Оглавление

1. ЗБ
2. Предисловие
3. Глава 1 Злющая, забытая, на весь мир сердитая
4. Глава 2 Охота за другом
5. Глава 3 Галоп обреченных
6. Глава 4 Знакомьтесь, это Чудо!
7. Глава 5 Этот сладкий Иномир
8. Глава 6 Запах Тайны
9. Глава 7 Кража
10. Глава 8 Среди интриг и заговоров
11. Глава 9 Лицына — Голицына
12. Глава 10 Имя — это крест, а жизнь — полифония
13. Глава 11 Кто сказал, что мы подрались?
14. Глава 12 Сочинения из дембельских альбомов
15. Глава 13 На обломках Родины
16. Глава 14 Вот оно какое, наше лето!
17. Глава 15 Страничка из прошлого
18. Глава 16 Переговоры с врагом
19. Глава 17 Привет, форумчане!
20. Глава 18 В дыму галлюцинаций
21. Глава 19 Виват Фархад!
22. Глава 20 Злая память недоброй девочки
23. Глава 21 Боль моя — фантомная!
24. Глава 22 К барьеру, господа, к барьеру!
25. Глава 23 Аномальная девчонка
26. Глава 24 Обитель пленниц
27. Глава 25 Остановите глобус, я сойду!
28. Глава 26 От рассвета до заката
29. Глава 27 Куда фига, туда дым
30. Глава 28 Между смертью и смертью
31. Глава 29 Смотрим Норштейна, живем по Эйнштейну
32. Глава 30 И свобода нас встретит радостно у входа
33. Глава 31 Гюльчетай, покажи личико

Предисловие

Я-то знаю: шесть и, правда, нехорошее число. Шестеро школьников вошли в ЗБ и не вернулись. Потом их искали по всему городу, искали в центральном парке, искали в ЗБ, но безрезультатно. Кто-то утверждал, что, возможно, и не здесь они пропали, может, куда-то решили отправиться — в какой-нибудь секретный поход, но факт остается фактом: в парк они точно заглядывали, а трое ребят даже уверяли, что наблюдали их бредущими в направлении заброшенной больницы, но вот дальше следы школьников терялись. Четверо мальчишек и две девочки растворились в воздухе. По крайней мере, вне парка и вне ЗБ их больше не видели.

Ну, а ЗБ с тех пор заметно потемнело — пожары там стали приключаться чуть ли не каждую неделю. Да и было с чего — публика в старое здание заглядывала самая пестрая — кого я там только не встречала — сталкерготов, эмо, ведьмаков всех мастей и рангов, просто туристов из других городов. Рок-музыканты снимали там клипы, любители экстрима назначали в полночь свидания.

И только позже — уже года через три, одноклассница одного из пропавших, оказавшись вблизи обгоревшего здания, задержалась, чтобы поправить шнурки. Она тогда пробежку делала и могла, наверное, проскочить мимо, но задержали шнурки. И вот когда она их завязывала, ее негромко окликнули. Так ей, по крайней мере, почудилось. Девочка подняла голову и в окне второго этажа разглядела одного из пропавших одноклассников. Только вот был он почему-то в каске и в великоватом для мальчишечьей фигуры камуфляже. Мальчишка смотрел на нее во все глаза, улыбался и махал рукой. Она попыталась ответить, но голова у нее закружилась, и девочка повалилась наземь. Ну, а когда пришла в себя, разумеется, никакого мальчишки в окне уже не было. Кстати, на рассказ ее реакция была поначалу вялой — мало ли что может привидеться школьнице! Если верить всем россказням да еще в наше смутное время — сто раз с ума сойдешь. А то и тысячу. Но девятиклассница стояла на своем, продолжала звонить кому только можно, чуть не плакала, уверяя, что все чистая правда. С тем пареньком она ведь и за партой полтора года сидела, дружила даже — так что обознаться никак не могла. В итоге к ЗБ отправилась порядочная толпа школяров в сопровождении нескольких взрослых — учителей и родителей.

Было еще по-летнему светло, и кто-то из первых приблизившихся к зданию громко ахнул. Потому что в оскаленных стекольными зубьями окнах собравшиеся и впрямь разглядели пропавших. Это были все те же шестиклассники — с юными лицами и звонкими голосами, за все минувшие годы ничуть не изменившиеся. По словам очевидцев, дети шагали, перемещаясь от окна к окну — при этом размахивали руками и о чем-то оживленно спорили. На головах двоих действительно красовались каски — не строительные, а самые настоящие армейские! Вместо школьной униформы обряжены дети были в камуфляж, и голоса их узнали многие, хотя пересказать содержание спора, никто отчего-то не мог.

На крики стоявших на улице школьники никак не реагировали — просто промелькнули в окнах и пропали. Разумеется, нашлись храбрецы, что немедленно ломанулись в черное здание, махом добравшись до тех самых окон. Оставшиеся внизу наблюдали, как мечутся ребята по коридорам, как выкрикивают знакомые имена. Неизвестно, сумели они обежать все этажи и коридоры ЗБ — скорее всего, нет, но только тот вечерний забег завершился ничем. Схватившись за сотовые, взрослые принялись названивать во все инстанции, и с некоторым запозданием на сигнал отозвались. К зданию подкатила кавалькада машин: завывающие сиренами пожарные, полиция с мигалками, сразу два фургона поисковиков-спасателей. Огромное здание оцепили, а внутрь с фонарями и мегафонами поспешили волонтеры. Да только никого они не обнаружили.

Уже глубокой ночью, когда сквозь ветхий пол провалился один из пожарных, поиски решено было прекратить. Мужчина отделался растяжением и ушибами, но рисковать не стали. Всех поисковиков и просто любопытствующих заставили покинуть ЗБ. На этом скандальное происшествие закончилось. Происшествие, но не история ЗБ…

Пропавших ребят встречали еще не раз и не два. Во всяком случае, слухи такие по городу циркулировали. Могли, конечно, и обознаться — молодежи в здание забредало немало, но скоро стало не до того. В далеких приграничных районах вновь забурлила война, и артиллерийское эхо начало прокатываться по стране — от Черного моря и до Японского. Все равно как экзотические торнадо, взявшиеся разгуливать по Сибири и местам, где никогда прежде их не видели. Самое страшное, что и к торнадо, и к войне тоже постепенно привыкали, привыкли и к ЗБ. Тем более что загадочных мест подобных нашей больничке в инете хватало.

