Оглавление

Он жизнями людскими играет филигранно,

Даря благословение священным водам Ганга…

— Скорая помощь, слушаю вас.

— Умоляю, скорее! — зазвенел в трубке молодой голос, — Моему брату плохо! Его избили, сильно… Помогите!

— Успокойтесь, пожалуйста, — с профессиональным равнодушием ответила принимающая вызов женщина и тотчас же добавила, — Имя.

В трубке ненадолго повисла тишина. Судя по всему, слова диспечера обескуражили звонившего юношу, тем самым действительно несколько успокаивая.

Наконец он осторожно кашлянул и неуверенно вопросил:

— Чье?..

Голос его на сей раз прозвучал как будто бы старше, но женщина не обратила на это внимания. К ее работе отношения это не имело.

— Больного.

— А, он Пол, — судя по голосу, незнакомец явно обрадовался.

— Фамилия, — все так же безразлично потребовала его собеседница. Выражения эмоций звонившего ее тоже не касались.

— Его фамилия? — уточнил молодой человек и, получив утвердительный ответ, почему-то задумался. Затем с ясно слышимым облегчением выпалил:

— Кирас!

— Ваше имя, — последовал почти бездушный ответ. Реакцией на него вновь стала небольшая заминка, казалось, собеседник не понимает, что ему надлежит сообщить.

— Я… — промямлил он наконец, — Я, это… Джон.

— Ваша фамилия.

Молодой человек обреченно вздохнул. Стандартный допрос уже явно начинал ему надоедать.

— Кирас, я же сказал вам — мой брат…

— Кем вы приходитесь больному? — перебила его женщина и парень едва ли не заскрежетал зубами. В голосе его, когда он отвечал, был явственно слышен гнев.

— Я его брат! Вы вообще слушаете меня? Ему плохо, а вы…

— Адрес, — холод в голосе собеседницы мигом остудил парня. Он быстро, несколько скомкано, но вполне различимо продиктовал адрес и, получив обещание, что помощь прибудет в течении десяти-пятнадцати минут, с облегчением убрал телефон от уха, сбрасывая вызов.

Что-то изменилось в нем в эту секунду. Лицо, прежде перекошенное, казалось бы, абсолютно искренним страхом, внезапно ожесточилось; тонкие губы раздвинула ядовитая усмешка.

Взгляд вмиг похолодевших глаз скользнул к дивану, где лежал действительно избитый до полусмерти человек и парень хмыкнул. Казалось, вид несчастного забавляет его.

Последний закашлялся, затем с хрипом втягивая воздух. На губах его выступила кровь.

Молодой человек широко улыбнулся и, приблизившись к дивану, присел рядом с ним на корточки. В глазах его плескалась ничем не прикрытая насмешка.

— Ну-ну-ну, не надо изображать такие страдания, — даже голос его изменился, сейчас разительно отличаясь от того, что слышала в трубке принявшая вызов сотрудница «Скорой помощи», — Машина прибудет в течении пятнадцати минут. Так что сегодня ты не умрешь, Галейн.

***

Длинный, тонкий палец, должный принадлежать скорее музыканту — скрипачу или пианисту — нежели фельдшеру «Скорой помощи», уверенно надавил на кнопку звонка возле двери нужной квартиры. Молодой человек в белом халате, обладатель тонких пальцев, слегка вздохнул и зачем-то оглянулся через плечо на стоящих позади санитаров — двух крепких парней, проведших немало часов в спортзале и нужных в бригаде лишь для переноса больных. Он знал, что нанимателю эти спортсмены обходятся довольно недешево и порою испытывал вполне обоснованное раздражение на сей счет. Конечно, нанять бравых ребят в бригаду средства имеются, а вот дополнить экипаж «Скорой» хоть какой-нибудь медсестрой…

За хлипковатой даже на вид дверью послышались тяжелые, уверенные шаги и фельдшер, отвлекшись от неприятных мыслей, переключил внимание на уже распахивающуюся створку, мимолетно удивившись тому, что хозяин квартиры даже не поинтересовался, кто за ней. В глазок посмотреть он вряд ли мог по той простой причине, что глазка на двери не было.

Между тем, уверенно распахнувший дверь молодой парень, почти уже мужчина, явственно напряженный, взволнованный и даже испуганный, увидев на пороге квартиры человека в белом халате, с облегчением выдохнул, прижимая руку к груди.

— Наконец! Идемте, скорее, док, сюда… — с этими словами он торопливо развернулся и заспешил куда-то вглубь полутемного длинного коридора.

Доктор, предпочитая пока что не реагировать на слова молодого человека, уверенно последовал за ним, на ходу изучая взглядом его спину. Любитель детективов, большой поклонник историй о Шерлоке Холмсе, он давно уже взял себе в привычку основывать впечатление о человеке на особенностях черт его внешности, посему сейчас сразу же отметил подтянутую спортивную фигуру идущего впереди парня, его «кошачью» походку, перекатывающиеся под тонкой тканью затасканной футболки мускулы, обратил внимание на длинные, стройные и явно не менее сильные ноги, могущие принадлежать профессиональному бегуну или велосипедисту, облаченные в грязноватые домашние штаны и остановил взгляд на дорогих блестящих ботинках, совершенно несоответствующих общему наряду. Несоответствие это почему-то очень не понравилось молодому фельдшеру и он, еще раз отметив для себя крепкие руки хозяина квартиры, отчего-то мимолетно порадовался компании не менее спортивных, чем тот, санитаров, следующих за ним. Пожалуй, сейчас их присутствие для него впервые было более приятным, нежели присутствие какой-нибудь медсестры.

Впрочем, как вскоре выяснилось, единственной странностью наряд молодого человека не был.

Комната, куда столь поспешно вел бригаду «Скорой помощи» хозяин квартиры, оказалась в самом конце длинного коридора, и это просто не могло не вызвать совершенно естественного изумления врача. Каким образом сильно избитый человек — а ведь в информации, переданной диспечеру, речь шла именно о побоях — сумел добраться так далеко от входа? Если же его притащили сюда, то зачем, учитывая несколько закрытых дверей, явно ведущих в другие комнаты и расположенных ближе? Или же его избивали прямо тут?..

Парень, шедший впереди, уверенно распахнул нужную дверь и, сообщив вполголоса:

— Пришли, — первым зашел в комнату. Фельдшер молча последовал за ним и, оказавшись по ту сторону двери, машинально огляделся.

Впрочем, рассматривать в не очень большой комнатке особенно было нечего — за исключением какого-то куцего огрызка стола, заваленного с трудом поддающимся идентификации хламом, да длинного дивана, на котором, почти не подавая признаков жизни, лежал больной, в ней ничего не было. Да и, надо сказать, увидев пациента, о столе молодой доктор тотчас же забыл.

Быстрым шагом он пересек комнату, выходя из-за спины своего проводника и, приблизившись к стоящему напротив входа дивану, остановился, пристально вглядываясь в и в самом деле сильно избитого мужчину на нем. Впрочем, для того, чтобы осознать собственное свое бессилие здесь, молодому человеку хватило одного взгляда. Нанесенные незнакомцу повреждения были чересчур серьезны для простого фельдшера «Скорой помощи», больного необходимо было доставить в больницу, в палату реанимации, провести некоторые обследования, быть может, потребуется даже оперативное вмешательство…

И все же молодой врач продолжал молча стоять и смотреть на лежащего перед ним человека, смотреть, не говоря ни слова и не делая ни единого движения, даже не подавая знака санитарам браться за носилки.

Нельзя сказать, чтобы его неожиданный интерес был совсем не оправдан — лежащий на диване в почти невменяемом состоянии мужчина и в самом деле представлял собою личность достаточно колоритную.

Его нельзя было бы назвать полным, но и худым он отнюдь не казался — весьма крепкого телосложения, рослый и, без сомнения, сильный, вероятно, даже очень: крепкая мускулатура выделялась даже под тканью одежды. Врач, внимательно изучающий пациента, ощутил легкий укол зависти. Сам-то он, в отличии от пострадавшего, да и от хозяина квартиры, впечатляющей мускулатурой похвастаться отнюдь не мог, да и сильным сам себя никогда особенно не считал. Эх, надо было все-таки чуть больше времени и внимания уделять ранее физической культуре…

Он вновь вгляделся в своего потенциального пациента, стремясь по привычке выхватить как можно больше характеризующих его черт и неожиданно нахмурился. Высокий, сильный, спортивный, видимо… Как при таких данных этот человек мог оказаться жертвой избиения? Чутье несостоявшегося детектива скромно намекнуло, что дело нечисто.

Кроме того, мужчина привлекал внимание и непосредственно своей внешностью, потому как кожа его была смуглой, а несколько заострившиеся сейчас черты лица вызывали смутные ассоциации с цыганами. Чуть поблескивающая в левом ухе серьга усиливала это впечатление, хотя формы была не совсем цыганской — с продетого в мочку не очень большого колечка свисал соответствующий ему по размерам католический крест с несколько удлиненной нижней частью.

