Оглавление

Большое путешествие

— Осталось пять часов до входа в атмосферу, — Иван Воробьев говорил с легким акцентом, несмотря на курсы усиленного английского и почти полгода, проведенные в космосе с американцем и британцем. Русский космонавт и не старался вырабатывать чистое произношение, достаточно было того, что все члены экипажа друг друга понимали. Иван посмотрел на большой монитор, куда транслировалось изображение с камер, расположенных на носу корабля. Этот экран был окном в космос, «лобовым стеклом» их судна.

Камеры и датчики, размещенные по всему периметру корабля, передавали информацию в центральный процессор, который выводил ее на монитор. Штурман мог видеть каждый кусок космоса вокруг корабля, датчики видели еще дальше и заранее рассчитывали возможную угрозу столкновения с метеоритом, а процессор за доли секунды отдавал команду автопилоту для маневрирования. Кроме того, датчики передавали данные об уровне солнечной радиации. Если происходила вспышка, вокруг корабля на полную мощность включалось защитное силовое поле, а когда радиация понижалась, для экономии энергии поле ослабевало.

Корабль разрабатывали лучшие российские, европейские, американские и азиатские ученые. Модули, детали и отдельные узлы собирали по всему миру и свозили в специально построенный центр под Владивостоком. Оттуда корабль доставили на космодром «Восточный». Создатели назвали свое детище «Эверест», в честь высшей точки планеты и высшего инженерного достижения человечества, как они говорили. Рич — англичанин и второй член экипажа, шутил, что даже самые прожженные технари не лишены романтики.

Пуск корабля состоялся в 2031 году — это было время очередного «противостояния» Земли и Марса, когда планеты приближались друг к другу на минимальное расстояние, порядка 55 миллионов километров. Это явление происходило каждые 18 лет. Последние десятилетия мировая экономика была стабильна, и правительства ведущих держав совместными усилиями, наконец, решили организовать первую марсианскую экспедицию.

Третьим членом экипажа был представитель Японии и молодой врач — Иширо Такэо. Три года назад он вошел в состав «марсианской команды». Двадцать человек из США, Европейского союза, России, Китая и Японии готовились к самому дальнему путешествию во всей истории человечества, но к Марсу отправились только четверо. Среди представителей стран-организаторов экспедиции шли споры: делать экипаж из одних мужчин или включить в команду женщину. В итоге решили, что в случае успеха, в повторной экспедиции, связанной с заселением Марса, женщины будут.

Четвертым участником полета стал американец Том Смит. Его единогласно выбрали капитаном корабля. Сейчас он решил сказать несколько слов по случаю достижения конечной точки их путешествия. Американский инженер-астронавт Том Смит вообще любил говорить речи перед публикой. Начиная с первого класса, он выступал на школьных мероприятиях, выпускном, свадьбах, похоронах и любых торжественных случаях. После возвращения на Землю он всерьез думал заняться политикой, благо связей с полезными в этом деле людьми к его сорока годам уже хватало. Том внешне напоминал типичного американского ковбоя из фильмов конца прошлого века. Поджарое телосложение, голубые глаза, прямой жесткий взгляд, волевой характер лидера — все это в купе с профессиональными качествами и опытом вызывало уважение к нему всех членов экипажа.

— Господа, чтобы не случилось дальше, я горжусь нашей командой. Такого еще не делал ни один человек до нас! — Торжественно произнес капитан.

— И вряд ли кто-то сделает в скором времени, если мы разобьемся на этой планете, кэп, — с интонацией старого пирата сказал Ричард Кук-младший, как сам себя иногда называл англичанин. Его мать действительно была дальней родственницей знаменитого английского мореплавателя Джеймса Кука. Живая, красивая, в чем-то безрассудная Хейли любила приключения и авантюры не меньше чем ее легендарный родственник. В детстве она убегала из дому, а в студенческие годы на летних каникулах отправилась с подружками отдохнуть на Ямайку, где и повстречала будущего отца Ричарда, молодого темнокожего легкоатлета по имени Сэм. И через девять месяцев после возвращения с ямайских пляжей, в неполные двадцать лет Хейли стала мамой.

Мальчик рос хулиганом, даже какое-то время состоял в банде подростков, которых так боятся зажиточные горожане, попадая в бедные кварталы на окраине Лондона. Но взрослея, парень понял, что в современном мире кроме мускул полезно иметь и мозги. К тому же в душе этот забияка был настоящим искателем приключений.

Таким образом, унаследовав прекрасное здоровье отца и авантюризм матери, Ричард с детства мечтал стать моряком. Но в начальных классах он узнал, что все острова и материки уже открыты, и понял, что хочет в космос. Отслужив в ВВС Британии, а после, получив диплом инженера, Рич, как его называли в команде, стал искать способ попасть в Европейское космическое агентство. Фортуна не спешила улыбаться темнокожему англичанину, но недаром в его венах текла кровь капитана, которому хватило смелости и терпения совершить три кругосветных путешествия. В итоге парень добился своей цели, успел побывать на МКС, а затем был включен в состав марсианской экспедиции.

Рич посмотрел на главный монитор и зевнул:

— Темно, как в моей черной заднице. Как же мне надоел за полгода этот пейзаж за «окном»…

— За вторые полгода он надоест тебе еще больше, — буркнул капитан.

— Надеюсь, этот самолет в оба конца, — продолжал злорадно подшучивать Рич.

— Больше позитива, друзья мои, — включился в разговор японец, — не для того мы летели 56 миллионов километров.

— Док, сделайте этому парню небольшую инъекцию снотворного, чтобы очухался к посадке, — попросил японца Том. Иширо улыбнулся, встал и покинул отсек управления. Рич проводил его немного удивленным взглядом.

— Капитан, ты чего? Хочешь, чтобы я проспал самое интересное? Ваня, хоть ты меня поддержи!

Русский показал рукой знак «ОК», давая понять, что не даст в обиду своего нового друга.

При отборе кандидатов в экспедицию психологи провели десятки тестов на психологическую совместимость экипажа. По поводу Рича у них до последнего оставались сомнения, но руководство решило, что по здоровью и профессиональным навыкам он абсолютно идеальный кандидат. Психологи, однако, посоветовали капитану наблюдать за Ричем, так как он мог начать тянуть одеяло на себя, что привело бы к столкновению в команде.

Тем временем вернулся Иширо с набором инъекций. Рич внимательно осмотрел три капсулы с препаратом и проворчал:

— А не многовато мне одному будет?

— Это вам троим, — деловито ответил Иширо, вставляя капсулу с раствором в обойму шприца, как патрон в пистолет.

— Что за отрава, док? — Рич с детства не любил уколы и с недоверием глядел на вакцину.

— Коктейль что надо, — улыбнулся японец, — повышает сопротивляемость организма, выносливость, заставляет лучше работать мозг. В общем, высадка на Марс — это не прогулка по парку, поэтому надо зарядить батарейки.

— А чего так рано? Еще полдня до Марса, — обреченно спросил Рич, глядя, как неумолимо надвигается Иширо со шприцом.

— Организму надо привыкнуть несколько часов: первое время может кружиться голова, зато потом будешь как супермен… Ладно, не капризничай, дядя все быстро сделает.

— А в виде мази или таблеток этой штуки нет? — Не унимался англичанин, продолжая оттягивать момент укола.

— Могу попробовать сделать в виде ректальных свечей. Согласен? — предложил доктор.

Рич закатал рукав и отвернулся в сторону. Последовал щелчок, мускулы на темнокожей руке вздрогнули, и через 5 секунд препарат стал распространяться по организму. Японец сделал инъекции всем троим, кроме себя. Капитан, почесывая место укола, обратился к Ивану:

— Пора проверить оборудование.

Перед полетом весь экипаж проходил инструктаж по эксплуатации новейших устройств для работы в открытом космосе. Разработчики назвали их марсоботы, они были созданы специально для этой экспедиции. В высоту механизмы достигали двух с половиной метров и отдаленно напоминали фигуру человека. Робот повторял движения пилота, сидящего внутри него. Кроме того, марсобот оснащался множеством датчиков, камерами и различным оборудованием. Два роботизированных скафандра предназначались для Рича и капитана. Иван должен был управлять марсоходом — четырехколесным средством передвижения размером с небольшой автомобиль. С помощью него планировалось взять глубинные пробы грунта красной планеты.

Иван, как ответственный за оборудование, начал презентацию:

— Давайте освежим ранее выученное на Земле. На всех марсоботах установлена защита. Чтобы мы не сгорели от радиации, не мутировали на генном уровне и по возможности обошлись без опухолей размером с футбольный мяч, инженеры постарались как можно лучше нас обезопасить. Первая линия обороны — это сама поверхность ботов, это лучшее, что пока придумали, но от всей радиации она нас не спасет. Вторая фишка — специальная жидкость, которая заполнит бот перед выходом на планету. Она в несколько раз плотнее воды и будет защищать наши кости от размягчения. Внутри марсоботов поддерживается постоянная температура на уровне 20 градусов Цельсия и привычное нам давление. Голова, как вы уже знаете, помещается вот в этот гидрошлем. Чтобы не захлебнуться, сюда же поступает воздушная смесь. Ну и, наконец, спецкостюмы.

Иван нажал кнопку, дверь в стене отъехала в сторону.

— Вот наш гардероб…

В отсеке висели рядами 12 костюмов, как и положено с солидным запасом на всю экспедицию.

