автордың кітабынан сөз тіркестері  Пыль. История современного мира в триллионе пылинок

Джей Оуэнс

Стоит отметить, что городская пыль – нечто гораздо большее, чем просто углеродная сажа от горения. На каждом шагу между людьми и окружающей средой возникает трение. Взять автомобили, автобусы и поезда: колодки трутся о тормозной диск, а колеса – о дороги и рельсы. Это происходит много миллионов раз в день. Поперечная сила давит на материалы и отслаивает крошечные частички металла, резины и асфальта. Мне как велосипедистке эта «дорожная грязь» знакома до боли. Когда я протираю лицо после того, как весь день провела в центре Лондона, ватный диск заметно темнеет.

Семьдесят пять лет дно высохшего озера Оуэнс было мертвым местом. Экологически значимые места обитания, где росли солончаки, составляли менее 2 % поверхности[630]. На большей части территории сложно было найти кого-то крупнее цианобактерий да одноклеточных архей. Потом, в 2001 году, Департамент наконец открыл вентили – и талая вода с высокогорья снова хлынула на плайю. Вскоре на площади в 26 квадратных миль[631] появилось множество неглубоких луж и более глубоких прудов, которые ловят пыль.

Эта вода вернула жизнь, причем в огромном и неожиданном изобилии. Солянка, которая десятилетиями находилась в спячке, вдруг начала самосеяться. Десятки тысяч перелетных птиц, летящих на Западное побережье после зимовки на юге Патагонии, заметили водную гладь, мерцающую под весенним солнцем. Они стали питаться там мухами-береговушками и накапливать силы перед полетом в леса арктической Канады и на берега Берингова моря.

Птицы прилетали на озера Большого бассейна 800 тыс. лет. Потом была 80-летняя пауза – и вот они вернулись.

Пыль – история этого ландшафта, тоненькая серая путеводная нить приключения, связывающая людей и места, прошлое, настоящее и будущее.

Пыль – не только символ времени, распада и смерти, но и останки жизни. Ее значение – не черное и не белое, а серое и нечеткое. Нам приходится жить с пылью, и это долгий урок принятия противоречий: да, надо наводить чистоту, но не отождествлять себя с чистотой; да, надо уважать материальную потребность в гигиене, но отказываться воспринимать ее как социальную метафору.

Заманчиво считать средневековый мир грязным, но историки настаивают, что это несправедливый стереотип. Мы проецируем грязь на прошлое, чтобы сложился рассказ о прогрессе

«Чтобы мы сегодня смотрелись чистыми, нужно рассматривать прошлое как гору мусора», – говорит Джон Сканлан

В английском языке даже появилось обозначение для этого затягивающего чувства отчаяния и бессилия перед неумолимым ветром: dust blues («пыльный блюз»).

Английское слово dust, обозначающее пыль, происходит от праиндоевропейского корня dheu- (пыль, пар, дым). От него же, предположительно, произошли слова fume (дым), typhoon (тайфун) и typhus (тиф). Как мы увидим далее, пыль – это дым, штормы и яды.

Пыль – материя на самом пределе бесформенности, состояние, в котором она ближе всего к небытию;

Пыль трансгрессивна, то есть пересекает всякие границы. Философ Майкл Мардер называет ее «дыханием материального мира на пороге духовного».