Завершали портрет «цыгана» блестящие черные волосы, прядями ниспадающие на высокий лоб и пачкающиеся в крови из рассекающей бровь раны.

— Док, — сопроводивший сюда врача и санитаров парень, честно молчавший, пока первый созерцал пациента, наконец не выдержал, — Вы чего зависли? — вопрос прозвучал достаточно мягко и фельдшер, бросив быстрый взгляд на говорящего, увидел, что тот улыбается. Впрочем, стоило молодому человеку встретиться с доктором глазами, как улыбка его тотчас же сменилась беспокойством.

— Там что, что-то серьезное, да?..

Его собеседник, избегая пока что отвечать, вновь медленно перевел взгляд на пострадавшего. Кажется, при передаче информации о вызове упоминалось, что помощь к нему вызывал брат… Врач опять поднял взгляд на обеспокоенно замершего парня. Количество странностей пополнялось буквально на глазах — глядя в льдисто-голубые очи стоящего пред ним светлокожего, светловолосого юноши, он при всем желании никак не мог найти в нем ничего общего со смуглым брюнетом, что лежал на диване. Конечно, бывают разные ситуации, да и глаз пострадавшего он пока не видел, ибо они были закрыты, однако, червячок смутного недоверия, потихоньку покусывающий его изнутри, цапнул еще раз и уже значительно сильнее.

— Необходима госпитализация, — снова опуская взор, медленно вымолвил, наконец, фельдшер и, как бы оправдывая собственные слова, добавил, — Здесь я ничем не смогу ему помочь, нужны более серьезные… — он замялся, подыскивая подходящее слово и неуверенно закончил, — Меры. Провести обследования, выверить наличие внутренних повреждений… — молодой человек слегка вздохнул и, снова ненадолго умолкая, окинул пострадавшего с ног до головы профессионально внимательным взглядом. Рентген ему был не нужен — в наличии внутренних повреждений у несчастного он не сомневался.

— Но сначала я должен записать ваши данные, — завершил он свой небольшой монолог и, добыв из кармана халата сложенный вчетверо бланк, огляделся. В ближайшем окружении ничего, могущего сгодиться для письма, исключая, конечно огрызок стола, который, в общем-то, в ряды подходящих предметов тоже не попадал, не обнаружилось и доктор, вздохнув, с плохо скрытой неохотой присел на краешек дивана рядом с пострадавшим. Перспектива заполнять бланк на колене не слишком прельщала, однако, альтернативы не наблюдалось и молодой человек, на миг сжав губы, добыл из внутреннего кармана скрытого под халатом пиджака ручку, изготавливаясь писать.

— Имя и фамилия, пожалуйста.

Молодой собеседник не менее молодого доктора тяжело и явственно устало вздохнул, едва заметно поморщившись.

— Вам разве не передают информацию о вызове… что ли?

Вопрос прозвучал несколько странно и врач, у которого внезапно возникло ощущение, что парень пытается скрыть в себе умного человека и прикинуться дурачком, как-то упустил время, предполагающее его ответ. Молодой человек, принявший это, по-видимому, за отказ в ответе, с видом великомученика развел руки в стороны.

— Да че там, не трудно же… Фамилия у нас одна на двоих — Кирас. Он Пол, я Дж… — он неожиданно закашлялся, поднеся кулак ко рту, а после, явно машинально бормотнув, — Простите, — продолжил, — Джек. Я.

Фельдшер, не сказав ни слова, принялся скрупулезно заносить предоставленные ему данные в необходимые графы бланка.

Признаться честно, просьба сообщить личные данные была высказана им не без тайного умысла. Информация о вызове и в самом деле была передана молодому эскулапу, что обычно делалось именно с целью экономии времени, однако, парень, хозяин квартиры, по неясной причине внушал ему смутное недоверие и он решил просто проверить истинность его слов. Способ проверки мог бы показаться странным, однако же, плоды он принес.

Занося в бланк имя «Джек Кирас», доктор, стараясь не подавать виду, размышлял о том, что в переданной ему информации значилось несколько иное. Ложь была столь очевидна, что вызывала искреннее недоумение — зачем? Какие цели преследует этот странный юноша, представляясь то одним, то другим именем?

— Вы сказали, что фамилия у вас одна, — он задумчиво провел краем оборотной стороны ручки по губе и, стараясь не подавать виду, что питает какие-то сомнения, искоса взглянул на лжеца, — Значит, вы родственники?

«Джек Кирас» кивнул с, казалось, непогрешимой уверенностью.

— Ну да, мы братья. Я говорил же… А, ну да, вам не передали, — он чуть заметно поморщился, а затем продолжил едва ли не вызывающе, — Да еще какие братья! Родные, аж роднее не бывает! — на красивых, хотя и тонковатых губах его молнией мелькнула острая, как нож, улыбка, и парень, видимо пытаясь скрыть ее, потер нос, тотчас же старательно изображая беспокойство. Последнее отразилось даже в его голосе, из чего фельдшер сделал вывод, что вживаться в роль собеседник все-таки умеет.

— Я за него так переживаю!.. — он примолк и, покосившись на несчастного, распростертого на диване, прибавил уже совсем другим тоном, — Слушайте, док… А что, без больницы никак, да? Ну, я в том смысле, что, может, вы его тут осмотрите, какую-то помощь окажете… Дома-то болеть всегда лучше! — здесь молодой человек явно вновь хотел улыбнуться, однако, вовремя сдержался и даже нахмурился.

Фельдшер, не скрываясь, досадливо вздохнул. Он уже собирался, было, в достаточно категоричной форме уведомить умника, дающего ему ценные советы, обо всем, что думает по поводу искалеченного чьей-то безжалостной рукой человека и, вероятнее всего, прибавить, что свое дело он знает прекрасно и увидеть, где он может помочь, а где бессилен, для него не составляет труда, но в этот миг его взор упал на лежащего рядом с ним на диване мужчину. Тот тяжело, хрипло и с присвистом втянул воздух и внезапно распахнул глаза.

Врач, полагавший, что мужчина находится без сознания, ошеломленно замер. Век его был еще не так долог, но за время его он уже успел перевидать достаточно много людей, повстречать огромное количество взглядов, однако такие глаза увидел впервые. Темно-синие, глубокие, в обрамлении черных, словно уголь, ресниц, они казались двумя озерами средь темной ночи. Неясный свет, исходящий откуда-то из их глубины, как бы подсвечивающий радужку, усиливал это впечатление — в глазах несчастного, казалось, купались далекие звезды.

— Что случилось?.. — молодой фельдшер, совершенно пораженный и даже ошарашенный внезапно обращенным к нему взором, едва узнал собственный голос. В этот миг, завороженный и почти загипнотизированный невероятными глазами несчастного, он совершенно забыл, что кроме них в комнате присутствует кто-то еще. А между тем, свидетелей его изумления здесь было более, чем достаточно — двое санитаров, замерев у входа, равнодушно созерцали происходящее, а парень, назвавшийся братом пострадавшего, казался явственно недовольным поведением фельдшера. Вероятно, именно поэтому на вопрос, который доктор адресовал, собственно, скорее глазам незнакомца (в истинности сообщенного ему имени пациента он тоже сильно сомневался), нежели ему самому, блондин предпочел ответить сам, причем со странноватой поспешностью.

— Да он на какую-то тусовку поехал, — назвавшийся Джеком молодой человек довольно беспечно махнул рукой, — А там напился, сцепился с кем-то… Ну, знаете, как это бывает.

— На своем опыте знать не доводилось, — медленно проговорил врач, не сводя взгляда с синих глаз. Очередная ложь была для него более, чем очевидна — взор пострадавшего был чист, казался даже каким-то лучистым из-за черных ресниц, и единственное, что можно было в нем увидеть — это боль и странная мольба. Кроме того, насколько мог судить молодой фельдшер, удары ему были нанесены совсем даже не пьяными дилетантами — избивали мужчину профессионально и технично, со знанием дела, так сказать. Но кто и как?..

Доктор чуть заметно улыбнулся, пытаясь приободрить несчастного и, тотчас же погасив улыбку, взглянул на своего собеседника.

— Однако, мне приходилось видеть такое, приезжая на вызовы. Назовите возраст больного.

— Возраст… — хозяин квартиры явственно замялся и, подумав секунд десять, неуверенно промямлил, — Сорок… Нет, тридцать пять!

Фельдшер, только, было, изготовившийся занести в бланк указанную первой цифру, остановился, вопросительно взирая на парня.

— Так тридцать пять или сорок?

— Ну… — молодой человек вновь замялся, задумчиво облизнул губы и, почесав правую бровь, решительно сообщил, — Пишите тридцать шесть. У него день рождения скоро.

Врач медленно втянул воздух, старательно сдерживая рвущееся наружу недовольство.

— Меня интересует число полных лет.

Блондин растерянно заморгал. В голубых глазах его возникло совершенно детское, наивное изумление.

— А это что, так важно?..