Заброшенки, неблагополучные зоны, здания-призраки — все эти места объединяло то, что однажды их взяли и бросили. Все равно как мячики, затерявшиеся в зарослях чертополоха или крапивы. Бывшие санатории и психбольницы, недостроенные гостиницы и военные объекты — всем им люди придумывали свои особые имена. Вот и нашу заброшенку пробовали называть и Зубом и Зобом, однако чаще именовали коротко и емко — ЗБ. Здание хоронилось в кустистом огромном парке — чуть ли не в самом центре города. Одно время парк тоже стоял заброшенным, такое уж было на дворе время — время безумных забросов и закидонов. Но позже администрация города попыталась навести в нем порядок. Восстановили ограду, убрали поваленные деревья, подкрасили и подлатали мост через реку Быстрицу, а у входа повесили плакат, предупреждающий о том, что отдыхающим строго-настрого запрещено разжигать костры, а за выгул собак и разбрасывание окурков станут нещадно карать — в смысле, ловить и вручать штрафные квиточки. И конечно же, ничего не изменилось — по-прежнему разжигали костры, выгуливали собак, разбрасывали окурки — знали, что серьезной охраны нет и в ближайшие годы не предвидится.

Но парк — ладно, а вот наше ЗБ было когда-то роскошной больничкой. Поскольку строилось еще в незапамятные времена — с размахом и роскошью — специально для служащих НКВД. Позже там стали и обычных людей принимать — причем лечили по высшему разряду — так, что больных привозили даже из Москвы и Ленинграда. Потому что хорошая была больничка — одна из самых крутых в Советском Союзе.

Только когда началась эра большой стрельбы и больших перемен, в больницу приехал человечек из столицы и объяснил изумленным врачам, что время их кончилось, что больница приватизируется и перестраивается под торгово-развлекательный центр, что больницы, детские сады и библиотеки народу теперь не нужны, а нужны боулинги, игровые площадки и поп-корновые кинозалы. Человечек был маленького роста, но окружало его такое количество плечистых охранников, что спорить врачи не посмели. Мама моя, тогда еще студентка медицинского, проходившая практику в больнице, видела столичного гостя и тоже была в шоке. Сама я, правда, не очень понимала, что же поразило ее больше — обилие охраны или убийственная речь чиновника, убеждавшего, что всякого рода сомнительные заведения вроде общественных поликлиник, библиотек и домов престарелых очень скоро исчезнут. Исчезнут за полной своей нерентабельностью.

С тех пор все и началось, а может, наоборот — закончилось. Сначала больницу закрыли на ремонт, но ремонт оказался бессрочным, и персонал будущего ЗБ потихоньку разбежался. Правда, подмять под себя лакомую площадь загадочный начальник так и не сумел. Где-то наверху началось ожесточенное перетягивание каната, и совершенно неожиданно здание оказалось ничьим. С одного баланса его сняли, а вот принять на другой так и не вышло. Подобно всякому осиротевшему строению больница начала стремительно стареть и разрушаться. То тут, то там обваливались стены с потолками, в разных концах здания периодически вспыхивали пожары, а потом…

Потом оно превратилось в ЗБ — в нечто культовое и пугающее, куда перестали заглядывать бомжи и опасались заходить даже нарки с безбашенными скинами. Многих это место пугало, многих манило, а я… Я нашу заброшенку сумела полюбить. То есть сначала полюбила, а потом и подружилась. И до сих пор не могла понять, как же так вышло, что однажды ЗБ меня заприметило.

Живое оно было, понимаете? Несмотря на все свои разрушения, горести и пожары. И пропускало внутрь себя не каждого. Между прочим, тех шестерых ребятишек однажды мне оно тоже показало. Недолго и издалека, но показало. А вот зачем — об этом я могла только гадать. Может быть, чтобы немного подразнить, а может, наоборот, чтобы чуточку успокоить. Что-что, а утешения были мне нужны. Нервной я росла девчонкой — не то чтобы совсем уж чокнутой, но суровой и крайне неуравновешенной.

Глава 1 Злющая, забытая, на весь мир сердитая

Дверь хлопнула за спиной, точно выстрелила. Я запрокинула лицо и позволи ла небу осушить глаза. Есть у меня такое умение. Малыши рукавами да платками слезы размазывают, а я их в себя втягиваю. Надо только на яркое что-нибудь взглянуть, и все само собой получается. Выдох ртом, вдох глазами — и слез нет. Ну, или почти нет.

Жаль, конечно, что улица кругом, людей много, а то бы еще и повыла по-волчьи. Для успокоения нервов и полной разрядки. Потому что достали. Все и всё!

И еще раз для непонятливых по слогам: ДО-СТА-ЛИ!

А если совсем уж честно, то достают главным образом те, кого мы считаем самыми близкими. Это уж так жизнь нам подстроила, что самые близкие жалят больнее всего.

Нет, ну, в самом деле, — почему?!

Еще вчера, был такой волшебный закат! Я бы сказала — щемящий. Прямо танцевать хотелось! Смотреть, восхищаться и плакать. Розовой патокой вечерний свет просачивался сквозь липовую и тополиную листву, густым медом растекался по городским улицам, золотя стены и асфальт. Такие медовые закаты наверняка подслащивают близкие сны, но это было вчера, а сегодня меня бесило буквально все: и жаркий тротуар, и какие-то молодые огрызки, цедящие пиво на дворовой лавочке, и снулые лица прохожих.

