Григорий Михайлович Сарбаев

Нанятая совесть. Хроники практикующего адвоката

Рассказы

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Редактор Игорь Робертович Кузнецов

Корректор Татьяна Алексеевна Гарбузова

Иллюстратор Дмтирий Игоревич Сыров

© Григорий Михайлович Сарбаев, 2018

© Дмтирий Игоревич Сыров, иллюстрации, 2018

Сборник рассказов адвоката Григория Сарбаева калейдоскопом расцветит узоры непростых жизненных ситуаций, которые могут произойти с каждым из нас, и покажет рецепты выхода из них.

18+

ISBN 978-5-4490-9645-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Нанятая совесть. Хроники практикующего адвоката
2. Предисловие
3. Благодарности
4. Вступление
5. Защита против зла
6. Битая, на ходу
7. Неравный развод
8. Подкованная оферта
9. В театре господа бога
10. Обыкновенное мужество
11. Французский блокнотик
12. Открытие чукотки
13. Нелепые скрепы
14. Женские войны
15. «Казус шурыгиной», или #надонышке
16. Ахиллесова пята адвокатской этики
17. Взгляд на мир
18. Школа справедливости
19. Фонтаны под дождем
20. #Тыжюрист!
21. Вместо заключения
22. Об авторе

Предисловие

С большим удовлетворением представляю читателям и общественности молодого, очень перспективного адвоката, занимающего активную и справедливую жизненную позицию.

Григорий Сарбаев поступил в Чувашский государственный университет им. И. Н. Ульянова, который я имел честь возглавлять на протяжении двадцати лет, в 1992 году. Молодой, амбициозный, жадно тянущийся к знаниям студент почти сразу обратил на себя внимание. Достаточно сказать, что он за короткое время, обучаясь исключительно на «отлично», прошел путь от председателя студенческого совета юридического факультета до председателя студенческого научного общества всего университета, которое и возглавлял три года. Неоднократно был победителем научных конкурсов, стал персональным стипендиатом нашего вуза.

Сначала по долгу службы, а потом в качестве наставника и учителя, выкраивая время из напряженного графика ректора и члена Совета Федерации РФ, я общался с ним, обсуждал пути развития студенческой науки, социальной защиты молодежи. Мы на совместных заседаниях ученого совета и студенческого научного общества решали вопросы оптимального материально-финансового обеспечения и укрепления технической базы студенческой науки, содействия росту квалификации преподавателей — научных руководителей, расширения студенческих научных связей с вузами России, зарубежных стран.

На основе проведенной совместной работы наш вуз вышел на первое место в Поволжье по развитию студенческой науки. На конференции, методологические и методические семинары, круглые столы приезжали студенты со всей России и из-за рубежа. Мы, со своей стороны, командировали активных, лучших студентов на всероссийские и международные симпозиумы. И это несмотря на труднейший период в жизни нашей страны, когда высшие учебные заведения находились в кризисе. Как ректор, я понимал и всегда по возможности всемерно помогал молодёжи, активно участвовал в жизни студенчества, прекрасно зная, что в руках ребят, которые делали первые шаги в профессиональной сфере, будущее России.

Григорий закончил университет с красным дипломом, и мне отрадно было видеть, как шаг за шагом происходило становление молодого, перспективного юриста. Прекрасные личные качества плюс полученные в высшей школе знания и умения, организаторские способности стали залогом его профессионального и карьерного роста на многие годы.

Сейчас Григорий Сарбаев — практикующий адвокат, известный в столице и далеко за ее пределами.

Мы общаемся друг с другом на протяжении уже более четверти века. Сегодня он вместе со мной участвует в Ассамблее народов России и Евразии. Он активный участник процесса формирования культурно-патриотической и культурно-экологической стратегии России, возглавляемого всемирно известным экологом и общественным деятелем академиком Н. Н. Дроздовым.

Мне очень приятно отметить, что он не теряет связи с родной Чувашской республикой. Помогает будущим юристам во всем, в особенности в прохождении практики в московском адвокатском бюро «законоведъ».

С огромным удовольствием хочу подчеркнуть, что, несмотря на занятость, у молодого адвоката хватает сил и времени на то, чтобы обобщить опыт своей активной правовой деятельности. Ознакомившись с рукописью книги, я в очередной раз убедился в том, что Григорий Сарбаев является, по моему мнению, одним из лучших адвокатов нашего времени.

Прочтя книгу с нескрываемым чувством радости, я понял, что, несмотря на прошедшие годы, Григорий сохранил юношеский пытливый ум, наблюдательность, не огрубел душой, к тому же проявился как писатель, ставящий целью познать человека, заставить его задуматься, стать лучше. Хочу заметить, что только человек искренний, духовно и нравственно богатый, с добрым сердцем может написать такую книгу, где «сфотографированы» судьбы людей, показаны их проблемы, а самое главное — подсказаны пути их решения.

За свою жизнь мне посчастливилось написать множество книг, но самая первая запоминается особо и навсегда. На мой взгляд, первая книга Григория Сарбаева получилась достойной. Глубоко убежден и уверен, что он еще порадует нас своими новыми художественными и научными произведениями.

Уважаемые читатели, очень прошу при прочтении дебютной книги моего ученика не судить его строго, а зарядиться положительной энергетикой, верой во Всевышнего и себя, приобрести новые знания и опыт, которые вам помогут идти по жизни, преодолевая объективные и субъективные трудности, которые возникают в судьбе любого человека. Искренне желаю всем вам добра и благополучия, а автору книги — творческих успехов и большого человеческого счастья.

С глубоким уважением к читателю и автору, Президент Международной академии глобального информационного управления, Академик Российской академии образования, доктор экономических наук, заслуженный деятель науки Российской Федерации, заслуженный работник высшей школы Российской Федерации, лауреат Премии Президента Российской Федерации

Лев Кураков

Благодарности

Благодарю Тебя, Господи, что сподобил меня, грешного, написать и издать книгу!

Многие люди помогали мне на жизненном пути, а также в работе над этим сборником рассказов. Мои дорогие, всем говорю большое спасибо!