— Да, — доктор, стараясь реагировать как можно спокойнее, слегка кашлянул, вновь склоняясь над бланком, — Будьте добры, назовите точное количество полных лет пострадавшего.

— Ну, я не знаю… — совсем растерялся юноша, — Вообще, тридцать пять, конечно, но у него через два дня день рождения, так что, пожалуй, и тридцать шесть…

Фельдшер сдержал вздох и, решив зайти с другой стороны, переместил руку к следующей графе бланка.

— Точная дата и год рождения.

— Его, да? — вопрос был задан с такой искренней наивностью, что доктор невольно задумался об умственной незрелости собеседника. Тем не менее, ответить он ответил, правда, ограничившись лишь резким кивком.

Парень задумался.

— Год… Это, значит, от нынешнего надо отнять тридцать пять, нет, все-таки тридцать шесть… И сколько это у нас… — он обреченно вздохнул и, разведя руки в стороны, обезоруживающе улыбнулся, — Док, а может, вы сами потом посчитаете, а? У меня от волнения мозги не варят.

Молодой врач, едва удержавшись, чтобы не поинтересоваться, варили ли у его собеседника мозги хоть когда-то раньше, на несколько мгновений закусил губу. Затем решительно поднялся на ноги, складывая бланк и убирая его вместе с ручкой в карман белого халата.

— Хорошо, — голос его прозвучал достаточно холодно, однако, скрыть это он уже не посчитал нужным, — В таком случае, мы его забираем.

Блондин испуганно прижал руки к груди.

— Куда?

— В больницу, — отрезал доктор и, тяжело вздохнув, не удержался, — Выпейте успокоительного. Вы, видимо, и в самом деле очень нервничаете.

Намек на непроходимую тупость хозяина квартиры, которую тот, будто специально, демонстрировал все чаще и чаще, был более, чем прозрачен, однако, сам юноша, по-видимому, так ничего и не понял.

— Неужели никак нельзя без больницы?

Фельдшер в упор взглянул на кажущегося и в самом деле взволнованным, собеседника.

— Если вы не хотите, чтобы ваш родной брат умер, нет.

По лицу блондина промелькнула смутная тень откровенной досады, плотно переплетенной с недовольством и он, вероятно, желая скрыть нахлынувшие на него чувства, закрыл лицо рукой. Его собеседник чуть наклонил голову набок. На среднем пальце хозяина квартиры, поймав и отразив свет небольшой люстры, ярко сверкнуло довольно массивное кольцо-печатка, увенчанное необыкновенно красивым, пронзительно синим камнем. Цвет его странным образом напоминал цвет глаз лежащего на диване мужчины.

Почему-то с первого взгляда становилось ясно, что камень настоящий и, судя по его размерам, достаточно дорогой. К бедному наряду молодого человека этот перстень подходил как валенки к мини-юбке. Дойдя в мыслях до этого сравнения, доктор недовольно мотнул головой. Что за глупости лезут в голову?

— Боже, какой кошмар… — в голосе блондина прозвучало как будто бы искреннее отчаяние, настоящий испуг и фельдшер, оторвавшись от собственных размышлений, снова обратил внимание на него, отвлекаясь от перстня на теперь уже опущенной руке, — Нет, я конечно, ну что вы… совсем-совсем нет… Я так надеялся, что получится обойтись и без этого, он так не любит больницы! — парень абсолютно натурально шмыгнул носом и неожиданно повеселел, — Ну, я тогда с вами, да? Я же не могу бросить брата одного!

Недоверие и неприязнь доктора, с самого начала по непонятной причине владевшие им в отношении этого парня, достигли апогея. Силясь скрыть их, он поспешил обратить внимание на работу санитаров, укладывающих несчастного больного на носилки и, сжав губы, отрицательно покачал головой.

— В нашей машине не так много места, — говорил он тихо, изо всех сил скрывая некоторое злорадство, так и норовящее проявиться в голосе, — Будет лучше, если вы последуете за нами самостоятельно.

— Вообще без проблем! — молодой человек, похоже, ни капельки не огорченный этой перспективой, жизнерадостно улыбнулся, проводя пальцами по светлой шевелюре и тем самым взъерошивая ее. После чего залихватски подмигнул и, отступая в сторону, дабы не мешать санитарам выносить из комнаты носилки с уже уложенным на них больным, весело прибавил:

— Вы только скажите там, чтобы не сильно гнали, идет? А то я же не угонюсь за вашим спорткаром[1]! — и, высказавшись, он радостно рассмеялся собственной глупой шутке.

Фельдшер, с нетерпением дожидающийся возможности избавиться от общества этого парня, предпочел оставить фразу без ответа.

***

В машине было жарко. Фельдшер, зашедший последним, со вздохом покосился на закрытые окна, однако, открывать их не рискнул — не хватало еще пострадавшему вдобавок ко всему заработать простуду.

Санитары, уложив последнего на койку, расположенную как раз под теми самыми окнами, благополучно покинули фургон, усаживаясь на широкое сидение рядом с водителем. Их коллега, при всем желании не поместившийся бы там, остался с пациентом один на один.

Он окинул взглядом пространство вокруг себя и мысленно усмехнулся. Да уж… Увидь тот парень обилие места внутри «Скорой помощи», он бы вряд ли согласился оставить его наедине со своим братом. При условии, конечно, что этот мужчина и в самом деле ему брат, что вызывает сильные сомнения.

Зарычал мотор и машина, дернувшись, тронулась с места. С койки донесся слабый стон. Судя по всему, рывок был чересчур резким для пострадавшего и причинил ему боль.

Фельдшер обеспокоенно склонился над пациентом, придерживаясь за край койки, чтобы не завалиться на него и, внезапно вновь наткнувшись на пронзительный взгляд невероятных глаз, немного опешил. Ему вдруг стало не по себе. Ситуация, в которую он попал, просто прибыв на один из множества вызовов, становилась с каждым мигом все более и более странной, и пристальный, изучающий взгляд больного только подчеркивал эту странность.

— Вы… — голос дрогнул и молодой человек, силясь вернуть ему былую твердость, сглотнул, прежде, чем продолжить, — Вы не волнуйтесь, сэр, мы скоро приедем и вам помогут… Все будет хорошо, не бойтесь, врачи очень хорошие, я обещаю, они…

— Заткнись, — хриплый голос, внезапно оборвавший излияния парня, заставил его и в самом деле умолкнуть, ошарашено хлопая глазами. Такого тона, такой команды, приказа от несчастного пациента он как-то не ожидал, да и вообще смутно надеялся получить от него скорее проявление признательности, чем требование молчания.

— Тебя как звать, парень? — мужчина напряженно, с хрипом втянул воздух и сделал неловкую попытку приподняться. Его собеседник, забеспокоившись за состояние пострадавшего, осторожно удержал его, не позволяя подняться.

— Вам не надо вставать, — голос зазвучал несколько более уверено, но теперь почему-то тихо и молодой человек с трудом подавил полный недовольства этим, вздох, — Это может только повредить вам, не волнуйтесь, пожа…

— Зовут тебя как? — требовательно повторил пациент, хмуря густые брови. Синие глаза его потемнели, свет, озаряющий их изнутри, стал напоминать угрожающий отблеск молнии.

— Ке… Кевин, — заикнулся фельдшер и, удостоверившись, что пациент более не планирует пытаться подняться, осторожно отпустил его, немного отстраняясь.

Мужчина, казалось, даже не заметил этого. Он задумчиво кивнул и ненадолго прикрыл глаза, не то совершенно удовлетворенный ответом, не то собираясь с силами для продолжения диалога. Как показала практика, верным был именно второй вариант.

— Слушай, Кевин… — голос его звучал все так же хрипло, но на сей раз казался более твердым, — Ты хочешь, чтобы я умер?

Кевин, абсолютно не ждавший подобных вопросов, едва не соскользнул от внезапности на пол. Машина, подпрыгнувшая на какой-то колдобине, радостно попробовала помочь ему в этом, однако, молодой человек удержался.

— Вы что! — возмущение скрыть не получилось, да он особенно и не старался, — Я хочу, чтобы вы поправились, я уверен, что вы поправитесь! С чего вы вообще…

— Меня лечить ты будешь?

Вопрос, не менее неожиданный, чем предыдущий, мгновенно погасил негодование парня, заставляя его почему-то ощутить вину.

— Нет. Нет, не я, но…

Больной с видимым трудом поднял руку и, ухватив фельдшера за ткань белого халата где-то в районе нагрудного кармана, потянул его на себя, заставляя склониться к нему. Кевин нагнулся, однако пациенту, вероятно, показалось, что недостаточно низко. Сделав над собой видимое усилие, он все-таки немного приподнялся на койке и прошептал, почти прошипел в самое ухо парню:

— Не пускай его ко мне!

— К… кого?.. — Кевин, чувствуя, что понимает в происходящем все меньше и меньше, и вместе с тем буквально кожей ощущая приближающуюся, смутно гнетущую опасность, невольно оглянулся назад, туда, где позади автомобиля остался дом пострадавшего. Если только, конечно…

— Вы имеете в виду вашего брата? — молодой человек рефлекторно понизил голос. Блондина из квартиры здесь не было, но юноше казалось, что он может услышать.