Я прямо как через линзу дурную на мир взглянула. Все изменилось и перекосилось — грязные стены домов, обшарпанный кирпич, ямищи на дорогах, грязюка. Еще и машины кругом — прямо одуреть, сколько их наклепали! И неба почти не видно — тут заводские трубы, там домины в шестнадцать этажей, а между крыш неряшливой паутиной оптические кабели. Тетечки все толстущие — прямо уточками переваливаются, а у мужчин сплошь и рядом пузо через ремень. Плюс подбородки двойные, загривки тройные, небритость, татуировки… Смотришь и гадаешь — в городе ты живешь или в зоопарке. Вроде на зоопарк больше похоже, только животные там не бродят с пивом в руках и не орут в телефоны, не ругаются…

Поправив на плече лямку от сумки с ноутом, я добрела до детской песочницы, ненадолго присела. Нет, легче по-прежнему не становилось. Горло саднило от обиды, а сердце словно кто между ладоней катал и мял. Одной рукой я потерла грудь, второй сгребла песок и стиснула в пальцах так, что самой стало страшно. Эх, была бы я поменьше, отправилась бы к Ие Львовне в библиотеку. У нее там уголок плакательный — специально для разобиженных деток — крохотное пространство за ширмой, где размещался крохотный столик, а на нем непременная ваза с сушками и конфетками. Ну и чай, конечно, из ароматных травок. В дни зарплат Ия Львовна или Иечка, как звали ее дети, еще и шоколад покупала — исключительно горький. Это после того дурного случая, когда один из родителей наябедничал директору, поставив в вину юной библиотекарше, что вместо книг она потчует детей сладостями и портит им зубы. Вроде как кариес вместо грамоты! Так это примерно звучало в его устах. Ну, и директриса обрадовалась, она-то нашу Иечку с первых дней невзлюбила, и закуток действительно проверили. На счастье Ии Львовны, кроме сушек и одинокой плитки шоколада ничего криминального не обнаружилось — детки успели все подъесть. А шоколад оказался горьким, что и спасло библиотекаря. Даже директор кое-что временами почитывала и потому была в курсе, чем горький шоколад отличается от молочного. Ну, то есть, примерно такая же разница, как между подсолнечным маслом и пальмовым. Одно лечит, другое калечит. Поэтому Ие Львовне на всякий случай погрозили пальчиком, однако чаепитий запрещать не стали.

Только туда мне было идти уже не по возрасту. Это лет до десяти можно плакаться, а потом… Потом твои проблемы — это только твои и ничьи больше. И как можно рассказывать постороннему человеку про семейные ссоры? Да и про внешность ни с кем особенно не поговоришь. А поговорить хотелось. Другие-то вовсю увлекались селфи, обменивались эмэмэсками с видео, я же свои фото давно невзлюбила. С тех самых пор, когда Маркушина впервые назвала меня уродиной. Она-то за сказанное, конечно, от меня огребла, но слово, как известно, не воробей. Уже дома я себя в зеркале долго рассматривала и поняла, что гадина Маркушина права. Нечем мне было гордиться: челюсть тяжеловатая, рот узенький, губы не «айс», глазки серенькие, злые — никакого нигде силикона, никаких припухлостей. И волосы жесткие, то ли вьются, то ли нет — не поймешь. Даже цвет — и тот пегий. То есть среди соломенного разнотравья этакая бронзовая прядь над самым лбом. Маму даже в школу вызывали, говорили, что рано девочке делать мелирование. А я разве виновата, что оно само так растет? Какое уж там мелирование, я вообще за волосами не ухаживала, мыла — и больше ничего, поэтому на голове у меня черт те что творилось — впереди светлый ерш с бронзовой прядкой, позади форменная копна. Короче, батька Махно в юбке. Хотя и юбок я давно не носила, предпочитала шорты с джинсами. А еще я всегда помнила о своем росте. Я ведь класса до шестого была выше всех! Этакая дылда, поглядывающая на некоторых учителей сверху вниз. Может, потому и дралась напропалую. Глупо, имея такой рост, не воевать за справедливость. Я и воевала — защищала всех и ото всех. Причем колотила нередко и старшеклассников, ну, а наших девчонок по струнке строила, курить не разрешала, ругаться запрещала. И ведь слушались! Даже потом когда начали потихоньку обгонять в росте. Теперь уж я и не самая рослая была, однако привычка сутулиться осталась…

Я порыскала глазами и, конечно, отыскала на земле подходящий объект — пакет из-под суррогатного сока. Поднявшись, сделала шаг и со всего маху пнула по коробке. Картонная упаковка взлетела в воздух и приземлилась в заросли крапивы и чистотела. Вот там ей самое место! Потому что соки коробочные не лучше пальмового масла — такая же отрава для детских желудков. Как однажды выразилась мама: «переходная стадия к наркотикам». Потому что вырабатывают такую же зависимость. Во всяком случае, после «Пепси» и подобных соков дети ничего натурального уже просто не пьют.

При воспоминании о маме мне снова стало плохо. Блин! До чего же скверно, когда нет тыла, когда ты одна — совсем одна. А ведь это родители! Считай, главные союзники по жизни. Только какой там союз, когда и то им не так, и это не этак. Приезжают из своих секретных командировок — и отыгрываются на мне. Словно это я виновата, что у них тяжелая работа! А мне разве не тяжело? В школе без того дела — хлам, времени постоянно в обрез, а тут еще дома сплошные армагеддоны. Точнее, начиналось-то все обычно в школе, а дома вместо того чтоб утешить да поддержать, принимались подпевать учителям. Это наша классная, Вервитальевна, им позвонила да накляузничала, ну, а родители — они же в одну дуду с педагогами обязаны дуть — вот и взялись за хоровое дудение. Учителя, значит, пилят-трамбуют — и родителям предлагают поучаствовать. Потому что, по общему мнению, это помогает процессу образования, способствуют дисциплине — и все такое. Так что «родительская помощь» началась сразу после уроков. Сперва пропесочили из-за оценок, потом из-за прохладного отношения к своему будущему, ну а дальше пошло-поехало — вульгарная речь, дурное поведение на переменах и прочие дела. Ну, да! — сейчас же на переменах ни бегать, ни прыгать не разрешают, и я, понятно, не прыгала, но кое-что вчера себе все-таки позволила. Во-первых, в сто сорок первый раз демонстративно прошмыгнула мимо турникета. Камере палец показала и поднырнула под штангу. Во-вторых, затеяла спор про гаджеты в библиотеке. Это уже Марат с Кариной из параллельного меня спровоцировали. Потому как книги их не интересовали, а интересовало «селфи» на фоне книжных полок. Вот я немножко и издевнулась над ними, а заодно сравняла с землей весь современный прогресс с его айфонами, планшетами и айпадами. Причем библиотекарша Ия Львовна меня поддержала, а за Марата с Кариной вступились их одноклассники. Ну, и разгорелся сыр-бор, пока на наши вопли не примчался школьный актив. Понятно, досталось всем без исключения. Только и это было прелюдией перед главным блюдом, потому что на последней перемене я взяла и оттаскала Снежану Маркушину за ухо. Вроде и мало было очевидцев, но сейчас ведь камер кругом понатыкали! Еще и ябедничать школяров приучают. Так что нашлись доброхоты — доложили директору, а там и снятое камерами внимательно просмотрели. Разумеется, взялись воспитывать — сперва в учительской, потом дома. Заметьте, ни там, ни здесь я так и не сказала, что симпатичная и вечно нарядная Снежана, имеющая средний бал четыре и восемь, уже вовсю ругается матом, рассказывает похабные анекдоты и активно рыщет в сети, отыскивая богатеньких иностранцев. Зачем? Да чтобы выскочить замуж и сделать любимой родине ручкой. Хотя уедет — воздух чище станет, и наказала я Маркушину совсем за другое. За новенькую нашу наказала.

