Оглавление

Предисловие переводчика

Оригинальное название этой книги звучит как «Gegen die Freiheitsstrafen: Ein Beitrag zur Kritik des heutigen Strafensystems». Взяться за перевод этого текста, без сомнения, было несколько самонадеянно с моей стороны, учитывая мое плачевное знание немецкого языка. Без помощи электронных средств перевода он в принципе не мог бы быть выполнен, или же процесс затянулся бы на годы. Тем не менее, считая, что наследие Отто Миттельштедта имеет огромное значение для понимания и оценки сущности современного уголовного права, воздержаться от того, чтобы предоставить его работу на суд современного российского читателя, я не смог. Значение это заключается в том, что Миттельштедт выступил противником уголовного наказания в виде лишения свободы на определенный срок как основного инструмента уголовной политики государства. Такой подход является мейнстримом на нашей планете вот уже третью сотню лет, и критикующие его голоса столь малочисленны, столь слабы, что альтернатива кажется вовсе отсутствующей.

Тем не менее, голоса аболиционистов, ищущих пути отказа от наказания в виде лишения свободы, поднимаются то тут, то там — моя собственная работа, «Криминальное законодательство будущего» — тому примером. Собственно, с творчеством Отто Миттельштедта я познакомился, уже написав эту книгу, и находясь в стадии переработки ее в более академичную, обдуманную работу, пытаясь дать более продуманные и развернутые ответы на поставленные мною в первом издании вопросы. Познакомившись же с ранее не переводившейся работой Миттельштедта, совершенно незнакомой современному отечественному читателю, я понял, что часть моих идей, казавшихся мне вполне оригинальными, таковыми на самом деле не являются. В этой связи, не познакомить читателя с творчеством Отто Миттельштедта было бы с моей стороны совершенно недопустимо.

Конечно, голоса критиков заключения в виде лишения свободы не полностью созвучны — они предлагают разные решения, более или менее разумные. Я не могу, безусловно, полностью согласится с мерами, предлагаемыми Миттельштедтом взамен наказания в виде лишения свободы на определенный срок — как не могу согласиться и с некоторыми спорными решениями, которые иногда предлагают современные левые публицисты. Тем не менее, критика Миттельштедта очень ценна сама по себе — он с методичностью и пафосом, так свойственными немецкой публицистике XIX века, шаг за шагом обосновывает неэффективность наказания в виде лишения свободы на определенный срок, со всей очевидностью доказывает иллюзорность и теоретическую недостижимость таких безусловно признанных сегодня целей наказания как исправление и перевоспитание.

Пару слов об авторе. Отто Миттельштедт родился 14 июля 1834 года в Шнайдемюле, небольшом городке, который в то время был частью Пруссии. Сегодня это польский город Пила. В 1855 году Отто Миттельштедт окончил Берлинский университет, а с 1860 года его деятельность была связана с прусской государственной службой — он последовательно занимает посты прокуратуры в Гамбурге. С 1876 года он занимает различные должности в судебных органах Германской империи, с 1877 по 1881 — является членом парламента Гамбурга, позже он переводится в Берлин для работы в центральных органах юстиции Германской империи. Интересующихся его полным послужным списком я отсылаю к немецкой Википедии — там есть достаточно подробные сведения, приводить которые полностью я считаю излишним. Для нас важен прежде всего тот момент, что Миттельштедт был целиком и полностью человеком системы, построившим вполне успешную карьеру — и его критика это критика системы изнутри, причем критика, по всей видимости, предпринятая с позиций не политических, но идеалистических. Умер Отто Миттельштедт 18 ноября 1899 года в Риме, покончив жизнь самоубийством по причинам мне неизвестным.

Теперь перейдем к краткому обзору самого сочинения. Оно состоит из предисловия и 8 частей. Я позволил себе в сносках привести ряд комментариев к моментам, которые, возможно, будут не вполне очевидны для современного читателя. Немногочисленные примечания самого Миттельштедта снабжены указанием на то, что эти примечания — примечания автора. Я также позволил себе разбить огромные абзацы авторского текста на менее массивные блоки, что, надеюсь, позволит воспринимать текст более удобно. Перевод выполнен со второго издания, которое случилось в Лейпциге, в 1879 году.

В предисловии автор заявляет о своем намерении подвергнуть критике идею о необходимости лишения свободы, в которой он начал сомневаться, прежде всего, исходя его личных практических наблюдений, а также заявляет о своей политической неангажированности.

В первой части своей работы автор сначала дает исторический обзор появления в XVIII веке наказания в виде лишения свободы на определенный срок, а потом раскрывает историю и логику появления современной ему системы наказаний. И да, в общем и в целом, это именно та система, которая до сих пор реализуется, с разной степенью успешности, как на Западе, так и в России.

