Оглавление

Предисловие

По представлениям славянских народов, на земле — в мире Яви — до сих пор обитают существа, появившиеся во времена первотворения, еще до того, как был создан человек.

Давным-давно, в труднодоступных местах, среди скалистых снежных вершин, собрались три брата великана: Серафион, Агафодор и Калгам. И были они не простые великаны, а древние духи земли. Необычной силой их сердца наделены. И была та сила невиданная, необузданная, пробуждающая.

Добродушный великан Агафодор, несмотря на развитое чутье, был лишен честолюбия, тщеславия и высокомерия. У него было большое отзывчивое сердце, которым так щедро наделила его матушка-природа. Агафодор стремился к гармонии и равновесию во всем, но достаточно тяжело переносил незначительные неурядицы, принимая их близко к сердцу. Его сила заключалась в мудрости и исцелении. Поэтому ему была подвластна стихия огня.

Серафион же обладал особой энергией и силой, что делало его особенно привлекательным. Слишком крутой нрав порою мешал великану принимать правильные решения. Серафиону хотелось все и сразу. Ему была подвластна стихия ветра. Порою хвастовство и тщеславие застилало глаза и мешало великану все видеть в истинном свете. Он превозносил свою значимость, и зачастую это приводило к спорам между братьями. Они были похожи только внешне, но их внутренние миры были полной противоположностью.

Калгам мог даровать жизнь и смерть. В нем сочетались такие качества, как доброта, решительность, независимость и уверенность. Калгам — хозяин тайги и гор. Когда опускалась ночь, он являл себя в виде исполинского духа, которого люди шепотом называли «Тот, кто приходит ночью». С первыми лучами солнца его облик менялся. Он представал в виде полностью покрытого шерстью великана с остроконечной головой, ногами, заканчивающимися лосиными копытами, и двупалыми руками. Калгам мог оборачиваться седовласым старцем или грациозным оленем. По древним поверьям, кровь этого лесного духа может исцелить любую хворь, а голова — дарует бессмертие.

Пихтовая гора, величественная и неприступная, дарит им кров и является их святилищем.

— А я утверждаю, что люди неровня нам! На протяжении веков я наблюдаю за ними. И ничего хорошего не вижу. Они примитивные и низшие существа, которые грабят, совершают злодеяния, воруют друг у друга. Хуже того, они безжалостно вырубают леса, осушают реки и озера, уничтожают различные виды животных и растений. Людской жестокости нет предела! Я не позволю творить бесчинства на своей земле! — громогласно ревел Серафион, мотая продолговатой головой в стороны.

— М-да… Другие времена, другие нравы. Согласен с тобой, брат! — двупалыми ручищами Калгам теребил свою охотничью сумку, в которой хранились шерстинки — души промысловых животных.

— Утихомирьтесь, прошу вас, — Агафодор понимал, что Серафион отчасти прав. Люди все чаще стали забывать благодарить духов. Добыв зверя или рыбу, человек должен был разделить добычу, прежде всего полагалось оставлять в тайге или возвращать в воду вместилище души — глаза, чтобы животное возродилось. А люди давно перестали делать свои подношения.

— А ты слушай, что я говорю! — продолжал упрямиться как осел дух ветра.

— Полно, брат. Твое самолюбие сейчас говорит громче разума. Не все так плохо, как тебе кажется.

— А ты не спорь со мной! Ты ведь понимаешь, что я прав! Необходимо с пеленок учить детей чтить родителей и беречь свои традиции. Однако они этого не делают. Разве я многого прошу? Людям надо всего лишь быть благодарными за все, за тот свет, то тепло, за то изобилие и плодородие, те неизмеримые благости и любовь, что дают им древние духи земли…

— Давненько они нас не балуют. Ни хлебца тебе, ни махорки, ни чая, ничего… — настала очередь Калгама возмущаться.

— Вы же чуть не загубили людские души! — укоризненно покачал головой Агафодор. Как он ни уговаривал своих братьев, сколько ни просил, они не упускают случая навредить людям. Великаны словно не слышат его. Серафион обрушит на землю яростный шторм, сотканный из ослепительной белизны и оглушительного рева, погребая все под снежным покровом. Калгам тоже любит устраивать хаос, выпуская на волю самых разных зверей. Горе тому, кто осмелится им противостоять. Великанам ничего не стоит заманить человека в глушь, напугать и растерзать его. От них можно ожидать чего угодно: и спасения, и гибели. Снег запорошит все следы, будто ничего и не происходило. В тайге, словно застывшая во времени трагедия, тянется вереница застывших тел — печальное напоминание о погибших путниках. Бывал там Агафодор, мрачное зрелище.