Это у нас в классе ротация такая ежегодная — одни уезжают, другие приезжают. Ну, и понятно, кто-то вечно оказывается в ранге новеньких. И я во втором классе была новенькой — потому что переехала из Октябрьского района, и Альбинка года три назад тоже была новенькой, и Катюха с Веркой, и даже моя закадычная Стаська, очутившаяся в нашем классе как раз под Новый Год, точно подарок от деда Мороза. Только недолго я радовалась этому подарку, минувшей зимой все семейство Стаськи переехало жить в Австралию. И ладно бы одна Стаська — следом за ней родители забрали из школы Катюху, которая жила и училась теперь в Екатеринбурге. Так и осталась я без Стаськи и Катюхи — совсем одна. Прежние новенькие стали старенькими, а обычные приятельницы стремительно перекрасились. Ветеранами себя почувствовали, хозяйками жизни! И вроде как право получили изводить всех тех, кто приходит в наш класс впервые. Разве не свинство? А тут еще эта Лиза, девочка беженка, — прямо меня поразила. Глаза у нее были такие… — ну, просто невозможно объяснить! Отчаянные и умоляющие одновременно. Я сходу поняла, что таких обижать нельзя. Нехорошо это и подло. Она и впрямь глядела на нас с какой-то оглушающей надеждой, словно все мы были ее последним пристанищем. Стояла у доски и смотрела, пока Вервитальевна ее представляла. А потом, когда классная заговорила о том, как тяжело приходится беженцам, вдруг вспыхнула и опустила голову. Но перед этим, мне показалось, что в глазах ее промелькнула горечь. Нехорошая такая — с примесью разочарования.

Может, я что-то и нафантазировала, но мне сразу стало ясно, что наши забияки в нее вцепятся. Не мальчишки, так девчонки. Так оно и получилось: на первой же перемене Маркушина подошла к новенькой и невинно так спросила:

— Ты говорят, беженка. Не расскажешь, откуда сбежала?

Не самый жуткий вопрос, но надо знать Снежанку с ее интонациями, чтобы оценить всю ехидность сказанного. Новенькая собиралась промолчать, но Маркушина не отставала.

— Але, новенькая, а где твой сотовый? Неужто вон то поленище? И кнопки какие здоровские, — пальцем-то хоть попадаешь? — девчонки за спиной провокаторши с готовностью прыснули.

— Не дашь номерок? — продолжала Маркушина. — Мы тебе эмэмэсок накидаем — с личиком твоим. Прямо сейчас фоткнем — и пошлем…

Я не выдержала:

— Ты бы не лезла к ней, а?

— А ты бы не вмешивалась, а? — отмахнулась Снежана. Еще и голос мой скопировала. — Ты ведь у нас тоже вроде беженки. Только слегка наоборот. Не ты, а от тебя все сбегают. Прямо по всему миру разбегаются.

Это она про Стаську мне намекала, хотя все знали, что были мы лучшими подругами, и в Австралию Стаська поехала вместе с родителями, а вовсе не сама по себе. Кстати, и не хотела она уезжать — как мы тогда обнимались да плакали, знал бы кто! Но Маркушина взяла и выложила эту пилюлю — да еще своим ангельским хорошо поставленным голосом — при новенькой и при свидетелях. И что обидно — верно ведь подметила про бегущих. Стаська, понятно, не в счет, и Катюха не в счет, но другие-то действительно сбежали. Хотя до появления Альбинки все они дружили как раз со мной. Ну, или делали вид, что дружат. А после одна за другой переметнулись к новому лидеру.

Короче, тут любой бы психанул — я и взъярилась. Хорошо парням — могут руки запросто распускать, даже по лицу бить, а нам как быть? Не кулаками же размахивать! Но и Маркушина, дурочка такая, забыла про мой темперамент — и очень даже напрасно. Я сама поразилась, как у меня все получилось жестко и быстро: цапнула одноклассницу за ухо, пригнула к полу, второй рукой ухватила за шею и оттаскала по полной. Вот только про камеры, идиотка такая, забыла. Мне потом в кабинете директора напомнили про них и ролик показали, чтоб не отнекивалась. А я и не стала ничего отрицать, только попросила сбросить видео на сотик. Типа, как раз подходящий прикол для инета.

Тут-то их и прорвало — прямо в лобовую поперли. Маркушина-то у них пай-девочка, всегда на хорошем счету. Еще и папочка школе финансово помогает, в гимназический фонд ежегодно отстегивает. Ну, а Валерия Аникина (я, то есть) как раз наоборот — вечно в контрах с учителями, в школьных мероприятиях участвует редко, с одноклассниками конфликтует. Короче, разогрели голоса до точки кипения. Жаль, нельзя было уши заткнуть наушниками. Пришлось выслушивать весь этот рок-н-рол от первой ноты до последней.

