Оглавление

1. К истокам Вечности
2. Предисловие
3. Глава 1. Вспоминая будущее
4. Глава 2. Соткав реальность из иллюзий

Предисловие

Герои данной книги поделятся ответами на многие вопросы, а также озвучат ещё больше их количество о вселенной Разума, о Мироздании, о Природе и духовности, о пути извечного поиска смысла, и, порой, кажущегося его отсутствия, о конструкции Ума, его власти и бессилии. Ими будут затронуты вопросы психологии, восприятия реальности и информационных технологий, физических, и не только, процессов. Будет выдвинуты гипотезы, сделано большое количество допущений, но этого требует сам предмет ими осмысливаемый.

Балансируя на рубеже безмерной сложности и многомерного упрощения, местами погружаясь в море очевидно простых и элементарных вещей, и следом же размышляя о сложных, недосягаемых для нашего осознания процессах, они попытаются вовлечь тебя, мой дорогой читатель, в невероятное путешествие по просторам фантазии. Совместно с ними тебе у тебя будет возможность связывать смыслом, на первый взгляд чужеродные процессы и явления, там, где этого возможно и уж тем более, где невозможно.

Многие найдут ответы, кто-то подтвердит или опровергнет сказанное, кого-то эта книга вдохновит на собственные поиски. Всему этому место быть, и чему я, в итоге, буду безмерно рад. В добрый Путь, мой дорого друг!

Глава 1. Вспоминая будущее

Тёплым, летним вечером, когда солнце уходя к закату прощалось до следующего дня, на сине-голубом небе раскрашивая редкие небольшие облака оранжево-красными оттенками, когда за день разогретый воздух, впитавший в себя аромат цветущей липы и пение птиц, наполнялся сладковатой прохладой, скрывающиеся под кронами деревьев и под крышами домов тени неспеша выползали, накрывая всё и готовясь ко встрече с месяцем, мир наполнялся волшебством, зачаровывая, увлекая мысли в бескрайние просторы воображения.

Приближалась ночь. Закрыв на окнах жалюзи, в темноте комнаты, играющей мягкими тенями от свечи, размышляя о неповторимости формы пламени, я пододвинул блюдце с тёплой водой и несколькими каплями пихтового масла, на край стола, одна из четырёх ножек которого была чуть расшатана. Из динамиков медиацентра изливались потоки, наполненные сочным и ритмичным узором звучания барабанов. Следуя волнам музыкальной композиции, в блюдце на поверхности воды появлялась лёгкая дрожь. Я наблюдал за этим процессом, заворожённый повторяющимися узорами, отмечая их шаблоны и отличия. Музыка, извергаясь из ближайшего к ёмкости динамика, разливалась по поверхности воды, проникая в её глубины, окутывала, растворялась в ней, рисуя бескрайние миры в каждой её молекуле. Мне казалось, это были непостижимые моему восприятию, но увлекающие моё внимание миры звуков, и вода словно позволила мне их видеть. Я стал искать закономерность в наблюдаемых узорах и частоте звучания музыки, сюда же я решил и привязать отложенные, не более чем в доли секунды, колебания пламени, порождённые мелодичным дыханием медиацентра. Время будто замедлялось, и я мог всё чётче ощутить мир звуков и теней. Удар динамика и следующая за ним волна, бегущая от края к центру блюдца, казались всё более знакомыми. Следом за ней, с лёгкой задержкой, я созерцал колебание пламени свечи, неповторимое, порой несоизмеримо с предыдущим состоянием.

Это длилось недолго, накопленная телом в течении рабочего дня усталость подталкивала меня отдохнуть и восстановить силы. Приготовив всё ко сну, оставив на столе только блюдечко с водой и маслом с ароматом леса, я отправился спать. Засыпая, задался вопросам об узорах на поверхности воды и в пламени, о постоянном стремлении их к покою, понимая и то, что покоя там не было, о восприятии мною наблюдаемых сложных форм и бессознательное упрощение их. Где границы их сложности и простоты и существуют ли? Насколько сложны эти формы так ли я вижу, как они действительно выглядит? Отчего процесс наблюдения спровоцировал в моём уме искать зависимости, причины и следствия?

