Пролог
Автобаза

Не сможет убить его — будет лохом по жизни. Это Серёга понимал твёрдо. Впрочем, злобить себя как собаку ему и не требовалось: давняя ненависть к Харлею въелась в душу глубоко и прочно. Серёга был уверен, что сегодня он всё исполнит по плану, то есть решительно и без ошибок, и даже замахнуть водки для храбрости его совсем не тянуло. Успеется.

Он знал, где Харлей прячет свой мотоцикл, — про тайное место, сама того не заметив, проболталась Маринка. Моцик у Харлея был крутым зверюгой, за него Харлей и получил своё прозвище, хотя, ясный хрен, зверюгу его переделали где-то в гаражах из обычного агрегата. Движок форсировали, глушитель сняли для понта, к обычной дуплексной раме приварили усиление, на грузовой коляске заменили рессору, вилку собрали новую, под широкое колесо. Все завидовали, и Харлею приходилось прятать мотоцикл в лесу — в городе его сто пудов уведут. Свои же пацаны и отработают просто погонять.

Харлей устроил укрытие на заброшенной автобазе. Когда-то здесь располагалась стоянка грейдеров и бульдозеров дорожного стройуправления: площадку отсыпали щебнем, ямы какие-то здоровенные выкопали, начали возводить бетонный каркас для станции техобслуживания, а потом взяли да и плюнули на всё — на фиг надо. Автобаза одичала, никто сюда не заглядывал.

На попутке Серёга доехал до остановки «Шестой километр». Отворот на автобазу находился ещё через два километра, а возле остановки с обочины соскальзывала почти неприметная тропинка, убегающая напрямик через лес. Плотно жгло солнце, на старой пустынной дороге пахло пылью, из трещин в асфальте торчала короткая и жёсткая трава, в лесу чирикала какая-то птичка.

Тропинка почти заросла. Серёга огибал густые непролазные кусты, пинал с пути упавшие гнилые стволики, продирался сквозь ветки осин. К лицу липла паутина. Сучки цеплялись за футболку, за обвисший брезентовый рюкзак. На шею сыпалась иссохшая древесная труха. Серёга быстро взмок от духоты.

В рюкзаке у него лежали фляжка с водкой и пистолет, завёрнутый в полотенце. Ствол Серёга купил в гаражах — там же, где Харлею подшаманили моцик. Правда, в обойме было только пять патронов. Два из них Серёга уже отстрелял, тренируясь по бутылкам. Обращаться с оружием он умел. Да это все пацаны умели: их тренировали на уроках военной подготовки и в школе, и в учаге. На пистолет Серёга без сожалений ухлопал две получки — пришлось два месяца сидеть на иждивении у матери. Ничего, мать потерпела.

Тропинка всё тянулась и тянулась, и Серёга даже забеспокоился: не сбился ли с пути? Лес вокруг был молодой, мусорный — осины, берёзы, вербы, ивняк в низинах. Серёга сердито ломал ветки, рвал клейкую листву, руки ему исхлестало. Справа из-под дёрна вдруг высунулась изгибом ребристая бурая автопокрышка, и Серёга догадался, что почти у цели. И вдруг издалека донёсся хриплый треск мотоцикла. Это, конечно, был Харлей — кому же ещё тут быть?

Сердце заколотилось ещё сильнее. Нет, Серёга не боялся и не сомневался в себе, хотя раньше никогда не стрелял в людей. Наоборот, его охватила недобрая истома, как при раздаче карт: вот сейчас ему выпадут козыри, ведь он лучше всех остальных, и он этих всех остальных просадит и обует.

Харлей жил в своё удовольствие. Всегда при деньгах, и всегда при нём парни и девки. Они собирались на хате у Харлея и бухали за счёт хозяина, а Харлей пил помаленьку, покуривал дорогие американские сигареты и смотрел на гостей: приглядывал девку, с которой потом уходил в комнату. Так пацаны рассказывали. Сам-то Серёга побывал у Харлея только один раз — с Маринкой, и Харлей тогда спокойно увёл Маринку к себе, а Серёга свалил домой. Что ж, Маринка была законной подругой Харлея, и ей это нравилось. А Серёге — нет.

Серёга осознал, что идёт уже по автобазе. Под ногами хрустел щебень, но площадка заросла тонкими деревцами — сразу и не отличишь её от обычного леса. В зарослях виднелось что-то железное, в высокой траве горбились груды кирпича, за кустами мелькали какие-то полуразрушенные стены. Где-то впереди ещё раз рявкнул мотоцикл Харлея, потом клокотанье движка затихло.

В Харлее Серёга всегда чувствовал пренебрежение — и к себе лично, и вообще ко всем, и даже к Лексеичу, Маринкиному дяде, у которого Харлей работал, и к самой Маринке тоже. А Маринка этого не замечала. Ну, девки — дуры. Лёгкая угрюмая усмешечка Харлея казалась Маринке нормальной, типа не про неё, а про других. Что ж, заценим, как Харлей сейчас будет улыбаться…

Серёга остановился, вытащил из рюкзака свёрток, достал пистолет, сунул полотенце обратно в рюкзак и встряхнулся, подвигав плечами и локтями.

Лесок поредел перед громадой недостроенного ангара. В два ряда торчали бетонные опоры с длинными балками перекрытий, стопами были сложены плиты с торчащей арматурой. Серёга обогнул облупленный вагончик бытовки с выбитыми окошками и увидел Харлея. Тот возился возле своего мотоцикла — переставлял канистры в грузовой коляске. Серёга понял, что в качестве укрытия Харлей использует яму возле фундамента: закатывает в неё мотоцикл и сверху укладывает ржавый и рваный лист профнастила.

Надо было сразу шмальнуть Харлею в затылок, но Серёге очень хотелось увидеть страх на лице врага. Серёга негромко свистнул.

Харлей повернул голову и распрямился.

— Хана тебе, гад! — торжествующе сказал Серёга, поднимая пистолет.

Харлей помолчал, оценивая ситуацию, и усмехнулся свой усмешечкой:

— Ты что, Димон, за мной с «Гарнизона» припёрся?

Серёга не знал никакого Димона и никогда не был на «Гарнизоне».

— Берега попутал, козёл? — с вызовом спросил он.

Харлей не волновался, лишь поправил матерчатый козырёк кепи. Одет он был как все — по-армейски: камуфляж, зелёная футболка, берцы.

— Оборзел в лесу, ага? — Харлей словно не замечал нацеленного на него пистолета. — Один хрен я сдам бригадам всё, что у вас там есть.

Серёге стало ясно, что Харлей принял его за кого-то другого. Его, Серёгу, Харлей видел вблизи только в тот вечер — ну, на хате, когда Серёга припёрся с Маринкой. Вряд ли Харлей его запомнил. Серёга был для него никем.

— Я Серёга Башенин, — Серёга должен был заявить, кто он такой и зачем убивает Харлея, иначе нет победы над соперником. — Я с Маринкой хожу, племянницей Егора Лексеича Типалова.

Харлей задумчиво оглядел Серёгу.

— Чмо ты дворовое, — подвёл он итог. — Отдай ствол и сдёрни отсюда.

Харлей шагнул к Серёге и протянул руку за пистолетом.

Он был одного роста с Серёгой и примерно такого же телосложения, но показался Серёге и выше, и сильнее. Сейчас он просто отнимет оружие, как у шкета какого-нибудь, а потом даст берцем под зад — крути педали, урод… Нет, этому не бывать. Сам он чмо, Харлей. Пусть сдохнет тут.

Серёга выстрелил Харлею в грудь. Эхо щёлкнуло в развалинах ангара.

Харлей остановился. Он будто бы размышлял, убит он или нет, — так в детстве пацаны решали свою судьбу, когда играли в войнушку. И Харлей решил, что убит. Ноги у него подогнулись, и он упал на спину.

Серёга огляделся по сторонам. Его потряхивало от напряжения, а в груди растекалось жгучее тепло — там, как живая тварь, ворочалась недоверчивая радость. Неужели он смог? Да, смог! Вот ведь Харлей — валяется на грязном гравии, сквозь который проросла трава! И вокруг никого. Мотоцикл. Бытовка. Громада недостроенного ангара с рёбрами опор. Штабеля бетонных плит. Тонконогий лесок. Синее небо. И нет больше этой сволочи — Харлея!

Серёга подошёл и пнул Харлея в плечо. Голова у Харлея мотнулась, и кепи свалилось. Харлей дохлый! Блин, выпить бы сейчас, да рано ещё…

Окрестности автобазы Серёга внимательно изучил ещё дома по карте. В километре от площадки находилось болото, с одной стороны ограниченное дамбой. К дамбе от автобазы вёл просёлок. Удобно, чтобы утопить труп.

Кряхтя, Серёга подтащил Харлея к мотоциклу и свалил в коляску. Ноги у Харлея торчали как две палки. Серёга залез в удобное седло, с первого толчка завёл движок и погазовал вхолостую. Крутой аппарат, мощный.

— Пора тебе, падаль, в могилу! — сказал Серёга Харлею.

