автордың кітабын онлайн тегін оқу Мы все не из картона
Глава 1
Если и есть на свете зло, то это Белая Скала.
Я вырываюсь из её холодных стен и чувствую неимоверное облегчение!
— Эй, Санта! — машу, заприметив старика издали.
И пускаюсь со всех ног навстречу. Мне хочется поскорее запрыгнуть в наше каноэ и уплыть далеко-далеко, подальше от Белой Скалы. Но я спотыкаюсь о маленький, почти невидимый камешек, и рюкзак спадает с моего плеча. Я подпрыгиваю, чтобы вернуть его обратно, но поскальзываюсь на чернозёмной жиже и плюхаюсь попой в грязь.
От моих неловких движений грязь смешно чавкает, и я в бестолковых попытках подняться хохочу, как сумасшедшая. Волосы лезут в лицо, и я отплёвываюсь от них, потому что не могу убрать, ведь мои пальцы перепачканы. Десять вулканов извергли липкую густую лаву, которая ещё не остыла.
Ловко просунув руку под широкую лямку, я подхватываю рюкзак, встаю и продолжаю свой путь, не сводя глаз с растопыренных пятерней. Я не хочу потревожить задремавшие вулканы. Лава ещё тёплая, хотя почти уже застыла.
— Это огненное кольцо! — сообщаю я Санте, как только оказываюсь у него во дворе. — Помнишь, ты рассказывал про вулканы, которые окружили океан?
И сую свои руки ему чуть ли не в бороду. Старик подслеповат и может не разглядеть моё открытие на большом расстоянии.
— Похоже на то, — соглашается он и кивает мне за спину. — А Боуи извергся где-то позади.
Я вытягиваю шею, чтобы изловчиться и заглянуть себе через плечо, но ничего не выходит.
— А ты не врёшь? — прищуриваюсь я, потому что из рассказов старика помню, что подводный вулкан Боуи особенный.
Санта смеётся. И я смеюсь. Его смех как тысяча встревоженных ворон — кхар-кхар-кхар-кхар! Из раскрытого рта старика даже вылетает одна такая, серая и безобразная, и шмякается ему под ноги. От этого Санта закашливается, сгибается почти пополам, сплёвывает в сторону ворону побольше и сразу серьёзнеет.
— У меня много дел, — бурчит он в бороду и отворачивается. — Уходи.
А мне ну совсем не хочется! Если бы сегодня мне надо было домой, то, конечно, я бы сразу ушла. А так…
— Я тебе помогу, — говорю я, изучая его старый пиджак с дырками на локтях. Так, будто вижу впервые. И прихожу к мысли, что пиджак ещё ничего. — Хочешь, я поставлю тебе заплатки?
— Не хочу, — фыркает Санта, не обращая на меня никакого внимания, в то время как я уже ковыряю палкой кучку картофельных очисток посреди его двора.
— А зря, — говорю я, не прекращая своё увлекательное занятие: в центре кучки я нахожу настоящее сокровище — красную кожурку от помидора. — Ты был бы очень красивым, Санта!
Старик наконец-то оборачивается и пристально смотрит на меня своими мутно-синими глазами — я это макушкой чувствую!
— Скажешь тоже, — хмыкает он и снова смеётся: — Кхар-кхар-кхар-кхар!
И я теперь знаю наверняка, что Санта меня не прогонит.
Отшвырнув палку в сторону, я с восхищением смотрю на наше великолепное сооружение, как бы спрашивая разрешения запрыгнуть туда, и Санта кивает. Он идёт к маленькому кривому кранику, торчащему прямо из земли, и поворачивает заржавелый вентиль. От радости я даже взвизгиваю!
И вот я уже плыву на каноэ…
Каноэ — это такая узкая-преузкая лодка с острым носом, который так и норовит влезть не в свои дела. Например, поцеловать вон тот огромный камень, осевший в воде на повороте. Или просто нырнуть поглубже.
Но в моих руках весло. Оно тяжёлое и выглядит устрашающе. Поэтому каноэ его слушается. А весло слушается меня. Здесь я главная! И если я захочу, то уплыву далеко-далеко — туда, где по зеленеющим полям гуляют лампаки.
У лампак смешные мохнатые мордочки и длинные шеи. Их хочется обнять или хотя бы просто потрогать. Мягонькие, тёпленькие, милые лампаки! Я представляю, как глажу их по шёрстке и по мокрому носу, кормлю с руки морковкой и, кажется, улыбаюсь.
— Ну всё, хватит, — смеётся Санта. — Сейшелы затопит.
Тогда я впиваюсь пальцами в весло ещё крепче и начинаю усиленно грести назад. Брызги летят во все стороны.