Прежде всего благодарю жену Татьяну, за настоящую любовь, энергичную помощь и безмерную поддержку. Я очень люблю ее, и она — моя жизнь.

Сердечное спасибо нашим детям, которые являются неиссякаемым источником вдохновения, — Юлии, Таисии и Михаилу. Вы побудили меня взяться за перо, в надежде на то что мое сочинение поможет вам лучше понять жизнь.

Низкий поклон моим замечательным родителям: отцу Михаилу Григорьевичу, покинувшему этот мир, но живущему в моем сердце, маме — Галине Филипповне, папе и маме жены — Александру Петровичу и Галине Сидоровне Ильиным.

Выражаю душевную благодарность протоиерею Григорию (Ивануса), протоиерею Александру (Федотову), протоиерею Димитрию (Можаеву), иеромонаху Филофею (Гетта), иеромонаху Николаю (Генералову), иеродиакону Косме (Назаренко).

Огромное спасибо моим выдающимся учителям: академику, доктору экономических наук, профессору Льву Пантелеймоновичу Куракову, доктору философских наук, профессору Валентине Николаевне Кириллиной, доктору юридических наук, профессору Людмиле Ниловне Линик, кандидату юридических наук, действительному государственному советнику РФ Михаилу Сергеевичу Тимофееву.

Отдельно благодарю президента Федеральной палаты адвокатов России Юрия Сергеевича Пилипенко и президента Адвокатской палаты г. Москвы Игоря Алексеевича Полякова.

С уважением выражаю признательность кавалеру ордена Мужества Сергею Николаевичу Юрченко.

Выражаю глубокую благодарность лично Андрею Николаевичу Малахову и всему творческому коллективу ток-шоу «Андрей Малахов. Прямой эфир» (ранее — «Пусть говорят»), в том числе Екатерине Викторовне Бучумовой, Елизавете Александровне Борзенковой, Дмитрию Михайловичу Филимонову, Егору Ярославовичу Яцыне за высокий профессионализм и внимание.

Искренне признателен специальному корреспонденту «Первого канала» Ольге Александровне Фоминой.

Спасибо тем, кто оказал большое влияние на мое становление как профессионала, — Николаю Ивановичу Иванову и Александру Михайловичу Воротникову.

С радостью благодарю за участие и поддержку моих друзей и близких Марину Васильевну Бортникову, Константина Львовича Степанова, Сергея Ивановича Коваленко, Любовь Дмитриевну Талалаеву, Марину Николаевну Шафранскую.

Большое спасибо прекрасным семейным парам Николаю Александровичу и Светлане Анатольевне Серкиным, Борису Романовичу и Ирине Васильевне Марголиным, Кириллу Валерьевичу и Татьяне Юрьевне Рудаковым, Антону Валерьевичу и Юлии Борисовне Рудаковым.

«Тода раба» Екатерине Владимировне Райс, Герману Файвуловичу Либерману и Евгению Яковлевичу Гринштейну.

Эта книга увидела свет благодаря талантливым и бесконечно терпеливым профессионалам: литературному редактору Игорю Робертовичу Кузнецову, корректору Татьяне Алексеевне Гарбузовой, дизайнеру Дмитрию Игоревичу Сырову, а также оказавшим неоценимую помощь в подготовке рукописи к изданию Екатерине Владимировне Дориенко и Марине Леонидовне Ивановой. Высоко ценю ваше участие и премного вам благодарен!

Выражаю особенную благодарность держащим в руках эту книгу,

Вам, мои дорогие читатели!

Ваш живой интерес к моему творчеству крайне для меня важен,

И я вам очень признателен.

Спасибо!

Вступление

Адвокатов все ненавидят — пока они не понадобятся. И тогда их начинают ненавидеть по-настоящему.

Кристофер Бакли

Есть три профессии, которые принято считать наиболее близкими к людям. Это священник, врач и адвокат. Они знают о нас очень много, при этом, кроме них, иногда никто другой не способен помочь в трудную минуту. Они обязаны прилагать все возможные (а порой и невозможные!) Усилия для спасения человека. Именно у них существует понятие профессиональной тайны, которая у врачей и адвокатов охраняется законом. Священник же, соблюдая тайну исповеди, не может, например, быть присяжным, его нельзя допросить в суде по обстоятельствам, которые стали ему известны благодаря исповеди.

Но если к врачам и священникам общество относится более или менее благосклонно, то адвокатов не любят.

Да и за что их любить? После визита к врачу вам становится легче, выходя от священника, вы духовно обогащаетесь, исповедь очищает от грехов. Что может дать человеку адвокат? В лучшем случае — восстановление положения, в котором он пребывал до обращения к стряпчему. Как он был на свободе, так там и остался. Как полагал свои требования к контрагенту справедливыми, так и случилось. Суд лишь подтвердил его правоту, адвокат просто оформил все бумажки на правильном юридическом языке. По сути, подтвердилось то, что человеку безо всякого суда и присяжного поверенного и так было ясно.

А если произошло обратное? Тогда: «Вар, возврати мне легионы мои!» В смысле, верни свободу, честное имя, затраченные нервы и, конечно же, деньги. С другой стороны, некоторые дельцы от адвокатуры поднаторели в предъявлении клиенту «аптекарских счетов», как говаривали в царской России про желающих содрать побольше. В советские времена придумали новый термин, состоящий из аббревиатуры слов «максимальное использование клиента сверх таксы»: микст. Справедливости ради отмечу, что это явление в среде защитников возникло не на пустом месте, а в результате огромного желания некоторых клиентов-гарпагонов «дать лычко, чтобы получить ремешок».

Вместе с тем профессия учит адвокатов неприемлемой остальным обществом изворотливости, что отражено в известном американском анекдоте:

«Умирающий старик вызывает трех самых важных людей в своей жизни: доктора, пастора и адвоката.