Просёлок обнаружился сразу за ангаром, он даже зарос не очень сильно — так, кусты одни. Мотоцикл качало и потряхивало, руль прыгал у Серёги в руках, ветки скребли по коляске, по колену Серёги, по крышке картера. Серёга думал, что хорошо бы оставить моцик себе — но нельзя. Вообще нельзя ничего забирать из имущества покойника. Типалов наверняка будет искать Харлея. Вдруг Типалов или Маринка увидят какую-нибудь его шмотку у Серёги?..

По дамбе Серёга доехал до невысокого откоса, забетонированного вокруг дренажной трубы. Похоже, трубу давно заткнуло мусором и всякой дрянью — с другой стороны дамбы стеной стоял ивняк и никакого водотока не имелось. Ну, нормально вроде бы. Серёга остановился, выключил двигатель, слез, обошёл мотоцикл и с натугой вывалил Харлея из коляски на землю.

Харлей тихо захрипел. На губах у него появилась кровавая пена.

Живой, что ли? Вот ведь гад бессмертный!

Серёга, конечно, удивился, однако новый поворот дела уже ничего для него не значил. Он убил Харлея — и баста. Станет тот булькать в болоте или не станет — неважно. А болото словно поджидало. Оно расползлось по низине как-то бесстыже и нагло. Кое-где чернела вода, но в основном поверхность была бурой и гнилой, с клочьями травы, с камышом и осокой. Из поганой жижи выставлялся склизкий и сучковатый валежник, облепленный тиной. На подтопленной и прокисшей опушке леса чахлые деревца покосились, готовые упасть. Пахло тухлятиной. Короче, гиблое место. Вдали тупо орала лягушка.

Серёга подтащил тяжеленного Харлея к откосу и пихнул ногой. Харлей неохотно покатился вниз и вяло бултыхнулся в дряблую ряску. Погружался он медленно, будто по частям: живот, грудь, колени, бледное лицо, безвольные руки — и всё-таки затонул весь целиком. В ряске образовалась длинная дыра, всплыли мелкие пузыри. Серёга швырнул в воду и пистолет.

Он ещё долго торчал над откосом, глядя, как потихоньку уменьшается дыра в болотине. Харлей захлебнулся, в этом нет сомнений, и теперь уже точно мёртв. Серёга ощущал себя как-то странно. Жизнь кажется непонятной, запутанной, всё сливается так, что не разделить, — а в натуре жизнь состоит из очень конкретных вещей. И правильно он сделал, что не стал ревновать Маринку, не стал скакать вокруг неё, доказывая своё превосходство, не стал бодаться с Харлеем — в общем, маяться дурью. Он без базара взял и убил врага. Рисково, конечно, зато дальше всё будет однозначно.

Серёга повертел головой. Теперь надо избавиться от мотоцикла, затопить его где-нибудь подальше — но это уже не трудно. А потом можно и выпить. Заслужил.

01
Соцгород Магнитка (i)

Он ничего не помнил о себе, ничего не понимал. Кто он? Где он? Каким образом он здесь оказался? Куда идёт? Что вообще такое с ним творится?

Еле передвигая ноги, он брёл по асфальтовому шоссе, вернее по старой дороге со вспученным и растрескавшимся асфальтом. Из трещин кое-где росла трава. Валялись обломанные ветки и сбитые ветром шишки. Канавы никто не чистил, из них торчал высоченный бурьян — дикий, вольный, без обычной пыли от проезжающих машин. За бурьяном плотной стеной клубился и шумел молодой лиственный лес — непролазный, дурной, жадный до света. Где-то в глубине этой чащи угадывались растопыренные тёмные ёлки, верхним ярусом вздымались кроны сосен. Небо тихо обжигало просторной и горячей синевой. Похоже, день клонился к вечеру: солнце висело уже низко и не слепило, поперёк шоссе вытянулись длинные зубчатые тени. Где-то стучал дятел. Пахло смолой, свежестью зелёной листвы, потаённой грибной прелью.

В общем, в самый раз для блаженства, если он явился сюда из города, где застойная духота многолюдных улиц и запах автомобильных выхлопов. Да, в самый раз — но ему было плохо. Тошнило так, что желудок дёргало к горлу. Болело в животе, ломило грудь, ныли колени и локти, а голова раскалывалась. Хуже всего, что лес качался в глазах и шевелился, будто огромный паук, дорога зыбко двоилась, расплываясь миражом, в небе мерцали тёмные кольца.

Грязная одежда засохла коркой, тёрла жёсткими складками, а в ботинках ещё чавкала жижа. В волосах запуталась какая-то тина. Руки были в зелёно-бурых разводьях, лицо наверняка — тоже. Он сплюнул — и плевок тёмный…

Он шёл и шёл, шёл и шёл, точно у него имелась какая-то цель. Впрочем, цель имелась: увидеть хоть что-то, чтобы хоть чуть-чуть начать соображать. Дорога ползла по лесу в мучительном безвременье. Рябины, берёзы, липы, кусты ивняка, глухой малинник, бурьян. Дорога медленно повернула, и вдали наконец показалась косая дырявая будка. Автобусная остановка из вкопанных труб и ржавых листов гофрированного железа. Рядом — куча заросшего травой мусора. На табличке еле читалась облупленная надпись «6-й км».

Он обессиленно сел на скамейку — на доску, положенную поверх двух приваренных кронштейнов. В тени всё равно было жарко. Он понял, что никуда больше не пойдёт — лучше сдохнуть; он привалился спиной к железу и закрыл глаза. В лесу перекликались птицы, и в голове тоже звенело.

Наверное, он отключился. Сознание словно плавало в какой-то вязкой мути, распадаясь невнятными картинами: какие-то лица, дома, заплесневелые коряги, бетонные стены, деревья, ступени, уводящие в сумрак, белые облака… В реальность его вернул сиплый автомобильный гудок.

Возле ржавой будки стоял грузовик. Обычный грузовик с кузовом.

Усатый водитель опустил стекло в дверке и крикнул:

— Серый, давай залазий! Подброшу до дома!

Он — это Серый, то есть Серёга, Сергей?..

— Оглох, что ли? — поторопил водила.

Он — Сергей — с трудом поднялся, обогнул капот и открыл другую дверь. Еле влез в высокую кабину, еле успел захлопнуть дверь за собой — водила уже двинул рычаг. Нет, этого усатого мужика он — Сергей — не узнавал.

— Чё тут делаешь? — спросил водила, ворочая прыгающий руль.

Грузовик потряхивало на колдобинах.

— Ничего не помню, — без голоса ответил Сергей.

— Бухал, что ли, с кем в лесу?

— Не помню…

Водила усмехнулся:

— Молодой был, так мы тоже за город бухать гоняли, на речке у нас место было. Я тоже терялся, только с девкой, не один. Эх, блин!.. — водила вздохнул. — Сушняк, небось, мучит? Вон термос стоит, жена в рейс мне компот дала.

Сергей не смог удержаться — выпил весь компот до сухофруктов на дне.

Грузовик подвывал изношенным двигателем, гулял по шоссе то вправо, то влево, объезжая кривые бугры и ямы, засыпанные гравием.

Город начался неожиданно быстро. В зелени мелькнуло что-то жилое, а потом вдоль дороги выстроились в ряд оштукатуренные двухэтажные дома. Дорога превратилась в улицу с трамвайными рельсами, откуда-то вынырнул и сам трамвай — угловатый, облезло-красный вагон. Низкие дома сменились массивными пятиэтажками, какими-то очень основательными и старомодно-помпезными: с эркерами, карнизами и балюстрадами на крышах. Казалось, что в этих величественных зданиях непременно должны жить герои. Сергей молча разглядывал людей на тротуарах. Люди как люди… Тётки с авоськами, пацан на велосипеде, молодая женщина с коляской, три мужика курят на углу под липой, бабка тащит внука за руку… Тошнота и слабость искажали восприятие, и у Сергея не получалось понять ощущения: то ли он прожил в этом городе всю жизнь, то ли не был здесь никогда. Всё знакомо — и ничего не отзывается.

На краю небольшой площади водила притормозил у обочины. Сергей смотрел на площадь. Первые этажи домов занимали магазины: «Галантерея», «Промтовары», «Обувь». Из дверей «Гастронома» торчала очередь.

— Чего сидишь? — спросил водила. — Вон твой дом.

Сергей завозился, выбираясь из кабины.

— Матери привет, — вслед ему сказал водила.

Озираясь, Сергей направился к своему дому. Трудно было поверить, что всё вокруг — его город, его мир. Тут у него друзья, работа, мать… Как можно это забыть? И почему он это забыл? Должно ведь хоть что-то торкнуть в душе — какой-то ракурс, тень, какая-то мелочь, какая-то привычка…

Обогнув угол дома, Сергей очутился во дворе. Видимо, обычный двор. Тесные балконы, загромождённые хозяйственным хламом, — над перилами торчат длинные рейки. Крашеные железные гаражи. Детишки копаются в песочнице. Тополь. Клумба, огороженная низеньким заборчиком. У подъезда на лавочке сидят старухи. Столбы с перекладинами и верёвками, на верёвках висит бельё. В деревянной беседке три парня пьют пиво. Из окна второго этажа высунулась женщина, повертела головой и закричала:

— Сашка! Сашка! Пора домой ужинать!