Но хуже всего, что концерт возобновился дома. Вот это была уже полная жесть, и тут я знала: ни аргументы, ни оправдания — ничто не поможет. Припомнят все свои нервы и скомканные надежды, все мои промахи и не выполненные домашки. Прав был Жорж Сименон, говоря, что, «задавая домашнее задание, учителя метят в учеников, а попадают в родителей». Про это я им тоже ляпнула, но меня даже не услышали. Странное такое заболевание — неумение слушать и слышать! Похоже, у взрослых это давно уже перешло в стадию эпидемии. Ведь даже не расспросили — сразу пошли метелить из всех калибров. Выдали и за пострадавшее ушко Маркушиной, и за все мои обильно-хронические недостатки. В самом деле — почему слишком гордая, почему внешний вид ужасный, почему грубо разговариваю, почему в рюкзаке кавардак? Еще и в комнате не прибираю, в книги вместо добротных закладок спички сую, учителей не уважаю, родителей не слушаю. И еще сто сорок три «почему», «зачем» и «чего ради». А как ответишь на такой селевой поток? Тем более что ответы им вовсе и не требовались, им разрядка была необходима. Вроде эстафеты, понимаете? Учителя их напрягли, а они на меня перекинулись. В таких случаях ответов, действительно, не ждут — важен сам прессинг — сабель звон и все такое. Результат же требуется один-единственный: чтобы пошла на попятную, повинилась и осознала. Чтобы поняла, наконец: если в кармане готовенький паспорт, то и в голове должна зародиться вполне взрослая ответственность. За уши одноклассниц, за оценки в дневнике, за уроки и не заправленную кровать.

Я даже головой помотала. Не-е-е… Конечно, мир какое-то время можно терпеть — но когда такая куча всего наваливается — да еще в течение короткого промежутка времени, поневоле крыша съедет. Это как два снаряда да в одну воронку. Только в мою — не два, а целый рой успел залететь.

Вот и завелась. Попробуй не заведись, когда тебя так умыли, а после отобрали смарт, лишили денежной карты и отключили от сети. Это они таким образом воспитывали меня — взяли и лишили интернета. Компьютер оставили, а роутер со смартом забрали. Причем я надеялась, что где-нибудь дома припрятали — все кругом перерыла, но не нашла. Значит, на работу с собой унесли — борцы, понимаешь, за нравственную чистоту и заправку постелей…

— Здравствуй, милая!

Я точно споткнулась, торопливо выпутываясь из своих недобрых мыслей. Ответила с некоторым запозданием:

— Здрасьте…

Это был наш сосед — жил этажом ниже — худющий, как щепка, с седой щетиной на щеках и прозрачными водянистыми глазами. Смотрел так, что с непривычки пробирало холодком. Во всяком случае, я сразу припомнила глаза новенькой. Ведь точно! Было у них нечто общее! В самой глубине глаз — какая-то стылая обреченность. И у соседа я что-то похожее разглядела — уже с месяц назад. И тогда же с ужасом осознала, что сосед наш готовится к смерти. Раньше он дворничал, пил с приятелями во дворе, скандалил, а теперь… Теперь он по-прежнему убирал мусор, но уже не пил и не буянил. Проводил во дворе все свободное время, и как думалось мне, спешил надышаться миром. Другие-то в больницах лежали, в постелях маялись, а он выбирался под открытое небо и бродил по улицам. При этом часто здоровался, смотрел во все глаза на окружающее, деревья руками трогал — чуть ли не гладил.

Несколько раз я видела его возле оградки садика, где он с тоскливым восторгом следил за гуляющими детьми. Что творилось в эти минуты в его душе, я даже не пыталась себе представить, но встречать его с каждым днем становилось тяжелее и тяжелее. Движения соседа становились старчески медлительными, кожа темнела, а вот взгляд напротив приобретал особую цепкость — точно пронзал хирургическим инструментом насквозь. Но самое главное, что своим появлением он все во мне переворачивал — менял настроение, встряхивал, отвлекал на совершенно непривычные мысли. Иногда после встречи с ним становилось тоскливо и грустно, а иногда — наоборот. Вот и сейчас произошло непонятное. Только что я была зла на весь мир, а стоило ему поздороваться и назвать меня «милой», и все прошло. Он-то побрел себе дальше, а я осталась стоять ошарашенная. Точно разбили во мне прежнее темное зеркало и склеили из кусочков новое — серебристое да яркое.

Тело ожило, и ноги сами повели привычным маршрутом. Земной шар возобновил движение, липовые шеренги поплыли мимо, и что-то такое я даже начинала уже слышать. Да, да! — сосед словно уши мне прочистил — я снова слышала музыку ЗБ!

Меня тихо звали — и очень издалека. Это походило на песню, исполняемую шепотом. А еще на шелест ветра, который следовало только поймать и далее плыть под зыбким парусом, не сопротивляясь и не отвлекаясь на постороннее. И я бы плыла, но оставалось еще одно дельце: мне срочно следовало повидаться с новенькой. Почему? Да потому что именно сейчас мне позарез требовался друг. А друзей, если кто интересуется, ждать нельзя. Если друзей нет, на них открывают сезон охоты. Только не как на куропаток или каких-нибудь уток, а скорее как на древних мамонтов…

Я даже остановилась, пораженная случайным сравнением. Ведь получалось, что они действительно вымирают — настоящие друзья! Совсем как мамонты. И подумалось, что, может, умирают они по той же самой причине — поскольку превращаются в нелепый реликт доледниковой эпохи, поскольку не могут вписаться в наш сумеречный и неуютный климат?

