автордың кітабын онлайн тегін оқу  Ненависть

Жаннет Фишер

Ненависть

Большое спасибо Гвидо Флури.

Он сделал эту книгу возможной.

Северину и Жасмин

Левин, Давину и Дориану

Ненависть

Какие предпосылки должны существовать в человеке, чтобы он стал ненавистником? Неужели склонность к ненависти, а то и сама ненависть заложены в нем от природы? А значит, держать ненависть в тайне — чуть ли не культурное достижение? Или ненависть возникает в ходе социализации человека? Какова функция ненависти? Она властвует над нами или же мы властвуем над ней?

Вопросы, вопросы. Ясно одно: чтобы бороться с ненавистью, с ее деструктивностью и разрушительной мощью, необходимо прежде понять ее. Необходимо установить, в чем она коренится и какие функции выполняет наряду с разрушением или намерена выполнять. Если мы подойдем к ненависти непредвзято, вопрошающе, то разберемся в ней лучше, и в своей собственной тоже. Понять ненависть не означает узаконить ее. Понимание ее, выяснение, откуда она приходит и к чему стремится, позволит нам вникнуть в межчеловеческие, а тем самым и в общественные структуры.

Ненависть куда проще ненавидеть, чем понять. Куда проще отправить ее, так сказать, на склад, подальше от себя, свалить на других. Вот так ближний становится ненавидящим, возможно, даже ненавидящим нас. Однако в процессе понимания мы осознаем, что и сами тоже актеры. По этой причине мы опасаемся такого подхода. Предпочитаем бороться с ненавистью, восставать против нее. Только ведь глупо: пуская в ход кулаки, ее не устранить. Мы лишь подпитываем ее, разжигаем. Объявляя ненависти войну, становимся ее частью, не в последнюю очередь оттого, что легитимируем собственную ненависть, так как утверждаем, что творим добро, что правота за нами.

Ненависть — это симптом

Когда у нас болит голова, причиной может быть перенапряжение шейной мускулатуры или расстройство желудка, усталость глаз, профессиональный стресс. Головная боль — симптом, проявление или следствие чего-то, локализованного у нас в совершенно другом месте. Стало быть, причина симптома нередко сдвинута в пространстве и времени. Причина же ненависти, напротив, скрыта во тьме. И мы охотно оставляем ее там, поскольку близость к ненависти и ее причинам нам неприятна, даже представляется угрозой.

Задача моей книги — пролить свет в эту тьму. Я постараюсь показать, как возникает ненависть, как передается в поколениях, в каких обличьях приходит и какими способами прячется. Из психоанализа нам известно, что осознание меняет субъект — в его отношении к себе самому, к социальным группам любого толка или же в отношении к миру. Осознание и понимание — вот ключи к изменениям и ключи обучения.

Ненависть к другим,
ненависть к себе

Место ненависти — человек. Он носитель и деятель ненависти. Ненависть есть энергия деструктивной направленности, стремящаяся к уничтожению — одного или нескольких людей, окружающего мира, самого себя, всего того, от чего мы зависим. Произойдет ли уничтожение на самом деле, в реальности, на данном этапе покуда не важно. Важно другое: воображаемое намерение ненависти тоже деструктивно. Тем не менее ненавистнические помыслы, пусть и многочисленные, сами по себе крайне редко приводят к физическому уничтожению. Напротив, когда мы в уме, в воображении выполняем уничтожительные действия, дело обычно тем и кончается, деструктивная сила выпущена наружу. Но что всегда кончается физическим уничтожением, так это легитимация ненависти и, соответственно, легитимация разрешенности, а то и необходимости убийства. Например, на войне или в террористических группировках.