Сергей надеялся, что бессознательно сам найдёт свой подъезд, однако ноги никуда его не повели. Он нелепо застыл возле куста акации.

Парни в беседке оставили пиво и вышли наружу. Что-то нехорошее было в их ухмылочках. Сергей их явно заинтересовал — или они как раз его и ждали?

Парни приблизились. Лёгкие рабочие куртки, растянутые майки, мятые спортивные штаны. Один — косой, другой — с золотой цепочкой на шее.

— Думал, не вычислим тебя, Башен? — с пренебрежением спросил косой.

Сергей не знал, что отвечать, и молчал.

— Магнитка — город маленький, — добавил третий парень.

Второй, который с цепочкой, ничего не говоря, поднял сжатый кулак, покачал им, будто прицеливался, и вдруг коротко и точно ударил Сергея в скулу. Сергей отшатнулся, в голове у него рассыпчато зазвенело. Парень с цепочкой быстро сунул ему и второй раз, и третий.

Вдалеке у подъезда всполошились зоркие бабки на лавочке.

— Чего творите, хулиганы?! — гневно закричала одна из них.

Парни не обратили внимания.

— Андрюха, с ноги ему впечатай! — азартно предложил косоглазый.

Тот, который не имел никаких примет, ловко прокрутил приём какого-то восточного единоборства и ударил Сергея ногой в живот.

Сергей упал набок. Внутри у него бултыхнуло, и горлом хлынул компот.

— Сразу блеванул! — хмыкнул косой и пнул Сергея в рёбра.

Сергей лежал, корчась, и кашлял. Парни обступили его, как деревья. Они явно готовились пинать Сергея и дальше.

— Серёжа! Серёженька! — где-то кричали бабки. — Они человека убивают!..

С парнями, напавшими на Сергея, случилось что-то непонятное: они разом повернулись куда-то в другую сторону — смотрели на кого-то другого. А этот другой не боялся ублюдков — или же ублюдки были чем-то поражены.

— Чё такое?.. — изумлённо охнул косоглазый. — Башенин, ты откуда?..

Договорить он не успел — отлетел, всплеснув руками.

Тот, который знал восточные приёмы, опять прокрутил свой удар ногой, однако новый противник перехватил его ногу в воздухе, и парень грянулся на спину. Ублюдок с цепочкой сам отскочил подальше.

— Башен, ты как это?.. — обиженно крикнул он.

— Вали со двора! — рявкнул ублюдкам неизвестный спаситель.

Сергей услышал топот ног — ублюдки убегали.

Сильная рука схватила его за плечо и усадила в худо-бедно вертикальном положении. А потом воцарилась странная опустошённая тишина. Спаситель стоял над Сергеем без движения, будто окаменел. Сергей плохо видел его на фоне слепящего вечернего неба — только тёмный силуэт.

— Ох-хренеть… — тихо произнёс спаситель.

Он присел перед Сергеем на корточки, вглядываясь в его лицо. И Сергей тоже увидел лицо спасителя — точнее, своё собственное лицо, один в один.

— Ты кто такой? — потрясённо спросил двойник Сергея.

— А ты кто? — ответил Сергей.

02
Соцгород Магнитка (ii)

— Серик, ты кого тащишь-то в дом? — испугалась мать.

— Включи лампочку, мам! — ответил Серёга.

Он толкнул гостя вперёд и захлопнул дверь. Мать — вечно она экономила — зажгла свет в тесной прихожей, куда еле влезали два взрослых человека.

— Узнаёшь? — с вызовом спросил Серёга.

Гость, парень-двойник, торчал как чурбан, не зная, что делать. Мать тихо отступила в комнату и закрыла рот руками. Глаза её округлились.

— Во дворе подобрал, — пояснил Серёга, скидывая кроссовки. — Его там шпана с Ленинградки побила, приняла за меня.

Квартира у Серёги с мамой была маленькая, но двухкомнатная. Мать занимала крохотную, как шкаф, спальню, а Серёга жил в комнате побольше — мать уважительно называла её залой. Серёга в носках шагнул из прихожей в залу и развернулся, рассматривая гостя как некое крупное приобретение — вроде холодильника или новогодней ёлки. Вид у гостя был жуткий.

— Снимай говноступы свои, — распорядился Серёга. — Иди в ванную, руки и морду умой. Мам, где полотенца лежат?

— Простите за беспокойство… — вдруг хрипло произнёс гость.

Мать вздрогнула, будто заговорила статуя.

Серёга сунул гостю в руки полотенце:

— На. Ванная вон справа.

Он притворил дверь в прихожую.

Примостившись на краешке дивана, мать глядела куда-то в пустоту.

— Мам, ау! — окликнул её Серёга, стаскивая брюки и натягивая домашнее трико. — Давай на кухню. Пожрать, что ли, приготовь. Я же со смены.

Ошеломление от встречи с двойником у Серёги уже прошло. Да его и не было-то, наверное, ошеломления. Просто он, Серёга, столкнулся с парнем, похожим на него самого. Охренеть как похожим. Ну, бывает. А брата у него никакого сроду не имелось. Ни о чём таком мать не говорила.

— Это Митя, — поднимаясь с дивана, тихо сказала мать. — Твой близнец.

Серёга будто отяжелел под чем-то мягким и неподъёмным.

— Ты чего такое заявляешь? — возмутился он.

За окном, звеня, по рельсам простучал трамвай.

Мать подошла к серванту и, кусая губы, начала поправлять фотокарточку между стёкол — она и трёхлетний Серёжка.

— Был у тебя брат, Серик… Ну, есть. Я же двойню родила. Назвала Митей и Серёжей. Тебя забрала, а Митю на больничке оставила.

Серёга взял со стола сигареты и закурил, хотя в квартире он обычно не курил. В голове словно что-то свистело, как на сквозняке. Он даже растерялся. Обнаружить брата — это словно обнаружить в своей квартире третью комнату. Вроде хорошо, но комната уже с жильцом.

— И чё делать? — глупо спросил Серёга.

Мать пожала плечами и вытерла пальцем глаза.

Серёга разозлился. Он не хотел ничего менять в жизни. Всё ведь и так зашибись. Работа у него нормальная, хата есть, и Харлея он убрал с пути — Маринка теперь достанется ему. Какой, блядь, брат? На хера он нужен?

Серёга чуть приобнял мать за плечи:

— Не парься, мам. Сначала давай про этого Митю всё узнаем. Что за типок такой нарисовался? А потом ты мне всё расскажешь, идёт?

Мать всхлипнула и кивнула.

В ванной затих шум воды, и вскоре в двери прихожей появился Митя. Босой. Лицо и руки — чистые, а футболка и штаны — грязнущие.

— А я вообще-то ничего, — оценив его, заметил Серёга. — Красивый.

— Пойдёмте на кухню, ребятки, — тонким, не своим голосом сказала мать. — Покушать что-нибудь вам приготовлю.

Кухня была такой же маленькой, как и прихожая. Серёга указал Мите на свою табуретку возле окна: гостю — лучшее место. Из холодильника Серёга вынул початую бутылку водки, из подвесного шкафчика — гранёные стопки.

— Ты — Митя, Дмитрий значит, — веско сказал Серёга, разливая водку. — Я — Сергей. А это — наша мама, Вера Петровна. Мы с ней — Башенины.

— Я тоже Башенин? — наивно спросил Митя.

Серёга фыркнул, точно брат был недостоин его фамилии.

Мать возилась у плиты, чем-то брякала.

Серёга заметил, что Митя деликатно озирается. Наверняка пытается вспомнить свою жизнь, как-то разместить себя в новой обстановке. Парень, похоже, из городских: скромный, культурный такой. Городскими называли жителей больших городов — Челябы, Еката, Уфы. А соцгород Магнитка и ей подобные заводские поселения за настоящие города уже давно не считались. И городских здесь, мягко говоря, не любили.

— Выпьем, — предложил Серёга. — Мам, не отставай.

Они выпили. Мать зажмурилась и принялась махать в рот ладонью, будто остужала, а Митю едва не вырвало, но потом ему на глазах полегчало — водка возвращала силы. Серёга же накатил спокойно, как воду.

— Рис с тушёнкой у меня!.. — спохватилась мать. — Кушать вам надо!

Она вскочила и кинулась к плите.

— Сразу поясню, браток, — по-хозяйски расслабленно заговорил Серёга. — Ты с нами здесь не жил никогда. Я за тебя вообще не слышал. Давай колись, кто ты, откуда, как сюда попал?

— Ничего не помню, — виновато ответил Митя. — Очнулся в лесу — иду по шоссе, вокруг никого, карманы пустые, всё болит, весь в грязи…

Мать у плиты тяжело вздохнула от сострадания.

Серёга чувствовал, что Митя не врёт. Да и зачем ему врать?

— Может, ты ехал куда на попутках? — предположил Серёга. — Ну, тебя грабанули и выбросили на дорогу. Дали по башке — она и повредилась.