Глава 2 Охота за другом

С тех пор, как мама начала выезжать в свои секретные командировки, папа стал нервным и раздражительным. Принимался, скажем, чинить наш велик и взрывался разоблачительной речью, поминая о том, что раньше велосипеды были ремонтопригодные, что хлеб пах хлебом, а кисели варились из настоящих фруктов и природного крахмала. То же самое говорилось о телефонах и фотоаппаратах, о мебельных шарнирах и журналах — словом, практически обо всем, что нас окружало. Даже, успокаиваясь, он все равно продолжал меня поучать, не понимая, что поучать пятнадцатилетних — дело бессмысленное во всех отношениях. Для себя я так однажды и вывела: есть учителя, а есть поучители. Учителя не учат — это у них учатся, а поучители только поучают и потому плющат детскую психику, вымораживают мозги. Но папа — это все-таки папа, и даже я своим вымороженным мозгом порой выхватывала из его монологов полезные советы. Именно он как-то в сердцах выдал: «За настоящими друзьями, если хочешь знать, нужно охотиться!» Нехило, да? Охотиться… Мне тогда смешным это показалось. Ну, как можно охотиться на друга — да еще настоящего? Тем более что друзей у меня тогда имелось в достатке — как говорится: no problem! Всегда под рукой и Стаська, и шебутная Катюха. Да еще ватага одноклассниц, к которой лепились и Янка с Верочкой, и Кирилл с Танюхой, и Сонька с Игнатом. А потом… Потом появилась Альбинка, и словно молочные зубы одна за другой стали пропадать мои лучшие подруги. Костяк распался, а оставшиеся быстро и незаметно перетекли под крылышко Альбинки.

Даже не знаю, как это все случилось. Сначала ведь и она была в моей команде. Как пришла в наш класс, так сразу и встала под мое знамя. Правда, ненадолго. Очень уж простецкие царили в нашей компании нравы. И идеалы правили странноватые. Когда есть единомышленники, о таких мелочах не задумываешься, тем более что мне-то казалось все абсолютно нормальным. Сообща клеили воздушных змеев, запускали их с крыши, прыгали на скакалках, постигали секреты паркура, на великах, само собой, гоняли, стихами и фильмами обменивались. У Стаськи тогда — у первой планшетник с «вай-фаем» появился, так она музыки и книжек накачала — с нами потом делилась. А еще мы петь пробовали — думали, подрастем и станем рок-группой. Катюха у нас на фортепиано ходила, Стаська на скрипке играла — вот и получилось бы что-нибудь путевое — типа, «Колибри» или «Ночных снайперов». Тексты песен мы на принтере распечатывали, раздавали всем нашим. И ведь разучивали! Никто не спорил, не артачился! Это уже потом я дотумкала, что малость перегибала палку, заставляя всех плясать под единую дудку. Нет, правда, какая нормальная девчонка станет гонять своих подруг в походы, разучивать стихи, заниматься физкультурой по Норбекову и Ниши? Еще и восходы с закатами ходили смотреть — с утра пораньше просыпались и шлепали на набережную реки Быстрицы. Там, на перекатах, фоткали зависший над горизонтом малиновый пятак солнца, закалялись, окунаясь в холодную речку. Я их, бедных, и костры учила разжигать. Чтобы в лесах дремучих выживать умели. Между прочим, с нами и парни ходили — Игнат, Вадим, Ленечка. Как-то терпели наше лидерство. Я была атаманом, Стаська с Катюхой — помощницами, и никто особо не возражал. Но вот появилась Альбинка, и все стремительно пошло наперекосяк. Наверное, можно было как-то притормозить процесс, но без Стаськи с Катькой я и сама сникла — выпустила вожжи из рук. Еще и привыкла, дурында такая, что все делается само собой, все уважают и слушаются. К хорошему-то быстро привыкаешь. Соответственно и глупеешь. И потому, когда посыпалось все карточным домиком, я даже не осознала всего случившегося.

А ведь начиналось-то все на моих глазах. Сперва Альбинка затеяла обсуждать с моими подругами телепередачи, которые я даже не смотрела. Потом они браслетики стали плести из колечек и бусинок, а вместо закатов-восходов тупо принялись фотографировать друг дружку — да все жеманно так — с томными взорами, в обнимку с березками да цветочками. А после в инет выкладывать — с непременными комментариями, с ежедневными обновлениями. Я и внимания не обращала на всю эту белиберду — думала, чепуха, перебесятся. Так и проморгала момент, когда все мои приятельницы подсели на Альбинкины темы! И с самым серьезным видом обсуждали теперь различные телеглупости, обменивались духами и фенечками, спорили, какое тату и куда лучше наколоть, дрэды плели, обвешивались украшениями. Папочка-то у Альбинки косметикой торговал — вот и выучил доченьку. Когда же с непростительным запозданием я рискнула пресечь всю эту фиготень, то огребла по полной. Народ попросту уплыл к Альбинке, и я осталась одна. А это, скажу я вам, жуткая вещь — очутиться в полном вакууме — особенно после того, как еще совсем недавно вокруг хороводилось столько друзей. Именно тогда я впервые задумалась о дружбе и недружбе…

Мама, кстати, тоже со мной на эту тему откровенничала, и я с изумлением узнала, что настоящих друзей у нее тоже давно нет. Представляете! Тридцать восемь лет человеку — и ни одной настоящей подруги! Ух, как я тогда перепугалась! Сразу представила себя в этом возрасте — и все одна да одна. Даже если встречу парня, то это ведь все равно не то. И приятельницы — тоже не то. По словам мамы, подружек, чтобы поболтать и кофейку глотнуть, у нее хватало, а вот верные надежные друзья встречались только среди мужчин. Как-то так получилось, что закадычные подруги были и сплыли, и кого винить в этом, было совершенно не ясно. Но главное я поняла: всю жизнь быть спаянным с кем-то чем-то общим — до жути трудно. Потому, верно, и с друзьями у всех такие напряги. Потому и одиночество — тотальная болезнь человечества. Смешно, да? Представьте себе одинокого муравья где-нибудь у подножия гигантского муравейника. Вроде бы бред, а ведь это о нас с вами…

