1
— Сегодня не надо выдергивать, — сообщила Нонна, села на мою кровать. — И презеров на второй заход тоже не нужно. Двадцать третий день.
— Это радует, — сказал я, разглядывая Ноннины коленки.
— Меня тоже, — подтвердила она. — Сперму полезней принимать внутрь, чем размазывать по животу.
— Или добавлять в кофе, как ты иногда любишь, — продолжил я.
Нонна закинула ногу на ногу. Полы короткого домашнего халатика –коричневого, расчерченного красными и желтыми узорами в форме осенних листьев — разошлись. Показалось белое голое бедро.
— Двадцать третий, двадцать третий, к нам бежит медведь в берете…
Семён повернул ключ в замке, прошел к окну и опустился на стул по другую сторону стола.
— Ну что? Для разгону по кофейку?
— Для разгону давайте трахаться, — возразила подруга. — А кофеек выпьем в перерыв.
— Хорошо, — за нас обоих согласился я. — В перерыв так в перерыв.
— Тогда начали.
Нонна раздернула молнию, халатик упал на кровать. В общежитии царили достаточно свободные нравы. Большинство девчонок под домашней одеждой носили только трусики, а лифчиками пренебрегали: никто не тревожился насчет случайно мелькнувших сосков. Но подруга приходила к нам в полном гарнитуре: то в белом, то в красном, то в желтом. Сегодня на ней был черный.
Причина серьезного отношения к нижнему белью крылась не в чрезмерном целомудрии. Как раз наоборот: Нонна обожала, когда мы ее раздеваем — причем на пару. Впрочем, и мы этот процесс любили не меньше.
Пересев к подружке, Семён расцепил крючки и бросил лифчик на стул. Ни под грудью, ни на плечах не осталось отпечатков. Белое тело оставалось гладким. Нонна была нормальной девчонкой, в быту — как и все — ходила полуголой, затянулась в лифчик пять минут назад специально для нас.
Я встал на колени, взялся за черные трусики. Нонна приподняла зад, чтобы мне было удобнее. Я аккуратно спустил их до низу, стараясь не зацепить накрашенные алые ноготки, отправил вслед за лифчиком. Черный треугольник лона оказался на месте, волосы радовали густотой.
Меня порой удивляло, что на голове у Нонны они были жесткими, а тут вились мягко, как у младенца. Я тронул пухлые края щели. И темных глубин дохнуло жизнью. Розовые губки уже были влажными.
— Тебе полизать? — предложил я.
— Спасибо, Миша, но я уже готова.
— Ты всегда готова, молодец.
— Раздевайтесь — и вперед.
— Кто первый? — уточнил Семён.
— Бросим на пальцах?
Не стану уточнять, по какой причине в период с двадцать первого по седьмой Ноннин «день» очередность была критичной в плане ожидаемого удовольствия. Знающий толк поймет без слов, а просвещать незнающего не вижу смысла.
— Давай я, — великодушно сказал друг.
— Спасибо, Сёма, — искренне ответил я.
Нонна встала, расправила покрывало и легла на спину. Пока Семён раздевался, путаясь нетерпеливым пенисом в джинсах, я склонился к ней, глубоко поцеловал и нежно пощипал соски.
— Все, Мишка, я тут.
Я отошел, уступая место Семёну.