— Не исключено, что и от сотрясения мозга амнезия, — согласился Митя.

— Может, ты к нам ехал? — с надеждой спросила мать. — Ну, познакомится, посмотреть на родственников…

Митя беспомощно развёл руками.

Мать включила в кухне свет — за окном уже темнело — и поставила на стол сковородку с ужином.

— Бедно у нас, не обессудь, — сказала она.

— Да уж, бананьев нету, — хмыкнул Серёга. — Не городские разносолы.

Он снова разлил водку, и они снова выпили.

Митя ел вежливо, аккуратно, но Серёга видел, что он голоден как волк. Серёге интересно было наблюдать за братом — будто за самим собой в зеркале. Ощущения были непонятные. Хотелось угостить брата чем-нибудь ещё, как себя, — или врезать по морде. Ведь собственный облик принадлежал только ему, Серёге, и тот, кто пользовался им, этим обликом, — вор. Мать присела чуть в стороне на табуретку и тоже смотрела на Митю, но жалостливо.

Митя наконец отложил вилку.

— Простите за бестактность, — осторожно сказал он. — Но получается, вы про меня вообще ничего не знаете, да? Я жил отдельно? А почему?..

Серёга уже понял почему, но ответ обидел бы маму.

— По кочану, — грубо отрезал он.

А мать заплакала:

— Война же, Митенька…

— Какая война? — искренне удивился Митя.

— И этого тоже не помнишь? — опять разозлился Серёга.

— Амнезия…

— Хуямнезия!

Серёга налил себе одному, выпил и встал.

— Вымыться тебе надо полностью, братец, воняешь, — бросил он, усмиряя гнев. — Титан включу, чтобы вода нагревалась. Шмотки свои дам.

— Искупайся, а твою одежду я постираю, — тотчас пообещала мать.

Серёга пошёл в прихожую. Света здесь уже не было — мать экономила. В темноте Серёга споткнулся о ботинки Мити и в сердцах выругался, нашаривая выключатель. Вспыхнул жёлтый пластмассовый плафон. Расшнурованные армейские берцы брата валялись прямо посреди прихожей, как огромные дохлые крысы. Серёга вдруг вперился в них, и в голове замелькало. Такие же берцы были у Харлея. Серёга вёл мотоцикл, мёртвый Харлей лежал в коляске, а его ноги, обутые в берцы, торчали вровень с рулём…

Харлей… Тогда — перед выстрелом — он ведь принял Серёгу за кого-то другого… Он сказал: «Димон, ты за мной с “Гарнизона” припёрся?» Димон… Дмитрий… Митя… Харлей принял Серёгу за Митю! Они были знакомы!

А ведь Маринка говорила ему о последнем маршруте Харлея… Серёга стоял в прихожей и вспоминал, как гулял с Маринкой по Ленинградке. У него-то нет никакой амнезии, он всё помнит… Бли-и-ин… Ну и дела… Вот, значит, кто ты — братец Митенька!.. Ты — из тех городских мудаков, что упрямо сидят на объекте «Гарнизон», сдвинутые мозгами на своей долбаной хрени… Ты, Митенька, пришёл не к брату и не к матери… Ты шёл за Харлеем!

03
Соцгород Магнитка (iii)

Серёга виделся с Маринкой недели три назад, в конце июня. В последних числах месяца обычно отоваривали талоны, и Серёга пошёл в гастроном на Ленинградской за водкой. Так-то он пил редко, дома уже скопилось бутылок пять, но не пропадать же талонам. И в очереди он заметил Маринку — недалеко от кассы. Он пристроился рядом, хотя дело, конечно, было не в длине очереди.

— Эй, парень, ты здесь не занимал! — недовольно загомонила очередь.

Возле Маринки Серёгу всегда охватывала какая-то дурацкая лихость — или угрюмая злоба, как тогда, когда он оставил Маринку Харлею.

— Это жена моя! — оборачиваясь, весело пояснил Серёга.

Маринка возмущённо фыркнула, сдув с глаз чёрную чёлку.

— Чё несёшь! — ответили из очереди. — Она ещё со школы!

Маринка только что окончила учагу и считала себя взрослой.

— Не со школы ни с какой! — отсекла она. — Стойте и не лезьте к людям!

— Хамка малолетняя! — сообщили из очереди.

Маринка и Серёга одинаково отвернулись, чтобы не связываться.

С Маринкой Серёга познакомился на комбинате. Он работал на скиповом подъёмнике, а Маринка тогда ещё училась: Типалов подсуетился, чтобы его племянницу приняли в группу бризолосинтеза, и потом Маринка получила бы непыльную должность оператора ректификационной колонны. В тот день из учаги привели экскурсию, чтобы показать производство. И Серёга сразу отметил эту девку с чёрным хвостом. Она напоминала вороного жеребёнка.

— Как выпускной отметила? — негромко спросил Серёга.

— Нормально, — Маринка жевала жвачку. — Напились все как дураки.

— А ты сама пила?

— Я-то немного. Не как эти.

— Что делать собираешься после учаги? — улыбаясь, допытывался Серёга. — На комбинат пойдёшь? Оператором?

Серёга знал, что комбинат Маринка ненавидит. Вернее, презирает.

— Не пойду я туда! — Маринка строптиво махнула хвостом.

— Егор Лексеич ради тебя столько жоп там вылизал.

Егор Алексеич Типалов, Маринкин дядя, заменял ей отца.

— Да мне пофиг! Я для него эту долбаную учагу закончила, и хватит!

— Работать-то надо, — заметил Серёга. — Или хочешь у дяди на шее сидеть?

— На комбинат говно варить я не пойду!

Серёга даже обиделся. Бризол — не говно, а главное топливо в мире!

— Я же варю — и ничё, — глупо сказал он.

— Ну и вари, кому ты нужен! — Маринка гневно надула пузырь из жвачки.

«Кому ты нужен?» — повторил про себя Серёга. Вот Маринке-то он как раз и не нужен, потому что работает на комбинате, а не Бродяга, как Харлей.

Маринка не хотела смиренно оттрубить всю жизнь оператором. Серёга знал, о чём она мечтает. Мечтает быть красивой, опасной и загадочной: ездить в командировки, на вездеходе ломиться сквозь дикие чащи, стрелять с борта по комбайнам… Мечтает командовать грубыми и крутыми бойцами. Конечно, командировки — это хороший заработок, но Маринке нужны вовсе не деньги; она хочет жить интересно и рисково, как её дядя. Она хочет увидеть тот страх, что таится в лесах, по которым упрямо пробираются отчаянные бригады, хочет испытать себя на прочность и, ясное дело, победить. Она же лучше всех.

Их очередь придвинулась к прилавку. Серёга достал свои два талона и соединил их с тремя талонами Маринки — на неё, на мать и на Типалова.

— Десять бутылок им, — бросила продавщица мужику-разнорабочему и отсчитала сдачу — сорок рублей.

Мужик сноровисто выставил на прилавок десять бутылок.

— Говорил, только за себя с женой берёшь! — заметили Серёге из очереди.

Ничего такого Серёга не говорил.

— Так ещё за детей! — буркнул он.

Маринка засмеялась. Она уже забыла спор.

У крыльца гастронома Серёга перераспределил груз: себе — две авоськи по четыре бутылки в каждой, Маринке — лёгкую авоську с двумя бутылками. На площади, лязгая, поворачивал трамвай. Вдали, в перспективе улицы, была видна синяя река, а за ней — промышленные башни, трубы и дымы бризолового комбината. С тополей вдоль по тротуарам ветерок нёс белый пух.

У Маринки в кармане короткой курточки закурлыкал телефон.

— Приве-ет, — певуче произнесла Маринка, делая Серёге знак подождать.

Телефон у Маринки был розовый, девчачий, с какими-то звёздами.

По голосу Маринки Серёга мгновенно догадался, что звонит Харлей. И Серёгу тотчас окатило ненавистью. Серёга, будто играя, наклонился поближе к Маринке, чтобы слышать соперника. Маринка сделала страшные глаза — «Мешаешь ведь!» — но не отстранилась: пусть Серый слышит. Маринка не дразнила его, а просто хвасталась своим крутым мужиком.

Раньше Серёга ломал голову: если Маринка трахается с Харлеем, почему тогда не отошьёт его, Серёгу? Неужели не понимает, с какой целью Серый упорно ходит вокруг неё? Но потом Серёге стало ясно: Маринка — та ещё поганка. С подружками ей скучно, потому что подружкам любопытна не она сама, а Харлей — парень с деньгами, к тому же загадочный Бродяга. А Серому на Харлея положить с прибором. Серому важна только Маринка. Что она думает, что чувствует, что делает, о чём мечтает… Ради такого преданного и честного восхищения Серёги можно смириться и с его приставаниями.

— Я шестого числа вернусь, — звучал в трубке голос Харлея. — Мотоцикл на автобазу отгоню, помоюсь, и заваливайся вечером на хату.

— Ла-адно, — жеманно согласилась Маринка.

Тогда Серёга и подумал: надо убить Харлея, сколько ещё терпеть такое!