Все дороги ведут в Рим, и мои пути-дороженьки вели к ЗБ. Потому и шагала я, почти не задумываясь. Больше отвлекалась на постороннее. Спасибо соседу — поправил настроение. Я даже вывески магазинов с удовольствием перечитывала — совсем как в далеком детстве. Магазин сантехники с нелепым названием «Гидра», торговый центр с помпезной вывеской «Маркс-центр» — все воспринималось с веселым восторгом. Надо же придумать такое! Головы, наверное, ломали, конкурсы устраивали… А вскоре под ногами замелькали нарисованные белой краской следы босых ног. Через каждые пять-шесть шагов красовались надписи: «ПИТЬ!», «ХОЧУ ПИ-И-ИТЬ». Машинально читая завлекаловку, я уже начинала догадываться, к какому колодцу-оазису приведут следы. Они и впрямь свернули к обычной пивнухе. Вместо слов «ПИТЬ» тут сияло уже ликующее: «НАКОНЕЦ-ТО!». Я скупо улыбнулась. Тупо, конечно, но, по крайней мере, забавно…

Старый двухэтажный домик с покосившимся крылечком и уютной скамеечкой был на своем положенном месте. Приближаясь к нему, я чуточку занервничала. Жилец, что обитал здесь, мог и сменить пароль. Времени-то сколько прошло! Но попробовать все же стоило. Плюхнувшись на скамейку, я достала из сумки ноут и быстренько оживила экран. Конечно, это не мой смарт — пришлось терпеливо ждать, когда все загрузится и настроится. Я даже притоптывать начала в нетерпении.

Улочка была тихой, машины здесь почти не ездили, но уединиться все-таки не получилось. Грузный мужчина присел рядом, отпыхиваясь, стал копаться в сумке, извлекая какие-то бутерброды. Но я на него даже не взглянула — не до того. Роутер, что прятался в доме за спиной, уверенно доставал и до нашей скамеечки. Бедный хозяин не подозревал, что время от времени к нему подключаются левые пользователи. Впрочем, таких было немного — всего-то двое: Вадик и я. Именно на этой скамеечке он рискнул назначить мне свидание, неумело признался в своих чувствах и здесь же получил полный отлуп. А потом на этой же лавочке мы играли в какие-то оглушительные стрелялки, и не теряющий надежды Вадим слил мне пароль от местного роутера. При этом взял клятву, что больше никому и ни под каким соусом. «Место, сама понимаешь, секретное, а самое главное — нельзя подводить хозяина»… Помню, как я тогда удивилась странноватой Вадиковой порядочности. Взламывать — взламывай, но не наглей, примерно так звучал его жизненный принцип. По словам Вадима, он даже в комп живущего тут юзера никогда не лазил — просто тупо играл в онлайновские игрушки и все. Дома ему играть не разрешали — нагибали по полной, а тут — воюй, сколько хочешь. Тишина, свобода и свежий воздух. «Все равно очень скоро вай-фай будет повсюду, — уверял Вадим. — А за наши игрушки с хозяина так и так ничего не возьмут. Если, конечно, не борзеть»…

Заветной лавочкой после этого я пользовалась еще несколько раз, но Вадима здесь больше не видела. Верный своему слову, он, видимо, не «борзел», а может, взломанный мимоходом пароль и свиданка со строптивой одноклассницей были в его жизни всего лишь случайным эпизодом.

Ноут мой, наконец-то ожил, инет высветился, но Лизы, нашей новенькой, там пока не обнаруживалось. Мы договорились, что пересечемся по почте, я и бумажку ей с адресом сунула, однако в ящике было пусто. Я порыскала в сети, пытаясь отыскать Стаську, но вновь нашла только Катюху. Давняя моя подруга, захлебываясь от восторга, рассказывала, что только-только вернулась с последней регаты. Уже больше года она матросила в знаменитой «Каравелле» и только в этом сезоне раз двадцать ходила под парусами, прокатившись на яхтах вроде «Пеленга», «Меридиана» и «Гека Финна». А еще они успели сгонять на какие-то острова тамошнего Визовского пруда, где угодили под шквал и мужественно боролись с волнами. Все перевернувшиеся яхты вернули на киль, ни одна не затонула. Детки, хоть и успели хлебнуть мерзлой Визовской водицы, тоже вопреки всем прогнозам не кашляли и не чихали. А еще наша Катюха навострилась вязать настоящие морские узлы, выбивать дробь на барабане, а те же яхты изучила от клотика и до киля. В общем, много чего расписала моя подруженька, но главным было то, что она там явно не скучала и глупостями вроде моих не маялась. Там у них, в этой «Каравелле» все было гениально и просто. Общее интересное дело, ответственность, взаимовыручка — все прекрасно сочеталось в одном флаконе. Школьная педагогика отдыхала и плакала, в «Каравелле» дети обретали то, чего не давала ни одна школа — поддержку не одного-двух приятелей, а целого коллектива — отряда, зараженного вирусом дружбы. Насколько я поняла, у них и подвиги совершались чуть ли не ежедневно — все равно как у киношного барона Мюнхгаузена. Свалился кто-то в воду, все бросаются спасать, тоскует в углу новенький — подходят и утешают, если кто чего-то не понимает, сто раз терпеливо объяснят. И все это без понуканий, без домашних заданий и вызова родителей. Даже на совете капитанов, по словам Катюхи, чехвостили провинившихся в глаза и открыто — без стукачества и камер. В экипажах старшие опекали младших, про драки никто и не слыхивал. Короче, полная фантастика. Судя по тому, что Катюха рассказывала, друзей у нее в этой «Каравелле» набиралось теперь два вагона с тремя тележками, а по тону письма угадывалось, что я и наша школа, подобно медлительной и перегруженной барже отплывали все дальше и дальше — в то самое «далеко», которое годам к сорока окончательно забывается. Ничего не поделаешь — таков был дрейф, вызванный разнополярными течениями. Я плыла в одну сторону, мои подруженьки в другую. Вполне возможно, что и Стаська по тем же суровым причинам не желала откликаться. Оно и понятно, где я и где жаркая, наполненная криками Какаду Австралия!

Настроение у меня снова испортилось. Нет, я была рада за девчонок — по-настоящему рада, но я-то была здесь, а они там. Пальцы устали нажимать клавиши и даже малость озябли. Я сунула их под мышки, угрюмо велела ноутбуку:

— О кэй, Гугл! Что умеют австралийские Какаду?

Женским голосом компьютер повторил команду и выдал мне картинку попугая с текстом, расписывающим способности огромных попугаев. Мужчина, что скромно жевал бутерброды, заинтересованно вытянул шею. Даже чавкать перестал.