К тому же ненависть можно спроецировать на других людей. Иными словами, я могу отодвинуть свою ненависть вовне и переложить на другого. Человек имеет возможность экстериоризировать неприятные ощущения, вредящие его хорошему самочувствию, отвести их от себя. Проекции освобождают нас самих от того, чтó мы проецируем. Это заложено в природе нашей психики и представляет собой защиту, гарантирующую психическое выживание. Касательно ненависти тут допустимо предположить, что человек, субъект, всегда есть еще и объект своей ненависти. И что ненавистнические отношения с людьми и окружающим миром включают в себя также ненавидящую связь с собственным «Я». А следовательно, проекция — отличный способ защитить себя и не стать объектом собственной ненависти.

Итак, ненависть — это форма отношений с одним или несколькими другими лицами, с социальными группами, с самим собой, но также и с окружающим миром и природой. Ненависть — это связь со всем тем, от чего мы зависим.

Агрессия может быть
конструктивной и деструктивной

Основу моих размышлений по поводу ненависти образуют четыре элемента.

Во-первых, агрессия, причем необходимо различать агрессию конструктивную и деструктивную. Конструктивная агрессия есть энергия, которую мы используем, чтобы защитить самих себя, свои потребности и интересы. Поэтому ее называют также агрессией на службе «Я». Благодаря ей мы можем участвовать в развитии «Я» и общества и в творческом преобразовании мира. Младенец кричит, если что не по нем, — вот вам выражение конструктивной агрессии. Вреда он никому не причиняет, просто заявляет о себе, действует и заставляет к себе прислушаться. Если прибегнуть к сексуальным терминам, то пенетрация и принятие этой силы суть выражение агрессии на службе «Я». Мы рождаемся с этой энергией, о чем свидетельствуют уже роды: ребенок просится наружу. Эта сила служит нашим желаниям и потребностям, нашему вожделению. Она жизнеутверждающа и никому не вредит. Если «Я» утрачивает конструктивную агрессию, оно повреждено. Это бессильное «Я», более не способное себя защитить, ему недостает самостоятельности. Оно уже не может конструктивно и с удовольствием участвовать в формировании мира. Такое «Я» охвачено страхом.

Деструктивная агрессия, наоборот, направлена на разрушение. Ее цель — разрушать людей, разрушать природу, разрушать связи, деструктивно воздействовать на мир и на все, от чего зависит человек. Учитывая такую зависимость, мы должны сделать вывод, что деструктивная агрессия всегда вредит и самому «Я». Пусть даже ее представляют как защитную меру (например, так бывает с войной, против кого угодно), она вредит самости «Я».

Отнять у человека конструктивную агрессию — тоже деструктивное деяние. Оказывать на него нажим, все равно какой, загнать в безвыходное положение и тем самым сделать бессильным, пытать, наказывать за самостоятельность изоляцией или лишением любви, навесить ярлык преступного обидчика — все это агрессивные способы истребить конструктивные агрессии и таким образом получить власть над другим. Оправдывать это ни в коем случае недопустимо.

Мы не рождаемся с разрушительными качествами, но приобретаем их, подрастая, обучаемся им в связях. Каждодневно мы знакомимся с насилием и в будничной жизни сами тоже деструктивны. Живем с фактором разрушения, зачастую не задаваясь вопросом о его истоках и даже считая его естественным.

Не в пример человеку, животные используют свою деструктивность в духе агрессий на службе «Я». Большей частью они обходятся с ней экономно и не применяют вне этой сферы.

Отношения на уровне глаз

Другой важный элемент моих рассуждений — это межсубъектные отношения. Под ними я понимаю отношения без оценочной иерархии. Отношения меж­-
ду минимум двумя лицами, которые признают друг друга в своей инаковости. Каждый из них воспринимает другого как независимый субъект и коммуницирует с ним на уровне глаз, то есть не создавая иерархического перепада. Такая форма отношений не имеет касательства к любви, но именно она и есть главная предпосылка равноценных отношений любого рода. Один субъект признает другой субъект как «не-Я».