Сегодня они решили снова позабавиться и испытать холодом людей. Но случилось так, что поблизости оказался Агафодор. Был он там совершенно случайно, но не смог пройти мимо чужой беды. Для него это были дети земли…

— За них ты сердце рвешь свое на части! Не примечаешь злобы в людях. А я все вижу, и они не заслуживают моей жалости!

— Отчего же? — спросил Агафодор.

— Люди вообразили, что земля принадлежит им! Пусть же расплатятся за эту самонадеянность и глупость!!! — не унимался Серафион, полный негодования. Его гнев подобен снежной буре: если уж разыграется, то на несколько дней вокруг все заметает. Лютует так, что народ на улицу носа не кажет. Птицы не летают. Зверьки все реже покидают норы. Даже собаки не воют, чувствуя гнев древних духов. И жизнь словно замирает в танце бесконечной вьюги…

— Они нас забывают, отвергают! Это просто оскорбительно! — Калгам согласился с Серафионом.

— Род человеческий познает всю силу моего гнева! — кипятился дух ветра, словно самовар.

— Опомнись! Мы должны научиться жить с ними бок о бок, а не гнать их с глаз долой. Они же живые существа, как и все вокруг! Они могут любить, страдать, заблуждаться… Не надо судить их строго. Попробуйте проявить немного больше доброты, и вы поймете, как сильно ошибались. Люди вокруг вас служат вашим зерцалом!

— Складно толкуешь, брат. Ты возлагаешь всю вину на нас?!

— Я так не сказал, — Агафодор пытался вразумить Серафиона, но тот был глух к его словам. Он уже ничего не хотел слышать.

— Интересно ты рассуждаешь, Агафодор! По-твоему, человеческий род не безнадежен. Я же так не считаю. Попробуй убеди меня в обратном… Докажи, что я и Калгам не правы. Ступай в мир Яви и поищи среди людей того, кто окажется достойным. Чтоб отплатили тебе добром за добро. Чтоб за тебя в огонь и в воду… Только будь осторожен: силу свою попридержи. Не должны люди знать, кто ты таков. Иначе погубят тебя. Так что, брат, смотри в оба! И помни: вас будут ждать испытания. Тогда-то истина и будет явлена в нас. А итог будет один: «Кто прав, того и слушать!».

— Так тому и быть! — неожиданно для себя согласился Агафодор.

— Я — свидетель! — торжественно закончил спор Калгам.

Вообще-то лесные духи любят порядок и тишину, но, как и люди, любят развлечения. Почему бы и нет?!

Сказано — сделано.

И здесь начинается совсем другая история.

Глава первая

С незапамятных времен у подножия могучей горы жил древний народ — охотники. Обитатели северного города ценили первозданную чистоту родных мест. Испокон веков люди соседствовали с духами. С кем-то человек сосуществовал в мире, а кого-то старался избегать. Традиции передавали из поколения в поколение. Божество огня и особенно домашнего очага, было, пожалуй, одним из главнейших хранителей людей. В северном городе был свой страж огня, который зорко следил за тем, чтобы яркое божество никогда не гасло. С помощью огня согревались, готовили еду, освещали ночную тьму и совершали ритуальные обряды. Черные колдуны-заклинатели пророчили о настоящем и будущем. Огонь выполнял роль посредника и помогал передавать жертвы и просьбы божествам. К огню народ относился предельно почтительно. Возле домашнего очага люди не смели произносить плохие слова. Нельзя было ссориться — чтобы не обидеть дух огня. А также запрещалось плевать в очаг, бросать мусор — чтобы не замусорить глаза духа. Нельзя было бросать в костер иголку — подавится дух, хозяин огня. Ни в коем случае не втыкать в костер либо класть рядом с ним нож или топор — поранишь хозяина огня.

Еще много других поверий неустанно сказывались среди сказителей народов. Их приглашали на охоту, чтобы вечерами у костра они рассказывали свои истории, а духи в благодарность посылали людям добычу. Сказители рассказывали истории о том, что лесной дух выбирает себе невест среди тех, кто заблудился в лесной глуши, а водяной забирает тех, кто утонул. Согласно легендам, духи, обитающие в лесах и реках, не чужды любви к человеческим существам и порой связывают с ними свою судьбу. И в северном городе был свой сказитель. Древние книги в виде свитков из папируса содержались в его лавке, куда мог заглянуть любой желающий. Сказитель бережно хранил старинные рукописи, где описывались традиции славянских народов. Из разных коробок, шкафов, с уже запылившихся полок, бывало, Василий достает очередной свиток и какое-то время изучает его. Как только случается какое-то происшествие, он тут же старательно выводит каждое слово древесной палочкой, смешанной со смолой, на папирусе. Былина рождается прямо из уст сказителя, по мере того, как разворачиваются события…

— Не бреши! — Митяй упрямо замотал головой.