— Их назвали «змеиная кожа» — после того как вернемся, сбросим ее и утилизируем, -напомнил русский.

Иширо и капитан уважительно смотрели на марсоботы. Ну а Рич прибывал в полном восторге от всей этой техники. По его мнению, на Марс стоило лететь хотя бы ради того, чтобы прогуляться в этих чудо-машинах.

— Теперь сами механизмы, — продолжил Иван, — так как гравитация на Марсе слабее, чем на Земле, Вы будете передвигаться длинными прыжками…

— Да Ваня, тебе-то на этом «тракторе» особо не попрыгать, — Рич как всегда брякнул очередную шутку.

Иван усмехнулся и продолжал:

— По технике безопасности перед началом движения обязательно «пристреливаем» себя к поверхности гарпуном.

Русский показал на руки-клешни марсоботов, в которых располагался отсек с торчащим наружу подобием наконечника стрелы.

— Опускаем руки под углом 45 градусов к поверхности, стреляем в грунт. По расчетам пневматические пушки должны пробивать почву на полметра, стрелы как якоря держатся зубцами за грунт так, что вырвать их не просто. На каждой стреле есть катушка с тросом, его хватает на 320 метров. Когда катушка заканчивается, нажимаем красные кнопки, катушки отстреливаются от бота, происходит автоматическая перезарядка, стреляем в грунт по-новой и прыгаем дальше. Эта зеленая кнопка для экстренного торможения — если вдруг разгонитесь и будете лететь в какой-нибудь утес, нажимаете кнопку, катушка блокируется, и вы тормозите. Всего у вас 10 катушек в каждой «руке», длина «поводка для прогулок» — 1600 метров в одну сторону. Практически можно передвигаться и без них, но инструкция есть инструкция.

Экипаж с восхищением глядел на марсоботы — это чудо инженерной мысли, которое позволяло слабому человеческому организму находиться в агрессивной космической среде. Благодаря системе многочисленных электроусилителей, пилот мог с легкостью двигать руками и ногами роботизированного скафандра.

Хотя марсобот был изготовлен из самых легких и прочных сплавов, весил он не менее 80 килограммов. Человек попадал в бот через люк, расположенный на «спине» аппарата. Ноги и поясница пилота плотно фиксировались ремнями. Это позволяло космонавту находиться в одном положении и не «бултыхаться» по скафандру. На голову надевался герметичный шлем со специальными линзами, чтобы человек через жидкость мог отчетливо видеть дисплей с информацией. Внутри бота находились две руки-манипулятора, движения которых повторяли внешние «руки». Собственно, на человеческие руки они были похожи мало, скорее это были два цилиндра со множеством отверстий внутри. В этих отверстиях находились различные приборы: буры, датчики, контейнеры для хранения образцов грунта, всасывающая машина для забора пробы атмосферы, кисть для захвата мелких предметов, стрелы-якоря для фиксации бота при прыжках. Кроме того, на «теле» скафандра крепились датчики температуры и радиации. Внутри располагался небольшой дисплей с панелью управления всеми приборами. На этот монитор также выводилась информация с датчиков и передавалась картинка с пяти камер. Пилот мог видеть, что происходит перед ним, через «окно» из сплава специального стекла и прозрачного алюминия. В немного мрачноватом освещении отсека стальной цвет предавал марсоботам особую воинственность, хотя никакого оружия в них не было.

— Ну, а вот эта игрушка для меня, — сказал Иван, показывая на машину, похожую на небольшой экскаватор-погрузчик.

Этот аппарат должен был пробурить марсианский грунт на сто метров, используя специальный телескопический бур. Ученые надеялись найти в глубине почвы воду в жидком виде или лед со следами жизни.

Экипаж вышел из грузового отсека и направился в отсек управления. Двигаться по переходу приходилось немного согнувшись. Инженеры старались сделать корабль как можно более компактным и уменьшить вес всего судна, чтобы взять на борт максимум оборудования. Даже отсек для занятия гимнастикой и, по совместительству комната отдыха, был с низким «потолком», и экипаж делал разминку лежа или сидя. Как правило, космонавты в этом «спортзале» отжимались либо делали комплекс упражнений на растяжку мышц.

Грузовой отсек располагался ближе к хвосту корабля, экипаж прошел столовую, отсек гигиены, спорт-зал, далее шли три отсека для сна. Их разделили перегородками, чтобы у каждого члена группы была возможность побыть одному и отдохнуть от коллег. По сути, грузовой и транспортный отсеки были единственными, где человек мог вытянуться в полный рост.

Одним из самых больших успехов ученых считалось создание на корабле постоянной гравитации, как на Земле. Благодаря чему космонавты смогли избежать многих проблем со здоровьем во время такого длительного полета. Гравитационный генератор и двигатели корабля питались от небольшого ядерного реактора, против которого изначально были американские инженеры, предлагавшие за основу использовать «паруса» для передвижения на силе солнечного ветра. Но многократные тесты надежности российских реакторов убедили сделать гибридную двигательную установку.

Капитан вошел в отсек управления, сел в кресло и проверил показания датчиков.

Иширо, молча, ждал, что скажет Том. Но паузу прервал Иван:

— Предлагаю сесть около Олимпа — самую высокую точку нашей системы не каждый день можно увидеть.

— Есть опасность схода пылевых лавин, — размышляя, проговорил капитан.

— Я же не предлагаю садиться прямо у подножья, эту махину видно издалека…

— Ваня прав, — подкидывая мяч для большого тенниса, сказал Рич, — и фотки можно сделать классные на таком фоне.

— Все клеишь девчонок на Фейсбуке? — С улыбкой сказал Иширо. — Вот я в космосе, вот я на Марсе… Почему так мало лайков?

— Ладно, садимся в 3 километрах к западу от Олимпа, — дал указание капитан.

Иширо подкорректировал маршрут на мониторе.

— Что будем слушать? — Японец задал вопрос, обращаясь ко всем. Музыка была одним из основных развлечений в полете, каждый взял набор своих любимых песен, из которых путем голосования составлялись различные плей-листы и некое подобие хит-парадов.

— Давай «Лунную сонату» и наш классический альбом, классика меня успокаивает, надо сконцентрироваться, — попросил капитан.

— А я боюсь, что просплю посадку под эти мотивы, — зевая, ответил Рич.

— Минут через сорок, по моим расчетам, начнется вторая фаза действия препарата, и тебя можно будет отправлять на олимпийские игры, — не отрываясь от монитора, проговорил Иширо.

Все замолчали. Ощущение чего-то волнующего, но пугающего накрыло людей. Каждый думал о своем. Капитан достал из кармана электронное фото семьи. Коснулся пальцем, как будто лениво смахивая пыль, фотография сменилась новой картинкой, где его жена и ребенок плещутся на берегу моря во время их совместного отпуска. «Перелистывая» изображения, Том вернулся на Землю. Ни один реактивный двигатель не мог доставить его домой так быстро, как эти фотографии и мысли о семье. Капитан ушел с головой в воспоминания под мотивы «Лунной сонаты», никогда еще он не был так далеко от дома.

Иширо смотрел на деревянный амулет, который он неизменно носил на шее. Этот талисман подарил его отец. Иширо любил концентрироваться на нем в важные минуты или во время сложного выбора, и через какое-то время хорошее решение приходило в голову. Амулет был вырезан из ветки дуба, который посадил отец Иширо на второй день после рождения сына. Спустя 10 лет он срезал одну ветку и выточил из нее маленькую фигурку меча — символ их фамилии Такэо — боец, воин. Имя Иширо означало — первый сын, так как он был первенцем в семье. Отец мечтал, чтобы сын стал военным, но когда Иширо был еще ребенком, многие замечали у него склонности к медицине. Он не боялся крови, спокойно извлекал занозы у себя и друзей уже в пятилетнем возрасте. Закончив с отличием Токийский медицинский университет, Иширо получил приглашение в национальное космическое агентство страны для изучения проблем влияния радиации на здоровье человека.

Иван глядел на монитор, большую часть которого занимала огромная черная масса космоса. Впереди краснел Марс. Постепенно в голове всплыл далекий детский образ такого же красного солнца, которое он видел в деревне под Новосибирском, где до десятого класса проводил каждое лето. Образ постепенно прояснялся. Он уже забыл это беззаботное время, когда бродил по лесу с лукошком грибов или сидел с дедом в камышах на озере и ловил карасей. Потом, когда деда не стало, дом в деревне продали, и началась другая жизнь: институт, тренировки, клубы, девушки. Так продолжалось несколько лет, быстрый ритм мегаполиса не позволял выбраться из этого водоворота. Затем институт уступил место работе, которая уменьшила время на клубы и девушек. Тренировок это не коснулось. Наоборот, спорт и работа помогали друг другу. Истязая себя в зале, Иван приходил домой и засыпал до утра. Зато проснувшись, он был полон новых сил и идей, и то, что не мог сделать вчера, сегодня уже было решенной задачей. Благодаря высокому росту, атлетичному телосложению и приятной внешности от девчонок у парня не было отбоя. Мужественный брюнет с зелеными глазами покорял девушек с первого взгляда. Но, несмотря на это, опыта серьезных и долгих отношений у Ивана не было, так что кроме родителей и друзей на Земле его никто не ждал.

