автордың кітабын онлайн тегін оқу Крыси-мыси. История о похищенных жизнях
Глава 1
1989 год
Он проснулся оттого, что вокруг него плавал — то появлялся, то исчезал — какой-то огонёк и доносился еле слышный невнятный бубнёж. Он плохо помнил, что произошло прошлой ночью, но ноги сами принесли… Конечно, в бабкин дом. Бабка! Вот кто гундосит над самым ухом — и без её кряхтения противно.
— За гранью скрываю, под воду опускаю, в землю прячу… — доносился глухой бабкин голос.
Он шевельнулся, и это не укрылось от бабкиного слуха.
— Дебил, — выстрелила в него словом бабка и продолжила: — Что сотворено, от глаз чужих сокрыто, от происков врагов спрятано. Никому той воды не переплыть, того воздуха не перелететь…
Показалась её сгорбленная спина, в руках бабка держала горящую свечку.
— И не вздыхай тут, ирод. Вздыхает он…
Он лежал, застыв в том оцепенении, которое бывает, когда надолго уснул в неудобной позе: всё болит, лежать дальше невозможно, но и распрямиться тоже, так как каждое движение приносит только новые болезненные ощущения. Голова раскалывалась, во рту словно кошки нагадили. Но если он у бабки, значит, пришёл к ней чуть тёпленький, наверное, перевалился через порог и ушёл в отключку. А ноги к бабке сами принесли, ну потому что бабка — это бабка: нервы потреплет, но опохмела даст и из дому не выставит. Он и раньше всегда к ней приходил, если что. А если ругает, то произошло что-то нехорошее и он в этом виноват.
— Закрываю глаза врагам его на все дела его, — бубнила бабка, — покров кладу непроглядный. Аминь.
Бабка погасила свечку и наклонилась к нему:
— Сучонок ты безмозглый. Не тебе помогаю — себе помогаю, запомни. Кровь у нас с тобой одна, кто кровь свою предаст, тому работы не будет. Отлежишься — и иди, чтобы глаза мои тебя не видели. Сам ни в чём не признавайся, если спрашивать будут. Тогда и не узнает никто. Говнюк, прости меня господи.
Да что она вообще несёт? Какой это работы у неё не будет? Будет, ещё как будет. Знает он, чем бабка занимается. Пока дуры в деревне не переведутся, у неё той работы будет не переделать вовек.
— В последний раз тебе помогаю, — прошамкала бабка. — Пока на тебя кто-то не укажет, никто не узнает, что на тебе отвод есть. Кто знает, сколько уж ты сам продержишься…
Последнее слово бабка произнесла наполовину беззубым ртом как «продёрзисся».
— А лучше кончай тут блукать, хватит самогонку халкать. Хорошо, что заявление в институт подал. Сдавай экзамены и живи как человек. Не мелькай здесь. Отвод отводом, но ты и сам сиди, как мыши под веником.
Бабка произнесла «мыши» как «мыси». Зубы все уже съела, а ещё кого-то строит из себя. Он мысленно послал бабку куда подальше. Ох уж эти её вечные присказки, эти нравоучения… Сама как пень дремучая, живёт всю жизнь в деревне безвылазно, а туда же: институт, город, учись…
Хотя… Может, она и права, теперь подальше надо от всей этой… Что там вообще случилось-то? Так голова трещит, что-то помнит, что-то не помнит.
Сколько он себя знал, с самого детства ноги в минуты любой горести сами приносили его к бабке. Бабка была ему неродная. Своих детей у неё не было, но был брат. Сын бабкиного брата стал его отцом, точнее, заделал матери ребёнка и свалил куда-то искать лучшей жизни. Бабка мать сильно не привечала, но с ребёнком на первых порах помогла. А потом, когда он подрос, наказала ему безо всякого стеснения к ней в дом приходить «случись что» — прямо так и сказала. Он и приходил. Отъедался, отсыпался, отмывался после драк с одноклассниками, нёс бабке свою детскую печаль. Не раз замечал, как бабка уходила за занавеску, якобы за гостинцем, а сама там пошуршит-пошепчет, а потом говорит: «Ну, иди себе, не рассиживайся», выносит ему какую-нибудь «дунькину радость» — самые дешёвые карамельки из сельпо — и выпроваживает. Он уходил, и на душе как-то полегче становилось, и как бы бабкин пригляд за собой чувствовал — мол, отца нету, но есть бабка, стоит и за ним какая-то сила, хотя бы и бабкина, не очень ему понятная. Бабку в деревне уважительно побаивались: за спиной старались не обсуждать, в гости особо не звали, по-соседски не привечали, если она проходила рядом, то замолкали. Но если что было надо, тайком шли к ней, неся подношение — деньги или продукты. После похода к бабке его несколько дней никто не трогал и не задирал, словно отшептало всех недругов.
— Только ты не думай, что дёшево отделался, — сказала в этот раз бабка напоследок. — За такое дорого берут. У меня детей нет, и у тебя не будет.