— Ты чего подслушиваешь? — весело спросила Маринка, убирая телефон.

— На хера тебе этот Харлей? — желчно ответил Серёга. — Он же через пять лет с концами в леса свалит, как все Бродяги. Как твой батя.

Маринка непокорно мотнула хвостом:

— Может, не свалит? Может, не через пять лет?

Серёга плюнул на тротуар, выражая своё мнение о глупости Маринки.

— Ты же всё равно его не любишь! Тебе не западло с ним спать?

Маринка передёрнула плечами: чё за глупости?

— Ты не врубаешься, Серый, — снисходительно сказала она. — Как ты, на комбинате я работать не буду! В жопу комбинат! В жопу соцгород! Харлей дядь Гору нагнёт, и я, короче, на командировки буду ездить, как тётя Лёна.

Серёга знал, что Егор Лексеич берёт в командировки свою любовницу.

— И денег больше, чем на комбинате, и вообще.

— Лексеич будет против, — не поверил Серёга. — Не нагнёт его Харлей.

— Нагнёт. Бродяга всегда бригадира нагнёт.

Люди, что шли по тротуару навстречу Серёге и Маринке, смотрели на них неодобрительно: такие молодые — и столько водки несут.

— Если дядь Гора откажется, мы с Харлеем на другую бригаду свинтим. Бродяги всем нужны. А Харлей нашёл целый лес «вожаков» на Ямантау. Он мне с телефона сказал. За лес «вожаков» дядь Гора на всё согласится.

— Ну ты и красава! — признал Серёга с осуждающей похвалой.

Маринка всех заставит подчиниться своему желанию: Харлея — койкой, дядю-бригадира — Харлеем. А Серёге смяло душу давнее горькое ожесточение. Командировки — это херово, можно и не вернуться. И денег за них не так уж много платят. Маринка ни шиша не соображает.

— Ямантау — гиблое место.

— Комбинат — гиблое место.

— В лесу — радиация и чумоходы, — упорствовал Серёга. — На Ямантау — объект «Гарнизон», а там всё заминировано, и никто туда не суётся.

— Фигня, сказки это! — насмешливо заявила Маринка. — Харлей разведал дорогу на Ямантау. А в «Гарнизоне» вообще городские торчат. Которые «зелёные». Они там какие-то опыты делают. Харлей с ними познакомился.

— И чё, никак тебя не отговорить? — Серёга ещё не потерял надежду.

Маринка закатила глаза — «Ну, придумай что-нибудь, если ума хватит».

— Когда вы уезжаете?

— Дней через пять или через неделю. Харлею отдохнуть надо, а дядь Гора бригаду соберёт и мотолыгу подремонтирует.

— И сразу на Ямантау?

— Угу! — кивнула Маринка. — Харлей сказал, что там «вожаков» — каждому с бригады по косарю отстегнут. Зашибись!

За косарь Серёга на комбинате три месяца вкалывал.

— Слушай, Марин, я тебя нормально же прошу, — вздохнул Серёга. — Забей на всё — на Харлея, на командировки… Ну гнилая тема же.

Маринка снова надула пузырь из жвачки.

— А чё ты мне взамен предложишь, Серый?

Кроме себя, Серому предложить было нечего, а он — это не круто.

От трамвайной остановки им навстречу шли два парня, оба возраста Маринки, то есть года на три помладше Серёги. Один — в спортивном костюме и заметно косоглазый, другой — голый по пояс, в чёрных очках и с крупной золотой цепочкой на шее. Серёга с одного взгляда уловил их внутреннюю слабость: спортивный типа как демонстрировал, что он качок, отвлёкся от железа на тренировке, а полуголый показывал, что он весь на расслабоне.

— Не хило водясиком-то на двоих затарились, — заметил косоглазый.

— Поделись по-братски, — нагло добавил тот, что с цепочкой.

— Вали! — отмахнулся Серёга.

— На чужом районе не бурей, — с угрозой сказал полуголый с цепочкой.

Серёгу душила злоба на Маринку, точнее на свою судьбу. Он осторожно опустил на асфальт звякнувшие авоськи и, оскалившись в улыбке, жестом указал парням на бутылки: угощайся, прошу!

— Ты чё, без байды? — хохотнул косоглазый.

— Да нам хватит, пацаны. Берите по одной.

Эти шпанюги были уверены, что предъявили себя правильно и на районе они хозяева, а чужак вправду отдаст им водку. Тот, который с цепочкой, сделал шаг к Серёге и наклонился к бутылкам. Серёга сразу ударил его снизу в солнечное сплетение. Парень, хрипя, согнулся ещё больше, и Серёга пнул его в голую грудь. Парень осел на асфальт.

Косоглазый проворно отскочил.

Маринка спокойно смотрела на драку и жевала жвачку.

— Двигаем, — хмуро сказал ей Серёга. Ему стало полегче.

Он поднял авоськи и прошёл мимо косоглазого.

— Ответишь! — уже в спину ему крикнул косоглазый. — Мы тебя вычислим!

04
Соцгород Магнитка (iv)

Ужин, водка и горячая вода совершили подлинное чудо: Митя ощущал, что потихоньку воскресает. Конечно, он страшно устал, просто вымотался, но это была правильная усталость — от долгого дня, а не прежняя болезненная немощь, будто бы тело оказалось чужим. Сознание порой ещё плыло, словно его нарушали помехи при неуверенной трансляции, однако так бывает, когда от слабости засыпаешь на ходу. И почти не тошнило.

Серёга закидывал чаще Мити, и его порядком развезло. Серёге хотелось продолжить выпивать, да и побазарить тоже. Захмелев, он стал разговорчив и благодушен, его переполняли разные идеи и причудливые планы.

Вера Петровна работала на комбинате табельщицей, ей надо было рано вставать, и Серёга решил дать ей выспаться нормально. Он захватил бутылку, стопки, сигареты, рыбную консерву на закуску и выбрался с Митей в подъезд. Здесь светила жёлтая лампочка. Голоса звучали гулко. Серёга сел на ступеньку лестницы и пошлёпал ладонью рядом с собой:

— Садись… Не морщи морду, тут не грязно, мы с подъезда моем по очереди… Да и штаны у тебя всё равно мои.

— Я лучше постою, — ответил Митя.

Серёге было пофиг.

— Матушка говорила, что отец на комбинате погиб при аварии, — поделился он. — Я поначалу верил. Чё, мелкий ведь был… А когда вырос, в шестом, что ли, классе уже, подумал, что отец в лес ушёл. Да и хер с ним. Все заражённые так делают. У моей подруги, у Маринки, батя тоже в лес свалил.

Судьба отца Серёгу и в детстве не волновала. У многих ребят в его классе отцов не было, потому Серёга воспринимал это как дело обычное.

Может, и не следовало так откровенничать, но Серёгу несло:

— Матушка — она ведь добрая, робкая. Ты сам, наверное, уже увидел. Я прикидываю, что в молодости она и парня-то никакого себе завести не смогла. Боялась она этого. А ребёнка надо было, без него тогда никуда…

— Почему? — удивился Митя.

— Как почему? Квартиру на соцгороде только с детьми давали. Без детей — живи в общаге. А в общаге — полный пиздец, даже в бабской.

Митя слушал внимательно. О себе он так ничего и не вспомнил, но жизнь брата всё равно казалась ему совершенно чужой и дикой.

— Матушка, значит, в Челябу поехала, до больнички, и ей там врачи детей подсадили. Когда подсаживают, то для верности с запасом делают, и часто двойня получается. Так что мы с тобой — того, искусственные!

Серёга поневоле хохотнул. Забавно было ощущать себя искусственным.

У Мити не укладывалось в голове, что речь идёт о нём самом. Да и не только в голове не укладывалось — в душе тоже ничего не отзывалось.

— А почему же Вера Петровна второго ребёнка не взяла? — спросил он, будто о ком-то другом, не о себе.

— Жить-то и с одним ребёнком тяжело! — простодушно ответил Серёга. — Мужа нет. Война, считай, идёт. Ну матушка и оставила тебя в Челябе.

Серёга говорил так, словно речь шла о какой-то ерунде, словно его брата-близнеца лишили какой-то мелочи. Митя не знал, как относиться к этому. Видимо, никак. Будто к невезению: обидно, но никто не виноват.

— Выпьем! — разливая водку, распорядился Серёга. — Не обижайся давай. Всё, что раньше было, — херня. Главное — нашлись!

Митя подумал, что выпить — единственно разумная реакция.

— В башке-то не прояснилось? — поинтересовался Серёга и взял пальцами кусок рыбы на закуску. — Меня-то поддатого прёт.

— Что-то пока не пропёрло.

— Мало выпил.

Серёга смотрел на Митю с удовольствием — как на себя. Ну ничё он так.

— А я догадался, кто ты такой, Митяй, — хитро заявил Серёга. — И у меня тут замануха для тебя обозначилась…

В общем-то, ради своего замысла Серёга и продлил пьянку. Внезапный брат подвернулся ему очень даже вовремя.