— Скоро я умру. Вы — самые важные люди в моей жизни. Я всегда относился к вам хорошо, и вы отвечали мне тем же. Сегодня я собрал вас, чтобы попросить о последнем одолжении, дабы вы продемонстрировали отношение ко мне и после моей смерти. Каждому из вас выдам по конверту с пятьюдесятью тысячами долларов. Когда умру, то бросьте полученные деньги в могилу.

Через несколько дней, как старик умер, доктор признался двум другим:

— Я бросил не все деньги, поскольку он был мне должен за лечение. Десять тысяч сохранил себе. Но остальные бросил в могилу.

Пастор, вздохнув, сказал:

— И я половину денег оставил для костела, в нем будет звучать молитва об усопшем. Это благое дело. Вторую половину опустил в могилу.

Оба посмотрели на адвоката.

— Не верю ушам своим! — возмущенно сказал адвокат. — В отличие от вас, я поступил честно. Выписал чек на всю сумму и положил в могилу».

Существует парабола благодарности клиента адвокату. Она демонстрирует «степень» благодарности клиента в зависимости от этапа дела.

Этапов всего три:

1. На этапе обращения к адвокату: «Лёлик, все пропало, гипс снимают, клиент уезжает!», то есть: «Мне никто не сможет помочь!».

2. На этапе победы: «Ну, ты гений!», с характерным покачиванием головой.

3. После победы, когда прошло пару недель: «Да что там было-то! Я бы и сам справился!».

Зачастую пережитый стресс и вовсе не позволяет в полной мере оценить усилия адвоката, и клиенты, игнорируя второй этап, сразу переходят к третьему.

Тем более если победа не абсолютная.

Тогда всю горечь человеческой обиды за то, что жизнь клиента не будет прежней, за его страх, за «неадекватную» оценку ситуации со стороны далеких и близких ему людей, да мало ли за что еще, принимает на себя адвокат.

При этом я не говорю сейчас о факте невиновности клиента или о его виновности. Хотя реальное преступление и устанавливает водораздел, навсегда делящий жизнь человека на «до» и «после».

Помню, как защищал в суде пожилого бизнесмена, который обвинялся в присвоении бюджетных денег и мошенничестве с акциями предприятия, которое он возглавлял в советское время, а после приватизации стал, как водится, его владельцем. Бизнесом давно уже рулили сыновья, но он продолжал «держать штурвал», непонятно зачем оставаясь генеральным директором. Большой коллектив был взбудоражен известием об уголовном преследовании шефа, да и сам он, несмотря на множество улик, стараясь сохранить лицо перед многочисленными знакомыми и родней, ни в чем не признавал себя виновным. Исходя из этой позиции строилась и адвокатская защита. В итоге прокуратура запросила пять лет реального срока и многомиллионный штраф. Суд, хотя и признал его виновным по двум предъявленным обвинениям, определил наказание в виде четырех лет условного срока лишения свободы, без штрафа. Прокурор сообщил, что мера наказания его ведомство вполне устраивает и обжалования не последует.

Судья закончил чтение приговора только к вечеру второго дня. Измотанные, мы с клиентом и его многочисленной родней вышли на улицу. И тут он дал волю эмоциям, которые держал в себе на протяжении всего многомесячного процесса. Он был, естественно, не виновен, и суд должен был это подтвердить. В том, что этого не произошло, виноват, конечно же, адвокат. Я молча курил сигареты одну за одной, слушая, кто я есть на самом деле. Досада от несправедливых упреков была тем горше от того, что я затратил много сил, нервов, дело пропустил через себя, понимая, что реальный срок для этого немолодого человека может стать смертным приговором.

В конце концов, успокаивал тогда себя, выслушать такое про свою персону даже полезно. Такое лекарство от гордыни. Однако постепенно в сольное выступление клиента стали вплетаться голоса родственников, и вскоре действо переросло в подобие советского товарищеского суда над адвокатом. Чаша моего терпения переполнилась:

— Хватит меня пилатить!

Они не поняли.

— Я сказал: хватит. Несмотря на всю тяжесть обвинений и изрядную доказательную базу, я смог добиться для вас условного срока без каких-либо штрафов. При этом вы все равно собирались наконец-то уйти на пенсию. Даже отмечаться судья определил вам раз в три месяца, а не каждую неделю. Но если вас не устраивает приговор, то предлагаю подать апелляцию. При этом имейте в виду, что она может повлиять не только на смягчение или отмену приговора, но и на позицию прокуратуры, просившей реальный срок и штраф. — Я сделал паузу, внимательно оглядев в один миг притихших обвинителей. — Подаем?!

Дальше все напоминало знаменитую сцену из «Золотого теленка», когда Остап Бендер в фуражке милиционера выкликал из толпы свидетелей преступления Паниковского: «…все правдолюбцы как-то поскучнели, глупо засуетились и стали пятиться. В толпе образовались промоины и воронки. Она стала разваливаться на глазах»[1].

Через несколько минут я одиноко курил в темноте перед зданием суда. Два чувства в этот момент жили во мне, смешиваясь, сталкиваясь, борясь между собой: гордость от заслуженно одержанной трудной победы и горечь от несправедливой ее оценки. А победило, как иногда бывает, третье чувство: простой и очень сильной усталости.

Людям также свойственно преувеличивать свои заслуги и достижения, оставляя адвокату роль если не свидетеля, то всего лишь «соучастника» в процессе осуществления их собственноручно построенной грандиозной защиты.

Помню, как ценой бессонных ночей, сбора доказательств, анализа практики смог на суде скостить доверителю два года. Прокуратура запрашивала пять лет, но благодаря переквалификации деяния суд определил ему три года. Освободившись, подзащитный собрал «корпоратив», на который позвал и меня, что само по себе достойно уважения: обычно после таких перипетий людям бывает тяжело вспоминать не самые приятные периоды в своей жизни, и они стараются оборвать отношения с поверенным.

Торжество было помпезное, достаточно упомянуть шоколадный фонтан и арфистку в паре с золоченой арфой.