Совершенно справедливо автор отмечает, что идея лишения свободы на определенный срок как основного уголовного наказания не столь стара, как может показаться читателю. «Странная, однако, идея рассматривать человеческую свободу, это воплощение пустых абстракций, как существо из плоти и крови, как позитивную сущность, принадлежащую самостоятельной личности, обращаться с ней как с делимым имуществом, устанавливать твердо градуированные, относительно эквивалентные правовые отношения между различными временными мерами несвободы вообще и различными юридически сформулированными категориями преступлений в частности — на этой идее покоится все уголовное право современности — эта идея, которая на первый взгляд так же непостижима для рассудка, как и для живого осуществления, принадлежит исключительно нашему веку».

Во второй части своей работы автор рассуждает о сущности уголовного наказания и об его возможных целях, приходя к совершенно верному, на мой взгляд, выводу, о том, что цель исправления, воспитания или образования никак не согласуется с сущностью наказания.

В третьей части Отто Миттельштедт рассуждает об одиночной изоляции как о средстве совершенствования осужденного, и его наблюдения неутешительны. «Постоянный уход от мирской суеты и мелких битв за существование, конечно, тоже защищает нас от соблазнов мира и желаний эгоизма. Но он отнюдь не учит человека реальной жизни, но имеет совершенно обратное действие. Если слишком долго зависеть от самого себя и собственных заблуждений, то тело и ум становятся женоподобными, легко развивается самодовольная переоценка своих сил; характер, который может окрепнуть только в суровом воздухе внешнего мира, увядает в трусливой неловкости, и в итоге получается тусклое, слабое существование в морально тепличном воздухе». «Одиночное заключение лучше общего, в той же мере, в какой камера желательнее эшафота, и оно безусловно является благословением по сравнению с выгребной ямой».

В четвертой части своей работы автор исследует вопрос принудительного труда, и совершенно справедливо отмечает, что целям нравственного совершенствования может служить лишь труд добровольный, но никак не принудительный. Вывод же относительно общей системы принудительного труда совершенно неутешителен, и равно справедлив и для нашей действительности — «Если в очередной раз обобщить запутанную проблему принудительного тюремного труда в сумме ее неоднозначностей, то что мы получим? Самая своеобразная государственная индустрия, какую только можно себе представить в мире: огромные сооружения, приспособления, множество государственных служащих, колоссальные расходы на содержание, питание и одежду для заключенных, в общем, сложнейший и при этом мертвый трудовой механизм, доходы от которого не покрывают и сотой части огромных государственных затрат на его содержание и эксплуатацию, чья экономическая ценность для общества в целом равна нулю, чья экономическая выгода и моральный эффект для отдельного человека бессмысленны, и который, несмотря на все растраты капитала и человеческой энергии, оказывает вредное влияние на свободную конкуренцию на рынке труда в крайне неестественной и непереносимой форме! Это то, что наши тюремные реформаторы называют воспитанием падшего человеческого рода через благословение труда! Для отдельного человека, в случайной игре этих земных вещей, зерно улучшения и прибыли может выпасть то тут, то там в таком тюремном воспитании — кто хочет отрицать это как абсолютную невозможность? Для нации, для общества в целом это почти то же самое, что современные филантропы отрицают для отдельного заключенного: болезненное, разъедающее, сковывающее зло наихудшего рода, настоящее проклятие болезненно искаженной культуры!»

Пятая часть сочинения посвящена обзору воспитательной работы, которая проводится силами персонала немецких образцовых тюрем, и завершается выводом о совершенном несоответствии задачи исправления и имеющихся в распоряжении тюремной администрации средств для выполнения этой задачи. «Надо полагать, что если мы попытаемся найти во всей области образования наитруднейшую задачу, требующую самых тонких и сильных душевных сил, то это будет воспитание взрослого запущенного и развращенного человеческого существа к нравственной свободе. И всякий, кто хоть что-нибудь знает о человеческой природе, знает также, что задача эта только внешне и по видимости легче, но внутренне и на самом деле бесконечно сложнее, как только человек, подлежащий воспитанию, оказывается в состоянии прочно связанного, временно неразрешимого рабства».

Шестая часть посвящена исследованию вопроса о несоответствии между наказанием как карательной мерой и наказанием как средством исправления. «…абсолютная несогласованность, ничем не заполнимая пропасть между объективно фиксированными, раз и навсегда арифметически установленными размерами уголовных наказаний в виде лишения свободы и субъективно неопределимым, количественно неизмеримым, ни в коей мере не поддающимся исчислению эффектом всех средств исправления, произвольно вводимых в эти наказания». Вывод, совершенно на мой взгляд справедливый, заключается в том, что сущность наказания неизбежно остается карательной, а его исправительная направленность — лишь симуляция. Впрочем, здесь, пожалуй, нужно разделять исправление как результат применения комплекса мер воспитательного характера, которым подвергается осужденный в период отбывания наказания и исправление как результат применения обществом последнего имеющегося в его распоряжении метода — уголовного наказания. В первом своем качестве уголовное наказание, конечно, весьма редко способствует цели исправления, в то время как во втором, оно, без сомнения, более или менее действенно.