Митя молчал и ждал. Он не помнил, как он выглядит, и Серёга не был для него отражением. Да и трудно было поверить, что этот грубый парень, рабочий с комбината, — его копия. Точнее, версия. Неужели он стал бы таким же, если бы мать от него не отказалась?

— Короче, есть одна гора — Ямантау называется. Километров сто писят с Магнитки. В горе — заброшенные военные бункеры, шахты ракетные, всякое разное на случай войны. Это объект «Гарнизон». Вокруг Ямантау вообще глушняк, ебеня, поганое место. Никто туда не ходит, лесозаготовок там не ведут. Вот на «Гарнизоне» и засели учёные с города. Не знаю, с какого — с Челябы или Еката. А ты был с ними.

Митя не почувствовал никакого узнавания: слова Серёги точно бились в оконное стекло, как ночные бабочки, которые не могут влететь в дом на свет.

Серёга глядел испытующе.

— Мелькает? — Он повертел ладонью над головой, шевеля пальцами.

Митя закрыл глаза, чтобы из сознания исчез этот обшарпанный подъезд, этот парень, который называет себя его братом, эта водка и закуска… Гора… Дремучий лес… Бетонные стены, стальная арматура, темнота и фонари, запах плесени, ручей на каменном полу, электрические кабели, дисплей… По спине у Мити пробежали мурашки, будто его обдало холодом из тех катакомб.

— Вроде что-то есть… — передёрнув плечами, признался он.

— Ага, аукается, да? — удовлетворённо улыбнулся Серёга.

В принципе, ему было плевать, угадал он или нет. Для его цели это ничего не меняло. Но хотелось, конечно, угадать. Брат всё-таки. Если он, Серёга, ошибается, то подставит брата. И перед Типаловым стрёмно будет.

— Получается, я — учёный с той базы?

— Профессор, — хмыкнул Серёга.

— А как же я в Магнитке оказался? И зачем?

Серёга скорчил непонимающую физиономию.

Для себя он уже составил вполне убедительное объяснение. Маринка растрепала ему, что Харлей отыскал на Ямантау целый лес «вожаков». А сам Харлей — тогда, на автобазе — сказал Серёге, что хочет выдать бригадам свою находку. Судя по всему, Митя двинул с «Гарнизона» вдогонку за Харлеем. Уговорить его не выдавать «вожаков». Или подкупить. Или убить. Неважно. Однако Харлея грохнул он, Серёга, а Митя забыл, зачем и куда шёл. И с потерянным братом Митю свело только внешнее сходство. Однако Серёга не собирался растолковывать Митяю, что к чему, иначе начнутся вопросики, отвечать на которые Серёге нельзя. Например, куда делся Харлей.

А Митя разволновался. Кроме тёмных бетонных подземелий, он больше ничего не вспомнил, но и этого было достаточно. Пустота в сознании, в душе словно бы чем-то заполнялась. Появлялся смысл, а смысл порождал ощущение укоренённости в жизни, прочности своего существования.

— Не знаю, зачем ты с Ямантау к нам намылился. — Серёга закурил, чтобы не глядеть Мите в глаза. — Но точно, что ты не с города приехал на попутке. На хер тебе на попутке? С Челябы автобус ходит. С Уфы — поезд. У вас, у городских, денег, что ли, нет на автобус или на поезд? Есть у вас деньги. А про грабёж, когда тебе по башке дали, — это для матушки, чтобы ей понятно было.

— Почему же я всё забыл?

Серёга недобро усмехнулся:

— Потому что в лесу радиация. Ты дозу хапнул. С большой дозы человека вырубает, а потом мозги набекрень. Тебе надо в город, там с этого лечат.

Митя окаменел. Он — облучён, заражён? Ему надо в больницу?

— Да не трясись, — пренебрежительно махнул сигаретой Серёга. — С этого быстро не помирают. Прочистят тебя, и будешь нормальный.

Серёга не знал, правду ли говорит. В Магнитке все были уверены, что в больших городах от радиации лечат. В больших городах жили хорошо, богато, там не скрывали презрения к простым рабочим вроде жителей Магнитки. В больших городах не было Бродяг, подобных Харлею, и никто оттуда не уходил в лес, как отец у Маринки. Значит, там умеют лечить от облучения.

— А почему в лесу радиация? — спросил Митя.

Серёга снова усмехнулся. Городским всегда всё надо знать. Лезут везде — как эти мудаки в подземелья под Ямантау.

— Ну почему радиация-то? — Серёга загасил окурок в консервной банке, она служила в подъезде пепельницей. — Взрывы были. Я же говорю — война.

Митя ослабел, будто устал стоять — а может, устал сопротивляться Серёге. Он сделал пару шагов и наконец присел на ступеньку рядом с братом.

Серёга разлил водку и покровительственно приобнял Митю.

— Да я уже всё порешал за тебя, — сообщил он. — Со мной не пропадёшь!

План у Серёги родился сразу в тот момент, когда он увидел берцы брата и понял, что Митя прискакал с объекта «Гарнизон» за Харлеем.

— Завтра с утра я смотаюсь к одному мужику — знакомому бригадиру, и он возьмёт нас с тобой в командировку. Как раз на Ямантау. Доедешь до своих на мотолыге — с ветерком. А твои тебя уже и подлечат.

Серёга знал, что новую командировку Типалов наметил как раз на гору Ямантау. Зачем же ещё Харлей туда таскался? Бродяги разведывают новый маршрут для бригадира, и Харлей тоже ходил на Ямантау для Типалова.

Но дело-то не в Мите. Дело в Маринке, которая поедет с дядей. Серёгу Типалов не взял бы с собой. Кто такой Серёга для знаменитого бригадира? Никто. Обсос левый с района. А Митя будет полезен Типалову, особенно когда Типалов лишился Бродяги, то есть Харлея. Митя может вспомнить то, что знал Харлей. А может просто быть заложником, если придётся бодаться с учёными из «Гарнизона». Учёные — они же суки, они всем враги… Но не в этом дело. Главное — что Серёга на несколько недель окажется рядом с Маринкой!

— Ну что, хорошего ты брата нашёл? — довольно спросил Серёга у Мити.

Митя виновато улыбнулся, и Серёга дружески и даже как-то по-хозяйски потрепал его по затылку: вот так-то, городской!

05
Автобаза

Типаловы жили в одном подъезде и на одной лестничной площадке — так устроил Егор Лексеич. Своей семьёй он не обзавёлся и потому помогал сестре — матери Маринки. Когда муж у сестры, то есть Маринкин отец, окончательно слетел с катушек, Егор Лексеич настоял, чтобы сестра вернула себе девичью фамилию: бригадира Типалова в Магнитке все знали, все уважали, и фамилия очень упрощала жизнь сестры.

Маринка, уже одетая для поездки, позвонила в дверь Егора Лексеича.

— Пора, дядь Гора, — сказала она. — Ты опять опаздываешь?

Из подъезда они вышли вдвоём. На лавочке сидели бабки.

— Утречко доброе, девушки, — по-деревенски сказал им Егор Лексеич.

Во дворе за кустами акации у него стоял железный сварной гараж. Егор Лексеич, щурясь от солнца, долго возился с ключами. Маринка ждала.

Она ещё не разобралась, любит ли она дядь Гору. Наверное, да. Дядь Гора был коренастый, плечистый, лысый, с брюшком и большими руками. Маринке нравились его самоуверенность и добродушие, нравилась его снисходительная насмешливость, нравилось, что он всё умеет и ничего не боится. Дядя казался ей каким-то потёртым, удобным, прочным, как испытанное в бою оружие.

Егор Лексеич вывел из гаража камуфлированный джип «Лифан» с широкой решёткой интерфератора на крыше. Пока дядя запирал пустой гараж, Маринка забралась на переднее сиденье и опустила стекло в двери.

Джип осторожно вырулил из дворов на проспект Ленина, повернул пару раз, выскочил из соцгорода, миновал отворот на Северный мост и оказался на шоссе. Егор Лексеич немного прибавил скорость — он никогда не спешил. На обочине промелькнули последние дома, и дорогу стиснул густой лес.

Маринка знала, что ехать им недалеко и недолго. Она уже пару раз бывала на заброшенной автобазе, где Харлей хранил свой драгоценный мотоцикл.

— Как считаешь, дядь Гора, его убили? — спросила Маринка, глядя в окно.

Егор Лексеич пошевелил крупными складками лица:

— Без понятия, Муха. Всё возможно.

— Вдруг он просто бухает где-то?

— Неделю, что ли? — хмыкнул Егор Лексеич. — Тогда точно сдох.

Сам он никогда не напивался, алкашей считал жалкими тварями и не сочувствовал похмельным страданиям.

— Что же стряслось, дядь Гора?

Типалов задумчиво крутил руль. Впереди появился рейсовый автобус: покачивая тяжёлым квадратным задом, он еле полз по ухабам и ямам. Егор Лексеич сбросил скорость, чтобы остаться сзади. Тем, кто в автобусе, не надо видеть, куда поедет знакомый всему городу «Лифан» бригадира Типалова.