Приближающийся сон мягко окутал меня, растворяя в дрёме ясность вопрошающих мыслей, и неспешно увлёк в беспамятное плавание по просторам Вселенной. Я заснул.

***

В дверь постучали. Бэн поднялся с кресла, отложил в сторону планшет и направился ко входу. За стеклом мутной мозаики в витраже двери виднелись два силуэта.

— Уважаемый доктор Купер, соизвольте поторопиться — произнёс один из гостей, — Это вами горячо любимая сестра!

Бэн открыл дверь. На пороге стояла Амелия в сопровождении ещё одной девушки. Не дожидаясь приглашения, Амелия вошла, взяв под руку спутницу, едва не наступив Бэну на ногу, что порой она делала специально, дабы подзадорить, или как он выражалась «реанимировать» её горячо любимого брата. Слегка резковатая манера общения, строгость к себе и окружающим, логичность в рассуждениях и рациональность в поступках, уверенность в себе и к месту колкий юмор делали её идеальным администратором, руководителем или владельцем какого либо серьёзного дела, кем она собственно и являлась, с лёгкостью управляясь с выставочной галереей.

— За мной Кэт, этот медведь ещё два месяца после спячки будет соображать поздороваться с нами или съесть — произнесла она, неизменно следуя выработанной с детства стратегии общения со старшим братом, эдакий безобидный иронично-сатирический укол.

— Бэнджамин, ты постоянно меня поражаешь скоростью твоего мышления и медлительностью движения, мама с папой явно что-то забыли отрегулировать! — сказала она с интонацией всезнающего медиума.

— Ну вот видишь, какой я поразительный — в очередной раз, как и всегда, не обращая внимания на её остроты в свой адрес, ответил Бэн и повернувшись в сторону второй гостьи потянулся чтобы помочь её повесить плащ.

— Знакомься — не отвлекаясь от расстёгивания молнии на правом сапоге продолжила Амелия, — Это Кэтерин Нолан, художник, писатель, дизайнер, флорист. А это — махнув шарфом в сторону Бэна, — Мой братец Бэнджамин, инженерно-гениально-ленивый домашний… кот, ну или что-то в этом роде.

— Очень приятно! — повесив плащ он протянул руку Кэт.

— Взаимно, братец Бэнджамин! — с улыбкой произнесла она, пожимая руку.

Бэн ощутил приятное тепло в этом рукопожатии, по руке помчались волны электрических импульсов, распространившись по всему телу, и вторглись в его, ещё не успевшее ничего сообразить, сознание.

— Для вас я, просто Бэн — улыбаясь в ответ сказал он, — Прошу в гостиную.

— Я же говорила он кошачьей породы! — сняв верхнюю одежду, Амелия направилась в сторону кухни, — Ты посмотри, как улыбается! Если бы это не было столь редким явлением, я бы назвала его чеширским. Хочу крепкий кофе. Кэт, ты что будешь? — уже с кухни выкрикнула она.

— Мне какао с молоком, пожалуйста — ответила Кэтерин.

— Так значит вы инженер, просто Бэн? И что вы инженерите? — обратилась она к Бэну и огоньки звёзд словно вспыхнули в её глазах. Нежный с мягким тембром, немного детский её голосок, увлекал его внимание. На мгновение задумавшись, отдавшись вторгшимся в его упорядоченный и предсказуемый мир ощущениям, тепла исходящего от её ладони, голоса что так сладко звучал, нежно-прохладного изумрудно-золотистого незнакомого аромата исходящего от неё, хозяин дома наблюдал как подсвечивалась, проникшим сквозь разноцветную мозаику, светом её стройная фигура, облачённая в изящный сарафан и шарфик. Опомнившись, приложив немало усилий чтобы вспомнить вопрос, зависший между ними и отражающийся во взгляде собеседницы, мысленно резко одёрнул себя.