Сейчас, улетев далеко-далеко от земной суеты, ему не хотелось ни тренировок, ни клуба, ни даже размалеванных танцующих девиц. У Ивана было только одно желание — сесть на берегу озера, взять удочку, поплевать на крючок и ждать того мгновения, когда поплавок начнет дергаться. В этот момент сердце бьется чаще, рука машинально тянется к удочке, но рассудок твердит, что пока рано. Еще несколько движений поплавка — пора, тянешь за удочку, ощущаешь эту приятную тяжесть на конце лески и понимаешь, что поймал. Глухой стук в одно мгновение оборвал эти воспоминания. Исчезли озеро, камыши и заходящее солнце.

— Что показывают датчики? — Взволнованно спросил капитан.

— Вроде все в порядке, сейчас посмотрю записи с камер, — отчитался Иширо.

Он просматривал 30-тисекундные эпизоды изображений с камер по левому борту, куда пришелся удар.

— Вот, похоже, этот объект… Сейчас сделаю его захват по картинке, — японец еще несколько секунд корректировал изображение, затем вывел его на главный экран.

Небольшое темное пятно приближалось и увеличивалось в размере.

— Удар пришелся на отсек с кухней, объект слишком маленький, датчики засекли его поздно, поэтому автопилот не скорректировал курс, и эта штука в нас влетела.

— Чем ближе к Марсу, тем больше сбоев можно ожидать, — сухо произнес Рич, — планета будет создавать помехи для датчиков.

— Без паники, все работает нормально. Оптимальная траектория и скорость для входа в атмосферу рассчитана, — подбодрил команду капитан.

Иван вспомнил, как месяц назад они попали в поток метеоритов, двигающихся со стороны Юпитера. Зажглись аварийные огни, автопилот сделал резкий маневр вниз, но метеориты оказались быстрее вычислительных способностей компьютера, и несколько камней ударило в обшивку. Произошла микроразгерметизация отсека с инструментами, который тут же законсервировали и включили программу «лечения» корабля. Обшивка судна состояла и нескольких слоев. При создании корабля ученые применили технологию «умной брони». Теоретически в случае попадания в обшивку инородного элемента и повреждения или деформации, броня, используя специальные резервы во внутренних слоях, затягивала дыры или восстанавливала вмятины. Часть обшивки на молекулярном уровне «перетекала» к поврежденному участку и восстанавливала целостность. Практически в этом удалось убедиться уже несколько раз, за два дня следы от ударов «заросли» и отсек вновь стал безопасен.

Время летело также неумолимо, как и корабль приближался к красной планете. Оставалось два часа до входа в атмосферу. Капитан размышлял: «Маленький шаг для человека, и огромный шаг для всего человечества», — сказал Нил Армстронг, первым коснувшись лунной поверхности. Создание этого корабля и организация полета стала очередным прыжком для развития науки на Земле. Сколько нобелевских премий, открытий, и достижений. Энергетика, роботостроение, новые материалы. Медицина! Японцы, благодаря своим открытиям, планируют довести среднюю продолжительность жизни у себя в стране до 100 лет уже в ближайшем будущем. На Земле уже 10 миллиардов человек, скоро места на планете не останется, и что тогда? Тогда нужно будет заселять Марс, и так далее от планеты к планете и к новым системам».

В отсеке управления «Эвереста» заиграл Рахманинов.

«Маленький шаг для человека, маленький шаг для человека…» — крутилось у капитана в уме. Он вспомнил кадры высадки на Луну: «Какой это был год? 1965… Нет, позже… Наверное, шестьдесят восьмой… Нет, девятый, точно 1969. Русские первыми вышли в космос, их спутник, потом Гагарин… Зато мы стали первыми на Луне… Сейчас летим все вместе, времена меняются…»

Иван перевел взгляд с монитора на капитана. Ему было вполне комфортно работать с этим человеком, но далеко не так, как со своим наставником Сергеичем, который тоже мог возглавить эту экспедицию. «Сергеич — герой России, у него за плечами 9 полетов, начинал еще с МКС. Потом Европейская космическая база, был на Китайской базе, правда она даже три года не продержалась, сошла с орбиты в двадцать третьем, едва не зацепив Австралию… Том, правда, тоже нормальный мужик, но с Сергеичем лететь было бы лучше. Но он на Земле, а я тут, в двух часах от Марса».

Рич почувствовал, как мышцы начинают наливаться энергией. Головокружение понемногу проходило. Англичанин поднял глаза вверх и посмотрел на потолок.

«Мы там будем, мы там будем», — крутилось у него в голове, — «про это еще кино снимут, переврут, конечно, все… На мою роль какого-нибудь придурка возьмут. Но сейчас это не важно, сейчас главное — что мы тут. Меньше двух часов, и мы будем в атмосфере, и три дня на Марсе. У кого еще был такой уикенд?!» — Но мысли о «потом» все же не уходили. — «А что потом? Нас всех предупреждали, что радиация и все такое. Столько времени в космосе — почти год, если все будет нормально, и прилетим домой по графику. А там по больницам затаскают, анализы, обследования, уколы, восстановление…» Природа щедро наделила здоровьем англичанина, и Рич не транжирил его. Минимум алкоголя, никаких сигарет, с девушками, правда, он общался не по режиму, но тут он не мог себя контролировать. А в остальном: спорт — диета — спорт.

Экипаж молчал. Было слышно, как двигатели размеренно толкают корабль к красному небесному телу. Огромные далекие звезды подмигивали «Эвересту», наблюдая за самой дерзкой вылазкой человечества из своей колыбели. Каждая минута приближала их к цели, и вместе с тем с каждой минутой на душе становилось тревожнее.

Тишину разорвал сигнал с Земли. Каждые пять часов проводилась проверка связи. С центра наблюдения за полетами приходил короткий запрос состояния. Иширо отправлял ответ, что полет проходит нормально, или отчет о внештатной ситуации, но такое бывало крайне редко. В этот раз японец отправил сообщение о столкновении с небольшим куском метеорита и информацию с датчиков о том, что корпус корабля не пострадал.

«Земля, прием. Через один час двадцать девять минут входим в атмосферу Марса и идем на посадку», — добавил японец в конце сообщения.

Касание

Марс приближался. Автопилот, получая информацию от датчиков каждые три секунды, корректировал скорость и тягу двигателей. «Эверест» имел вертикальную и горизонтальную тяги. С Земли его подняла ракета-носитель и вывела на заданную орбиту. После отстыковки ракеты включились основные горизонтальные двигатели, которые работали попеременно с «парусами», ловившими солнечный ветер. Вертикальные двигатели бездействовали все время полета, но подведи они при посадке — и миссию можно было считать проваленной.

— Вход в атмосферу через 10 секунд, капитан, — не отрывая глаз от монитора, сказал Иван. Они с Иширо отвечали за посадку. Если бы автопилот дал сбой и неправильно синхронизировал время смены двигателей, Иширо должен был отключить его и вдвоем с Иваном посадить корабль вручную.

— Есть запуск вертикальных двигателей, — отреагировал Иширо, — мощность работы 5%.

— Пять секунд до входа… мощность горизонтальных падает, тяга 22%.

— Мощность вертикальных 15%.

— Есть вход, оба горизонтальных на 5%. Есть отключение.

Секундная пауза. За эти месяцы все члены экипажа привыкли к ровной уверенной тяге, и вот ее больше нет. В следующее мгновение они поняли, что падают. Ощущение было как в старом лифте, когда он начинает спускаться: сначала ничего — лифт стоит, потом — резкий толчок, чувство, что все органы в теле поднимаются вверх. В эту секунду в глазах всей команды промелькнул страх, затем корабль тряхнуло, и крик Иширо совпал с резким толчком снизу, как будто они уже коснулись грунта:

— Двигатели работают на 50%! Мы выровнялись!

— Фффууухх! — Вырвалось у Рича, который последние минуты не издавал ни звука. Болтливый англичанин с ямайскими корнями сжал руками подлокотники и, не мигая, глядел на монитор, иногда переводя взгляд с Ивана на Иширо. От напряжения у него даже свело ногу, но он терпел и не шевелился, почему-то боясь, что это может помешать посадке.

Если бы внизу на Марсе кто-то мог на них смотреть и обладал очень хорошим зрением, он увидел бы, что корабль, двигаясь в верхних слоях атмосферы, на секунду остановился и затем резко стал падать, но тут же под ним загорелись четыре вспышки, и «Эверест» замер в одной точке. А в это время на красной планете начиналась пыльная буря.

Иван посмотрел на Иширо, краем глаза увидел Рича, растирающего ногу, затем капитана:

— Запускаю программу снижения… Мощность падает: 49, 46, 45%…

— Пока достаточно, — сказал Том.

Корабль тронулся с точки равновесия и стал медленно снижаться.

— Высота 34000 метров…

— Уменьши мощность еще на 3%…

— Скорость снижения 50 метров в секунду.

— Нормально. На десяти тысячах выпускаем парашюты.

Корабль снижался на три тысячи метров в минуту. Все четыре двигателя работали спокойно, тяга была уверенной, «Эверест» шел ровно. Когда корабль опустился до двадцати семи тысяч, Иширо разглядел Олимп:

— Посмотрите на картинку с шестой камеры, — японец вывел на основной монитор изображение, — вот он — Олимп.

— Я думал, он будет ближе, — буркнул англичанин.

— Не расстраивайся, этого красавца издалека видно, — улыбнулся русский.