Мой бывший клиент произнес перед многочисленными гостями и такой тост: «Выпьем за то, что я все-таки смог украсть у них (имеются в виду сотрудники пенитенциарной системы. — Прим. Авт.) Один день!» Дальше последовала умопомрачительная история о том, как в результате бюрократической неразберихи его освободили из колонии на один день раньше отмеренного срока. Рассказывая об этом, он встретился взглядом со мной, скромно сидящим где-то с краю за этим обильным большим столом.

В воздухе повисла пауза, и гости подняли очи от тарелок к выступающему.

«Ах да, кстати… — как бы спохватившись, промолвил виновник торжества. — Здесь присутствует мой адвокат… Так он смог скостить мне два года, да».

Недоуменные взгляды перешли с виновника на мою скромную персону, рюмки и фужеры потянулись ко мне, а замечательный тост про один день оказался сильно смазанным.

С другой стороны, у меня нет слов для описания взгляда женщины, муж которой вместе со мной выходит навстречу ей из зала судебных заседаний, куда несколько часов назад его привезли под конвоем из тюрьмы. В такие моменты солнце ярче, листва зеленее и небо ослепительно-синее.

Достоевский назвал адвокатов «нанятой совестью». Может быть, это и так. Не мне судить, насколько это правильно, но одно знаю точно: лично я веду каждое дело, имея понятие о совести. А также о справедливости и чести, как бы высокопарно это ни звучало. Хотя Федору Михайловичу также принадлежит мысль о том, что «избежать фальши и сохранить чистоту и совесть адвокату так же трудно, вообще говоря, как и всякому человеку достигнуть райского состояния». На практике получается по-разному, как говорится, «хорошо море с берега». А «в плавании» иногда сам себя ругаешь, иногда хвалишь.

Эта книга — попытка сделать несколько стоп-кадров из жизни адвоката, чтобы вы смогли разглядеть за «бездушным стряпчим» человека, который так же, как и вы, переживает, страдает и радуется.

Молва утверждает, что мы бесчувственны, циничны и безразлично относимся к судьбе клиента. Наверное, и такие персонажи встречаются в нашей профессии. Однако я полагаю, что мои коллеги поддержат меня в том, о чем говорили великие адвокаты прошлого: мы не можем, не должны устраняться от собственных принципов, чувств и эмоций.

Более ста двадцати лет назад один из самых известных адвокатов-писателей царского времени, Владимир Данилович Спасович, сказал по этому поводу: «Мы погибнем, когда в нашу среду проникнет дух филистерства, циническое отношение к делу; когда утвердится понятие, что все дела по содержанию для нас безразличны; что обязанности поверенного исполнены, когда он отправил добросовестно дело; когда искусство превратится в ремесло, а мы сделаемся наймитами, подряжающимися говорить, диалектиками и софистами или брехунцами, как называет своих адвокатов малоросс. Все наше дело получит тогда промысловый характер»[2].

Эту же мысль повторила одна из самых известных адвокатесс-писательниц советского периода, Дина Исааковна Каминская: «Чувство ответственности за судьбу подзащитного, как и чувство сострадания к нему, знакомо каждому адвокату. Именно по этому признаку, я думаю, проходит водораздел между подлинной адвокатурой и ремесленниками в адвокатуре»[3].

И сегодня на страницах своей книги я подтверждаю: исключительно тот защитник, который ведет дело, вкладывая в него часть своей души, сопереживая доверителю, ведет с чувством должной ответственности за жизнь и судьбу подзащитного, может быть в полной мере причислен к нашей замечательной и незаменимой профессии, смысл которой — защищать человека. Только такой юрист достоин называться адвокатом.

[1] Ильф И., Петров Е. Золотой теленок. М.: Художественная литература, 1971.

[2] Спасович В. Д. Застольные речи в собраниях сословия присяжных поверенных округа С.-Петербургской судебной палаты (1873 — 1901). Лейпциг, 1903.

[3] Каминская Д. И. Записки адвоката. М.: Новое издательство, 2009.

Защита против зла

Самая надежная защита против зла состоит в крайнем индивидуализме,

оригинальности мышления, причудливости, даже — если хотите — эксцентричности.

То есть в чем-то таком, что невозможно подделать, сыграть, имитировать; в том, что не под силу даже прожженному мошеннику.

Иосиф Бродский

Марк, большой, грузный мужчина пятидесяти пяти лет, сидел на привинченной к полу узкой скамейке и смотрел поверх очков в тонкой золоченой оправе на стол. Там, контрастируя с грязно-синими стенами, лежало два красно-желтых яблока.

Сквозь немытое зарешеченное окно комнаты встреч с адвокатом бил солнечный полуденный свет. Через открытую маленькую форточку было слышно летнее щебетание птиц.

На дворе стояло 19 августа, Преображение Господне, или яблочный Спас.

Освященные яблоки, лежащие сейчас на столе в СИЗО, дал мне утром мой духовник и тезка, протоиерей Григорий, по просьбе которого я защищал Марка.

— Как там Марк? — тремя часами ранее спросил он меня после литургии. Выслушав неутешительный ответ-отчет, он помолчал, потом взял с праздничного стола два освященных яблока, подержал их в руках и дал мне. — Отнеси ему, поздравь с праздником. Пусть порадуется.

Я раскрыл было рот — объяснить батюшке, что сегодня ехать в СИЗО не планировал, к тому же мне нельзя таскать продукты подзащитным. И если эти яблоки найдут, то меня, мягко выражаясь, по головке не погладят, скорее произойдет обратный глажению процесс. Но осекся. В конце концов, «послушание — важнее молитвы», как говорят в монастырях. «На волю Божью. Найдут, значит, так тому и быть», — подумал я и с поклоном принял яблоки у протоиерея.

Марк аккуратно взял яблоко и, подержав его в руках, начал есть. Второе он дал мне. Мы молча, не спеша ели яблоки, празднуя Преображение Господа нашего Иисуса Христа, произошедшее на горе под названием Фавор. «Быть в Фаворе», «фаворит» — это все оттуда.

