«Апофеоз беспочвенности» — основополагающая работа Шестова, вызвавшая в свое время бурную и неоднозначную реакцию. Необычно в этом произведении всё — и его насыщенность парадоксами, и афористическая, смелая манера изложения, и — прежде всего — сама основная идея абсурдности человеческого существования и приоритета свободы человеческой личности над общественными нормами.
Если вы, как и я, прошли свою земную жизнь до половины и как раз прошли мимо Льва Шестова – возвращайтесь:) последнюю неделю я радуюсь как ребенок и ору как ололоша.
Не знаю можно ли Шестова назвать философом, он такой, стендап-экзистенциалист, блестяще полемизирующий не столько с неприкасаемыми авторами, насмерть уложенными в фундамент нашего проехавшего дискурса, сколько с самой ползучей толстовщиной, достоевщиной и тургеневщиной in vivo
Читается очень легко, поскольку написано иронично, афористично и местами захватывающе жестко – для вскрывающего , делающего видимой воду в мутном аквариуме текста гораздо лучше подходит не «да, но», а скорее «хехе, ну»
Прекрасные «очерки» экзистенциалиста, понравилось рассуждение о противоречивости Канта, о морали, о конфликтах Достоевского, Тургенева, Толстого, интересная мысль про кантианство Шопенгауэра и его отклонение от тропы, так же литературные заметки о произведениях Чехова заслуживают внимая 😇
может быть, в человеческих суждениях о явлениях есть элементы и необходимые, и случайные, но, несмотря на все попытки, мы до сих пор не нашли и, по-видимому, никогда не найдем способа отделять первые от последних. Сверх того, мы не знаем, какие из них более существенны и важны. Отсюда вывод: философия должна бросить попытки отыскания veritates æternæ.[14] Ее задача научить человека жить в неизвестности – того человека, который больше всего боится неизвестности и прячется от нее за разными догматами. Короче: задача философии не успокаивать, а смущать людей.
Четыре стены. Кабинетная философия осуждается – и совершенно справедливо. Кабинетный мыслитель обыкновенно занимается тем, что придумывает себе мнения решительно обо всем, что происходит в мире. Его интересуют «вопросы» о положении мирового рынка и о существовании мировой души, о беспроволочном телеграфе и о загробной жизни, о пещерном человеке и об идеальном совершенстве и т. д. без конца. Главная его задача – так подобрать свои суждения, чтоб в них не было внутреннего противоречия и чтоб они хоть с виду походили на истину. Эта работа, может быть, и не совсем лишенная интереса и тихой занимательности, все-таки, в конце концов, приводит к очень бедным результатам. Ведь похожие на истину суждения все-таки еще не истины; обыкновенно, они даже с истиной не имеют ничего общего. Затем, человек, берущийся обо всем говорить, вероятнее всего, ничего не знает. Так лебедь умеет и летать, и ходить, и плавать – но плохо летает, плохо ходит и плохо плавает. Кабинетный ученый, ограниченный четырьмя стенами своей комнаты, ничего, кроме этих стен, не видит, но именно о стенах не хочет говорить: он им не придает значения, он их не чувствует. А между тем, если бы он их случайно почувствовал и заговорил об них, его речи приобрели бы неожиданный и огромный интерес. Это иногда и бывает, когда кабинет превращается в тюрьму. Те же четыре стены, но не думать о них нельзя. О чем бы человек ни вспомнил, – о Гомере, о греко-персидских войнах, о будущем вечном мире, о прошлом геологическом перевороте – все будет ассоциироваться у него с четырьмя стенами. Ровность и однообразие кабинетного настроения сменятся у него великим пафосом невольного заключения. По-прежнему человек не видит мира и не сталкивается с ним, но он не дремлет, как прежде, и не грезятся ему серенькие мировоззрения – он бодрствует и живет всеми силами своей души. К такой философии стоит прислушаться. Но люди не отличаются наблюдательностью. Если они видят одиночество и четыре стены, они говорят: кабинет. По их мнению, жизнь возможна только на рынке, где много шума и осязаемого, наружного движения. Разве это так? На рынке, среди пестрой, изменчивой толпы часто люди всю свою жизнь спят сном праведников, а величайшая душевная работа происходит в абсолютном уединении.