— Скажу, как полагаю, Муха, — вздохнул Егор Лексеич. — Харлей звонил мне за день до возвращенья. Сказал, что в Белорецке его захватили два каких-то бойца и сутки держали в доме связанным. Допрашивали. С телефона сняли трек. Выходит, узнали про «вожаков» на Ямантау. Харлей вырвался и бошки этим чертям свернул. Но не спросил, дурак, от какого они бригадира. А тот бригадир, похоже, двинул за Харлеем. И догнал.

— Ни фига себе! — охнула Маринка. — Значит, Харлея на цепь взяли?

Бродяги принадлежали бригадирам. «Взять на цепь» означало, что какой-нибудь бригадир похищал чужого Бродягу и заставлял работать на себя. Такое случалось, хоть и редко. Но за подобный фокус бригадира могли пристрелить.

Егор Лексеич скептически покачал головой:

— Если бы взяли на цепь, то заставили бы вести на Ямантау. Дорога туда одна — через станцию Татлы. И про выгрузку надо договариваться. А у меня на Татлах надёжные подвязки. Мне бы сообщили, что кто-то новый нацелился на «Гарнизон». Короче, никакая бригада на Ямантау не проезжала. Убили Харлея, Муха, и всё. Пытались взять, он не давался — и его убили.

Егор Лексеич крутанул руль, и джип скатился с дороги на просёлок, уже заросший пока ещё совсем низенькими кустами ракитника и бузины. Джип переваливался с боку на бок, под колёсами и под днищем хрустело и шуршало.

— А как же Ямантау?.. — хватаясь за поручень, спросила Маринка. — Трек-то Харлея у другого бригадира…

— Трек и у меня тоже есть, Харлей мне сбрасывал, — Егор Лексеич крепко держал руль. — Но одного трека мало. Сама понимаешь. Нужен Бродяга.

В открытое окошко Маринке лезли ветви, и Маринка подняла стекло.

— Думаю, Харлея сгрёб кто-то залётный, — продолжал вслух размышлять Егор Лексеич. — Наши против меня залупой не попёрли бы, знают, что со мной базара не будет… Какой-то левый бригадир остался безлошадным и решил хапнуть себе любого чужого Бродягу, который с леса подвернётся. Подвернулся Харлей. Его на лёжке в Белорецке ненароком выловили…

Егор Лексеич замолчал.

— А дальше?

— А дальше залётный посмотрел трек Харлея и всё понял про Ямантау. На «Гарнизоне», Муха, добыча — охуеть не встать! Залётный снова за Харлеем кинулся. Ну, где-то с ним и пересёкся.

«Лифан» тряхнуло так, что Маринка едва не оторвала поручень.

— Будешь другого Бродягу искать, дядь Гора?

— Некогда. Тот бригадир, что Харлея завалил, тоже за Бродягой охотится. Найдёт раньше меня — пиздец моему плану… Извини, конечно, что ругаюсь.

— А как без Бродяги?..

— Пойду твоего отца просить. Или силком его потащу.

Маринка по-мальчишески присвистнула.

Джип наконец выкатился на площадку заброшенной автобазы.

— Сиди в машине, — сказал Типалов Маринке. — Побереги здоровье.

Хрустя гравием, Егор Лексеич бродил по заброшенной автобазе, но никаких следов Харлея не видел. Тонкие деревца, кучи мусора, железный лом, бесформенные развалины, стопа бетонных плит, разбитый вагончик бытовки. Тоскливо торчали в небо столбы недостроенного ангара, с балок перекрытий свисали провода. Безмятежно сияло синее небо. Глубокая яма у фундамента ангара, в которой Харлей прятал мотоцикл, оставалась пустой. Нет, Харлей не вернулся. Да Егор Лексеич и не рассчитывал на это. Сюда он приехал уже в третий раз, а на хате у Харлея побывал уже четырежды — и всё напрасно.

Маринке надоело сидеть в джипе, и она выбралась наружу. Из решётки интерфератора на крыше торчали оборванные ветки с листьями. Дядя уныло мелькал поодаль за молодыми тополями — искал вчерашний день. Маринка пошла к нему. Типалов палкой шурудил в траве: вдруг проглядел какую-то оброненную вещь и она что-то подскажет?..

— Пойдём лучше кофе выпьем, — позвала Маринка. — Я термос взяла.

У джипа они встали в зоне излучения решётки.

— Трудно быть бригадиром, дядь Гора? — спросила Маринка, дуя в чашку.

Типалов усмехнулся. Трудно ли? Быть бригадиром — это игра. Сложная. Рисковая. Но в этой игре Егор Лексеич жил на все обороты. В беспределе командировок надо держать бригаду в подчинении. Надо управлять Бродягой. Надо искать «вожаков», рубить их и вывозить к железной дороге, а городские, которые принимают товар, готовы кинуть при любом удобном случае… Самое же опасное в командировках — лес. Он убьёт, если зазеваешься. Однако всё равно приходится драться с чумоходами и валить их, чтобы комбинатовское начальство видело пользу от командировок, а потому назначало работников в бригады, выдавало продукты и боеприпасы. Зато в лесу — настоящая жизнь. Адреналин. Это круче, чем бабы, вискарь или деньги.

— Нормальное дело, — небрежно уронил Егор Лексеич.

— Возьми меня на Ямантау! — напрямик сказала Маринка.

Она требовательно смотрела в глаза Егору Лексеичу.

— Не-е, Муха, — засмеялся тот. — В лесу яйца нужны. Бабам там не место.

— Ты же берёшь с собой тётю Лёну.

Егор Лексеич покашлял в кулак.

— Она — взрослая, а ты — ещё соплячка.

— То есть ебаться с Харлеем я гожусь, а в командировку — нет?

Егор Лексеич чуть не облился кофе.

— Ты чё несёшь? — изумлённо выдохнул он.

— Чё слышал! — дерзко ответила Маринка.

Егор Лексеич осторожно поставил горячую чашку на капот «Лифана» и внимательно вгляделся в племянницу. Красивая девчуля. Чёрненькая, как отец. Глазищи — огонь. Восемнадцать лет — а всё уже при ней. И характер — бронебойный. Эх, была бы она парнем… Нельзя сказать, что Егор Лексеич любил племянницу. Слишком уж своевольная. Но она заставляла считаться с собой, и Егор Лексеич признавал это достоинство.

— Я же понимаю, что ты меня под Харлея подложил, чтобы держать его при себе на поводке, — ухмыльнулась Маринка.

Егор Лексеич догадался, что разговор у них серьёзнее, чем показалось поначалу. И ему понравилось, что племянница раскусила его хитрость. Приятно, когда ценят ту ловкость, с которой он незаметно заставляет людей работать на него. Нет, девка не дура!

— Ну молодец, что прочухала, — с удовольствием признал Типалов.

— Возьми меня в командировку, — твёрдо повторила Маринка.

Егор Лексеич в сомнении почесал скулу.

— Я же тебе, Муха, столько лет заместо отца… А какой отец пожелает дочке в лесу работать? Лидия меня пришибёт. — Лидией звали мать Маринки. — Она мне до сих пор в глаза тычет, что Пётр ушёл, хотя я тут ни при чём.

В тополях на автобазе беззаботно чирикали птички.

— Если не возьмёшь меня, дядь Гора, я трек Харлея другим бригадирам солью, — Маринка говорила спокойно и беспощадно. — А другие бригадиры наготове, и Бродяги у них есть. Попрощайся тогда с Ямантау.

Это был умелый и сильный удар.

Егор Лексеич рассматривал племянницу с недоверчивым уважением и в общем одобрительно. Он не разозлился на шантаж. Чего злиться-то? Жизнь устроена так, что каждый карабкается как может. И Муха не сдаётся, кусается, царапается. Это нормально. Это по-взрослому. Девочка выросла.

— Ну, тогда лады, — улыбнулся Егор Лексеич. — Значит, уговорила. Ты же мне племяшка, а я — дядька покладистый.

— Без обид, да? — на всякий случай уточнила Маринка.

— Свои же люди, — кивнул Егор Лексеич. — Но ты скажи мне на берегу, красава: на кой хер тебе командировка? Деньги нужны? Так я дам.

Маринка скорчила презрительную гримасу и отвернулась.

— Я хочу стать бригадиром, — с вызовом ответила она.

06
Соцгород Магнитка (v)

Серёга шагал быстро и объяснял Мите на ходу:

— У него Бродяга пропал, Харлей звали. Хер знает, куда делся. А ты скажи, что там, на «Гарнизоне», ты работал с этим Харлеем и он показал тебе нужные деревья. Ну, типа ты их знаешь и тоже можешь показать.

— Я же ничего не помню, — возразил Митя. — Что я могу ему показать?

— Да херня! — раздражённо ответил Серёга. — Главное — чтобы Типалов нас с тобой к себе в бригаду взял! Он и привезёт нас на «Гарнизон»! А в дороге уж как-нибудь расторгуемся! Вдруг вообще у тебя мозги снова включатся?

Митя чувствовал, что план у его брата крайне легкомысленный.

— Не хочу я врать, — поморщился он.

Серёга с разгона остановился и остановил Митю тычком в грудь.