— Да, в основном занимаюсь, программными комплексами, квантовыми вычислениями, да и прочим по-мелочи — ответил он.

— Не надо скромничать! — кричала с кухни Амелия, чуть побрякивая посудой, — Мой старший братец, доктор, и недавно назначен главой какой-то там лаборатории в Блэк Лэйке — гипертрофируя важность озвученного, продолжила кричать с кухни Амелия, — Но увы, доктор он ненастоящий, а научный, лечить никого не умеет, хотя порой так залечит про какую-нибудь физическую теорию или про гипотезы свои, что потом не мешало обратиться к настоящему доктору — уже с озорной интонацией продолжила она.

— Интересно. Расскажите? — обратилась Кэт к Бэнджамину.

— Вот наш кофе и горячий шоколад — вошла в гостиную с подносом ароматных напитков Амелия, — Братец, тебе я сделала травяной чай, «так как сейчас уже больше трёх дня и кофе я уже не буду пить на ночь» — Амелия передразнила Бэна, растравляя на стол чашки.

В лёгкой беседе, изрядно приправленной безобидными колкостями и шутками Амелии, зачастую в адрес старшего брата, наполненной увлекательными рассказами, раскрашенными в яркие эмоции Кэтерин, и редкими, на первый взгляд безэмоциональными вставками сухой логики и научными комментариями Бэна, прошла вторая половина дня, вплотную приблизившись к вечеру.

— Кажется мне пора домой — сказала Кэтерин, взглянув на часы, — Не заметила, как пролетело время.

Она поднялась с дивана, поправляя сарафан. Амелия посмотрела на брата, словно говоря взглядом «Ну не будь таким медлительным, братец!».

Бэнджамин задумался. Как она передаёт этот воспринятый им образ взглядом? Как он мог его понять? Откуда такая уверенность, что он правильно её понял? Или это всего лишь допущение, вероятность того, что она могла думать, а уверенность, это всего лишь выбор максимально вероятного варианта, который казался таковым по причине что он хорошо знал свою сестру и понимал, что от неё можно ожидать? Наше мнение о чём-либо могло быть всего лишь набором вероятных допущений. Интуиция…

Мгновением позже Амелия пнула его по ноге, всё также пронзая не моргающим взглядом.

— Я вас провожу — очнувшись от мыслей, выпалил Бэн.

— А я и не откажусь, уже темнеет — приняв предложение, Кэт направилась в сторону гардеробной.

Собравшись, Кэт попрощалась с Амелией, и в сопровождении Бэнджамина скрылась за дверью. Амелия собрала посуду на поднос и отправилась на кухню, погрузившись в размышления о возможном успехе её замысла. Она давно планировала познакомить их, но увлечённость Бэна работой зачастую нарушала её планы.

Кэт жила в шести кварталах. Предложение взять такси она отмела сразу, аргументировав красотой вечернего города, утвердительно и безапелляционно заявив, что каждый вечер уникальный, что конечно будет другой прекрасный вечер, но прекрасный уже совсем по-своему. Они шли по тихой улице, догоняющая их ночь, следуя след в след, готовилась укрыть город тёмным покрывалом, на что он радостно отреагировав, словно ребёнок в кровати под одеялом, взяв в руку фонарик перелистывал интересную книгу, с захватывающим разворачивающимся в его воображении прочитанным сюжетом. Они шли неспешно, Кэт взяв Бэна под руку, то расспрашивала его о работе, или интересовалась отношением к какому либо вопросу, то замолкала, погружаясь в бескрайние просторы фантазии, то словно прислушиваясь к своим ощущениям, замирала, вновь возвращаясь к разговору, окрашивая его необычайными красками комбинируя высокие эмоций. Не замечая, она всё ближе прижималась к руке, в какой-то момент Кэт уже держалась обеими руками за неё, и звёзды вокруг, казалось, начинали кружиться, напевая прекрасные песни и романсы из любимых ею мюзиклов.