— Рич прав, — признал Иширо, — погрешность оказалась больше, чем ожидалось. Мы не долетели до точки посадки примерно 7 километров.

Капитан, немного откинувшись в кресле, спросил:

— Как площадка под нами? Нашел место для посадки?

— Я смогу качественно просканировать, когда мы будет на высоте двадцать тысяч.

Прошло еще две с небольшим минуты. Экипаж жадно всматривался в приближающийся Марс. Все мысли, которые волновали людей еще час назад, спрятались очень глубоко в сознании. Сейчас их занимала данная минута, секунда, мгновение. Семья, дом, Земля — все отошло на второй план. Древние гены исследователей пробудились в мужчинах с необычайной силой. Как первые люди, открывавшие для себя новое и захватывающее, так сейчас они всматривались в поверхность красной планеты.

Датчики показали, что отметка в 20 000 пройдена. Иширо работал за пультом, сканеры поверхности стали присылать информацию. Наконец, он обратился к капитану:

— Сэр, под нами несколько небольших скал и пологий холм. Предлагаю посадку на километр к северу, там есть ровная площадка. Сканеры показывают, что местами присутствуют небольшие кратеры, но это лучше, чем садиться между скал.

Капитан кивнул. Корабль немного накренился. Инженеры продумали, что пилот может маневрировать при посадке, изменяя мощность вертикальных двигателей, так как каждое из четырех сопел регулировалось индивидуально. Однако разница в тяге противоположных двигателей не должна превышать 11%, иначе корабль перевернется.

Иван глядел на свой монитор удивленно:

— Какая-то ерунда. У меня цифры прыгают: до поверхности было 15000, потом 17000, сейчас 12000.

Одновременно с ним Иширо поднял голову:

— У меня то же самое.

Корабль затрясло, мощность двигателей переключалась в соответствии с заданной программой. Датчики передавали разную высоту, из-за этого двигатели повышали и уменьшали тягу хаотично.

— Так дело не пойдет. Иширо, отключай автопилот, он нас угробит. Переходи на ручное управление, — капитан всматривался в изображение камер и сверялся с информацией датчиков, — похоже под нами буря, причем сильная. Она создает помехи. Сканеры совсем ошалели.

Иширо быстро сориентировался. Они отрабатывали эту ситуацию много раз:

— Управление у меня, автопилот выключен. По моим расчетам через минуту будем над нужной точкой, тогда выровняю двигатели.

Капитан сжал кулаки, он почувствовал, как на виске пульсировала вена. Американец несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь успокоить сердцебиение, но это не помогало.

— Сейчас примерно десять — двенадцать тысяч под нами, — сказал Иван.

— Выравниваю двигатели, через 30 секунд выпускаю парашюты, — Иширо выждал положенное время, — приготовились…

Экипаж почувствовал небольшой рывок вверх, гораздо слабее, чем когда переключились двигатели. Над кораблем раскрылось три огромных купола парашюта.

— Скорость 30 метров в секунду. Высота семь с половиной тысяч, — прокомментировал Иван.

Корабль стал снижаться чуть медленнее. При мощности двигателя 50% и текущей массе «Эверест» замирал практически неподвижно в атмосфере. Постепенно уменьшая тягу, пилот «садил» корабль.

— Скорость 17 метров в секунду.

— Нормально, чуть больше тысячи в минуту, пока держим так, — кивнул Том.

За несколько минут «Эверест» стал ближе к Марсу на 5 километров.

Иширо, взяв управления в свои руки, сохранял внешне восточное спокойствие. Но его ладони уже были мокрыми от пота:

— 2000 метров, повышаю мощность на один процент. Хорошая новость: похоже, буря прошла стороной, датчики работают в норме.

Экипаж пережил еще одну томительную минуту.

— Чуть больше тысячи, — хладнокровно отчеканил Иширо.

По инструкции в случае посадки в ручном режиме следовало переходить к последней операции.

— Двигатели 49%, садимся медленно, выпускаю подушки.

В днище «Эвереста» располагались специальные люки. Во время посадки из них как при аварии на автомобиле выстреливали несколько подушек безопасности. Эти подушки гасили инерцию корабля, чтобы защитить корпус и амортизировать вес судна.

Скорость снижения уменьшилась до нескольких метров в секунду, корабль почти парил над грунтом, медленно опускаясь.

— 500 метров… 400… 200… 100…

— Сейчас! Есть касание.

Экипаж ощутил слабый удар. Капитана тряхнуло в кресле, Рич стукнулся коленом о пульт. Иширо резко наклонило вперед. Ивана качнуло в сторону, но он мгновенно выпрямился.

— Выключай, — прохрипел капитан.

Иширо выполнил команду, гул корабля стих.

— Пиши Земле: «Посадка прошла успешно. Мы на Марсе», — капитан закрыл глаза. Рич подскочил в кресле и издал вопль, подобный возгласу древнего охотника, победившего льва. Иван с Иширо присоединились к нему, оглашая весь корабль радостными криками.

Земные хлопоты

«Мы на Марсе».

Эти слова из радиограммы вызвали гром аплодисментов в ЦУПе. Люди обнимались, целовались. Первые несколько минут ученых, космонавтов, помощников, чиновников — всех охватила эйфория. На огромном мониторе Центра управления полетами в Москве появилось изображение руководителей Европейского и Американского космических агентств. Все наперебой поздравляли друг друга. Это был общий успех огромной команды людей, работавших множество лет над этим проектом. Пока ученые в центрах наблюдения общались по выделенным каналам связи, президенты стран-участниц проекта также обменивались поздравлениями.

— Лев Николаевич, на связи Вашингтон, — голос секретаря затих в динамике.

Лев Николаевич нажал на дисплей, и на мониторе появилось толстое лицо мужчины 55-ти лет, с длинными, но редкими волосами, зачесанными назад. Мужчина улыбался и выглядел приветливо, но что-то в его глазах всегда не нравилось российскому президенту.

— Хеллоу, Майк.

— Поздравляю Вас. Наши страны добились этого успеха вместе, что, думаю, еще сильнее укрепит наш союз.

— Я рад, что наши страны много и плодотворно сотрудничают. Надеюсь, мы отпразднуем успех по возвращении космонавтов.

— Предлагаю устроить неформальную встречу. Приглашаю к себе на озеро Мичиган — мы как раз закончили строительство уютного правительственного отеля.

— Твое гостеприимство подкупает, Майк. Ты знаешь, я суеверен, так что давай пока не будем открывать шампанское. Когда корабль приземлится на Землю, тогда и будем праздновать.

— Хорошо. Тогда хотел обсудить вопрос по Алжиру. Я понимаю, что у ваших госкомпаний заключены долгосрочные контракты с Омаром, но после того, что он сделал с заложниками… Я надеюсь, Вы понимаете, что это так оставлять нельзя. Мы примем самые решительные меры.

— Я понимаю и выражаю соболезнование, это ужасное происшествие. Предлагаю обсудить наши совместные действия по этому вопросу в пятницу в Брюсселе.

— Хорошо. До встречи, Лев. Будем держать кулаки за наших парней на Марсе.

— Окей, Майкл. Дай Бог, все будет хорошо.

Он задержал улыбку, пока монитор не потух. Затем лицо его стало серьезным и немного грустным. На лбу и переносице появились привычные очертания глубоких морщин, свойственных людям, которые много времени проводят в размышлениях. Президент задумался, приложил ладони к вискам и немного опустил голову, затем провел руками по густым волнистым волосам, уже изрядно тронутым сединой. Ему недавно перевалило за пятьдесят.

Лев Николаевич занимал пост президента последние 12 лет. Он встал у руля во время очень тяжелых для страны событий: после резкого и продолжительного падения цен на нефть в России разразился кризис. Когда случился первый обвал, рухнули рынки, акции компаний упали в цене, началась паника. Прежний режим, державшийся за счет высоких цен на улеводороды, окончательно потерял доверие населения. Правительство не могло навести порядок, начались бунты, и бывший президент отрекся от власти и тайно эмигрировал. Это вызвало еще больший шок, даже ближайшие соратники не ожидали такой реакции правителя. В попытках стабилизировать ситуацию был созван временный чрезвычайный совет, куда вошел и Лев Николаевич, как министр науки. Он предложил программу радикального перестроения экономики. Еще молодой, но уже опытный и дальновидный политик понимал, что шумиха со временем уляжется, но есть вечные ценности, на которые государство всегда может опереться, например, земля. На своих просторах Россия в течение многих веков находила то, благодаря чему могла существовать и развиваться: лес, меха, золото, металл, уголь, нефть, воду. Теперь на первый план вышли урановые руды. Еще, будучи министром науки, Лев Николаевич активно развивал программу мирного атома и альтернативных источников энергии. Он предложил временному правительству антикризисную стратегию, которая заключалась в идее дать стране дешевую энергию, чтобы она могла жить и развиваться. Лев Николаевич сумел склонить на свою сторону большинство чиновников, и на внеочередных выборах народ избрал его новым лидером.

Заняв пост президента, Лев Николаевич стал «каленым железом» выжигать коррупцию в стране на всех уровнях власти, тысячи чиновников всех мастей и рангов сменили комфортные кабинеты на тюремные камеры. Реформы затронули также судебную и налоговую систему, армию, образование, промышленность и науку.