— Вот вы все городские такие! — Городских Серёга видал на комбинате только двоих, но говорил правду. — Сначала все вежливые: улыбаются, блядь, культурные, ко всем хорошо относятся! А потом понимаешь, что они суки ещё те и мы, которые не с города, для них вообще не люди! Мы лесорубы, дровосеки! И ты так же говорить станешь, когда мозги зашевелятся! Так что не тяни резину! Сразу уж будь каким у вас там в городе положено!

— Не помню, каким у нас там положено! — буркнул Митя.

Серёга снова пошагал вперёд, взъерошенный от возмущения. Улица была почти пустой: будний день, все на работе. Изредка мимо с шорохом проезжали автомобили — старые, китайские. По тротуарам тянулись косые утренние тени, окна домов на другой стороне блистали под низким ещё солнцем.

— А кто это — бригадир? — спросил Митя. — Что он делает?

— Бригадир бригаду в командировки возит. Бригадиры — они сами по себе. С комбинатом у них контракты, а так они на производстве-то не вкалывают. Гордые, с-сука. Типалов — самый, наверное, козырный у нас бригадир.

— А бригада?..

Серёга понимал, что Митя всё забыл — если раньше знал, конечно, однако растолковывать ему вещи, известные любому школьнику, Серёгу доставало.

— Бригада — это бригада! Комбинат посылает в лес патрули с работников — командировки называются. Бригада едет в командировку на неделю, на две, на три, как получается. Там, в лесу, взрывает технику, которая спятила с радиации и мешает лесозаготовкам. Бригадиры лес лучше всех знают.

— Лучше Бродяг?

— Бля-я-ядь! — почти завертелся Серёга, не зная, как объяснить. — Нет, не лучше! Но Бродяги — они совсем отмороженные! Им на всех положить! Бродяг бригадиры при себе содержат как собак-ищеек. Бродяги умеют находить «вожаков» — деревья такие особые. Бригады их рубят и вывозят на станцию, а бригадиры командуют… Ну и договариваются, чтобы продать «вожаков» городским. Только это запрещено. А всё равно все так делают. Едут типа как технику взрывать, а сами «вожаков» рубят и продают. Бабло зашибают.

— А на комбинате знают, чем их бригады в действительности занимаются?

— Конечно, знают! Не долбоёбы же там в начальниках!

Серёга, а за ним и Митя свернули во двор — такой же, как у Серёги: дома по периметру, акации, самодельные гаражи, детские площадки.

— Кто же тогда запрещает деревья рубить? — осторожно спросил Митя, чувствуя закипающее Серёгино недовольство.

— Ну кто-кто?.. Китайцы! Мы же на них пашем!

— Китайцы? — поразился Митя. — А они тут при чём?

— При том, что война идёт! А они нас победили!

Серёга подошёл к подъезду, в котором жили Типаловы. Пожалуй, не стоило сразу показывать Егору Лексеичу своего брата-близнеца — это отвлечёт Типалова от главной просьбы. Пусть бригадир сперва пообещает взять Серёгу с собой в командировку, тогда можно и брательника предъявить.

— Ты посиди тут у подъезда, потом я тебя позову, — распорядился Серёга.

— Погоди! — задержал его Митя. — Пока ты занят, дай мне свой телефон, пожалуйста. Я посмотрю в Сети, может, чего-то пойму…

Серёга подумал, вытащил телефон и протянул Мите:

— На. Только за порнухой не лазий, нахватаешь там мне вирусов…

Подъезд у Типаловых был ухоженный, красивый: богатый бригадир, конечно, не пожалел денег на ремонт. Серёга потоптался у крепкой двери Егор Лексеича, собираясь с духом, и надавил на кнопку звонка. За дверью звякнуло, но никто не открыл. Серёга снова нажал на кнопку. Результат тот же. Серёга подумал, постучал костяшками пальцев и произнёс погромче:

— Егор Лексеич, это Серёжа Башенин!..

Открылась соседняя дверь — в этой квартире жили Маринка с матерью. Лидия Алексеевна стояла в халате и непричёсанная.

— Чего тарабанишь, Серёжка? — сказала она. — Выспаться не даёшь после смены… Нету Егора. В командировку он уехал.

С матерью Маринки Серёга был в очень хороших отношениях. Он видел, что нравится Лидии Алексеевне. Конечно, хороший парень с комбината для Маринкиной мамы был куда приятнее нелюдимого Харлея. Лидия Алексеевна по своему опыту знала, каковы Бродяги.

— В командировку? — опешил Серёга. — Без Харлея?..

Лидия Алексеевна, отвернувшись, зевнула:

— Дак сколько за ним бегать надо?.. Без него. Егор сказал, что вытащит Петра с берлоги и заставит поработать. Тот вроде ещё чё-то соображает.

— Какого Петра?

— Дак отца Маринки-то.

Отец у Маринки ушёл в лес незадолго до появления Харлея. Маринка говорила, что он живёт где-то в Белорецке, в заброшенном доме. Одичал, как все ушедшие в лес Бродяги. А раньше — до Харлея — он работал на Типалова.

— А сама Маринка? — напрягся Серёга.

— Ой, Серёжка, — поморщилась Лидия Алексеевна, — она же мне такой концерт закатила… Поеду, говорит, с дядей Егором, папку хочу посмотреть… Ну ты же её знаешь, как вобьёт себе чё в башку… Короче, с ним она умотала.

— Когда? — мёртвым голосом спросил Серёга.

— Да вчера утром.

Серёга спускался по лестнице разбитый и опустошённый. Маринка всё равно свалила в лес, пускай и без Харлея… А ведь как было бы круто, если бы в командировке рядом с Маринкой вместо Харлея был он — Серёга!..

Во дворе его ослепило солнце. С детской площадки доносился скрежет ржавых качелей и весёлый визг мелкой ребятни. Митя сидел на лавочке, двигал пальцем по экрану телефона и читал. Серёга присел рядом. Закурил.

— Слушай, я ничего не могу понять, — виновато сообщил Митя. — Смотрю про войну — чего только не пишут… Что были атомные взрывы, что вся страна радиоактивная, что никакой войны не было, что была война между Западом и Китаем и Китай над нами сбивал европейские ракеты, что мы победили всех, что Китай победил, что Запад победил, что Китай в упадке, что Китай самый сильный и захватил нас… Как всё это истолковать? Сорок лет назад всё это случилось, так почему до сих пор нет никакой адекватной информации?

Серёга не слушал — думал о своём.

— Или я просто не могу правильно сформулировать запрос, вот мне и вывалило кучу нерелевантных ответов?

— Каких? — вздрогнул Серёга, уловив незнакомое слово.

— Нерелевантных, — повторил Митя и удивился, что в его памяти вдруг всплыл этот термин — явно не из мира бригадиров и Бродяг.

— А ты и вправду учёный с «Гарнизона», — сам для себя заметил Серёга.

Он шарил мыслями в пустоте в поисках нового плана действий, словно вслепую пытался руками нащупать что-то во тьме.

— Я прочитал в сетях про «Гарнизон»… Утверждают, что это — старый военный объект на Ямантау и там сейчас укрывается миссия «Гринписа»*.

* Генеральная прокуратура РФ признала нежелательной деятельность Greenpeace в России. — Прим. ред.

— Их «зелёными» называют, — отчуждённо подтвердил Серёга.

— «Гринпис» во всём мире под запретом и потому действует в подполье.

Митя был очень увлечён своими открытиями в Сети.

— Так он вредитель, — спокойно согласился Серёга. — Вы, «зелёные», — вредители. И ты тоже, наверное, вредитель.

— А кому и чем мы вредим? — осторожно поинтересовался Митя.

Он как-то сразу почувствовал, что связан с «Гринписом». В информации о «Гринписе» он не ощутил новизны — получается, раньше знал, да забыл.

— Вы лес рубить не даёте, — пояснил Серёга. — А лес — это бризол. А бризол — это всё. Но мне положить на «зелёных». У меня свои дела. Давай телефон.

Митя с сожалением закрыл все вкладки, отдал телефон и спросил честно:

— А твой бригадир повезёт на Ямантау вредителя?

Серёга курил и медлил с ответом. Перед лавочкой по асфальту прыгали воробьи. Они привыкли, что люди, сидящие на лавочке, кормят их крошками.

— По ходу, облом у нас, Митяй, — нехотя признался Серёга. — Бригада уже упиздила в командировку.

Митя смотрел на Серёгу, а Серёга смотрел в сторону.

— И как же мне быть, Сергей?

Митины беды Серёгу не особо волновали. «Зелёные», возвращение Мити домой, потеря памяти — ему, в общем-то, на это плевать. Серёгу мучило другое. Душу скручивало досадой, что Маринка сейчас в лесу — а его рядом нет.

Командировка такая штука, когда в жизни Маринки он, Серёга, мог бы занять место Харлея. А он торчит в городе как придурок!.. Нет, блядь, нет! В голове у Серёги потихоньку начал складываться офигенный замысел. Эх, недаром же он на комбинате работает! У него есть способ исправить ситуёвину! И брат в этом деле ему очень даже пригодится!

— Не ссы, — мрачно и решительно сказал Серёга. — Мы догоним бригаду.