Христос сказал, что посещать заключенных — это сотворить доброе дело лично Ему: «в темнице был, и вы пришли ко Мне»[1]. Адвокат часто посещает своих клиентов в тюрьме, но не в качестве частного лица, а по долгу службы. И тот случай был едва ли не единственным за всю мою практику, когда я пришел на встречу с подзащитным исключительно ради человеческого участия. «Получается, — подумалось мне, — что от этого визита Марку стало хоть немного легче и мне вместе с ним, поскольку я выполнил евангельскую заповедь, сам того не понимая. Вот так батюшка…»

— Гриш, сколько мне дадут? — глядя куда-то в форточку, спросил Марк.

Господи, сколько раз я слышал этот вопрос! И что мне сказать ему? Я не следователь, не прокурор и тем более не судья. Но я — его адвокат, и поэтому спросить такое он может только у меня.

— Четыре года, — стараясь не интонировать, сказал я.

Через пять минут такой же спокойный голос Марка прервал паузу:

— Хорошо, я посижу.

Слово «преображение» по-гречески — метаморфоза. В случившемся с Марком преображении-метаморфозе имелись случайности, но и закономерности были тоже.

Завернул Марка на «глиссаду» его «второй пилот», младший компаньон, которого назовем Валера. В «отчаянные 90-е» ребятки неплохо поимели, занимаясь всем подряд, что называется, «от батона до… бурбона».

Тут надо сказать, что Марк был и есть из породы тех уникальных людей, которые не могут просто сидеть сложа руки. Их разум пребывает в непрерывном поиске новых, оригинальных, иногда даже сумасшедших идей по зарабатыванию наличности. Там, где большинство пройдет, ни на что не обратив внимания, такие, как Марк, срубят целковый.

Впервые о таких людях я узнал из рассказа старших товарищей про дело Германа. Будучи в конце 70-х годов прошлого века инженером Тушинского машиностроительного завода, Герман совершенно не желал мириться с объемом зарплаты, предлагаемой советским государством ИТР (инженерно-техническому работнику). Он предполагал увеличить ее в разы, для чего изобрел совершенно уникальную схему извлечения золота из штекерных разъемов, которые, никому не нужные, валялись на заводской свалке.

Золото использовалось при пайке, а брак выкидывался, поскольку все знали, что извлечь благородный металл из разъемов невозможно. Герман имел на сей счет собственное мнение, поэтому сначала придумал, а затем и реализовал свое изобретение. Путем технических ухищрений тончайший налет золота, напоминавший сигаретную бумагу, отделялся от разъема и складировался в трехлитровую тару. Наполненные практически невесомыми золотыми листочками батареи банок стояли у него на полках в кладовке, за занавеской. Как варенье. Потом золото переплавлялось в слитки. Попался Герман, как это обычно бывает, на том, в чем ничего не смыслил, — на реализации. Советская власть в те времена была еще крепка и, совершенно не оценив гениальность изобретения, надолго отправила горе-ученого куда Макар телят не гонял. Старшие товарищи говорили, что он тогда легко еще отделался, а могли и лоб зеленкой смазать.

Примерно в те же годы, когда Герман не покладая рук трудился в Москве, в культурной столице — Ленинграде — Марк обучал Валеру, которого устроил барменом в культовый кинотеатр, азам бизнеса. Ученик попался тупой. Марк рассказывал потом:

— Делал он бутерброды из дефицитной красной рыбы. Я сказал ему: «Ты кладешь три кусочка на бутерброд. Положи два, а из оставшихся кусочков от двух бутеров делай третий и продавай его». Он так и поступал, только третий бутерброд не продавал, а сжирал, ты представляешь!

Привычка в любой ситуации оставаться адвокатом дала о себе знать:

— Может быть, он просто есть хотел в тот раз?

— Да нет, это не какой-то особый случай был, не технический сбой. Это осознанное поведение, судьба, можно сказать. Судьба дурака средней руки. А все почему? — Марк блеснул стеклами дорогих очков, и его указательный палец взметнулся вверх. — Потому что перцепция не означает рефлексии.

— Вы что имеете в виду? — стараясь казаться умным, переспросил я.

— Если он бабки поимел, это ещё не значит, что он понял, как их зарабатывать. Или то, что человек прочел Уголовный кодекс, еще не означает, что он стал юристом.

С приходом демократии даже такие люди, как Валера, под руководством Марка стали заниматься бизнесом. Среди направлений были совсем экзотические, например продажа аппаратов для поиска золота в Индонезии и открытие в России филиалов западных орденов всяких рыцарей. При этом Марк лично разводил по углам воюющие индонезийские кланы, усаживая их за стол переговоров, пил там с генералитетом и лазил с клиентами в сопровождении солдат по горам. А по возвращении умудрялся посещать тусовки в черной конфедератке и мантии, на которой красовался огромный сверкающий камнями ромб-орден, намекая на связи обладателя экзотического наряда в мировой закулисе. После чего делал присутствующим весьма выгодные предложения. Однажды после такой встречи в большой фирме на высоком этаже происходило совещание по передаче Марку денег на нужды закулисья, с тем чтобы получить за это максимальные преференции на западном рынке. Обстановка накалялась. Люди спорили до хрипоты и крика о том, в какой именно сумме нуждается финансовое зазеркалье и чего нужно попросить в ответ. Марк, зная, что один из участников совещания по образованию гинеколог, громогласно сообщил, указуя на него своим перстом:

— Послушайте его! Он — один умный среди нас!

В ответ на изумленные взгляды пояснил мужчинам:

— Мы все туда деньги вкладываем, а он единственный из нас — вынимает!

Гинеколог был за Марка. Под дружный хохот решение приняли.

Однако мало-помалу все это осталось в прошлом. Марк остепенился, стал на пару с Валерой соучредителем в серьезной конторе, занимающейся «растаможкой». Примерно к этому же периоду относится начало заботы Марка о своей грешной душе, обращение к православию и знакомство с отцом Григорием.