После массового строительства мини-реакторов энергия стала стоить копейки. Опасность аварии на таких станциях была меньше 0,01%, но даже в случае взрыва, зона поражения составила бы не более 20 километров в радиусе, а территория очистилась уже через 10 лет. И если сначала его технология мини-атомных станций казалась прорывом, то теперь она вошла в повседневную жизнь. Станции давали энергию для всего, начиная с заряда батарей для электромобилей и заканчивая промышленными гигантами.

Россия оправилась от кризиса и вновь заняла свое место среди самых влиятельных держав. Но поддержание этого положения требовало огромной и кропотливой работы, необходимо было отслеживать интересы страны во всех точках планеты.

— Господин президент, на связи господин Тао Хун, — секретарь произнес это более торжественным тоном, чем в случае с американским президентом. Лев посмотрел на монитор, ожидая увидеть своего партнера и союзника.

Мистер Хун был уже стар, однако необыкновенное здоровье и накопленная мудрость позволяли ему сохранять власть в своих руках. Несмотря на возраст китайских лидер был необычайно крепок телом и духом.

— В Вашем городе еще вечер, а у нас на небе давно горят звезды, друг мой. Но надеюсь, завтра солнце взойдет и согреет наши дружественные страны, — учтиво произнес старый китаец.

Действительно, в Москве уже смеркалось, но Лев любил работать вечерами. По его наблюдениям Тао Хун вообще не ложился спать и как недремлющее око оглядывал страну из окна своего высоченного правительственного центра. Он назывался «Башня власти», и в этой башне были размещены главные политические, экономические и бизнес-структуры Китая.

— Здравствуйте, господин Хун. Как самочувствие? Кошмары больше не мучают? — Вежливо поинтересовался Лев Николаевич.

Китайский руководитель в последние годы стал видеть, по его словам, вещие сны, и почему-то считал своим долгом рассказывать их «русскому другу». Как правило, в этих снах были катастрофы и трагедии, но иногда случались и хорошие сновидения. В конце весны Тао рассказал, что ему приснилось, как гигантский белый медведь ходил по Европе, от одной страны к другой, а потом лег на Польшу и растаял. И чуть больше, чем через месяц в Старом свете действительно случился природный коллапс: от Испании до Украины три дня шел снег, температура в июле опустилась до -5, погиб урожай, отменились многие авиарейсы, пострадал туризм. Как тут не поверить в провидение? Но, как правило, такое совпадение было один к десяти или даже реже.

— Я уже не видел сны целую неделю, но думаю, это не важно. Как поживает Ваша семья? — Морщинистое лицо китайца продолжало излучать дружелюбие.

Лев Николаевич улыбнулся в ответ:

— Спасибо, очень хорошо. Супруга и дети просили передать привет и благодарность за подарок. Эта управляемая модель яхты действительно шикарна, сын в восторге.

— Не стоит благодарностей. Мой секретарь чуть не забыл мне напомнить о дне рождении твоего мальчика, я чуть не уволил его за это. У самого память уже неважная, -как и многие старики, китаец любил жаловаться на здоровье, хотя его самочувствию могли позавидовать люди намного младше Тао, — забыл, я уже передавал благодарность твоей супруге за теплые носки?

— Да, господин Хун, на прошлой неделе. Она обещала связать еще, если эти Вам понравятся. Для всей Вашей семьи. Это ее новое хобби, но она волнуется, что не очень хорошо получается.

— Передай, что у нее золотые руки. С благодарностью примем новые. Ты знаешь, я люблю колоть дрова и делаю это почти каждый день зимой и летом, это напоминает мне о детстве и держит организм в тонусе, — китаец замолчал, как будто задумался, затем опять «очнулся», — так вот, на морозе колоть дрова холодно. Вернее телу тепло, а ноги мерзнут, поэтому эти носки будут незаменимы, когда я зимой буду колоть дрова.

Обычно разговор лидеров двух великих держав начинался на отрешенные темы и зачастую происходил как беседа давних друзей или иногда как отца с сыном. Затем разговор плавно перетекал на ключевые вопросы, которые, как правило, касались крупных проектов, контрактов или политических решений.

— Зимой я собираюсь съездить в Монголию, там они мне тоже пригодятся, — продолжал нахваливать шерстяные носки китаец.

Лев понял, что это сигнал к важной теме. Месяц назад они уже затрагивали вопрос о Монголии, инициатива тут исходила исключительно от Тао.

— Да, там сейчас неспокойно, одних носков для комфортной поездки будет маловато, — задумчиво протянул Лев Николаевич.

— Да, но после бури, как правило, выглядывает солнце, и жизнь продолжается с новой силой, — Тао не спешил раскрывать карты, хотя знал, что они оба прекрасно понимают предмет беседы, но тема была щекотливая.

Монголия в последние годы стала объектом геополитических амбиций Китая, но действующая власть сильно противилась переселению китайцев на свою территорию и не хотела потакать экономическим решениям мощного соседа в своих угодьях. Но у этой власти были враги, и Тао активно их поддерживал. По сути, он «благословил» вооруженный конфликт и сепаратистские настроения на юге Монголии, и повстанцы медленно, но верно продвигались на север к столице. США не одобряли этого, и во многом решение по монгольскому вопросу зависело от России. Америка всеми возможными мерами пыталось ограничить растущее политическое влияние Китая. Но отношения тут были гораздо сложнее, чем идеологическое противостояние коммунизма и капитализма в ХХ веке.

Льву не хотелось ссориться с Америкой, но и в Монголии у России были свои интересы, которых можно было добиться при помощи китайцев. По данным геологов в центральной части страны имелось крупное месторождение урановой руды, а с каждым годом этот ресурс пользовался все большим спросом. Монголия же не давала госкомпании «РосУранАтом» начать там добычу.

— Главное, чтобы солнце не спалило то, что останется от урагана, — Лев продолжил словесную метафорическую дуэль, настаивая на том, чтобы Тао первым раскрыл карты.

— На родине Чингиз-хана есть люди, которые хотят, чтобы было по-другому, чем есть сейчас. Если им дать возможность, они сделают лучше, чем сейчас. Но пока они не достаточно сильны, а власть находится в руках людей, не идущих на компромиссы. Эти люди как старые сухие деревья, которые думают, что корни удержат их и спасут от урагана. Но старые сухие деревья ураган вырывает раньше, чем молодые — те, что полны сока. Их гибкость — их спасение, ураган только пригнет их, и они распрямятся после бури и зазеленеют.

— Ураган должен расчистить лес, чтобы дать дорогу новой поросли? — Лев поддерживал заданную концепцию обсуждения геополитического вопроса.

— Да, лес станет молодым и безопасным, и по лесу можно будет гулять, не боясь, что старое дерево тебя придавит. И можно собирать грибы, — Тао знал, что «тихая охота» — собирание грибов одно из любимых хобби Льва Николаевича. Осенью он регулярно тайно летал на Алтай в свои угодья на выходные пособирать грузди и белые грибы.

— Но ураган должен быстро пройти, долгую непогоду никто не любит.

— Ураган пройдет быстро, если с севера будет благоприятный фронт, — намекнул Тао. Китаец уже напрямую предлагал раздел Монголии.

— Я понял Вас, господин Хун. Позвольте мне посмотреть на народные приметы, и я дам Вам свой прогноз погоды.

— Спокойной ночи, друг мой. Благодарю Вас за интересную беседу.

Тао был доволен, он знал, что Россия должна согласиться. Китаец налил из глиняного чайника немного зеленого чая с жасмином и стал напевать одну старую детскую песню.

Жребий брошен

Экипаж вглядывался в монитор. Буря прошла, и на экране хорошо был виден пейзаж красной планеты: пустынная поверхность с ямами, кратерами, холмами и целыми горными грядами. Иван ловил себя на мысли, что видел, как несколько раз что-то мелькнуло, будто ящерица перебегала от одного камня к другому. Но какая тут может быть ящерица? Просто ветер гонял пыль, собирая ее в причудливые формы. Датчики показывали за бортом -70 по Цельсию, причем сейчас была не самая суровая погода для Марса. Тут температура могла опускаться и до -150, такие условия даже закаленному сибиряку показались бы адом, не говоря уже об остальных членах экипажа, не привычных к суровым морозам. Например, Рича приводили в ужас рассказы Ивана об обычной для Новосибирска тридцатиградусной зиме. Удачная посадка вернула темнокожему англичанину привычное чувство юмора:

— А где делегация зеленых человечков? Нас что, никто не встречает?! Да мы сюда полгода добирались! Вот тебе и хваленое марсианское гостеприимство! Ну что, друзья, вперед?

— Не спеши, Рич, — капитан поглядел на него строгим взглядом. Так обычно босс смотрит на зарвавшегося заместителя или менеджера, который забывает, кто тут главный, — сначала жеребьевка…

— Какая еще жеребьевка? — Проворчал англичанин.

— Кто войдет в историю как первый человек, ступивший на Марс.

Иширо решил прервать диалог Рича с капитаном — ему не нравилось нарастающее напряжение:

— Я по такому случаю уже заготовил три зубочистки. Так как я остаюсь наблюдать на корабле, то в лотерее автоматически не участвую. Ну и чтобы вдруг СЛУЧАЙНО не возникло споров и толкотни у выхода… — Иширо спокойно посмотрел в глаза Ричу, при этом его губы дрогнули в легкой улыбке, — мы сейчас выберем, кто первым шагнет по Марсу. Одну зубочистку я оставляю целой, у второй ломаю только острие, третью ломаю пополам. У кого самая короткая — тот первый, — Иширо зажал в кулаке все три зубочистки целыми краями вверх, чтобы было непонятно, какая целая, а какие сломаны.