В синих глазах мелькнуло нескрываемое изумление. Больной медленно выпустил из пальцев халат фельдшера и осторожно вновь опустился на койку.

— Брата?.. — медленно повторил он и неожиданно криво ухмыльнулся. В ухмылке этой было что-то жуткое.

— Да. Ни под каким видом не пускай его, понял?

Парень нахмурился. Подозрения, питаемые им в адрес блондина, начинали получать подтверждение и подтверждение малоприятное.

— Он войдет к вам только через мой труп, обещаю, — твердо ответил юноша, сдвигая брови, чтобы выглядеть как можно более решительно. Слова были призваны подтвердить серьезность его намерений, должны были обрадовать больного, но тот почему-то снова нахмурился.

— Не говори этого. Особенно ему, — мужчина ненадолго умолк, а затем, обратив взгляд к потолку, негромко добавил, — Он способен перешагнуть через твой труп, мальчик. Не провоцируй его.

Кевин почувствовал, как вдоль позвоночника пробежал холодок. Странная ситуация стремительно обретала статус опасной и он, старающийся держаться подальше от подобных вещей, оказывался втянут в нее.

— Я… — горло перехватило и молодой человек был вынужден сделать несколько глубоких вдохов и продолжительных выдохов, дабы вернуть себе способность говорить, — Кто… кто же он?

Ответа не последовало. Пострадавший молча закрыл глаза и, слабо улыбнувшись уголком губ, неожиданно закашлялся. На губах его выступила кровь, и фельдшер заволновался. Симптомы свидетельствовали о несомненном повреждении внутренних органов, надо было спешить, но, если бы водитель прибавил скорость, машину бы затрясло так нещадно, что больному могло стать еще хуже.

— Это он вас… так?

Синие глаза распахнулись, в упор взглядывая на парня. Мужчина болезненно усмехнулся.

— Ты кажешься умным парнем… Кевин, — продолжения этой фразы не последовало, но что-то в голосе собеседника заставило молодого человека еще больше укрепиться в своих подозрениях.

— Он ведь не брат вам, верно? — услышав собственный голос как будто со стороны, юноша искренне удивился. Врач в нем сейчас явственно отступил, давая место детективу-дилетанту.

Пострадавший устало вздохнул.

— Ты хочешь знать слишком… слишком много, мальчик, — он чуть повернул голову, глядя мимо собеседника куда-то в сторону двери машины, — Это опасно.

Кевин быстро облизал губы. Прямых ответов собеседник избегал, видимо, и в самом деле опасаясь чего-то, но тем не менее уже второй раз невольно подтверждал его догадки.

— Хорошо… — задумчиво вымолвил фельдшер, — Тогда скажите хотя бы свое настоя… свое имя.

С губ мужчины слетел негромкий, сдавленный смешок. Ясно было, что небольшая оговорка парня не осталась им незамеченной, однако, похоже, по какой-то причине только позабавила его.

— Пол.

Кевин нахмурился. Неужели тот парень говорил правду?

— Кирас?

Пострадавший вновь рассмеялся, однако, тотчас же сбился на болезненный стон и хрипло выдавил:

— Галейн. Запиши как… он сказал…

Разговор прервался. Машина уже подъезжала к больнице, когда Пол Галейн снова потерял сознание. Впрочем, Кевин уже не был до конца уверен в том, что и прежде он находился в бессознательном состоянии — он ведь смотрел на него тогда, еще в квартире. Просто подавать признаков жизни в присутствии «брата» не пожелал. Хотя и словам про этого самого брата несомненно удивился…

Машина остановилась. Санитары выскочили наружу, распахнули задние двери фургона и принялись уверенно, аккуратно и слажено вытаскивать носилки с больным.

«Ладно, — подумал Кевин, наблюдая за ними, — Время покажет».

***

— Хилхэнд.

Молодой человек в накинутом на плечи белом халате, сидящий в нешироком больничном коридоре на жесткой лавочке и нервно теребящий губу, повернул голову, торопливо поднимаясь на ноги.

— Здравствуй, — он чуть кивнул подошедшему молодому мужчине, по виду немногим старше его самого и пожал протянутую руку.

— Привет, — отозвался собеседник, — Скажи, это ты вчера привез того мужика? Ну, этого… — он сделал неопределенное движение возле собственного уха, будто рисуя линию, — С серьгой. На цыгана смахивает.

— Я, — фельдшер машинально поправил немного сползающий халат и обеспокоенно нахмурился, — С ним что, что-то…

Его собеседник вздохнул.

— Не понимаю, почему ты всегда так близко к сердцу воспринимаешь каждого, кого привозишь сюда… Осторожнее бы ты, Кевин, переживать за всех — так ведь никаких нервов не хватит, — и, заметив, что собеседник явно не предрасположен менять тему, он добавил, — Все в порядке с твоим цыганом, выкарабкается, не паникуй. Тут другое… — он неожиданно замолчал, замялся, окидывая взглядом совершенно пустой коридор. Молодой человек тоже машинально оглянулся и, в отличие от говорящего, явно ничего не увидевшего, нахмурился. За одной из больших дверей с мутноватыми стеклами в верхней части, явственно мелькнула светлая шевелюра.

— В общем…

— Док! — радостный возглас давешнего блондина, прозвеневший в узком коридоре, вмиг заставил говорящего умолкнуть, а Кевина, старательно скрывая неприязнь, вопросительно приподнять брови.

Молодой человек, представившийся братом несчастного больного, в данный момент находящегося в палате реанимации, уверенным и быстрым шагом приближался к собеседникам. Лицо его озаряла радостная улыбка.

— Вот так удача, я уж и не чаял вас встретить! Я хотел… То есть, вчера-то что-то не пересеклись, — речь блондина, поначалу довольно спокойная и ровная, внезапно изменилась, казалось, что парень, говоря, перескакивает какие-то колдобины, стремясь придать словам как можно более просторечный вид, — Так вот, я, собственно, тут зашел, чтобы спросить, ну там, узнать, короче… Как мой брат? — в голубых глазах явственно читалась серьезность. Последние слова, в отличие от предшествующих им, прозвучали твердо.

Кевин насторожился. Заданный вопрос, казалось бы, не имел никакого подтекста, однако, фельдшер не без оснований подозревал, что тот здесь все-таки имеется. Как показала практика, он не ошибся.

— Состояние стабильно тяжелое, — официально-равнодушным тоном вымолвил он, — Он сейчас находится в палате реанимации, все посещения запрещены.

Стоящий позади него мужчина с некоторым удивлением покосился на столь уверенно сообщающего о том, чего, собственно, не мог знать, молодого человека, однако же, промолчал.

Блондин слегка понурился. Лицо его на несколько мгновений обрело явственно кислое выражение и, поморщившись, как от зубной боли, он, тщетно скрывая недовольство, пробормотал:

— Что, прямо совсем запрещены?.. А что насчет родного брата?

На плечо Кевину легла знакомая уверенная рука. Его собеседник, доселе предпочитавший оставаться в стороне, шагнул вперед, хмуря брови.

— Сожалею, но запрещены все посещения. Не стоит тревожить больного.

Молодой человек растерянно заморгал, демонстрируя полнейшее непонимание и самое искреннее недоумение.

— Но я же его брат!

Мужчина устало вздохнул. Видимо, общение с подобными этому парню настойчивыми родственниками было ему не в новинку и, вероятно, успело порядком надоесть.

— Тем более, — в голосе его явственно зазвенела сталь, — Вы должны понимать, что беспокоить его не следует. Это может только навредить ему, усугубить состояние… Кевин, — взгляд говорящего обратился к тому, чье плечо он все еще продолжал сжимать, — Идем, мне необходимо поговорить с тобой.

Кевин, заставив себя оторваться от созерцания немного надувшего губы, и от этого начавшего смахивать на ребенка, блондина, тряхнул головой.

— А… да, конечно… идем, да…

Парень, как раз присаживающийся на длинную узкую скамью, стоящую вдоль стены, услышав эти слова, склонил голову набок, бросая на фельдшера лукавый, заинтересованный взгляд.

— Расскажешь потом, что там да как, а, док? — с этими словами он, кривовато улыбнувшись, подмигнул.

Кевин, не найдя слов для достойного ответа на этот неожиданный выпад, молча отвернулся, направляясь следом за своим собеседником.

— Кто он такой?

Дверь палаты еще только-только закрывалась, а спутник фельдшера, почти втащивший его внутрь, уже вопросительно уставился на него, неприязненно хмурясь и ежесекундно поглядывая в сторону коридора.

— Он действительно его брат?

Кевин устало поморщился.

— Анализ ДНК я им не делал, — буркнул он и, сдерживая вздох, сам непроизвольно оглянулся на закрывшуюся только что дверь. Вездесущий блондин фельдшеру уже порядком надоел, но как от него избавиться, пока было неясно. А в свете просьбы Пола Галейна становилось понятно, что такое избавление случится еще очень нескоро.