— Говорю же тебе, ее видели вживую!

— А кто это у нас такой глазастый? — усмехнулся парнишка.

— Да ты погодь, малой! Не беги впереди кобылы. Хочешь верь, хочешь не верь, а так все и было! — вдруг насупился Василий. Он ему выдал такую новость, а тот взялся носом воротить.

— Ты, Василий, брови не хмурь. Говорю что думаю. Лучше растолкуй, что к чему. Неужто это правда? — Митяй по-прежнему сомневался в его словах.

— Клянусь!

— А кто ее видал, эту рыбу?

— Марфа.

— И что говорит?

— Она утверждала, что видела желтоперого, здоровенного сома! И усищи у него были — во! Говорила, он плескался хвостом у южного берега. Рыба взбесилась не на шутку, едва не погубив рыбака! Разъяренная тварь потопила его утлое суденышко и пыталась затянуть его в пучину. Она рвет сети, словно нитку. Эта загадочная рыба, по слухам, стала настоящим проклятием для рыбаков, лишив их возможности зарабатывать на жизнь.

— А ты сам что думаешь?

— Говорят, диковинная рыба служит самому владыке вод. Видать, серчает он на что-то! — прошептал сказитель, понизив голос.

— Почему? — не понял Митяй.

— Кто его знает?! Это у него надобно спросить. Поговаривают, что эта рыба непростая… Тот, кто отведает ее сердце, получит власть над духом воды.

— Чудно как-то! А что сами рыбаки думают по этому поводу?

— Незнамо никому. Они сами по себе.

Древняя вражда между охотниками и рыбаками помнилась Митяю еще с малых лет. Они враждуют так давно, что никто уже не помнит причину вражды. История была окутана тайной. Народ судачит о том, что Иларий и вождь южного города не смогли поделить что-то важное. «Дело Илария» породило целый ворох самых невероятных кривотолков.

— А что Иларий говорит?

— Ничего, молчит, как рыба об лед. Захворал он. Советник быстро прибрал власть к своим рукам. Так-то! Ты же знаешь, что наш Борька любит самодержавие. На дочь вождя поглядывает… — сказитель бросил на Митяя красноречивый взгляд, а затем осмотрелся, словно проверяя, не подслушивает ли кто. Как известно, у стен бывают уши.

— На Варвару? — Митяй чуть заметно поморщился, колдуна он недолюбливал. Еще тот мрачный тип. Сердце Митяя давно принадлежало Варваре, но он не решался открыть ей свои чувства. Молодой человек каждый раз замирал при встрече с ней. Он был навечно очарован красотой, скромностью и трудолюбием этой юной особы. Но кто он? Обычный парнишка, охотник, без подобающего чина, не ко двору им под стать. Тут еще черный колдун плетет свои интриги… Митяй замечал, что Иларий внимательно слушает каждое его слово и безоговорочно следует его указаниям. Заклинатель совсем задурил голову вождю. Спорить с колдуном бесполезно, он обожает поучать и всегда стремится быть главным. Гордыня одурманила его разум, и колдун возомнил себя невесть кем, якобы он может творить чудеса…

Митяй с трепетом прижал к груди ветхий свиток, укрыв его за пазухой, и вышел из лавки. Он торопливо зашагал домой мимо бревенчатых домов, мимо высокой каменной башни, где нес свою службу страж огнива. Самая почетная служба на Руси — оберегать огонь. Когда-нибудь и он станет достойным стражем. Матушка подтрунивает над его выбором, говоря, что сначала ему нужно обзавестись бородой. Ефросинья мечтала, чтобы сын продолжил дело отца. Когда-то он был искусным кузнецом, чье мастерство гремело по всей округе. Отец Митяя считал, что его ремесло самое трудное и не каждому по плечу. Когда не стало мужа, все трудности и заботы легли на хрупкие плечи Ефросиньи. Большую часть жизни ей жилось трудно, но она никогда не жаловалась. Митяю исполнилось двадцать годков, но он совсем не помнит своего отца. Он вырос под крылом матушки, чья кра