Оглавление

Апрельский снег

Несколько мужчин и женщин расположились полукругом у костра на медвежьих шкурах и пеньках. Костер горит в ванне, врытой в землю. В огне ухмыляется раскаленный докрасна бронзовый божок. Вокруг расставлены китайские фарфоровые вазы, лампы и ледяные статуи. Большой диван за их спинами похож на черный экран в деревянной раме. Еще дальше, за диваном на третьем плане стоит большая картина со Сталиным в полях. Он снисходительно наблюдает за гостями. Из-за картины выглядывают головы обслуживающего персонала.

* * *

Участники пикника подходят к берегу и смотрят на прорубь.

«Двадцать один, двадцать два, двадцать три… — скорчив широкую улыбку, считает девушка в белой шубе. — Ой, какой ужас!»

«Продолжайте, Леночка, продолжайте», — обращается к ней Николай Андреевич Чезаров — явный хозяин компании.

«Двадцать восемь, двадцать девять и… — раскрывает Лена веер, — тридцать» — шлепает она им, как хлопушкой.

Из проруби выныривает Володя, молодой человек спортивного телосложения. Чезаров щелкает пальцами, и невидимый за деревьями оркестр отмечает событие торжественным маршем. Кажется, что вокруг лес, но вдали проглядывают очертания высотки.

«Как же ты попал в такую ситуацию, если у тебя такой покровитель», — указывая на Чезарова, обращается дама (Беата) в шикарной черной шубе с огромной фетровой шляпой не по сезону к Шкловскому.

«Хочешь услышать, с чего все началось…»

* * *

Перспектива аллеи с высоткой на Красной Пресне. Наезд на окно одной из квартир высотки.

— Налей, налей бокалы полней, — поют гости в квартире генерала Шкловского, — от бутылки вина не болит голова, а болит у того…

* * *

«Кто не пьет ничего», — допивает компания на пленэре.

То тут, то там расставлены плетеные стулья и столики с вином и закусками. Гости бросают объедки в большую китайскую фарфоровую вазу. Ледяные статуи с подкрашенными губами, вставными глазами, на руках браслеты и на пальцах перстни. Лена вешает на статую бусы. С ветки свисает лампа с оранжевым абажуром. На заднем плане сияет лампа на снегу синим светом, создающим сияющее облако. Стоят старинные напольные часы.

* * *

— Интересная комбинация, — говорит генерал Шкловский, склоняясь над туалетным столиком жены. В руке у него чайный стакан в подстаканнике с коньяком. Она рассеянно переставляет флаконы, словно фигуры на шахматной доске.

Фотография на стене: сидящие на полу террасы с видом на море Берия, Хрущев и Шкловский чокаются бокалами.

* * *

«За дам прекрасных во всех отношениях, — говорит Берия, указывая на обнаженную девушку, изображающую Венеру на балюстраде, с вазой. — Шлепните ее кто-нибудь по заднице, не достаю…»

Он обнимает собутыльников за плечи, демонстрируя три лысины на фотографии.

* * *

Шкловский вынимает из стеклянного шкафа скрипку и выходит на балкон. Воздушный змей парит между ледяными статуями на площадке перед домом. С новым порывом ветра змей уносится и парит над верхушками деревьев. Пролетая над поляной с гостями, загорается, опаленный всполохом пламени костра. Пролетев еще несколько метров, змей цепляется за ветку и сгорает.

* * *

Двенадцатилетний сын генерала выкатывает глобус из квартиры и отпускает его с верхней площадки лестницы. Стоящая в нише статуя обнаженной спортсменки, готовая метнуть ядро в стену, с презрением смотрит из-за плеча.

— Маврушка-Маврушка, повернись ко мне передом, а к стене задом: угощу мороженым.

— Как тебе не стыдно? — раздается в ответ. — Все расскажу отцу, как только увижу. Понаставили тут голых задниц!

Он оборачивается и видит спускающуюся по лестнице женщину в очках.

— Да? А я расскажу всем, что ваш сын сионистский шпион, и вас всех посадят.

Женщина, хватаясь за сердце, опускается на ступеньки. Из упавшей сумки вываливаются апельсины. Мимо нее проносится глобус и скатывается по лестнице вниз.

— Космополиты безродные! — кричит он, убегая вслед за глобусом.

* * *

По полу прихожей квартиры Шкловского с противным жужжанием катится игрушечный трамвай.

* * *

Сын генерала прицепился за буфер мчащегося трамвая. Какая-то приличная женщина, умильно улыбаясь через стекло, грозит ему пальцем. Он набирает слюну и смачно плюет в нее. Она отшатывается, на ее месте появляется злющая физиономия кавказца в фуражке. Я тебе сейчас, показывает он жестами, уши оборву, на что также получает плевок в лицо. «Ас-та-анавите поезд!» — орет кавказец так, что прохожие вздрагивают. Когда трамвай останавливается, сын генерала, сделав нос, укатывает на коньках.