Собеседник молодого человека на несколько мгновений сжал губы. Затем, будто завершив обдумывание чего-то крайне важного, тряхнул головой, не то отгоняя лишние мысли, не то стараясь переключить собственное внимание на что-то другое.

— Ладно, в конце концов, это не мое дело, — буркнул он и, в упор взглянув на стоящего перед ним фельдшера, нахмурился, — Тут вещи и посерьезнее имеются…

Кевин, в свой черед сдвинув брови, чуть склонил голову набок. Чутье подсказывало, что речь сейчас пойдет о состоянии привезенного им вчера мужчины; холодная логика была с ним абсолютно согласна.

— В общем… — молодой мужчина быстро огляделся, вероятно, опасаясь, как бы и здесь не выскочил из-за угла какой-нибудь интересант и, приблизив свое лицо к лицу Кевина, понизил голос, — В крови этого мужика был обнаружен «Зенар[2]».

— Что?.. — фельдшер непроизвольно отшатнулся, недоверчиво вглядываясь в лицо собеседника, — «Зенар», это же… транквилизатор, если мне не изменяет память? — и, не дожидаясь ответа, прочитав подтверждение своим словам на лице, он нахмурился еще больше, — Но он же был запрещен! Запрещен к выпуску, к продаже, его производство было прекращено, он же…

— Способен отправить человека в кому, а то и организовать летаргический сон, — спокойно подхватил мужчина, — Вероятно, кто-то знает, где достать его в обход всех ограничений. Хилхэнд, это не мое дело, но в таких случаях принято извещать полицию.

Кевин закусил губу. Он сам не мог объяснить причины своих сомнений и колебаний, не понимал, почему мысль о вызове полиции так претит ему. Тем более, что это могло бы оказаться наилучшим выходом из сложившейся ситуации — органы взяли бы под свою опеку Галейна, разобрались бы с блондином и правосудие бы восторжествовало… Но молодой человек колебался.

— Доза была рассчитана четко, — продолжал, между тем, его собеседник, словно бы и не замечая размышлений приятеля, — Мужик бы не умер от нее, но возможности двигаться был лишен. Бить его не составляло никакого труда…

— Честный бой, ничего не скажешь, — Хилхэнд стиснул зубы и, опустив голову, чуть покачал ею, радуясь возможности отвлечься от разговоров о полиции, — Я видел, как он кашлял кровью… Там, когда мы ехали, в машине.

Мужчина кивнул.

— У него сломано ребро, оно немного задевало легкое, но он справится. Кевин, слушай, я не знаю, что произошло…

— Гилберт, — не давая собеседнику закончить, молодой человек предпочел высказаться сам, натягивая, словно резиновую перчатку, на лицо улыбку, — Спасибо. Я все понял, и я… я разберусь, правда. Ты уже известил полицию?

Гилберт медленно втянул воздух. Лицо его приняло выражение несколько раздраженное, ощущалось, что слова собеседника задели какие-то особенно тонкие и чувствительные струны его души.

— Я думал, ты в курсе, что я не сую нос в чужие дела, — неспешно и весомо проговорил он, — Если тебя волнует судьба твоего подопечного — милости просим, извести сам. Я не хочу накликать лишние проблемы на свою голову, Кевин, у меня итак…

— Да-да-да, — Кевин, снова не выдержав, поспешил оборвать постепенно входящего в раж собеседника, — Прости, как твой отец?

Гилберт, моментально успокоившись, немного опустил плечи.

— Жив, — коротко ответил он, — Надеюсь, поживет еще… Но, сам понимаешь, его состояние меня заботит куда больше, чем состояние какого-то незнакомого мне цыгана. Я готов помочь, правда, Кевин, готов, но слишком лезть в это дело не хочу. В конечном итоге, это же тебя всегда привлекали расследования.

По губам Хилхэнда пробежала тонкая, утомленная улыбка. Ясно было, что собеседник, чуткий, как и всегда, уже уловил его любопытство и разгадал пока еще смутные, не до конца оформившиеся намерения.

— Я тоже не слишком-то хотел бы влезать в это дело… — медленно проговорил фельдшер, — Но этот человек, Пол… Кирас, он просил меня помочь ему. Я понимаю, это не твое дело, Гилберт, прошу только об одном — не пускай к нему никого, ладно? Никого. Кроме меня.

Его собеседник кивнул. Он был еще довольно молод, лишь на год старше самого Кевина, но заботы сильно изменили его, вынудив повзрослеть раньше времени. Теперь уже он не был готов на различного рода авантюры, как бывало прежде, во времена их совместной институтской жизни. И тем не менее, Кевин Хилхэнд, будучи единственным из тогдашних приятелей, кто оставался с ним рядом, не взирая ни на что, был дорог ему, так дорог, что он, пусть и с неохотой, но готов был немного поступиться ради него своими принципами. Даже несмотря на то, что другом назвать этого парня он никогда не мог.

И все же, молчать в сложившейся ситуации, не пытаясь переубедить старого приятеля, он не хотел.

— Всем на свете не поможешь, Кевин, — голос молодого мужчины прозвучал тихо и как-то приглушенно. Хилхэнд, уже, было, направившийся к дверям, замер, обернувшись через плечо и мягко улыбнулся.

— Это верно. Но если я не могу помочь даже тому, кто попросил меня об этом… Какой же я после этого врач?

***

— Ты хотел меня видеть.

Глаза цвета темного изумруда распахнулись, устремляясь к небольшому зеркальцу, стоящему рядом на столике. Молодой человек, отразившийся в нем, остановился, с вызовом скрещивая руки на груди и сверля не слишком довольным взглядом высокую спинку кресла. Собеседник его скрывался за ней, взгляду парня представала лишь верхняя часть темно-каштанового затылка с несколькими светлыми, словно выгоревшими на солнце прядями, и так было всегда, при каждой встрече — еще ни разу ему не удавалось увидеть его лица. И молодого человека это никогда особенно не радовало.

— Ты перестарался, — человек в кресле, прекрасно замечая недовольство собеседника, немного выпрямился, следя за тем, чтобы никакая часть его лица не отразилась в зеркальце, — Зачем было так сильно избивать его?

Парень кривовато ухмыльнулся и, придавая позе несколько насмешливый оттенок, отставил ногу в сторону, легко пожимая плечами.

— Он не хотел говорить.

Из кресла донесся смешок.

— И что же, после этого он заговорил?

Красивое лицо его собеседника помрачнело; тень, набежавшая на него, как-то по-особенному выделила четкие черты. На несколько мгновений повисло молчание.

— Нет, — наконец выдавил из себя сквозь зубы молодой человек, сдвигая брови, — Но он заговорит, можешь не сомневаться. Заговорит, чтобы мне не пришлось для этого…

— Диктор… — тонкие пальцы, сжимавшие подлокотник, взметнулись в воздух, изящным жестом касаясь виска. Казалось, у говорящего неожиданно заболела голова.

— Когда же ты поймешь, что применение грубой силы не всегда оправдывает себя? Иногда нужно выбрать обходной путь, узнать все иными способами… Найди Дикса.

Диктор удивленно моргнул. Было похоже, что подобных приказов от, очевидно, своего начальника, парень не ожидал.

— Дикса?.. — недоверчиво переспросил он, — Трес, ты никогда прежде даже не пытался выйти на него, с чего вдруг? Я, конечно, понимаю, парень умен и знающ, но и ему не может быть известно все обо всех. Тем более, что Галейн тоже не дурак — он скрывается…

— Вот и выясни, что известно Диксу о нем, — в голосе человека в кресле появились металлические нотки, — И особенно о том, что он скрывает.

Молодой человек хмыкнул и, насмешливо сузив глаза, поднес два пальца к виску, отдавая честь.

— Есть, босс.

***

Прошло несколько дней. Пол Галейн, уже вполне уверенно идущий на поправку, пока еще, по настоянию Кевина, оставался в палате реанимации. Видеть его постоянно ошивающемуся рядом блондину все также не позволялось, что последнему явно нравилось все меньше и меньше с каждым днем и что, соответственно, делало сложившуюся ситуацию все более и более опасной.

Блондину Кевин не доверял. Он видел его каждый день, понурого, грустного и усталого возле дверей палаты, однако, вместо сочувствия питал лишь все большую уверенность в его неискренности. Неизвестно, что было причиной тому — ледяной ли холод, нередко вспыхивающий в его глазах, когда он обращал взгляд к дверям палаты; острая ли улыбка, изредка скользившая по его губам, улыбка, исполненная не жестокости даже, а скорее безжалостности; а может быть, как это не странно, и кольцо на его пальце, так ярко сверкавшее в свете коридорных ламп.

Как бы там ни было, а доверия к этому парню Кевин Хилхэнд не испытывал никакого, зато все чаще ловил себя на безотчетном страхе перед ним. Что-то было в нем, что-то такое, что заставляло невольно трепетать, словно под прицелом пистолета, и вместе с тем — замирать, как кролик под взглядом удава.

