Клин пролетающих птиц. Рассказы
Гуси-лебеди
Когда внучка научилась уверенно передвигаться на своих двоих, они с бабой часто куда-нибудь отправлялись.
На перроне она нарочно отставала от бабы, нагруженной сумками и чемоданами.
И каждая проводница, стоя у своего вагона, кивала в спину бабе и говорила: девочка, догоняй скорее маму, а то отстанешь и потеряешься.
Почему маму, — сердилась она, — это её баба, они что, не понимают, что ли.
И отставала ещё больше.
А однажды отстала совсем.
Пристроилась к незнакомой тётеньке, покрутилась рядом и по-свойски вошла с ней в вагон — шагнула в тамбур, вровень с перроном, а там пошла бродить по своим делам.
Баба обнаружила её в другом вагоне, когда отъехали уже далеко от города.
Мелькал лес, и ей самой наскучила эта игра, и она ждала, чтобы баба скорей её нашла.
Взмыленная проводница перевела дух, ещё более взмыленная баба напилась капель. Были водружены в купе сумки и чемоданы, стоявшие в тамбуре, потому что всё это время баба не была уверена, что не придётся выбрасывать их с поезда и прыгать самой.
— Ну, ведь я же нашлась, — сказала внучка.
— А если бы ты сейчас одна осталась в Самаре, на вокзале, — взывала к её сознательности баба.
— Ну, ведь я же поехала, а не осталась, — ответила внучка.
— А если бы я осталась тебя искать, а ты бы одна в Москву уехала! — пыталась баба объяснить всю сложность ситуации.
— Ну, ведь я же всё равно нашлась, — ответствовала внучка.
Когда они отправились в плавание по Волге — желая порадовать ребёнка, баба взяла им на двоих лучшую двухместную каюту — баба искала внучку по всем палубам.
Пока по пароходному радио не объявили, что двухлетняя девочка прокралась в машинное отделение. И бабе пришлось объясняться, что ребёнок случайно заблудился.
На следующий день капитан лично попросил подняться в рубку «бабушку такую-то — здесь её ждет внучка».
Баба тут же примчалась с извинениями. Но капитан только добродушно поинтересовался, не эта ли девочка вчера помогала внизу механикам.
Вскоре внучкино внимание привлекли древние заросшие Жигули.
Ну, и что, что невысокие, и к ним нельзя подойти и потрогать — горы стоят на берегу широченной Волги, а они проплывают мимо. Зато настоящие горы, она их никогда ещё не видела, и местами похожи на халву.
Правда, интерес её был небескорыстен.
Засунув обутые в сандалии ноги в металлическую сетку пароходного борта, чтобы стать повыше, внучка вцепилась в поручень и, раскрыв рот, внимала бабе.
А баба её придерживала и рассказывала, что Стенька Разин со своими разбойниками когда-то прятал здесь клады — вон, видишь, может быть, и в тех пещерах.
— Ух ты, разбойники! — восхитилась внучка. — И клады! А давай пойдём заберём!
— Ну, да, — засмеялась баба, — прямо там сокровища всё это время только и ждут, когда старая да малая придут за ними.
Ночью все собрались на одной палубе.
Теплоход долго и скучно выстаивал в одних шлюзах, в других, зашёл в Жигулёвское водохранилище.
Вдали на берегу красиво светились в синей темноте яркие огни Тольятти.
Внучка тоже была тут с бабой, среди взрослых. Дразнила бабу и отбегала подальше: маленьких детей здесь больше нет, а вот ей баба всё разрешает, всё, что ей хочется. А баба не выпускала её из виду и старалась стать поближе.
Баба никогда не ругала её. Порой только что-нибудь объясняла.
Что не нужно наступать на крышки люков и ходить под балконами, потому что есть тротуар. Бережёного Бог бережёт, и на Бога надейся, а сам не плошай. А не плошай — то есть, не будь плохим. Тогда и Бог поможет, и люди потянутся…
Что нехорошо одаривать «на, тебе, Боже, что самим не гоже». И что девочке красивее ступать «ёлочкой», а не косолапым мишкой.
Но особо наставлениями не досаждала.
Детский сад был возле дома, на другом краю двора.
Баба договорилась с заведующей, и летом внучка в саду почти не появлялась.
Да и в другое время баба частенько забирала внучку на несколько дней, если у них намечались важные дела: очередная поездка, например. И просто заранее предупреждала воспитательницу.
Чаще всего баба с внучкой ездили куда-нибудь просто так, из интереса.
Только в Камышин по делу, на свадьбу к родственникам. Присматривать за внучкой поручили тоже чьему-то внуку, рассудительному мальчику постарше неё.
На свадьбе в районной столовой, большой и светлой, всё было чинно и чисто. Только дед единственный выпил много водки, но относившийся к бабе с большим уважением отец невесты и ещё один родственник помоложе, оба пропустившие лишь по паре рюмочек, применили все свои дипломатические способности и сумели уговорить деда, чтобы тот отправился спать.
Внучка попозже прокралась в тесную комнатку, заставленную мебелью.
На высокой железной кровати, застланной чистым бельём в мелкий голубой цветочек, спал дед. Он что-то проговорил, внучка не поняла, что это во сне, подошла поближе.
Дед лежал на спине, глаза его были приоткрыты. Испугавшись, сама не поняла чего, внучка побежала к бабе. Примчавшаяся баба, а вслед за ней и свояченица, сразу успокоились, увидев, что дед просто спит. А глаза приоткрыты, потому что выпил много. И велели внучке ему не мешать.
Потом они втроём — баба, дед и внучка — ездили в Саратов, на экскурсию.
В пути дед с бабой поссорились, потому что внучка канючила всю дорогу туда и вывела из себя обоих. Они даже не стали фотографироваться на площади, где собрались экскурсанты. Внучке тоже было не до фотографа: слишком тепло одета, слепило солнце, хотелось пить.
Зато в Волгограде они втроём не поссорились ни разу.
Было солнечно, но не душно, внучку сильно впечатлила огромная «Родина-Мать». Дед молчаливо и задумчиво осмотрел монумент, перекинулся парой задушевных слов с незнакомыми фронтовиками в орденах и пошёл немного побродить один, пока баба присела отдохнуть с уставшей внучкой.
И потом все втроём с удовольствием сфотографировались.
В середине лета приехали папа с мачехой.
Баба уступила спальню — две сдвинутые вместе полутора-спальные кровати — зятю с новой женой. А сама с внучкой устроилась в проходном зале на диване.
Внучка отвыкла от отца и теперь стеснялась.
Встав по привычке рано, не знала, куда себя деть.
