Человек он был возвышенных мыслей: любил музыку и поэзию. Когда расцветали вишни, то под сенью их ветвей грустил он о том, что скоро осыплется непрочный вишневый цвет, слагал стихи и любовался спокойным весенним небом.
Бросился прохожий к хозяину харчевни, от страха так в него и вцепился.
— Что с тобой стряслось? — спрашивает хозяин.
— Ах, ужас такой, опомниться не могу! Встретил я сейчас паломника. Попросил он посветить ему фонарем. Дескать, ноговицы у него спустились. Посветил я ему, а у него на голых икрах всюду глаза, глаза, глаза… И все сразу на меня вытаращились! И не помню, как сюда добежал! — задыхаясь, рассказывает прохожий.
— Вытаращились, говоришь? Вот так или еще сильнее?
Тут хозяин обнажил свои ноги и показал их прохожему.
Взглянул прохожий, а у хозяина на икрах тоже сверкают страшным светом множество глаз — еще страшнее, чем у паломника.
Где и как он провел следующую ночь, Коскэ и сам не знал. Настал день, и только тут он очнулся и увидел, что сидит на ступеньке какого-то храма. Принялся Коскэ рассуждать сам с собой:
— Где я? Что со мной? С чего это напало на меня такое веселье? Должно быть, причиной всему — вчерашние грибы! — И тут он увидел, что у него в узелке еще много таких грибов. Плюнул Коскэ, бросил их все до единого и снова пошел куда глаза глядят.