И это при том, что вел себя молодой человек с ним всегда очень приветливо, очень вежливо и корректно, досаждая лишь непрестанным желанием проникнуть в палату к Полу Галейну.

В конечном итоге, Кевин не выдержал. Он не знал ничего об этом парне, решительно ничего, даже имени, ибо в сообщенное он не верил, и отсутствие какой-либо информации, а вместе с тем — понимания, с кем приходится иметь дело и, соответственно, незнание, как вести себя с ним, утомили его до такой степени, что фельдшер решил действовать.

Он, как уже упоминалось, и в самом деле питал некоторую слабость к разного рода расследованиям, болел некогда историями о Шерлоке Холмсе и сейчас, получив возможность хотя бы попытаться применить книжные знания на практике, буквально не мог удержаться. Тем более, что от этой попытки, как ему казалось, вполне могла зависеть жизнь человека, жизнь, которую этот человек доверил ему.

В свете всего этого, нет ничего удивительного, что по прошествии небольшого количества времени Кевин Хилхэнд, фельдшер со «Скорой помощи», снова оказался возле того самого дома, в одной из квартир которого и началась эта история.

Говоря начистоту, направляясь сюда, он и сам не слишком хорошо понимал, что же намерен здесь найти или выяснить. Но, как оказалось, самым сложным вопросом было вовсе не «что», а «как»…

Кевин вышел из машины — довольно старой развалюхи, передвигающейся лишь благодаря какому-то неведомому чуду, — и, щелкнув брелоком сигнализации, остановился, в раздумье созерцая подъезд. Так. Он на месте. Дальше что? Он тоскливо огляделся, силясь найти в окружающем пейзаже хоть какой-то намек, объяснение цели его прибытия, какую-нибудь подсказку от интуиции, зачем-то приведшей его сюда.

С интуицией Кевин дружил. Не раз уже ее подсказки выручали его, помогая с честью выйти из трудных ситуаций, начиная с институтских экзаменов и заканчивая его вполне, как он полагал, обоснованным недоверием к пресловутому блондину, из-за которого, по большей части, он и оказался здесь.

Не подвела она и на сей раз. Молодой человек, не особенно задумываясь над собственными действиями, обернулся, скользя взглядом по соседнему дому. Взор его остановился на небольшой табличке на двери одного из подъездов, табличке с довольно простым и привычным жителю города словом — «Домоуправление».

Фельдшер приподнял подбородок. Ответ, которого он так жаждал, был получен — где еще могут знать больше о жильцах дома, как не в конторе, управляющей и ведающей делами этого дома?

Ждать больше было нечего и молодой человек, оставив свой древний автомобиль возле памятного подъезда, уверенно зашагал в направлении упомянутой таблички.

Поначалу все шло, как по маслу.

Дверь в подъезд оказалась открыта, на первом этаже кроме необходимой Кевину конторы ничего не было… Но дальше масло, видимо, закончилось.

Итак, молодой человек вежливо стукнул костяшками пальцев по деревянной створке и, аккуратно ее приоткрыв, заглянул внутрь.

— Простите, можно?

Тяжеловесная, можно даже сказать — монументальная дама, восседающая за каким-то очень маленьким для нее столом в не менее маленькой комнате, медленно, с истинно царским величием подняла голову, взирая на непрошенного гостя. Во взгляде ее не было особенно никаких эмоций — она не негодовала, что ее отвлекли от дел, она не радовалась, что, в общем-то, в данной ситуации было бы даже странно, она изучала. Присматривалась. Решала, как вести себя, какую выбрать тактику по отношению к заглянувшему к ней юноше.

Кевин кашлянул. Молчание затягивалось, а стоять, наполовину войдя в комнату, было несколько неудобно.

— Можно?.. — неуверенно повторил он, уже начиная смутно сомневаться в успехе предприятия.

— Входите, — медленно ответствовала дама. Не ответила, а именно ответствовала — низкий голос ее был исполнен того же царского достоинства, что ощущалось во всей ее фигуре.

Кевин вошел, — осторожно ступая, чувствуя себя под прицелом острых и внимательных глаз дамы, словно на мушке револьвера; едва дыша, ощущая невольный трепет перед своей будущей собеседницей. Должно быть, ее облик и был призван вызывать такую реакцию, она должна была внушать трепет и уважение, чтобы полноценно и полноправно управлять делами вверенных ей домов, и молодой человек, отдавая себе отчет в том, что ему надлежит каким-то образом растопить окружающий ее лед, уже начинал сомневаться и в собственных способностях к обольщению. Впрочем, в них он никогда не был особенно уверен.

— Я прошу прощения… Хотел обратиться к вам с просьбой.

— Ничего не покупаем, — коротко отреагировала явно понявшая его по-своему дама.

Фельдшер сдержал вздох. Это делать после бесконечного общения с надоедливым блондином он научился мастерски.

— Нет-нет, я ничего не продаю, — Кевин улыбнулся, стараясь придать улыбке как можно больше очарования, — Я хотел спросить… Могли бы вы подсказать, в какой квартире проживает Джек Кирас? — сказал, и затаил дыхание в ожидании ответа.

Монументальная дама, по сию пору не проявлявшая способности двигаться, неожиданно пошевелилась. На чело ее набежала хмурая туча.

— Мы не предоставляем сведений о жильцах.

— Да-да-да, конечно, — видя, что вместо того, чтобы очаровать даму, он произвел на нее решительно противоположное впечатление, Кевин заторопился, — Но тут, понимаете, такая глупая ситуация возникла… Я приехал к другу, он недавно переехал и дал мне новый адрес, а в квартире, которую он называл, говорят, что таких тут нет. Вот я и подумал, может, вы могли бы…

— Молодой человек, — дама, очень явно теряя терпение, вся заколыхалась в начинающем просыпаться в ней негодовании, — Это не имеет отношения к моим прямым обязанностям, но я бы советовала вам в таком случае позвонить вашему другу и не отрывать меня от работы.

Фельдшер поник.

— Простите, я… Конечно, вы правы, но дело в том… Он пригласил меня к себе несколько дней назад, и с тех пор не отвечает на звонки, я беспокоюсь о нем! — он умоляюще прижал руки к груди, — Прошу вас… Я понимаю, вы очень занятой человек, но молю вас потратить на меня немного времени. Вдруг с ним и в самом деле что-то произошло? Я уверен, такой отзывчивый человек как вы, такая милая женщина не может остаться равнодушной в подобной ситуации…

Лесть была грубой, почти примитивной, и Кевин знал это. В целом, он уже был морально готов сдаться и, изобразив величайшую скорбь, удалиться с глаз этой непрошибаемой дамы, уверенный, что в столь примитивную ловушку она не попадется… Но она попалась.

Услышав, как вполне привлекательный молодой человек называет ее милой, дама расплылась в сладкой улыбке и даже несколько приосанилась.

— Что ж… Если ситуация и в самом деле столь серьезна… — все еще пытаясь удерживать строгий тон, пробурчала она, с тяжелым вздохом поворачиваясь к допотопному компьютеру, — Назовите еще раз имя вашего друга.

— Джек Кирас, — боясь, как бы мадам не раздумала, выпалил фельдшер.

Потекли томительные секунды, грозящие растянуться в минуты. Дама, сопя от напряжения, одним пальцем набирала на клавиатуре необходимое имя, вероятно, планируя обнаружить его в системе. Кевин, теребя по дурацкой привычке губу, нервно переминался с ноги на ногу.

Наконец, компьютер загудел и, поднатужившись, выдал какой-то ответ. Дама отрицательно покачала головой.

— На нашем участке таких жильцов нет.

Молодой человек, пытаясь куснуть себя в раздумье за губу, случайно прикусил палец, бывший в непосредственной близости от последней. Что же, это доказывает, что имя было вымышленным. Хотя…

— Как нет? Может… Может быть такое, что он просто не прописан?

Дама снова заворочалась, опять обращаясь к собеседнику.

— На нашем участке, — торжественно начала она, — Существуют определенные правила. Если жильцы позволяют кому-то проживать в их квартире на постоянной основе, его данные заносятся вот сюда, — тяжелая рука уверенно легла на монитор, — Если в компьютере этот человек не обнаружен, значит, он не проживает здесь. Кроме того, — голос ее неожиданно изменился, становясь каким-то более человеческим, — Я никогда не слышала о жильце с таким именем и фамилией, хотя работаю здесь всю жизнь. Должно быть, ваш друг что-то напутал, давая вам адрес.

Кевин невесело кивнул, соглашаясь с собеседницей.

— Должно быть… Спасибо вам и простите, что оторвал от дел.

Милостивый кивок в ответ на его слова дал молодому человеку понять, что прощение было ему даровано.