Бэн, впервые в жизни ощутил бессмысленность своего «научного шума», как говорила о его рассказах Амелия, небрежно отмахиваясь и часто резко меняя тему, ощутил он и нелепость своей демонстративной важности, не замечаемое им ранее выпирающее самомнение, сейчас ему казалось не более чем бессмысленной тратой времени, энергии и внимания. Он опасался, что всё им сейчас сказанное может нарушить сказочность этого вечера, сместить тот тонкий баланс едва покачивающихся в волшебном пространстве весов. Каждое слово, мысль, изучалась им с внимательностью часовщика, дабы не допустить нарушения балансирующей гармонии этого вечера.

— «Чудесная» — подумал Бэн, наблюдая за тем, как Кэт кружится в такт лёгким ветреным вихрям, собравших листву и разбросавших её по тротуару.

— Что? — обернувшись к нему спросила Кэт, замедлившая вращение своего магического танца, — Что ты сказал?

— Ничего — медленно произнёс Бэн, перебирая в голове образы минутной давности. Он точно знал, что не произносил ничего вслух.

— Мне показалось, ты что-то сказал, но я не уверена, так как кажется я закружилась — с озорством в голосе произнесла Кэтерин, — Пока я танцевала вместе с этим весельчаком — она указала на пробежавший мимо вихрь, ухвативший с дорожки одинокий листок и унесший его прочь из под света фонаря, — Казалось что я стою в центре, а всё вокруг вращается — она сделала паузу, приподняв плечи и выпятив грудь, приняв стойку адмирала боевого фрегата, басом, на сколько это было возможно, пародируя продолжила с соответствующей интонацией Кэт, — Я центр мира! — утверждение прозвучало с хрипотцой, и выглядело это будто дюймовочка пробасила словно моряк за стойкой в портовом баре, чем вызвала улыбку Бэна и следом засмеялась сама. Её звонкий, задорный и искренний смех, увлекая за собой в безмятежную сказочность всего производящего, заставлял вибрировать сердце.

— Чудесная! — не заметив что озвучил, подумал Бэнджамин.

Кэт посмотрела на него с необычайно глубокой нежностью и теплом.

***

Решив сделать паузу и приготовить бодрящий напиток, Бэнджамин остановил воспроизведение записи последней конференции по искусственному интеллекту и сопряжёнными с ним темами. Следующим по списку докладчиков шёл всем известный профессор Ярослав Седов. Его исследования на пересечении нейропсихологии, ксенобиологии, нейрофизиологи и эфиродинамике увлекали многих учёных. Не был исключением и Бэн. Сварив кофе, положив на блюдечко пару ванильных печений он вернулся в комнату, напоминающую что-то среднее между рабочим кабинетом и комнатой отдыха, в большей степени за счёт разложенных стопками книг и журналов на рабочем столе окружённом несколькими комнатными декоративными кустарниками в человеческий рост, среди которых затерялась папоротникообразная пальма пара кресел, диван и голографический проектор, направленный в сторону свободного от всего угла.

Поставив чашку и блюдечко на свободное место матовой рабочей поверхности стола, он направился в сторону книжного шкафа и минутой позже с журналом полуторагодовалой давности развалился на кресле. Цедя малыми глотками горячий и ароматный напиток, он перелистывал журнал в поисках некогда прочитанной им статьи про квантовые исчисления. Добравшись до искомого материала, он поместил закладку и отложил в сторону. Всё также неспешно потягивая горьковатое содержимое чашки, он включил воспроизведение на проекторе, предварительно немного отмотав вперёд часть с представлением публике автора следующего доклада и его вступительную речь.