В принципе мы весьма склонны рассматривать других как часть нас самих, как людей, которые имеют такое же мнение, как мы, и думают так же. Мы опять-таки весьма склонны образовывать группы единомышленников, потому что там чувствуем себя хорошо. Тем более необходимо срочно задаться вопросом о происхождении этой потребности к слиянию. Не в последнюю очередь потому, что в слиянии автономность и гетерогенность во многом расплываются, а то и вовсе сплавляются, будто в тигле. Оттого-то необходимо срочно выработать альтернативу. Если — как происходит в большинстве случаев — исходить из того, что в отношениях связывают скорее совпадения, общности, то я возражу:

Единственный связующий элемент в отношениях —

признание различности. Только с признанием другого
как «не-Я» возникают межсубъектные отношения.

Межсубъектным отношениям нас не обучают. Родившись на свет, мы попадаем в общность, какую уже новорожденный понимает как объект холодного и беспощадного мира, от которого ему требуется защита. По меньшей мере об этом свидетельствует выбор отношений, предлагаемых ребенку, языковой вокабуляр, обращенный не к автономному субъекту, но скорее к жертве, отданной на произвол окружающего мира. Ребенок мил и беззащитен, разговаривая с ним, мы повышаем голос, начинаем сюсюкать. Для ребенка все это сдвигает мир в сферу угрозы, где ему нужна родительская защита. Этот образ закрепится в его представлении о себе, он будет склонен воспринимать себя как бессильного и беззащитного, вместо того чтобы вырабатывать чувство автономной сопротивляемости.

«Я» постоянно изменяется

В психоаналитических рефлексиях «Я» — признанная величина. Но она не есть величина фиксированная, постоянная, которую — однажды заданную — надлежит ныне и впредь защищать и ограждать от изменений. «Я» образуется в постоянном столкновении с «Ты». Чтобы процесс изменения, роста и развития шел на протяжении всей жизни, ему требуется межсубъектное пространство с «Ты». Без такого пространства, без признания различности «Я» погибнет, такое «Я» уже ничего не желает, не растет, не живет.

Рост и развитие «Я» заканчиваются только со смертью,

а до тех пор нам дóлжно в полной мере изведать этот процесс.

Жертва может быть и преступником

Жертва и потерпевший — четвертая величина, играющая главную роль в этом тексте. Причем я провожу различие между жертвой и потерпевшим. Жертва — это инсценированная позиция с целью назначить преступника, обидчика. Этот мнимый преступник и становится носителем именно той ненависти, какую проецирует на него жертва. Такой перенос (другой — злодей, виновный в моем несчастье) питается ненавистью. Если я говорю маленькому ребенку: «Твой вечный крик сведет меня в могилу», — я обозначаю ребенка как своего убийцу. Убийственное содержание соответствует ненависти жертвы. Она переносится на ребенка, который теперь узнаёт, что для другого его крик вреден, прямо-таки смертелен, и чувствует себя виновным. Жертва, однако, может этой фразой избавиться от своей ненависти, проявляющейся затем у ребенка как чувство вины. Ребенок будет испытывать чувство вины, поскольку, хоть и не желает вредить другому, не кричать не может, ему необходимо быть услышанным.

В противоположность жертве потерпевший от агрессивной, насильственной акции — психически ли, физически ли — затронут ею реально. И мы вполне можем сказать, что упомянутый малыш затронут насилием со стороны лица, которое обозначает его как убийцу.

Ниже я буду везде целенаправленно использовать эти два понятия в описанном здесь значении. Говоря о жертвах, буду иметь в виду самоинсценирование субъекта в роли жертвы, а говоря о потерпевших — тех, кто реально затронут насилием. В итоге мы приходим к парадоксальному, но истинному утверждению, что жертва в моем примере совершает насилие над потерпевшим. И именно так обстоит дело во всех без исключения ситуациях, когда субъект инсценирует себя в роли жертвы. Поэтому желательно проводить такое различение также и в бытовом языке и говорить не о жертвах дорожных аварий, а о потерпевших, а равно о потерпевших при террористических нападениях.