— Ладно, надеюсь, мы не будем теперь тянуть жребий, кто первый тянет зубочистку, а то мы отсюда никогда не выйдем, — Рич выхватил палочку со сломанным концом, — второй…

Капитан посмотрел на Ивана, тот жестом дал понять, что не спешит:

— Что достанется — то достанется. Тяните, кэп.

Том взял зубочистку, она оказалась нетронутой.

— Поздравляю, Ваня, — Иширо протянул ему самую короткую палочку, — сохрани для истории. Лет через пятьдесят эта деревяшка будет стоить кучу денег.

— Ладно, по коням. У нас полчаса на сборы, — капитан двинулся к выходу из отсека.

— До окончания действия «энергетика» чуть больше двух часов, должно хватить на прогулку и чтобы установить бур, — японец похлопал русского по плечу.

Все четверо отправились в грузовой отсек. Иван обошел марсоход, отстегнул удерживающие ремни, проверил, на месте ли аккумуляторы — на всякий случай. Иширо открыл отсек с костюмами, они свободно растягивались, все размеры были универсальны. Экипаж разделся до плавок и стал влезать в «спецодежду». У костюмов также был предусмотрен капюшон, плотно облегающий голову и уши.

— Мы как аквалангисты, — сказал Рич, натягивая капюшон, — еще бы маску и были бы похожи на ниндзя… Черные и непобедимые….

Капитану явно было не очень комфортно:

— Не знаю как ниндзя, но я бы в этом драться не смог.

Иван первый надел костюм «ниндзя-аквалангиста», как окрестил его англичанин, залез в кабину своего «трактора-марсохода» и потянул на себя люк. Русский устроился поудобнее и обхватил правой рукой джойстик. Все управление движением велось этим рычажком. Марсоход плавно развернулся и двинулся к люку в боковой стене отсека, освобождая место для других аппаратов.

Затем в свой марсобот взобрался Рич. Расположившись в «теле», он зафиксировал ноги и корпус. Иширо, оглядев напарников, сказал:

— Проверьте уровень заряда батареи.

— 99%…

— И у меня 99%.

— 100%, — ухмыльнулся Иван.

— Черт, и здесь он выиграл, — вздохнул Ричард.

Японец улыбнулся:

— Нормально, потеря мощности до полутора процентов за то время, пока мы летели, допустима. Иван — первый. Рич, вставай сразу после него. Капитан, Вы замыкаете.

Процессия выстроилась в соответствии с жеребьевкой.

— Теперь надеваем шлемы и запускаем программу «погружение».

Иван надел шлем и подключил подачу воздушной смеси: «Вроде все герметично. С Богом». Откуда-то сбоку и сверху стала поступать светло-бирюзовая жидкость. Он посмотрел на меню, глаза привыкали к искаженному изображению, светодиоды красиво освещали кабину. Дисплей через жидкость казался расплывчатым, но парень смог бы управлять машиной и в полной темноте, на Земле все движения были заучены до автоматизма. Иван увидел, как сбоку подошел Иширо. Губы его двигались, но слов он не мог разобрать. Иширо показал на свои уши.

— Включить внешние динамики и внутреннюю связь, — пытался втолковать японец.

Иван коснулся пальцем одной из кнопок меню. Теперь он слышал, что происходит за бортом. Русский отрегулировал громкость на минимум: «Наверняка, на Марсе свистит ветер».

— Как дела, братишка? — Рич был явно на кураже.

— Все в порядке, готов к выходу, — ответил Иван и подумал: «Надо также убавить громкость связи между ботами».

Иширо оглядел всех членов экипажа, затем отошел в сторону и что-то достал из небольшого отсека:

— А теперь фото на память. Выглядите, как терминаторы.

Иширо сделал несколько общих снимков и щелкнул по отдельности каждого члена экипажа, не забыв про селфи:

— По моей команде.

Он скрылся за люком между отсеками. Потянулись секунды. Теперь голос его зазвучал из динамика внутренней связи:

— Последняя готовность.

Иширо координировал процесс разгерметизации из отсека управления. Он еще раз проверил показатели. Грузовой отсек, он же ворота «Эвереста», был изолирован от остального корабля.

Над выходом зажглась красная лампа. Большой люк стал медленно открываться. Сначала Иван увидел лишь черноту, мгновение спустя он понял, что это и есть «ночной» Марс. Наконец, люк опустился. Русский нажал на рычаг, и марсоход двинулся вперед.

Научный гений

Профессор Альберт Борисович Хаимович работал в новосибирской лаборатории. Это был мужчина среднего роста, худощавый, но достаточно жилистый и крепкий. Он носил прямоугольные очки в тонкой оправе по моде начала века. Как правило, на работу ученый приходил в рубашке и брюках, но в свободное время предпочитал более демократичные футболку и джинсы. Это был настоящий трудоголик. В свои 44 года Альберт Борисович считался одним из самых одаренных специалистов в отрасли вирусологии. Несколько лет назад Академия медицинских наук утвердила его на посту заведующего лабораторией вирусологии и биотехнологии в Новосибирске. Правда, из-за его тяжелого характера и неуступчивости во взглядах на развитие лаборатории, профессор успел нажить немало врагов в научном сообществе, в том числе и среди чиновников Академии.

Было 7 часов утра, большинство его коллег только просыпалось, но профессор Хаимович уже находился на рабочем месте. Он и еще несколько преданных помощников приходили раньше, а уходили гораздо позже остальных. Их прозвали люди «Ха», так как вокруг заведующего лабораторией сформировался определенный круг лиц, в который попасть было очень трудно. Круг этот не менялся уже несколько лет.

В данный момент «люди Ха» были заняты очередным «внеплановым» опытом профессора Хаимовича. Альберт Борисович очень любил внеплановые опыты, на которые, собственно, и уходила большая часть сверхурочно отработанного времени его команды. Основным хобби ученого было скрещивание различных вирусов. Многие из таких опытов официально запрещались по договору об ограничении разработок биологического оружия, подписанного 183 странами. Но Альберт Хаимович убедил свою команду, что это происки политекратов, нельзя губить отрасль, а нужно продолжать работать, и однажды все это очень понадобится. К тому же Альберт Борисович был убежден, что по другую сторону океана ученые не сложили микроскопы и также ведут работы в этом направлении.

Доверять профессор мог только трем своим коллегам. Первый — Андрей Кузнецов, молодой и амбициозный ученый, грезил о мировой славе, был очень честолюбив и достаточно одарен. Шеф считал его своей правой рукой. Вторая — Машенька Снегирева, миловидная лаборантка, менее одаренная, чем Андрей, но очень старательная. Она была дочерью друзей Альберта Борисовича, которые погибли в авиакатастрофе. В 16 лет девушка осталась сиротой. Профессор помог ей поступить в Университет, затем взял на практику к себе в лабораторию, а после вуза определил в помощницы. Поэтому Машенька была предана ему, честно делала свою работу и держала язык за зубами. Третьим членом их квартета был Иосиф Бец, также сын друзей Хаимовича, которые жили сейчас в Израиле и отправили отпрыска на стажировку к старому другу. Его родители были генетиками, но сына больше занимала микробиология и вирусология. Поэтому лучше наставника для написания диссертации, чем Альберт Борисович найти было трудно. С первых дней работы в лаборатории Ёся, как называли его друзья, проявил большое рвение, и за короткий срок заслужил уважение коллег и расположение профессора.

Машенька вошла в лабораторию четвертой. Профессор, Ёся и Андрей уже работали.

— Вы слышали? — Вместо приветствия с порога крикнула девушка. — Они приземлились, корабль сел успешно. Сегодня Ваня должен обследовать поверхность.

Маша и Андрей знали Ивана, он был немного старше их, но они вместе учились в одном научно-техническом вузе.

— Небось, после возвращения совсем зазнается, столько славы, — буркнул Андрей, не отрывая глаз от микроскопа.

— Ты не прав, Ваня — хороший парень… — немного смущаясь, ответила Маша.

— Кстати, я Вам не говорил? — Профессор слегка откинулся на стуле. — Мои письма в Академию возымели успех. Часть марсианского грунта для изучения отдадут нам. Возможно, отчасти из-за того, что Воробьев — наш земляк. Но, думаю, основную роль сыграло то, что наша лаборатория считается одной из лучших в стране.

— У нас будет грунт? — Ёся крепче сжал пробирки, чтобы не выронить их.

— Да, вчера разговаривал с руководителем Академии. Москва согласилась выделить образцы для изучения.

— Интересно, а он сам вернется в Новосибирск? — спросила Маша, ни к кому конкретно не обращаясь, и слегка покраснела.

— Боюсь, красотка, после возвращения у него будет много других дел. По дачам генералов только полгода придется разъезжать, забавляя их рассказами о Марсе, — съязвил Андрей, бросив на девушку беглый взгляд.

— Ладно, поживем — увидим, — Альберт Борисович решил вернуть мысли коллег в рабочее русло, — чем будет заниматься Воробьев по возвращении, нас не должно волновать. А грунт, который он доставит на Землю, будет нашей основной работой на ближайшее время. Как, кстати, у нас дела с Гошей?