Со временем Валера организовал собственный бизнес и вернулся в Питер. От дел в созданной когда-то компании отошел, затраты нести отказался, на прибыль, соответственно, также не претендовал. Время шло, и Валере стало совсем лень да и хлопотно подписывать какие-то протоколы собраний, утверждать непонятные и ненужные ему сделки, назначать неизвестных директоров, и в конце концов он предложил Марку оформить его долю на себя: «Черкни там за меня, где надо, мы ж друзья, что нам эти бумажки». Марк «черкнул», и жизнь потекла дальше.

Все было хорошо до момента, пока не стало плохо. Понятие «плохо» имело конкретные очертания в форме изменившихся правил игры, знаменовавших начало новой эры: стабильных нулевых. Кстати говоря, «стабильность» определяется как неподверженность значительным изменениям, причем не только плохим, но и хорошим. Сам же «ноль» — число, от прибавления, а также вычитания которого никакое другое число не меняется. Имея это в виду, попробуйте познать смысл выражения «стабильные нулевые»…

Но в случае Марка все поменялось. Из бизнеса пришлось уходить, освобождая место вновь прибывшим людям в погонах. Валерий, также освободивший место для новой элиты Ингерманландии, вспомнил о своей доле в Москве и потребовал денег. Марк, естественно, отказал.

Юридически долю свою Валера внес много лет назад столами и стульями, оцененными в две сотни тысяч рублей, коих никто и никогда в глаза не видел. При миллионных оборотах это копейки, то есть внесение доли было «номинальным». В организации оба они были соучредителями, имея злополучные 50% на 50%. Так их называю, потому что львиная доля предпринимателей, начиная бизнес с друзьями, совершенно не думают и не понимают, что при возникновении трений между партнерами схема, при которой ни у кого нет большей доли, то есть права принимать принципиальные решения, обрекает бизнес на уничтожение. Возникает вопрос: на чьей стороне генеральный директор? А тот обычно сам не рад сложившейся ситуации, так как приходил в фирму зарабатывать, а не участвовать в разборках. И дальше со всеми остановками.

Долго ли, коротко ли, а пришло такое время, когда Валера взял да и написал заявление о преступлении, обвиняя Марка в том, что он документы подделал и долю его в обществе с ограниченной ответственностью присвоил.

Заявление свое Валера отправил с берегов Невы в одно из столичных УВД по факсу. Дальше ведомство, в котором существует поговорка «заявитель — враг дежурной части», ведомство, о котором на уровне генерального прокурора РФ сказано, что «уголовная статистика, к сожалению, отражает не истинное количество совершенных преступлений, а негодную практику их регистрации… она (полиция. — Прим. Авт.) Объективно покрывает преступников, помогает им избежать заслуженного наказания, потому что часть преступлений вообще не регистрируется»[2], это ведомство неожиданно проявило чудеса расторопности. Не просто зафиксировало питерское эпистолярное творчество, но и возбудило по факсовым листкам уголовное дело. Неформатные бумажки эти, кудрявясь, потом долго выглядывали из пухлой папки первого тома дела, как бы напоминая о том, что бывают в нашей жизни чудеса.

Возмущенные полицейские, неподкупный следователь и беспристрастный прокурор довольно быстро нашли виновного, и очень скоро Марк ел яблоки, сидя на привинченной к полу мебели.

Отношение его к этому факту было, на удивление, спокойным. Не могу сказать, что имело место христианское смирение. Скорее разгадка таилась в злой шутке Дюрренматта: «Любого человека, ничего ему не объясняя, можно посадить в тюрьму лет на десять, и где-то в глубине души он будет знать, за что»[3].

Дело попало к печально знаменитой жесткими приговорами судье, которая часто давала сроки большие, чем установлено в Уголовном кодексе, и не подвергаемые отмене вышестоящими инстанциями. Мне было известно, как она сохраняла «каменную маску» вместо лица на заседаниях, грубо обрывала адвокатов и авторитарно подавляла попытки защиты отстаивать свои позиции. Ни о каком вменяемом ведении процесса, реальной состязательности сторон не шло и речи.

Единственным шансом на успех был тот факт, что прокуратура, видимо успокоившись в связи с попаданием дела в надежные руки, прислала на процесс новенькую помощницу прокурора. Девушку, без сомнения, образованную, но не имеющую большого опыта. Судебное следствие началось с допроса свидетелей, коих в деле фигурировало множество — от сотрудников фирмы и общих друзей до знакомых и мимо проходивших личностей.

О стратегии и тактике допроса свидетелей в ходе судебного заседания написаны десятки книг. «Ряд обдуманных и расчетливо перемешанных вопросов может вынудить свидетеля признать то, что он хотел бы утаить»[4]. Это цитата из главы «Допрос свидетелей» труда «Уголовная защита», написанного русским юристом времен царской России Петром Сергеевичем Пороховщиковым (публиковался под псевдонимом П. Сергеич). Данная глава, на мой взгляд, является лучшим пособием для того, как адвокату правильно вести допрос свидетелей.

Впервые она помогла мне, только закончившему вуз, когда довелось представлять интересы коллеги по новой работе в иске о защите чести и достоинства. У коллеги шел тяжелый бракоразводный процесс. Тем временем бывшая теща опустилась до того, что написала грязный пасквиль ему на работу, описывая, как он ей угрожал и срамил ее на людях. Коллега подал иск с требованием опровергнуть порочащие его сведения. Краеугольным камнем процесса стал факт якобы встречи истца и ответчицы, в ходе которой были произнесены угрозы и прочие «обидности». Наша сторона доказывала, что никакой встречи не было. Ответчица привела семь человек лжесвидетелей, доказывающих, что встреча была. Все свидетели как под копирку говорили одно и то же, но спотыкались на косвенных вопросах, об ответах на которые не договорились заранее. Например: если они видели встречу, то в какую сторону участники направились после ее окончания? Или: откуда пришли на встречу истец и ответчица?

Четвертым по счету в зал вошел подполковник существовавшей тогда налоговой полиции, весь в значках и юбилейных медалях, который являлся соседом бывшей тещи моего коллеги. Подполковник сообщил, что осуществлял чуть ли не оперативное сопровождение ответчицы от квартиры до места встречи, следуя на расстоянии, при этом имел целью предупреждение противоправных действий со стороны моего доверителя. Внешний вид бравого служаки, фразы «оперативное сопровождение», «противоправные действия» произвели на судью впечатление, и он заколебался: «А вдруг не врут?».

