. А под пылью твердыня, не пробиваемая как скала. И в огромных трещинах. И всегда сухая. Даже после туманов.

Ураганы приносили всё больше песка. А на песке исчезали следы и последние остатки надежды. Теперь это место, действительно, напоминало пустыню.

Ветер усиливался, с запада надвигалась буря. Смоляные тучи скрывали звёзды на небе, а линия горизонта размылась клубящимися оранжево-серыми вихрями.

Халлдор обмотал ветхую ткань вокруг головы. Прямые серебристые волосы всё равно беспокойно дергались под порывами ветра.

Нужно идти в катакомбы, рассвет через несколько часов, а буря будет тут ещё раньше.

Где сейчас Хель?

Халлдор двигался размеренно, но внутри снова негодовал. Хель с каждым разом уходит всё дальше. Всё выше. Это опасно. Она считает себя неуязвимой. Это ошибочно. Неуязвимых не бывает. А люди очень коварны, они всегда находят способ, как убить тех, кто отличается от них.

Наконец, впереди показался вход в катакомбы, а перед ним маячил кусок алой ткани. Платок Хель дёргался под порывами ветра вместе с длинными белокурыми волосами. Красные глаза на почти детском лице радостно вспыхнули.

— Где ты была? — хмуро спросил Халлдор, поравнявшись с Хель.

— На разведке.

— Это опасно. Буря идёт.

— Я была в другой стороне. Наверху нам не будут страшны ни бури, ни засухи.

Халлдор устало вздохнул и зашел внутрь каменного свода. Хель шла следом. Они молчали, но Халлдор чувствовал, как Хель раздирает рассказать о том, что она видела.

В общем зале их встретила Ингрид. Она сидела на каменных полуразрушенных ступенях и накручивала свои каштановые кудри на выточенный из широкой кости кинжал. В центре тускло догорал костёр. Халлдор не понимал маниакальную тягу Ингрид к огню. Наверное, это прорывались отголоски её человеческой жизни. Люди все века подогревали свою мёртвую еду. Вирсуи же предпочитали пищу живую.

— Там ужин остался, если хотите, — сказала Ингрид, не поднимая головы на пришедших.

— Я поел!

— Я поела!

Халлдор и Хель ответили хором. Хоть их уже и воротило от пустынных хорьков и ящериц, но голод они утоляли.

Ингрид усмехнулась, покачала головой и принялась чистить ногти остриём костяного кинжала. Она хорошая охотница и долгие годы оставалась верной их общине, никогда не жаловалась, не спорила. И в ней ощущалась сила. Невидимый стержень, на котором всё держалось. Халлдор чувствовал это и уважал. За семнадцать лет он ни разу не пожалел, что обратил её.

Халлдор и Хель прошли в свою крипту. Они называли это криптой, потому что оба любили вспоминать античность. Но суровая реальность каждый рассвет возвращала их обратно в этот обветшалый подвал. Арки в стенах и ложи под ними напоминали древние аркосолии. Хель накидала на них пёстрых тряпок, повсюду развешала украшения из кожи, перьев и мелких костей. От залетавшего сюда сквозняка, всё начинало дребезжать и крутиться.

Халлдор вспомнил, как впервые увидел это преображение каменной гробницы.

— Что это? — спросил он тогда у Хель.

— Украшаю интерьер. Не нравится?

— Делай, что хочешь, — сухо ответил он. — Ты здесь королева.

Он уже стал забывать, как они были счастливы. Он сбился со счёта, сколько времени прошло, сколько лет, сколько десятилетий. Еды становится всё меньше, бури всё чаще, а солнце всё жарче. Люди выжгли всё вокруг, превратили леса в безжизненные пустоши.

— Нам нужно возвращаться в город, — как-то сказала Ингрид. И остальные её тогда поддержали. Все, кроме Халлдора. А его голос был решающим. Ингрид не спорила, она была верна Халлдору, она любила Хель, как свою дочь. Хотя Хель гораздо старше её.

— Мне надоело быть пустынной крысой, — зарычал тогда Мадс. — Днём прятаться в норе, а короткую ночь тратить на поиск еды, едва успевая вернуться до палящих лучей.

В тот вечер Хель впервые призналась перед всей общиной, что часто бегает в Цоколь.

— Тут есть туннели, — объясняла она. — Недалеко от наших катакомб вход. Несколько веков назад там было метро, в котором ездили поезда. На поверхности всё разрушено, но сами туннели целы, они глубоко под землёй. Они очень большие, ветвистые, я нашла карту. Их отростки и кольца под всем Мегаполисом. В Цоколе сейчас только варксы, других вирсуи нет.

— Нет, — отрезал тогда Халлдор. — Это опасно. Западня.

Все сначала подчинились его воле. Но голод всегда берёт верх. И когда в районе катакомб пищи на всех стало не хватать, многие вирсуи покинули общину, по одному, по двое, целыми группами. И вот их осталось только трое. Халлдор, Хель и Ингрид.

Халлдор, не раздеваясь, лёг на алтарь в нише, на гору цветных тряпок, и задумчиво уставился в потолок. Хель молча залезла к нему. По сравнению с ним, высоким, жилистым и широкоплечим, она выглядела хрупкой и маленькой даже в ворохе своего дряхлого тряпья. Если бы не красные глаза, горящие в темноте, она сошла бы за обычного человека.

Хель забралась верхом, её вес, почти не чувствовался. Пристальный взгляд красных глаз чего-то требовал. Халлдор нежно провел пальцем по её щеке, докоснулся до алых губ. Она их раскрыла, обнажив небольшие острые клыки. Халлдор коснулся кончиков зубов, и Хель слегка прикусила его палец.

— Возможно, ты права, — сказал Халлдор вполголоса. — Нам нужно уходить отсюда.

Хель посмотрела на него взглядом «я всегда права» и жадно впилась в его губы.

Голод всегда берёт верх.

У Халлдора было два голода, две слабости: потребность пить кровь и потребность быть с Хель.

4. Ночь в библиотеке

В учебный корпус Виола пришла с синяками под глазами, а Винсент — пышущий здоровьем. Они встретились в коридоре. Винсент приветливо улыбнулся, а Виола смущенно кивнула. Их снова ждала общая математика.

Мисс Чен поцокала каблуками, пока шла к учительскому столу, скинула на него кипу рабочих тетрадей и оценивающе просканировала глазами класс. Задержала взгляд на Винсенте, одобрительно кивнула на его ярко-синий блейзер, надетый поверх белоснежной футболки.

— Здравствуйте, дети! Сегодня мы будем изучать теорему умножения вероятностей. Теоремы умножения вероятностей позволяют вычислять вероятность одновременного возникновения нескольких событий. Они имеют две формы: для двух событий и для нескольких событий. Для зависимых событий теорема утверждает…

Половина учеников в классе невольно зевала, другая половина усиленно конспектировала за учительницей, переписывая формулы с экра