В седьмой части Миттельштедт еще раз возвращается к вопросу о возможности и целесообразности исправления и перевоспитания силами уголовных мер, и приходит к совершенно справедливому выводу о том, что лишение свободы — это абсолютно негодное средство для этого. «Нужно, наконец, отказаться от губительной ошибки — пытаться приучить людей к свободе через законодательно отведенные временные квоты несвободы. Это абсолютно неразрешимая проблема. Кабала и рабство в любом виде и форме, а особенно когда они заменяют собой состояние естественной свободы, всегда и для любого народа являются пагубной болезнью, признаком и действенной причиной разложения».

Восьмая часть настоящего сочинения, безусловно, самая спорная. Если вопросы критики решены, на мой взгляд, совершенно безупречно, то вопросы выбора иных инструментов уголовной политики взамен лишения свободы решены, на мой взгляд, совершенно неудовлетворительно. Чувствуется, что автор подходит к решению этого вопроса вынужденно, не по собственному выстраданному желанию но в силу логики повествования. Вот что он говорит: «Поскольку, однако, я предвижу, что просто отрицательная критика нелегко избежит упрека в том, что она лишена какого-либо практически полезного содержания, что она порицает, не будучи в состоянии улучшить, и поскольку она может, по крайней мере, способствовать дальнейшему просвещению, чтобы более резко высветить мысли и намерения критика, подчеркнув контраст в позитивном ключе, я не буду уклоняться от задачи завершить статью, сформулировав, по крайней мере, в нескольких общих предложениях, те идеи, которые кажутся мне наиболее существенными для реформы существующей системы наказаний».

Каков же его рецепт?

Во-первых, отказаться от попыток исправления преступника в ходе исполнения наказания в виде лишения свободы. Во-вторых — вернуть в систему наказаний принудительный труд, и ранжировать наказания не в зависимости от их срока, но в зависимости от тяжести труда сопряженного с их исполнением. В третьих — учреждение специализированных уголовно-воспитательных пенитенциарных учреждений для несовершеннолетних. В четвертых — организация интернатов для престарелых профессиональных преступников, в которые они по приговору суда могли бы быть водворены пожизненно. В пятых — постепенное увеличение доли наказаний, не связанных с лишением свободы — под этим подразумевается смертная казнь, ссылка, не калечащие телесные наказания, штрафы и конфискации, позорящие наказания.

В этом вопросе я, конечно, далеко не полностью согласен с Миттельштедтом. Наша, советская пенитенциарная система, вместе с пенитенциарными системами иных социалистических стран прошла рекомендованный автором путь организации принудительного труда, и в общем-то до сих пор остается на этой дороге, несмотря на отказ от наиболее экстремальных его форм. В принципе, можно говорить о том, что рецепт Миттельштедта был реализован — и показал вполне неудовлетворительные результаты. Пытаясь дать ответ на поставленный Миттельштедтом вопрос, я пришел к выводу, что вполне возможно полностью отказаться от наказаний в виде лишения свободы, принудительного труда всех видов, а также ссылки как замены большинства тяжких и особо тяжких преступлений. Фундаментальные социальные, технологические, экономические изменения, произошедшие в последние 150 лет, полагаю, создали для этого все условия. Подробному раскрытию этих вопросов как раз и посвящен мой труд — полагаю, Миттельштедт оценил бы его положительно. Собственные рецепты Миттельштедта кажутся недостаточно радикальными, связанными косной силой привычки — не он ли сам говорил об ее слепой силе.

С другой стороны, те его предложения, которые касаются увеличения роли наказаний, не связанных с лишением свободы — вполне заслуживают поддержки.

Говоря о пенитенциарной и уголовной обстановке в Германии 70-х годах  XIX века, можно обнаружить много сходного с современной российской действительностью, но также много и различий. Сходство обуславливаются тем, что наша система — это прямая наследница системы германской, в некоторых случаях — практически ее слепок. Различий, собственно, два — это тот факт, что описываемые в книге события пришлись на эпоху индустриализации и урбанизации, которые с неизбежностью приводили к взрывному росту преступности по социальным причинам, ну и второй факт — это эксперименты Германии того времени по использованию одиночного заключения. Тем не менее, не смотря на то, что критика системы одиночного заключения вряд ли будет для нас интересна, общая критика наказания в виде лишения свободы за прошедшие полтора века, на мой взгляд, совершенно не потеряла своей актуальности.

Приятного чтения, и заранее прошу прощения за все те неточности, которые наверняка были допущены мною при переводе.

Предисловие автора

Я хотел бы, чтобы настоящая работа, представляющая собой попытку исследования одной из важнейших основ современного уголовного права с точки зрения ее сущности и смысла существования, не была бы превратно истолкована.

В настоящее время партийная жизнь в нашем Отечестве находится в критическом состоянии распада и реорганизации. После более чем десятилетия, в течение которого широкое мировоззрение свободомыслящей, просвещенной и энергичной буржуазии определяло ход общественных дел, это преобладание средних классов, по-вид