* * *

Генерал выходит из подъезда, натыкается на сына, который лихо подъехал на коньках ко входу, дает ему подзатыльник в шутку и идет к машине.

— Здравия желаю, товарищ генерал! — вытягивается шофер.

— Что это ты так официально?

— Мне велено вас больше не возить. Но я могу довести до трамвая.

— Дурной знак, дурной. Знаешь, что… подбрось-ка ты меня в виде исключения в одно место за городом.

— С превеликим удовольствием.

— Ты с кем теперь? — рассеянно спрашивает генерал, обозревая мелькающий пейзаж.

— С подлецом Григоровичем.

— Почему — с подлецом? Он порядочный человек.

— Для меня всякий начальник — подлец.

— И я в том числе.

— Вы исключение!

* * *

— Куда это мы заехали?

— Отъезжай на полчаса. Я тут поброжу в одиночестве. Мне нужно побыть одному.

Шкловский сходит с дороги на поляну, достает пистолет и несколько раз стреляет в разные стороны сквозь очертания веток в туман. Оборачивается и видит корову.

— Прошу прощения за причиненное беспокойство, — расшаркивается он перед коровой с брезгливо-любопытным выражением на морде и выбрасывает пистолет в воду небольшого родника. — Ну, что ты на меня так смотришь? Сказала бы что-нибудь.

— Ку! — приседает генерал, расставляя в стороны руки.

— Му-у… — отвечает корова.

— Вот и поговорили.

Он отодвигает сосновую ветку, и за ней в тумане открывается вид на руины старинного здания. Он входит в них и идет по оставшемуся целым каменному полу, разбитому на ромбы. На стенах — остатки изразцовых картин с сюжетами в стиле Сомова. Он поднимается по лестнице на второй этаж. Его рука скользит по изразцам.

* * *

«До революции там жил мой приемный отец, — рассказывает Шкловский Беате. — Я приводил тебя как-то туда».

«Да-да, припоминаю».

«Отправился я на работу, хотя знал, что не надо было идти. Надо было сразу в бега».

Уже одетый ныряльщик в офицерской форме без погон с вороном на плече подходит к костру.

«Лети, дорогой!» — отпускает он ворона.

«А-а…» — хочет сказать что-то Леночка, но осекается и молча ведет пальцем, прочерчивая траекторию полета. Присутствующие за костром аплодируют.

«Познакомьтесь, это Володя, — говорит Чезаров, представляя вылезшего из проруби человека. — Он мой охранник. Замечательно жарит шашлык из человечинки, па-ашутил, па-ашутил… из баранины! Леночка, не падайте в обморок. Володя займись барышней. Морозоустойчив и жаропрочен, как крупповская сталь. Выполнен из самых современных материалов. Прошел огонь, воды и медные трубы. Фамилия Фокс. Не подумайте, — немец. Кличка такая. Он — кошка, Черная Кошка. Не ищите Черную Кошку там, где ее нет. Шутка! Это Беаточка — наша красавица… Это Иосиф. Он на тебя имеет виды, прислушайся к тому, что он тебе скажет. Это наша уважаемая и всеми любимая актриса все знают, какого театра, а это ее муж, мой старый друг, генерал от медицины в отставке. Во временной!»

Шкловский разводит руками.

«Рано еще о возвращении звания говорить, потерпи. У него неприятности были. Ну, вызывать стали свидетелем. С кем не бывает, дело житейское. Так нет же: засуетился. Мудрову звонить стал… он его лечащий врач… а напрасно. Мудров — упырь. Он к самому, — указывает Чезаров на портрет Сталина, — как к себе заходил. Лаврентий Павлович, правда, его не жалует. Он на Алешу и настучал. Дома нужно было спокойно сидеть, а не шляться по городу…»

«Ждать своей участи?»

«Ждать, когда все перемелется».

«Время лечит», — кивает головой жена Чезарова.

* * *

Генерал входит в свой кабинет, раздевается. Он слоняется по комнате, включает и выключает лампу. «Ах, да!» — вспоминает он и идет к вешалке. Достает из шинели фляжку, подходит к портрету Сталина, приветствует его и выпивает.

— Можно к вам на подпись? — осторожно высовывается голова из-за двери.

— Вы кто?

— Я ваш новый секретарь.

— А Семенова где?

— Э-э… — разводит тот руками.

— Понятно, — произносит про себя Шкловский и подходит к окну.

* * *

— Ну, по-ни-маете, — вся ломаясь, объясняет ему медсестра, выпячивая грудь из-под распахнувшегося халатика, — я… я… я та-акая не-со-обранная… но мне кажется, что вы, если не отнесетесь ко мне предвзято…

— Поздно, барышня, поздно.

