Английская писательница Вирджиния Вулф (1882–1941) — одна из центральных фигур модернизма и признанный классик западноевропейской литературы ХХ века, ее имя занимает почетное место в ряду таких значительных современников, как Дж. Джойс, Т.С. Элиот, О. Хаксли, Д. Г. Лоуренс. Романы «Миссис Дэллоуэй», «На маяк», «Орландо» отличает неповторимый стиль, способный передать тончайшие оттенки психологических состояний и чувств, — стиль, обеспечивший Вирджинии Вулф признание в качестве одного из крупнейших мастеров психологической прозы. Литературный экспериментатор, Вулф уделяет большое внимание осмыслению теоретических основ писательского мастерства вообще и собственного авангардного творчества в частности. В настоящее издание вошли ее знаменитые критические эссе, в том числе самое крупное и известное из них — «Своя комната», блестящее рассуждение о грандиозной роли повседневного быта в творческом процессе. В этом и других нехудожественных сочинениях Вирджинии Вулф и теперь поражают глубоко личный взгляд писательницы и поразительная свежесть ее рассуждений о природе литературного мастерства и читательского интереса.
и вспомнила о старом джентльмене, епископе, ныне покойном, который заявил, что у женщины не может быть шекспировского гения ныне и присно и во веки веков. И даже написал об этом в газеты. Даме, обратившейся за разъяснениями, он сказал, что кошек на небо не берут, хотя, добавил, у них есть что-то вроде души. Как привыкли думать за женщин старые бесы! Как безграничен человеческий мрак! Кошек на небо не берут. Женщинам не написать шекспировских пьес.
Получается, что читать книги — дело весьма ответственное: оно требует таких редких качеств, как богатое воображение, интуиция, трезвость суждений; из чего вы можете заключить, что литература — очень сложное искусство, которому учатся всю жизнь, и все равно нет никакой гарантии, что, даже положив жизнь на чтение книг, мы сумеем добавить новое слово к литературной критике.
кто скажет, какая пьеса лучше — «Гамлет» или «Лир»? Никто. Каждый решает это сам. Поэтому недопустимо, чтобы к нам в комнату, где мы сидим за книгой, пожаловали маститые господа законодатели, при степенях и званиях, и стали поучать нас, что и как читать и как оценивать прочитанное; случись такое, это означало бы конец свободе, которой дышат эти стены, уставленные книгами. В любом другом месте правило для нас закон — здесь же, среди книг, не существует ни правил, ни законов.