«Какие на хрен дети, кому они вообще сдались, — мучительно думал он. — Отстань уже, карга».
— Уйди с глаз моих, — велела бабка.
И он ушёл. Уполз, утащился еле живой, унёс ноги.
Глава 2
2023 год
Надо ли говорить, что самые плохие вещи в жизни всегда происходят в самое неподходящее время? Думаю, это и так все знают. Почему эта история не могла случиться в прошлом году или в следующем? Почему всему этому в моей жизни нужно было произойти именно сейчас?
Разговор был очень странным. Я понимала, что мне говорят, и не понимала. Я хотела кричать и не могла. Я должна была их возненавидеть, но ясно видела, что в этом нет никакого смысла.
Мать усадила меня за кухонный стол и сказала:
— Ань. В общем, так получилось. Прости меня, я виновата, это я не следила за всем этим.
«Та-а-ак, — подумала я. — Только не говори мне, что вы разводитесь. Только не сейчас…»
— Нам надо съехать с квартиры, — шмыгая носом, произнесла мать. Пальцы её сами собой сворачивали в трубочку край большой пластиковой салфетки — такой подставки под тарелки, которая всегда лежала на столе. Сворачивали и разворачивали. Потом опять сворачивали, опять разворачивали.
— В смысле? — уставилась я на неё.
— Мы оба очень виноваты перед тобой, — глаза матери наполнились слезами. — Тебе и так сейчас нелегко со всеми этими экзаменами…
Да уж. Целых два года я только и слышала от неё: «Наша цель — бюджет, наша цель — бюджет».
— Подожди, почему съехать? Зачем? Это же наша квартира!
— Не совсем так, — замялась мать. — Ещё немного и стала бы нашей… Год-два.
И в этот самый момент выяснилось, что квартира была куплена сто тыщ лет назад в ипотеку, я даже не знала об этом, ещё совсем маленькая была. Я часто слышала от родителей: «Надо по кредиту платить», «Ты не забыл про кредит?». Но я думала, мало ли какой у них кредит: машину покупали, ремонты делали, один раз даже на море съездили. Я ничего у них особо не просила, поэтому мне особо ни в чём и не отказывали, ссылаясь на то, что «у нас ипотека». Странно, да? Как будто я всю жизнь буду маленькой, и в некоторые вещи меня лучше не посвящать.
И теперь выясняется, что отец последние несколько месяцев неизвестно куда спускал все деньги, а по ипотеке не платил. И теперь банк просит нас с вещами на выход. То есть выставил на торги нашу хату, возвращает нам какую-то не слишком большую сумму, потому что какую-то, довольно немалую часть кредита мы всё-таки выплатили. Стало об этом известно примерно месяц назад.
Так как меня последнее время почти весь день не было дома (школа, допы, репетиторы и просто пожить жизнью обычного подростка), то все родительские разборки по этому поводу прошли мимо. В один прекрасный день отец собрался и уехал — мне сказали, что на вахту на три месяца. Мать начала постепенно продавать мебель и бытовую технику, кроме самого необходимого. Теперь я понимаю почему: тащить всё это за собой некуда. А я-то думала: ну мало ли, к ремонту готовится, избавляется от старья, она вообще последнее время была какая-то странная, будто пришибленная. Теперь ясно, что с ней.
На те деньги, которые вернул банк, она решила купить домик в деревне. Ну как деревня… Что-то среднее между деревней и дачным посёлком: довольно близко от города, даже маршрутки ходят круглый год, но коренных жителей становится там всё меньше, а дачников — всё больше. В общем, это вроде как ещё не самый плохой вариант. В городе этих денег хватало только на самую паршивую гостинку. Поэтому она и решила, что лучше в деревню на свежий воздух, чем к алкашам в трущобы на выселках.
— Охренеть! — еле выдохнула я, услышав всё это. У меня сразу как будто дыхание перехватило. Вот говорят, что земля уходит из-под ног, именно это я сейчас и ощущала. — И когда ты узнала, ты решила со мной до последнего об этом не говорить?!
Мать, значит, хочет жить в колхозе. Отец свалил в неизвестном направлении. Мать ещё сказала, что ему спасибо вымолвить нужно за то, что деньги, которые вернул банк, делить не стал: тогда бы вообще неизвестно куда идти пришлось. Да уж, спасибо, молодец, просто смылся. А обо мне хоть кто-нибудь подумал? У меня экзамены на носу! И как мне их теперь сдавать?
Разговор этот был в конце апреля, до экзаменов чуть больше месяца. Ситуация просто супер. Отвал башки. Дно как оно есть. Самое-пресамое днище. Что в данный момент может быть ещё хуже? Не могу вспомнить. Наверное, только умереть. Такая подстава…
— Репетиторов я тоже больше оплачивать не смогу, — виновато произнесла мать. — Несколько занятий ещё оплачено. Да и сколько уж тут осталось…
Да хоть сколько! Тут каждое слово, каждая буковка — всё в кассу, как говорится. Любой часик онлайн. Она сама ведь просила, чтобы я готовилась как следует, вот я и готовлюсь! Я забила на всю свою остальную жизнь, только чтобы «бюджет», чтобы в расходы их не ввергать: «мы не потянем», «не хотелось бы брать ещё один кредит». А вы что сделали?! Как могли так со мной поступить?
