«Старина и мое детство» — мемуарная проза Якова Петровича Полонского (1819 — 1898), русского литератора, поэта, редактора журнала «Русское слово». Вместе с А.Н. Майковым и Д.В. Григоровичем он стал последним представителем выдающейся российской словесности 40-х гг. ХIХ в. Можно ли быть правдивым во время воспоминаний, не сочинять и не додумывать? «Старина и мое детство» — одно из произведений, в которых самокритичность преодолевает тернии авторского самолюбия. Перед тем, как начать воспоминания самому, Полонский долго размышляет об истинности писательских стремлений, об искажениях и недомолвках в литературе. На суд читателя он выносит собственные мемуары, словно предлагая сделать самостоятельные выводы о правдивости авторского слова…. Проза Я.П. Полонского включает еще несколько произведений мемуарного жанра: «Мой дядя и кое-что из его рассказов», «Из дневника», «Школьные годы», «Мои студенческие воспоминания».
Жас шектеулері: 16+
Басылым шыққан жыл: 2022
Қағаз беттер: 80
Дәйексөздер12
а она лет до двенадцати действительно была хороша, как херувим, не вербный, а настоящий — такой, каким его изображала кисть великих итальянских художников. Помню прелестный, почти фарфоровый цвет лица с тончайшим румянцем и голубыми жилками, большие голубые искристые глаза и массу русых локонов, ниспадающих на ее белые плечики. И вот, когда опять я увидал ее сидящей рядом со мной на диване в той комнате, где умерла моя бабушка, я онемел, оцепенел от избытка того охватившего меня чувства, которое нельзя назвать ни страстью, ни даже любовью, а скорей благоговейным, дух захватывающим волнением. Я не смел ни заговорить громко, ни двигаться… А она смеялась, расспрашивала меня, брала меня за руку. Но не долго, не более года продолжалось такое мое настроение. Впрочем, прежде, чем перейду я не только к моему совершенному охлаждению к этому херувиму, но и к чувству, похожему на ненависть, расскажу, какое меня постигло горе.
Я застал у ней немалое количество дочек. Меньшая из них, Маша, была одних лет со мною; Анна была несколько старше. Я помню ее удивительно тонкий профиль, и были минуты, когда мне было досадно, что она не обращает на меня ни малейшего внимания. Предчувствовал ли я, что лет через пятнадцать или семнадцать эта Анюта будет играть не малую роль в моей жизни, что я буду звать ее сестрой и что она, как жоржзандистка, послужит прототипом для характера Эвиной в моем романе «Дешевый город».
Чем кончилась первая младенческая любовь моя — скажу позднее, тем более что чувство мое было с перерывами — то исчезало, то снова выплывало и выносило меня на высоту какого-то восторженно-благоговейного созерцания, делало меня немым и робким в присутствии веселой и беззаботной девочки, в отсутствии же заставляло меня мечтать о ней так, как девочки пяти лет мечтают о красивой кукле, виденной ими в магазине, и мысленно целуют ее, как живую. Куклу можно купить и подарить и мечты превратить в действительность; но от моих мечтаний действительность была дальше облаков, дальше, чем звезды небесные.