— Хватит, хватит, хватит! — заходится в хриплом смехе старик и машет перед лицом желтовато-серой ладонью.
Я смотрю на Санту и понимаю, что забрызгала грязью его пиджак.
— Ой, — виновато опускаю голову и оставляю каноэ. — Давай я возьму его с собой? Постираю под краном и в свободный час зашью твои дырки.
— Всё нормально, Лисичка, — улыбается Санта. — Это же каноэ.
Когда Санта называет меня так, я чувствую, как внутри подпрыгивают разноцветные мячики.
Тогда я забираюсь на кучу трухлявых досок, сложенных друг на друга у стенки его жилища, удобно устраиваюсь на ней и не без интереса спрашиваю:
— Ну как ты?
Потому что вдруг вспоминаю, что Санта живёт один, и ему, должно быть, очень одиноко. Это у меня есть: Пашка, Алёна, Наталья Сергеевна, Стася, Канюша, Мика, Сонечка. И мама, конечно. А он?
Я не сдерживаюсь и спрашиваю вот ещё что:
— Санта, а где твоя мама? Почему я её никогда не видела?
Старик странно морщится, но не смеётся и даже не фыркает. Он садится на табуретку, и его седая борода теперь достаёт до верхнего кармана пиджака, малю-юсенького, как спичечный коробок. И я думаю: а что, если борода дорастёт до нижнего, большого кармана? Её можно будет туда положить?
— Ты лучше мне расскажи, где твоя мама, — ни с того ни с сего произносит он. Тихо так, будто бы сам себе.
Но я почему-то вздрагиваю. И вскакиваю.
— Всё-мне-пора-я-и-так-уже-засиделась! — скороговоркой произношу я, машу ему и стремглав вылетаю со двора.
А потом вспоминаю про свой рюкзак.
Приходится притормозить прямо в грязи, изловчиться, чтобы не упасть, развернуться и ещё раз изловчиться — забрать рюкзак, не взглянув и краешком глаза на Санту.
Провернув всё это, я устремляюсь снова вперёд — мне давно пора быть в Центре! А оборачиваюсь я только тогда, когда двор Санты становится крошечным, как кусочек чёрного хлебушка, который припасён у меня в рюкзаке на всякий случай.
Глава 2
Стасе сегодня девять, но она совсем не радуется — возит по тарелке жидкое-прежидкое картофельное пюре и глядит перед собой. Я знаю, она это всё из-за брата. Стася ждёт его звонка, а он почему-то не звонит.
Брат Стаси — военный. Он командует подводной лодкой, служит в секретных войсках, когда-то горел в танке и один раз сам, в одиночку, обезвредил целую банду террористов! Но это не у нас. Где-то там, в Москве.
Или где он у неё живёт? Я толком не знаю.
Вероятно, он просто колесит с места на место, как и положено всем военным разведчикам: сегодня здесь, завтра — в Москве, послезавтра — в Альпах, во вторник — в Париже, а к концу месяца — вообще где-нибудь… в Сык-втык… Стык… Да неважно где! Главное, что можно посмотреть весь мир. А мир наш такой прекрасный! Наверно, даже лучше, чем в телевизоре!
А ещё Стасиного брата зовут очень красиво — Арчибальд. Как ав-то-мат.
Стася говорит, что и автомат у него есть. И пистолет есть. И ружьё. И граната. И пулемёт. И ещё что-то такое… А ещё она говорит, что, если бы Арчибальд не был её старшим братом, она бы за него замуж вышла. Ведь с таким мужем ничего не страшно. Не то что с её папой, который всё время ходит с синяками и с забинтованной рукой. То одной, то другой. То вообще не ходит, а лежит.
Если у Арчибальда есть автомат, пистолет, ружьё или хотя бы граната, то он не даст в обиду свою семью. А даст Стасе пулемёт.
И пусть они тогда всё равно поженятся — два военных разведчика, Арчибальд и Стася. Чтобы наконец-то быть вместе навсегда, пока смерть не разлучит их. Если уж они как брат и сестра постоянно разъединены.
Я беру серый картон, которого в Центре завались и больше, и начинаю рисовать свадьбу Стаси, чтобы сделать ей чудесный подарок на день рождения. На моём рисунке обязательно будет длинный-предлинный стол со сладостями, трёхъярусным тортом, покрытым розовой глазурью, и много-много гостей, где каждый друг другу родственник.
Ведь так обычно бывает, когда женятся?
Я именно так рисую, потому что после свадьбы Стася должна обзавестись большой и дружной семьёй. И чем больше в ней будет человек, тем лучше. Мне так кажется.
Но сна
...