— Сейчас принесу, шеф, — отозвался Ёся.

Белая крыса Гоша тихо спала в стеклянном герметичном боксе. Рядом стояла большая клетка с десятком таких же крыс, в каждую из которых был внедрен небольшой чип. Когда к загривку крысы подносили сканер, он считывал информацию с ее кличкой, возрастом, биометрическими параметрами и другими данными. Так что в режиме он-лайн можно было получать информацию о температуре, составе крови и давлении животных.

Альберт Борисович активно работал над данной технологией. На западе люди добровольно за вознаграждение соглашались в порядке эксперимента «вшивать» в себя такой чип. С его помощью врачи и ученые анализировали состояние организма. Но западные специалисты жили на гранты и правительственные дотации, у нас же эту программу не оценили, и денег не дали. Профессор считал проект очень перспективным как для науки, так и для государства. По его мнению, внедрение таких чипов с рождения позволило бы выявлять заболевания на ранних стадиях, помогло бы контролировать миграционную ситуацию и упростило бы борьбу с преступностью. Человек, совершивший преступление, мог быть быстро вычислен с помощью спутников, отслеживающих все чипы. То есть предполагалось, что в режиме он-лайн возможно наблюдать за тем, где находится каждый гражданин в тот или иной момент. Альберт Борисович осознавал сложность внедрения этой технологии в общество, ведь вряд ли кто-то захочет быть всегда на виду у спецслужб. Но профессор был убежден, что как только правительство наберется смелости, то найдет способ повлиять на массы.

Сам Альберт Борисович был очень консервативный в политическом плане человек. Его пугали любые бунты, революции, демонстрации. Денег на его научные инициативы не давали или давали мало. Всё финансирование лаборатории было государственным. И средства выделялись на те проекты, которые утверждали ученые мужи из Академии. Это его очень раздражало, но он верил, что время идиотов, которые руководят сейчас министерством науки, пройдет. Только надо все подготовить, надо провести множество экспериментов, пока на крысах, на обезьянах, свиньях, собаках, потом и на людях. Да, на людях, не обязательно легально, главное — чтобы был результат. Потом он всем им будет нужен, и докторам и силовикам. Все его наработки очень пригодятся, а он пока все отработает, наладит. Пусть не дают денег, он и сам справится, за ресурсы лаборатории отчитываться не надо, тут он царь и Бог. Потом все окупится.

Иосиф подошел к аквариуму Гоши. В соседней клетке забегали потревоженные крысы. Гоша спокойно лежал, емкость была герметичной, с замкнутой системой циркуляции воздуха. Крысу недавно инфицировали новейшим вирусом. Это было пока первое испытание. Профессор создал новый штамм, скрестив вирус бешенства и бактерии туберкулеза. В случае успеха эксперимента, новый супервирус мог бы передаваться воздушно-капельным путем. Боезаряд, начиненный подобной заразой, доставленный в лагерь или город врага, мог вывести из строя живую силу противника надежнее, чем взрыв бомбы.

Ёся взял контейнер, проверил, надежно ли закреплен воздушный нагнетатель. Гоша лежал, нервно подрагивая, заражение прошло успешно: вчера сканер показал, что в его крови обнаружен вирус. Парень перенес аквариум в отдельный кабинет, в который имели доступ только они четверо. Альберт Борисович и Андрей уже ждали там. Маша делала свою работу в общей лаборатории.

Аквариум поставили на стол, Альберт Борисович взял лазерный сканер и навел на Гошу. Лампочка на сканере мигнула, прибор звонко пискнул, выдав показания на монитор. Крыса дернулась, как будто очнувшись ото сна, кинулась на силуэт человека, ударилась о стенку аквариума, отскочила, злобно зашипела, кинулась снова, как будто не веря в препятствие или пытаясь его сломать, опять ударилась, упала на спину и отползла к противоположной стенке. С подбородка животного свисали маленькие капли пены. Аквариум накрыли темной полупрозрачной тканью, чтобы понапрасну не нервировать подопытного.

— Все симптомы на лицо… на лице даже… и не только, — Андрей пробежал глазами по показателям на мониторе, — температура выше нормальной на 3 градуса, тахикардия, повышенное слюноотделение. Также симптомы туберкулеза, но менее выраженные.

— Так и должно быть, от палочки Коха нам был нужен только способ передачи. Теперь бешенство можно подцепить по воздуху, — Альберт Борисович тоже изучал цифры на экране.

— Не зря мы полгода «учили» его летать, док, — радостно сказал Андрей.

— Это только вторая стадия, до конца опыта еще много времени. Сможет ли грызун заражать кого-то еще без укусов? — Ёся встал рядом с Андреем и с улыбкой поправил свои очки.

— Ладно, не умничай, все равно это уже успех, — огрызнулся Кузнецов.

— Так, молодежь. Ваш научный спор очень интересен, но давайте поработаем, пока не пришли остальные. Маша?!

— Альберт Борисович, еще пять минут, мне надо закончить отчет для Козлова.

— Закончишь позже, ты нужна нам тут.

По полу застучали каблучки Снегиревой.

— Так… команда, соберитесь, переходим к третьей стадии. Маша, бери камеру, будешь фиксировать, — Альберт Борисович старался почаще называть своих ребят командой.

Девушка взяла небольшой монитор, закрепила его напротив пустого стола, нажала на сенсорном дисплее несколько кнопок. Андрей поставил на стол новую клетку-аквариум, немного больше той, где сидел Гоша. Внутри находилась стеклянная перегородка с вентиляцией. Воздух мог перемещаться из одного отсека клетки в другой. В одной части бокса уже сидела крыса.

— Ёся, сними показания у Графа 12, — попросил профессор.

В каждом эксперименте крысам давали уникальные имена-серии. Так как крысы гибли часто, а эксперимент мог не продвигаться в желаемом направлении, то именам подопытных с определенным функциями присваивали номера. Например, крыса с именем «А» использовалась для непосредственного заражения. Крыса с именем «В» — для контакта с инфицированной особью, а крыса с именем «С» — для того же контакта, но с предварительным уколом необходимой инъекции и т. д. Зачастую эксперимент заканчивался на животных с именем А 39, Б 27, С 8. Гоша был пятнадцатой особью, а Граф — двенадцатой данного эксперимента. Предыдущие грызуны присоединились к армии жертв научных битв.

Ёся направил сканер на Графа, чип в крысе передал информацию о физических параметрах и составе крови.

— Все в порядке, профессор, идеально здоровый объект.

Андрей вставил свободную часть клетки в «переходник», который соединил с аквариумом Гоши. Получилось нечто похожее на рукав между самолетом и входом в аэропорт. Андрей и Ёся одновременно нажали кнопки на воздухонагнетателях клеток. Они также отвечали за управления люком. Зараженная особь не спешила переходить на новое место жительства. Андрей по привычному сценарию накрыл клетку Графа темной тканью. Профессор взял со стола лампу и направил ее в упор на Гошу. Зараженная крыса зашипела и кинулась в темноту, за пару секунд очутившись во втором контейнере. Послышались щелчки, заработали электромоторчики, люки закрылись.

Грызуны оказались в одной герметичной клетке, разделенные прозрачной перегородкой с вентиляционными отверстиями. Граф глядел сквозь стеклянную стенку на собрата, еще не понимая опасности. Гоша, немного успокоившись, обратил внимание на соседа и через секунду кинулся на него. Граф отскочил, испуганно и удивленно глядя на гостя. Крысы — социальные животные, и за все время жизни Графа в общей клетке ни одна особь не вела себя столь агрессивно. Гоша бился о стенку, пытаясь добраться до соперника, искусать, загрызть, задавить его.

— Переселение прошло успешно, время первого контакта 7 часов 41 минута, — Маша закончила вести видеосъемку на этой фразе.

— Накройте всю клетку тканью, проведаем их вечером. А теперь — по местам, займемся текущими делами, — Альберт Борисович еще раз посмотрел на аквариум с крысами и вышел из кабинета. Помощники последовали за ним.

Прогулка по красному полю

Колеса коснулись поверхности Марса, плавно погрузившись в пыль. Иван нажал рычаг чуть сильнее, марсоход ускорился, космонавт посмотрел на монитор. Камера заднего вида показала, как следом шагнул Рич, за ним двинулся марсобот капитана Тома.

— Рич Кук-младший на Марсе! Встречайте, аборигены!

Иван улыбнулся и остановил марсоход. Рич сделал первый прыжок и пролетел пять метров. Спустя несколько секунд рядом «приземлился» капитан.

— Говорит Том, общая проверка связи. Иширо, как слышишь нас?

Повисла небольшая пауза, затем раздались слабое шипение и голос японца:

— Все в порядке, слышу хорошо. Умники на базе не синхронизировали нормально каналы между кораблем и марсоботами, я исправил. Как ощущения?

— Сумбурные. Движемся к цели. Пятьсот метров на юг. Рич, держим расстояние между марсоботами не менее 10 метров, чтобы не задеть друг друга гарпунами случайно.

Рич прыгнул влево. Оказавшись на нужном расстоянии, он отвел немного в сторону правую «руку» марсобота и выпустил гарпун. Наконечник глубоко вошел в грунт.