— … Таким образом, коллеги — зазвучал из динамиков квадрафонической акустической системы голос трёхмерной проекции профессора, так, что ощущалась реальность и действительное присутствие докладчика в этой комнате, — Мы различаем минимум семь уровней эволюции сознания как индивида так и социальной группы любых масштабов, от пары человек до населения Земли. Но прошу вас обратить внимание на ошибки нами допущенные. Мы исключаем из нашего, казалось бы, широкого и все-проникновенного научного взора догматично названные нами «неодушевлёнными предметами» объекты, а я посмею утверждать, что это «субъекты» живой природы. Вдумайтесь! Что за нелепо-звучащий нонсенс — «неодушевлённые предметы», подчеркну, «живой природы»? Сам термин нами выработанный гласит, что нас окружает живая мыслящая, наделённая душой, как и все мы, Природа, неотъемлемой частью которой, мы, собственно, и являемся, что, замечу, каждый из нас, прикладывая немыслимые усилия, норовит забыть вместо того, чтобы тратить эквивалентную энергию чтобы помнить.

Профессор сделал паузу, перелистнув лист доклада и глотнув воды продолжил.

— Но вернёмся к основной теме моего доклада. Эволюция сознания — говорил докладчик, обращаясь к аудитории, которую представлял в данный момент Бэн.

Вслед за словами на проекции экрана за спиной профессора сменился слайд, содержимое которого представляло собой изображение разделённое посередине вертикальной логарифмической шкалой, слева два разлинованных горизонтально наложенных друг на друга равнобедренных треугольника, совмещённые таким образом что один, будучи перевернут, вершиной упирался в центр основания другого, ассоциируясь с растянутыми по горизонтали песочными часами, справа равную им по высоте воронку расширяющуюся снизу вверх раскрашенную цветами радуги.

— На данном слайде я постарался кратко и схематично изобразить несколько вам уже известных диаграмм — говорил профессор Седов, манипулируя с пультом проектора слайдов, от чего с его каждым действием слайд будто накрывался следующим слоем оставаясь при этом видимым.

Далее шло описание семи уровней энергоцетров человека, наложенным на него изображение рассчитанных и экспериментально обнаруженных узлов вихревых токов в эфирном тороидальном энергополе, поверх всего этого располагалась пирамида потребностей со сносками и обозначениями, укрывала это многообразие схема с киматическими узорами гармонических вибраций в нескольких спектрах электромагнитных колебаний на каждом из выделенных автором уровней, для большей наглядности подкрашенные автором доклада в соответственно цветам радужной воронки.

Бэн, остановив воспроизведение голографической записи, взялся внимательно изучать обозначения, ссылки и подписанные формулы, приблизительные данные по частотам и резонансам в контурах, колеблющих эфир, сопряжённые с ними энергетические уровни, входящие в резонанс образуя идеальные гармонические ряды.

Бэн увлечённый лавинообразным ростом информации и вплетающегося в его сознание потока мыслей, что заявили о себе при изучении содержимого слайда, погрузился в их внимательное и упорядоченное измышление. Он отметил для себя, что по мере духовного развития индивида расширялся диапазон доступных частот при генерации его энергетической матрицы, что каждая из бесконечного множества голографическая проекция единого разума, будто исполнитель на сцене мироздания играет на струнах вселенского музыкального инструмента, подбирая нужный аккорд создаёт человека, яблоко, камень, стул, всё что только ему, Разуму, придёт в «голову». Приходило понимание, что всё вокруг, ни что иное как, голограмма, полученная в результате сложного, немыслимого, но осмысливаемого музыкального произведения, исполняемого бесконечно-огромным количеством музыкантов и всевозможных инструментов, являющихся единым целым, но играющих каждый свою партию. Что вся эта оркестровая группа есть проекция воображения каждого входящего в её состав. Что стремление поделить, и следующая за ним невозможность этого легко оправдывались безмерной вечной целостностью, и иллюзорной выращенной нами в нас разобщённостью.

Из гостиной пробиваясь сквозь дремучие дебри размышлений Бэна, донёсся сигнал телефона. Он встал и направился в сторону неожиданного, но ожидаемого, звонка. Звонил Александр, с новостями по запросу к ядерщикам омского университета.

***

Выдался жаркий день. Кондиционеры без остановки гнали холодный воздух безуспешно пытаясь добраться до установленной температуры