Следующим вошел муж тещи, бывший тесть истца. Несколько сбитый с толку предыдущим свидетелем, я не знал, как вести допрос дальше. В памяти автоматически всплыли слова незадачливого зятя о том, что теща мужу всю жизнь направо и налево изменяла, продвигаясь таким образом вверх по карьерной лестнице, попросту говоря — пока была «в соку», то спала с начальством. Была в курсе этого и ее дочь, до которой доходили обрывки сплетен, и, естественно, муж бывшей тещи. Однако все молчали, пользуясь материальными плодами супружеской измены, под предлогом сохранения ячейки общества.

К сожалению, в данной ситуации помочь мне эта информация никак не могла. Муж тем временем бодро сообщил суду, что в день встречи, субботу, он оставался дома, отправив жену на «свидание» в сопровождении военного-профессионала, а после ее возвращения тщательно расспросил ее о произошедшем. Взоры устремились на меня.

— То есть вы на встрече не были? — промямлил я.

— Я же сказал, что нет.

— У вас еще вопросы к свидетелю есть? — судья был явно раздражен.

— Да, ваша честь. — Вопросов у меня на самом деле не было, но и отпускать свидетеля в такой момент было категорически нельзя.

— Тогда задавайте!

— Итак, в тот день вы остались дома ждать супругу. На саму встречу вы не пошли, отправив с ней профессионала. А когда она вернулась, то подробно расспросили ее о состоявшемся разговоре… — начал как можно спокойнее рассуждать я.

— Я уже сказал об этом, так все и было! — Свидетель немного нервничал.

— Представитель тянет время, у него кончились вопросы! — скалился адвокат ответчицы.

— Вопрос задавайте! — настаивал судья.

Стараясь не обращать внимания на эти реплики, я продолжил логическую цепочку своих рассуждений:

— …но мы утверждаем, что встречи никакой не было. Это значит, что в ту субботу ваша жена ушла с соседом в неизвестном направлении, пробыла с ним какое-то время, после чего вернулась и рассказала вам историю. А сколько по времени она отсутствовала с соседом? Два часа? Больше?

Эффект от вопроса превзошел мои ожидания.

— Ты на что намекаешь, щенок?! — Многие годы не имея возможности дать волю эмоциям, муж-рогоносец решил за все обиды отыграться на мне. — На что ты, тварь, намекаешь, я тебя спрашиваю?!

Изрекая слова как можно медленнее и спокойнее, я ответил:

— Ни на что. Просто задаю вопрос.

Мой ответ потонул в возгласе очнувшегося судьи:

— Свидетель, к порядку!

От гнева ноздри свидетеля вздувались, краска залила лицо, руки непроизвольно сжимались в кулаки. Он перевел совершенно обезумевший взгляд на судью:

— И ты тоже заткнись! Еще учить меня тут будешь!

Дальше все было разыграно как по нотам. Свидетель был удален из зала суда. Оставшихся суд постановил не заслушивать. К уже данным показаниям отнесся критически. Иск был удовлетворен в полном объеме, включая значительную материальную компенсацию. Как выразился мой коллега: «Вдарил по этой офигевшей банде рублем».

Надо отметить, что в тот раз я все же нарушил правило, которое самым верным образом сформулировала Джоди Пиколт[5]: «Ни один опытный адвокат никогда не задаст свидетелю вопрос, на который сам не знает ответа». Хотя для того случая есть смягчающее вину обстоятельство: опыта у меня еще не было.

На суде у Марка все было как надо. Раз за разом свидетельские показания, данные в ходе следствия, рассыпались после вопросов адвоката. Свидетели фактически опровергали все, что записал в протоколах их допроса следователь, и сообщали совсем иную картину происшедшего. Кроме того, «вы просто не представляете, сколько всего может не запомнить человек, если он вызван в качестве свидетеля», как мудро выразился создатель «принципа Питера»[6], то есть сам Лоуренс Питер.

Помощница прокурора, видимо, полагала, что это все несущественно. Ну а я, испытывая легкое головокружение от успеха, продолжал отбивать свидетелей. Дело стало рассыпаться на глазах.

Обращение судьи к помощнице прокурора прозвучало как гром среди ясного неба:

— Прокурор, вы понимаете, что он делает?! — указательный палец жрицы Фемиды смотрел в мою сторону.

— Он? — в голосе стороны обвинения прозвучало неподдельное удивление. — Он задает вопросы свидетелям.

Хотя такой ответ трудно было назвать неправильным, но судью он почему-то не устроил, и она, тяжело вздохнув, объявила перерыв до утра следующего дня.

Утром на месте милой помощницы прокурора восседал один из тяжеловесов обвинения. За ночь прокуратура по чьей-то просьбе сменила своего представителя, и теперь каждый мой вопрос обрывался протестами и загоном свидетеля в угол его же показаниями, которые он дал в ходе следствия. Любые мои ходатайства отклонялись. Все попытки изменить ситуацию наталкивались на объявление очередного замечания судьи, которая, забыв про слепую беспристрастность Фемиды и находясь скорее в фанатическом ослеплении, полностью играла на стороне обвинения. Из всех участников судилища ее не устраивал теперь только адвокат.

Несмотря на это, я продолжал упорно следовать линии защиты, чем заслужил в одно из заседаний прозвище со стороны Марка, которым именовался до конца разбирательства. После очередного вопиюще несправедливо проигранного раунда он в запале махнул рукой и присел на скамью, демонстративно развернувшись спиной к суду. Я тоже от имевшей место беспардонной наглости обвинителя испытал чувство, близкое к отчаянию. Однако взял себя в руки и, стараясь говорить монотонно, стал заявлять следующее ходатайство, которое было намечено по нашему плану. Закончив, услышал из-за спины удовлетворённый баритон:

— А Вы, Григорий, оказывается, юридический ригорист.