— Порядок, сейчас левую проверю. Теперь можно погулять, — англичанин повернул голову, вдали «взлетел» силуэт капитана. Сквозь жидкость и защитный корпус капсулы даже на относительно небольшие расстояния видно было плохо. Помогал трехмерный сканер, проецирующий картинку окружающего ландшафта с объектами на монитор в радиусе ста метров. Каждый пилот марсобота видел, с какой скоростью он движется, какое расстояние до объекта, отдельно отмечались опасные места, большие камни, впадины и так далее. Этот сканер разработчики позаимствовали из автомобильной промышленности, где их с успехом применяли для автопилотов.

Англичанин оттолкнулся, подпрыгнул на три метра вверх и пролетел семь метров вперед:

— Ладно, а теперь по-взрослому…

Новый прыжок — на пять метров в высоту и одиннадцать в длину. Кроме слабого притяжения, прыгать, как кузнечик, помогали электроусилители «ног», а система амортизации не давала сломать кости при приземлении.

Иван тем временем освоился в тракторе-марсоходе. Разогнаться не позволяли неровности «дороги», да и если бы захотел, специальные ограничители не дали бы это сделать. Поэтому Рич с капитаном быстро его обогнали и прыгали впереди. Воробьев не мог без смеха смотреть на их кузнечекообразный способ перемещения.

— Представляю себе лет через сто дороги Марса с такими вот прыгунами…

От этих мыслей его отвлекла большая яма метров в шестьдесят диаметром. Справа часто лежали камни, слева было еще несколько ям поменьше. Иван задумался, с какой стороны лучше объехать. Он повернул джойстик управления, марсоход медленно, но уверенно пошел в объезд слева. Прыгающие точки впереди отдалялись.

Иван вел марсоход по узкой полоске между двумя впадинами, свались в одну из них — и он бы наверняка перевернулся, тогда успех экспедиции мог значительно пострадать. Он замедлил скорость, затаил дыхание и немного вытянул шею, даже чуток высунул кончик языка. Парень вспомнил свои первые уроки вождения, когда еще не чувствовал габариты машины и проезжал в узком проходе мимо двух припаркованных автомобилей. В эти мгновения почти сливаешься с машиной и сам физически начинаешь чувствовать, как проходишь в нескольких сантиметрах от помехи.

Неожиданно грунт под левым задним колесом осыпался, и оно, соскользнув с края, повисло над ямой. Марсоход накренился вниз и стал медленно сползать. По спине пилота пробежала нервная дрожь. Иван до упора резко надавил на джойстик, электродвигатели усилили тягу, передние колеса забуксовали. Ситуация становилась критической.

«Глубина ямы метров восемь в центре… если соскользну, перевернусь несколько раз… оборудованию, наверняка, хана придет… тяни же, тяни», — тревожные мысли роем пронеслись в голове космонавта. Наконец, передние колеса схватились за твердый грунт, марсоход медленно начал выползать. Иван чуть отпустил рычаг, чтобы снова не забуксовать. Аппарат выровнялся, и все четыре колеса встали на твердую поверхность. Через минуту проклятая яма осталась позади.

Том посмотрел на монитор, в двадцати метрах по левую руку прыгал Рич. Англичанин уже опередил его метров на семь.

— Разогнался парень… надо его притормозить…

Капитан еще раз посмотрел на экран, марсоход русского на нем не обозначался. Пилоты марсоботов так увлеклись этим веселым передвижением, что упустили из виду Ивана.

— Рич, стой.

Кук-младший приземлился после большого прыжка и не сразу смог затормозить, сделав по инерции еще несколько быстрых, неуверенных «шагов». Тому даже показалось, что напарник вот-вот упадет «лицом» вниз.

— Иван, отвечай. Ты где? — Обеспокоенно спросил капитан.

Следом в эфире раздался голос Рича:

— Ваня, что случилось?

— Прием. Проблемы с ландшафтом, все в порядке. Дорога как у меня на дачу, яма на яме, — успокоил Воробьев.

Коллеги не совсем уловили смысл слов про дачу, но поняли, что с напарником все в порядке. Через несколько секунд марсоход вырулил из-за большого камня высотой с двухэтажный коттедж.

— Еще 200 метров, и делаем первые пробы, — уточнил капитан.

— Почему так далеко? — Прозвучал в динамиках голос Рича. — Нет, я конечно не против, прогулка мне нравится. Но смысл?

Том вздохнул и стал объяснять:

— Все просто: когда мы приземлялись, то двигатели раскалили почву под нами и вокруг корабля. Также антирадиационное поле действует в радиусе трехсот метров вокруг. Все это теоретически может повлиять на состав грунта и на то, что мы все очень надеемся найти.

— Жизнь?

— Ее самую. В общем, надо максимально исключить влияние антропогенного фактора. Все образцы будут в специальных колбах, которые защитят почву от внешнего воздействия. Поэтому минимальный радиус от корабля до точки забора грунта — пятьсот метров. С запасом.

— Том, Иван, Рич.., — голос Иширо звучал взволнованно, — я анализирую состояние датчиков. Что-то происходит в атмосфере. Я думаю, может прийти новый ураган.

— Иширо, ты можешь сказать точнее, что это будет и сколько у нас времени? — Насторожился капитан.

— Я не бюро прогноза погоды, сейчас программа анализирует данные…

— Ладно, действуем по плану, — Том с надеждой вглядывался в Марсианское небо.

Пилоты продолжили маршрут. Через несколько секунд они вновь услышали голос японца:

— Вы достигли отметки, необходимая дистанции от корабля пройдена. Можете приступать к забору проб.

Иван остановил свой транспорт. Место для бурения было подходящее. Задача пилота состояла в том, чтобы доставить бур в заданную точку и установить его на поверхности. Дальше бур, фуллереновое напыление которого позволяло пробивать даже самые твердые породы, должен был работать автономно и взять глубинные пробы марсианской почвы. Ведь чтобы добраться на нужную глубину, потребовалось бы больше времени, чем могла дать защита от радиации на марсоходе. Воробьев отстыковал бур от марсохода, вывел крепежные устройства, зафиксировал на почве и запустил аппарат. Микрофоны, расположенные снаружи, передали в кабину звук бура, похожий на тот, которые издавали старые бормашины, использовавшиеся еще до широкого внедрения лазера в стоматологию. Бур медленно, но верно вгрызался в грунт.

Капитан тем временем делал заборы проб атмосферы. В правой «руке» его марсобота располагалось специальное устройство. По сути, это был пылесос, только не с мешком для мусора, а со специальной металлопластиковой колбой, куда засасывались образцы. Когда давление в колбе достигло нужного значения, устройство автоматически остановило закачку.

Рич осмотрелся и решил подобрать пару камней. Часть предназначалась ученым, а несколько он решил оставить себе и потом раздать на сувениры. Англичанин настроил свои телескопические буры, которые располагались в «пятках» марсобота. Он нажал несколько клавиш на дисплее. Устройства пришли в движение. Длина буров позволяла взять пробы на глубине до трех метров. Рич ощутил вибрацию, весь марсобот мелко задрожал. На мониторе появлялась информация, какой глубины достигли устройства. Двигаться во время этого процесса, само собой, было невозможно. «1 метр» прочел Рич на экране. Вибрация стала чуть тише, буры вгрызались в грунт уже на глубине.

— Внимание, на нас движется ураган, скорость 150—200 метров в секунду, будет в нашем районе минут через 30—40, пока не могу определить, сколько до него точно. Вам должно хватить времени, если поторопитесь обратно, — голос Иширо затих.

Люди поняли, что выбрали для прогулки не самое удачное время, но предсказать здесь погоду не представлялось возможным. Дорога была каждая минута. Все старались быстрее выполнить свои задачи и вернуться на корабль в безопасность. Марсоботы не были рассчитаны для движения в сильный ветер. Для Рича и Тома это могло стать вопросом жизни и смерти, но работу нужно было закончить. Для этого и летели.

Первым справился Воробьев. Бур был установлен и работал. К следующему выходу человека на планету, устройство должно было достигнуть необходимой отметки и взять глубокопочвенные пробы. Система крепления аппарата была рассчитана на то, чтобы выдержать ураган, и волноваться за него не стоило. Иван связался с Иширо:

— Принимай управление. Есть контакт с буром?

— Да, вижу его на мониторе, показатели идут. Возвращайся.

— Кэп, я на базу, — отчитался русский.

— Двигай.

Марсоход передвигался значительно медленнее аппаратов Тома и Рича, поэтому Иван не стал их дожидаться, чтобы успеть вернуться на корабль до урагана. Капитан тем временем дошел до небольшого утеса. Ему нужно было взять несколько проб твердых пород на поверхности. В его левую «руку» было вмонтировано устройство похожее на воронку, но с буром посередине. Бур работал как перфоратор, совмещая сверление с ударами. Кусок скалы, который выбрал Том, рушился, камни и пыль падали в воронку, скатывались и попадали в отсек для хранения. Капитан услышал голос Рича:

— Сэр, я все. Пробы взял.

— Возвращайся, я догоню.

Рич взглянул на капитана, отстегнул якоря и сделал прыжок. В динамиках вновь раздался голос японца:

— Есть точная информация, если программа и датчики не врут, ураган будет у нас через 10 минут, скорость 180 метров в секунду.

Капитан немигающим взглядом смотрел, как бур ломает скалу.

«Достаточно, пора на базу», — сказал он себе мысленно, повернулся к кораблю и прыгнул.