***

Время шло. Кевин сидел на лавочке у знакомого подъезда и, ковыряя мыском ботинка грязь под ногами, размышлял, что же ему делать теперь. Пока что визит сюда не оправдывал себя — личность блондина не стала хоть сколь-нибудь более ясной, даже наоборот — заволоклась еще большим туманом. Фельдшер вздохнул, поднимая взгляд к чистому небу над головой. Что ж, по крайней мере, ясно, что парня зовут не Джек Кирас. И что он тут не живет. Хотя, нет… Не живет здесь Джек Кирас, которого, скорее всего и на свете-то никогда не было, а вот насчет блондина это пока неизвестно. Но вот братом Полу Галейну он приходится вряд ли… И что же из этого следует? Да ничего. Еще больше вопросов, и по-прежнему ни единого хоть сколько-нибудь внятного ответа.

Молодой человек тяжело вздохнул и, поставив локоть на колено, оперся подбородком на кулак, изображая некую пародию на роденовского «Мыслителя». Как знать, может, в такой позе и в самом деле соображается немного лучше… Быть может, попытаться расспросить соседей? Кевин, продолжая опираться подбородком на кулак одной руки, второй рассеянно затеребил губу. Да, спросить-то их можно, но вот ответят ли они… Да еще, чего доброго, сообщат этому самому блондину, что им кто-то сильно заинтересовался, а ставить того в известность о своем любопытстве фельдшеру ой, как не хотелось.

— Простите, вы ждете кого-то?

Звонкий девичий голосок, отвлекая доморощенного детектива от рассуждений, заставил его, непроизвольно вздрогнув, приподнять голову, машинально выпрямляясь и отрывая взор от очень интересной лужи неподалеку от подъезда. Перед ним стояла, вопросительно улыбаясь, миловидная стройная девушка с каштановыми волосами ниже плеч и глубокими синими глазами.

Кевин невольно улыбнулся ей в ответ. Далеко не каждый день на него на улице обращали внимание такие привлекательные леди и, надо сказать, ее неожиданное внимание очень ему польстило.

— Да нет… — он легко пожал плечами, — Просто присел, задумался немного.

— Тогда извините, — незнакомка улыбнулась шире, — Я думала, вы ждете кого-то из жильцов.

— Нет, я… — Кевин неожиданно замолчал и, пораженный неожиданной мыслью, немного склонил голову набок, — А вы знаете их? Жильцов, я имею в виду.

Девушка неопределенно повела плечом.

— Не всех, конечно… Я живу здесь всю жизнь, но жильцы иногда меняются — переезжают, меняют квартиры, продают их, сдают… Значит, вы все же кого-то дожидаетесь?

Фельдшер почему-то улыбнулся. Причем улыбнулся так широко, как и сам не мог от себя ожидать.

— Не совсем. Я хотел бы спросить вас… Хотел бы узнать об одном молодом человеке, проживающем здесь. Быть может, вы его знаете? Он живет на третьем этаже, дверь прямо напротив лестницы. Блондин…

— С голубыми глазами, — незнакомка явственно помрачнела, опуская взгляд. Последующие ее слова прозвучали очень тихо, но юноша, тем не менее, расслышал их.

— Этого следовало ожидать…

— Простите? — скрывать, что услышал странную фразу, Кевин не пожелал. В конечном итоге, одна она уже предоставляла целое поле для построения новых догадок касательно личности блондина и, возможно, в последствии могла бы их или подтвердить, или опровергнуть.

Девушка скованно улыбнулась.

— Нет… ничего. Хотите чаю?

Вопрос был довольно неожиданным, и фельдшер на несколько мгновений откровенно растерялся, искренне пытаясь понять, хочет ли он предлагаемый напиток или все-таки не особенно. Впрочем, после недолгого совещания с собственным организмом и напоминания самому себе о том, что с утра забыл даже позавтракать, он пришел к выводу, что чая он все ж таки хочет.

— Ну… пожалуй, — он изо всех сил постарался скрыть неожиданное смущение, — Если вас это, конечно, не затруднит.

— Нисколько, — отвечала девушка тихо, не то опасаясь, что слова ее будут услышаны кем-то, кому они не были предназначены, не то боясь быть понятой превратно, — Разговаривать удобнее дома, нежели на улице. Тем более… об этом человеке. Пойдемте.

Более она не произнесла ни слова. Лишь решительно повернулась к подъезду вновь и направилась в его сторону. Лицо ее было серьезно.

Кевин, заинтригованный сверх всякой меры, поспешил следом, мысленно моля небеса лишь чтобы незнакомка вдруг не раздумала рассказывать.

По той же причине он не проронил ни слова, пока они не зашли в кабину лифта. Тонкий палец незнакомки уверенно надавил на кнопку с цифрой «3» и молодой человек насторожился.

— Так вы тоже живете на третьем этаже?

— Да, — девушка, словно чувствуя за собой какую-то вину, опустила голову, — Как раз рядом с той квартирой, где проживает интересующий вас человек.

— Тогда вы, должно быть, хорошо его знаете? — Кевин, чувствуя, как его окрыляет надежда, едва удержался от того, чтобы не обнять незнакомку на радостях. Она, словно ощутив его порыв, сделала шаг назад, прижимаясь спиной к стене.

— Его никто хорошо не знает.

Ответить мгновенно растерявшийся фельдшер не успел. Двери лифта распахнулись, выпуская их на уже знакомую ему лестничную площадку, и незнакомка, не прибавив более к своей загадочной фразе ни слова, торопливо вышла, приближаясь к одной из дверей.

Кевин, разумеется, последовал за ней.

Дверь распахнулась, девушка отступила, пропуская его и спустя несколько секунд молодой человек уже оказался в узком коридорчике небольшой квартиры, испытывая какое-то странное стеснение и почему-то чувствуя себя не в своей тарелке.

За спиной щелкнул замок. Незнакомка, зайдя следом, обстоятельно заперла дверь и, опять обратившись к своему неожиданному гостю, внезапно вздохнула.

— Извините, что не представилась. Мое имя Энни, наверное, удобнее будет беседовать, зная его.

— Пожалуй, — фельдшер чуть улыбнулся, склоняя голову в знак своего довольства состоявшимся знакомством, — Кевин.

— Рада знакомству, — Энни, почти не глядя на него, стянула легкую куртку, повесила ее в шкаф и, помявшись несколько секунд, неожиданно произнесла, — Кевин… вы ведь из полиции, я права?

— Н… — молодой человек поперхнулся от неожиданности и, интенсивно помотав головой, наконец вымолвил, — Не сказал бы. Почему вы так решили?

— Просто… Но вы детектив? — отвечать на заданный вопрос она явно не планировала, не убедившись в том, что собеседник является представителем официальных структур.

Кевин вздохнул.

— Смею вас уверить — к властям я не имею абсолютно никакого отношения. Признаться, не думал, что все-таки похож на детектива… — он на секунду закусил губу. Не взирая на произнесенные слова, то, что девушка на полном серьезе посчитала его следователем, ему льстило. В голове вновь, как и когда-то раньше, мелькнуло сомнение в правильности выбранной профессии.

— Нет?.. — Энни, и не подозревающая о мыслях своего гостя, недоуменно моргнула, — Тогда почему же вас интересует Шон Рэдзеро?

Кевин вздрогнул. Имя, никогда не слышимое прежде, произвело на него неожиданно сильное впечатление.

— Значит, так его зовут… — ответа он не ждал. Ответ был уже ясен, совершенно очевиден — образ блондина в его сознании волшебным образом мгновенно совместился с названным именем, словно бы и не существовал никогда отдельно от него. Однако, узнать об этом человеке еще какие-нибудь подробности было бы явно нелишним.

— Энни, — молодой человек, сделав над собой усилие, мягко улыбнулся, — Пожалуйста, расскажите мне о нем. Это… может оказаться довольно важным.

Повисла тишина. Казалось, Энни решала, стоит ли сообщать молодому человеку интересующую его информацию, коль скоро он не имеет отношения к силовым структурам. Решала и никак не могла решить, однако, по прошествии нескольких секунд все-таки неуверенно кивнула, направляясь к одному из дверных проемов.

— Пойдемте на кухню, — произнесла она уже на ходу, — Там будет удобнее, да и… Признаться, мне бы не хотелось беседовать о таких вещах возле входной двери.

— Вы боитесь, что он может услышать? — Кевин нахмурился, следуя за ней и заходя на небольшую, но уютную кухоньку.

Здесь все дышало покоем, все было пропитано какой-то особой, домашней негой, так желанной каждому человеку после трудного дня. Молодой человек, невольно отвлекшись от цели своего визита, огляделся, чувствуя, как губы сами растягиваются в улыбке.

Пространства здесь и в самом деле было немного, но использовано оно было столь рационально, что его недостатка совершенно не ощущалось. Несколько навесных полок, шкафчик, стол, видимо, предназначенный для приготовления пищи, обычная газовая плита, раковина, другой стол, уже обеденный и диван возле него, плотно примыкающий к углу. На окне — милые, мягкие даже на вид, нежные занавесочки; под потолком — маленькая круглая люстра. И все в одном цвете, в одной бежево-коричневой гамме «под дерево», все до невозможности просто и вместе с тем оригинально и стильно.

