— Берегись бабкиной прялки! — со смехом предостерег другой.
Он слышал, как священники насмехаются над облаткой, которую освящают, он знал, как они подмешивают яд в вино, которым собираются причащать своих соперников, — однако Господь безмолвствовал и не поразил их смертию; и, подобно Давиду Псалмопевцу, Агостино промолвил: «Так не напрасно ли я очищал сердце мое и омывал в невинности руки мои? [24] Есть ли Бог, судящий на земле?» [25]
Агостино читал Плутарха и думал: «Я тоже римлянин!» — а потом смотрел на тех, кто властвовал ныне над Тарпейской скалой [23] и залами древнего Священного Сената, и задавал себе вопрос: по какому праву царят они здесь? Он прекрасно знал, что, по мнению большинства, все эти суровые, добродетельные римляне, героические деяния которых столь восхищали его, горели в аду за то, что посмели родиться до пришествия Христа, и, глядя на неслыханную роскошь и ужасные, противоестественные пороки, запятнавшие папский престол и буйным цветом расцветшие на всех ступенях церковной иерархии, спрашивал себя: неужели такие люди, лишенные веры, совести и даже простого чувства приличия, — и вправду единственные законные последователи Христа и Его апостолов?