— Вовсе нет. Я хотела сказать…

— В другом смысле поздно. Не знаю, доживу ли до понедельника. Хотел застрелиться сегодня в доме моих родителей, да передумал.

— Не па-анимаю, о чем это вы? — простанывает она, останавливается, на мгновение застывает с разведенными в сторону руками. Некоторое время стоит в неподвижности и, наконец, начинает выделывать умопомрачительное балетное па.

* * *

«А мне уже не до женщин», — продолжает рассказывать Шкловский.

«Да ну?!» — изумляется его собеседница.

* * *

Шкловский берет миниатюрную, но пухлую балерину в пачке без верха, поднимает ее одной рукой, и она делает у него на лысине балетные па для развлечения подвыпивших гостей. Подбрасывает ее, но, заметив в щербине зеркала глаз, отходит. Она медленно, словно надутая воздухом, опускается на пол и изображает умирающего лебедя на ковре.

* * *

— Ваш отец занял мне денег, — говорит вошедшему в прихожую генералу с супругой человек в потрепанной старомодной одежде. — Я возвращаю вам долг.

— Долго же вы шли: отец умер тридцать лет назад, — указывает генерал на старинные часы.

— На заре ты меня не буди… — входит какая-то толстая заспанная женщина в потрепанном халате, берет у человека пачку дореволюционных купюр и уносит ее в глубину квартиры. — Все пригодится.

Сын генерала выхватывает у нее деньги и строит ей рожи:

— Щас я тебе уши пообрываю, — бросается было за ним, но застывает в облаке брошенных в нее екатеринок.

— Зачем вы сорите деньгами, молодой человек? — спрашивает один из гостей, старый еврей.

— Кому они нужны?

— Деньги есть деньги. Вы не знаете жизни. Через сто лет каждая из этих бумажек будет стоить столько, сколько на них написано.

— Вы что — хотите жить еще сто лет.

— Ха! Почему — нет?

* * *

В прихожую входит кавказец с бараном в руках, тот самый с трамвая, который гонялся за сыном генерала. Он опускает животное на пол и говорит:

— Маладэс твой отэс, — поднимает он руку вверх, а другой указывает на сына генерала, — а ты сам подлес, — и уходит.

— Эй, барана забыли! — кричит жена генерала. — Барана куда девать? Ума не приложу, куда деваться от этих подарков. Отец лечит, а они таскают сюда всякую дрянь…

* * *

Возвращаясь с работы, Шкловский подходит к высотке, но не заходит в нее, а идет к решетке, окружающей дом, приподнимает одну из чугунных копий, перелезает на другую сторону и ставит на место. Бросившийся к решетке соглядатай, пытается протиснуться сквозь густой частокол, но безуспешно.

— Тьфу! — бросает он шапку на снег. — До чего же эти враги народа ушлые, пройдошистые!

Шкловский подходит с другой стороны дома и садится на скамейку и смотрит на окна своей квартиры. Из черного круга репродуктора неподалеку металлический голос призывает к борьбе за мир: «До-по-бедного конца!» От этих слов проходящая по улице старушка останавливается и перекрещивает вначале себя, а потом, воровато оглянувшись, и репродуктор. Голос захлебывается. Генерал садится на скамейку.

— Будем знакомы, — говорит сидящий на той же скамейке человек в потрепанном ватнике, — я Троцкий. Не подумайте, — настоящий. Однофамилец, за что и сидел. Даже после того, как моего двойника убили в Мексике. Хотите, я расскажу историю моей жизни? Она поучительна. В бытность мою…

Генерал встает, протягивает ему купюру и направляется к подъезду, останавливается перед дверьми и смотрит на окна своей квартиры. «Ваши окна не там», — раздается голос. Он оборачивается, но никого вокруг нет. «Хи-хи-хи-хи», — раздается мерзкий смешок из-за двери в подъезде. Генерал смотрит вверх на одно из окон высотки и видит сына.

* * *

Сын генерала отворачивается от окна, и наблюдает за тем, как в квартире проходит обыск.

— Кем хочешь стать, малец, — спрашивает у него оперативник, — летчиком или чекистом?

— Комиссаром.

— То, что надо.

— И комиссары в пыльных шлемах… — напевает один из проходящих мимо агентов.

— Грянут громкое ура, — подхватывает следователь. — Ты знаешь, что твой отец Родину продал капиталистам. Космополитом стал безродным. Знаешь, где он прячет валюту?

— Коллекцию старинных монет? За буфетом.

— Степанчук, — укоризненно говорит следователь. — Ах, Степанчук-Степанчук! Выговор тебе. Сколько раз говорил: отодвигайте мебель.

Тяжеленный буфет с резным украшением на вершине (хохочущий Мефистофель указывает пальцем на происходящее сатирам и нимфам, которые несут его трон) медленно движется на зрителей.