— Присаживайтесь, — голос девушки вновь вырвал молодого человека из размышлений, отвлекая от любования кухонькой. Он машинально кивнул и, пользуясь приглашением, присел — на самый краешек дивана, будто боясь испачкать, осквернить его своим присутствием.

Девушка, выдвинув стоящий с другой стороны стола стул, присела напротив, кладя перед собой сцепленные в замок руки. Про предложенный чай она, судя по всему, уже успела забыть, а Кевин, скромный от природы, не решался напомнить ей об этом. К тому же — рассуждал он — сейчас есть вещи куда как более важные, нежели пустой с самого утра желудок. К слову, ничего съедобного к чаю ему не обещали, а без подкрашенной водички можно было как-нибудь и пережить.

— Что вы хотите знать о нем?

Фельдшер не колебался ни мгновения.

— Все.

Она вздохнула и, явно собираясь с мыслями, погладила шелковистую на вид скатерть, выравнивая какую-то незаметную складку.

— Тогда придется начать издалека… — она бросила внимательный взгляд на явно готового к долгому рассказу собеседника и, набрав побольше воздуха, начала…

…Жила-была некогда на свете одна старушка. Старушка с довольно странной, и достаточно красивой фамилией — Рэдзеро. Жила она довольно замкнуто, с соседями никогда не общалась, за солью к ним не бегала и являлась для тех личностью, в общем-то, загадочной. У нее была дочь, носящая ту же фамилию. Был ли когда у старушки муж и куда он исчез — оставалось тайной, ибо секретов своих она никому никогда не раскрывала, держа все при себе. Жили они с дочерью тихо и мирно, внимания ничьего особенно не привлекали, производя впечатление самой, что ни на есть, простой, обычной семьи… Так продолжалось до тех пор, пока из их квартиры вдруг не понесся детский крик.

Языки во дворе замололи, обсуждая неожиданное событие. Саму старушку подозревать в грехе казалось совершенно невозможным, да и попросту нелепым, посему местные кумушки мигом поняли, что «в подоле» принесла дочурка, нагуляв дитя невесть от кого.

Пообсуждали они эту новость, обсосали ее до косточек, да и забыли, увлекшись новыми сплетнями и событиями… Время шло. Бабка с внуком — как узнали о том, что дочь ее родила именно сына, оставалось неизвестным, но у сплетников свои способы добычи информации, — иногда появлялась во дворе, поначалу вывозя ребенка на свежий воздух в коляске, а потом уже и ведя за руку. Ничего необычного в этой ситуации местные болтушки не наблюдали, изредка лишь с неодобрением бурчали, что мать мальчика могла бы и сама гулять с ним, не нагружая этими обязанностями бабку. А потом вдруг узнали еще одну потрясающую новость — мать-то паренька оказалась кукушкой, да и бросила его на попечение бедной старухи, оставила и сына, и родную мать.

Снова замололи языки, старательно обсуждая сложившуюся ситуацию, жалея бабку, ругая ее дочь, а иногда и саму старушку не обходя плохим словом, упрекая в неправильном воспитании, которое та дала своей дочери и высказывая уверенность, что и внук ее хорошим человеком не вырастет.

Мальчик же, тем временем, подрастал, становясь все старше. Особенной общительностью он, вероятно, беря пример с воспитывающей его бабушки, не отличался, — друзей ни во дворе, ни в школе не заводил, с соседями предпочитал держаться подчеркнуто вежливо и отстраненно, и в конечном итоге кумушки стали поговаривать о психической неполноценности парня, утверждая, что испортила ребенка, несомненно, сама старуха. Да и наследственностью хорошей мальчишка, по их мнению, похвастаться явно не мог.

Впрочем, никаких проблем окружающим мальчик не доставлял, чужого имущества не портил, да и учился неплохо, посему люди просто махнули на него рукой, принимая поистине соломоново решение не навязывать ему своего общества, коль скоро он в нем не нуждается.

А ребенок рос. Миновали годы, мальчик стал подростком, затем юношей, молодым человеком… И новая новость потрясла весь двор.

Неизвестно, откуда и с чего вдруг пошел такой слух, кто или что явилось его источником, но в правдивости его сомнений ни у кого не возникало: Шон — так звали парня — страшный человек, преступник. В этом утверждении все были до удивительного солидарны, хотя виды его преступлений, якобы виденные каждым из говорящих, разнились: парня называли и наркоманом, и вором, и мошенником, а кто-то утверждал, будто собственными глазами видел, как Шон убил человека. Правда, в полицию не обратился, побоявшись мести ужасного жильца. Шли разговоры о несомненной судимости парня, его стали подозревать во всех смертных грехах сразу, и теперь уже сами начали сторониться молодого человека, с опаской косясь на него.

Шон же, решительно не желая замечать изменившегося к нему отношения (а может, и вправду его не видя), продолжал вести себя точно также, как и раньше, — оставался вежлив, приветлив и неимоверно холоден. Взгляд его голубых глаз, по свидетельству многих, был подобен ведру ледяной воды, а после непродолжительной беседы с этим парнем, хотелось сейчас же закутаться в плед.

И при всем при этом местные девушки на выданье сходились во мнении, что Шон Рэдзеро — редкой красоты молодой человек. Надо признать, он и в самом деле был таким. Высокий, спортивный, сильный и подтянутый, с четкими, правильными чертами лица, с голубыми глазами и светлыми волосами, да к тому же еще и опасный — ну, разве мог он не быть привлекательным для подавляющего большинства представительниц слабого пола? А тут еще и родители запрещают общаться с этим парнем, а запретный плод манил еще издревле… В общем, отбою от девушек у Шона Рэдзеро не было.

Бабушка его продолжала изредка показываться во дворе. Из квартиры, где она обитала вместе с внуком, никогда не доносилось никакого шума, там никто не ругался, никто не кричал, сама старушка не казалась несчастной, не щеголяла следами побоев — все указывало на вполне мирную и дружную жизнь двух родичей.

И вдруг она исчезла. Люди, обнаружившие, что бабки что-то давненько не видно во дворе, да и поняв по некоторым признакам, что и в квартире она более не обитает, терялись в догадках — никаких похоронных процессий не было, гробов из квартиры не выносили, «Скорая» сюда не приезжала и бабулю не забирала, но тем не менее, видеть ее больше никто не видел.

Спрашивать ее внука побоялись. По двору зашептали, что Шон сам убил старушку, дабы получить квартиру в единоличное пользование и проворачивать там какие-то свои темные делишки, а останки-то ее, поди, ночью вывез, да и утопил где-нибудь в реке или в озере. Многие всерьез ожидали, что нет-нет, да объявят в новостях о найденном теле несчастной бабушки, но подобных объявлений так и не дождались…

— После и сам он стал появляться здесь все реже и реже, — продолжала Энни, — Встречаюсь с ним изредка, здороваюсь, как и все, но более тесно общаться, как вы понимаете, желанием не горю. Думаю, некоторая доля правды в сплетнях об этом человеке все-таки есть, мне кажется, что он приобрел квартиру где-то в другом районе, подальше от злых языков. Ну, а честным путем такую сумму денег за такой короткий срок вряд ли удалось бы заработать… — она вздохнула и, снова опустив голову, несколько виновато прибавила, — Впрочем, это только мои предположения. Сплетничать я не люблю, лезть в чужую жизнь — тоже, но держаться от него на всякий случай предпочитаю подальше. Собственно, это все, что мне известно и, я боюсь, больше о нем не знает никто.

Кевин помолчал. История, услышанная только что, произвела на молодого человека впечатление довольно противоречивое и, хоть и прояснила немного личность блондина, все же однозначно его опасности не подтвердила. Пожалуй, он сам уже знал о Шоне Рэдзеро несколько больше, чем его соседи, но до сих пор уверен в точности своих предположений не был.

— То есть, никаких звуков там, или криков вы из его квартиры не слышали? — уточнил он и, подумав, прибавил, — После исчезновения старушки, я имею в виду.

Девушка отрицательно покачала головой.

— Нет, все тихо. А стены здесь тонкие, иногда слышно даже, как в соседнем подъезде соседи ругаются… Но с его стороны всегда тишина, — она задумалась ненадолго, затем неуверенно прибавила, — Хотя шаги его я, кажется, порой слышу. Но это только доказывает, что бывать здесь он иногда продолжает, а это я знаю и так.

Кевин кивнул и задумчиво потеребил губу. То, что блондин периодически бывает в этой квартире он знал и сам, — в конечном итоге, свидетелем пребывания его здесь был лично. Но вот вопрос избиения Пола Галейна по-прежнему оставался открытым и, хотя у самого фельдшера сомнений и не вызывал, все-таки доказан ничем не был.

— Скажите, Энни… — он помолчал, покусал губу и, наконец, пристально глянув на собеседницу, немного сдвинул брови, — У Шона есть братья?

Девушка, похоже, такого вопрос