Ненависть и ее связь со страхом

Говоря о ненависти, нельзя не говорить и о страхе. Однако я не стану вслед за многими утверждать, что ненависть — это усиленная форма страха. Я предпочитаю трактовать ненависть как иное агрегатное состояние страха.

Отношения, связанные со страхом, в нашем обществе будничны, то есть представляют собой правило, а не исключение. Нам страшно потерять другого, когда мы делаем или говорим что-либо, что полагаем вредным для отношений. Нам страшно потерять работу, страшно потерять принадлежность к группе, стать изгоем и т. д. Страхи потерь тяготят нас и сопровождают. Рискну утверждать, что они всегда присутствуют в основе, как своего рода основотрясение во всех его сейсмических силах. Мы более или менее научились жить с этим основотрясением. Пытаемся взять его под контроль и преодолеть. Каждый индивид — один сильнее, другой слабее — находится в плену страхов и ищет путь примириться с ними, уйти от них или бороться с ними.

В этой связи мы также должны констатировать, что люди зачастую индивидуализируют проблемы, чтобы избежать сомнений в общественных структурах. Если, например, ребенка со сложностями обучения направляют на лечение к психологу, не вникая в методики преподавания и не задумываясь о групповой структуре класса, то ребенок остается один на один со своей бедой. Брошенный без защиты. А это означает страх.

Можно предположить, что в общественных структурах действуют те же закономерности, что и в структурах индивидуальных отношений. Одни структуры обусловливают другие и вытекают соответственно из других структур. Вопрос, которая из них курица, а которая — яйцо, важен лишь для тех, кому необходимо начало. По этому поводу можно обратиться с вопросом к мифам о творении.

Страх — это бессилие

Страх есть состояние бессилия, состояние без силы и власти. Мы малы и ничтожны, сделать ничего не можем, и мир вокруг кажется огромным и могучим. Мы отделены от самих себя, отделены от мира. Отданы произволу этого мира и других людей. Наше «Я» утратило важность, плоть и пространство. Страх и бессилие — это знаки безвыходного состояния, в каком находится «Я». Такое состояние всегда есть реакция на воздействие насилия.

Человек приходит в мир с изрядным запасом сил, ему всего лишь несколько дней от роду, а он вполне способен здорово взбудоражить родителей. Бессилие, то бишь страх, — противоположность этому. Такой страх, последствие насилия, нам в жизни не нужен. Не нужен он и для того, чтобы привлекать наше внимание к опасностям. Ведь именно в страхе мы реагируем на опасности неадекватно, поскольку в бессилии не имеем пространства действий или имеем, но крайне мало, а потому не в состоянии оценить опасности.

Мы можем сами нагнать на кого-то страху, но точно так же кто-то может нагнать страху на нас. Нагоняя страх на другого человека, мы действуем на него деструктивно и делаем бессильным. Маленькому ребенку в вышеприведенном примере будет впредь страшно кричать. Отсюда явствует, что страх не врожденное чувство, а психическое и телесное ощущение, представляющее собой реакцию на насилие. Однако отнюдь не реакцию на существую­щую опасность — эти вещи путать нельзя. Чтобы защититься от опасностей, достаточно боязни. Она предупреждает об опасности, которая реально находится перед нами и с большой вероятностью сбудется. Боязнь позволяет сохранить способность действовать и не отделяет нас от наших чувств и от рассудка, а ведь именно они крайне необходимы нам в опасных ситуациях.

В страхе же опасность уже наступила:
мы потерпевшие, бессильные, брошенные
в бессилие и беззащитность.

Мне хочется подробнее исследовать это бессилие, понять, из чего оно состоит и какова его консистенция. Хочется отыскать механизмы его возникновения и условия, в каких оно исчезает или, соответственно, сохраняется. Располагая такой информацией, мы уже заложим основу для того, чтобы лучше определить место ненависти и разобраться в ее функции.

Бессилие как форма безвла