Оглавление

Жизнь в человеческом мире

Повесть первая. Демон задувает свечи на торте

Полагалось, чтобы я задул свечи, но я категорически не хотел этого делать. Вся фишка таких ритуалов в том, чтобы исполнилось желание. Среди людей принято выбирать обязательно «самое заветное» желание, потому что они верят, что счастье может наступить только так. Но в моем случае это был бы полный крах, смерть всем смертям, ужас ужасный. Сам ад перевернулся бы, если бы узнал, что именно творится в моей голове и какое именно желание у меня самое заветное.

Сегодня мне исполнялось сто девятнадцать лет, но так как я живу в земном мире среди людей, то, по официальной версии, для них всех мне должно было стукнуть девятнадцать.

Живу я в общем-то неплохо, окруженный некой свитой — простыми смертными, которые считают себя моими друзьями, даже не подозревая, насколько же глубоко они погрязли в пучине моей манипуляции. Если уж быть откровенным, то это даже не самые плохие люди — творческие, яркие, креативные, амбициозные и позитивные. То, что нужно мне, да и, собственно, им самим.

Мы познакомились с ними почти сразу, как я попал в этот город. Это было, по земным меркам, год назад, а по моим собственным — все произошло будто бы вчера. Я приехал на поезде, несколько расстроенный и потерянный, не слишком хорошо понимавший, что же мне теперь со всей моей ситуацией делать. Все было достаточно банально: меня выгнали из дома родители… Было бы, если бы я не был демоном, конечно. Если вы живете как обычный подросток, то подобные выходки с обеих сторон семейного положения вполне объяснимы биологией и социальными науками, но в Аду не существовало гормонов, равно как не было и никакого социума — были только чувства и страсти, и их я как раз и хотел бы избежать. Меня всегда занимали рабочие вопросы: бизнес, дела, деньги, карьера, заработок, достижение уровня и его стабилизация. Из всех эмоций мне были близки только жадность, ревность и амбициозность, а вот выворачивать душу мне ой как не нравилось. Я шел вразрез с традиционным воспитанием демонов и достиг в провокации и манипуляции таких высот, что даже родненькие папенька и маменька отчаялись привить мне каплю того, чем полагается обладать подобным нам натурам. Так что, как только мне стукнуло восемнадцать (по земным меркам, конечно же) годков, мне поставили первый в жизни ультиматум: либо я берусь за ум, либо больше не числюсь членом семьи, клана, сообщества и Адского мира в целом. Поскольку лично я считал, что как раз таки за ум я и держусь, взявшись уже давно за логическую и математическую сторону жизни, то решение нашего конфликта произошло радикальным образом. Я оказался на земле, а они остались под ней, и обеими сторонами было принято решение больше не иметь друг к другу никакого отношения.

Как я уже сказал, приехал я сюда поездом — банальной такой электричкой, выбрав именно этот транспорт как самый экономный. Человеческих денег у меня было не так уж и много, и на тот момент я не знал, как и когда заработаю себе на жизнь. В целом этот транспорт не был для меня нов или не знаком, жители Ада часто им пользуются для перемещения. Настолько часто, что пришлось внедрить в сознание наших смертных соседей такие понятия, как час пик, пробки и выражение «жарко как в аду». Конечно, никто никогда вам не расскажет, где именно находится та самая конечная станция, с которой отправлялись я и все мои коллеги, если их можно было бы так назвать, но поверьте, она действительно существует. Порой люди не видят ничего дальше своего носа, проходят мимо очевидного, отказываются признавать что-то вне своего понимания, ну а нам это очень даже на руку.

Так год назад я приехал на поезде, который в окрестностях этого города заменяет всем жителям почти что мать родную, ибо в дороге и в погоне за деньгами они проводят больше времени, чем отмерено им по жизни. Мне эта политика была близка, и, сразу же сойдя на перрон, я ощутил три вещи: долгожданную свободу от опеки и контроля, запах необузданных перспектив и… одиночество. Да-да, вы не думайте, что я такой уж бездушный. Пусть мои эмоции и далеки от традиционных привязанностей, все же до этого целых восемнадцать (по человеческим меркам, напомню) лет я жил в тесноте. Выйти из нее хоть и было сладко, но все же довольно болезненно.

За год жизни в человеческом мегаполисе я оброс связями, контактами, отношениями, предпочитая скреплять их деловыми контрактами в максимальной большей степени, насколько это было возможно по ситуации. Для меня это всегда было гарантом спокойствия: по существу всегда легче, чем когда тебя стараются дернуть за душу. Я же не пес какой-то, чтобы меня тормошили за хвост, и не козел или баран, чтобы кто-то тянул за рога. Кстати, никаких рогов у меня и нет.

Не знаю, как меня представляли бы люди, если бы я признался им, кто я есть на самом деле, но для них я был человеком, и таковым они меня и видели. Я несколько раз спрашивал у знакомых о своей внешности и через некоторое время сделал ее по описанию, присвоенному мне окружающими меня людьми. Получилась милая мордашка, симпатичная и привлекательная, что порой даже немного беспокоило меня. В глазах окружающих я был восемнадцатилетним парнем, темноволосым, со слегка завихренным чубом и забавным выражением лица, когда, конечно, не злился. В такие моменты во мне мелькало что-то от моей настоящей внешности: глаза становились черными, рот кривился, и брови вместо обычно забавно сложенных «домиком» изгибались, придавая лицу смесь сарказма, презрения и толику ненависти. Но если уж быть честным, то злился я нечасто. В этом мире мне удавалось найти себе множество занятий, которые приносили мне удовлетворение, так что как таковой адской ярости я за последний год почти и не ощущал.

Вообще я очень даже хорошо устроился, должен вам признаться. Почти сразу я познакомился с двумя ребятами, которые хотели стать музыкантами. Я смог это устроить довольно легко, организовав им выступление в каком-то популярном ночном клубе. Это был мой первый пробный шаг, и я хотел понять, насколько же велики мои возможности на поверхности, так что чистых денег с этого действия я не заработал. Но во время выступления ко мне подошла девушка, представилась Машей и призналась, что разочарована всем происходящим. Я заинтересовался, у нас завязался разговор, который мы продолжили во время прогулки вдоль набережной, потому что что-то обсуждать в клубе с орущей музыкой и беснующейся толпой почти невозможно. Она оказалась девушкой одного из моих знакомцев, который прямо сейчас отжигал на сцене и покорял мир тяжелого рока. Маша задумчиво вздыхала, дергала себя за локон и отводила глаза, но мне все-таки удалось выяснить, в чем же, собственно, проблема. Оказалось, что они с этим самым парнем хотели вдвоем работать над театральными проектами, даже что-то начинали, что-то получалось, но слишком уж он хотел быть музыкантом. И вот так внезапно — сцена, слава, занятость. А как же театр? А как же Маша? Вот бы этого всего не произошло!..

— Маша, значит, ты хочешь, чтобы твой парень бы несчастным? — в лоб спросил я.

Она вытаращила на меня глаза.

— Да. Если он будет несчастным, то мое горе не будет мерцать в одиночестве. Ведь знаешь, грустить всегда лучше в компании, — созналась она.

Я опешил. Людская логика всегда меня поражала, но я еще никогда не сталкивался с ней так близко.

— Маша, давай заключим с тобой контракт? — предложил ей я.

— Какой такой контракт?

— Рабочий. Я поговорю с твоим парнем и сделаю так, что он бросит музыку. А взамен вы возьмете меня заниматься с вами театральными проектами. Идет?

Маша недоверчиво посмотрела на меня.