— Может, другую специальность выберешь? Ну, такую, на которую точно будет подано меньше заявлений…
Ага, щас. Все экзамены выбраны уже сто лет назад, я не буду сейчас метаться!
— Тогда ты точно поступишь, — мать вытирала сложенной бумажной салфеткой глаза и нос, которые уже были совсем красные. — Прописка у тебя будет деревенская, тебе дадут место в общежитии. Если в доме будет нормально с печью, я на зиму там останусь. Если нет, сниму студию в городе… Пусть не вместе, но всё равно рядом.
Голос у матери был такой… выплаканный, стёртый, словно вся его сила слезами вышла. У меня у самой крик комом застыл в горле. Какого хрена? Как он так мог? Как такое вообще возможно? Почему именно сейчас? Почему всё так неожиданно, и я ощущаю это как что-то очень и очень болезненное?
— А я? — спросила я. — Мне-то как быть?
В самом деле — как? Сейчас ещё момент такой, что ни перевестись, ни уйти из школы. Я столько пахала на эти экзамены…
— Если ты найдёшь какой-нибудь способ, я с ним соглашусь, — прошептала мать, отводя взгляд в сторону.
— Какой ещё способ? — не поняла я.
— Не знаю, например, пожить у подружки, хотя бы на время экзаменов. Или у парня, у тебя ведь есть парень? — с надеждой спросила мать. — С кем-то же ты проводишь время?
Она совсем сдурела, пургу какую-то несёт. Какие парни? Какая подруга, точнее, родители какой подруги меня сейчас к себе пустят на такой срок?
— Тебе уже восемнадцать, — продолжила мать. — Чисто юридически ты можешь жить уже где угодно: никто по этому поводу слова не скажет. Я сама себе не верю, что эти слова говорю. Я пыталась говорить с твоей классной. Я даже деньги ей предлагала, чтобы ты пожила у неё это время…
Чего? Я — у классной?!
— Но у неё однушка, муж и маленький ребёнок.
Так, ход её мыслей примерно понятен. И что остаётся? Ездить каждое утро в школу из какого-то СНТ «Жопа мира»? Офигеть вариант. Зашибись. Приплыла Аня. Я просто прекрасно сдам экзамены, вообще на медаль, дайте две.
— И что? — спросила я пересохшими губами. Внутри всё клокотало, грозилось взорваться, одновременно сжималось в комок, и умирало что-то по маленькому-маленькому кусочку каждую секунду. Нет, я понимаю, что у них так вот хреново вышло, но мне что делать?
— Банку надо отдать ключи после всех майских праздников, — устало произнесла мать. — Хотели забрать их на этой неделе, но я попросила дать нам хоть немного времени на поиск жилья и переезд.
— Слушай, а не варик снять нам на эту пару месяцев какую-нибудь комнату? Я сдаю экзамены, получаю аттестат, и мы едем к бабушке с дедушкой? — подкинула я ей идею. Ну вдруг она сама не догадалась.
— Нет, это не вариант, ты сама понимаешь. Вузов там нет, тебе всё равно надо где-то учиться. А я не хочу остаток своей жизни выслушивать, какая я никчёмная, с каким козлом связалась, что ей всё сразу было понятно, что она меня предупреждала об этом и всегда знала о том, что рано или поздно я к ней приползу с голой задницей… Я уже думала и об этом: могу ли я свою последнюю гордость засунуть куда подальше и всё это терпеть? Но… Странно так, казалось бы, что ещё тут остаётся, но вот не могу. Не могу!
Да уж. Какие-то такие слова от своей ба в адрес её дочери, то есть моей матери, даже я слышала. Если бы передо мной маячила подобная перспектива, то я бы тоже от такого отказалась.
— Нет, она звала, предлагала, — мать подняла на меня глаза, веки которых были такими красными, что казалось, будто на них совсем нет ресниц. — Но тебе надо оставаться здесь, а я… Я же знаю, чем всё закончится. Сплошными упрёками. Я решила, что я не настолько никчёмная и ещё поборюсь за свою… За нашу с тобой жизнь. Комнату если снять? Не знаю. Денег и так очень мало, съём их только сожрёт. Кредит не дадут: кредитная история теперь подпорчена. За дом этот и так пришлось поторговаться, ну потому что не за что там платить такие деньги. Хозяйка согласилась взять «плазму», она почти новая, норку мою и золото. Больше ничего нет. Чтобы грузчиков нанять, придётся в долг у кого-то просить.
— И? — я всё ждала, когда она скажет, как быт