Вопреки нашим усилиям, процесс катился по наклонной. В конце концов даже мне этот фарс надоел.

— Ваша честь, у меня внепроцессуальное ходатайство.

В этом месте мой внутренний голос заорал: «Что ты делаешь?! Опомнись! Такой формы ходатайства нет в природе!» Судья была с ним согласна:

— Вы что хотите сказать, адвокат?

Адвокат, не показывая пальцем на монстра обвинения, ни к кому не обращаясь, сказал-выдохнул:

— Так нечестно.

Конечно, можно было бы присовокупить к этой фразе еще много чего. Про то, что судопроизводство давно уже обогнало по производительности и рентабельности любое другое производство в нашей стране. Про обвинительный уклон правосудия, про явно заказной характер дела, про машину по штамповке приговоров… Но адвокат произносить всего этого не стал. Поскольку sapienti sat[7].

Фразу предпочли счесть результатом переутомления, и процесс покатился дальше.

…Прокурор окончил читать обвинительное заключение. Государство в его лице просило четыре года колонии общего режима.

Адвокат встал и, понимая всю бессмысленность пламенного выступления, не устраивая «чемпионат по метанию бисера»[8], спросил судью:

— Ваша честь, вы помните, я внепроцессуальное ходатайство заявлял?

Служительница Фемиды неподдельно удивилась:

— И что?

— Учитывая его, прошу вас назначить наказание, минусуя один год.

Можно было попросить отнять два года, но санкция статьи начиналась с трех лет и такая просьба была бесперспективной.

Видимо, опешив от неожиданности, она пристально посмотрела на меня.

— Это вся ваша речь, адвокат?

— Да, уважаемый суд.

Смею утверждать, что «каменная маска»… нет, не улыбнулась, конечно, но скальные породы в районе губ разошлись, показывая расположение к смеху или хотя бы к доброжелательности.

Печально знаменитая жесткими приговорами судья, которая иногда давала сроки больше, чем установлено в Уголовном кодексе, назначила Марку наказание: три года лишения свободы.

Как принято говорить в тех местах, куда он отбыл: год не срок, два — урок, три — пустяк, пять — ништяк[9].

Находясь в изоляторе, а позже в колонии, Марк не оставил православной веры. Наоборот, воевал с администрацией по поводу времени для молебнов, посещений священников, но самым известным случаем стала встреча им своей первой Пасхи в неволе.

Надобно отметить, что пасхальный день, главный праздник всех христиан, для заключенных наполнен особым смыслом. Истоки этого лежат в какой-то генетической памяти сидельцев, идущей со времен русских царей, которые всегда на Пасху посещали тюрьмы и остроги. Соблюдая заповедь «Помните узников, как бы и вы с ними были в узах, и страждущих, как и сами находитесь в теле»[10], государи и государыни всероссийские в Светлое Христово Воскресенье лично одаряли острожников едой, одеждой и самым желанным — свободой, объявляя о помиловании. Древнехристианский обычай также подразумевал выкуп состоятельными людьми из темниц должников.

Именно об этой богоугодной традиции великий Пушкин иносказательно писал:

В чужбине свято наблюдаю

Родной обычай старины:

На волю птичку выпускаю

При светлом празднике весны[11].

Обычай «пасхального прощения», берущий начало еще с ветхозаветных времен, утвержден был у христиан в 367 году по Рождеству Христову при императоре византийском Валентиниане. Советская же власть не то что пасхальное прощение, но и саму Пасху пыталась отменить. В итоге отменили саму советскую власть. Однако обычай пока не возрожден, хотя стоило бы.

Не скажу точно, известно ли было заключенному Марку об императоре Валентиниане, но неуемная энергия своеобразного мышления, которая даже за решеткой не могла оставаться взаперти, дала о себе знать.

Незадолго до Пасхи Марк был отправлен с поручением в административный корпус. Выполнив задание, он решил позвонить на волю, благо заместитель начальника ему это разрешил сделать по телефону из приемной. Пока он разговаривал, ему на глаза попалась книжка, лежащая на рабочем столе. Она называлась «Справочник организаций и предприятий города N». Подумав, он открыл ее на странице с телефонами директоров хлебозаводов. Дальше состоялись похожие друг на друга телефонные звонки:

— Добрый день, с вами разговаривает начальник колонии… — дальше Марк представлялся именем хозяина зоны. — Скоро наступает Светлый праздник Пасхи Христовой. Ваш хлебозавод печет по этому случаю куличи. Скажите, а непроданные, которые к концу Светлой недели возвращают из магазинов, вы куда деваете?

Ответы были также похожи:

— Отвозим на свиноферму.

— А хорошо ли это? Вот тут, недалеко от вас, находится место, где больше тысячи людских душ не имеют утешения на Пасху. Не лучше ли привезти эти куличи им?

В конце пасхальной седмицы в колонии наблюдалась странная для сего места картина: фуры с хлебозаводов, нагруженные куличами, стояли перед воротами. Возле них метались конвойные и сотрудники администрации, выясняя, что происходит, и кто это устроил.

В тот год каждый сиделец отпраздновал Светлое Христово Воскресение, вкусив кулич. С надеждой на лучшее. «Начальник колонии» получил взыскание. А традиция жертвовать непроданные куличи заключенным остается в губернском городе до сих пор. Нарушена она была только однажды, когда новый хозяин все куличи приказал свалить на пол в хозблоке, где они и сгнили, не доставшись узникам. По странному стечению обстоятельств начальствовал он после этого совсем недолго, и через год, на следующую Пасху, его в колонии уже не было.

Истории с этим судом в 2019 году исполнится десять лет. Валера так и не смог наладить свою жизнь, «погнался за крохой, да без ломтя остался», опустившись до откровенно разбойных схем, и в настоящее время отбывает наказание за совершение убийства.

Марк давно уже освободился, и теперь мы каждый год вкушаем освященные яблоки за праздничным столом отца Григория, вспоминая «батюшкины яблочки», как дела давно минувших дней.