— О кэй, Гугл, — снова скомандовала я. — Как добраться до Екатеринбурга?

Компьютер послушно выдал карту маршрута, уведомив, что путь на машине у меня займет четыре с половиной часа.

— Ну-ка, ну-ка, — сосед мой немного придвинулся. — Я, конечно, извиняюсь, но это, получается, на любой вопрос можно ответ получить?

Я хмуро покосилась на него. Обычный мужик в мешковатом плаще, с бородой, краснолицый — почти наверняка бомж. Хотя каких-то жутковатых амбре я вроде не ощущала, может, и не бомж.

— А что вас интересует?

— Ну… Интересует-то многое, — любитель бутербродов засмущался. — А твоя машинка, действительно, может дать на все ответы?

— Вы же слышали.

— Хмм… Может, она это… Только на самое простое отвечает, а если сложное спросить, то и не сможет?

— Что, например?

— Ну, вот, скажем, как лечить бородавки народными средствами?

— О кей, Гугл, — велела я, — как лечить бородавки народными средствами?

К моему удивлению, ноутбук промолчал. Картинка на экране тоже не спешила появляться.

— Вот-вот! — мужчина довольно заухал, что, по всей видимости, означало у него смех. — Не все, выходит, знает твоя механика!

— Это не механика, а электроника.

— Все равно! Средства от бородавок она не знает…

И тут же ноутбук выбросил кипу текстов, а женский голосок с некоторым заиканием произнес:

— Народные средства от бородавок…

Мужчина пораженно умолк, с уважением покачал головой.

— Дела-а… И что она там пишет?

— Много, чего пишет, — мне совсем не улыбалось перечитывать ему всю выданную информацию. Но тут же пришла неудобная мысль: а вдруг это ему до жути необходимо? Может, из-за этих бородавок у него вся жизнь набекрень пошла? Жена из дома выгнала, друзья в бане на смех поднимают, начальник с работы уволил…

Я даже пригляделась к бородатой физиономии, силясь отыскать искомую бородавку. Но на лице незнакомца ничего такого не обнаруживалось.

— Тут информации целый воз, — пробормотала я. — Можно час с лишним читать.

— А ты коротенечко, дочка. Самое главное.

— Ну, тогда вот… Сок чистотела — натирать ежедневно, сок одуванчиков — то же самое, пихтовое масло, чеснок прикладывать, свежий лук, нарезанную ломтиками свежую свеклу или редьку, кашица из хрена, отвар луковой шелухи — типа, компресса, сухой лед… Хватит или еще читать? Тут много разного. Вот, рекомендуют выжигание лазером. Цены от трехсот рублей и выше. Если вам, действительно, нужно, я прочту.

И снова мой бородатый сосед засмущался.

— Хватит, доченька, спасибо. Суть я понял. Про чистотел мне и раньше рассказывали.

— Так попробуйте! — я пожала плечами. — Он вроде везде растет.

— Надо, дочка, надо попробовать… — неожиданный мой знакомый стер с бороды крошки и, забросив на плечо сумку, грузно поднялся. — Прямо сейчас и пойду, пожалуй.

— Удачи вам! — я испугалась, что он протянет мне для пожатия руку и подарит какие-нибудь бородавки. Дядька он был, конечно, ничего себе, но уж больно неухоженный. Как знать, может, такому и впрямь срочно требовался чистотел.

— Бывай, дочка! — развернувшись, он зашагал в сторону трамвайной линии. Я поглядела ему вслед и вдруг подумала, что, может быть, именно в эти минуты упускаю друга. Ведь ровным счетом ничего о нем не знаю, но посидели немного, поговорили — даже тему общую нашли — про бородавки, а человек уплывал, как успели уплыть мои давние подруги, и, значит, перелистывалась очередная страничка в моем без того скромном жизненном блокнотике.

Глаза мои снова опустились к экрану. Там моргал глазками мой маленький, напоминающий улитку гид-поводырь. Еще и показывал, куда надо нажать, чтобы получить срочное послание. Этого электронного гида мне как-то папа настроил — сделал маленький подарок на 8 Марта. Программка с гидом подсказывала важные даты, напоминала про уроки и планы. Сейчас же она сигнализировала о свеженькой эсэмэске. По телефону я получила бы СМС сразу, но телефон у меня забрали, и услужливый ноут протягивал руку помощи.

Короткое письмецо было от Лизы, моей еще несостоявшейся новой подруги. Делая ошибки (видимо, в спешке), новенькая писала:

«Они гнали меня до самого дома, теперь пошли за тобой. Будь осторожна!»

Меня даже в жар бросило! Выходит, кто-то преследовал ее, а потом, войдя в раж, посулил и мне навтыкать по первое число. Вот это веселуха!

Я зловеще улыбнулась, сердце мое застучало быстрее. Кто преследовал Лизу и кто вознамерился разобраться со мной, угадать было несложно. Конечно, Альбинка с Маркушиной. Ну, и все их пристяжные, конечно.

Что ж, жизнь, кажется, налаживалась. Только что я собиралась охотиться на друга — вот и накаркала. Теперь охотились уже за мною — и вовсе не для того, чтобы завязать дружеские отношения. Так что мир — миром, а война — войной. По крайней мере, это было лучше, чем протирать штаны на скамейке, тосковать и грустить. Закрыв крышку ноутбука, я решительно поднялась.

Глава 3 Галоп обреченных

Конечно, стоило еще просмотреть информацию про ЗБ — о том, кто туда сегодня собирается, не планируются ли полицейские рейды, давно ли полыхали последние пожары — в каком крыле и на каких этажах. Но ждать я больше не могла. За мной охотились, и обольщаться тут не приходилось: все мои пути-тропки наши девчонки знали прекрасно — сама же их когда-то и водила, да и Вадим мог сболтнуть. Парень он был, конечно, неплохой, но и Альбинка чарами своими управляла умело — так что вполне могла уже знать про заветную скамеечку. Но главное — я опять услышала мелодию — ту самую, манящую и негромкую, напоминающую тихий шепот. Да и неважно было, сколько народ