Голос и воск. Звучащая художественная речь в России в 1900–1930-е годы: поэзия, звукозапись, перформанс
Живое слово: исследование авторских чтений, исполнительских практик и декламации
Звукозаписи, как и другие способы документации «живого» исполнения, часто противопоставляются самими событиям как лишенные аутентичности артефакты. Книга Валерия Золотухина стремится опровергнуть эту логику; исследуя традиции и практики поэтической декламации в России начала XX века, автор предлагает новаторский взгляд на историю литературы и перформативных искусств сквозь призму медиатеории. Опираясь на многолетнее изучение аудиальных архивов и уделяя внимание обзору новаторских исследований звучащей литературы, Золотухин анализирует пограничные перформативные жанры (например: агитационный самодеятельный театр и коллективная декламация), а также эволюции техник слушания в один из наиболее интенсивных периодов истории западноевропейской культуры. В результате перед нами оригинальная работа на стыке филологии, исследований перформанса и медиа, которая предлагает не прочесть, а услышать историю русской литературы начала ХX века. Еще одна задача, которую ставит перед собой автор, — пролить свет на механизмы культурной памяти. Ведь помехи и треск фонографического валика со временем стали условием для того, чтобы мы поверили в подлинность голосов из прошлого.
Жас шектеулері: 12+
Түпнұсқа жарияланған күн: 2024
Баспа: Новое литературное обозрение
Серия: История звука
Қағаз беттер: 327
Бұл серияда
Пікірлер3
👍Ұсынамын
💡Танымдық
🎯Пайдалы
🚀Көз ала алмайсың
Очень интересная книга!
Дәйексөздер7
Еще один пример демонстрирует работу Мейерхольда с темпоральным равновесием частей в стихе в сцене диалога Шуйского и Пушкина:
Шуйский
Да это уж не ново.
Пушкин
Погоди:
Димитрий жив.
Шуйский
Вот на! какая весть!
Царевич жив! ну подлинно чудесно.
И только-то?
Я, конечно, это сейчас утрирую, но на «Димитрий» обязательно надо сделать паузу, и тогда «жив» получает значение большой динамики. ([Мейерхольд] показывает, как надо произносить этот стих, с остановкой на «Димитрий» и слово «жив» произносит громко и быстро над ухом Шуйского). <…> Пауза, указанная Пястом, имеет право на существование не по формальным причинам, а по той причине, что эта форма появилась на свет, вследствие того содержания, которое насыщенные данные стихи понимают [465].
Шуйский
Да это уж не ново.
Пушкин
Погоди:
Димитрий жив.
Шуйский
Вот на! какая весть!
Царевич жив! ну подлинно чудесно.
И только-то?
Я, конечно, это сейчас утрирую, но на «Димитрий» обязательно надо сделать паузу, и тогда «жив» получает значение большой динамики. ([Мейерхольд] показывает, как надо произносить этот стих, с остановкой на «Димитрий» и слово «жив» произносит громко и быстро над ухом Шуйского). <…> Пауза, указанная Пястом, имеет право на существование не по формальным причинам, а по той причине, что эта форма появилась на свет, вследствие того содержания, которое насыщенные данные стихи понимают [465].
Она содержит начало сцены вранья (в спектакле — начало 7‐го эпизода, носившего название «За бутылкой толстобрюшки»)
